Приключения филистимлянина из Ашдода сына Хоттаба

Бетельгеус Скобни, 2021

Однажды израильский царь Соломон, дарит волшебное кольцо одному из работников стройки его нового храма.

Исследователь Виллиорса

В те времена, как Хесен только начинал понимать, что есть мир и на чем он держится, существовало множество сказаний и легенд до его рождения об этом мире. Так вот, было множество теорий о том, кто создал землю, воздух и воду. Сколько шла война между телесными и бестелесными жителями и кто из них все же победил.

Кто из них одержал победу, Хесен знал точно, ибо он был человек, и тело его было из плоти, а еще кожи и суставов, которые могут очень болеть и нередко ломаться. Но многие из вождей Филистии знали, как утишить боль тела или исцелять болезни.

Что касалось простолюдинов, попавших в такие бедствия, те платили деньги или отдавали в услуживание покоев своих руководителей, сыновей или дочерей, потому как только там были люди, обученные лечебному делу. Но чаще поселенцы за медицинскую помощь платили едой или хозяйственными нуждами, состоявшими в отличном состоянии. Или израильской монетой, установленной денежной единицей для других государств. Как часто бывало, самолечение простого люда было неудачно.

Филистимляне имели мало представления о медицине, поэтому проезжавшие и останавливающиеся транзитом люди с других континентов нередко оставляли свои знания за хорошее вознаграждение, однако некоторые из них были просто жулики.

Но вот один из греков, интересовавшийся историей своего народа, пустившись однажды в приключения и изучив окружение мыса Дарданелл, обнаружил близ Средиземного моря разрушенное поселение, оставшееся таковым на многие века и забытым городом. Этот историк, писатель и врачеватель был Гомер из Смирны сын своего отца Апотриоса. Но так как имени родителя он никогда нигде не упоминал, а лишь однажды обмолвился, что он из Смирны, из мест, где растет множество диковинных фруктов, выстроенных шикарных амфитеатров. Божеств, которым они можно утверждать не поклоняются, а ведут с ними дружбу. Существ, похожими на них, но в несколько раз могущественнее. Так местным туземцам Филистии он представлял Грецию.

Собственно, часть, нашедшую им культуры с еще сохранившихся фигур в деревне Виллиорсе у мыса пролива Дарданелл, Гомер как теолог, позже, вернувшись на родину, взяв прообраза некоторых из них привел к своему богопоклонному Олимпу.

В тот день, когда по всей Филистии культовые обряды завершались, повсеместно начинался месяц чиешь, собственно, здесь происходила подготовка к новым жертвоприношениям. Для тех дней, когда холодные дни спадут, и народ моря вновь должен отправиться за уловом, в конце этого месяца все поселения направлялись к одному их главному морскому идолу чтобы умилостивить его.

Гомер поселился в доме важной персоны, где народ проявлял больше внимание к грибной культуре. Собственно, знание о таких растениях включало в себя не только пищевой раздел, но и релаксационный. Возможно, по последнему мотиву историк и как писатель решил остановиться именно здесь. Ведь творческие люди — они чувствительные. Им нужно полное воссоединение с культурой, и такой союз Гомер нашел в поселении Фэхтер.

Прогуливаясь по лесопарковой зоне, что собственно являлось ореолом их быта места обитания филистимлян, Гомер вспомнил о пастушке из Дарданелл, на ту пору ему было тридцать лет.

— Как зовут тебя, девочка? — спросил он ее.

На вид девчушке было около пятнадцати лет, на его родине это года, когда в таком возрасте их можно брать в жены. Но Гомера интересовали женщины старшего возраста, она ему казалась ребенком. Все же ее заинтересованный взгляд на нём дал о себе знать. Она не сразу ответила, глядя на него, лишь улыбалась. Вскоре Гомер заметил, что она ему нравится.

— И все же? — добавил писатель. — Меня — Гомер, — он ткнул пальцем в себя, решив, что она не понимает его языка. — Я из города Смирны, это там, — указал он вдаль, — из Греции. Под покровительством могучего бога Зевса. Он тоже человек, но могущественней, чем просто человек. Он живет высоко в облаках на Олимпе.

