Black Book

Борис [БК] Кондратов

«Black book» – итог творческого пути поэта Бориса [БК] Кондратова за 17 лет.«Black book» – законченная оптимистичная трагедия.«Black book» – это эмоциональные (американские/русские – нужное подчеркнуть) горки, с сотней крутых подъемов, пике и мертвых петель.Предупреждаю – дорога ухабиста.И, с какой стороны не смотреть – «Black book» это классический сборник стихотворений. Книга содержит нецензурную брань.

I. ЭГОНАВТИКА

Muslim

moon.

and everything happens

just

like it belongs.

sun.

and everything

is disgusting,

boring,

enraging.

You are totally

pissed off.

!THAT!

what is able to be so tender,

what was hidden so gentle,

like cheese in a pie,

by moon —

sun

opened up,

discovered,

made —

naked,

and all of these things and items

become

what they are:

purely-cruel,

ugly-whorely,

truly-verily,

honestly —

inhumane act.

Just

One

Lid —

can

fix

my head,

my heart

and myself.

My lovely friend,

I’m so sorry,

my lovely friends,

I am so fucking sorry,

that

it

isn’t

you.

август 2014, Петербург

ЭГО

Выхожу из себя,

Не в смысле

Истерика,

А в смысле —

Астрально.

Наблюдаю тебя,

Не в смысле

Бездельника,

А в смысле —

Буквально.

Вроде бы

Муж,

Хотя нежность зашкаливает,

но

взявшись за

гуж,

не говори —

не понравилось.

Шрамы на пальцах,

Радость в запале,

Пьяным в канаве,

Полон регалий,

Пуст от желаний,

Пруст океанов,

Нервов шатанье,

Эга боданье,

Ложью в запаре,

И химикатов,

Раскатов,

Развратов,

Раскатов —

Плакатов

С распахнутым настежь

ЭГО.

Это — не то, о чём нужно бы петь, но,

Говоря попросту,

Очень уж хочется.

И всё же,

Мой друг,

Взявшись за гуж,

Не говори —

Не понравилось.

июнь 2014, Петербург

Дом, который

посвящается horosho

Вот — Дом, который построил я.

А это Десница, что хранит Дом, который построил я.

А это — я, хулящий Десницу, которая Дом хранит,

Который построил я.

Судья, судящий меня за то, что хулю Десницу, что

Хранит Дом, как Ром, который запасает пират в Доме том,

Что построил я.

Тюрьма, в которую меня отправил судья, что судит меня за то,

Что я никогда не совершал —

Да, я хулил, но не свергал ту Десницу,

Которая неустанно, денно и нощно хранит тот Дом,

Который построил я.

А вот — Сатана, который уже подливает масла в огонь и ждёт, когда отворится

Та дверь из темницы, в которую меня засадил судья,

Что осудил меня, хозяина Дома, за хулу на Десницу,

Что без устали, вопреки всему,

Хранит Дом, который построил я.

А вот колесница, в которую запрягли лошадей,

Что повезёт меня на берег солёного моря,

Когда отворится темница, в которой моё сердце томится,

В которую упрятал судья за то, что хулу нёс я.

На Десницу, что несмотря на усилия бюрократического

аппарата — любит меня и хранит мой Дом.

Том начинается новый, в котором со́лено море,

В котором со́лены слёзы, которые ты прольёшь,

Ибо меня уже ожидает та колесница с лакеем-евреем.

Чтобы умчать из столицы на море,

Из темницы выхожу я, уже постаревший,

Забывший и аппарат левосудия,

Ибо правосудие есть только у той вон Десницы,

Что непонятно за что, почему я достоин

Такой хвалы за такие хулы,

За что же ты так безотчётно,

Несправедливо, но точно

Хранишь Дом, который построил я?

