Библиотека современной литературы. Выпуск 5

Сборник (2023)

«Библиотека современной литературы» — коллекция книг, представляющая лучшие образцы современной прозы и поэзии. В этой серии собраны произведения талантливых авторов XXI века, отражающие разнообразие жанров и стилей. Это издание позволит читателям познакомиться с новыми именами и открыть богатство современной литературы. Произведения «Библиотеки…» приглашают к размышлениям о значимых темах и ценностях, даря эстетическое наслаждение и глубокие переживания. Погружаясь в эти страницы, вы ощутите живую связь с сегодняшним днём и его реалиями. «Библиотека современной литературы» — ваш проводник в мире современной прозы и поэзии, открывающий новые горизонты и обогащающий внутренний мир.

Татьяна Богомолова

Первая публикация Татьяны Богомоловой появилась в 1978 году в газете «Московский комсомолец», первая книга вышла в 2007 году, а последняя (тринадцатая) — в 2024-м, среди книг — семь художественных. Из крупных произведений в свет вышли роман-трилогия «Сведущие», повесть «Уносимые», новелла «Дианаваждение».

В настоящее время автор занимает должность заместителя председателя Международного творческого объединения «Поток», с 2020 года — основатель и главный редактор литературно-поэтического и публицистического альманаха «Поток духа». Член РСП (2016), член германского отделения Союза писателей Северной Америки и Евразийской Творческой гильдии (Eurasian Creative Guild) (2021), член Международной литературной ассоциации «Творческая Трибуна» и член ИСП (2024). Лауреат российских и международных литературных конкурсов. Завоевала «Серебряное перо России», награждена Международной академией российской словесности медалью Льва Толстого, академик Международной академии российской литературы и искусства.

Национальные особенности русских

1

Если определять национальную черту русских людей одним словом, то это романтизм. И в этом понятии-характере русских уживаются феноменальным, но удивительно гармоничным образом самые гремучие парадоксы. Все противоречивые особенности русского национального характера, такие как пассивность и леность, с одной стороны, и кипучая натура, бесхребетность и бесшабашная смелость, нетерпимость и терпеливость, необъяснимая любвеобильность и беспредельная неописуемая ненависть — с другой, уживаются между собой.

Поэтому-то русский народ никогда не могли понять иностранцы со своим однобоким мышлением и упорядоченными чувствами. Но им нередко было комфортно с русскими, среди которых легко ассимилироваться и быть принятыми в их среду. Ведь в русских есть и немецкая педантичность / прагматизм, и английская чопорность / спесь, и французская утончённость / романтизм, и испанская страстность / бесшабашность тореадора.

Но русским классикам как наиболее ярким представителям своего народа всегда были близки французы: в них много романтизма. Ведь только романтичный француз мог доказать своей романтичной армии и стране, что они победят Российскую империю! А французы всегда легко сближались с русскими, особенно с творящими в литературе и искусстве. Во времена царизма именно французы наиболее часто ехали жить и служить или работать в России. Либо французы, оказавшись в России, решали остаться там жить и служить, работать. А русские, уехав в прежние века из своей страны, менее всего ощущали ностальгию по России именно во Франции.

Поскольку русскому национальному характеру присуща парадоксальность (вот что всегда смущало иностранных исследователей русского характера!), то и романтизм в русских не сам по себе, а с вобранными в него противоречивыми состояниями — всепрощением и всепоглощающей местью, любовью и ненавистью, холодностью и сжигающей страстью. Все эти и многие другие, смежные состояния души самым фантастичным образом могут соседствовать в одном человеке, о чём он может не подозревать до времени проявления этих качеств.

Да, романтизм единит русских и французов, но романтизм русских — не одного разряда с романтизмом французов. Они разнополярны. Как? Разве такое возможно? Романтизм наш не однослойный, как у французов, но романтизм многоуровневый, многослойный. Он-то и определяет непредсказуемость русских: спонтанность их действий и проявленных чувств, неожиданность принимаемых решений и внезапный фейерверк мыслей и поступков. Именно непредсказуемость русских всегда так пугала народы с их упорядоченным рациональным мышлением, стабильными эмоциями и чувствами. Но эта спонтанность, например, близка африканским народностям, отчего они всегда охотно ехали учиться, жить и работать в России, когда открыли её для себя. Именно нашу страну они предпочитают всем другим по возможности.

Русским тяжело вживаться в ментальность тех народов, у которых нет искрящейся фантазийности и многоуровневого воображения. О русских нельзя сказать одним словом, что они злы (а об определённых нациях так можно сказать со всей уверенностью), или что они добры, или что они ленивы, или что они работящи. У русских всё это чередуется по времени, проявляясь то одним качеством, то другим. Эту особенность подметили ещё классики русской литературы, изображая в своих произведениях плохих-хороших людей. Осмысливая изображённых в их произведениях персонажей, никогда нельзя было сказать (за редким исключением), что они плохи или только хороши. Они были неоднозначными. Или мы, их исследователи, сами были неоднозначны и поэтому терялись в своих оценках.

Итак, я считаю, что романтизм как национальная черта определяет особенности русского характера. Дорогой читатель, а вы ещё в этом не убеждены? Тогда читайте дальше.

2

Русский более других народностей и наций гибок и способен на быструю перемену своих прежних ценностей, воззрений на бытие, на их забвение и принятие всего нового. Это новое необязательно хорошо и правильно, но русский любит «сказал — сделал» («И какой русский не любит быстрой езды?!») Но это ведь глупость? Правильно. Романтизм глуп в своей основе, он не рационален, не прагматичен, он порхает, плавает на поверхности, глубина, дозревание, осмысление — не для него.

Говорят: «Бич России — дураки и дороги». Да и это понятно. Ведь романтизм идёт по бездорожью, прокладывая дорогу другим (как весь цивилизованный мир восхищался нашими литературными классиками, учёными, людьми искусства!). Романтизму тесно в узких рамках дорог(и), его миссия — открывать новые явления, новые законы. Ломоносовым и Кулибиным не страшны даже и путы рабства или крепостничества, или законничества, или иная трудность: их романтический дух воспаряет над обыденностью и творит… для других. Они не могут и не хотят удерживать свои идеи и знания, подобно тому как корова с наполненным выменем не может не дать молоко. Способные давать щедро расплёскивают себя, а другие народы подхватывают, живут их идеями, претворяют их в жизнь.

Да, русские открывают, другие — применяют, внедряют. Русские — даятели, раздаватели. Но разве мы не пользуемся? Да пользуемся, но не так, как другие. Для многих народов пользование — это владение, обладание на уровне мыслей, чувств и воли. Русские не зацикливаются на предметах (людях) своего пользования. Простого удовлетворения у них от этого нет. Их влекут новые приобретения, свершения, идеи, дороги, мечты. А если творить новое у них не получается, тогда они начинают пьянствовать или играть в азартные игры, или экстремально жить (например, в рискованном спорте или в бандитизме, в искусстве — стиль жизни певцов-бардов). Но и в этом нет удовлетворения. Они лишь продолжают жизнь по кругу, где быстрая езда или быстрые дела — как своего рода опиум, помогающий жить на поверхности.

В связи с этим пониманием неудивительно распространение именно среди русских алкоголизма и наркомании, проституции и бандитизма. Это роднит их с африканцами, где если нация не занята достижением определённых и реальных целей, то большинство населения становится на эту тропу. Вот она — спонтанная бесшабашность, непредсказуемость.

В русских заложен механизм даятеля. Даже побеждая, отдают свои трофеи другим, завоёвывают, чтобы делиться. Поэтому только те на Руси, а потом в Российской империи, СССР, России люди, которые выполняли эту данную им Творцом истории миссию отдавать (и притом щедро), были счастливы. Не в понятиях иностранцев, не в глазах не понявших эту истину, но в своём внутреннем мире они были счастливы. Потому как романтики они и живут своими установками в своём мире и выныривают из него во внешнее, только когда оно вмешивается в их внутреннее, суверенное, глубокое. Это нечто глубинное в русских часто кажется другим народам глупостью, юродством или чем-то незначительным. Но зато это нечто потаённое, глубокое приносит позитивный результат в экстремальных ситуациях (в экологических бедствиях, в войнах).