Он раскинул руки, указывая на небо, поясняя этим бесконечность.

— И его пока никто не видел.

Наконец девушка, слушая его, негромко произнесла:

— Заурес?

— За?.. Да, Зевс, великий бог неба! Я могу тебе о нем как-нибудь рассказать.

Стараясь сдерживать наступившую страсть, Гомер старался перейти с ней на более деловой разговор. Но покидать девушку ему не хотелось.

— Нимпфия, — назвалась девушка.

Она так же показала указательным пальцем на себя.

— Ага, Нимфия. Так, значит, нас зовут Нимфия?! — Растянулся в улыбке Гомер. Звучащее из уст этой юной уроженки имя и ее взгляд были интереснее, чем сам приезд его сюда.

Теперь же, собрав всю информацию в деревне о древнем городе, некогда расположенном в северной части на берегах Эгейского моря начала народа эллинов или прародиной греков. Тем самым, Гомер женившись на туземке, местным обычаем получил широкую историю о некогда расположенной здесь цивилизации под названием Виллиорс, погибшей более полутора тысячелетий назад и разгромленной степными людьми, по слухам местной общины. Бабушка Эстерия Микенская поведала Гомеру о принцессе микенов, жене некоего Миноса, царя этого древнего города.

Эстерия была очень умной и старше своих соплеменниц, однако и о новых интересах молодежи она также могла вести дискуссии, а также направления. Что, собственно, и давало ей интерес в мудролюбии или любви к размышлениям. Она также предполагала, что гость, жених, долго не останется в краях невесты. Но и на оставление их в том не было у неё укора к путешественнику. «Все движется, все меняется, а время одно», — говорила она.

И вот, ранним утром заявившись к ложу молодоженов, так и не получив конкретный ответ, остается ли Гомер с ее внучкой или нет, решила женщина поведать историю о принцессе, царской жене, изменившей мужу с греческим мореплавателем. Что царь Виллиорса, отправив за ними полсотни кораблей, погубив сбежавших, был сам проглочен неким существом из моря. Затем оставшееся без правителя царство захудело и было разгромлено.

Во время возвращения домой из Дарданелл как оказалось, прародиной греков у Гомера были истории не только о разных городах, поселениях, правителях, но и имена разных путешественников. Так, одним из мореплавателей ему была рассказана история о царе Иудеи. О человеке, который мог общаться с животными миром и миром духов. Таким образом, вслушиваясь в слова моряка по имени Одиссей, Гомер, недолго думая, отправился в Израиль. Город тайн. Конечно, не зная, куда именно ему прибыть, поэт в итоге попал в Филистию. Затем, ознакомившись с местностью, определившись, где он расположился, и снова пустившись в путь с преображенными историями о путешествиях, поведанных его знакомым моряком, а когда он все же добрался до Иерусалима, там жители из числа иноязычных понимавших греческий язык, кто первыми услышали повесть-поэму об утерянном городе пролива Дарданелл, Трои.

Гомер попрощался с лидером племени грибников Ахонтипом Вторым.

— Трудно будет без тебя, лекаря. Спасибо тебе, конечно, за интересные истории и помощь, — говорил лидер «грибников». В ту пору ему было пятьдесят лет, и он понимал, что скоро его не станет. Он хотел сделать что-то хорошее в счет его уходящего времени, и Ахонтип подарил поэту коня из наилучших скакунов, но весьма послушного. Гомер поблагодарил Ахонтипа и оставил ему несколько советов, как заботиться о своем здоровье. Советам Ахонтип Гомеровым внял и прожил еще пару лет. На пору, где Хесен из Ашдода уже как Гассан ибн Хоттаб пользовался большей властью потусторонних сил и авторитетом другим правителям, нежели при своей жизни Ахонтип, лидер соседствующего с его племенем поселения.

Гомера вывели за границы поселения, где за следующие лесостепи и поля он должен был продолжить путь один. Снабдив его сухим пропитанием, а также одаривши его несколькими подарками, еще раз поблагодарив, народ фэхтер попрощался с ним.

