Человек заката

Берегиня Форест, 2018

Она нежная и ранимая. Не может без любви, теряет себя, растворяется в темноте холодного Питера. Он – загадка для многих – нелюдим, одинок, хмур и молчалив. Но он знает, как быть счастливым! У каждого свое представление о желаемом и возможном. Может ли что-либо изменить их встреча? Пока жизнь сдает двоим карты, где-то далеко живет малыш. Ему ничего не известно о мире, и потому – возможно все! Книга о мужчинах, их принципах, о смелости следовать своему пути до конца. Это философский, экзистенциальный роман. История является второй книгой трилогии: "БАЙОНА", "ЧЕЛОВЕК ЗАКАТА", "Я НЕ ТАК ДАЛЕКО".

Глава 3. Колдун и Бывалый

Забыв об ограничении скорости, вздымая фонтаны брызг, Ник мчится по городу мимо патрульной машины ДПС.

— А!.. — едва успевает отреагировать один из патрульных полицейских.

— Расслабься, — второй устало потягивается, расправляя затекшую спину. Что может быть хуже утра после дежурства? А впереди ждет выволочка у шефа на планерке.

— Кто это был? — удивленно интересуется стажер и провожает мотоцикл взглядом.

— Колдун, — отвечает более опытный его напарник. — Спешит навстречу смерти, пока его место никто не занял. Иди возьми нам кофе покрепче. И пончиков со сгущенкой. Эх, дрянь погода! — почему Ника не трогают, он предпочитает умолчать.

Тучи свинцом придавливают небо вплотную к асфальту. Питер хлюпает навзрыд лужами и пенящимися под колесами потоками воды. Мелькают зонты, гремят трамваи, автобусы и такси медленно продвигаются в наползающий туман. Невзрачность стелет пелену повседневности.

По пути Ник притормаживает на знакомом перекрестке, у магазина музыкальных инструментов. Здесь работает один из его давних знакомых — Жека Хилый.

«Заглянуть, что ли?» — думает Ник, подруливая к большой стеклянной витрине. Несмотря на ранний час, магазин открыт. Через стекло видно хозяина.

На краю тротуара стоит дедок с непокрытой вихрастой головой, в потрепанной куртке с чужого плеча. В глаза сразу бросается изрядная худоба. Рядом жмется тощая псина. На шее дедка висит картонка с надписью «Немного на еду».

Ник достает пачку сторублевок и опускает в кепку перед ним. Дедок наклоном головы благодарит, а сам глядит в пустоту. Он слеп. Ник подходит к магазину и толкает стеклянную дверь.

Хилый издает радостный вопль и кидается навстречу пожать руку. Ему всего сорок два, а в облике что-то разительно изменилось. Ник удивлен. Ему хочется крикнуть: «Жека, ты где? Выходи!»

— Как тебя угораздило под наше свинцовое солнышко выбраться, полуночник? — удивляется Хилый. — Не нравится, да?

— Светло, — хмурится Ник.

— Это понты питерские светятся, — смеется Хилый.

Жека Хилый, в прошлом мотогонщик, сейчас подозрительно смахивает на пожилого бухгалтера, просидевшего всю жизнь до пенсионного возраста в тесной комнатке между копировальным аппаратом и стеной. Ник никак не может понять, что конкретно заставляет так думать: безвольное, почти женское рукопожатие, прилизанные к черепу поредевшие волосики, вспухшее заплывшее лицо, удавка на шее в виде галстука, нескладно облегающий обмякшую фигуру кашемировый джемпер и классические серые брюки либо извиняющаяся манера передвижений мелкими шажками с услужливым наклоном головы.

— Ну, рассказывай, как живешь? Чего творишь? Чего нового? Как настроение? — Хилый задает много вопросов. Ответов не ждет. Он рад приезду Колдуна. Суетится, хлопает дверцами шкафов. Неожиданно вытаскивает и вешает на дверь в подсобку мишень для игры в дартс.