Но нельзя пренебрегать ничем пустячным, что исходит от русских. Ведь романтизм их — такого рода, что в нём сокрыто всё, как в рукаве фокусника. Поэтому когда меньше всего ожидают, вдруг из чего-то мелкого, неважного происходит что-то великое или раскрывается что-то особенное, некая широта души, нечто неведомое ранее…

Но как же романтизм-щедрость стыкуется с бандитизмом, с чёрствостью современных олигархов, от которых милосердия не дождёшься, как летом — снега? Ведь романтизм всегда ассоциируется с чем-то мягким, нежным, милостивым. Уверена, если русский не отвечает на внутреннюю потребность своей души быть даятелем, то он неизменно гибнет, неважно — от наркотика, или от азартных игр, или от бандитизма, или от алкоголизма, иной раз и от шальной пули. Ведь в этих извращениях русский просто бестолково раздаёт и расточает: в наркомании и алкоголизме — свои жизнь и здоровье, в играх — деньги, в бандитизме — талант найти некий гениальный выход или необыкновенное решение. Вся эта трата, расточительство времени, сил, здоровья — безмозглы, пусты.

А иначе и быть не может. Если русский не нашёл прямой дороги, данной ему Создателем, то ему приходится идти извилистым, кривым путём, становясь нравственным уродом и калекой. Люди разных профессий, социальных групп, различных возрастов часто согласны в том, что общество в России сейчас больно. И нельзя рассматривать один его пласт в отрыве от всего населения. Полиция — не с Луны, а из нас; бандиты — не с «враждебного» Запада засланы, а продукт нашего общества, и т. д. Лечение в том, чтобы оставить кривое, выровнять искривлённое и дать возможность реализоваться романтичной щедрости. Но не только…

3

Романтизм русских (в отличие от романтизма других народов), несмотря на кажущуюся поверхностность, глубок, как озеро. В нём черпает силы русский народ. Питается мечтами, сказками, сыт философиями (поговорили — разошлись), на них строит свою самодостаточность и независимость. А писатели и поэты лишь зорко находят какое-то чаяние, малую или большую надежду, а то и иллюзию и благодаря правильной подаче этого в своих произведениях становятся востребованными, популярными. Неслучайно водоёмы в русских сказках предстают этакими омутами, а чужая душа — потёмками. Русский человек в своём романтизме сильно охоч до сенсаций, чудес: он — мечтатель, романтик. Его легко поманить мечтой, идеей, «перепрограммировать», «перезагрузить». Как быстро люди в России, ставшие бомжами или инвалидами, привыкают к своему состоянию! И они даже внутренне не нуждаются в сочувствии, как это имеет место с подобными социальными группами в других странах! Их обирают, им недодают, они соглашаются отдавать. Внутренняя глубина (омут) затягивает несбыточными идеями, утопиями.

Только русский понимает игру слов «казнить нельзя помиловать» с перестановкой запятой. Он будет действовать в зависимости от обстоятельств, но не они главные. Все действия русских — из романтических побуждений, выстроены на основе неких внутренних философских мотивов, простых или сложных. Русский народ как никакой другой народ взрывоопасен, но часто непредсказуемо быстро и затухает: на «топливе» одной лишь мечты, философской утопии далеко «не уедешь». Но злодей (или тиран) или любой лидер может найти сокровенную жилку русских и на ней ловко спекулировать.

Романтизм любит спокойствие, омут стабильности.

Неудача царизма в последних войнах начала двадцатого столетия стала поводом для того, чтобы вся российская общественность, далёкая от политики, от власти, вдруг всколыхнулась, вышла из своей романтической спячки, но, не поняв ситуацию, народ «помчался по бездорожью». Эту национальную идею — «враги побеждают великий народ, дадим им отпор» — ловко использовали большевики для своих целей. А установив власть, они сыграли на чувствах свой — чужой. Бывшие ещё вчера своими, русскими, вдруг превратились в чужих, во врагов. Кто дал народу время подумать о его выборе? Решение ему навязали гражданской войной через массированную пропаганду светлой сказки в близкое будущее. Ничего не изменилось. Романтичного легко обманывать. Но до поры до времени…

Русский встаёт «во весь рост своего величия», когда нужны героические дела и свершения, в которых проявляется его внутреннее, сокровенное, романтическо-праведное. В чистом осознании или на подсознательном уровне русский как будто всю жизнь ждёт для себя подвига или некой отдачи себя без остатка чему-то или кому-то. Бывает, дожидается…

А что может являться для русского внутренним, сокровенным? Например, отождествление себя с великим народом, носителем великой веры, то есть то, что принято называть национальной идеей. Русский спокойно потеряет дом, но не родину. Родина должна сильно отравить жизнь своему гражданину, чтобы он решился покинуть её. Только лишь страх за свою жизнь не подвигнет русского убежать из России. Но когда русский пропитывается цинизмом либо захвачен страстью к богатству (не русская черта), либо поражён неверием никому и ни во что, тогда понятие о родине в нём умирает и он становится способен ассимилироваться, растворить себя в другом народе, стать его частью.

Впрочем, такой человек становится как сам не свой: ведь в человеке, в котором умерло понятие «родина», улетучилось всё национальное. Либо он не был русским в своей сущности, но тогда глубинные особенности его нации, заложенные в его характере-душе, руководят им. Такой человек — не друг и не свой русским. Он может жить среди них, но он чужой, враг, и все его поступки и действия, хочет он того или нет, понимает или не понимает, направлены против русских, их исторической миссии, против России.

Однако не потому в русском «умирает» душа, когда в нём погибает национальная идея, на которой он вырос, был воспитан (либо, наоборот, не был взращён), а потому, что любая идея (даже фантазийная), любая мечта, будучи отнятою, но не заменённою другой, является пустой, убивающей особый русский романтизм, без которого русский просто немыслим как личность.

После развала СССР в России планомерно насаждался цинизм как образ жизни и мышления. Неудивительно, что общество «заболело», об этом говорят и пишут во многих СМИ, некоторые публицисты и авторы художественных произведений. Да, русские, россияне больны, потому что романтизм как национальная черта характера загнивает в среде цинизма и эгоистического равнодушия.

Национальная идея есть больная мозоль, ахиллесова пята, и если её затронуть в русском, то можно увидеть его во всей его красе или в уродстве — в зависимости от сложившихся обстоятельств и от утопий, которые навяжут ему извне, и он им поверит. И если национальную идею культивировать, лелеять, то можно многого добиться: либо очень плохого, либо очень хорошего. Если будет раздаяние, жертвенность, милосердие, Россия поднимется в своей великой миссии, заложенной в ней Творцом истории и людей. В своём величии русские сильны и способны не внешней силой, а силой духа своего подать пример народам, живущим среди них, внутри наших границ: стать с ними одним целым для великих дел. Это было не раз в годины бедствий и всеобщего горя. Но если будет стяжание на себя, под себя, для себя — Россия погубится. Как страна, государство, но не как народ. Ведь всегда будет остаток, с которого начинается новое возрождение.

Русский народ непобедим! Но только истинно русский народ. Его не за что ухватить: его «хвостик» не виден снаружи. Его нельзя утопить: «мёртвые» (раздавшие себя) не тонут. Его нельзя и спалить: он, как птица феникс, возродится снова. Его нельзя победить: полынью окажется пир победителя.

Велико назначение русских!

4

Романтизм многими людьми часто воспринимается как состояние влюблённости двух индивидуумов, или его проявление ассоциируется с нею. Но это только часть романтизма. Романтичный любит влюбляться вообще, было бы в кого или во что: в вождя страны, в великую миссию своего народа и страны, в свой дом, в веру своих предков, в казацкую удаль, в какую-то группу людей, в сказочную будущность своих детей или внуков, в свою работу или публичную деятельность, в своё творчество. Русский может увлечься кем и чем угодно. Подобно романтичному влюблённому, русские быстро находят предмет (или человека, людей) своего обожания и не хотят выходить из этого состояния эйфории.