К вечеру Гомер решил остановить коня. Пытался сориентироваться. Огляделся. Где он оказался, удалившись от дружелюбных поселян, наступил простор свободных племен, живших и кочевавших по степной пустыне людей. Но, продолжив путь, немного проскакав, его вдруг остановили. Приближаясь к силуэту останавливавшего его, поэт заметил мужчину средних лет.

— Стой! Стой! — кричал он ему.

Заросший, в лохмотьях, издали вид человека выдавал за существо. Гомер, игнорируя, проехал мимо его и продолжил путь, не останавливаясь. Проскакав несколько метров, он вдруг заметил нечто пролетевшее перед ним, обогнав его по воздуху, оно стало возвращаться, вновь набирая скорость. Тут он не заметил, как оказался в траве, и, пролежав так некоторое время, открыл глаза. Над ним нависла голова того человека, косматого и неряшливого, который рассматривал его, затем что-то сказал. Гомер не понял, что он сказал, однако, мог невнятно произнести слова на своем наречии.

— Пьес исей си³? — спросил поэт.

Но кочевник, испугавшись, закричав, стремглав пустился наутек.

«Ну и дела», — подумал Гомер.

Он приподнялся, почесал лоб. На лбу была вздувшаяся шишка. «Видимо, хитрец неплохо управляет бумерангом», — подумал поэт. Вспомнив про коня, он оглянулся. Коня не было. «Видимо, тот угнал его у меня», — пожалел Гомер о потере. Но это не остановило его. Он решил следовать пешком дальше. Внезапно поэт ощутил голод. Ориентируясь по небосклону и подступающей прохладе, ветру и положению солнца, Гомер понял, что близится поздний вечер. Решив подкрепиться для продолжения пути, он вытащил из мешочка несколько кусочков засушенных грибов, приготовленных в специях, и горсть свежих фиников. Остановился, чтобы перекусить ими, Пожалев, что с ним не было мешочка с водой. Но он тут же почувствовал усталость и упал навзничь, где, принимал пищу. Люди, отправившие его, предупредили, какие из грибов являются галлюциногенными, на их языке означавшие как «являющие нечто», но, забыв о том, он принял именно их. Проснувшись, ощущая холод, ему больше не спалось. Сколько так пролежал, Гомер не знал, но уже стемнело. Он ничего не чувствовал, и чтобы подняться, ему нужны были усилия, а главное, он чувствовал полное безразличие ко всему. Догадавшись, что с ним произошло, решив себя развлечь, он, глядя безучастно на небо, вспоминал, зачем такие грибы использовались.

Однажды один из молодых охотников вывихнул ногу, и набежавший на него кабан распорол ему часть живота. Пострадавшему требовалась медицинская помощь. Двукратное лечение причиняло юноше боль. Но, съев грибы, «являющие нечто», Гомеру удалось заделать рану и выправить парню ступню. Молодой человек отошел от такого наркоза только к утру. А само происшествие случилось, когда солнце находилось еще в зените. Тогда Гомер без внимания отнесся к состоянию охотника, одурманенного грибами, сейчас он понимал и ужасался, ведь всю ночь ему придется лежать на земле одному в пустынном месте, отведав таких грибов. Сейчас он только хотел одного — заснуть. Но ему послышался шорох. Над его лицом появилась морда буйвола. Обнюхав Гомера, облизнув его, внимательно посмотрев, морда улыбнулась, показав белые клыки.

— Что? Тяжко тебе, грек? — спросил его буйвол.

Гомер не знал, что ответить. Отчасти говорящее животное удивило его, но внутреннее умиротворение подавляло в нем всякую страсть к происходящему.

— Да нет, хорошо, знаешь, — ответил Гомер.

— Вот отведу тебя в свой дом. А ты мне поможешь найти в нем выход. А? — спрашивал буйвол.

Гомер оглядел его, оценив поистине странное телосложения животного. Его торс был человеческим, но с головой быка, вид был неряшливым. Впрочем, на берегах Большого моря, где люди ели даже сырую рыбу, у Гомера особого удивления это не вызвало. Бык еще что-то говорил, рассказывая ему о своем жилище. Что там все заросло, ступить негде, иногда и входа, и выхода не найдешь.

