Последний еврей из КГБ

Борис Барабаш

Одесса конца 60-х – начала 70-х годов … Из Областного управления КГБ увольняют Абрама Барабаш – последнего еврея, работавшего в системе госбезопасности СССР. Сюжет развивается в виде бесед Абрама Барабаш с сыном. В них он рассказывает об особенностях работы органов советской госбезопасности, методах их работы и случаях из следственной практики. Увлекательны размышления о времени правления И. Сталина. Ярко поданы впечатления о Лаврентии Берии, Викторе Абакумове, Нафтали Френкеле, которых главный герой знал лично. Однако особое место в повести занимают не воспоминания и рассуждения, а расследование убийства Михаила Аксельмана, сына очень известных в Одессе людей, близких друзей семьи Барабаш. Уже не работая в системе госбезопасности, Абрам Барабаш проводит собственное расследование этого преступления, и выходит на след убийц. В ходе следствия подполковник КГБ убеждается в том, что за ними стоят высокие покровители. Почему кто-то отдал приказ о ликвидации М. Аксельмана, нам с вами и предстоит узнать…. И, конечно, Одесса и одесситы….

«Сионистский заговор» и устранение Берии положили конец приему евреев на ответственные посты в службе разведки и ЦК партии. Насколько я знаю, в Комитете госбезопасности в 1960-70 годах работали два рядовых оперативных работника-еврея…»

П. А Судоплатов «Разведка и Кремль»

Моим родителям посвящается

ГЛАВА I

Одесса. 1970 год.

Море неспешно покачивало лодку. Осколки солнца блестели на волнах. Мы с отцом держали удочки в руках. Клёва не было.

— Рыба ушла на обед, — сказал папа.

— Так вот, здесь обед, — ответил я. — Пусть приплывают.

— То не то, — сказал папа, и мы замолчали.

Как гидроакустики с подводной лодки, мы вслушивались в глубину. Рыбалка на море — это не рыбалка на реке. Здесь поплавки неуместны. Забросил удочку, грузило достало дна, натянул леску, и жди, пока бычки, глосса или даже скумбрия не обратят на тебя внимание. Если это случится, ты об этом узнаешь. Они, каждый по-своему, начнут обгладывать наживку. Вот тогда держись! Надо умело выбрать момент, подсечь рыбку и тащить.

Но пока этого не произошло, мы с отцом сидели в лодке, и каждый думал о своем. Мне, 12-летнему пацану, жизнь нравилась. Лето, каникулы! Еще столько впереди! Вся жизнь! Когда становилось жарко, я прыгал из лодки в море. Там я плавал среди медуз, подводных скал и водорослей. Вокруг — ни души. Не считая рыб и чаек. Одни — в воде, другие — в небе. Но судьбы их пересекались. Чайки с криком неслись над водой. Потом быстро, зигзагами падали в море. Держа в клювах рыбку, возвращались в небесную высь.

Мне было интересно за всем этим наблюдать. Но папе надоело ждать.

— Не! Нема клёва, — сказал он. — Шё ты будешь делать? Надо переплывать в другое место. Не?

— Давай, — согласился я.

Отец завел мотор, и мощный «Mercury» стал уносить нас все дальше от Одессы.

— Па!

— Шё?

— А как тебе разрешили купить этот движок?

— А чего ты вдруг спрашиваешь?

— Просто.

— Не. Не просто. Ты шё-то хочешь. Так шё ты имеешь в виду?

— Ну, этому дяде, который его привез в Одессу, не разрешили же? Ты ж сам рассказывал. А тебе разрешили.

— Тому дяде не разрешили, потому что Одесса — пограничная зона. Тут такие моторы нельзя. Они мощнее, чем у пограничников. Человек, вдруг, возьмет, и уплывет в Турцию. Понимаешь?

— А на реке такой мотор можно?

— А зачем на реке такой мотор? Всю рыбу распугаешь. Да и куда там быстро плыть? Плыви себе потихонечку, и смотри по сторонам.

— А-а! Поэтому в магазине только мотор «Прогресс» и есть?

— Ну… примерно.

— Так если так, чего тебе разрешили?

— От ты…! Как банный лист!

— Я просто спросил.

— У нас в стране нет ничего простого. Свежий хлеб просто так не купишь. А ты хочешь такой мотор. Всё не просто! Очень не просто!