Народ не простил Н. С. Хрущёву ни развенчание их светлой любви к вождю И. Сталину, ни его поступок с башмаком, который повредил уважение к родине со стороны других стран (имперские амбиции уже были у всех в подсознании). Недовольство насаждением кукурузы, другие мелкие ошибки Н. С. Хрущёва были лишь поводом для снятия его с поста главного руководителя страны. Другое дело — Л. И. Брежнев с его романтичной любвеобильностью, умеющей угождать всем, способность увлекать советский народ своей мечтой в светлое будущее страны. И хотя о нём слагали анекдоты, они были незлобными. Народ верил в романтический пафос своего вождя. Ведь он хотел верить в силу своей национальной особенности.

Немецкий же народ очень быстро очнулся от иллюзий относительно своего фюрера и в первое время возненавидел его и всё с ним связанное. Довольно быстро осознав утопичность его идей и целей, чудовищность дел и поступков, немецкая нация сделала соответствующие выводы и покаялась. Итог реального раскаяния — выплата, в частности, больших денежных пособий пострадавшим от фашизма евреям, помощь им в возвращении на историческую родину. Прагматизм не любит наступать на одни и те же грабли, так что маловероятно, что немецкий народ встанет в авангарде европейских народов против России. В отличие от романтического «авось»…

Но почему всё же романтическому русскому не по душе либерализм? По душе. Такой отдушиной и являлся для него В. В. Жириновский. До властителя дум большинства людей он не дотягивал только потому, что у него не было идеи величия русского народа, которая бы устраивала всех или многих. «Помыть сапоги в Индийском океане» мало кого прельщало, потому что ещё свежи в памяти локальные войны с Афганистаном и Чечнёй. Да и личность вождя ЛДПР не для всех была презентабельна. А послушать-почитать его любили многие, даже те, кто враждовал против него. Ряды поклонников этого человека, ушедшего в небытие, не поредели, а наоборот — увеличились.

На этом же основана любовь-надежда к КПРФ. А вдруг исполнят то, о чём говорят? Ведь что-то и при них было хорошее. Может, совместим новое хорошее с прежним, тоже хорошим? Иллюзия. Да, русский народ — неистребимый мечтатель и фантазёр, идеалист и романтик.

Но как же либерализм правых сил? Ведь им был отпущен определённый срок для претворения в жизнь их идей. Да, но они не смогли донести до широких масс смысл своих позитивных идей и намерений, вдохновить их стремлением жить по-новому, думать иначе. А открыто опираясь в 90-е годы на западные и американские ценности демократии, пропагандируя их в нашем обществе, ещё недавно ненавидевшем всё чужое, капиталистическое, они потерпели фиаско. Народ был не готов к такой перестройке своих чувств и мышления, ведь он традиционно и исторически ищет, ждёт изменений сверху. Ведь и бунты народные, и декабристское восстание дворян имели цель — не свержение власти, а лишь призыв пробудиться, дать увидеть нужды и чаяния народные. Будто бы власть о них не знает. Может, откроем ей глаза?

Иосиф Сталин, чистосердечно заблуждаясь, верил, что искоренением зла в том виде, как он его понимал, он навсегда сделает народ России счастливым. Неудивительно, что питаясь этой романтической иллюзией, русский народ был согласен с ценой жертвы для наступления всеобщего блага. Враги? Искореним зло, чтобы торжествовало добро. Нищета — плохо? Нужно много трудиться? Будем много работать, чтобы уже дети жили лучше нас. И т. д. и т. п. Инертность народа по поводу отдельных жертв ради всеобщего благоденствия («мы за ценой не постоим») на всём советском пространстве была тесным образом связана именно с этой парадигмой: уничтожить зло во имя добра, перетерпеть худое ради хорошего будущего. Иллюзия, причём вреднейшая! Не изжита? Значит, будет повторяться.

5

Романтичный человек гибок, способен легко приспособиться, притерпеться, «прогнуться» под другого, более сильного. Ведь романтизм — это влюблённость, желание любить или обожать. А любящий человек всё снесёт, всё одолеет. И, превозмогая, русский всегда прорывался вперёд. Даже остатком. Но что там, на следующем шагу, — дорога или пропасть?

«Вынесет всё — и широкую, ясную грудью дорогу проложит себе. Жаль только, жить в этой жизни прекрасной уж не придётся ни мне, ни тебе» — верное пророчество русского поэта, для большинства народа русского исполнившееся буквально. Некрасов провидел неспособность русского, не умеющего удерживать свои завоевания, — другие будут пользоваться его идеями, планами, открытиями. Он воздыхал, печалился, но такова «планида» русских. Их счастье в этом, нужно только его осознать. Не сравнивать себя с другими народами. Мы никогда не сможем, как они, ибо они — иные. «Хотели как лучше, получилось как всегда». Копировать не получится.

Идея Сталина — объединить все народы на одном географическом пространстве в рамках одной страны в империи с таким историческим прошлым, как Россия, — была утопической. Но поскольку эта идея была, как и всё другое, новой, неизведанной, она была воспринята положительно и прижилась поначалу на благодатной почве «великого русского духа». До времени. В стране, где большевизм не переосмыслил, не изжил и не отринул наследие прошлого мышления царизма («империя для народа»), объединение народов с разным менталитетом и такими разными национальными чертами характера просто невозможно. И СССР рухнул. Другого и быть не могло. Союзный договор стран СНГ, другие подобные союзы — того же рода иллюзия.

Но как же Соединённые Штаты Америки? Ведь, казалось бы, штаты разобщены даже в законодательных актах. В Америке — свобода для принятия законов, они могут кардинально отличаться друг от друга в разных штатах. В СССР же законодательство и образ жизни были едиными. Кроме того, вблизи других народов русские люди жили много веков. С момента появления в качестве государства Америка была ориентирована на проживание на своей территории представителей многих народов и племён со всего мира. Это непросто. Что же является цементирующим началом, скрепляющим американцев как единую нацию? Другой постулат, нежели в России: «народы для империи».

Не всё ли равно? О нет, огромная разница между двумя лозунгами в России и в США, которые и формируют характеры людей, их жизненные принципы, приоритеты, стиль жизни, мышление и цели.

В США во главе угла в XX веке был поставлен человек как индивидуум, в котором нуждаются все. Народу была дана мечта. Из уникальных личностей складывается нация, народ, которые и вершат свою историю, так что страна посредством многих замечательных людей и становится великой и даже империей. Но это не самоцель, а результат правильных составляющих конечного успеха. В США империя, государство — лишь механизм для развития, самореализации личностей людей, чтобы им в дальнейшем и продолжать качественно, творчески внося свой вклад, строить империю, которая не для кучки, но для всех. Таковой представлялась американская мечта, которая сыпется как карточный домик в XXI веке. Правда, не потому, что она была плохой, а по другим причинам.

В России же исторически сложился и продолжает действовать по сей день принцип «во главе всего — империя». Все уникумы должны вписаться в общую систему, быть подогнаны под общий механизм, а кто не вписался — вон из страны. Соответственно, при таком подходе уникальность человека стирается, индивидуальность не может развиться, её ломают, подгоняют под систему — империю. Удобно быть «как все», легко плыть по течению. Легко, но не всякому. Живая рыба плывёт против течения, а дохлая или больная — по течению. Получается, что сегодня больные те, кто по течению. Что мы и видим. Общество больно — об этом пишут и говорят многие.

Неудивительно, что своего апогея утопия имперского духа достигает во времена разгула коррупции. И остаётся одно: либо менять принцип «все живут для государства» на «государство для народа», либо захлебнуться в опричнине, которая неизменно приведёт к стагнации общества, в котором модернизация будет невозможна по определению.

При царе Иване Грозном опричнина только начиналась, пролила много крови, но со смертью её «породителя» привела к ещё более смутным временам, в которые кровь лилась рекой не только в борьбе с внутренними, но и с внешними врагами. Впоследствии развитию коррупции воспрепятствовала установленная Петром Первым «Табель о рангах», то есть разграничение сфер влияния и деятельности разных сословий. Это тоже был механизм, где судьбы всех расписаны: ни вправо, ни влево. Результат — стагнация общества, а когда пробудилось посредством первой революции, было уже поздно. Другие силы, дав народу розовые мечты, взяли инициативу в свои руки, а потом и власть. И пришлось срочно выбирать — смерть, побег из страны или встраивание в новую систему. Неужели снова повторим этот путь?