Судьба, что надела личину рока и кармического

постоянства

Привела меня в Колесницу,

Что увезёт меня в царство Аида

(словно в аду нехватка прелюбодеев, мздоимцев, лгунов и прочия)

Что унесёт прочь меня

От солёного моря, от твоих слёз,

От лошадей, от лакея-еврея,

От самой себя,

От колесницы, что-таки дождалась,

Когда отворится темница,

И продажная тварь, что должна быть слепа,

да вот брат мой отяготил ей карман

десятью серебрениками,

И она вынесла мне вердикт — виновен в хуле на Десницу,

Чей красотой, чистотой я уже безоружен настолько,

Что память исправлена чистосердечным раскаянием,

(Что судья записал как признание)

Я стою на коленях пред её изваянием,

Боже, храни меня.

Вот — ад,

Чтож — я и тут

Умудрюсь открыть свой кабак.

октябрь 2015, Петербург

Это мой мир

Это мой мир —

Мир загробный Аида, заблёванных душ и подъездов,

Ох, прости — парадных. Забыл, где мой дом.

Это мой мир — глотнув ром,

Чувствую нехоро́шее и от этого всё нехороше́е,

Ты там ударения правильно расставляешь?

Это мой мир — в неспособности чисто физической

Отдать себя каждому, кто попросит,

и закончить сцену Парфюмером Зюскинда.

Но, Боги, как хочется!

Это мой мир, в котором до завтрака,

Обновляя личку — узнать о десятке предательств ещё до того,

Как поставишь кофе на плитку.

Это мой мир — в неспособности чисто физической

Поставить на смерть.

Нет, не руки на себя наложить

(с этим проблем как раз-таки нет),

Нет, не попасть под машину иль под кирпич

(тут претензии к Фатуму, но не ко мне).

Я о том, чтобы искренне выбрать — небытие.

Это мой мир —

Жить — на пределе,

Забыть в этой сторазтреклятой суете

Себя накормить во-первых;

Но каждого страждущего отпустить, вручив суть, кров и еду,

Не взяв мзду.

Это мой мир, это мой выбор просвечивать кожа да кости;

Словно быть жертвою холокоста

Твоих упрёков и мнений,

Быть причиной твоих бедствий,

Быть следствием твоих бестий.

Это мой мир, и пусть труд Сизифов,

Но в моих силах — разжечь войну всего-навсего

двумя разговорами,

И вот — между братьями — склока.

Но, ты же знаешь, что на это я не пойду,

Ты и есть mon ami, так что я жду упрёка.

Ты же и есть моё «Пли»!:

«Найди то, что ты любишь, и позволь этому себя убить».

И в душе — тишь, от которой спастись мне поможет один лишь пиит,

Кой стоит в своём одиночестве

Посреди аншлага неимоверного,

Покорный року, как монарх Лир —

Станом своим по-королевски гордым

И горлом Наполеоновым всё твердит и твердит:

«Это мой мир».

До встречи через сто тысяч лет,

Мой палач — мой плач.

октябрь 2015, Петербург

Красный Суверен

к П. Д. Ю.

Перейти бы с облегчённых,

с утончённых

на sovereign красный,

там, где никотина десятка,

две пачки в день.

Откормить пузо, отпустить бороду и,

было бы здорово,

волосы — до самых до плеч;

не мыть — ясен пень.

Посылать нахуй вот прям в тот момент,

когда захотел послать нахуй

(знаешь, хочется этого десять раз в день,

но не сделал ни разу).

И родиться не у полюса холода,

а где-то под Темрюком,

но, не загрузишь на

saveoursouls [dot] com

индульгенцию

не отправишь на

letterstogod [at] heaven [dot] org

вот эти стихи.

c’est la vie —

не заменишь на «таково» —

выбито уж,

не подправишь задним числом —

и поделом,

что вместо палящего Солнца

вечно слякотно.

выгнать бы из головы:

гусаров, ампир, барельефы, корону,

Зимний, Малевича, «досемнадцатый»;

поселиться в глуши —

комары, укроп, пять утра и к корове,

пёс, лишь тебе верный,

в общем, «дотыщавосемьсотшесятпервый»,

и ты — отнюдь не вельможа,

ты — просто муж.

