Личные воспоминания

Библиотека КнигиКратко

Середина XIX века. Паровозы уже никого не пугают. На период с 1843 по 1893 год намечено увеличить общую протяженность железных дорог в Германии с 470 до 42 000 километров. Понятия «электроника» еще не существует. Но уже есть человек, который его создаст. Эта книга – автобиография основателя компании Siemens – Вернера фон Сименса. Написана она им самим, а переведена на русский одним из наших Создателей, Валерием Чумаковым. Краткая версия книги «Личные воспоминания». Только самое главное: идеи, техники, ключевые цитаты.

Менцендорф

Двенадцать лет мои родители прожили в Ленте мирно и счастливо. Однако политическая ситуация в Германии, а еще более в Ганновере, вновь оказавшемся под властью Англии¹⁰, сложилась скверно, и это удручающе действовало на отца. Правившим в Ганновере английским принцам было мало дела до благополучия маленького государства, которое они воспринимали исключительно как место для охоты. Зато законы об охоте носили здесь поистине драконовский характер: поговаривали, что наказание за убийство оленя в Ганновере тогда было куда более серьезным, чем за убийство человека! Мой отец также был привлечен к ответственности за незаконное повреждение диких животных, после чего он и был вынужден оставить Ганновер и переселиться в Мекленбург.

Дело происходило так. Имение Ленте располагалось на покрытом лесом горном хребте Бенте, примыкавшем к горному массиву Дейстер. Олени и кабаны, избалованные своей неприкосновенностью (их берегли для охоты принцев), частенько посещали целыми стадами лентейские угодья. Местное сельское население, пытаясь справиться с этой напастью, выставляло специальные ночные караулы, но это помогало не всегда. Случалось так, что дикие животные в течение нескольких часов полностью уничтожали плоды годичного крестьянского труда. А во время суровых зим, когда поля и луга уже не давали им достаточного пропитания, животные целыми стадами приходили искать его в деревнях. Как-то утром сторож доложил отцу, что стадо оленей забрело на ферму. Ворота он закрыл и теперь спрашивал: что делать с животными? Отец приказал загнать оленей в сарай и послать курьера в высшее королевское управление придворной охоты в Ганновере с заданием рассказать о случившемся и спросить, не стоит ли отослать пойманных оленей в Ганновер. Решение его оказалось неправильным. Спустя короткое время в имение прибыла специальная комиссия, олени были выпущены на волю, а в отношении отца было начато уголовное следствие, длившееся несколько дней. Комиссия неопровержимо установила, что над животными было учинено насилие, в результате которого они помимо собственной воли были загнаны в сарай! К счастью, отцу повезло и он отделался только крупным штрафом.

Таковыми были тогда порядки в «Королевской великобританской провинции Ганновер», как часто и не без гордости называли свою страну мои соотечественники. Но и в остальных немецких землях положение было не намного лучше, несмотря на Французскую революцию и славную освободительную войну. Современной относительно счастливой молодежи не мешает иногда сопоставлять свои проблемы и заботы с часто безнадежными заботами своих отцов для того, чтобы понять, насколько несостоятелен их пессимизм в отношении новых идей.

Наибольшую свободу мой отец нашел в княжестве Ратцебург, относившемся к Мекленбург-Стрелицу, где он взял в долгосрочную аренду принадлежавшую Великому герцогу землю Менцендорф. В этой крохотной благословенной земле кроме государственных территорий и крестьянских деревень было всего одно дворянское имение. Когда мы только переселились сюда, местные крестьяне еще обязаны были отрабатывать барщину на государственных землях, но уже спустя несколько лет она была отменена, а с крестьянских хозяйств были сняты почти все повинности и налоги.

В Менцендорфе мы с моими братьями и сестрами провели в кругу других деревенских детей самые счастливые дни нашего детства. В первые годы старшие дети: моя сестра Матильда, я и младшие братья Ганс и Фердинанд — наслаждались почти неограниченной свободой. Нашим образованием занималась переселившаяся к нам после смерти мужа бабушка. Она обучала нас чтению, письму и тренировала память, заставляя учить наизусть всевозможные стихотворения. Наши родители были слишком заняты заботами о хозяйстве и уходом за младшими детьми, которых год от года становилось все больше, и не могли уделять много внимания нашему воспитанию. Отец был человеком добрым, но вспыльчивым, нещадно наказывавшим нас за любые проступки, обман или простое непослушание. Страх перед отцом вместе с любовью к матери, которую нам не хотелось огорчать, были единственными ограничителями, хоть как-то сдерживавшими нашу небольшую развеселую компанию. Главной нашей обязанностью была забота о младших детях. И обязанность эта понималась так широко, что старших детей часто наказывали за то, что вытворили младшие. В основном бремя присмотра лежало на мне как на старшем из братьев, и это привило мне чувство ответственности за моих младших братьев и сестер. Соответственно я присвоил себе и карательные функции, что весьма не нравилось прочим детям. Они часто объединялись в настоящие коалиции и вели со мной упорную борьбу, которая, впрочем, всегда заканчивалась без вмешательства родителей. Особенно мне запомнился один случай, весьма характерный для нашей детской жизни.

Вместе с братом Гансом мы часто устраивали настоящую охоту на ворон и прочих хищных птиц из собственноручно изготовленных луков, в обращении с которыми достигли немалого мастерства. Как-то раз у нас возник спор, который я попытался решить в свою пользу, используя право сильнейшего. Однако Ганс заявил, что это несправедливо, и предложил урегулировать спор дуэлью, при которой сила не имела бы значения. Я посчитал это требование справедливым, и мы решили стреляться на луках по всем дуэльным правилам, о которых знали из рассказов отца о его студенческой жизни. Отмерив десять шагов, по моей команде «Пора!» мы пустили друг в друга стрелы с наконечниками, сделанными из заостренных вязальных спиц. Ганс прицелился лучше, чем я. Его стрела попала мне в нос и, проникнув под кожу, дошла до переносицы. На наш общий крик прибежал отец. Он вытащил стрелу и стал уже снимать кожаный ремень, чтобы наказать виновного. С этим не могло смириться мое чувство справедливости. Я грудью заслонил брата и храбро заявил: «Отец, Ганс не виноват, это была честная дуэль!» Я как сейчас помню озадаченное лицо отца, который не мог наказать нас за то, чем и сам занимался когда-то и что считал вполне справедливым. Он лишь застегнул обратно ремень и нехотя бросил: «На будущее, больше подобной ерундой не занимайтесь».