6

Романтизм русского человека непредсказуем, парадоксален. Но именно эта особенность национальной черты характера русских людей даёт возможность другим народам уживаться с русскими — как среди них, так и на своей родине вместе с ними. Конечно, живущие среди русских народы страдают от коррупционной составляющей Российского государства и от других невзгод. Но поскольку в русском идеализме самым невероятным образом соседствуют любовь и ненависть, прощение и злопамятность, осторожность и бесшабашность, то та особенность национального характера того или иного народа, которую русский проявляет в представителе другого народа, как магнитом притягивает его к русскому человеку.

Например, народы азиатских стран (а ныне удмурты, буряты, татары, калмыки) основным качеством своего характера имеют осторожность-скрытность-подозрительность к чужим из-за врождённого, бессознательного страха перед ними. Но завуалируют её под маской гостеприимства и показного добродушия. Русский, клюнув на это внешнее поведение, не умеет и не любит маскироваться, тем более что в своём идеализме он готов доброохотно распахнуться ответным раздаянием чувств, слов или дел. В прошлые времена среднеазиат (узбек, киргиз, казах и т. д.) чувствовал, что у русского это поведение является особенностью характера, а не внешним прикрытием, а начиная ему доверять, постепенно уже не мог обходиться без общения с русским человеком. Правда, измена русского своему внутреннему стержню дорого обходится ему и его землякам впоследствии. Но если и среднеазиат нарушит принципы своей традиции, то ему это тоже вряд ли «сойдёт с рук» у русских. В XXI веке врагами были задействованы определённые рычаги против русских через азиатские народы, но это большая тема для другого исследования.

Таким образом, русские, исторически проживая вблизи или среди других народов на территории Российской империи, одаряли, обогащали их своим внутренним содержанием, усваивая от них внешнее гостеприимство (как в случае со среднеазиатскими народами) или внешне-внутреннее.

Так, немцы, основавшие при Петре Первом немецкую слободу и в дальнейшем расселившиеся вглубь России, будучи прагматично-деловитыми людьми с цельным характером, несомненно, позитивно влияли на русских, более склонных в своём мечтательном идеализме к лености, нежели к труду. Евреи привнесли в Россию жажду к упорядоченному образу жизни, где следствие всегда вытекает из причины, свою природную склонность, воспитанную веками, убегать от спонтанности, непредсказуемости и жить в покое (шаломе).

Примеров такого взаимодействия народов на территории России предостаточно. Вот эта-то вековая кристаллизация личности, происходившая не без влияния других народов, и выковала особый русский характер, его разнообразие, гибкость и непредсказуемость, ибо он впитал особенности национального характера других народов. К сожалению, не только хорошие, но и плохие.

Поскольку романтизм-идеализм русских многогранен и вмещает сразу многие качества, то русские, как никакая другая нация мира, способны вместить другие народы с их разным менталитетом, традицией, принципами и устремлениями. То есть они дают поместиться в своей душе и другим народам. Вмещаемость души у русских обнаруживает себя и такими качествами, основанными на христианской вере, как сострадание и сочувствие. Следствием этого и является проявление гибкости, покладистости, добродушия и отходчивости.

7

Очень мало народов в мире, которые, несмотря на романтичный нрав, как и русские, способны терпеть чуждые парадигмы, которые перемалывает в своих жерновах самобытность, уникальность русских людей. В результате этого негативного процесса русские люди ломаются, «заболевают», потому что теряют данные им Создателем оригинальность и неповторимость характера, выкованного и сформировавшегося в заданных исторических реалиях. Нутро, душа русских выхолащивается, они становятся копиями, «штамповками», что ведёт к деградации всего общества — как властителей, так и всех категорий населения, «подстриженных под одну гребёнку». Но только в психбольнице все имеют один вид и одни мысли. На кладбище их вовсе не имеют.

Процесс давления на индивидуумов убивает (внутренне или внешне) уникальных, самобытных людей, а без них невозможна модернизация общества, его поступательное движение вперёд. Ведь красивый фасад и есть фальшивка, которая никак не способна прикрыть сущность происходящих явлений, событий, а особенно людей, действующих в них и через них. Всё гнилое и некрасивое очень быстро и неожиданно имеет тенденцию появляться из-за фасада и делать его «строителей» глупыми и жалкими в глазах всех умных и здравомыслящих людей.

А может быть, можно стоять, не идти вперёд? И такое наша «история проходила». В те периоды времени в России наступали либо смутные времена, либо откат назад — в варварство. Но в современных условиях глобализации, учитывая сохранившийся менталитет имперских амбиций, стагнация нереальна. В современных условиях глобализации ни смуту, ни варварство не потерпят ближайшие к нам европейцы, воспользуются как поводом, чтобы владеть территориями России.

В чём суть революций? Например, как историки объясняют Французскую революцию? Будто бы народившаяся буржуазия не вмещалась в рамки дворянского феодализма. Но это лишь следствие глубинных процессов, происходящих на почве национальной особенности французов. А причина опять же в национальном характере, где превалирует романтизм, который под влиянием немецкого и английского народов приобрёл небольшую прагматичную окраску.

Прагматичный романтизм — взрывоопасная смесь, где идеализм его обладателя настойчиво требует к себе эгоистичного внимания, а если этого нет, то его капризный обладатель способен на вражду против тех, кто его отнял. Французы, представители буржуазии, усилившись, уже не хотели делить благоволение короля между собой и дворянством. Если король не способен любить только буржуазию, одарять только её представителей, то его нужно заменить другим властителем. Потому-то и случилась там революция в восемнадцатом столетии. Не внешние обстоятельства двигают историю, а внутреннее содержание характеров их народов, особое превалирующее качество их личностей. Внешнее происходит от внутреннего, подобно тому как слова и поступки есть плод мыслей и чувств.

Романтизм многоуровневый, российского качества, также не менее взрывоопасен. Он то сострадательно и понимающе терпелив, то внезапно прекращает терпеть, жесток и необуздан, пассивно ленив, но способен внезапно стать активным. Эта взрывоопасность вырастает ещё более на фоне общей «заболеваемости души» русского народа. Так, психологически (психически) больной временами тих, по временам же буйствует. И чем более он тихий, тем более подозрителен окружающим. Если не начать срочное лечение, деградация болезни, как коррозия, будет разъедать весь каркас общества сверху донизу, изнутри наружу. Никто не укроется.

«Да, пусть гибнет, — говорят враги русских. — Приберём к рукам их богатства». Да нет, господа, не получится! Создателем человечества назначена особая миссия для русских. И они должны её выполнить. И выполняют-таки, очень часто сами того не подозревая. И не зря и неслучайно русским дана во владение бо́льшая часть земли. Малому количеству людей дано столь многое! И ещё меньшее количество людей на ней выживет или останется из тех, кто ещё уедет из неё. И будет русский народ выполнять назначенную миссию, понимая или не понимая! Другого не дано. Таково условие пребывания на этой территории.

По предсказаниям, только территория России на всей Земле будет самой благополучной из всех, охваченных природными бедствиями и катастрофами невиданной величины и масштаба. Но не этот фактор будет спасать, а обретение русским самого себя — раздающего, помогающего, жертвенного, спасающего. Ложащийся на амбразуру, под танк (необязательно в прямом смысле), «вынесет всё и широкую, ясную грудью дорогу проложит себе…» Такова доля русских — пролагать своей грудью дорогу. А если не так — то пропасть. Нет иного выхода. Генотип такой у россиян, и заложен в них Творцом и Создателем всех людей…

Дерево добра и зла

А реальность, увы, непреклонна;

Процветанье даётся трудом!

Не от страха потеть — от работы!

Не от драк — от труда уставать!

Не сводить с побеждёнными счёты

И не лезть от шпаны под кровать!

Не гоняться за лёгким богатством,

Волчьей хваткой друг друга не жать…

Бог тогда нам поможет подняться

И порядок, достаток стяжать!

А иначе какой-нибудь дядя

Снова к «счастью» погонит кнутом,

И, очнувшись в тюремной ограде,

Горько плакаться станем потом!