Ник садится на край тумбы и наблюдает. За всей кипучей деятельностью и дружелюбием чувствуется непричастность. Будто не Хилый здесь вовсе, а его устаревшая механическая версия ходит и говорит за человека.

— Ты чего? — Хилый неохотно застывает на месте. Наблюдающий взгляд Колдуна невыносим.

В ответ Ник просто пожимает плечом.

— Выгляжу паршиво? — кисло улыбается Хилый. — Да! Хреново мне!

— Болен?

— Я ничем не болен. Я женат, — печально смеется Хилый.

Ник смотрит на Хилого, пытается понять, что с ним не так. Лет десять назад Хилый гонял мотокросс — любо-дорого смотреть. И в стае своей отличался. И легок на подъем был…

— Продаю магазин. Закрываюсь — и в таксисты. Ленка, жена моя, требует больше денег. Дочкам в институт поступать в следующем году. Теща запилила своим ремонтом и картошкой на даче, — Хилый вздыхает. — Все соки с меня тянут. Нет, я не жалуюсь. К слову пришлось. Если ты не сильно обременен делами, может, сыграем? — предлагает Хилый, закончив монолог.

Ник не обременен. Он молча берет дротики и идет на позицию.

— А я с утра энергетика выпил! — возбужденно смеется Хилый. — Тысячу лет его не пил! Я — озверел!

— Ого! — Ник потирает длинную щетину на щеках и подбородке, наблюдая за полетом дротиков куда ни попадя. Хилый плохо целится.

— А ты, Колдун, совсем не меняешься. Ничего тебя не берет! Ха! Катал, поди, всю ночь?

— Угу! — подтверждает Ник.

— А мне, смешно сказать, иллюзии приносят теперь большее удовлетворение, чем реальные события. Это я про интернет…

И опять дротики хаотично впиваются в мишень и стену.

— Где шлялся? — Хилый даже головы не поворачивает.

— В самых веселых местах, — мрачно заявляет Ник.

— Четырнадцать. Семь! Нет, единица. Десять. Перебор! Твоя очередь, — Хилый вынимает дротики из круга и подает Нику.

Ник молча бросает дротики.

— Ха, — комментирует Хилый. — Теперь я. Смотри, иду на личный рекорд! Да чтоб тебя!

— Поторопился, — замечает Ник.

— Ага! — соглашается Хилый. — Рванул, как на буфет. Пижонство!

— Хм!

— Ноль. Двадцать один! Ага-а-а! Ту-ту-ду-дуууу-ду-ду! Фанфары! Понты — страшная сила!

— Удваиваем?

— Удваиваем.

— Десять. Три. Восемнадцать. Перебор!

— Понты закончились.

— Судьба не любит таких. Понтов не любит. Тринадцать. Ой-ей-ей! Восемь. Да?

— Нет. Один.

— Очко!

Хилый радуется, едва не прыгает на месте. Ник спокоен. В груди нарастает смутное чувство бесполезности визита. Дверной колокольчик оповещает о приходе покупателя. Хилый забывает про игру, все внимание переключает на студента. Тому нужен тюнер подешевле.

За стеклянной дверью магазина Бывалого обступают восхищенные подростки. Ник поглядывает на них неприветливо. Трогать Бывалого никому не разрешается безнаказанно. Узрев угрюмую фигуру байкера, парни исчезают. Студент мнется, щупает зачем-то тюн и тоже испаряется за дверью.

— Чего на базе не всплываешь? — интересуется Ник.

Хилый сникает, смотрит пойманным за шиворот мелким вором. Глаза моментально стекленеют.

— Я в завязке, — сообщает он странным голосом. — В полной. После аварии. Давно уже. Ты разве не знал?

— Нет. Что-то серьезное?

— Ничего. Слава богу, обошлось! Просто… просто подмяла меня жизнь, — криво усмехается Хилый и поспешно добавляет: — Да я привык. Два колеса в прошлом. Может, оно к лучшему. Там, наверху, так решили. И мы здесь, внизу, решили так же.

Хилый смеется исподволь и тычет пальцем в потолок.

— «Мы»? — переспрашивает Ник.

