Крушение (Эпоха Распутина). Поэма

Борис Алексеевич Ефремов, 2014

Пожалуй, нет в предреволюционной российской истории XX века другого человека, в котором с такой яркостью и точностью отразился бы крутой характер времени, перемешавшего и уравнявшего в себе все житейские противоположности – веру и безверие, пророчества и невежество, святость и разврат, ярость и смирение, ненависть и любовь. Всего этого в Григории Распутине было в избытке. Не случайно поэт Борис Ефремов выбрал его героем поэмы, ставшей своеобразной поэтической попыткой разобраться в эпохе, принёсшей нашей стране и великое горе, но и великую мудрость – нельзя построить нормальную человеческую жизнь без высоких нравственных заветов Христовых.

…сидит во мне Гришка,

жить люблю, а не умею.

Александр Блок.

I.

Как ты, невская вода, холодна!

Всё иду, иду ко дну. Нету дна.

Хоть бы чуточку тепла. Нет тепла.

Видно, весь уже сгорел я дотла.

Ни рукой не шевельнуть, ни ногой,

Словно я уже не я, а другой.

Словно жизнь моя была, да сплыла,

Словно в Балтию с водой утекла.

Ты вернись, хоть на секунду, вернись,

Ты вернись ком мне, уплывшая жизнь,

Чтобы воздух был во рту, как всегда,

А не льдистой Малой Невки вода.

Но иду, иду ко дну. Нету дна.

Как ты, невская вода, холодна.

Как растёкся по тебе страшный миг,

Словно жизнь моя, и мал и велик…

* * *

Четверть водки на тесовом столе;

Огурцы, стакан, отец в полумгле;

Под божницею лампадка горит;

Захмелев, отец чудно говорит:

«Подрастай давай, сынок, подрастай.

За узду ловчее счастье хватай.

Но не наших, не крестьянских кровей,

А схватить из лучшей жизни умей.

За кобылкой вороной да сохой —

Этот жребий откровенно плохой.

Будешь спину до могилушки гнуть,

Никуда из борозды не шагнуть…»

«А куды же надо, тятька, шагать?» —

«А туды, где хозяёв не видать.

Где свободою дыши и дыши,

Хошь, гуляй, а хошь, на печке лежи».

* * *

Я мальчонка был ужасно больной.

Вечно мокрая постель подо мной,

А позднее, как нагрянет весна,

Изнурительные ночи без сна.

Звали все меня в селе «сопляком»,

Словно в горле был я каждому ком.

Издевались надо мной, как могли,

И в отместку злую — кражи пошли.

А воруешь — так учись выпивать,

А по пьянке станешь с девками спать,

А поспишь, так будешь крепко побит.

Я поныне теми драками сыт.

* * *

Но однажды странник шёл по селу.

В своих бедах я признался ему.

Он сказал: «Такой совет тебе дам —

По окрестным походи монастырям.

Исповедуй свои беды-грехи,

Корку грязи перед Богом стряхни.

Может статься, где-нибудь у мощей

Исцеленье встретишь боли своей».

* * *

Как любил я, путь-дорожка, тебя!

То под ветром ты, пылищу клубя,

То под солнышком лежишь, разморясь,

То в песок ты превращаешься, то в грязь.

По тебе любой приятно брести,

Посох нищенский сжимая в горсти,

Да котомку поправляя плечом,

Да мечтая ни о ком, ни о чём.

Знать, об этом тосковал мой отец,

Чтоб не пашня, а душистый чебрец

Без заботушки твой радовал глаз,

А дорожка всё вилась да вилась.

* * *

Я немало обошёл монастырей,

Исповедовался в немощи своей,

Но недолго я задерживался в них,

Очень редко находя там святых.

Не для Бога жили старцы, для себя,

Лишь одно своё тщеславие любя.

И вино у них, и девки — грешный чад.

Вот куда уже дошёл мирской разврат.

Но совру я всё же, если утаю —

Повстречал я там и тех, кто в жизнь мою

Божьим светом яркопламенным вошли

И от горестной юдоли увели.

И учился я у них, как надо жить,

Как делами люду грешному служить,

Как Всевидящему душу открывать,

Как с колен в молитве долгой не вставать.

* * *

Верхотурский монастырь. У мощей

Симеоновых я с болью своей.

«Симеоне, чудотворец святой,

Сжалься, друг, хотя бы ты надо мной!

Довели меня болезни, довели,

Стал я обликом темнее земли.

Дай мне силы. Буду Богу служить

Верой, правдой. А иначе не жить…»

Так лежал я, может, час, может, два,

Только чую — просветлела голова,

Только чую — тело силой налилось.

С этих пор и житие началось…»

* * *

Я в Покровское вернулся домой,

Тайный скит себе построил лесной,

Всё молился да молился в скиту,

Помня милость Симеонову ту.

Но однажды мне явился Господь:

«Осеняю твою грешную плоть,

Открываю на людей очеса,

Будешь дивные творить чудеса.

Но всесилие твоё до тех пор,

Пока в сердце не накопится сор,

Пока зло в тебе добро не затмит,

Пока помнить будешь тайный свой скит…»

* * *

Я на крыльях на небесных к жене.

Хорошо, легко и весело мне.

Радость в сердце так и прёт через край:

«Покатаемся на лодке давай».

Лихо лодку в быстрину оттолкнул,

А что вёсла позабыл — не смекнул.

Над неловкостью смеётся жена,

Да не знает, что мне сила дана.

Помолился я Христу горячо,

А жена в испуге: «Гриш, это чо?»

Видит — лодка без хлопот и забот

Против быстрого теченья плывёт…

II.

Как ты, невская вода, холодна!

Всё иду, иду ко дну. Нету дна.

Хоть бы чуточку тепла. Нет тепла.

Видно, весь уже сгорел я дотла.

И уже надежды нет никакой.

Лёд, как панцирь, по-над Невкой-рекой.

И, как панцирь, ледяная вода,

Холоднее и мучительней льда.

Миг ещё, и сам я в лёд превращусь,

И прости, прощай, Великая Русь,

И прости, прощай, Царица и Царь,

И Царевич, молодой государь.

Ледяной водой уже не дышу,

Скоро, скоро путь земной завершу.

Только жизнь свою докончу смотреть,

Тут и время насовсем умереть…

* * *

Слух по миру быстрой птицей летит —

Про меня, про чудеса и про скит.

Кто сказал, кому, с какой такой тоски,

Но повадились в Покровку ходоки.

Дальше больше. Вот однажды в село

Миллионщицу с прислугой занесло.

День, другой в моём семействе гостит,

А потом за чаем мне говорит:

«Убедилась я, ты, Гриша, святой.

До Казани ты поедешь со мной.

Мой дружок архимандрит Феофан

Интересный на тебя строит план».

* * *

Вот в Казани у купчихи живу.

С Феофаном говорю наяву.

От волнения напал, было, бзик.

Ну а вышло — неплохой он мужик.

Говорит: «Ты там повздорил с попом…»

Я сказал: «Ну да, поспорил о том,

Конец ознакомительного фрагмента.