Александр Дыбин. «О наших злосчастьях»

В нашей стране многие недоумевают: как бывший семинарист религиозного духовного заведения дошёл до террора в отношении людей своей страны? Разве это совместимо с христианскими ценностями, которым его учили в семинарии? Речь идёт о Джугашвили И. В. Но Сталин вовсе не перешёл из одной крайности в другую, он всю жизнь оставался на одном полюсе понимания добра и зла. Ведь православие считало вполне естественным и правильным делом применить зло ради торжества добра. Вот Сталин И. В. так и понимал суть православия, впитал эту традицию российской истории всеми фибрами своей души, в том числе и как религиозное мировоззрение, неразрывно связанное с историей Российской царской империи. И он вполне осознанно и «свято» верил в торжество добра через искоренение зла. Государство и его карательные органы виделись Сталину ликвидаторами зла. Какого? Такого, которое сформировалось в его сознании как зло и понятие о котором было вживлено в сознание миллионов людей Страны Советов. Хотя и не всех.

Лишь в последние годы жизни в понимании И. В. Сталина зло разделилось на личное и государственное. Но до Второй мировой войны и во время неё И. В. Сталин видел зло в любом его проявлении как угрозу не столько себе, сколько стране. Сталин был наиболее последовательным патриотом своей новой родины — СССР, хозяином и вершителем судеб людей которой он себя ощущал. Ведь кто такой патриот? Кто любит родину и всю свою жизнь кладёт на алтарь её благоденствия и успеха — постулат патриота того времени. Если уж страдать, то со всеми. Сталин прекрасно это демонстрировал своей жизнью. «Галеры» не всякий вынесет, но Сталин смог.

Поэтому-то зло, сделанное женой или сыном И. В. Сталина против страны и её принципов (пусть даже предполагаемое), не вызывало у него мучительного переживания о том, как с ними поступить. Конечно же, как с врагами родины! Любое зло квалифицировалось как зло, невзирая на личности — его носителей. В этом вопросе он не ощущал внутреннего конфликта и раздвоения личности, напротив, был рад демонстрировать своё «единство с народом и страной». То есть И. В. Сталин боролся не с людьми, как это принято считать. Он боролся со злом во вселенском масштабе — в своей стране и везде, где рука советских органов могла достать их. Сталин был по-настоящему одержим идеей борьбы со злом так, что задачи достижения всего хорошего решались только через эту призму. Нежелание кого-то из людей бороться приравнивалось к предательству против вселенского добра. Нейтральным быть было нельзя. Или это давалось очень трудно.

Всё доброе и хорошее в стране делалось ценой нечеловеческих усилий всех людей сверху донизу. Торжество всего хорошего и правильного (как это понималось официальной идеологией) находилось на службе борьбы со злом. Сталин истово верил, что окончательное торжество добра устранит всякое зло. Поэтому он непоколебимо и методично искоренял любое зло, в любом его проявлении, для скорейшего наступления если не вселенского, то как можно более всеохватывающего человеческого счастья в одном отдельно взятом месте — СССР.

2

В каждом человеческом сердце живёт жажда добра и его торжества над злом, поэтому неудивительно, что большая часть населения СССР была согласна с ценой жертвы за наступление всеобщего блага.

«Враги? Искоренить малое зло, но оставить место большому добру. Нищета — плохо? Нужно много трудиться. Не увидишь рассвет ты — увидят твои дети». И т. д. и т. п. И такие представления не были эфемерными, сказочными в понимании людей. Они видели изменения: как после разрухи гражданской войны страна неуклонно поднималась из руин и жизнь людей становилась все лучше. С тем же энтузиазмом люди восстанавливали экономику после Второй мировой войны, чтобы начать жить лучше. Это не было иллюзией, чарами вождя. Нет. Это была реальность воплощения его слов в их делах, через которые вершилась новая жизнь.

Инертность народа в отношении расправ над «носителями зла» на всём советском пространстве была связана именно с этой парадигмой: убить зло во имя торжества добра, претерпеть худое ради будущего благого. И люди изучали, что такое добро, и избегали делать зло в соответствии с идеологией того времени. Большинство населения так поступало. Потому что это было впервые, ещё не было опыта и связанного с ним осмысления. Без опыта невозможен анализ, предвидение же дано немногим людям.

Поскольку понимание добра и зла у Сталина было с самого начала искажено, а в дальнейшем всё более извращалось (что и следовало ожидать), то борьба со злом принимала всё более зловещие и параноидальные формы. Так, что уже всё бо́льшее количество людей прозревало и догадывалось о безнравственности и бесчеловечности этой нелепой парадигмы. Всё больше людей начало сомневаться в истинности прежде незыблемого принципа «цель оправдывает средства», провозглашённого большевиками и подхваченного И. В. Сталиным, сделавшим его девизом жизни людей всей страны.

Люди осознали, что слова о столь многочисленных внутренних врагах — ложь, лишь в 30-е годы, когда начался период активной «зачистки» общества от несогласных с «режимом». И. В. Сталин понимал, что образ внутреннего врага всё чаще даёт сбои. Массированная идеология об общности новой формации людей, советских, счастливых в прекрасной стране противоречила идее о врагах, которым эта замечательная жизнь почему-то не нравилась. Сталину всё сложнее становилось оправдывать «линию партии и правительства» по ликвидации врагов внутри страны. Люди задавались вопросами: «Почему эти враги враждуют против прекрасной жизни в замечательной стране?», «Когда же они все переведутся, сколько можно их ловить?».

Необходим был внешний образ врага, и он вскоре нашёлся. Это всё тот же «окаянный империализм» Запада, против которого нужно вооружаться. Перед самой войной Сталин задумал широкую модернизацию внутренних войск, которая, к сожалению, не была завершена к началу вероломного нападения А. Гитлера. В эпоху гласности стало известно о коварных планах дележа Польши, стран Прибалтики, о захватнических планах в отношении Финляндии между двумя диктаторами разнополярных стран. Но во время правления Сталина И. В. всё это преподносилось широким массам как борьба с «капиталистическим злом». Наконец-то у Сталина появилась возможность «доказать» своему народу, что враг есть и борьба с ним реальна.

Вторая мировая война расставила по-иному акценты в вопросах ценности жизни и обозначила новое зло. Теперь оно было снаружи, а не внутри страны. Внутри себя и между собой люди объединялись одной идеей — избавиться от внешнего врага. Идея внутренних врагов умерла: рядом сражались как порядочные граждане, так и бывшие зэки (хотя и под присмотром). Произошла новая кристаллизация сознания: «Все свои хороши, все чужие (захватчики) — плохи». Это новое осознание о своих и о чужих уже не принимало образ врага внутри «своих». Процессу нового понимания врага никто не мешал: это осознание помогало не только вытеснить из страны внешнего врага, но и завоевывать западные страны под лозунгом «освободить» их население от «империалистического насилия». Время показало, что насильно мил не будешь, да и всё, что делается преждевременно, обречено на падение.

Вскоре внешний враг был побеждён с помощью армии СССР. Победивший народ уже не мог жить с прежней парадигмой — она стала нежизнеспособной. И. В. Сталин понимал новые веяния в мышлении новых советских людей. Стареющий правитель уже не мог придумать достойных целей для борьбы с врагами. С этого времени зло против страны сместилось в его сознании на зло против него лично. Сталин перестал доверять почти всем, многих подозревал в кознях против него. Страхи Сталина, вызревшие на ложной парадигме, достигали критического пика, и он всё более терял авторитет среди соратников. Ведь прежде он удерживал огромные массы людей на одном только стержне парадигмы борьбы со злом. Но настало время, когда этот стержень перестал действовать на сознание людей, потерял былую значимость.

3

С момента проведения XX съезда партии и до сего времени не прекращается полемика вокруг личности И. В. Сталина и о его делах. Несмотря на разоблачение бесчеловечных методов, которыми он лично или в большей мере через своих соратников боролся со злом, оставшиеся в живых люди его поколения продолжают боготворить Сталина и превозносить тот период своей жизни. Почему? В них крепко укоренилась парадигма: «Добро любой ценой, мы за ценой не постоим, все методы хороши против зла». Из уст именно этих людей (или их детей, внуков) раздаются угрозы: «Сталина на вас (злодеев) не хватает», «Сильная рука нужна стране, чтобы навести порядок». Таких людей не проймёшь числом жертв, которые были принесены на алтарь «достижений и побед». Они и теперь согласны на жертвы, на борьбу со злом любой ценой, лишь бы восторжествовало некое добро. Какое?