— Тебе не понять, — отмахивается тот.

Ник хмурится, пытаясь уловить суть. Хилый оправдывается перед ним. Слова прыгают, словно земляные блохи у грязного подъезда. Пухлые руки нервно пробуют дротики на излом.

Ник прищуривает глаза. Он и вправду не понимает Хилого. Зачем тот суетится, «отмазки» гнилые кидает, оправдывается?

— Зато для семьи заработаю, — заявляет Хилый, — такси в Питере — вещь стоящая. Там денег платят.

— Много? — равнодушно отзывается Ник. Сколько он помнит Хилого, тот всегда страстно любил свой мот и музыку. И гонки. А теперь… Где ты, Жека?

— Это не секрет, — усмехается Жека, — десять процентов отдаю, остальное мое. В сутки можно накатывать тысяч по семь-десять. За выходные можно и пятнашку взять! Что скажешь?

Ник неопределенно поводит бровью.

— Значит, на фирму работать собрался?

— Да. Но трудоустройство неофициальное. Нас там четыре тысячи сотрудников числится, и все не оформлены. Ты подписываешь договор, все документы, бумажки аккуратно складывают и убирают на полку. Такая фигня. Я, пока в курс входил, много нового узнал. Раньше заказы по рации принимали. А теперь через смартфон. На GPS заказ приходит. Можешь взять или отказаться. При желании можно выключить смартфон и взять левый заказ. Я недавно начал. Есть люди — сутками таксуют. Спят по два-три часа.

— Мало, — говорит Ник, — бьются, наверное?

— Бьются, понятно, — соглашается Хилый. — Кто с трассы уходит, кто под колеса грузовиков. Зато деньги…

— Жесткая система, — замечает Ник. Хилый согласно кивает.

— И гоняют жестко! Едят на ходу. Считай, только по нужде и выходят. А я гонять не стану. Быстро и медленно ехать не нужно. Просто едешь, и все. Среднюю врубил — и гони за городом. А то и того дальше. Красота!

Хилый говорит вроде с запалом, а радостью и не пахнет.

— Пару раз возил. В Питере суматоха. Возни много. За городом ехать особого ума не надо. Не приближайся и не гони, средняя скорость, глядишь, обойдется. И затраты плевые. Три литра расход.

— Солярка.

— Ага! Три литра! А поначалу десять было. Сменил машину, отладил езду. Топлю потихоньку, и думать ни о чем не надо. Пару раз с товарищем прокатился. Он меня всем премудростям научил.

— Это ты правильно сделал.

— Еще бы! Мне объяснили, как надо ездить. Все накатом. После шестидесяти на пятую перехожу. Дальше — по ощущению. Шесть с половиной по городу — это нормально, с пробками — 7-7.2. Хочешь знать, сколько за месяц можно снять барышей?

— И так скажешь.

— Сто двадцать тысяч! — округляет глаза Хилый. — Серьезно! Один человек умудрился больше. Но он реально в машине живет.

— А зачем? — спрашивает Ник.

В наступившей внезапно тишине слышится голос проснувшегося Питера. Хилый на секунду входит в ступор.

— Как зачем? — Хилый опешил. Он непонимающе смотрит на байкера. — Это ж деньги! Ого-го!

— А…

— Правда, машину часто менять нужно будет. Износ большой, — продолжает Жека.

— Года через два, — прикидывает Ник.

— Кто как водит. Ходовая вся меняется, от гарантийки отказываются. Не многие новые берут. А с клиентами не по счетчику расчет. Сейчас приходит СМС с ценой со смартфона. Клиент заранее знает цену. Но чаевые редко — народ за двадцать рублей душится. Можно, правда, раскрутить, но ненавязчиво. Типа «сдачи нет». Иначе жалуются на фирму. Но в целом мне очень нравится такая работа! Такие дела, вот!

— Я не понял, тогда что ты здесь делаешь?

— Щас обыграю тебя да поеду, — довольно улыбается Хилый. — Ленку жду. Она у меня ликвидацией товара заведует. Помогает прикрыть любимый бизнес. Мот уже продала… — Хилый понимает, что сболтнул лишнее, но уже поздно.

