Новая сила

Борис Батыршин, 2022

Чужой Мир. Совсем чужой… и вместе с тем такой знакомый. Мир Летучих и Плавающих островов, мир паровых дирижаблей и остроухих нелюдей. В нем властвуют железо, пар и уголь, ненависть, страсть и… Третья, Чужая Сила. Она увлекает вверх воздушные корабли, выплёскивается огненным студнем из подвесных коконов ударных орнитоптеров, заставляет двигаться конечности штурмовых арахнидов и экзоскелетов, просачивается в мозги операторов тактических планшетов и систем управления… Это – магия. Новые приключения героев, уже знакомых по первой книге. В то время, как одни стараются помочь сородичам овладеть более совершенным земным оружием, другие, те, кто остались на Летучем острове, оказываются в эпицентре хитро закрученной интриги. И ни те, ни другие, не подозревают, что в игру вот-вот вмешается новая, могущественная сила, одинаково враждебная обоим сторонам конфликта. Яростные схватки на земле и в воздухе, сталь на сталь, магия на магию, коварство против чувства чести… война продолжается!

Часть первая. «Ветер с Севера»

I

Теллус

Китовый архипелаг

Запах в ангаре стоял специфический — острый, едучий, кислотный. Пованивало и гнилью — смесью перекисшего мясного супа и застоявшейся помойки. Фон Зеггерс поморщился: где вы, любезные обонянию воздухоплавателя ароматы машинного масла, газолина и касторки? Здесь, как торопливо объяснил Алекс, всё перебивали амбре питательной смеси для псевдомускулатуры флапперов, горячей меди и паров электролита, начинки гальванических или как их называли здесь, «лейденских» батарей. Фон Зеггерс, прослушавший в своё время три курса Инженерной школы в Париже, заинтересовался техническими достижениями чужого мира, и ему охотно продемонстрировали плоские серебристые цилиндры — аккумуляторные батареи необыкновенной ёмкости, заряжаемые серной кислотой и тонкими пористыми пластинами.

Лейтенант (после возвращения звание Алекса было подтверждено официально) объяснял, что флаппер, странный аппарат, напоминающий то ли фюзеляж цельнометаллического аэроплана, то ли гоночную машину без колёс, надо перед вылетом оснащать несколькими такими батареями. Сжатый мета-газ закачивали пыхтящим паровым компрессором в медные цилиндры, расположенные в кургузых крылышках; питательную смесь заливали через жестяную воронку в бак под сиденьями пилотов. Бак этот фон Зеггерс мог сейчас видеть во всей его красе: гофрированные металлические панели обшивки на боках флаппера отсутствовали и аппарат бесстыдно посверкивал медными внутренностями — баллонами, хитросплетениями трубок, вентилей, кранов, замысловатыми шестерёнчатыми механизмами, более всего напоминающие фантазии свихнувшегося часовщика.

Воздухоплаватель безуспешно пытался разглядеть во всей этой механической каше узлы крепления маховых перепонок — он-то поначалу решил, что крылья аппарата сняты для ремонта. Но здесь его постигло разочарование: ничего подобного у «кальмаров» (так называлась эта модель тяжёлого флаппера) не было. Механики, копавшиеся в начинке летательного аппарата, охотно разъяснили гостю, как действует движок «кальмара» — «во-о-он в тех цилиндрах из чёрной бронзы (тычок замасленным пальцем в хвостовую часть аппарата, где в паутине медных трубопроводов громоздились два массивных обтекаемых бака) гальванические разряды через четвертьсекундные интервалы, возбуждают крошечные порции мета-газа. При этом ТриЭс-субстанция порождает сильнейший импульс противотяготения, одновременно взрываясь наподобие газолиновых паров в цилиндрах двигателя внутреннего сгорания. Эффект это даёт двойной: противотяготение «подбрасывает» аппарат вверх, а струя выродившегося мета-газа, вырываясь из узкой бронзовой дюзы, создаёт тягу. Она способна разогнать «кальмар» до ста пятидесяти узлов, что делает его самым скоростным в этом мире летательным аппаратом. Платить за скорость приходится сложностью в управлении, большим расходом мета-газа, капризными механизмами и хлопотным обслуживанием на земле. Точнее, «на борту» — почти все «кальмары» числятся в составе палубных звеньев Имперского Воздушного Флота, и пилотируют их отборные пилоты, потратившие на освоение капризной техники не одну сотню часов.

— В плане маневренности «кальмары», конечно, проигрывают «осам»… — объяснял Алекс. — И уж тем более, им не сравниться с инрийскими «стрекозами» и «вивернами».

Фон Зеггерс кивнул — ему были памятны отчаянные, хотя и безнадёжные атаки инрийских аппаратов на летучего «жука-плывунца» загадочных къяррэ, неведомо откуда взявшегося в приэкваториальных широтах. Боевые инсекты зависали на месте, резко меняли направление полёта, ухитрялись даже лететь боком. Не очень-то это им помогло — один за другим, летательные аппараты инри попали под удары «жука» и расплылись редкими облачками алой пыли…

— Достоинства тяжёлых ударных флапперов, кроме скорости — солидная грузоподъёмность и высокая, по сравнению с инрийскими инсектами, живучесть. — продолжал свою лекцию лейтенант. — наше их вооружение способно разнести «виверну» с одного залпа — если попадёшь в цель, конечно.

При этих словах капитан скептически покачал головой. Знакомство с огневой мощью «кальмара» не принесло ему ничего, кроме разочарования — три гладкоствольных «ружья» немыслимого второго калибра, выбрасывающего по цели пучки оперённых стальных стрелок. Хрупким «вивернам» и «стрекозам» и того, конечно, довольно — но разве можно сравнить их с разрушительной мощью авиационных пулемётов? После каждого залпа пилоту приходится дёргать тугой рычаг, перезаряжающий все три ствола разом. На каждый полагалось полторы дюжины зарядов, уложенных в обоймы, и когда они опустеют — «кальмар» становился почти беззащитным.

«Почти», да не совсем — поправил себя фон Зеггерс. Кроме «трёхстволки», флаппер обладал ещё одним, весьма специфическим оружием: на носу, между парой куцых крылышек, торчало вперёд зловещее зазубренное лезвие шириной в два фута. Для облегчения конструкции «штык» имел сквозные прорези; по словам Алекса, его удар в состоянии рассечь «виверну» пополам. Пилот «кальмара» при этом почти не рисковал — носовая часть машины на такой случай несла лёгкую броню.

Он подошёл к «штыку» и провёл пальцем по остро отточенной кромке. Эдакая летучая открывашка — при случае и алюминиевые шпангоуты цеппелина распорет, как консервную банку.

— Наши пилоты, случалось, таранили на «кальмарах» инрийские «облачники» — Алекс словно угадал мысли спутника. — Прошивали их насквозь и вырывались с противоположной стороны. Наставлениями по воздушному бою такой приём не рекомендуется — разве что, в самом крайнем случае, и только вблизи кормовой оконечности. Там корпус поуже, чем в районе миделя, и меньше вероятность налететь на что-нибудь твёрдое. Инри часто располагают служебные помещения не в гондолах, как мы, а внутри, между гроздьями мета-газовых мешков. Напорешься, к примеру, на баки с огнестуднем — и всё, Митькой звали!

Разговаривали они по-немецки, но эту последнюю фразу Алекс произнёс на родном языке. Фон Зеггерс, которому случалось ещё до войны иметь дело с русскими инженерами и мастеровыми, его понял. Парень вообще ему нравился. Во-первых, офицер, воздухоплаватель, а во вторых — неплохо показал себя во время выпавших на их долю приключений. Впрочем, ему грех было жаловаться. Путешествие, пусть и невольное, на Летучем островке, схватки с инри, долгий путь домой на самодельном дирижабле — всё это, несомненно, лучше ледяной купели Северного моря, куда чуть не унёс его вместе со всем экипажем подбитый L-32…

В дальнем углу ангара раздался пронзительный свист, и тут же их накрыла волна горячего пара, смешанного с тошнотворной, непереносимой вонью. Фон Зеггерса чуть не вывернуло наизнанку — он едва сдержался, прижав к лицу носовой платок.

— Прочищают струями перегретого пара пустые баки из-под питательной смеси. — пояснил Алекс. Там всегда скапливаются остатки, и, если вовремя их не удалить — получается в итоге вот такая пакость. Пойдёмте-ка на воздух, вонь теперь не скоро выветрится…

И они торопливо зашагали к распахнутым настежь воротам ангара.

— Солидно вы тут обосновались. — заметил фон Зеггерс, разглядывая длинные ряды ангаров. Я-то думал — это так, временная база…

— Ну что вы, герр капитан! — Алекс от возмущения едва не поперхнулся. — База воздушного флота на Китовом архипелаге — самая крупная в КайзерРайхе. Даже Туманная гавань ей уступает… то есть, уступала раньше. А ещё тут расположен филиал Имперского Воздухоплавательного Корпуса — я сам здесь почти полгода провёл, когда учился на третьем курсе. Да вот, изволите видеть…

На высоте около полутысячи футов над дальним краем лётного поля описывал дугу средних размеров дирижабль — «корвет» по местной терминологии. Двойник «Локи», встретившего «Графа Цеппелина» над Восточным океаном, и принявшего вместе с ними бой с парой рейдеров-«облачников». А потом — дотащивший самодельный воздушный корабль на буксире до базы флота на Китовом архипелаге.

— Это «Аметист». — пояснил Алекс. — Я на нём проходил практику во время учёбы в Корпусе. Сейчас старичка снова включили в действующий состав Флота. Кое-что, конечно, доработали: вооружение, дополнительные топливные бункера, новое оборудование. Но всё равно — кораблик слишком уж… заслуженный.

Капитан кивнул. «Заслуженный» в устах его провожатого прозвучало как «старый хлам». Вообще-то, молодой человек прав — ряды Второго Воздушного Флота, изрядно поредевшие после недавних боёв, старались наполнить, чем только могли. Возвращали в строй учебные дирижабли, переделывали во вспомогательные флюгцайтрейгеры гражданские воздушные суда. Порой даже несамоходные летучие баржи обвешивали «вороньими гнёздами» с митральезами, снабжали силовыми установками, ходовыми перепонками, а то и архаичными пропеллерами — словом, всеми силами старались превратить эти летучие калоши во вспомогательные корветы, сторожевики, десантные транспорты.

«Западные Пассажирские Воздушные Линии» тоже лишились чуть ли не половины своих роскошных лайнеров — один из них, «Династия», как раз стоит в самом крупном из ангаров базы на переоборудовании. Хорошо хоть у «родственничков» (так фон Зеггерс называл потомков землян, обосновавшихся в этом мире) хватило в своё время ума пойти по пути того, настоящего Кайзерлихмарине: многие гражданские суда изначально строились с расчётом на быстрое переоснащение под военные цели.

Что ж, война только начинается — почти всё Побережье пылает, Туманная Гавань после упорных боёв пала, и даже Столица подверглась серьёзным разрушениям от двух подряд жестоких налётов. А значит — то, что привёз с собой капитан фон Зеггерс, точно пригодится.

— Вы, лейтенант, обещали показать ещё эти, как их… орнитоптеры? — напомнил он Алексу.

— «Осы», лёгкие флапперы-перехватчики. — кивнул молодой человек. — Они во-о-он в том, крайнем ангаре. Пойдём сейчас, герр капитан, или сначала заглянем в кантину? Время к полудню, скоро там будет не протолкнуться.

— Нет уж… — фон Зеггерс решительно помотал головой. — Пообедать мы ещё успеем, а сейчас — где там ваши «осы», показывайте!

В ангаре «ос» они провели около полутора часов. После хитрой механики «кальмара», этот тип флапперов показались фон Зеггерсу довольно примитивным. Но примитивность эта, как выяснилось, граничила с гениальной простотой: по словам Алекса, управлять «осой» можно научиться за несколько дней, а вот разбить её — задача почти невыполнимая. Всё дело в псевдомускульной тяге: если «кальмар» камнем рушился на землю, получив прострел «взрывного цилиндра» или исчерпав запас мета-газа, то лёгкая «оса» могла долго лететь даже с изрешеченными маховыми перепонками. Скорость, правда, падала — но уж приземлиться пилот мог всегда, если, конечно, был в сознании. Если же нет — сплошь и рядом подбитая «оса» мягко опускалась на землю на остаточной вибрации, подобно падающему осеннему листу.

Добравшись до полуразобранного привода маховых перепонок «осы», Фон Зеггерс долго изучал их устройство: мял в пальцах бледно-зелёные жгуты псевдомускулов, осматривал суставчатые шланги, по которым в них подводился питательная смесь; трогал медные трубки паропроводов, отвечавших за разогрев псевдомускулатуры в экстренном, боевом режиме. Особенно долго он рассматривал батареи — механики любезно продемонстрировали гостю разобранный элемент, и воздухоплаватель долго восхищался рабочими пластинами из пористой, превращённой в пену меди. Алекс пояснил, что этот материал имперские инженеры изобрели сравнительно недавно, и дело, разумеется, не обошлось без вездесущей ТриЭс.

Такие батареи были дороги, и к тому же имели неприятное свойство взрываться при попадании даже одиночной пули. Но дело того стоило: мощность новых источников энергии позволила удвоить полётное время флапперов. Алекс особо отметил, что инри ничем подобным не пользуются: предпочитают механике и электрике псевдо-живые элементы, хотя бы и в ущерб эффективности. Например, на «вивернах» и «стрекозах» место батарей занимали «электрические слизни» — такие же, как в мета-газовых пузырях Летучих островов.

Механик при этих объяснениях брезгливо скривился. Фон Зеггерс уже успел заметить, что большинство людей относятся к инрийским квазиживым устройствам с плохо скрываемым отвращением.

Исключение составляли студенты и магистры Академии Гросс-Ложи, помешанные на ТриЭс. Для них инри — образец для подражания, мудрая древняя цивилизация, соседи по планете. Вот и дождались, когда эти «соседи» принялись вываливать им на головы огнестудень!

— Впечатляющая у вас техника, серьёзная. — рассуждал фон Зеггерс. — Нам бы такую году эдак в шестнадцатом на Западном фронте — англичашки с лягушатниками кровью бы умылись!

Они шагали вдоль длиннющего забора, за которым возвышались огромные бочонки-газгольдеры. Из широких ворот выполз, стуча шатунами, дампфваген — на буксире он волок сразу три платформы, груженные баллонами со сжатым мета-газом. Выполз, развернулся и неспешно двинулся, посвистывая предохранительными клапанами, к ангарам флапперов.