Отец замолчал. Он держал руль и смотрел вдаль. Я сунул руку в воду. Она упругой лентой обтекала кисть. Мы соревновались, кто кого. Иногда вода побеждала меня, но иногда и я её. Мы шли уже с полчаса. Отец повернулся ко мне.

— Ты обиделся?

— Нет.

— Не обижайся. Ты иногда такие вопросы задаешь, шё я не знаю, шё ответить. Смотри. Шё там? Шё-то вроде бухты. А?

— Угу.

— О! Так есть предложение. Давай пристанем, и позавтракаем. Хочешь?

— Давай.

— О! То, шё надо! Покушаем и поговорим. Идет?

— Угу.

Отец сбросил газ, и направил лодку к берегу. У меня захватило дух. Приключения! А вдруг это необитаемая земля? Мы — робинзоны! Хотел об этом спросить папу, но, посмотрев на него, передумал. Он бы посмотрел на меня, как доктор на пациента, и спросил: «Необитаемая земля…? В Одессе…?»

Недалеко от того места, где мы расположились, бил родничок. Вода в нем была холодной, пресной и невкусной. Но мы ей были рады. Можно было напиться, смыть соль, пополнить запасы, и даже сделать чай. У папы было всё, и на все случаи жизни. В лодке находились самые необычайные вещи, и я всегда поражался, как ему удавалось всё предусмотреть.

Пока отец привязывал лодку, готовил завтрак и кипятил на спиртовке воду, я бродил по берегу. Первые же шаги убедили меня в том, что земля эта — обитаема. И чем больше я бродил, тем больше в этом убеждался. Но ни битые бутылки, ни мусор, ни даже надпись: «Быстрик — хрен!» не смогли во мне убить дух приключений. Еще больше меня занимало то, почему папа не захотел отвечать на такой простой вопрос о лодочном моторе. Это на него не было похоже. Папа всегда отвечал на мои вопросы. И не просто подробно. Он уходил в такие дали, что не всегда можно вспомнить, а какой, собственно, вопрос был задан. Возвращаясь на зов отца, я твердо решил разгадать тайну мотора.

Мы уселись у клеенки. Она играла роль стола. Мясистые помидоры, огурцы, колбаса и вареные яйца манили меня своим видом и запахом. Поспел чаёк. Несмотря на жару, он был к месту. Батя мазал хлеб паштетом. Рай! Наелся я быстрее, чем ожидал. Захотелось спать. Встали-то мы рано. Не было еще и четырех. Пешком до моря. Погрузка в лодку. А потом — свежий ветер в лицо. Разомлев от еды и солнца, я задремал. Но тут заговорил отец, и сон унесся в никуда.

— Я вот о чем подумал. Ты уже взрослый мальчик. Рано или поздно, но все равно надо было с тобой поговорить. Так чего не сейчас? Тем более, шё ты задал этот вопрос. О том, чего мне продали мотор. Раз ребенок спрашивает, надо отвечать. А то, шё же это получается? Ерунда. А? Правильно? Во! Так я тебе сейчас шё-то расскажу. Может быть, я все не успею. Это — долгая история, а нам еще надо шё-то поймать. Не поймаем, придется заскочить на «Привоз». Купить там. А то, шё мама скажет? Тоже мне, рыбаки! Не. Она так не скажет, конечно. Это я шучу. Но сидеть тут до зимы мы тоже не можем. Поэтому шё успею, то успею. Но, хотя бы начнем. Идет?

— Конечно, па!

— Ну, так вот, слушай. Начну по-порядку. Ты слышал такое слово «КГБ»?

— Конечно! А кто не слышал?

— И шё ты слышал?

— Что люди его боятся.

— Боятся… И правильно делают. Оно для того и создано, шё б боялись.

— Па! Ты ж о моторе хотел рассказать.

— Ну да! А я о чем? Я о моторе. Это начало моего рассказа. Слушай сюда. В Одессе пограничники дают разрешение на то, чтобы можно было купить и лодку, и мотор. Понимаешь? Человек покупает это всё, и становится на учет. Это как при покупке машины. Для чего? Для того чтобы кто-то не захотел отсюда уплыть. А если таки уплывет, так его быстро поймают, и будут знать кто, шё, и почему.

— Ну, если люди хотят уплыть, пусть плывут.