Ник не умеет скрывать чувства. Лицо отражает мыслительный процесс. Ему горько. Паскудно. Он помнит Сарацина, глубокий тюнинг красавца-чоппера, каждую деталь, каждый винтик. Хилый чуть не умер на радостях от передоза, когда получил один из совершеннейших мотов из его рук.

Разговор подкашивается и падает к ногам. Хилый мнется, откладывает дротики. Он уверен, что низко опустился в глазах Колдуна. Колдун, он же маньяк. Он же, кроме запчастей своих, моторов да вилок, ничего не видит и не ценит. Хилый набирает побольше воздуха. Вместо твердой решимости словно и не его голос произносит:

— Оказывается, жизнь продолжается и без двух колес…

И ничего не происходит. Гром не грянул, и молний не видать. Колдун не срывается с места, чтобы убить его, Жеку Хилого. Бывший мотогонщик осторожно переводит дух. Вышло вроде спокойно, хорошо.

Ник прощается и спешит уйти.

— Постой! — вслед ему кричит Хилый из-за прилавка. — Тобой один мажор интересовался. Сказал — кореш. Вот его визитка. Торопишься? Может, выпьем?

— Надо ехать, — говорит Ник, не глядя, запихивает визитку в карман косухи. Сильно хочется в ночь.

— Бывай! — неуверенно прощается Хилый и поспешно протягивает руку. Рукопожатие у него вялое.

«День не приносит хороших вестей», — убеждается Ник на ходу. Распугав прохожих у магазина, он с облегчением возвращается к себе в берлогу.

Здесь, в теплом подвальном помещении, одновременно располагается и его мастерская, и гараж, и место, которое принято называть домом. На ходу стягивая с себя мокрые вещи, Ник бросает что под руку попалось в микроволновку и возвращается к моту.

Бывалый проявляет завидное безразличие к пакостным погодным условиям всякий раз, когда перед этим хорошенько погонял на запредельной. Вот и сегодня он, весь мокрый, равнодушно дремлет, пока Ник приводит его в идеальное состояние.

В берлоге Нику комфортно и размышлять, и действовать. Сейчас он не размышляет. Только действует. Сидит на корточках и очищает Бывалого от налипшей грязи. Аккуратно орудует мягкой губкой, отмывает тщательно все детали, насухо протирает поверхности, с удовольствием вдыхая запах остывающего двигателя. Особое внимание уделяется движку и проводке.

Постепенно по берлоге распространяются ароматы съестного. Микроволновка выдает горячую смесь из пиццы и сарделек. Ник ненадолго отходит от Бывалого, чтоб перекусить. Разгребает на столе место для завтрака. Журналы, чертежи, промасленные тряпки и запчасти просто отодвигаются в сторону. Ест он быстро, глотая кусками, посматривает по сторонам. На глаза попадается косуха. Ник из кармана достает визитку, пробегает по буквам, вчитывается, удивляется, и память уносит его в далекое прошлое.

Рука машинально нащупывает среди предметов стоящую на столе пузатую бутыль. Ник думает выпить, подносит горлышко к губам. Смешно, но не лезет. Бутыль отправляется под стол.

И на столе, и повсюду царит рабочий беспорядок. Вошедший сюда неискушенный человек, наверное, растерялся бы, не зная, на чем остановить взгляд. Помещение изобилует всякими удобными приспособлениями, механизмами, станками, деталями от мотоциклов, самими мотоциклами, разными вещами и инструментами. В угол сиротливо затесался старый кожаный диванчик. Он выполняет функцию кровати.

Ник «колдует» здесь чертову дюжину лет. Подвал достался ему почти одновременно с Бывалым по счастливой случайности. Бывает такое, что на каком-то этапе жизнь неожиданно просыпается и вспоминает о тебе. И тогда одно за другим обстоятельства одаривают человека рядом событий, которые коренным образом влияют на его будущее. Именно так произошло и с ним.