Фронт работ велик, всем хватит, объединяйтесь! Куда? В борьбу со злом. Иллюзия! Зло злом не победишь! Уже проходили. Выводы и анализ не проведены, уроки не усвоены: слепцы остаются слепыми.

Страна будет бегать по кругу, пока не изживёт представление о том, что один человек или горстка людей может всё, а мы, дескать, им поможем. Никак! Могут все, а горстка лишь у них на службе! Прогресс победил именно в тех странах, которые применили эту парадигму. Не империя для нас, а мы — для империи! Не империя «делает» нас, а мы делаем империю! Или что-то попроще: устали от империй, от которых постоянно остаются одни перья, павлиньи на поверку, а не орлиные («лес рубят — щепки летят»). Решим этот вопрос всеобщим голосованием и обсуждением?

Чем будут «дышать» миллионы людей в нашем будущем обществе? Воздухом свободы вершить свою судьбу или смрадом лжи, что кто-то добрый им поможет? Иллюзия! Уже отобрали сто лет назад и принесли эту жертву.

Нравится дышать смрадом — на нём хорошо растёт дьявольское дерево добра и зла: «Попробуем — потом решим. Авось пронесёт». Но история уже «авосек» не даёт. Она стала скупой на авансы. Велика цена жатвы — она всегда больше посеянного. Бумеранг не возвращается пустым. Равнодушие, неверие никому и ничему, апатия — плохие попутчики дающим взаймы или авансом. Наступает всегда миг — «сейчас, а не потом и всё и сразу». И вот тогда — любой ценой! Но проходили, да, видно, не выучили урок. Время покажет.

4

Исторически доказано и является аксиомой следующий принцип: никакой человек, даже самый великий, ничего не может изменить для огромных масс людей, если только они сами не готовы к этим изменениям. Этот принцип сработал на руку Н. С. Хрущёву и позволил ему изменить курс страны на либерализацию. Этот принцип помог и М. С. Горбачёву повернуть корабль страны в другую сторону. Подсознательно и сознательно население страны этого хотело. Кого возведёт этот принцип к рулю власти?

Дерево узнаётся по плодам. Терновник не даёт смокв, смоковница не растит кактусов. Неужели хотим кактусов? Больные люди весьма «колючи». Именно народ породил И. В. Сталина, как, впрочем, Н. С. Хрущёва, Л. И. Брежнева и других. Нет смысла пенять на зеркало. Израильский народ хотел такого, каким был Саул. Бог и допустил ему править страной. Лишь спустя время народ оказался готовым к такому, как Давид, — человеку по сердцу Бога. Не горстке людей был нужен И. Сталин, он был нужен всем. В нём был зверь, но и в большинстве народа был тот же зверь, выходящий из бездны. Да, многие не знали — опыта и связанного с ним анализа последствий не было. Всегда однажды что-то впервые. Хуже, если снова на одни и те же грабли. Если не научимся их различить, снова на них будем наступать.

…1924 год. Все устали от зла — разрухи и гражданской войны. Зрел ропот на зачинщиков этого зла. И тогда — возмездие за неудавшуюся попытку выполнить обещанное. Большинство не хотело в прошлое. Хотя и будущее было неясно, но всё же лучше туда, чем в «сейчас» и «вчера». Надежда умирает последней. И такой человек, который знал, что завтра будет лучше, как прийти в это «завтра», нашёлся. Он «обнаружил зло» — носителей зла, врагов народа, на которых повернул гнев народа. «Уничтожить!» — «Тогда прорвемся? Завтра будет лучше?» — «Да, я это знаю». — «Тогда будем убивать врагов! Скорей! Всех! Быстрее придёт “завтра”». — «Выйдем на злодеев всем фронтом, оцепим, окружим, победим! Я знаю, верьте мне, у меня есть программа». Когда никто не знал, ему поверили, хотели верить — устали ждать. Неоткуда ждать помощи сердцам пустым с прожжённой совестью, впустившей зверя в себя.

Одна и та же апробированная много раз идея — «обнаружим зло, устроим охоту на ведьм! Смотрите, они там. Посадим этого, спасём других». «Козлы отпущения — где они?» — «Их уже меньше стало». — «Где взять других?» — «Э-э-э, людей много». Требуются идеологи для изобретения всё новых и новых мишеней. «Скорее, скорее! Готовьте эти мнимые мишени, а то не успеем спрятать истинные!» Террор — универсальный инструмент «решения» любых вопросов, но имеет эффект бумеранга.

Безбожие куёт кумиров, идолов — им поклоняются и рукоплещут, потом свергают и возводят новых. Безбожие порождает анархию, необязательно внешнюю, опаснее — внутренняя. «А я всё равно буду плохой! Кто докажет? Поймали? Исправьте меня — это ваша работа, палачи! От меня самого меня спасите, а я не могу». Цикл повторяется. Урок не завершён, но должен всеми быть изучен. В новый класс, в новый уровень не берут проваливающих экзамены.

Главное — отставить дерево познания добра и зла. Ведь оно постоянно будет поворачиваться к нам то одной, то другой стороной: по мере необходимости будет запускаться то одна, то другая программа: снаружи добрая, но внутри злая. Поманят добром: бесплатный сыр лишь в мышеловке, сыра мало, мышеловки не сообщаются между собой…

Интересная история произошла на одном научном предприятии, где ставили медицинские опыты на мышах. По завершении программы испытуемых мышей должны были уничтожить. Ведь опыты закончатся — зачем кормить нахлебников? Так получилось: мыши чётко знали о плане их последующего уничтожения и поэтому тайно рыли ходы для будущего побега. Когда медучреждение закрылось, пришли уничтожать мышей, но все оставшиеся в живых сбежали на волю по тогда-то и обнаруженному виртуозно сделанному ими многометровому проходу. Удивительным оказалось то, что все мыши участвовали в его строительстве: каждая вносила свою лепту — делала проход из своего пристанища (иногда последнего). Выход на свободу был один, их не было несколько. Ведь мыши ощущали только зло и не надеялись на добро от людей, во власть которых попали.

Дерево познания добра и зла всегда доступно со времён Адама и Евы, но богами люди не стали. Дерево Жизни доступно не всем: только тем, кто обратится к Даятелю Жизни, даруется истинная свобода.

«У войны не детское лицо»

Поезд тронулся, и оба пассажира на нижних полках купейного вагона вгляделись друг в друга. Они в надежде подумали о том, что скорее всего доедут в Киев без соседей, и заметно повеселели от этой мысли. Старик достал пакет с едой и, разложив на столе, налил из термоса в пластмассовую синюю кружку какао. Вежливо предложив соседу угощаться, пожилой мужчина начал не спеша поедать пищу. Мужчина средних лет глядел на ветерана войны, силясь вспомнить, как тот представил себя, когда зашёл.

— Извините, подзабыл имя, уважаемый, — немного робко спросил он.

— Ничего страшного. Зовут меня Иваном Васильевичем. Помните, фильм был? О том, кто профессию менял, — благодушно, с коротким смешком ответил пожилой мужчина. — А вас, вы сказали, Степаном?

— Да-да, — улыбнувшись, радостно согласился сосед по купе. — Так вы не бойтесь: проводники уже не будут проверять нас. Счас билеты глянут, заберут. И до утра не побеспокоят. У меня «беленькая» есть. Угоститесь?

— Нет, сам не пью и другим не советую. Трошки поем, газетку побачу и на боковую — спать.

Иван Васильевич смачно поглощал варёную картошку, заедая бутербродом с сыром и малосольным огурцом.

— Вы ж фронтовик! Вон, медали на вашем кителе. Я хорошо рассмотрел, пока вы не сняли его. Как же в вашем возрасте не пить? Закодировались, что ли?

— Степан, извините, но как-то… не совсем понял. Как ветеран войны связан с алкоголем? Мои фронтовые друзья тоже этим делом не особо интересуются. И как, думаешь, мы бы страну поднимали, если б пьянствовали?

— Мой отец и дед, помню, пили много: и винчика, и самогона. Отца вот недавно схоронил. А дед ещё… двадцать лет назад отправился к предкам.