— А знаешь, — ухмыльнулось животное, — однажды я запустил туда паучка, хорошего такого, лохматого. Конец его нити привязал к своей руке и пустил паучка, сказал: ищи выход. Тот меня однажды так и вывел. Здорово?!

Рога буйвола, едва не превышали его голову.

— Да, хорошо тебе, — проговорил Гомер безучастно. — У тебя есть паучок, а меня кто выведет из этого состояния? А мне еще топать до самих Афин.

Гомер, как показалось животному, загрустил.

— Так ничего, я сейчас позову своих рабынь, они тебя вмиг доставят куда надо! сказало животное и обратило свой взор на небо. В небе кружились две птицы с женскими телами, издавая неприятные птичьи звуки, похожие на скрип старого колеса. Гомер не осмелился на их помощь.

— Жениться мне надо, буйвол, — сказал Гомер. — Жаль, оставил на мысе Дарданелл женщину свою. Нимфеей зовут. — Вспомнил Гомер о своей жене.

— Так ты женат?! И еще хочешь?! Так я знаю, где есть один приличный гарем. Я тебя отнесу.

Буйвол наклонился к поэту, и писатель-путешественник внезапно окунулся в сон.

Открыв глаза, Гомер понял, что лежит на том же месте, где лег. Но небо было темное. Только плеяда ярких точек озаряла небосклон. Наступила ночь. Поэт почувствовал холод и дрожь своего тела. Попытавшись встать, внезапно он шарахнулся испуганный. Рядом с ним на шесте была голова буйвола. Ужаснувшись от зрелища, поэт, тут же позабыв, что у него было с собой, кинулся наутек, не зная дороги.

Пробежав так несколько метров, пока голова не исчезла из поля видимости, грек остановился. Присев отдохнуть, он почувствовал вновь голод. Нащупав на поясе мешочек с едой, который теперь почему-то был неполным, все же поискал там чего-нибудь съестного. Найдя пару сушеных грибов, не отважился их съесть. Сориентировавшись по небу, Гомер, не останавливаясь, пустился в сторону, где светила самая яркая звезда из соединения Ориона.

Дойдя до холма, он заметил едва исходивший из хижины дымок. Достигнув вершины, голодный, усталый и замерзший, дошел до дверей. Не стучась, так как дверь была из прутьев и громкого звука бы она не передала, взяв всю свою силу воли как и физическую, набравшись крайней смелости, Гомер отставил дверь, открыв проем, чтобы проникнуть внутрь. Попав внутрь, приставил ее обратно. Тепло остывавшего очага сразу подействовало на него. Изнемогающий, он лег возле плетеного стула, стоявшего у стены хижины, и заснул.

Утром он проснулся рано. Тут же оценив обстановку, не дожидаясь, пока хозяева появятся в хижине, поспешил к выходу. Небрежно уместив за собой дверь, направился вперед от места ночевки к первому возможному поселению. Но, пройдя несколько шагов, Гомер вдруг осознал, что вокруг степь и море и ему неизвестно ни одного места ближайшего поселения. Он решил вернуться. Вновь приоткрыв дверь, путешественник для осторожности оглядел комнату через проем, в случае если кто-то из хозяев появился в этой части дома из другой комнаты, и оказался бы агрессивен, как тот, которого он встретил в полях. Но внутри никого не было. Гомер оглядел округу, оценивая ситуацию, и решил, что единственным выручающим фактором его положения было расспросить хозяев, куда двигаться ему дальше, не решаясь продолжать свой задуманный путь.

Побродив вокруг хижины, осмотрев хозяйство, где были два петуха, которые, к удивлению Гомера, до сих пор не кричали, хотя светило уже показалось из-за горизонта, и коза, уже жевавшая поутру сено, наконец Гомер, не выдержав, кинул найденную неподалеку палку в сторону петухов. Птицы всколыхнулись, но не закричали. Заорала коза, в которую попала палка, отскочив от ограждения двора. Гомер выругался на древнегреческом языке, на котором знал несколько слов. Улегшись на землю, попытался заснуть, к утру стало немного теплеть, но морской прохладный ветер заставлял поэта сжиматься от холода. Прилегши, он задумал все же вновь проникнуть внутрь жилища, и пусть будет как будет. Но как только он подошел к хижине, заорал петух. Гомер, смущенный птицей, человек, всегда выдержаный, вновь выругался, назвав кукарекалку на филистимском языке извергом. Выждав какое-то время, сделав несколько кругов возле лачуги, поэт вновь приоткрыл дверцу и, не заметив движения, юркнул внутрь. Обойдя все комнаты, не застав никого из людей, он пожалел, что не сделал этого раньше.