бросить будильник на восемь утра,

гаджет есессна АЙкакой,

ультрахайдефинишнматьеголакшери —

Богу бы прямо в лицо бы сказать:

я есть судьба

и сам я решу,

но

утро, маршрутка

и я весь такой:

«я не с вами».

mon ami

(Франция, ну-ка сгинь, тут разговор о

Российской Империи —

как ни крути, тебе не ровня)

но

«друг мой,

друг мой,

я очень и очень болен»,

иду вновь за камнем

вечером ранним

ибо знаю — не уснуть уж мне.

Так, ладушки, как обычно — сказал всё, но только не то, что хотел,

деля ложь от

плевел —

не поддавшись на речь провокаторов,

плебей (с замашками императора)

признаёт своё поражение

— — ххх — —

в девять утра. Прилавок. Она

(хамит, волосы сальные, обесцвеченные)

— Пачку. Одну.

— Красные?

— Нет. Синие. Утончённые.

февраль 2015, Петербург

Абэцэдарий

А знаешь,

Аллитерация

А-аномально —

Авральна.

Босой бег

Бориса

Банален —

Борьбой!

Впервые

Воспринял вонь

Воистину

Великодушно.

Грусть — горемыка

Гигантским Гаргантюа

Градом — горою

Грандиозно гремит.

Дьявол — добряк;

Дух — добровольно

Дремлет до

Doom’ного дня.

Евнух — [jэ] — ротоман

Елабугу

Еблет

Елдой.

Жизнь же

Жэ-Жэ

Жестокостью

Жадно Жрёт

Зину — Зазнобу.

Заполоняет.

Заболевает:

Злом.

И искрой,

Игрой,

Изнасилует

Истину —

Крамольную

Кривду —

Куртизанку

Кондратова.

Лю — [пошлостью покрывается прах] — блю

Лениво ласкает!

Лает!!

Ломает!!!

Мама, молю!

Мною множится

Мост

Мракобесия.

Negretto — ночь

Нивелирует

Ненависть

[меж] Ножною негою.

Оперируя опием

Олигофрен — остолоп

Олицетворяет

Оракула очи.

Правда

Предаст

Православие

Педерастией.

Разовый рот

Рок разорвёт.

Разумно, раз-вод

Ряжется род.

Стан словоблуда —

Сорок сем.

Самка-Самец,

Смертно-сакральное семь.

Ты!

Твердолоб, трудолюб, терпелив.

Теплота — Темнота,

Тварь — трепетна́.

Ужгород — узится;

Уловка — устанет;

Ум — умирает;

Уменьшается

Уд.

Федра фрустрирует

Футуризмо-фатальным

Франко-ferrum’ным

«Фи».

— Хуй,

Хули хотел,

Харизматично-хара́ктерный

Холерико-Хер?

Це целина?

Циник —

Царя

Целовай!

— Человек?!

Чёрному чу́ждо

Чураться

Чёрта.

Шёлковый шар.

Шельма шалью шалит,

Шебуршит, шармит.

Ширма — шрам.

Щёголя щель

[о] Щастье щебечет.

Щедро Щука́

[о] щеловечит.

«Я задыхаюсь от твоей нежности» (с)

Твёрдости мне не занимать!

Ыттык-Кюель — свидетель моей тебе верности.

Эротизируя эго.

Эстет Эфрон —

Эталонирует

[в] Эгоизм.

Юность, юлюся

Южуся

Юдюся,

Юродивый

Я.

июнь 2014, Нижний Новгород — Петербург

Три [_] Ада

(мини-пьеска для одного)

(на сцену выходит поэт (или уже на ней находится), в руках — листочки с этим текстом, которые по прочтении он (поэт, то бишь) бросает на пол или в зал)

ХО-РО-ВОД!!!

Заведём хоровод?

Мыслями-разумом;

Апокрифом-копотью

в лоб бью,

тебе невдомёк —

кто? где?

с какой стороны?

знаешь, друг,

сторон давно тут уж нет,

как и нет высоты,

глубины,

привычных тебе измерений,

привычек,

рублей на йены,

занавесок, купленных матерью семь (или семьдесят?) лет назад,

а

материю не удивить подобными сроками —

вот как ты —

получил оплеуху

по-лбу — по-уху,

по-суху, —

и не вразумеешь, что оплеуха вообще была.