— Сколько ж было вашему отцу? Наверное, мой ровесник? — удивился Иван Васильевич.

— Было отцу шестьдесят два, — горестно вздохнув, ответил Степан.

— Молодой. Соболезную. Но что поделать? Я на год его постарше… Но я только жить начал… Детей вырастили с женой, на ноги поставили. Ну а теперь самим пожить. Внуков дочь привозит только летом.

— Что же, вообще не пьёте алкоголь? — с печалью в голосе спросил Степан.

— Стопочку по праздникам могу перехилить. Всё зло в стране от неё…

— Вы, извините, в Киеве живёте? — поспешно перебил соседа Степан.

— Нет, в городке, где зашёл в поезд, — прихлёбывая из кружки, ответил пожилой мужчина. — То я еду на важную встречу ветеранов по случаю сороковой годовщины окончания войны.

Вошла полная проводница вагона и, деловито сравнив билеты с паспортами пассажиров, поспешно и неуклюже «вывалилась» в коридор, на ходу закладывая сложенные билеты в особую сумочку. Не успела закрыться дверь купе, словоохотливый Степан продолжил разговор:

— Отцу тоже писали, что наградят этим летом. Но он немного не дожил… А вообще, он на эти награды смотрел как на побрякушки. Многое мне рассказывали отец с дедом… об изнанке войны. Да и мы детьми… «нахлебались послевоенщины»…

— Эка ты загну-у-у-л! — удивился Иван Васильевич. — Чего же вы хлебали-то? Вся тягость горя на моё поколение выпала. И слово-то странное — послевоенщина! Сейчас расцвет в стране… всех прошлых чаяний… наших отцов и дедов. Разве не видите? Как все зажили богато и весело! Из разрухи подняли страну…

— Не страну, а только её европейскую часть. Люди перед Уралом и за Уралом, от Сибири до Дальнего Востока только по радио слушали сводки с фронта. Наслаждались жизнью.

— Не скажи, — уверенно произнёс ветеран войны твёрдым голосом. — Меня в сорок третьем комиссовали в связи со вторым ранением и отправили в Казахстан. Ехали в теплушке и глазели в щели вагона, когда не спали. Люди в стране жили в бараках да хибарах, как и мы, жители Украины. Никто не шиковал в то время. Промышленность была в основном в зачаточном состоянии. При царизме мало что было в стране… Летал недавно я в Казахстан к друзьям: цветущая нынче республика СССР, я тебе скажу! Да и Украина наша как расцвела! Разве могли мечтать об этом мои деды? Все люди нынче в квартирах живут или в частных домах. А «квартирники» ещё и дачи имеют! Развитой социализм, понимаешь! Достигли…

— Цена, всему «головой» — цена, — в задумчивости произнёс Степан, перебив соседа по купе. — Огромная цена за всё это заплачена. Трое моих дядек сложили головы на фронте, и дед по матери чуть-чуть не дошёл до Берлина.

— Зато ты живёшь, дети твои, — не соглашался Иван Васильевич. — Вы теперь радуетесь. Ради этого старались солдаты и офицеры! Будущность вам дали!

Степан, взглянув в окно, нагнулся под стол и достал из сумки пакет с едой. Развернув полотенце с жареной курицей, предложил соседу любой кусок на выбор, но тот решительно уклонился от угощения. Степан плеснул себе в стопку «гремучей» жидкости, жестом снова предложив Ивану Васильевичу, но тот помотал головой и достал из объёмистой сумки футболку с тренировочными штанами. Пока мужчина ел, Иван Васильевич быстро переоделся возле закрытой двери, присел на своё место, взял газету в руки и начал внимательно её читать без очков.

Мужчина убрал полотенце с остатками еды в дорожную сумку и пристально взглянул на соседа. Улучив момент, когда Иван Васильевич переворачивал страницу газеты, Степан спросил:

— Мне вот странно, например, что вас комиссовали после второго ранения. А мои родные воевали после многих ранений. Наверное, вы по блату избежали войны, отогрелись в Казахстане, пока другие воевали… Не дав толком поправиться в госпитале, других-то гнали снова на фронт. Письма их до жён дошли. Какие-то сразу, другие нашлись после войны. Откуда знаю? В сумке нашего почтальона провалялись. Его-то убили, а сумка в траве и под снегом пролежала в целости… Ребята нашли возле трупа после войны.

— Э-э-эх, ну что вы несёте?! — возмутился пожилой мужчина, отложив газету в сторону. — Вы знаете меня, чтоб говорить дрянь?! С начала войны я записался «во внуки Сталина», мне не было девятнадцати. И мы были смертниками: партизанили героически, не знали, вернёмся ли с задания. Среди нас были ребята по пятнадцать лет и меньше. Многие не пришли с фронта, другие вернулись инвалидами без ног и рук… Разве мы решали, где нам быть? Я был членом партии, и руководство решило перебросить меня позже за Урал. Служил стране и партии, себе не принадлежал. В Казахстане я тоже охранял важный объект ночью, а днём учился в металлургическом училище. Через год я уже стоял в бригаде на сборке танков. Работа была каждый день, без выходных, по двенадцать часов… с выходом только в туалет. Отдыхом был трёхразовый пятиминутный перекус. А еда чуть-чуть была получше, чем для фронтовиков. Потому что почти всю промышленность перепрофилировали на военную… Всем было тяжело.

— Всё у вас, партийных, всегда блестит и в шоколаде, — с неожиданной ненавистью процедил Степан, держа на груди скрещенные руки. — А вы не понимаете, что Сталин ваш, мерзавец, сгубил нам детство, матерям поломал жизнь!

С минуту Иван Васильевич оторопело глядел на соседа и, внезапно приняв его вызов к противостоянию, твёрдым голосом произнёс:

— Хорошо. Расскажите свою правду. Чего лично вы нахлебались, что означает слово «послевоенщина»? И другое, что желаете.

Бывший фронтовик сложил газету, поместив её в сетку над полкой, поднял ноги и укрылся простынёй. Фрамуга была приоткрыта, и оттуда влетал в купе тёплый летний ветер, но ветерана слегка зазнобило.

Степан нагнулся к сумке; достав бутылку с «горячительной смесью», отпил немного из горлышка, привычно занюхав рукой вместо закуски. Закинув ноги на нижнюю полку, накрылся простынёй и, прислонившись спиной к стенке у окна, мужчина решительно начал говорить:

— Вождь ваш мерзавцем был. Если бы он не водил дружбу с Гитлером, а лучше бы готовился к войне, как ему говорили офицеры высшего звена, то немцы не застали бы нас врасплох. И страна быстро закончила бы войну. А может, и не было бы войны… Второе: из-за поганой войны женщины лишились мужей, отцов, братьев. А мы, многие послевоенные дети, лишились отцов, дядек, старших братьев. Матери наши или сёстры потеряли малых детей: они умерли от голода или от снарядов. Третье: наших украинских женщин немцы считали своей собственностью, когда находили в сёлах, деревнях. И девок наших поганили, лишали девичества. Многие из них забеременели… Все бабы вокруг знали, что девки немецких «выродков» нарожали. А некоторые не хотели позора, кончали свою жизнь самоубийством, другие рожали и закапывали трупики… Трагедия. Четвёртое: мужики поприходили с фронта уродами. Нет, дело не в оторванных руках-ногах. Они на голову стали дураками. Да ещё учителями становились или продолжали детей учить как ни в чём не бывало. У нас в школе, помню, был физик. Он не разрешал девочкам в его присутствии нагнуться, если что-то на пол упало: учебник, ручка или тряпка у доски. Им требовалось присесть и взять предмет. В противном случае он нагибался перед классом, штаны снимал и вращал своим голым задом. Смеяться запрещалось. За смешок он бил указкой по голове… Другой ботанику вёл. Помню, мы как-то кидались на перемене маленькими хлебными мякишами. Он заставил поднять мякиши тем, кто кидался. Своей рукой он засунул им в рот те кусочки. Понимаете? Драма из них так и пёрла… Третий подходил к девочкам в коротких, на его взгляд, школьных платьях и поднимал им юбки, чтобы все видели их трусы или панталоны… Нравилось их позорить, а может, тянуло к ним.