На столе в холле лежала недоеденная еда, которую он моментально уничтожил. Посидев в одном из плетеных стульев из веток и не дождавшись хозяев, не теряя времени, решил действовать. Для продолжения пути он спустился к морю и двинулся по побережью. Шествуя по краю воды, он не раз сожалел, что не остался с Нимфеей или не забрал ее с собой, променяв семью на злополучные приключенья! Ведь ради чего?! Ради израильского повелителя?! Но утешал он себя тем, что этот человек был не просто царем на Ханаанской земле, но о ком весть разнеслась по всему Средиземноморью.

Пройдя большую часть пути, навстречу мастеру слова попался пришвартованный баркас с людьми, это были рыбаки. Они объяснили ему, что он находится на земле Израиля. Что по суше до первого города Дан ему сутки пути, и он должен будет пройти через некоторые поселения. Но рыбаки, пообщавшись с поэтом, который их заинтересовал, взяли его с собой, где баркас проходил по морю вдоль береговой линии. Они переправляли товар по поселениям, и ближайшая деревня была в нескольких километрах от их остановки. А там уже неподалеку находились и городские жилища. Этим Гомер сократил бы свой путь.

По пути следования, отдохнув, он развлекал рыбаков несколькими памфлетами из жизни разных народов, в частности, он рассказал историю о своем друге, моряке Одиссее, о его жене, которая ждала его долго, пока он наконец не вернулся домой. Вернувшись на родину, Гомер упомянет о них в своей поэме и назовет ее «Виладера» в честь обнаруженного им поселения у мыса Дарданелл, канувшего на тысячелетия в века в историю, но потом греки переименуют его эпос проще — в «Илиаду».

Сдружившись с иудеями, промышлявшими в морских водах, Гомер неплохо подкрепился предложенной ему провизией рыбаков. И они, в свою очередь, надавали ему советов, где можно найти много информации, пусть и недостаточно верной, но полезной, если ею правильно распорядиться. Так посоветовал один из старших средиземных поморов, которого звали Нестор, где позже его образ писатель принял за главенствующее божество по отношению к другим и нарек его Зевс.

К полудню, появившись на центральном рынке Дана, при помощи телеги трое торговцев по совету рыбаков, познакомивших их с Гомером, отправились в город торговать своим товаром, захватив путешественника.

Гомер отправился из Филистии, когда подходил к завершению по еврейскому календарю шестой месяц тевет. Здесь, в Израиле, оказалось ненамного, но прохладнее, чем в покинутых им четверо суток назад поселениях. Теперь он находился в части Ханаанской земли севернее города Ашдода, где пробыл сутки, набрав там некоторую другую провизию, кроме тех, что подарили ему в поселения Фэхтер.

Светило солнце. Оказавшись наконец на просторах рынка города Гиввефона израильского колена Дан, Гомер желал скорей покинуть его и направиться обратно домой на родину. Но это никак не совпадало с его планами. А планы его включали такие детали, как найти работу на время, заработать денег, чтобы хватило добраться до дому, и после выполнения второго плана, сразу, где есть, было устроить временный ночлег.

Впрочем, Гомер был не только сочинитель поэм, он также увлекался познаниями реальности, соприкасающимися с его творческой деятельностью, а именно любомудрием или, по греческому языку, направлением, названным софистикой, где было понятие, что все есть целое, а целое есть одно связанное. такие размышления помогали ему проводить ночи на берегу Большого моря. Однако голод препятствовал всем философским наукам. И как-то раз, проходя мимо женщины, торговавшей свежей выпечкой, он долго разглядывал мучные изделия, не решаясь в свои почтенные тридцать лет схватить булки и бежать. Но помог случай. Один юноша с подпоясанным платьем-халатом прикупил у бубличницы шесть лепешек.