–…одно плохо: вся она построена на использовании ТриЭс, и только на этом. Убери вашу чёртову магию, и ни флапперы, ни воздушные корабли не то, что не полетят — от земли не смогут оторваться! А я, воля ваша, предпочитаю избегать зависимости от того, чего не понимаю и с чем не могу управиться сам. С таким паровиком, к примеру… — и он указал на плюющийся струйками отработанного пара дампфваген. — А вы в состоянии, к примеру, подобрать разряды, возбуждающие этот ваш волшебный газ так, чтобы он создавал определённую подъёмную силу? Впрочем, мы с вами об этом уже беседовали — ещё на «Кримхильде», припоминаете?

Алекс вместо ответа пожал плечами. Зачем — если на борту любого воздушного корабля имеется выпускник Гросс-Ложи с лычками второго механика? Подобные вещи как раз и входят в его непосредственные обязанности.

Разговор этот действительно был уже не первым: пруссак, расхваливая их технические достижения, с крайним скепсисом отзывался о возможности использовать их в войне с инри. Да, говорил он, сравнивать ваши воздушные корабли с нашими аппаратами, неважно легче или тяжелее воздуха — всё равно, что ставить баржу рядом с клипером. Но посудите сами: ваши враги овладевают ТриЭс ещё в материнской утробе — а могут ли даже лучшие из магистров достичь хотя бы уровня рядового инри? Вот и получается, что в этой ключевой области знаний, люди всегда будут не на один, не на два — на десяток шагов позади. Что и продемонстрировал учинённый недавно разгром Второго Воздушного флота, когда остроухие нелюди неожиданно применили Тусклый Шар. И даже магистр Фламберг — уж на что знаток Третьей Силы! — и тот нисколечко не верил в перспективы победы КайзерРайха. «Главная проблема инри, — рассуждал он — это малая численность х расы. Но когда они научатся выращивать из человеческого материала воинов-рабов, верных, не рассуждающих, неспособных предать своих создателей — КайзерРайху, а вместе с ним, и всей человеческой расе придётся туго. И это, с учётом власти над живой материей, которую дает остроухим Третья Сила — вопрос ближайших нескольких лет…»

Но это было раньше. Сейчас лучшие имперские инженеры по винтику разобрали образцы оружия и двигатели, попавшие к ним со Старой Земли, которую их предки покинули много поколений назад. И если удастся приспособить их к реалиям Теллуса — расу инри ждут крайне неприятные сюрпризы. Один из вооружённых по-новому «кальмаров» уже здесь, на базе, и уже сегодня половине дня им с фон Зеггерсом предстоит опробовать его в воздухе. Но пока день только-только перевалил за экватор, и потребности молодого, полного сил организма, настойчиво дают о себе знать.

— Давайте всё же пообедаем, герр капитан! — предложил Алекс, и ни с того ни с сего, вспомнил их обеды на верхней палубе «Кримхильды»: изысканные блюда, которыми потчевал гостей кок, стол на двенадцать кувретов и Елену — он всегда старался устроиться рядом с ней, чтобы без помех насладиться застольной беседой. Сейчас Елена, наверное, обедает в папенькином особняке, в Новой Онеге…

— А что, пожалуй, и пора! — согласился фон Зеггерс. — Техника от нас никуда не денется, а вот кишки уже подводит. С утра маковой росины во рту не было!

И они, непринуждённо беседуя, направились к офицерской кантине.

Спокойно пообедать им не дали — и это было тем более обидно, что кухня в кантине оказалась выше всяких похвал, а обслуживание почти не уступало лучшим берлинским ресторанам. Фон Зеггерс едва успел разделаться с жарким и нацелился на десерт, когда лощёный официант подал Алексу на серебряном подносе записку. Лейтенант торопливо развернул её, пробежал глазами — и выругался. Капитан с интересом покосился обычно сдержанного спутника — что это могло вывести его из себя?

— Надо торопиться. — пояснил Алекс. — Гросс-адмирал полтора часа назад покинул базу на корвете «Регентруда», и хочет, чтобы мы с вами перегнали к ним на борт переоборудованный «кальмар» — двухместный, с новым вооружением. Служба управления полётами требует, чтобы мы стартовали не позже, чем через четверть часа — потом все катапульты будет заняты. Плановые вылеты, никто ради нас не станет ломать график.

Фон Зеггерс кивнул. Он уже знал, что флапперы для экономии бортового запаса мета-газа обычно стартовали с помощью паровых катапульт. Алекс подозвал официанта и велел упаковать нетронутый десерт в картонную коробку, присовокупив к нему полдюжины сэндвичей и двухлитровый термос с кофе — над морем им предстояло провести не меньше трёх часов. После чего направились в домик для лётного состава — надо было ещё натянуть на себя кожаные лётные костюмы, шлемы с очками-консервами, подобрать пробковые жилеты, и подогнать ремни ранцев с «крыльями». По поводу последних фон Зеггерс испытывал некоторые сомнения: ему ещё не приходилось опробовать это устройство, напоминающее парашюты, имевшиеся на борту L-32. Алекс настоял — без штатных средств спасения, заявил он, капитана попросту не допустят к полётам, инструкция на этот счёт строжайшая. А пользоваться «крылом» не так уж сложно: надо только выброситься из кабины и дёрнуть за большое металлическое кольцо, прикреплённое к лямке. А дальше ветер и треугольный парус из паучьего шёлка сделают своё дело. Если повезёт, конечно.

Лейтенант потрогал заглушки, установленные в носу «кальмара» — на фоне крашенного в алый цвет алюминия деревянные нашлёпки смотрелись довольно-таки аляповато.

— Гросс-адмирал будет недоволен. Он-то хотел увидеть полностью перевооружённую машину, а тут…

— Ничего, переживёт — буркнул фон Зеггерс. Бравый пруссак не испытывал к местному начальству особого пиетета — как, впрочем, и к любому другому, за исключением, разве что, самого кайзера. — Пусть скажет спасибо, что турель успели смонтировать. А с курсовыми пулемётами возни ещё на неделю, особенно с системой перезарядки.

Капитан знал, что говорит — вооружение на модифицированный флаппер монтировали под его руководством. «Мадсены» в кабине стрелка-бомбардира кабине были готовы, их требовалось только опробовать в полёте. Три «риккерса» (вернее, их копии, изготовленные по привезённому образцу местными оружейниками) ждали своего часа в мастерской. Фон Зеггерс не хотел позориться, демонстрируя гросс-адмиралу сырую конструкцию.

Он забрался в кокпит, повозился, устраиваясь. Пристегнул ремни, упёрся ногами в пол и провернул турель на триста шестьдесят градусов. Покачал спарку пулемётов на подъёмной дуге и удовлетворённо кивнул — получилось удобнее, чем в «Румплере» C.III, на котором ему довелось сделать несколько вылетов в качестве стрелка-наблюдателя. Вообще в кабине флаппера фон Зеггерс чувствовал себя гораздо увереннее, нежели в привычных фанерно-перкалевых аэропланах. Гофрированный металл, солидная рама из толстых алюминиевых профилей и труб — чувствовалось, что аппарат рассчитан на солидные нагрузки. Пожалуй, такой действительно мог бы с разгону пронизать насквозь корпус дирижабля. Не цеппелин, конечно, а вот британский «блимп» с его мягкой конструкцией — запросто. И не понадобится даже штык-таран, который на опытном «кальмаре» отсутствовал. Цельнометаллический аппарат, разогнавшийся в пикировании до полутра сотен узлов, легко пропорет как ткань корпуса, так и плёнку-бодрюш газовых емкостей и баллонетов.

— Готовы, герр капитан?

— Алекс обернулся к напарнику. Физиономия сияющая, массивные, в медной оправе очки-гогглы сдвинуты на лоб.

— Яволь, герр лейтенант! — отозвался пруссак. Звания — званиями, а главный на борту аппарата — пилот.

Шестеро солдат навалились на тележку, на которой был закреплён флаппер, и с кряхтением вкатили её на аппарель. Механик подсоединил раме трос, дёрнул рычаг — пронзительно зашипел пар в цилиндрах катапульты, трос натянулся и задрожал, как струна.

— Готово!

Алекс сдвинул на лицо гогглы и махнул рукой. Техники отскочили подальше от тележки, старший механик каркнул «Берегись!» и с натугой провернул большой рычаг. Снова шипение, переходящее в оглушительный свист, тележка срывается с места и с сумасшедшим ускорением летит вверх, по крутой дуге рельсов, проложенных по решётчатой деревянной аппарели. Перегрузка вдавливает Алекса и фон Зеггерса в спинки сидений, лязг под полом — и флаппер камнем из пращи срывается с катапульты. И сразу двойной хлопок и мелкая дрожь за спиной — сработали взрывные цилиндры, превращая порции мета-газа в импульсы противотяготения и реактивной тяги. «Кальмар» набирал высоту по пологой дуге, и Алекс, не удержавшись, завопил от восторга и крутанул аппарат в восходящей полубочке. Внизу опрокидывалась разлапистая, похожая на чудовищную амёбу, блямба острова, утыканная причальными мачтами и решётчатыми пандусами стартовых катапульт. А за ним, до самого горизонта виднелся только океан с редко разбросанными островками, белыми мазками парусов и лениво дымящими на якорных стоянках панцеркройцерами и клиперами Кайзерлихмарине.

II

Теллус, К айзерРайх, Новая Ладога

— Желаю господам с приятностью провести время!

Пассажирский помощник говорил по-русски. Здесь, на борту пакетбота, совершавшего регулярные рейсы в Новую Онегу, этот язык звучал чаще, чем другие. И это было странно для Елены, даже дома предпочитавшей говорить на хохдойче. Впрочем, родным для себя языком она владела в совершенстве. Вот и сейчас: мило улыбнулась, по-русски попрощалась с моряком и спустилась по трапу, старательно — не хватало ещё споткнуться на глазах у здешней публики! — держась за канаты ограждения.

Девушка нечасто была на «земле предков» — так, с некоторой иронией, она называла края, где появилась на свет, и где прошли первые два года её жизни. Слишком уж разительный контраст составлял здешний холодный, дождливый климат с курортным Побережьем; слишком уж Новая Онега — низкая, бревенчатая, с тротуарами, мощёными лиственничными плахами — не походила на парадную, в колоннах, статуях и булыжных мостовых, Столицу Империи. И люди, конечно — мало походившие что на чопорных, склонных к официозу, столичных жителей, что на шумных, безалаберных обитателей университетского городка Туманной Гавани.

Это воспоминание болезненно кольнуло Елену. Сейчас в Туманной Гавани хозяйничают инри, а Столица, сердце КайзерРайха до сих пор дымится от страшных пожаров. Потому-то её отец, профессор Смольский, и настоял на отъезде — Побережье охвачено войной, воздушные и подводные рейдеры-разведчики инри прорываются даже к Китовому архипелагу. Северные провинции, населённые потомками русских «переселенцев» — настоящий островок спокойствия, люди бегут сюда и из Столицы и из других крупных городов. Так что и общество тут, скорее всего, будет знакомое Столице — только бы поскорее привели в порядок их старый городской дом, который профессор с семьёй не посещали верных три года. Этим сейчас занята мать Елены, немолодая, но весьма энергичная особа, которая не стала дожидаться возвращения супруга из экспедиции, а сразу по их отбытии, уехала на Север, покинув Туманную Гавань — чем избежала ужасов бомбёжек, мятежей, уличных боёв и последующей инрийской оккупации.

Елена сошла на пирс и остановилась, поджидая отца. Низкое небо Новой Онеги готово было вот-вот разразиться дождиком. Чёрные мачты рыбацких судов, торговых шхун, коммерческих пароходиков и парусников вздымались, словно лес, а над ними, в узком зазоре между морем и свинцово-серой пеленой облаков неторопливо разворачивался большой дирижабль. Старьё, хлам машинально отметила Елена — вон как трещат маховые перепонки…. Да и дым валит чересчур жирными клубами — то ли топливные брикеты дрянные, то ли машинисты мышей не ловят… Но удивляться тут нечему: все приличные воздушные суда мобилизованы, ими затыкают дыры в Воздушном Флоте КайзерРайха, изрядно потрёпанного в недавних воздушных баталиях. А вместе с ними взяты на службу и команды, и уж механики-то в первую очередь… Небо Севера долго ещё будет пустым.

За спиной медно, протяжно зазвенело. Елена обернулась — ожили, отбивая полдень, часы на башенке Морского вокзала. Она подозвала мальчишку-газетчика, сунула ему монету в три пфеннига и развернула «Ново-Онежские ведомости» — самую крупную газету провинции, выходящую на русском языке. Пробежала наскоро одну статью, другую — и замерла, зацепившись взглядом за заметку в подвале второй полосы. А секунду спустя уже кричала, маша рукой, отцу, замешкавшемуся на борту пакетбота.

— Батюшка! Скорее, спускайтесь! В газете такое пишут — ахнете!..

«…Фёдор Лямкин, житель станицы Загорищенская, отставной унтер-офицер Кайзерлихмарине, подобран охотниками в трёх верстах от упомянутого села в бессознательном состоянии. Судя по рассказам односельчан, пострадавший вёл замкнутую жизнь в отдалённом таёжном зимовье и посещал Загорищенское изредка, для закупки припасов. На теле Фёдора Лямкина обнаружены химические ожоги и иные повреждения, характерные, согласно заключению сельского фельдшера, оказавшего ему первую помощь, для ручного оружия инри. Когда пострадавший приходил в себя, он рассказывал о виденном над тайгой гигантском летающем жуке, а так же об уничтоженных оным «жуком» инрийских боевых «облачниках». В подтверждение последнего Фёдор Лямкин предъявил берестяной туес с мёдом диких пчёл, в котором сохранилась отрезанная голова одного из нелюдей. Ужасный этот трофей был осмотрен казачьим урядником станицы вместе с прибывшим из уездного города полицейским чином, о чём был составлен надлежащий протокол. Попытки выяснить у пострадавшего, где именно он раздобыл голову, успеха не принесли, поскольку тот впал в тяжкое забытьё, в каковом и пребывает до сего времени. Губернатор Новой Онеги распорядился провести подробное следствие, для чего назначен чиновник по особым поручениям, долженствующий отбыть в станицу Загорищенская в самом скором времени. На вопрос, заданный корреспондентом нашей газеты: «а почему пострадавшего не доставят в Новую Онегу, где им могли бы заняться врачи Имперского Госпиталя?» упомянутый чиновник дал разъяснение, что Фёдор Лямкин пребывает сейчас в столь тяжком состоянии, что попытки перемещать его, несомненно, приведут к летальному исходу.