Старик кашлянул, и через минуту Степан продолжил:

— Пятое: дочки тех испорченных фашистами девок и женщин стали проститутками. Закончилась война, восстановились школы. Этих девок прямо после уроков в кустах или за зданием школы «оприходывали» пацаны из старших классов, кому было не лень. Меня, помню, привёл друг домой к одной из таких. Ей не нужны были деньги. Требовалось только больше «кобелей», она была просто неугомонной в этом вопросе. Не могла остановить себя. А ведь ей было пятнадцать. Да и многие девки были бешеными на это дело… Потоптали фашисты не только тела украинских девчонок и женщин, но и совесть их сожгли. Циничные матери растлили дочек. Видно, оставшись без мужей, водили мужиков домой и занимались сексом на виду у дочерей. Тогда в бараках многие жили, а это жизнь почти нараспашку. Иногда думаю, может, дочек подкладывали матери своим «кобелям». Иначе как понять, почему девчонки четырнадцати-пятнадцати лет, а то и младше, искали секса? Кто их научил?

— Понятно, — откликнулся сосед. — Война никому не дарит счастья…

— Та-а-ак, что у нас там? — бесцеремонно продолжил Степан. — Подождите, послушайте… Шесто-о-ое: враги народу, подпольные вредители, и после войны хотели смертей. Иначе как понять, почему не поручили сапёрам искать мины, «лимонки» и другие вражеские орудия смерти? Почему они оставались в подвалах старых школ и зданий детских садов?! Сколько там повзрывалось детей! Сколько стало инвалидами! Виновных в халатности не нашли… не искали. Так-то… Война делает людей уродами. Да и вождь сгубил много людей по ложным доносам. «Гражданка» и война покосили изрядно наш народ… Неверным курсом пошли!

— Поня-я-я-я-тно, — протяжно промолвил Иван Васильевич, приглаживая седые волосы и вытягиваясь в полный рост на нижней полке. — Кто прав, история рассудит. Как говорится, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Это оно так: война никого не щадит. Читал лет десять назад повесть «У войны не женское лицо». Потрясла… Что говорить? Захватчики становятся варварами, забывают про человечность… Халатность или вредительство всегда были. После войны мы, чекисты, устали людей сажать в тюрьму за преступления. Вы многого не знаете. В ваших словах правда есть, но я много знаю и другой правды, светлой, обнадёживающей… О насилии немцев над нашими девочками знаю по своим родным. Хотите послушать?

— Валяйте, — снисходительно промолвил Степан, тоже вытянувшись на полке.

— После войны тётя и мои двоюродные сёстры остались живыми, — звучным голосом стал говорить Иван Васильевич. — Позже много что рассказали мне. Когда подался в партизаны, их эвакуировали с большим количеством людей на восток. Но недалеко они успели уехать: фронт стремительно двигался в глубь страны. Поезд немцы разбомбили, живых людей мало осталось. Но тётя с детьми выжили. Одной девочке было пятнадцать, другой — тринадцать. Шли родственницы просёлочными дорогами на восток. Ели ягоды и сыроежки в лесу. Спали прямо на земле. Даже звери чуяли беду людей, не тронули их: моя тётя видела однажды совсем рядом волчицу… Как-то она приметила вдали село и решила сходить туда на разведку, дочкам она наказала залезть на дерево и ждать её. Договорились, что, если она не вернётся через два часа, тогда им надо будет пробираться самим, искать взрослых и назваться сиротами. Прошёл час, и по дороге проехали два немца, в колясках их мотоциклов сидели овчарки. Собаки почуяли запах людей и стали гавкать. У девчонок как раз случились «женские дни». Немцы вышли из мотоциклов и прочесали поляну. Собаки быстро привели их к дереву с девочками. Фашисты спустили детей с дерева и тут же изнасиловали, невзирая на крики и обильную кровь. По чистой случайности мои сёстры не забеременели… Э-э-эх… Они сбежали от немцев, которые везли их в поезде на Германию… Закончилась война… Сёстры жили уже в то время в России, в Пермской области: выучились, работали. Там проживало много холостых мужчин, и многие молодые не были даже ни одного дня на фронте. Влюбились и в моих сестёр. Мать учила их до войны: выйти замуж девушками. Но не судьба. Они рассказали своим женихам, при каких обстоятельствах лишились девичества. Но те не поверили, отказались жениться. Одной сестре уже было в то время двадцать, старшей — двадцать два. Подумали они, да и решили вернуться на Украину. Вскоре сёстры почти одновременно вышли замуж: украинские хлопцы всё верно поняли, благо таких судеб много было в нашей республике. Обе мои сестры прожили с мужьями счастливую жизнь, родили и девочек, и мальчиков. Мои племянницы блюли себя, как матери их учили, и удачно вышли замуж в прошлом и позапрошлом году… Всё дело, оказывается, состояло в том, что родители мои были тайными христианами и всех родных отмолили у Бога. Никого смерть не взяла в те страшные годы.

— А ваш отец ходил на войну? — неожиданно спросил Степан.

— Не ходил. Скрывался. По религиозным принципам. Был готов и к расстрелу. Но считает, Бог чудно покрыл его. Он добрался до Урала, там и схоронился под чужим паспортом. А после войны он вымолил у Бога шанс встретиться с женой, моей матерью, и Бог чудно помог доехать ему в один город. Там жила сестра моей матери, а отец как раз нашёл её адрес и поехал к ней. Там и встретились неожиданно мои родители.

— Интересно!.. А почему же он расстался с вашей матерью? Она ведь не побежала с ним — скрываться?

— Она пошла в санитарки на фронт. Так понимала суть христианства. Но её вскоре ранило снарядом: врачи думали, что руку придётся отрезать — началась гангрена. Но воспаление на руке, когда вынули пулю, вдруг стремительно прошло, будто само собой. Мать считала, что это произошло по её молитве Богу. В госпитале в неё влюбился один штабник и хитростью увёз в тыл. Хотел жениться, но она из того городка сбежала и двинулась в город, где её старшая сестра жила. Но лишь только после окончания войны туда добралась: мешали разные обстоятельства. Не изменила отцу, не предала, молилась Богу, чтобы муж нашёлся живым… Есть всё-таки у жизни светлая сторона!

— Какая несправедливость! — гневно воскликнул Степан. — Схоронился, а другие жизнь отдали…

— Не кипятись, — перебил пассажира-соседа бывший фронтовик. — Конечно, он отсидел своё… Не расстреляли только потому, что был редким специалистом в своей профессии, и кто-то из начальства заступился за него.

Десять минут только стук колёс нарушал повисшую тишину. Но вскоре Степан в своей напористой манере продолжил беседу:

— Вы сказали, у войны не женское лицо. А я говорю: у войны не детское лицо! Это кратко о драмах девочек и женщин я рассказал. А похлеще трагедии были у мальчишек. Да не хочу говорить. Спать что-то охота. Поверьте, ублюдком был ваш вождь. Нельзя было революции делать, вершить тот беспредел. Российская империя была к тому времени передовой державой по сравнению с европейскими странами. Сохранили бы население, золотой генофонд остался бы при нас. Неправильно вожди наше население повели, оболванили народ, внушили сказки. Потом вогнали в ярмо колхозов. Цена вашего прогресса и расцвета какова?.. Не проходит ничего даром.

— И такие понятия слыхал, — подал голос из-под простыни Иван Васильевич. — Про вождя не согласен… Вы правы: спать охота. Спокойной ночи.

Пожилой мужчина повернулся к стенке.

Летний ветерок шевелил занавеску у приоткрытого сверху окна, темнота властно завладевала небом. Комок в горле Степана рассосался, не дав выхода слезам. Мысли путались в сознании, веки тяжелели, и он проваливался в сон под ритмичный стук колёс и негромкий храп соседа.

Поезд доставлял пассажиров на станции. Все они жили своим мирком и понятиями, но в сознании большинства была «наглухо закрытая дверь» в тему о войне. Это горе временно, как ураган и цунами, и блаженны, кого это бедствие миновало. Продолжается жизнь, рождаются дети. Пусть они никогда не увидят разрушения, внезапную, чудовищную смерть родных и других людей! Пусть руководителей страны объемлет всегда такая мудрость, чтобы они знали, как оградить мирное население от вражеских нашествий и ненужных кровопролитий!