— Так, так, бабуля. Собери-ка мне штучек так шесть лепешек, да самых протопленных! — попросил юноша.

Женщина выглядела лет на пятьдесят пять, молча стала собирать Хесену, завернув в тряпицу.

— Что это?! — спросил Хесен.

— Что? — не понимала его женщина.

— Что это за тряпка такая, бабуль?! — спросил Хесен.

— Это не тряпка, юноша, это укрывало, кстати, тебе за нее один гир! — попросила женщина.

— Что?! За эту грязную тряпку?! — возмутился Хесен.

Собравшиеся позади него люди, изучавшие товар домашней кухонной утвари напротив лавки торговки, оглянулись на возмутившегося молодого человека, но ничего не говорили. Женщина, несмотря на признания городских жителей о том, что городская охрана вела не особый контроль, охранявший торговцев, все же закон покупателя и продавца оставались особые, самые доверенные друг к другу, и она не замедлила этим воспользоваться. Она была не из спокойных торговцев.

— Что значит «тряпка»?! Это настоящий ханаанский хлопок! Я его на рынке за два гира покупала! — отвечала женщина.

— Это?! Да наши прялки Филистии лучше соткут тебе за такую цену! — не унимался Хесен.

Он уже был слегка опьянен вином и сделал нужные покупки, и ему пора было возвращаться домой к Нефертатонптах.

— Эти ваши дикари, филистимлянин?! Не смеши меня! Плати деньги! Охрана! Охрана! — женщина звала рыночную стражу.

— Зачем охрану?! — сказал Хесен, утихомирившись и скорей обращаясь к самому себе. — Давай уже всех сюда ханаанских судей! Торгашка! — сказал он громче, тем самым еще больше возбудил бубличницу.

Отряд, проходивший мимо, заинтересовался происходящим. Кто-то из прохожих останавливался понаблюдать за ними, а кто, просто обратив внимание на скандал, проходили мимо.

Некоторое время женщина не знала, что сказать, и тут она посчитала наглость Хесена как за приближенного к знати Иерусалима.

— Я, молодой человек, знаю, что говорю. С тебя один гир за покрывало… — уже спокойным и ровным голосом сказала женщина.

— Да забирай свой платок грязный! — не унимался Хесен и собирался уйти, как к ним подошли два воина.

Одетые как городская стража, с отличием от других на рыночной гвардии не было стальных наплечников и шлемов, и на ступнях надеты были облегченные сандалии. Но на поясах, также как и у городской боевой охраны, в ножнах запрятаны ножи ассирийской ковки.

— Вот! Вот! Грабит! Не платит! Скоро эти филистимляне всех нас разорят! Им только дай повод, начнут новые набеги, и куда только правитель наш смотрит?! Никакой защиты, никакой охраны! Бандитские лесостепники!.. — не унималась женщина. Казалось, она еще больше стала причитать, когда охрана оказалась рядом. Она знала, на что надавить.

— Халдей! Басрем! Либиец! — говорила она, перечисляя племена, которых в Иерусалиме считали за варваров и проходимцев.

Хесена обступили два служителя городского правопорядка, и один из них со сделанным видом обратился к Хесену:

— Что случилось? — задал он вопрос.

К этому моменту среди горожан появился Гомер, он остановился понаблюдать за происходящим. Ведь где был диспут, там ему пища для размышлений, хотя бы взамен той, в которой нуждался его организм.

— Вы не знаете, она издевается, если я из Филистии, значит, уже бандит!? — не понимал Хесен.

Гомеру был более знаком иврит, чем филистимский язык, который был лишь чем-то схож с иудейской речью, в ней отличались не только предлоги и нередко пропадали наречия. Но иврит был проще, и в нем за неделю Хесену можно было освоиться неплохо. Но в произношении его также ощущалось иноречие, как и у Гомера, в его разговоре больше выделялся звук «р».

— Вы наверняка не бандит, но надо разобраться, — сказал один из стражей.