я почти тридцать лет сплю

и вижу сон:

«я люблю»,

но,

стоит проснуться и

сладкий туман,

ясен пень, как дурман

и

в

явь:

— этот ёбаный быт,

— этот ёбаный ад,

— да и ёбаный стыд;

— Вавилон моих чувств

(да к тебе, к тебе же, само собой);

— все сомненья, кто — пуст, а кто — полон;

— убежденья, кто — друг, а кто — ворон?

— разум — вот, да толку ничуть,

— сердце — гнёт.

(ну гнёт же!?!)

и ещё сто миллиардов субстанций, фрустраций, деноминаций, геополитики, придурки, сангвиники (я обидел чувства холериков?) — да всем похуй на флегматиков и меланхоликов; не наследуют царства Божия ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — все слышат только о пидарасах, на всех остальных насрано, похуй всем на алкашей, алчных, чёрных, цветных, поэтов, прозаиков, бумагомарателей, все целлюлозные фабрики всех Китайских Народных Республик; либеральность, демократичность и консерваторство сводятся лишь к цвету домов в Макондо, бешено, бешено безразлично на Мордор и орков —

пусто всё

в сущности,

если разобрать на атомы

матами.

луна!

и всё становится ровно таким,

каким и должно быть,

а день, опустившись, открывшись —

уже не изящны Ноги,

солнце — люминисцентной лампой

над головой, над зеркалом —

что каждый прыщ,

как в IMAX формате —

каждый твой грех на дисплее гаджета

гад же ты!..

и вновь в этот ад —

ну никак

Аиду без свиты,

проклятия шлю —

сам себе.

И, собственно — квиты.

И если Янус — двуликий кот,

То в каждом из нас — двоичный код,

и день уйдёт,

унесёт кутерьму,

ерунду,

пустое.

Когда фаза сна

забирает к Морфею меня,

куря у окна,

Аиду пою я:

«Позор нам, за то, что творим.

За то, что все мы — лишь 0 да 1».

луна вторит мне в ответ:

«отставь сомнения прочь,

ликуй, поэт, пришла

твоя зазноба — ночь».

(на слове «ночь» поэт бросает в зал 20—30 листов, исписанных одним-единственным словом — ночь, маленькая театральная пауза)

ну, конечно же, мы это всё потом уберём и

вот это вот

(пинает листы на полу)

безобразие —

мрази мы,

раз позволяем себе поступаться своими же

— чувствами, мыслями,

— родными и близкими,

— любимыми, нелюбимыми,

— тобой (в первую очередь),

— не тобой,

— кем-то другим,

— «недалёкими»,

— далёкими

— трижды двоюродиво даже не родственниками, но

всё же

— людьми;

— лилиями, причинами, следствиями, анестетиками, наркоголем, молитвами, песнями, прелестными (посмотри на себя) тебями.

и,

раз уж мы прокляты

Чудо-Юдищем

Чульманом — кладбищем белых оленей.

Представляешь, как оно было?

Стадище белых оленей —

ще́мится

умирать.

а мы тут: «я тебя любила, а ты такой козёл»,

ну, или «сок купила, попробуй».

А проклятие,

смеху ради,

наложено, помните,

нами же сами.

Мы всё перебрали,

переврали,

использовали,

потрахали,

сожрали,

переварили,

высрали,

посмотрели

на

в

из

с

подо,

и только тут

начнётся модерн —

век двадцатый;

пусто всё,

в сущности,

если разобрать на атомы

следующие сто лет,

то я не берусь описать

этот век

даже

матами.

Не разберёшь уж, кто жив, а кто мёртв,

Пусто всё.

Все — мертвецы уже очень давно,

И не стать нам с тобой уже мудрецами,

Смотри же — в могилах лежим: в той и в той,

ВОТ И КАК ЗАВОДИТЬ

ХОРОВОД

С МЕРТВЕЦАМИ???