Необходимо добавить, что ничего подобного до сих пор в Загорье замечено не было, и если бы не упомянутая выше голова (согласно данным упомянутого полицейского протокола, отделённая от туловища не больше недели назад), то всё это можно было бы смело списать на бредовые галлюцинации. Однако, и страшный этот трофей, как и характер ранений самого Лямкина заставляют делать самые худшие предположения…»

— Что за вздор! — Елена очаровательно наморщила носик. — И чего только не придумают эти газетчики! Отрезанная голова в меду — кто, скажите на милость, в такое поверит?

Они беседовали на заднем сиденье открытого дампфвагена — губернатор, заранее поставленный в известность о прибытии профессора Смольского, послал на пристань адъютанта с транспортом для встречи высокопоставленного земляка. И теперь попыхивающий паром экипаж бодро катился по деревянным мостовым в сторону кварталов, где обитали имперские чиновники, семьи офицеров, купцы и промышленники — их в Новой Онеге всегда было хоть пруд пруди. Елена озиралась по сторонам и чувствовала, как настроение её постепенно улучшается. Дома здесь архитектурой больше напоминали Столицу, как и витрины магазинов, и облик прогуливающейся по тротуарам «чистой» публики; по мостовым пыхтели многочисленные дампфвагены, один раз мелькнуло даже огромное колесо, внутри которого на маленьком кожаном сиденье устроился человек, и паровичок за его спиной отчаянно плевался струйками дыма. Айнрад, юркий, быстрый механизм, потеснивший в крупнейших городах КайзерРайха верховых лошадей… То там, то тут мелькали разносчики и уличные торговцы на скрипучих «прыгунцах». А ведь три года назад, припомнила Елена, их не было вовсе — только старомодные лотошники в белых фартуках и с деревянными коробами на груди, во весь голос расхваливающие свой товар.

— Не скажи, милая моя, не скажи! — профессор аккуратно сложил газету и убрал её в саквояж. — Способ сохранения мёртвых тел в меду известен ещё с древних времён, да и в наше время нередко применяется жителями Загорья. Что до репортёрских выдумок — «Ново-Онежские Ведомости» издание солидное и в штучках, приличествующих бульварных листках до сих пор замечено не было. Да и в самой статье достаточно много правдоподобных деталей — например, летающий жук, сбивающий «облачники» инри. Тебе самой ничего не напоминает?

Елена неохотно кивнула. Разумеется, она помнила рассказы фон Зеггерса и его товарищей о схватке гигантского «жука-плывунца» с двумя патрульными «облачниками» — схватке, закончившейся для последних полным разгромом. Но откуда воздушный корабль таинственной расы къяррэ, которых в КайзерРайхе никто и в глаза-то не видел, взялся на Севере, да ещё и далеко за Восточным Хребтом?

— Надо бы хорошенько разобраться в этой истории. — задумчиво произнёс профессор. — Вот отдохнём немного, пообедаем — а под вечер нанесу визит губернатору. Ты как, со мной?

Елена, не раздумывая, кивнула. Конечно, она отправится с отцом! После недавнего путешествия девушка почувствовала вкус к тайнам и приключениям, и не желала упускать такого случая. А если всё же окажется, что никаких къяррэ и в помине не было, а всё это неуклюжая выдумка газетчиков — что ж, она с удовольствием нанесёт вместе с отцом визит в редакцию и выскажет всё, что думает по поводу таких низкопробных шуток.

— Кстати… — профессор щёлкнул пальцами. — Надо бы отыскать того торговца, Огнищеффа. Он отправился в Новую Онегу на неделю раньше нас и, конечно, в курсе всех здешних новостей.

Елена в ответ пожала плечами. Владелец «И.Г. Нойез-Онега Газдихтештофф» не вызывал у неё особых симпатий, однако он неплохо проявил себя и на Летучем острове и во время их путешествия домой. Но кое в чём отец прав: подобные личности всегда в курсе последних сплетен. Да, поговорить с герром Огнищеффым не помешает — раз уж они собираются расследовать это странное происшествие.

— Байки о Заброшенном Городе ходят в тех краях издавна. — неторопливо говорил Огнищефф. Они с профессором устроились у камина в его кабинете и попыхивали сигарами.

— Сколько себя помню, в Загорье всегда находились сорвиголовы, готовые отправиться на его поиски. Вот только назад они не возвращались, а которые возвращались — те поворачивали назад, не дойдя до цели. Уж очень, герр профессор, солоно им приходилось!

Долго искать старого знакомца не пришлось — коммерсант, узнав о том, что Смольские прибыли в Новую Онегу, сам явился засвидетельствовать им своё почтение. В иное время его бы и на порог не пустили к столичному профессору, но тут дело было другое: на правах спутника в полной опасностей экспедиции, он вполне мог рассчитывать на гостеприимство. И не ошибся — профессор принял его вполне дружелюбно, провёл к себе в кабинет, угостил лучшими сигарами с бренди — и пустился в расспросы. Несколько удивило торговца то, что к беседе присоединилась профессорская дочка, но, припомнив, как та вела себя на Летучем Острове, он принял её присутствие, как должное. Девица явно без царя в голове — с такой, пожалуй, станется ввязаться ещё в какую-нибудь авантюру…

И не ошибся ведь! Недаром именно Елена, ухватившись за упоминание о Заброшенном Городе, стала вытягивать из него подробности — так старательно, будто сама собиралась отправиться на поиски.

Известно Огнищеффу действительно было немало — и не только из газет и сплетен обывателей. Один из его постоянных партнёров вёл в Загорищенском какие-то дела, и как раз вернулся из поездки в те края. Знал он куда больше, чем было написано в «Ведомостях», и даже сам успел побеседовать с пострадавшим в один из недолгих моментов просветления между приступами тёмного беспамятства, в которое он то и дело проваливался. Поняв, что хозяин дома как раз интересуется этой историей, он не стал скрывать ничего — надо ведь поддерживать столь ценное знакомство! Опять же, неизвестно, какими выгодами это может обернуться в будущем…

При этой мысли он потрогал чёрный с бронзовой окантовкой имперский крест «За храбрость» — гражданский аналог «Железного Креста». Этот знак отличия получили все невоенные участники экспедиции. Полезная оказалась штучка: увидав её те, кто раньше не удостаивали коммерсанта даже взглядом, теперь вели себя с ним уважительно, как с равным. Ещё бы: отмечен Кайзером за подвиги во благо Империи!

— Скажите, Герр Огнищефф, а что вы имели в виду, когда сказали, что там «слишком солоно»? Диких зверей? Разбойников? Или ещё что-нибудь?

Вопрос задала Елена. Профессорская дочка слушала рассказ коммерсанта, не скрывая своего нетерпения: вертелась на стуле, тискала в пальцах платок и то и дело порывалась вставить в вопрос.

— Ну, откуда там взяться разбойникам, фройляйн! — Огнищефф развёл руками. Лихие люди — они ведь к человеческому жилью тянутся, или к дорогам. Иначе, кого грабить-то? Звери — оно конечно, куда без них… Но со зверями тамошние охотники справляться приучены, что с волками, что с горными барсами, что с пещерными медведями — есть там такие, больше обычных чуть ли не вдвое. Нет, фройляйн, тут дело в другом…

Он сделал многозначительную паузу.

— Нехорошо там, рассказывают… Люди умом двигаются. Один в тоску впадёт — сядет на землю и никакими силами его уже не поднять. А другой наоборот, буйствовать начинает, на спутников с ножом кидается, приходится вязать. Дорог в тех краях отродясь не было, а тропки такие… обманные: пойдёшь по ней, а она будет петлями водить, пока не заведёт в болото. А ещё там, говорят, водится хищный туман — влетишь ненароком в такой, так с костей всё мясо слижет, глаза вытекут. Единое, рассказывают, спасение — вовремя костры запалить, или факела, дым его отпугивает. Да мало ли что про Загорье болтают, фройляйн? Не наши это места, не человечьи…

— А город — тоже нечеловеческий? — спросил профессор.

— А каким же ещё ему быть? — удивился Огнищефф. — Люди в тех краях и зимовья-то не ставят, а тут цельный город! Вот от него-то, говорят, всё зло и расползается!

Елена встала, подошла к камину. Огнищефф предупредительно пододвинул ей кресло.

— Не понимаю: зачем же тогда его искать?

— Болтают, будто город этот битком набит сокровищами и всякими диковинами. Тот, кто его отыщет — враз обогатится. И к тому же, станет колдуном, да таким, что ни одному магистру не снилось. И, заметьте, без всякой Гросс-Ложи! Вот люди и верят.

— А если по воздуху? — задумчиво сказал профессор. — Неужели никто не предпринял до сих пор такой попытки? Сверху развалины должны хорошо просматриваться.

— И-и-и, герр профессор, вот и видать, что в тайге вы нечасто бывали! — с усмешкой отозвался коммерсант. — Любые развалины за несколько лет мхом да кустарником так затянет, что их и с земли-то не больно заметишь: холмы и холмы. Нет, тут надо основательно искать: землю рыть, штырями железными прощупывать, в поисках остатков каменной кладки. А с воздуха — пролетите мимо, и вся недолга!

— Да, об этом я как-то не подумал… — признал профессор. — Признаться, была у меня мысль пуститься на поиски на небольшом воздушном корабле, но теперь, после ваших слов…

— Да где ж вы его сейчас возьмёте-то? — всплеснул руками Огнищефф. Военные забрали всё подчистую — сами, небось, знаете, какие у них были потери. Нет, герр профессор, если уж искать Заброшенный Город, то только своими ногами, по земле. А это, как я вам уже говорил, дело опасное.

Он сделал паузу.

— Есть здесь, правда, одно обстоятельство. При прежнем губернаторе планировали такую экспедицию, и даже заказали для неё то ли два, то ли три тяжёлых шагохода. По особому проекту, специально для таёжных экспедиций… Но вскоре началась война, стало не до того. Господин, затеявший эти поиски — кстати, ваш, профессор, коллега, из Академии Натурфилософии — вскоре уехал. А потом сменился губернатор, и об этой затее позабыли.

Профессор поворошил короткой кочергой угли в камине.

— Я что-то такое припоминаю. Был такой проект: один молодой учёный действительно затеял экспедицию далеко на восток, в глухую тайгу. И даже нашёл меценатов, готовых оплатить его затею. Потом началась война, и финансирование ему срезали. Правда, я не знал, что на самом деле он нацелился на поиски мифического города!

— А шагоходы? — жадно спросила Елена. — Их-то он успел построить? Вы не знаете?

— Как не знать, фройляйн! — Огнищефф сделал очередную театральную паузу, — У меня был подряд на поставки для этих агрегатов паровиков, так что мне известно, и как их строили и где они сейчас.

— Так шагоходы целы? — профессор удивлённо вздёрнул брови. — Помнится, я видел эскизные проекты — действительно, крайне любопытные машины. Ну-ка, расскажите…

— Заказ на строительство взяла одна местная механическая мастерская. Когда заказчик, тот самый учёный, исчез, остались неоплаченные счета, и хозяин мастерской добился ареста шагоходов за долги. С тех пор они и пылятся у него в ангаре. Их даже пытались выставить на продажу, да только покупателей не нашлось. Он ужи цену снижал, и даже на лом хотел продать — бесполезно. Если захотите приобрести, то за гроши отдаст, точно вам говорю.

— Так что же мы сидим? — Елена порывисто вскочила со своего кресла. — Поехали немедленно, надо на них посмотреть!

— Погоди, егоза… — профессор поворочался, устраиваясь поудобнее в кресле. — Завелась — вынь, да положь ей шагоходы! Надо хорошенько всё прикинуть, съездить в Загорищенскую, с охотником этим побеседовать, если он, конечно, к тому времени душу не отдаст Творцу-Создателю. Подобные поиски — дело серьёзное, и с кондачка не затеваются.

— Я слышал… — осторожно заметил Огнищефф, — что губернатор встревожен слухами о появлении инри за Восточным хребтом и подумывает о посылке военной экспедиции. Даже, вроде, собирал на эту тему воинское и казачье начальство Новой Онеги и Загорья.

— А вот это действительно любопытно, голубчик! — оживился профессор. — Губернатор приглашал завтра с ним отобедать — вот и выспрошу, что к чему.

— А я пока всё же съезжу, осмотрю шагоходы. — упрямо нахмурилась Елена. — Если они в порядке — узнаю, сколько за них хотят.

— Много не попросят. — заверил девушку коммерсант. — Их уже выставляли на продажу, да только покупателей не нашлось. Нынешний владелец уж и цену снижал, и даже на лом хотел продать…

— А что, поезжай! — согласился профессор. — Глядишь, и пригодится для чего-нибудь. Герр Огнищев, надеюсь, вы не откажетесь сопроводить мою дочь к этому… м-м-м… вашему знакомому? Признаться, её деловая хватка внушает мне некоторые сомнения.

— Не извольте сомневаться, герр профессор! — Огнищефф вскочил и часто закивал, кажется, даже кланяясь. — Всё будет сделано в самом наилучшем виде. А с хозяином мастерской я сам переговорю — за гроши отдаст железяки эти, никуда не денется! Потому как для большого дела нужны, для государственного!

И заспешил к двери. Профессор проводил его ироническим взглядом и повернулся к дочери.

— Ну что, добилась своего? Но учти: с маменькой сама объясняться будешь. Она до сих пор не может мне простить, что я позволил тебе полететь со мной на «Кримхильде», а уж тут и вовсе со свету сживёт…

III

Теллус.

Близ Китового архипелага.

Фон Зеггерс наклонился к гибкой переговорной трубке — она торчала из приборного щитка, и чтобы сказать что-нибудь напарнику, требовалось сначала вытащить из амбушюра кожаную затычку.

— Великолепная машина этот ваш «кальмар!» Как жаль…

— Помню, помню… — прохрипело в медном раструбе, — Жаль, что у вас на Западном фронте не было таких. Ничего, герр капитан, на наш с вами век войны хватит. Пожалуй, я не прочь, чтобы её было поменьше.