Пока спорили бубличница, Хесен, и стражи, прошло не так много времени, но этого хватило, чтобы Гомер мог понять ситуацию. Он не спеша подошел к спорщикам.

— Извините, хочу вам добавить, что я только что из Филистии, неделю шел сюда. И я могу удостоверить, что это добродушный народ и гостеприимный, — сказал Гомер.

— Вот! Слышите? Где я тут бандит? Я хлеб сюда пришел покупать! А она мне тряпку… Грязную! Вы что, не любите филистимлян? — спросил Хесен, обращаясь к продавщице.

Стражам все же не нужны были лишние скандалы с соседними племенами.

— Сколько он вам должен? — спросил страж бубличницу.

— Шестнадцать гир, — сказала она.

— Пятнадцать! Я эту тряпку покупать не буду! — сказал Хесен.

Страж оглядел тряпицу и сделал тут же заключение:

— Ткань стара, продайте ее лучше другому, кому она будет нужней, — посоветовал страж.

Женщине не оставалось ничего, как послушаться городского воина. Она тут же предложила тряпицу Гомеру. Гомер отказался.

— Вот видите! Кому она нужна?! — спросила женщина.

— Вот видите, никому, даже этому нищему! Отдайте ее кому-нибудь уже! И не создавайте, пожалуйста, неприятностей на рынке, — потребовал порядка с продавщицы страж.

Женщина размотала лепешки и отдала ткань Гомеру как подаяние и благодетельность, как это было положено к соотечественнику в Иудее. Гомер не знал, что делать с тряпицей, и передал ее Хесену. Юноша поблагодарил его и поспешил скрыться с места.

Пройдя закоулками, Гомер натолкнулся на Хесена.

— О! Почтенный!.. — обрадовавшись встретил его Хесен.

— Будьте почтенны и вы. — Усталый Гомер выглядел понуро.

Хесен заметил это. И также то, что писатель был не из местных людей, судя по его одежде. Он протянул ему лепешку.

— Держите. Я могу понять вас. Я тоже недавно продал Лоскутика. И я знаю, как это далеко находится от дома, и что такое искать пропитание, — сказал юноша. — И я благодарю за тряпицу, евреи — они такие мелочные, даже за тряпку деньги требуют. Кстати, меня зовут Хесен, я родом из Филистии. А вы?

— Я Гомер из Смирны.

Хесен не знал, где это.

— Из Южной Греции, — пояснил Гомер, заметив его вопрошающий взгляд.

— О! Это же самая легендарная земля?! — удивился Хесен.

— Да, но не для тех, кто ищет и пытается понять смысл бытия, — сказал Гомер, поедая хлеб.

— Держи вина, — сказал Хесен.

Он протянул ему помятый медный кувшин. Его предложение как раз подходило чтушего разумность и изыскателю историй. Пусть это был и вызывающий опьянение напиток. Гомер поблагодарил его.

— И что же ты ищешь, Гомер, в землях Ханаана? — поинтересовался Хесен, когда тот отхлебнул вина.

— Царя Соломона. Хочу узнать о его мощи и силе. Я слышал, что он может повелевать джиннами, духами другого мира, — сказал Гомер.

— Духами? — удивился Хесен. — Царь?! Ерунда. Их царь, я думаю, не настолько велик, чтобы обладать такой силой.

— Не знаю, — засомневался сам Гомер, — по слухам…

Хесен хотел рассказать о своем божестве, но толком о нем ничего не знал и посчитал, что иноземцу сейчас не до него, к тому же в хижине Равена его ждала не менее привлекательная особа по имени Нефертатонптах.

— Ну, хорошо, Гомер из Смирны, удачи тебе! — сказал Хесен.

— Еще раз великодушно благодарю тебя, Хесен из Филистии. — Хесен представлялся своим именем данного ему на родине. — За хороший, хоть и не еврейский традиционный, прием, который я бы и его хотел познать…

Они оба рассмеялись.

— А я узнаю о Соломоне, обязательно о нем напишу. Так что будешь у нас в Греции — обязательно почитай… — сказал Гомер на прощание Хесену, уже отойдя от него, обернувшись, направляясь дальше.

— Хорошо, — отозвался ему Хесен.

Примечания

3

Ты кто?