— Хм. Пусть плывут… Как бы не так! Дай волю, так почти все уплывут. Я тебе об этом потом расскажу. Позже. Когда ты чуть-чуть подрастешь. Ты же хочешь сейчас про мотор узнать? Или нет?

— Да, да. Давай про мотор.

— Так вот. Пограничники относятся к КГБ. Это одна организация. Ты, вообще, знаешь, что такое КГБ, как оно расшифровывается?

— Нет.

— О! Так с этого надо начинать. КГБ — это Комитет государственной безопасности.

— И зачем он?

— Зачем? КГБ занимается врагами и противниками советской власти.

— А что значит, занимается?

— Ну… Кого-то перевоспитывает, кого-то арестовывает и сажает в тюрьму, а кого-то… Кого-то надо и уничтожать.

— То есть, убивать?

— Ну, да. Можно и так сказать. Грубо, но, правда.

— А за что?

— Как, за что? Если они нас сами хотят убить? Вот твоего отца, например? Что с такими делать? Надо с такими бороться.

— А чего они нас хотят убить? Мы им ничего плохого не сделали.

— Это ты так думаешь. А они думают по-другому. СССР никто не любит.

— Почему?

— Почему…? Сложный вопрос. Когда-то давно был царь. Ты об это знаешь. Для кого-то он был хорошим. Но для большинства, нет.

— Для кого, нет? Для рабочих?

— В том числе. Для рабочих, для крестьян. Для евреев он был вообще сволочь.

— Почему?

— Ну, например, кем бы я был при царе? Евреям селиться в столице и в больших городах было запрещено. Были исключения, конечно, но в отдельных случаях. Разрешали жить богатым людям, купцам. Но для большинства… ни в коем случае. Была, так называемая, черта оседлости. То есть были места, где можно было жить евреям, а были там, где нельзя. И таких мест было большинство. Кроме того. Высшее образование получить было нельзя. Это не то, шё сейчас — поступай куда хочешь, и бесплатно. Тогда надо было от веры отказаться, шё б в университет поступить. А куда это годится? И кем бы я был? Местечковым еврейчиком. Вечно затрушенным, запуганным. И другим нацменам тоже было не лучше. Ленин это называл великорусским шовинизмом. Поэтому люди не хотели так жить. Шё это за жизнь? Но и это еще не всё. Царь начал погромы устраивать. Не сам, конечно, но с его одобрения. Хулиганы, бандиты, пьяницы врывались в дома к людям. Грабили, убивали, творили, черт знает что! Моего дедушку Якова, в 1905-м году, вот так вот убили в Одессе. Зарубили топором. Это что такое, в конце концов? Мы шё, не люди? Не граждане этой страны? Не хочешь нас тут видеть, так отпусти! Нет! Тоже нельзя. И как нам было жить? В конце концов, простым людям это надоело. Они взяли и скинули царя. Начали всё большевики, во главе с Лениным. Ты об этом знаешь. Вам в школе рассказывают. Это было очень трудное дело. Ты шё, шутишь? Такую страну перевернуть! А они смогли. Потому шё народ их поддерживал. И вот, когда простые рабочие люди разбили царские армии, и стали управлять страной, так весь мир, все капиталисты увидели, что страна стала развиваться семимильными шагами. Им, то есть капиталистам, это не понравилось. Ведь у них могло произойти тоже самое. Они думали, что мы быстро загнемся. А вышло, что не загнулись. Тогда буржуазия стала готовить войну. Натравили на нас Гитлера. Но и здесь у них ничего не вышло. Поэтому теперь они стараются нам пакостить тихонько. Используют для этого всяких недовольных людей.

— А у нас есть недовольные?

— Недовольные есть всегда и везде. Нет такого, чтобы всё всем нравилось. Люди — это ж… Всем не угодишь. Советская власть старается, конечно. Но… всегда есть недовольные. Особенно сейчас. Разбаловались люди. Уже не помнят, когда шмат хлеба за счастье был. До войны, я помню, родственники пригласят моих маму и папу, покойных, к себе, угостят кусочком домашней колбасы. Так они всё нам отдавали, бедные. Мы не спали, ждали, пока они придут. Фить, и колбасы нема. Шё там было той колбасы? Мне такой колбасы вагон дай, и я, мне кажется, съел бы. Такие мы были все голодные. А мой папа… Принесет в зарплату конфет. Были такие, подушечки. С вареньем внутри. Самые дешевые конфеты. Так это был праздник! А шё он мог больше купить? Люди в основном жили бедно. Вот так мы ели. Масло коровье я первый раз попробовал в военном училище, уже во время войны. А сейчас…? Ой…! Не. Конечно… Еще Сталин говорил, что народное хозяйство должно удовлетворять постоянно растущие потребности населения. Но надо же и совесть иметь! А то завтра люди скажут: «Дайте нам… земля Луны!» И шё? Должны бегать им это искать? Не…