— Да и я не против! — отозвался пруссак. — Просто хотел сказать, как приятно иметь дело с такой техникой…

Алекс ухмыльнулся…

— Может, хоть теперь вы смиритесь с использованием ТриЭс?

— Ровно до того момента, когда ваши инженеры построят нормальный двигатель внутреннего сгорания. С вашими материалами это будет агрегат помощнее всех, что мне довелось видеть. И тогда сто двадцать узлов, которые выжимает эта колымага, покажутся вам сущей ерундой!

— Ваши слова да Творцу-Создателю в уши, герр капитан!

Алекс ответил по-русски. Он делал так всегда, когда прибегал к пословицам и идиоматическим оборотам, характерным для своего родного языка.

— Но пока и «кальмар» с новым вооружением станет неприятным сюрпризом для наших остроухих друзей. Хотел бы я быть первым, кто вступит на нём в бой с «вивернами»…

— Размечтался, дружище! Ты же воздухоплаватель, офицер воздушного корабля. Пилотов и без тебя хватает.

— Ну, это мы ещё посмотрим… — буркнул Алекс. Шутки шутками, а он и в самом деле стал задумываться о том, чтобы подать рапорт о переводе. — Среди пилотов флапперов большие потери, лётные школы не справляются…

— Хочешь пополнить собой ряды героически погибших в первом боевом вылете? — бестактно осведомился пруссак. — Что ж, дело хозяйское, конечно, но только по мне — каждый должен заниматься своим делом.

— Ладно, довольно разговоров! Осмотритесь, доложите обстановку!

Алекс и сам мог это сделать — обзор с пилотского места был не намного хуже, чем из кокпита воздушного стрелка. Просто ему хотелось прервать ненужный спор. Возможно, напарник прав — пусть каждый делает то, чему его учили…

Заскрипела турель — фон Зеггерс опустил стволы «мадсенов» и провёл ими по горизонту. Скрип, пауза, снова скрип…

— Герр лейтенант, сигнальная ракета! Отставить две ракеты! На семь-тридцать, дистанция миль десять, не меньше!

Алекс обернулся, выворачивая шею. Справа-сзади, над морем ярко пылали два комочка огня — красный и белый.

— Вижу судно! — продолжал пруссак.

Он оторвался от обтянутых кожей рукоятей и уткнулся в бинокль — большой, чёрный, с медными ободками. «Карл Цейсс», наследие Старой Земли.

— Небольшое, сторожевик или канонерка. Описывает левую циркуляцию… Ещё две ракеты, снова красная и белая!

Алекс покопался в притороченном к левому борту кожаном кармашке. Нашарил фанерку с наклеенным на неё листком, пристроил на колени.

— Красный и белый… сигнал об обнаружении подводной цели! Поворачиваю к ним, посмотрим, что там такое. Следи за воздухом!

— Яволь, герр лейтенант! — откликнулся стрелок. Снова заскрипела турель. — Что ж, любопытно, что там за цель такая? Неужели субмарина, будь она неладна?

«Зееадлер», заслуженная парусно-паровая шхуна водоизмещением в семьдесят пять тонн, не была, строго говоря, военным кораблём. Построенная, как рыболовное судно, она состояла в резерве Кайзерлихмарине — ещё на этапе проектирования на ней были предусмотрены подкрепления под орудия и другие приспособления, позволяющие в кратчайшие сроки переоборудовать «Зееадлер» в сторожевое судно. И когда после падения Туманной Гавани и отвода сил флота к базам на Китовом архипелаге, суда резерва были призваны на действительную службу, так что пришлось рыбакам, составлявшим команду шхуны, сменили зюйдвестки на военную форму вместе со своей шхуной.

Мы назвали «Зееадлер» сторожевиком? На самом деле, это не совсем так. Бывшему краболову предстояло стать морским охотником, нацеленным на борьбу с подводной угрозой. Инри, не имея обычного в понимании людей флота, на море использовали два типа боевых единиц. Первый — Плавучие острова, которые остроухие нелюди умели заставить двигаться в любом направлении и с довольно приличной скоростью. Острова эти, имеющие до шести тысяч футов в поперечнике, становились базами для «облачников», транспортами снабжения, но, главное — служили превосходными десантными средствами, что и продемонстрировало недавнее вторжение на Побережье. Инри попросту выбрасывали на прибрежное мелководье десятки подобных островков, до отказа забитых бойцами и боевыми, немало не заботясь при этом о сохранности своих «десантных барж» — повторного их использования не предполагалось. Уничтожить Плавучие острова непросто — для этого их приходилось заливать огнестуднем с воздуха, или рвать на части тяжёлыми фугасными снарядами корабельных мортир. Но сделать это не так-то легко — инрийские Плавучие острова всё время действовали под охраной других, куда более опасных «боевых единиц».

«Кракены». Квазиживые механизмы с прочными корпусами из хитина, нечто среднее между субмаринами и громадными то ли моллюсками, то ли головоногими тварями. Стремительные (до двадцати узлов в подводном положении), способные погружаться на две сотни футов и оставаться там сколь угодно долго (особые железы вырабатывали из воды годный для дыхания воздух) «кракены» нападали из-под воды на корабли Кайзерлихмарине.

Несколько выручало то, что остроухие нелюди не использовали мощную взрывчатку — а значит, были лишены таких средств подводной войны, как самодвижущиеся или якорные мины. Для того, чтобы нанести удар, «кракену» приходилось всплывать на поверхность, и либо заливать цель струями огнестудня или кислотной пены, либо оплетать корпус жертвы мощными щупальцами, после чего отряды инри шли на абордаж. Эти боевые приёмы представляли опасность даже для панцеркройцеров и мониторов Кайзерлихмарине — в том случае, атакующим плавучим бестиям подобраться к своим жертвам вплотную. Если же этот номер не проходил, и «кракенов» удавалось обнаружить заранее — в ход шли ныряющие фугасные снаряды главного калибра и особые глубинные бомбы. Находить подводную угрозу как раз и состояло в обязанностях малых боевых кораблей класса «морской охотник».

Обычно шлюпы и сторожевики специальной постройки несли охрану морских конвоев и эскадр Кайзерлихмарине. Взятые же из резерва и дооборудованные уже в ходе войны гражданские суда — яхты, рыбацкие посудины, коммерческие шхуны и пароходики — несли службу по охране портов и ближних акваторий, например, внутренних вод Китового архипелага и подходов к военно-морским базам. Как несла сейчас службу бывшая шхуна-краболов, а теперь морской охотник, гроза инрийских «кракенов» «Зееадлер», и двенадцать человек её экипажа, во главе с фенрихом цур-зее Томашем Гржимбальским, шкипером и владельцем шхуны. Конечно, столь несерьёзный чин (соответствующий примерно младшему лейтенанту) был не к лицу пятидесятилетнему морскому волку, просоленному и просмолённому на палубах многих торговых и рыболовных судов, но папаша Томаш не жаловался. Могло быть и хуже — например, поставили бы командиром какого-нибудь желторотого декк-лейтенанта, у которого, кроме энтузиазма и готовности сложить голову по любому подходящему поводу, и за душой-то ничего нет. Такой, глазом не успеешь моргнуть, погубит «Зееадлер» вместе с командой. Так что — лучше уж носить шутовскую форму и терпеть насмешки коллег-рыбаков по припортовым тавернам. Зато и судно и люди будут целее.

Примерно так до сих пор и получалось. Новоиспечённый морской охотник успел поучаствовать в двух боевых операциях: один раз вместе с двумя сторожевиками они трое суток преследовали «кракена», а в другой — участвовали в поисках и спасении экипажа воздушного корабля, потерпевшего катастрофу на подлёте к Китовому архипелагу.

Оба раза удача была на стороне вчерашних пахарей моря: «кракена» совместными усилиями загнали на прибрежное мелководье, после чего плавучую гадину расстрелял подошедший военный клипер. Что до экипажа дирижабля — их вовремя выловили из ледяной воды и доставили живыми (хотя и не совсем невредимыми) на базу.

Но на этот раз дела грозили обернуться не столь радужно.

Это был не самый крупный экземпляр — футов сто двадцать в длину, что означало команду десятка в три инри. Чем мельче «кракен» — тем больше глубина, на которую он способен погружаться, это истину экипаж «Зееадлера» успел уже усвоить. А потому — особенно опасны вот такие, сравнительно мелкие. Они подкрадываются неслышно для акустиков на двух сотнях футов, и стремительно всплывают у самого борта. И тогда — беда, хорошо, если успеешь вызвать прислугу к орудиям, которых на бывшем краболове всего-то два: старая четырёхфунтовая пушка на полубаке и картечница винтовочного калибра позади мостика. Есть, правда, ещё подрывные патроны, но когда «кракен» всплывает с тридцати футах от борта — применять их себе дороже, шхуне достанется от близких взрывов посильнее, чем плавучей гадине.

С некоторых пор инри изменили свою тактику. Теперь приоритетными целями для них стали шлюпы и морские охотники, несущие охранение баз и всего Китового архипелага. Папа Томаш знал — да и кто не знал? — что за минувшую неделю полдюжины таких вот судёнышек погибли в неравных схватках с «кракенами», которые, к тому же, стали нападать попарно — всплывали по оба борта «охотника» и сразу, с двух сторон, шли на абордаж. Примерно так случилось три дня назад с «Грумантом», шкипером на котором ходил давний собутыльник папы Томаша, китобой-помор Антип Егорыч и вся его команда, набранная из здоровенных, русоволосых парней из Новой Онеги. Подошедший к месту схватки клипер нашёл только догорающий остов «морского охотника» и качающиеся в волнах тела моряков, искромсанные инрийскими клинками — но и недвижную тушу кракена, в клочья изорванную мощным зарядом взрывчатки.

Так что папе Томашу и его парням ещё повезло — и «кракен» оказался только один, и акустик вовремя успел засечь всплытие. И когда иссиня-чёрная гребнястая туша показалась из-под воды, по ней замолотили пули картечницы.

«Кракену» такая встреча явно не понравилась. Шумно выдохнув смрадный отработанный воздух, гадина развернулась к «морскому охотнику» носом, украшенным пучком суставчатых щупалец, и выбросила струю огнестудня, целя в мостик. И не промахнулась — митральеза вместе с расчётом исчезла в облаке пламени. С полубака плюнула снопом картечи пушка, и это не позволило «Кракену» повторить залп. Он начал разворачиваться, подставляя новой опасности защищённый хитиновым панцирем бок, а «Зееадлер» уже выходил из-под удара, волоча за собой шлейф дыма от разгорающегося пожара. Папа Томаш, кое-как сбив пламя со своего плаща, отдавал распоряжения аварийной команде. Сигнальщик одну за другой выпускал ракеты — сигнал об обнаруженной подводной угрозе и мольба о помощи. Снова грохнула пушка, на этот раз фугасной гранатой. Столб воды встал у самого рыла твари, полетело в воздух оборванное щупальце, но чудовищное создание (вернее, управляющие им инрийские моряки) уже пришло в себя — «кракен» издал протяжный утробный рёв и раскинув веером уцелевшие щупальца, ринулся в атаку. Папа Томаш выхватил из кобуры револьвер, взвёл курок и приготовился палить по лезущим на борт нелюдям. Сигнальщик отбросил бесполезную ракетницу и схватил окованный железом гандшпуг — каждый на борту «Зееадлера» понимал, что пришла пора дорого продавать свои просоленные морем шкуры.

И в этот самый момент небо над головой раскололось от пронзительного воя. Вооружённых кривыми клинками инри буквально смело с баковой площадки «Кракена» за борт — папа Томаш видел, как летели от пробитых пулями тел кровавые брызги. Он поднял голову — над «морским охотником» описывал дугу ярко-красный «кальмар», и в его задней кабине пульсировали в такт прерывистому грохоту огоньки дульного пламени.

— Задайте им жару, герр капитан! — заорал Алекс и заложил крутой правый вираж. Слова срывались и уносились прочь, подхваченные ревущим потоком воздуха, но фон Зеггерс и так всё понял. Он упёрся плечами в обшитые кожей дуги, с натугой развернул пулемёты на цель, и надавил на спуск. «Мадсены» забились, загрохотали, гильзы сверкающей струйкой полетели за борт. Некоторые попадали в ограждение кокпита и отскакивали внутрь. «Надо бы приспособить мешок для стреляных гильз…» — мелькнула мысль. Мелькнула — и тут же пропала, не до того!..

Первые очереди хлестнули по выпуклому панцирю. Фон Зеггерс поправил прицел, и струи свинца прошлись по мостику «кракена» — видно было, как валятся за борт инрийские абордажные бойцы, как они ныряют в безнадёжной попытке спастись, в круглый люк. «Кракен» отвернул в сторону, проходя под кормой «Морского охотника». Тот в свою очередь лёг в циркуляцию, и пушка с полубака торопливо захлопала, вколачивая в венчик щупалец снаряд за снарядом — дым разрывов, клочья псевдоплоти, разлетающиеся во все стороны. Алекс бросил «кальмара» в новую атаку. Машина неслась над самой водой, и фон Зеггерс снова поймал плавучую гадину в прицел и выпустил остаток патронов из торчащих вверх рожковых магазинов. А «кракен» уже погружался, и вода вспенивалась на панцире, изрядно побитом пулями и осколками снарядов.

Горизонт завалился назад и закрутился колесом — Алекс взял на себя рычаг управления, набирая высоту восходящей бочкой. Фон Зеггерс вцепился обеими руками в дугу турели, а когда машина выровнялась, то справа по курсу он увидел разрисованную серо-голубыми камуфляжными зигзагами тушу корвета с разлапистыми имперскими крестами на боках. Воздушный корабль выпустил подряд три красные ракеты и стал описывать над местом боя широкую спираль.

Фон Зеггерс перегнулся через борт. С высоты хорошо было видно тёмное веретено «кракена» с треугольными, как у настоящего кальмара, плавники в вытянутой кормовой части.

В переговорной трубке зашуршало. Фон Зеггерс торопливо выдернул пробку, и та повисла, раскачиваясь, на латунной цепочке.

— Это «Регентруда»! — раздался из амбушюра возбуждённый, радостный голос Алекса. — Сейчас они им покажут козью морду!

Экипаж корвета и правда, не стал терять времени. От рубки отделились, волоча за собой полосы белёсого то ли дыма, то ли пара, два тёмных предмета — и вонзились в воду рядом с отчаянно маневрирующим «кракеном».

