Дорога на Стамбул. Часть 2

Борис Александрович Алмазов (2024)

Исторический роман — хроника о Русско-турецкой войне 1877-1878 гг.Казачий роман. Выходол в серии «Русский классический роман». Главный герой — донской казак добровольно пошедший на войну ради спасения братьев-болгар. Участник нескольких сражений, проходит мучительный путь осмысления бытия. Во второй части романа большую часть занимает повествование о возвращении с войны и адаптации к мирной жизни.Во многом спасением для него и других героев становится самоотверженная любовь.В романе тщательно выписаны характерные черты казачьего быта, мировоззрения и этнографических особенностей донских казаков.

Глава седьмая. Плевна. 28 ноября.

1. — Вот оно! — сказал Осип, резко поднимаясь на нарах, будто и не спал: — Не иначе турки из Плевны поперли!

— Что? Что? — ошалело, спрашивали молодые казаки «небывальцы» из пополнения, еще не нюхавшие пороха, прислушиваясь к низкоголосым выстрелам осадных пушек, которые начинали сливаться в ровный всепоглощающий гул.

— Не иначе турки на прорыв пошли….

И в подтверждение слов Осипа, хрипло, словно откашливаясь спросонок, закричала труба тревогу. Дежурный урядник сунулся в палатку:

— Сполох! Станичники подъем! Турка из Плевны валит!

— Много ль?

— Несть числа!

Выводили и седлали коней с тем лихорадочным оживлением, которое охватывает всех перед боем, в предчувствии скачки, крови и, может быть, смерти. Но до этого было еще далеко. Уже в седле, с пикой на барабошке, привычно, оттягивающее правый локот, Осип стал вглядываться в ту сторону, где низкие облака вспыхивали, словно трепетали, отражая огонь разрывров, где уже во всю мощь ревела канонада, куда торопливо без мешков и ранцев, с одними холщевыми патронными сумками через плечо, щетинясь штыками, торопливо маршировали пехотные роты. Как тогда, перед форсированием Дуная, между конями ходил священник, и давал, наклонявшимся с седел, казакам приложиться к кресту.

— Святый Боже, Святый крепки, Святый бессмертный, помилуй нас…

В первой сотне, грозно и торжественно поднялась волна низких голосов и тяжко, по складам, повела ту страшную молитву, которую издревле заводили казаки, перед решительным смертным боем — «Не имамы иные помощи, не имамы иные надежды, разве Тебе Владычица! На Тебя надеемся и Тобою хвалимся, есьмы рабы Твоея, да не постыдимся…»

— Первая сотня прямо, остальные направо… — закричал высоким звенящим голосом командир полка Бакланов, придерживаясь кавалерийского устава, но сотенные командиры, не подхватили эту команду «Шагом марш — марш…!», а повернувшись к рядам, скидывая папахи и крестясь, командовали кто во что горазд…

— С Богом, ребятушки,.. Пошли что ли…

Или уж совсем несообразное:

— Айдати! Айдати! Правым плечиком заезжай…

Кони деловито зачавкали копытами по мокрому снегу, превращая белый склон холма, сначала в рябой, а затем в осклизлый, черный…

Они двинулись обочиной, скорым шагом, обгоняя, споро шагавшую, пехоту, что хлюпала по лужам и сбивалась с ноги, на растоптанной грязной дороге. Навстречу стали попадаться телеги с ранеными. Когда сотня остановилась, пропуская вперед конную батарею, Осип исхитрился спросить, сидящего на грядке телеги, одного с перевязанной рукой.

— Слышь, браток, как там?

— Очинно в исступленности идет! Быдто опились, либо обкурились все…

— Прут как бараны! — подтвердил лежащий в телеге солдат. — Скопом валит. Наш полк смяли, — но говорил он это спокойно, без тени волнения.

— Дак что? — заволновался сосед Осипа казак Устякин, ерзая в седле. — Прорвутся что ли?

— Куды им прорваться — то? — спокойно сплюнул раненый, — Тамо окопов понарыто и подкрепление вона будто туча валит. А турка он уже и сейчас завяз…

— Хотели, вишь ты, по мосту проскочить, да батарея по мосту как жахнет — куды куски, куды довески…

— Станут! Кураж пройдет — станут.

— Да, — сказал Трофимыч, — Во чистом поле ему с нами не совладать, это не по редутам сидеть, да нас выцеливать… Это он в траншее силен, не выковорить его ничем, а во чистом — то полюшке, я те дам!…

— Это они с голодухи в такую решительность явились, — подытожил Фома Чердынцев из второго звена, — С голоду на прорыв пошли. Вон болгары перебежчики сказывают, у них уже и сухарей нет…

— Оне, вишь ты, с ночи еще реку перешли и в колонны построились, — рассказывал раненный — По темному времени. А как светать начало и поперли! 9 Сибирский полк смяли. Счас хохлов давят…

— Ну, и че ты радуисси? — озлился Трофимыч.

— Хто радуется? Я к тому, что оне уже почитай третий час атакуют, а всего во второй линии обороны ковыряются, а линий то этих не то четыре, не то пять понарыто…

Сотня тронулась, поднялась на пологий длинный холм, которых было много было вокруг Плевны. Отсюда, в свете пасмурного зимнего дня, было все видно как на карте. У моста в через реку Вид, в черном месиве, грохотали огненные кусты разрывов.

— Как Змей — Горыныч — сказал Фома Чердынцев.

Длинные колонны турок, будто многохвостое чудовище, тянулось к мосту, где кипела резня. Туда быстро двигались, похожие на щетки, части русской пехоты. Ближе к огненному котлу они разворачивались в длинные черные полоски — цепи, охватывающие, как диковинные путлища, все пространство прорыва. Перед ними, через равные интервалы, огненными змеями вспыхивали окопы. Размерено била тяжелая артиллерия.

«Это не третий штурм» — невольно подумал Осип, припоминая сумятицу, неразбериху и тоску того дождливого дня, когда на этих полях перед турецкими укреплениями положили 12 тысяч человек. Сейчас шла яростная тяжелая работа, напоминавшая движение какого-то отлаженного механизм, заставлявшего двигаться тысячи людей и сотни орудий, подчиненных единой воле. Не было той безысходной неизвестности, в которой, вяло передвигались или стояли часами под дождем, а то и под обстрелом, передовые колонны всего три с небольшим месяца назад. Это была другая армия.

Конец ознакомительного фрагмента.