Правда, Нику пришлось долго повозиться, избавляясь от плесени на бетонных стенах, пыльной макулатуры, изъеденных грызунами картонных коробок, разобранной мебели, битой стеклотары и ржавых колес.

Он врезал новые замки, поставил вентиляцию, полностью сменил проводку, выскреб все под ноль и постепенно довел берлогу до нужного уровня комфорта. Не нуждалась в переделке разве что отопительная система. Пригодная для работы температура держалась круглый год. А канализационные трубы, протянутые по стенам и уходившие в потолок, время от времени напоминавшие о себе шумом и бульканьем воды, его не смущали.

Очнувшись от задумчивости, перекусив и закончив с проводкой, Ник возвращается к мотоциклу. С ненавистью вспоминает он восход солнца. День по-прежнему олицетворяет для него то далекое и несчастливое время, о котором байкер никогда никому не рассказывает. О котором он не забывает ни на один миг. О котором теперь напоминает ему, как выразился Хилый, «кореш», зачем-то разыскивающий Ника по прошествии стольких лет…

Ник переводит дыхание, убирая длинные волосы с лица. Долгие годы он не может спать по ночам. Мучают кошмары. Просыпаясь в поту, судорожно вскакивает со скомканной постели и смотрит себе на ладони. Ведь еще секунды назад они были все в крови… липкими теплыми струйками стекала багряная жидкость с рук девятилетнего мальчика… С его рук. Его! А у ног медленно умирал убийца его отца. Маленький Ник стоял молча и смотрел, смотрел, не мигая, как затихает, уходит жизнь из тела взрослого мужчины. Страх, ужас, осознание собственного поступка — все, кроме раскаяния, придет к нему позже. Сейчас он просто стоял и смотрел. Оказывается, это просто — берешь и делаешь.

Он не убежал и не спрятался в сарае или на колхозных складах, а медленно добрел до дома, все рассказал своим. Мать и дед решение приняли быстро. Спешно собрали документы, деньги, некоторые вещи. Дед той же ночью отвез их на ближайшую железнодорожную станцию. Пошептавшись с проводником и подкрепив свои слова каким-то свертком, дед посадил их на проходящий поезд и махнул жилистой рукой заплаканной матери.

Началась невеселая жизнь по углам и коммуналкам тогда еще Ленинграда, затем — по рабочим баракам. Кошмары не отпускали мальчика. Ник кричал, будил простых работяг. Они ругались на него и на мать. Потом его стали выгонять. Приходилось остаток ночи проводить под дверью, обернувшись линялой брезентовой курткой.

Мать без отца долго не протянула. Ник остался один. Не в силах избавиться от навязчивых воспоминаний, мальчик перестал вообще спать по ночам. Днем почему-то спалось без сновидений. А на заводе всегда нужны рабочие руки. Особенно в ночную смену. После долгих уговоров начальника смены он, тогда еще подросток, устроился работать за копейки. Ник простоял у станка несколько лет, набрался опыта и стал зарабатывать больше. Но грянули лихие девяностые: развал СССР и перестройка. Завод закрыли. Ник, как и все остальные работники, был выброшен на улицу без выплаты зарплаты за три с половиной месяца. После голодных шатаний и поиска работы ему повезло. Он смог устроиться в одну из первых частных мастерских по ремонту автомобилей и мототехники.

И пошло-поехало. Детская любовь к мотоциклам воспарила в нем с новой, неожиданно неистовой силой, вытеснив другие надобности и интересы. Ник брался за любую работу. Сутками возился, разбирая, чиня и собирая различные модели советских мотоциклов и мопедов. Поначалу ему доверяли «Днепры», «Уралы», «Мински», «ижаки», «Явы» и «чезеты».

Когда же появлялись в мастерской «забугорные» Honda, Yamaha, Suzuki, Kawasaki, Ник забывал про еду и сон. А когда впервые увидел у ворот мастерской Harley, что-то щелкнуло внутри. Сердце сжалось и сладко заныло. Он долго смотрел на роскошный аппарат глазами дикого голодного зверя. После этого Ник и вовсе, по словам работников мастерской, «с катушек съехал».