— Глубинные снаряды! — крикнул Алекс. — Выбрасываются паровыми катапультами! Ну всё, конец остроухим тварям!

На месте «кракена» взметнулись к облакам белопенные столбы — вдвое выше мачт «морского охотника». А когда они опали и разошлись по поверхности пенные круги, стало видно бессильно колышущуюся, изодранную в клочья массу, оторванные щупальца, и расплывающееся в воде огромное пятно фиолетовой, маслянистой на вид жидкости — то ли кровь псевдоживой твари, то ли питательная смесь из распоротых емкостей.

«Регентруда» выпустила подряд три сигнальные ракеты — на этот раз зелёные.

— Сигнал нам! — весело прокричал лейтенант. — Будем причаливать, держитесь, герр капитан!

«Кальмар» по длинной дуге зашёл корвету в хвост, сбросил скорость. Фон Зеггерс увидел, как в нижней части корпуса откинулась широкая сетчатая аппарель, и Алекс, уравняв скорость флаппера со скоростью воздушного корабля, скользнул в открывшийся зев ангара. Тросы заскрипели, аппарель поползла вверх, а к «кальмару» уже торопились матросы швартовой команды с канатами в руках. Подбежали, ловко закрепили флаппер на растяжках. Аппарель дрогнула, вставая на своё место, металлически лязгнули массивные замки, фиксируя конструкцию в походном положении.

Алекс стянул с головы лётный шлем вместе с очками-гогглами, встал, ловко выбрался из кокпита. Навстречу ему уже поднимался офицер в форме Воздушного Флота, с адъютантскими аксельбантами на правом плече. Взобрался на кургузую плоскость и вытянулся, вскинув ладонь к козырьку щегольской фуражки.

— Приветствую вас на борту «Регентруды», господа офицеры!

Говорил он по-русски. Фон Зеггерс коротко переглянулся с лейтенантом, и тот недоумённо пожал плечами.

— Сейчас вы сможете привести себя в порядок. — продолжал адъютант. Говорил он уверенно, тоном, не допускающим возражений. — Через четверть часа гросс-адмирал желает видеть вас обоих.

Алекс и пруссак вновь обменялись быстрыми взглядами.

Командующий Вторым Воздушным флотом, сам гросс-адмирал Найдёнофф — здесь, на корвете? Дивны дела твои, Господи…

IV

Теллус

Новая Онега

— Для меня всегда было загадкой, как действуют эти штуки. Они ведь паровые, верно?

Слова гулко разносились в пустом помещении, отражались от, крытых железными листами сводов, и дощатых стен. Здесь не было ничего, кроме двух огромных угловатых фигур — каждая высотой, примерно с двухэтажный дом. Клёпаное железо корпусов, плоские площадки-макушки обнесены низкими латунными поручнями, овальные люки в боках, к которым ведут приклёпанные к броне скобы; ноги — огромные, напоминающие птичьи ступни с выгнутыми назад коленными суставами. Вместо рук — скрытые чехлами громоздкие приспособления, очертания которых наводят мысль о тяжёлых многоствольных митральезах или огромных резаках-клешнях. За «плечами» угловатого торса торчат вверх трубы в дырчатых кожухах.

— Не совсем, фройляйн Смольски. — Владелец мастерской отвечал торопливо, предупредительно. Огнищефф успел намекнуть, что от сегодняшнего визита зависит шанс, возможно последний, сбагрить залежалое «движимое имущество», и он старался вовсю. — Здесь нет парового привода, как такового. Вернее сказать, он имеется, но вращает машину «динамо», вырабатывающую электрический ток, а тот уже, в свою очередь, инициирует псевдомускулы.

— Как маховые перепонки воздушных кораблей? — проявила осведомлённость гостья.

— Примерно так, фройляйн. Правда, жгуты псевдомускулатуры гораздо толще, и работают в другом режиме — не вибрируют, а сокращаются, подчиняясь сигналам управления.

Елена неплохо представляла себе устройство и флапперов, и шагоходов и прочей подобной техники — однако, сочла нужным прикинуться бестолковой, ни в чём не разбирающейся девицей. Полезно слегка разговорить прижимистого владельца шагоходов: глядишь, когда дело дойдёт до обсуждения цены — будет посговорчивее.

— А откуда они берутся, эти сигналы?

— Из кабины, фройляйн. Пилот, прикреплённый к специальной системе рычагов, делает движения, как будто он идёт, поворачивает торс, наклоняется — в общем, совершает обычные движения. Внутри рычагов проложены служебные жгутики, связанные по квазиживым нервным волокнам с рабочими мускулами конечностей машины. Когда такой жгутик растягивается или сжимается под воздействием движения пилота — он порождает нервный импульс, который и передаётся рабочему псевдомышечному жгуту. Они заключены во-о-он в тех медных цилиндрах на «ногах» шагохода, видите?

Елена обошла вокруг неподвижного механизма.

— А те трубочки — что в них?

В одних спрятаны нервные волокна, о которых я говорил. В других — провода в гуттаперчевой изоляции, подающие гальванические разряды от динамо. А вон в тех, коленчатых, течёт подогретая в змеевике паровика питательная смесь. Видите, на спине агрегата, под паровиком — латунный бак? Там и хранится её запас. Даже сейчас чувствуется некоторое амбре — даром, что шагоходы стоят тут уже больше года. На редкость едкая дрянь, доложу я вам…

Елена принюхалась и брезгливо наморщила носик — запах прокисшего мясного бульона и перестоявшегося помойного ведра нельзя было спутать ни с чем.

— Я правильно поняла, что конечности машины повторяют движения пилота?

— Совершенно верно, фройляйн. Повторяют в точности, не хуже, чем марионетки в кукольном театре.

— А можно научиться управлять такими штуками?

Владелец мастерской и Огнищефф неуверенно переглянулись.

— Вообще-то у меня тут нет пилотов. — заговорил промышленник. — Да и к чему? Этот ржавый хлам только место зря занимает. Может, поискать среди военных? В городе стоит эскадрон панцирных драгун, в составе которого имеется рота боевых шагоходов. Они, конечно, поменьше этих монстров — но ведь принцип тот же самый, верно?

Огнищефф кивнул, соглашаясь со словами приятеля.

— Да, больше вам инструкторов нигде не найти. У нас, в Новой Ладоге, не жалуют эти смердящие махины и почти их не используют. Даже портовые краны — и те не на псевдомускулатуре, а на честных шестерёнках и гидравлических цилиндрах. Уголь, пар, клёпаное железо — оно, знаете ли, надёжнее…

Елена скрыла усмешку. О консервативности обитателей Новой Онеги, об их упрямом недоверии ко всему, связанному с ТриЭс, в Столице ходило множество анекдотов. И далеко не все они были сочинены на пустом месте.

— А вон тот как управляется?

И указала на второй шагоход. Ниже и приземистее первого, эта машина была оснащена сразу четырьмя суставчатыми лапами-опорами.

— Тут немного сложнее, фройляйн. — засуетился владелец мастерской. — Напрямую, как первой машиной, им управлять, ясное дело нельзя — у человека-то две ноги, а не четыре! Вот умники из Академии натурфилософии и вживили в неё мозги жука — они управляют процессом ходьбы, а пилот только задаёт направление. Или не мозги, а как они у них там называются…

— Ганглии. — отозвалась девушка. — Да, припоминаю, отец что-то такое рассказывал.

— Странно: ведь у жуков тоже не четыре лапы, а шесть… — задумчиво произнёс Огнищефф, рассматривая четвероногий агрегат. — С этим-то как быть?

— Больше — не меньше. — усмехнулась девушка. — Вот вам в детстве случалось кузнечикам лапки отрывать?

— Ну, было…. — неохотно ответил коммерсант. Он не понимал, куда клонит гостья. — Будто, вы не отрывали!

— Отрывала, конечно. — не стала спорить Елена. — Я это к чему: кузнечик, он и на четырёх лапках ковыляет, верно? Вот и эта штука справляется.

Огнищефф ничего не ответил, но покосился на девушку с подозрением. Похоже, она вовсе не такая простушка, какой пыталась казаться поначалу…

Наверху раскатисто грохнуло. Елена вскинула голову — ничего, только рыжие от ржавчины листы кровли в просветах между стропилами.

— Ветер, наверное. — с неудовольствием заметил владелец склада. — В этом году осень в Новой Онеге ветреная. Придётся крышу починить, а то зарядят дожди — всё тут и зальёт. Будто мне и без того мало убытков…

Звук повторился, на этот раз, гораздо слабее. Казалось, по крыше кто-то ходит.

Огнищев на это внимания не обратил.

— Так я говорю, фройляйн Смольски: если хотите научиться водить шагоходы — обращайтесь к воякам, больше вам здесь никто не поможет.

— Хорошо, будем иметь в виду.

Девушка ещё раз обошла вокруг стального гиганта, провела рукой по клёпаной балке опорной конечности, поморщилась, разглядев застывший на латунном патрубке потёк питательной смеси.

— Думаю, начальник гарнизона не откажет папеньке в такой пустяковой услуге. А сейчас — не обсудить ли нам условия продажи этого, как вы изволили выразиться, ржавого хлама? Полагаю, цена не будет слишком высокой… раз уж он такой ржавый?

Владелец мастерской снова переглянулся в Огнищеффым и приготовился к долгому и нудному торгу.

Шум на фабричном дворе не утихал ни на мгновение: катались туда-сюда грузовые дампфвагены, громыхали по булыжнику железные шины ломовых подвод, цокали подковы влекущих их битюгов. Деловито попыхивал и стучал колёсами по рельсам узкоколейки маневровый локомотив, волокущий платформы с углём. Рассыпчатый грохот досок, сброшенных на мостовую, лязг сцепок, стук молотков, скрип, свист паровиков… И люди, конечно: гул голосов, специфические речевые обороты, которыми только и изъяснялись мастеровые, возчики, чернорабочие, снующие, по двору, словно мураши; гортанная немецкая ругань инженеров и помощников мастеров, густо пересыпанная всё теми же периодами, без которых в Новой Онеге не делается ни одно стоящее дело… Чтобы услышать хоть слово, из сказанного в ангаре, Витьке пришлось заткнуть одно ухо пальцем, а вторым вжаться в узкий конец жестяного раструба, просунутого под отогнутый лист кровельного железа. Несмотря на эти усилия, разобрать удавалось, хорошо, если одно слово из трёх.

Его спутнику, тринадцатилетнему сыну есаула Ново-Онежского казачьего войска, «слуховой трубы» не досталось, зато он мог видеть всё, что происходит внизу — лёг ничком на тёплое железо и приник к широкой щели.

— Ну, что там?

— Расхаживают вокруг шагоходов. — не отрываясь от щели, сообщил Сёмка. — Барышня о чём-то всё время спрашивает. Ты хоть что-нибудь расслышал?

Забраться на крышу ангара и подслушать разговор странных визитёров — это была его идея.

— Шумно очень… — отозвался Витька. Слов приятеля он не разобрал, но угадал сказанное по движению губ.

— Ни черта почти не слышно. Хотя, постой…

Он наморщился, словно от натуги, и ещё сильнее прижал ладонь к свободному уху.

— Вроде, говорят об эскадроне твоего отца. Хозяин советует профессорской дочке найти там инструктора по вождению шагоходов.

— Ей-то это зачем? — удивился мальчик. — Она же белоручка, в столичном пансионе обучалась. А тут — копоть, железки, смесь эта вонючая…

— Всё. — Витька оторвался от «слуховой трубы». — Пошли в контору, собираются цену обсуждать.

— Цену? — удивился Сёмка. — Она что, собирается их покупать?

— А я почём знаю? — Витька пожал плечами. — Расслышал несколько слов.

Сёмка нахмурился. Друзья давно лелеяли замысел пробраться к ржавеющим в ангаре агрегатам и — чем чёрт не шутит? — попытаться запустить один из них. Для этого мальчик стащил из письменного стола отца, состоящего в должности механика-водителя в эскадроне панцирных драгун, служебное руководство по эксплуатации псевдомускульного привода. Правда, разобраться в нём не успели — но оба ни на секунду не сомневались, что, оказавшись внутри, как-нибудь справятся. Справлялись же они с отцовским дампфвагеном — и тоже, между прочим, втайне от взрослых.

— В контору нам не попасть. — задумчиво произнёс он. — И к окнам не подобраться — заводской двор, куча народу… — Давай так: я как бы невзначай поговорю с отцом. Если профессорская дочка… как её там?

— Элене, Елена. — подсказал Витька. — Ленка, если по-простому.

— Так вот, ежели она и правда, будет искать инструктора по шагоходам — мимо отца ей всё равно не пройти. Я попробую разузнать у него подробнее, и тогда решим, что делать.

В том, что делать что-то надо, сомнений не было у обоих, ведь профессорская дочка вознамерилась наложить руку на шагоходы, которые они уже привыкли считать своей законной добычей! Ну, уж нет, шалите — это в Столице вы важная птица, а здесь, в Новой Онеге ещё надо посмотреть, кто чего стоит…

Мальчики примотали к ногам предусмотрительно захваченные из дома «прыгунцы», особые пружинные устройства, превращавшие человека в кузнечика, способного с разбега запрыгнуть на крышу лабаза или перепрыгнуть дампфваген. Игрушки не самые дешёвые — сверстники отчаянно завидовали владельцам мудрёных приспособлений, наловчившимся проделывать с их помощью головоломные трюки.

Витька поднялся на ноги и сразу стал похож на большую голенастую птицу. Он потопал сначала одним «прыгунцом», потом другим — железная кровля отозвалась лязгом, — разбежался и великолепным прыжком перелетел на крышу соседнего фабричного корпуса. Сёмка последовал за ним. Они перепрыгнули на высоченный штабель брёвен, и уже оттуда перемахнули через забор, провожаемые пронзительными трелями свистка сторожа.

— Лови теперь конский топот! — крикнул в ответ Сёмка, и Витька поддержал друга радостным смехом. Здорово, когда есть план и ясно, что делать дальше!

Особняк, в котором находилась губернаторская резиденция, был, подобно многим зданиям в административной части города, выстроен в имперском стиле — тёсаный гранит, величественные тёмно-серые фронтоны с колоннадами, тонкие, похожие на обглоданные рыбьи хребты, шпили на узких готических башенках. КайзерРайх прочно пустил корни здесь, по соседству с золочёными куполами-луковицами Михайловского собора, подлинного сердца русского Севера.