— Па! Так о моторе…

— Да. Так вот, о моторе. Представь себе. Вот такой недовольный захочет отсюда сбежать. Он купит лодку, сильный мотор, и всё. Поминай, как звали.

— А куда он сбежит?

— Ну, тут Турция с той стороны моря. А она — капиталистическая страна, член НАТО. И такой вот несознательный элемент поплывет туда.

— Там ему будет лучше?

— Я знаю? Он думает, шё да. Но я так не думаю. Там хорошо, где нас нет.

— Ну и пусть себе плывет. Зачем его держать?

— Я тебе уже говорил сегодня. Это взрослый вопрос. Надо много чего узнать, для того, чтобы понять. Подрастешь немножко, я тебе объясню. Или ты сам поймешь. А пока скажу тебе так. Кое-кому половину работы не показывают. Люди многим недовольны. И где-то они правы. Но надо подождать. Потому что не сразу сказка сказывается, и не сразу дело делается. Москва не стразу строилась. Знаешь? Вот. Скажешь людям: «Идите куда хотите!» Несознательные элементы и побегут. А за ними — неустойчивые. Кто-то захочет свою лавочку открыть, кто-то завод. И для чего тогда советская власть воспитывала столько лет людей? Нет, так нельзя. Страна — это как семья. Мы с мамой вас воспитываем? Так надо и с людьми. Воспитывать их. А то, шё ж это будет, если каждый будет делать то, шё хочет? Никакое государство так долго не проживет.

— И в Америке так?

— Ну а как же? Везде так. Государство, если оно хочет жить и процветать, должно заниматься своими детьми, то есть гражданами.

— Па! Так про мотор это всё?

— А шё еще?

— Ты ж не рассказал, чего тебе его продали, если тому человеку нельзя такой иметь?

— А. Да… Вот. Я ж об этом. Ну, слушай внимательно. Мне этот мотор разрешили купить… Мне сам начальник погранотряда позвонил, и спросил, не хочу ли я его купить. Дорого. Мы с мамой поговорили, и мама согласилась. Почему именно мне продали? Ну, во-первых, все знают, что я — рыбак.

— Что, и начальник погранотряда?

— Хм! Ну, смотри. Я должен тебе что-то сказать… Я сам еще недавно работал в КГБ. Поэтому пограничники меня хорошо знают. Вот так. Вот и вся история.

— Ты!? Ты же рабочий на заводе?

— Это сейчас. А пару лет тому я на заводе не работал.

— А! Я теперь все понял!

— Что?

— Я понял, чего так в школе ко мне учителя относились.

— Как относились? Ты, по-моему, учился хорошо и без меня. Я в твою школу приходил всего пару раз.

— Да, но учителя всегда приветы родителям передавали. Больше никому из детей. Только нам. И когда всех спрашивали о работе родителей, меня никогда не спрашивали, улыбались только как-то… Дети всегда говорили: «А чего тебя не спрашивают, где родители работают?» Теперь ясно. А почему ты сейчас там не работаешь?

— Я тебе когда-нибудь потом всё расскажу. Ты еще маленький для таких разговоров.

— А я помню, как вы с мамой секретничали.

— Ну, помнишь и хорошо.

— Это об этом?

— Думаешь, я помню? У нас с мамой много секретов.

— Тебе продали этот мотор, потому что тебя не боятся?

— Не меня не боятся. Не боятся, что я сбегу.

— Па!

— Да.

— А как ты туда попал?

— Куда?

— Ну, в КГБ?

— О! Это целая история. Хочешь, шё бы я тебе рассказал? Я тебе ее расскажу. Но не сейчас. Сейчас мы отплываем. Рыба нас ждет.

— Ну, па! Расскажи!

— Хорошо! Ша! Тихо! Раз пообещал, расскажу. Но уже в море. И то… если ловиться не будет.

Мы отплыли. И я впервые в жизни не захотел, чтобы ловилась рыба.