Дорога звала его. Сначала питерские хмурые улочки, потом широкие величественные проспекты и, наконец, бесконечные загородные трассы: Москва, Мурманск, Брянск. Его начальник и хозяин мастерской понятия не имел о неуемной страсти угрюмого подмастерья. Наблюдая за лихорадочным упорством и непонятным, чуждым многим здравомыслящим людям энтузиазмом, с которым Ник спешил окончить очередной заказ на ремонт, он только диву давался, гадая, что именно движет парнем. А Ник по ночам гонял на чужих мотоциклах.

Шли годы. Хозяин мастерской старел. Постепенно почти вся основная работа перешла в руки старшего механика и Ника. Благо, Ник никогда не подводил. Да и жалоб от клиентов на него не поступало. Разве только благодарности. А он продолжал свои ночные отлучки. Знали бы хозяева двухколесных, какие тест-драйвы Ник устраивал!.. Само собой, сложился круг новых знакомых — дерзких и бесшабашных, как и он сам. Его давно звали на уличные гонки и совместные приключения. Ник отказывался. Он катал один.

Но, как у нас в России водится, ничто так не огорчает людей, как успех ближнего. После развала Союза Питер «переподелили» на районы криминальные группировки и начали устанавливать свои порядки, собирая дань с предпринимателей. «Крышующие» мастерскую сначала подняли сборы. Хозяин ворчал, но прогибался. А потом «братки» решили: хорошее — не значит лучшее. И ждали случая, дабы прикрыть бизнес.

Им сыграл на руку характер Ника. Упрямый, гордый, он предпочитал в качестве аргументов пускать в ход кулаки. Младший брат лидера криминальной группировки в силу борзости его нрава и отсутствия сдерживающих сил вскоре и нарвался на эти самые кулаки. В отместку банда нагрянула вся разом. Мужики из мастерской дали отпор, но нападавших было больше. Они разграбили и сожгли мастерскую. Старшему механику показательно поломали обе руки, Ника пырнули ножом. Хозяина мастерской избили до полусмерти.

Так Ник во второй раз потерял работу. Через неделю после выписки из больницы хозяин мастерской и Ник встретились и скрылись в неизвестном направлении. Еще через некоторое время «братков» не стало. Кто-то подорвал машины вместе с главарем банды и его приспешниками. После хозяин мастерской уехал на Дальний Восток, а Ник остался пробивать себе дорогу в жизнь кулаками.

А потом, со временем, все наладилось, и он вернулся к мотоциклам. Год спустя у Ника появился этот самый подвальчик. Старые клиенты потянулись с заказами. Вначале было грустно: лишения, много ручной работы, нехватка инструментов, дополнительные расходы на лакокрасочные материалы, кожу для перетяжки сидений и пошива кофр и прочее.

Но постепенно он поднялся и стал работать один. Как и прежде, Ник торопился закончить каждый новый заказ. И не только потому, что ночная дорога звала его сильней чего бы то ни было. Он занялся созданием индивидуальных моделей, кастомом. Торопился творить, создавать, наделять механизм душой и характером.

Бандитское время кончилось. Ник работал все больше и больше, вылез из долгов. Обзавелся приличным инструментом. Берлога превратилась в полноценную мастерскую. Появились новые люди, которые сами привозили к нему мотоциклы. Объясняли, чего хотят. Ник начал брать финансово неплохие, а главное, интересные заказы.

Выходил наверх он только когда становилось нечего есть и ради трассы. И еще ради злости и боли. Воспоминания он нес с собой на ринг, в «клетку», а под утро возвращался в берлогу к своим мотоциклам, своей действительности, своему миру и пространству, куда не было входа никому.