По случаю воскресенья церковные колокола гудели, и густой звон волнами вливался в распахнутые стрельчатые, в готическом стиле, окна. Впрочем, сидящих за столом это нисколько не отвлекало — все они провели немало времени в этих краях, и воспринимали происходящее, как единственно правильное. В том числе, и сам губернатор, по происхождению представитель титульной нации Империи, что безошибочно угадывалось по несильному, но явственному акценту.

Колокола умолкли — и тут же эстафету подхватили куранты ратушной башенки. Медный перезвон «коль славься наш господь в Сионе» поплыл над городом, и сидящие за столом перекрестились. Профессор и его дочь — справа налево, хозяин резиденции — наоборот.

Империя, как на двух столпах, стоит на православной и лютеранской церквях, имея сбоку скромную, но весьма прочную католическую подпорку в виде польской общины.

Вера — только ею и силён мир, созданный людьми, переброшенными под неведомые звёзды могучей силой Творца-Создателя, воплощения христианского Бога здесь, под чужими звёздами. А какая сила может сравниться с Его волей? Вот и гудят по воскресеньям колокола церквей, соборов и кирх.

Вера и традиция. Только так и должно быть, когда берега островка человеческой расы омываются волнами нелюдей, и даже в глубоком таёжном тылу, за Восточным хребтом, где отродясь ничего не происходило, наметились неприятности.

— Весьма удачно, что вы, герр Смольски, заинтересовались моим замыслом. — говорил хозяин дома, поддевая на двузубую вилку шляпку солёного рыжика. В губернаторской резиденции была заведена местная кухня, и грибы и рыбные блюда подавали порой даже к завтраку. — Признаться, единственное, что меня останавливало — это отсутствие серьёзной научной базы экспедиции, без которой проект лишается половины своего смысла.

Профессор покосился на дочь. Та сидела, выпрямившись, на губернаторском стуле. Про таких говорят: «линейку проглотила».

— Идея экспедиции на восток Загорья возникла до того, как мы узнали о ваших планах. Сообщение в газетах, вы, вероятно, в курсе…

— Да-да, охотник, якобы, видевший воздушные корабли инри. — поморщился губернатор. — Эти газетчики чего только не придумают…

Елена при этих словах встрепенулась, но профессор жестом не дал ей заговорить.

— Кислотные ожоги на теле того несчастного очень похожи на повреждения, которые наносит, скажем, оружие штурмовых инрийских арахнидов. Нам с дочерью довелось быть в Туманной Гавани во время мятежа, насмотрелись… К тому же, если мне память не изменяет — охотник упомянул не только об инрийских «облачниках».

— Да, разумеется… — губернатор «поморщился». — Воздушный корабль къяррэ. Если верить его описанию — весьма похоже. Если они, конечно, вообще существуют.

— Существуют. — твёрдо ответил профессор. — Можете не сомневаться.

— Уж не хотите ли сказать, что вам случалось их видеть?

— Самому — нет, врать не буду. А вот с людьми, которые совсем недавно видели корабли къяррэ, я могу вас познакомить. Между прочим, сам факт боя между «плавунцом» къяррэ и инрийским «облачником» придаёт всей истории достоверности. Именно такому эпизоду стали недавно свидетелями мои… хм… знакомые.

— Вот как? — губернатор покачал головой. — Любопытно, весьма любопытно…

— Что до сообщения о появлении къяррэ, — продолжил профессор, — то это, согласитесь, весьма неожиданно, если не сказать, тревожно. Чтобы эта таинственная раса проникла на север от экватора — когда такое случалось?

— Никогда. — губернатор наклонил голову в знак согласия. — Именно это окончательно укрепило меня в решимости послать экспедицию. Я как раз собирался писать в Академию Натурфилософии, чтобы подумали о научном руководителе, но с вашим прибытием это, пожалуй, ни к чему.

— Им сейчас не до того. — лицо Смольского приобрело невесёлое выражение. — Столичный квартал Академии обращён в руины вторым налётом инри, Большая Библиотека сгорела дотла, как и филиал в Туманной Гавани. Профессора разбежались кто куда, студенты — одни в армии, другие наоборот, присоединились к мятежникам. Боюсь, придётся полагаться исключительно на свои силы.

— В Ново-Онежской имперской гимназии нашлось трое желающих принять участие в экспедиции. — сказал губернатор. — Один преподаватель биологии, и два студента-практиканта — они перед самой войной прибыли к нам из Столицы.

— С удовольствием с ними побеседую. — кивнул профессор. — А пока, не обсудить ли нам организационную часть нашего предприятия?

— Начальник гарнизона выделит для экспедиции офицера-картографа и два десятка казаков под командованием ротмистра. Что касается вашей идеи использовать шагоходы — целиком одобряю. Я подготовлю распоряжение, казна оплатит и приобретение машин, и их последующий ремонт. Вы уже нашли подходящего подрядчика?

— Разумеется. — кивнул Смольски. — Этим займётся продавец — подряд на ремонт, кстати, был одним из условий, на которых он согласился сбросить цену. Кстати, за это можете благодарить мою дочь: если бы не она, сумма была бы совсем другой.

— Впечатлён вашей деловой хваткой, фройляйн Элене. — Губернатор изобразил лёгкий поклон в сторону девушки. — Среди юных девиц такое, признаться, нечасто встретишь. Вы, как я понимаю, тоже собираетесь принять участие в экспедиции?

— Я даже отговаривать её не пытался. — сокрушённо вздохнул профессор. — После нашей прогулки к Летучему Острову, она и слышать ни о чём не желает! С ужасом думаю, как буду сообщать это супруге…

— Кажется, я знаю, как помочь вашей беде. — хитро улыбнулся губернатор. — Вы, фройляйн Елена, кажется, заканчивали столичный институт благородных девиц?

Девушка молча кивнула.

— Его диплом приравнивается к дипломам имперских гимназий. И, следовательно, даёт право претендовать на государственные должности до седьмого разряда табели о рангах КайзерРайха. Что скажете, если мы примем вас на службу в губернскую администрацию… скажем, в картографический отдел? В этом качестве и займётесь подготовкой экспедиции.

И с удовольствием увидел, как вспыхнули радостью глаза девушки.

За последовавшим дальше десертом собеседники обсудили самые неотложные организационные меры. Под конец, прощаясь с гостями, губернатор сказал:

— Знаете, профессор, я тут прикинул: без поддержки с воздуха вам не обойдётесь. И корабль понадобится крупный, с солидной грузоподъёмностью — чтобы мог доставить шагоходы и прочее имущество экспедиции как можно ближе к цели. Лучше всего для этого подошла бы гражданская посудина, вроде тех, какими раньше вывозили лес с лесозаготовок.

Смольски удивлённо глянул на него поверх пенсне.

— Гражданское судно? Но я слышал, что у вас тут ничего не осталось, всё выгребли военные?

— Так и есть. — кивнул чиновник. — Но я всё же напишу гросс-адмиралу Найдёноффу — может, он выделит какую-нибудь старую посудину? В конце концов, вам на ней не воевать, а грузы возить. Конечно, если бы не слухи об объявившихся в Загорье инри или, не приведи Творец-Создатель, къяррэ, я бы и пытаться не стал. А так — пожалуй, есть шанс.

V

Теллус

Над Китовым архипелагом.

Гросс-адмирал принял их на мостике «Регентруды». Корвет мягко покачивался в воздушных потоках, успокоительно гудели маховые перепонки, рулевой с нашивками обер-декк-офицера на рукаве замер возле большого, в человеческий рост, штурвала в самом носу застеклённого веретена.

Найдёнофф благосклонно кивнул новоприбывшим. В отличие от адъютантов, щеголявших в парадных мундирах, гросс-адмирал предпочёл повседневную форму: тяжёлые, на медных застёжках, «лётные» сапоги. Никакого золотого шитья; перчатки не белые, шёлковые, а коричневые, из грубой кожи. Вместо эполет — узкие полоски погон с имперскими, чёрными на золоте орлами, на шее Синий Крест с мечами. На поясе кортик и кобура, из которой выглядывала рукоять флотского револьвера — как отметил Алекс, потёртая от частого употребления. Эта рукоять и примирила молодого человека с собственным одеянием — лётный кожаный костюм, который он едва успел почистить перед визитом к высокому начальству, заткнутые за пояс перчатки с длинными крагами, и револьвер в кобуре — такой же, как у гросс-адмирала, только укороченный, «пилотской» модели, обычная экипировка пилота флаппера. Алекс покосился на спутника — фон Зеггерс был в таком же пилотском костюме, разве что сапоги у него были прежние, со Старой Земли, на собачьем меху, да место револьвера занимал длинноствольный «морской» люгер в кожаной кобуре-прикладе, увешанной кармашками для принадлежностей и запасных магазинов.

Беседа не затянулась. Найдёнофф расспросил гостей о недавнем бое с «кракеном», сдержанно похвалил за своевременные и правильные действия. Выслушал доклад фон Зеггерса о том, как показали себя в этом первом бою копии «земных» пулемётов, осведомился, легко ли было пилотировать обновлённый «кальмар» — в точности, как обычный, отрапортовал Алекс, ведь доработки не затронули систему управления и двигатели, — и посетовал на участившиеся случаи прорыва инрийских «кракенов к базам флота. Собеседники покивали в ответ: раз уж командующий вынужден лично руководить поисково-противолодочными операциями — значит, дела идут не слишком хорошо. После чего потребовал подробного рассказа о состоянии работ по «старо-земным» двигателям — и дизельным, для дирижаблей, и обычным, карбюраторным. Их предполагалось ставить на строящиеся аппараты смешанного типа.

После того, как фон Зеггерс исполнил требование — с истинно прусской чёткостью, разложив всё по полочкам и отдельно остановившись на имевших место отставаниях от графика — гросс-адмирал удовлетворённо кивнул.

— Недурно, герр капитан. Признаться, не ожидал, что вы зададите такой темп. Беда только, что и этого нам сейчас недостаточно — со дня на день ожидается если не высадка десанта на острова Китового архипелага, то уж массированный налёт наверняка. Так что — все работы по новому оружию и двигателям переносятся в Новую Онегу, подальше от театра военных действий. Там есть все необходимые мощности. Инженерно-технический персонал и чертежи уже грузят на дирижабль, и сегодня вечером они отправятся к месту назначения.

Гросс-адмирал сделал паузу, покачался с носков на пятки, откашлялся.

— Для вас двоих у меня другое задание. Вы, лейтенант…

Он обернулся к Алексу. Тот, хоть и внимал речам высокого начальства, стоя по стойке «смирно», сделал попытку вытянуться ещё сильнее.

— Вы получите под командование транспортный дирижабль. Не новый, один из тех, что мы забрали у гражданских, да так и не нашли, как использовать.

Услыхав это, Алекс загрустил. Такое старьё, что ему не нашлось применения даже сейчас, когда на счету каждая боевая единица?

— Грузоподъёмность у него солидная, — продолжал Найдёнофф, — а вот остальное… Достаточно сказать, что на этом старичке нет даже маховых перепонок — привод чисто паровой, на пропеллерах. Надеюсь, вам поможет герр капитан — он привычен к подобным конструкциям. Не так ли?

— Как прикажете, герр гросс-адмирал. — кивнул фон Зеггерс. Особого энтузиазма Алекс на его физиономии не заметил. Ещё бы: древний паровой хлам, ему, наверное, лет двадцать, не меньше…

— Корабль построен двадцать три года назад. — Найдёнофф, похоже, угадал мысли юноши. — Скорость, маневренность — сами понимаете, но для нас это сейчас не главное. Сейчас отправляйтесь на базу. Грузите на «Баргузин» всё остальное, включая ваш «кальмар» — и в путь!

— «Баргузин»? — Услышав название первого корабля, которым ему предстояло командовать, Алекс ощутил холодок в груди. — Странное какое-то название…

— Так называлась эта баржа на гражданке. В одном из отдалённых регионов Старой Земли называли северо-восточный ветер. Мы решили не менять — зачем?

И замолчал, глядя в иллюминатор.

— Мы можем идти, герр гросс-адмирал? — осторожно осведомился Алекс.

Найдёнофф встряхнул головой, будто прогоняя незваные мысли.

— Да, господа, вы свободны. Только ещё один момент…

Он чуть помедлил.

— Губернатор Новой Онеги — мой давний знакомец. Сегодня утром с воздушным пакетботом он прислал письмо. У них там любопытные дела творятся — за Восточным хребтом замечены чуть ли не «облачники». Губернатор опасается, что инри решили устроить в нашем глубоком тылу тайную базу, и намерен послать на её поиски военную экспедицию. В письме он просит выделить для неё воздушный корабль, а я… — тут он развёл руками, — …а я в силу известных обстоятельств не могу сейчас этого сделать. Так что ваш «Баргузин» придётся весьма кстати. Если губернатор предложит присоединиться к экспедиции — считайте это моей личной просьбой. Договорились?

Что могли ответить Алекс с фон Зеггерсом? Только щёлкнуть каблуками по гулкому металлическому настилу, и покинуть рубку. И, лишь оказавшись снаружи, позволить себе обменяться многозначительными взглядами.

Похоже, жизнь приготовилась сделать новый крутой поворот.

Теллус

Над островами Китового архипелага.

Лебёдка, ожила, затарахтела, плюнула струйками пара, трос заскрипел, наматываясь на барабан. Решётчатая стрела крана дрогнула, и угловатый фюзеляж аэроплана, подвешенный на широких брезентовых стропах, неторопливо поплыл вверх. Фон Зеггерс проводил его задумчивым взглядом.

— Жаль, здесь нет моего механика. Старина Фельтке этих птичек по винтику разбирал ещё в Дессау, в мастерской Хуго Юнкерса, когда тот только начинал строить свой J.1. Правда, из его «жестяного осла» особого толку не вышло, но ведь лиха беда начало!

Ганс Фельтке, старший механик цеппелина L-32 остался на Летающем острове вместе с магистром Фламбергом и дюжиной добровольцев. Примерно через два месяца на смену им должна будет прибыть другая команда, но пока — дотянуться до механика не представлялось возможным. потеря.