апрель 2015, Нижний Новгород

Мизантропия

Ты так искренне рассуждаешь о БДСМе,

И так искренне плачешь о сломанном ногте;

А о мысли тупого Jilett’а по вене

Твои мозги хотят быть абортом.

Ты так искренне рассуждаешь о педерастии,

Но не догадываешься об ощущении спермы по глотке;

А мысли о ломке неврастении…

Да, ты прав. Давай лучше по стопке…

Ты так искренне рассуждаешь об алкогольном синдроме,

Смотря мне в глаза, попивая абсент;

Но даже не догадываешься о спидозном обломе,

Думая: «Кому же я сделал минет»?

Я так искренне рассуждаю об amor’е,

Отдаваясь исключительно тем,

У кого минимально — двадцатисантиметровый;

Плывя по морям в вонючих паромах,

Блюя под тем самым

Алкогольным синдромом.

Мы так искренне рассуждаем о тупости американцев,

Не зная о существовании, например, Кот-д’Ивуара,

И так искренне уничтожаем засранцев,

Разливая мочу по своим же стаканам.

Мы так искренне рассуждаем об ожирении,

Выключая канал с новостями о голоде в Эфиопии,

РНЕ мечтает об уничтожении Кении,

А мы, псевдо-богема, забываемся в опии.

Мы так искренне рассуждаем о жизни,

Когда мама вновь пополнит наш банковский счёт,

А прямо сейчас дохнут люди от взрывов и

Ядерная зима приветы нам шлёт.

Мы так искренне рассуждаем о французской литературе,

Говоря: «Рембо, конечно, чувак — жалко, что педераст»;

А завтра, возможно, нам проломят башку арматурой

За значок, на котором радужный флаг.

Нам так искренне хочется оригинальности,

Мы захлебываемся чувством собственной важности,

Так искренне презираем любые банальности,

Опять закидываясь какой-нибудь гадостью…

Мне так искренне хочется вернуться вновь в детство,

Говорю себе я пред внеплановым сексом,

А когда меня всё же прикончат в метро,

Я успею подумать: «Да, наверное, мне поделом».

апрель 2008, Петербург

Muse

Толпа. Свет? На полную катушку,

Muse орёт. Спать? Нынче не в моде.

Мой мир похож на психушку —

Диагноз: «Не идентифицирован при родах»…

Твой взгляд. На полную дуру,

А мои пальцы ментально в тебе,

Маска надета. Роль — последняя шлюха,

Гордость? Утоплена где-то в Неве.

Дам тебе прикурить. Пффф, естественно, трону щёку.

Истерика в миокарде сдетонирует.

Не позовём сегодня в гости мы Бога,

Глаза — на тебя онанируют.

А ты прекрасней. С каждой каплей?

Чёрта с два. С каждым новым глотком коньяка.

Я срываю все пуговицы твои жадно,

Но, наверное, валяю я дурака…

Но как представить — Ты весь во мне

Хиросима «позавидует» взрыву,

Всё решено за тебя, mon ami,

Разрываю я вновь твою спину.

Но наутро, когда соберёшься уйти —

Не торопись душу вновь застелить.

Не торопись мимо душа пройти,

Знаешь, милый: «Ты забыл заплатить».

апрель 2008, Петербург

Я

Я взорву свои звёзды;

Вырву своё сердце,

Выебу мозг сам себе.

Об этом не пропоют слёзы,

Об этом не ноет тело,

Об этом не закричит горе

И не простит боль.

Соль заключается в том,

Что «Я» без «ТЫ» невозможно —

Какой бы банальной мысль не была,

я

буду повторять её снова и снова,

ибо

ты

не

сечёшь!!,

что

я —

всего-навсего головка от хуя,

а

мы —

невероятно больше.

невыносимо,

не выносимо,

невозможно,

невыразительно — недопустимо

больше-

е.

июль 2015, Петербург

Американское

Я танцую в духе Тома Йорка,

В рай попадают терьеры, которые йорки,

Конец ознакомительного фрагмента.