После ремонта, тюнинга или сборки новой модели мотоцикла, на которую могли уйти долгие месяцы, Ник с замиранием сердца выгонял очередной мот и выезжал в закат, к первым звездам. И всякий раз серьезное неулыбчивое лицо байкера светилось счастьем…

Возвращаясь в настоящее от нахлынувших воспоминаний, Ник утирает лоб тыльной стороной ладони и окидывает Бывалого довольным взглядом. Мот стоит чистый и сухой. Наступает самый приятный этап: полировка хромированных частей до волнительно-таинственного блеска. От его созерцания сердце приятно тревожится ожиданием нового выезда.

Чуть в стороне от Бывалого дремлют начищенные до блеска «Урал» и «Днепр». У каждого свой характер, норов, история. Советский «Урал» почти в стандарте, на ходу. Поначалу он был «колясычем». Но благодаря чертежам, болгарке, прочим волшебным штукам и неделям труда стал одиночкой. «Днепр» был собран полностью из запчастей. Эти моты по сути давно служили в качестве экспонатов, отдыхали в безвременном отпуске. С появлением Бывалого Ник ни разу ему не изменил. Ключи висели по старинке — на гвоздиках. Как у отца и деда.

Закончив с Бывалым, Ник развешивает мокрую экипировку сушиться. Спать по-прежнему не тянет. Бесполезность дня наваливается с новой силой.

«Надо ехать», — думает Ник, смотрит на часы и понимает: еще рано. Сильное, неистребимое, ненасытное желание скорости не дает покоя. За дверью по-прежнему идет дождь, заливая город. Дождь его не остановит. Ник давно «клал болт» на погоду.

В дождливую, слякотную, морозно-гололедную погоду у большинства байкеров моты стоят «на приколе», в гаражах. Это разумно. Более чем. Сезон начинается весной, по сухой трассе, и завершается осенью. Понятия «сезона» для Ника не существует. Катает всегда. При любых погодных условиях. Даже когда под носом сосулька и рук не чувствуешь, потому что пальцы промерзают. Темный, колючий, голодный ветер байкера кружит рядом, зовет, требует насыщения. Неукротимый голод подстегивает. Ник торопится кормить ветер. Торопится жить.

В его жизни все просто и понятно — моты, бои, друзья, бабы. В редкие свободные вечера Ника можно найти в баре у Ската. Говорит он мало, в основном пьет пиво и слушает, как обсуждают мотоциклы, футбол и женщин, а потом занимается тем, ради чего стоило рождаться на свет.

Все было просто и понятно до вчерашнего дня. Вчера оказалось, что Ник недостаточно торопился гореть и жить. А еще остается невыполненным одно дело. Тут вспоминается ящик коньяка. Байкер лезет в дальний угол берлоги.

Вместе с коньяком на свет божий появляется запыленный двигатель. Ник радуется возможности занять себя не только мыслями. Убитый механизм не поддается, упирается. Ник тоже упирается, терпеливо и настойчиво возится с разборкой.

«Ну вот, — размышляет Ник. Он разложил детали перед собой и утирает руки ветошью, — колено целое. Шатуны один целый, другой — на грани допуска. Основной вопрос в головке блока».

Время идет, капает дождем за стенами берлоги. Бывалый дремлет. Коньяк потихоньку идет, незаметно убавляется. Ник усердно трудится. Неожиданно он отрывается от работы, вскидывает голову и говорит, обращаясь к своему «Харлею»:

— Скоро в поход, Бывалый! Последний. Самый дальний. На другой конец света.

Мотоцикл вслушивается в слова с интересом.

— Ты увидишь много интересного. Мы вместе увидим, — обещает Ник.

Бывалый косится на Ника фарой. Он заинтригован. Так далеко они еще никогда не отправлялись.

После Ник еще накатывает немного коньяку и представляет, как с ревом и грацией летит на моте по земле предков. Это хорошо! Это правильно! Будет что сказать ТАМ отцу при встрече.

Бывалый молча наблюдает за процессом и не устраивает истерик, когда Ник седлает его даже в изрядном опьянении, хотя, по правде сказать, редко такое случается. Бывалый относится к выпивке философски. Надо же человеку тоже заправляться.

Уставший, Ник растягивается на диване. Немного поизучав потолок, отыскивает телефон и набирает номер с визитки.