Что до самого магистра, то Алекс не забыл заметки в одной из столичных газет:

«Магистр Пауль Орест Фламберг, выпускник Гросс-Ложи. Входил в состав Комитета Общественного Спасения, где, предположительно, занимался разведкой и внутренней безопасностью организации инсургентов. Бесследно исчез на пятый день мятежа в Туманной гавани. Имеются сведения, что преступник состоял в сношениях с инри, передавая им сведения, составляющие государственную тайну. Разыскивается… может быть опасен…»

— Да, уж, кто-кто, а Фельтке знал толк в таких летающих жестянках! — продолжал тем временем фон Зеггерс. — герр Юнкерс склепал своего первенца из железных листов, а движок еле-еле выдавал сто двадцать лошадок. Но сейчас, с фюзеляжем и плоскостями из гофрированных алюминиевых листов, да с таким табуном под капотом… да что я вам объясняю — взлетите, и сами поймёте!

Уилбур Инглишби, бывший лейтенант Королевской морской воздушной службы, пожал плечами.

— Вечно вы, немцы, придумаете что-то несуразное. Это надо было додуматься: аэроплан целиком из металла!

— По-вашему, лучше из деревянных реек и перкаля? — насмешливо сощурился пруссак. — Так вы на таком уже полетали, и даже таран совершить попробовали. И как, понравилось?

— Понравилось — не понравилось, какая разница? — огрызнулся англичанин. — Вашему цеппелину с лихвой хватило. Иначе, с чего вы тут вместе со мной торчите?

Фон Зеггерс насупился. Англичанин, как ни крути, прав: его «Шорт», врезавшийся в хвостовую часть воздушного корабля, заставил его разломиться пополам. И если бы не эхо могущественного заклинания, сотворённого в другом мире, их жизненный путь давно бы уже завершился бы в ледяных водах Северного моря. Не самая приятная смерть, — хотя и не такая ужасная, как огненное аутодафе, вроде того, что приняли многие из его сослуживцев-воздухоплавателей. Можно сказать, экипажу L-32 ещё повезло.

Как и протаранившему цеппелин английскому пилоту. Теперь они оба состоят на службе КайзерРайха — государства, основанного потомками землян, заброшенных неизвестно кем много лет назад на планету Теллус. Что ж, могло быть и хуже…

Стрела крана завершила поворот и опустила груз на платформу. Матрос взмахнул флажками, что-то неслышно крикнул, и платформа поползла вверх, к большому прямоугольному люку нависшего над ними «Баргузина». В замкнутом пространстве эллинга воздушный корабль казался гораздо больше, чем был на самом деле. Даже завести его сюда оказалось делом нелёгким. Алекс — да и не он один, — предпочёл бы провести погрузку прямо на лётном поле, но, увы, погода стояла неспокойная, и даже несильный порыв ветра способен был перепутать тросы грузовых площадок, натворив немало бед.

Алекс с неудовольствием покосился на огромные пропеллеры, вынесенные по бортам на длинных решётчатых фермах. Ременные передачи соединяли их с паровиками, спрятанными в подвешенной под корпусом гондоле. Что-то начнётся, когда придёт время пустить их в ход… Впрочем, фон Зеггерс, кажется, настроен оптимистично: он вместе с механиками «Баргузина» три часа лазил по машинной гондоле и, кажется, остался доволен. Что ж, остаётся полагаться только на его опыт — сам Алекс никогда не имел дела со столь архаичными механизмами.

— Это уже третий? — осведомился он, провожая взглядом платформу с разобранным аэропланом. Не следует дать окружающим забывать, кто командует этой летучей баржей.

— Яволь, герр лейтенант. — отозвался пруссак. — Два других уже на борту, как и ящики с запасными моторами. Осталось поднять цистерну с газойлем — и можно отправляться!

— А наш «кальмар»?

— Я распорядился привесить его в переднем ангаре. — заговорил старший офицер, немолодой уроженец Новой Онеги, летавший на «Баргузине» все двадцать три года, с того дня, когда воздушный корабль сошёл со стапеля. — Крышку люка убрали вовсе. Теперь, если надо, сможем минут за пять выпустить флаппер в полёт. Конечно, у нас нет специальных аппарелей для сброса, как на флюгцайтрейгерах, но, думаю, сойдёт.

— Пулемёты я пристроил. — добавил фон Зеггерс. — «Мадсены», все шесть штук, в гондолах, а тяжёлые — сверху, на хребте. Герр Суконникофф, — он кивнул старшему офицеру, — распорядился устроить там лёгкое ограждение, как на наших цеппелинах. Стрелки, правда, не обучены, но, думаю, справятся. С картечницами-то справлялись!

— Хорошо, господа, я доволен. — Алекс откашлялся, стараясь, чтобы голос звучал солиднее. — Через два часа жду доклада об окончании погрузки и полной готовности. Стартуем в восемнадцать-ноль-ноль.

Офицеры вытянулись, щёлкнув каблуками. Алекс козырнул в ответ и отправился к ожидающему его дампфвагену. Предстояло навестить службу воздушного контроля — получить карты и уладить кое-какие предполётные формальности. Конечно, можно отправить вместо себя штурманского офицера — но так хотелось открыть дверь диспетчерской и представиться: «Я командир «Баргузина», лейтенант…»

Фон Зеггерс отвернулся, пряча улыбку. Мальчик получил под команду первый в своей жизни корабль и впал по этому случаю в эйфорию пополам с растерянностью. Это было знакомо — примерно так он сам чувствовал себя, когда получил под командование свой первый цеппелин. Что ж, помоги лейтенанту Творец-Создатель — или кто заправляет на небесах этого грёбаного Теллуса?

И в этот самый момент низко, протяжно завыла сирена. Алекс, успевший поставить ногу на подножку дампфагена, замер в недоумении — от ворот эллинга к нему бежал дежурный лейтенант. Палаш путался у него в ногах, отчего он то и дело спотыкался и кричал, размахивая руками:

— Тревога! Предупреждение о воздушном нападении! Посты наблюдения докладывают — на нас идут две ударные волны с трёх больших «облачников-гнездовий»! Вам приказано бросать всё и срочно взлетать! Срочно, слышите? До подхода первой волны не больше четверти часа, замешкаетесь — инри всё тут выжгут дотла и головешек не оставят!

Четверть часа слишком малый срок для того, чтобы отшвартовать закреплённый внутри эллинга дирижабль и, работая паровыми лебёдками и буксирами-дампфвагенами, вывести его наружу — не торопясь, соблюдая все положенные к случаю инструкции и не пренебрегая мерами предосторожности. Чуть ошибёшься — и порыв бокового ветра прижмёт хрупкую сигару к стене, а то и попросту переломит пополам. И, только покинув эллинг, можно, наконец, раскручивать пропеллеры, поднимать воздушный корабль в небо, из голубизны которого вот-вот обрушатся потоки огнестудня и струи живой ртути — привет от инрийских инсектов. И если не успеть набрать высоты — конец и старому дирижаблю, и его экипажу. Две ударные волны — это очень, очень много. Дежурный офицер прав, и от базы, и от «Баргузина» останутся одни головешки…

Их спасла конструкция эллинга — лёгкая брезентовая, на деревянных рамах крыша могла при необходимости раздвигаться, выпуская спрятанного внутри гиганта на волю.

И ещё в одном повезло: первая атакующая волна состояла, по большей части, из бомбо-коконов. Фон Зеггерс, скривился, вспомнив, что внутри этих смертоносных снарядов заперты человеческие обрубки, намеренно искалеченные рабы, единственная задача которых — направить управляемый ими снаряд на цель и погибнуть вместе с ним. Малютка Чо, помнится, весьма подробно об этом рассказывала — бедняжке пришлось обслуживать этих «пилотов» по приказу своего хозяина-инри, чтоб ему в аду досталась сковорода погорячее…

Но это обстоятельство оказалось спасительным для «Баргузина» — боевых инсектов в первой волне было немного, и почти все связали боем флапперы, успевшие взлететь навстречу с немногочисленных наземных катапульт. Перехватчики — по большей части, лёгкие «осы» — падали один за другим, но вместе с ними валились вниз и «стрекозы» с «вивернами», составлявшие боевое охранение ударных Роёв. «Бомбококоны» тоже несли потери — но не меньше половины дошли до цели, управляемые командами, вложенными в «живые системы наведения» их создателями-нелюдями. Дошли — и спикировали, и врезались в цели, прерывая мучительное своё существования — но и превращая одновременно в море пламени эллинги, мастерские и прочие сооружения базы. Возвращаться пилотам перехватчиков стало, таким образом, некуда — разве что садиться на узкую полоску пляжа, не тронутую огнём, или прямо на воду. И они дрались — отчаянно, насмерть, отправляя в последний полёт к залитой огнестуднем земле инрийские инсекты — но и сами горели и падали, выигрывая для «Баргузина» драгоценные секунды набора высоты.

Альтиметр — чёрная стрелка на окружённом бронзовыми завитушками циферблате, — показывал четыре с половиной тысячи футов, когда стрелок с кормового поста доложил о преследователях. Из иллюминатора пилотской гондолы ничего не было видно, а потому фон Зеггерс распахнул люк и по пояс свесился наружу, крепко уцепившись левой рукой за поручень, а правой поднес к глазам свой любимый «цейсс». И почти сразу обнаружил погоню — шесть чёрных точек, идущих двумя тройками. Инсекты — а это, конечно, были они — стремительно набирали высоту. Секунд двадцать, максимум, полминуты, и они выйдут на дистанцию эффективного поражения.

— Шесть воздушных целей, герр лейтенант! — отрапортовал он. — Кажется, «стрекозы». Дистанция не больше мили, быстро догоняют.

Алекс уже распоряжался. Место фон Зеггерса у открытого люка занял стрелок с «мадсеном» — откинул привинченную к стенке стойку, закрепил в ней ствол пулемёта, повёл стволом, ища цели. Ещё один люк открылся в дне гондолы, и другой воздухоплаватель пристроил в нём свой пулемёт. Что ж, прикинул фон Зеггерс, инрийских мошек ждёт горячая встреча. Четвёрка «мадсенов» в пилотской гондоле — это серьёзно, а ведь есть ещё два ствола в кормовом посту. Проскочив выше летучей баржи, инсекты попадут под огонь сразу трёх тяжёлых пулемётов с верхних площадок.

Вот только те, кто стоит за рукоятями… По распоряжению гросс-адмирала на «Баргузин» откомандировали воздушных стрелков с военных дирижаблей. К сожалению, у них было всего два дня на освоение нового вооружения — и оставалось только надеяться, что новички сумеют если не сбить атакующие инсекты, то хотя бы отгонят их прочь от воздушного корабля.

— Герр Зеггерс?

— Да, лейтенант?

— Принимайте командование. Я — к «кальмару».

— Верное решение. — отозвался пруссак. Он сразу сообразил, что затеял молодой офицер. — Курсовые пулемёты я сам ставил, работают, как часы. Совет: не поднимайтесь выше «Баргузина», мои парни привыкли сбивать всё, что летает. Им что «кальмар», что «виверна»…

Алекс кивнул. Крупнокалиберные «шпандау», установленные на верхних площадках, обслуживают парни из команды L-32. Опытные стрелки, которым не впервой отражать наскоки истребителей — и не каких-нибудь насекомоподобных гадин, а самых настоящих аэропланов. В горячке боя они и его могут угостить парой-другой очередей. Метких, что характерно, в отличие от неумелой пальбы теллусийских воздухоплавателей.

— Вы всё же предупредите их, чтобы не палили куда попало. — ответил он. — И держите курс на восток, надо уйти подальше от островов. Надеюсь, инрийские пилоты не решаться продолжать погоню над морем, дальность полёта у инсектов ограничена. И, насчёт пулемётчиков — не выделите мне одного из ваших ребят, воздушным стрелком? Наши-то ещё не имели возможности попрактиковаться в стрельбе по воздушным мишеням. Боюсь, понапрасну сожгут патроны…

— Яволь, герр командир! Ступайте в ангар, я прикажу ему бежать к вам, чтоб пятки сверкали.

Он помедлил.

— И… доброй охоты, камрад!

Оказавшись в носовом трюме, наскоро превращённом в ангар, Алекс увидел механиков, возящихся с его «кальмаром» — и ещё одну, точно такую же группу, облепившую аэроплан. К его удивлению, крылья аппарата уже стояли на своих местах, и один из техников, снявши капот, заправлял в пулемёты ленты, посверкивающие медными гильзами патронов. Рядом с машиной суетился, отдавая команды, Уилбур Инглишби.

— Что тут происходит, лейтенант? — крикнул он, обращаясь к британскому пилоту. Тот обернулся — рукава свитера закатаны, физиономия перемазана чем-то чёрным, белозубая улыбка до ушей.

— Сэр! Я как услышал, что вы из рубки скомандовали готовить «кальмар» к вылету, сразу понял — вот оно! Вдвоём мы их, сэр, на клочки порвём!

От такого напора Алекс слегка опешил.

— Постойте! Вы что, собрались лететь? Но как же, аэроплан ещё даже не испытан?

— Вот, заодно и испытаем! И потом, если оставаться здесь — всё одно сожгут вместе с дирижаблем. А так — хоть польза от меня будет. Да вы не сомневайтесь, сэр, мне уже приходилось летать на незнакомых машинах, собранных по винтику из всякого хлама — и ничего, жив, как видите!

О том, сколько раз подобные выходки заканчивались авариями, он благоразумно умолчал.

Алекс, подумав, кивнул. В конце концов, англичанин прав: оставаться на воздушном корабле, который атакующие инсекты вот-вот зальют огнестуднем — риск ничуть не меньший, чем пускаться в полёт на ещё не опробованном толком аппарате. В конце концов, Инглишби — опытный пилот с самой Старой Земли и разбирается в аэропланах лучше любого на Теллусе.

— Хорошо, лейтенант, будь по-вашему. — ответил он. — Тогда я стартую первым, вы — за мной. Постарайтесь держаться у меня на хвосте и прикрывайте. Договорились!

— Йес, сэр! — жизнерадостно ответил англичанин. — Вдвоём мы жару этим остроухим уродцам, или я не Уилбур Инглишби!

— И вот ещё момент: как вы возвращаться-то думаете? Помнится, герр Зеггерс говорил что-то о причальной трапеции и гаке, установленном на самолёте, но мы за них пока даже не брались.

— Как-нибудь справлюсь. — легкомысленно отмахнулся британец. Попробую завести машину в кормовой трюм, там, вроде бы, люк пошире, попрошу держать его открытым. А не получится — сяду на каком-нибудь из островов, вон из сколько…

Он кивнул в открытый люк. Внизу, на индигово-синей глади моря были рассыпаны изумрудные кляксы многочисленных островов, обычных и Плавучих. С некоторых поднимались столбы жирного дыма — последствия продолжающегося налёта инри.

— Да вы за меня не волнуйтесь, сэр… — продолжал Уилбур, немного понизив голос. — Жив останусь, не собьют — а уж куда садиться, я как-нибудь соображу!

VI

Теллус.

Окрестности Новой Онеги.

Все люки, вентиляционные отдушины и заслонки на смотровых щелях давно были откручены, откинуты, распахнуты настежь — но всё равно, воздух в кабине шагохода был спёртым, напитанным миазмами разогретой питательной смеси, угарными газами и угольной копотью. Густопсовый душок, как образно выразился инструктор, штаб-ротмистр бронемеханизированной роты Ново-Онежского драгунского полка. В этой отравленной атмосфере задыхались и принимались взахлёб кашлять даже привычные ко всему механики-водители боевых шагоходов, так что пришлось затребовать из казарм газовые маски — кожаные намордники со стеклянными глазами-окулярами в медных оправах и медными же бочонками дыхательных фильтров. Эти маски входили в снаряжение солдат и предназначались для защиты от инрийских кислотных паров и ядовитого тумана — обычных средств поражения на поле боя, широко применяемых остроухими нелюдями.

Елене было плохо, душно и до предела некомфортно. Пот скапливался под маской, стекал горячими едкими струйками за воротник. Тело нестерпимо зудело, руки, плечи, бёдра — всё было покрыто синяками и ссадинами. Внутренности кабины чёртовой машины состояли из одних острых углов, от которых слабо защищала пилотская амуниция, сшитая, а кое-где и склёпанная из полос толстой кожи. Жёсткие ремни, которыми её притянули к водительскому месту — карикатурному безголовому подобию человеческого скелета — безжалостно впивались в кожу. Чтобы изобразить шаг, поворот торса или взмах рукой, приходилось прикладывать поистине героические усилия — казалось, что в медных цилиндрах с «сигнальной» псевдомускулатурой на самом деле спрятаны мощные пружины, превращающие каждое её движение в тяжкое испытание. Раза два она чуть не опрокинула машину, и если бы не предусмотрительность инструктора-драгуна, потребовавшего установить в кабине дублирующий «ложемент» (так он называл пыточное приспособление, служащее для управления шагоходом), двуногий гигант давным-давно опрокинулся бы, словно марионетка, у которой перерезали ниточки.

Но мучения — мучениями, а постепенно у Елены начало кое-что получаться. Сказывалось врождённое упрямство и нежелание показывать свою слабость перед незнакомыми военными, которые — никаких сомнений! — только и ждут, когда изнеженная профессорская дочка запросит пощады и сбежит из клёпаного стального гроба, по какому-то недоразумению именуемого рубкой управления.

«…а вот не дождётесь, господа хорошие!..»

Елена мотнула головой, стряхивая струйку пота, застрявшую в левой брови, до боли закусила губу, и сделала шаг. Под полом заскрежетало. Сквозь приоткрытую нижнюю амбразуру девушка видела, как трёхпалая ступня шагохода поднялась, качнулась вперёд, и глубоко ушла в плотно утоптанный грунт тренировочного плаца. Она чуть пошевелила поясницей право-влево — стальной гигант послушно повторил её движение. Тогда она сделала ещё шаг, ещё и ещё — и пустила шагоход раскачивающейся рысью к дальнему краю полигона. Краем глаза она видела в левом, откинутом вверх до упора, броневом люке, как пылит параллельным курсом полугусеничный военный дампфваген, и с него машет ей шляпой отец.

Все неудобства — жара, духота, едкий пот, саднящая боль ушибов — вдруг разом куда-то подевались. Елена рассмеялась прямо в фильтр газовой маски и, ловко орудуя рычагами ложемента, заставила шагоход сначала перейти на шаг, потом остановиться — и развернула его навстречу отцу. Дампфваген резко, подняв облако пыли, затормозил, а Елена, не в силах справиться с охватившим её возбуждением, заставила железную громадину изобразить нечто вроде карикатурного танцевального па с полным оборотом на месте и притоптываниями сначала правой, а потом и левой ступнёй — так, что зрителям показалось, что клёпаное двуногое чудище вот-вот пустится вприсядку.

Получается! Честное слово, получается!

Блестящая латунная трубка, свинченная с артиллерийской буссоли фирмы «Беллау и сынъ», считалась главным Сёмкиным сокровищем. Сама буссоль была давно и безнадёжно сломана, визирная трубка увеличение давала слабенькое — но за неимением других средств наблюдения, ребята рассматривали пылящий вдали шагоход через её мутные стёклышки.

— Может, поближе подберёмся? — предложил Сёмка, оторвавшись от трубки. — Во-он к тому разваленному сарайчику. Оттуда всё будет видно!

Витька прищурился, прикидывая, потом решительно помотал головой.

— Заметят. На плацу полно верховых драгун — поймают и вытолкают взашей. И уж в другой раз уж на пушечный выстрел не подпустят!

Последнее замечание было немаловажным — сюда, на край учебного плац-полигона ребята пробрались, уговорив знакомых солдат, стоящих в оцеплении. Сёмку в гарнизоне знали — как же, сын ротмистра Куроедова, начальника ремонтных мастерских, лучшего в полку водителя шагающих боевых машин и прочего механического транспорта.

— Знать-то знали — но, стоит ему попасться, так, мало того, что уши надерут, так ещё и сдадут на расправу отцу. А уж тот не помилует — форменный офицерский ремень широкий, жёсткий, задницу исхлещет так, что неделю потом на животе спать придётся. Знаем, проходили уже…

И, что гораздо хуже, долго ещё не подпустят ни к плац-полигону, ни к ремонтным мастерским, ни к ангарам, где стоят шагоходы — словом, туда, где Витьку и его закадычного приятеля, Сёмку Куроедова, старшего сына артиллерийского есаула Ново-Онежского казачьего Войска, раньше пускали без возражений. А ведь именно на этом основан их стратегический замысел!

Ребята по очереди, передавая друг другу визирную трубку, полюбовались маневрирующеё вдали двуногой машиной.

— Ловко насобачилась… — завистливо заметил Витька. — И это всего за три занятия!

— Да брось… недоверчиво протянул Сёмка. — Быть такого не может, чтобы девка так лихо водила шагоход! Небось, твой батька за рычагами.

— Не… — Витька помотал головой. — Я его манеру знаю, не ошибусь. Ленка управляет, дочка профессорская. Интересно, зачем это ей?

— Тоже в ископе…искпедицию собралась. — со знанием дела отозвался приятель. — Люди говорят — она со своим папашей-профессором ажно в самые инрийские моря летала, на дальний Юг, к экватору. Там их дирижабль разбился, а сами они обосновались на Летучем островке. А потом, когда инри их отыскали — сбили то ли три, то ли четыре «облачника». А ещё один захватили и на нём вернулись назад!

— Брешут… — неуверенно сказал Витька. — Быть того не может.

— Может, и брешут. А только в ископедицию её берут. Иначе — зачем твоему бате её учить?

Крыть было нечем. Витька насупился, а Сёмка после недолгой паузы заговорил о том, что сейчас занимало их обоих.

— Я вот о чём подумал: батя мой говорил, что его тоже звали с ними, только он отказался. Не хочет мамку надолго одну оставлять, болеет она…. Скоро в Новую Онегу прибудет грузовой дирижабль — за шагоходами и другим имуществом экспедиции. Ну и за людьми, конечно. Здесь всё это на него погрузят и полетят прямиком в Загорье.

— Здорово! — восхитился Витька. — Вот бы и нам туда попасть…

— Так а я о чём? Погрузка, подготовка — пробудут они здесь дня три, не меньше, и батя наверняка будет всё время там. Что, если я попрошусь с ним, помогать на погрузке?

— А позволит? — усомнился приятель.

— Почему не позволит? В полковые мастерские он меня всегда берёт, и на полигон тоже. Это я сегодня не стал проситься с ним, чтобы не заподозрил чего раньше времени. А так — тоже взял бы…

— Ну, хорошо, тебя-то он возьмёт. А со мной что?

— Пока суд да дело — подыщу внутри дирижабля местечко поукромнее. Высмотрю, что к чему, натаскаю всякого — пожрать там, бурдюки с водой… А в день отлёта мы оба проберёмся на борт и спрячемся. Сообразить бы ещё, как тебя на лётное поле провести мимо постовых…

Витька задумался. План был хорош, но мальчика всё равно не оставляли сомнения. Недаром, из двух друзей он всегда считался самым рассудительным: Сёмка предлагал отчаянный план, а Витька немедленно принимался выискивать, почему из затеи ничего не выйдет. И порой оказывался прав — хотя это нередко выяснялось уже после очередного катастрофического провала.

— А найдут? Тогда поротыми задницами не отделаемся…

— Да с чего найдут-то? — возмутился Сёмка. — Мы ж только перед самым отлётом туда залезем! Пока дома хватятся, дирижабль уже будет за Восточным Хребтом. Да и огромный он, даже если специально будут искать — и то не сыщут. Забьёмся куда-нибудь повыше, между мета-газовыми мешками, куда редко кто забирается — и пересидим.

— А дальше?

— А дальше видно будет. Главное, воду запасти и провизию. А ещё одеяла тёплые нужны. Отец рассказывал на высоте холодрыга, помёрзнем…

— Я знаю, где их добыть! — оживился Витька. — У нас в амбаре, в дальнем углу, верблюжьи кошмы кучей навалены и конские попоны, да пара старых шинелей на стене висит, на гвоздиках. Кожаные бурдюки тоже есть, хорошие, вместительные. Отец туда не заглядывает — зачем? Если взять, что нам нужно, никто и не заметит.

— То, что нужно! Ты тогда займись припасами, а я поищу место на дирижабле.

Сёмка похлопал друга по плечу. Тот в ответ неуверенно улыбнулся.

— Не дрейфь ты так, прорвёмся! Где наша не пропадала?

Витька насупился. Ему было неприятно, что его заподозрили… нет, не в трусости, конечно, но в некоторой нерешительности.

— Да я чё, я ничё. Давай так: как эти закончат, — он ткнул пальцем в маневрирующий вдали шагоход, — отыщи своего папаню, расспроси, что там, да как. А я подожду профессорскую колымагу у выезда с полигона, да и пристроюсь следом. Надо глянуть, куда ещё они поедут?

Крошечная деревенька, приткнувшаяся к кромке плац-полигона носило название Красное Село — старожилы утверждали, что дано оно получило в память о населённом пункте, близ которого на Старой Земле проводились ежегодные манёвры армии российской императорской армии. Так это или нет — утверждать не берёмся, а только деревенька была чистая, благополучная, и павильон, устроенный на краю полигона, поддерживался её жителями в безупречном порядке. Если же полковое начальство выказывало желание устроить там приём для гостей, посетивших очередные манёвры, то из расположенного тут же, в Красном Селе, трактирчика доставляли готовые блюда, по большей части, традиционной Ново-Онежской кухни — пироги, соления и разнообразные рыбные деликатесы. За прочими изысками отправляли нарочного на дампфвагене в один из городских ресторанов, а то и заказывали заранее — в этом случае, владелец заведения присылал ещё и своих официантов для обслуживания солидной публики.

Сегодня же решили обойтись простой кухней — благо, и гостей было немного. Кроме начальника полигона и трёх его офицеров, за столом присутствовали профессор Смольский с дочерью, прикомандированный к ним инструктор-водитель шагоходов ротмистр Забалуйко. На дальнем конце стола сидел высокий, худой господин в потёртом студенческом сюртуке и пенсне — инженер-механик, присланный владельцем шагоходов. Он назвался выпускником Имперского Политехнического училища Иоганном Кеттлером, уроженцем Столицы Империи. И сообщил, что находится в Новой Онеге в порядке административной высылки за участие в недавних беспорядках в Туманной Гавани. Господа офицеры, узнав об этом, вид приняли безразличный, но в дальнейшем избегали беседовать со ссыльным. Профессор же, напротив, сделался с Кеттлером необычайно любезен, и стал расспрашивать о событиях, приведших его к столь предосудительному финалу. Бывший политеховец отвечал охотно, громким голосом — похоже, решила Елена, ему доставляет удовольствие эпатировать окружающих.

Первым не выдержал драгунский ротмистр, начальник полигона.

— Повезло вам, юноша… — заговорил он, поддевая на двузубую серебряную с позолотой вилку шляпку солёного грибка. — Не арестовали бы в первый день — могли бы так просто не отделаться.

— По-вашему, это просто? — возмутилась Елена. Она не слишком сочувствовала мятежным настроениям «ссыльнопоселенца», но со всем пылом юности готова была принять сторону, против которой ополчились прочие их собеседники. — Тюрьма, суд, ссылка, невозможность закончить образование — посмотрела бы я на вас в подобных обстоятельствах!

— Никак невозможно-с, фройляйн. — ротмистр отправил грибок в рот и ловко закушал стопкой тройной перцовой. — Я, видите ли, верен присяге, и ни в каких противоправительственных историях не замешан. А собеседнику вашему действительно повезло — останься он на свободе хотя бы ещё на сутки — либо ухлопали его в уличных боях, либо сгрябчили и поставили без лишних разговоров к стенке. А может, и сумел бы дожить до оккупации Туманной Гавани инри — и тогда уж пожалел бы о миновавшей его пуле…

В повисшей тягостной тишине звон вилки о край бокала прозвучал настоящим набатом. Кеттлер, его собеседник, да и прочие вздрогнули и повернулись к источнику звука.

— Ну-ну, господа, полегче! А то так-то мы с вами далеко зайдём… — добродушно заговорил профессор. — Предлагаю не портить такое чудное застолье неуместными разговорами. Вы мне вот что лучше подскажите…

Он перебрал стоящие на столе бутылки с графинами и выбрал один, с домашней вишнёвой настойкой — продукция владельца упомянутого уже трактира. Или, скорее, его супруги, которой только и приличествует изготавливать по бабушкиным рецептам, привезённым ещё со Старой Земли, такие вот райские нектары.

— Я, видите ли, давненько не был в Новой Онеге, отстал, так сказать, от городской жизни. А тут ещё и экспедиция намечается в дикие места. Не подскажете ли хороший магазин — оружейный и товаров для охоты? Мы бы с дочкой на обратном пути и заехали…

Конец ознакомительного фрагмента.