Времена года
Автор, знакомый нам уже по многим поэтическим сборникам, теперь предлагает нечто новое. Помимо поэтически преломленных образов, созданных им в диалоге с миром во всех разнообразных его проявлениях – природы, искусства, истории, человеческих судеб, личных воспоминаний, поэт вводит нас в сферу своего нового бытийного опыта. Это опыт философского осмысления жизненного материала, для которого потребовался и новый язык. «Без рифм» – так назван автором этот особый ракурс – взгляда на мир как бы с высот, когда все мелкое и неважное исчезает, уступая зрительное поле непреходящим образам и смыслам.
Оглавление
- Природа, человек, искусство
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Времена года предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Природа, человек, искусство
Зима. Январь
Бело кругом: мело и дни, и ночи,
Таинственна немая белизна,
Холмы прикрыла и провалы — хочет
Собой всё поглотить. Лишь тень черна
От дерева в белейших комьях снега.
Покой. Метель ушла, остепенясь.
Нет заячьего, пусть с опаской, бега —
Зима во всём свою явила власть.
Обыденность земную изменила:
Здоровья поубавила и грёз,
Иного здравым смыслом наградила,
А отогреться не даёт: мороз!
Потери, слёзы шлёт зима сурово,
Жестокий холод в души рвётся к нам,
А радость, редкий гость, — через сугробы!
Не птицей мчится — с горем пополам.
И, крадучись, покорность — в наши души…
Но ты смелей живи, не трусь, храбрись
И временам скажи: «Пока не трушу,
Не вниз, не на закат смотрю, а ввысь!»
У годовых времён движенье — сила,
И ты — за временем, не отставай!
Хоть в теле слабость, мысль пером схватила?
Держись, пиши, стило не отдавай!
И солнцу — Время! Золотит сугробы,
Простор покрыло розовым ковром,
И в январе — вселенский свет, не пробы —
Поток в двенадцать месяцев, кругом!
Цвета времён года
Природный мир, цветной, беспечный,
Свободной волею рождён:
От света солнца дар нам вечный —
Цвета всех годовых Времён.
Жемчужина
Земли морское чудо — Времени решенье —
Плывёт жемчужина, а раковина — дом,
Корабль словно.
Живёт в воде по воле вездесущей Бога,
Растёт в морских глубинах целое столетье.
В ней перлов красота и зрелость — полнота
Природы вечных сил.
Всем мастерам пример, как Время создаёт
Прекрасное в искусстве.
Свет жизни
Свет жизни — к нам: уже в пути. Не страшен
Январский холод: свет залил простор,
Царит январь, но уж звучит укор:
«Без меры свет! Иль вечно он на страже?»
Не погасить! Суть света — негасимый,
И, если цель — февральская лазурь,
Живёт наш озарённый мир без бурь:
Лампадой солнца он века хранимый.
А дальше — в глубь весны — смелей движенье
К светящейся свободе, ждём её,
Как радость жизни. Света торжество
Грядёт, а с ним — благое очищенье.
Ясень
Ранней осенью все очертания ясны,
Лёгкий воздух колышет чуть слышно листы,
У реки вижу я в свете солнечном ясень,
Где ольха и где роз ароматных кусты.
Держит речка тепло уходящего лета,
Серебрится на солнце вода. Утро. Рань.
И алеет река в нежных отблесках света,
Он живой — распахнулся и шепчет мне:
— Встань
И смотри: осень здесь, на лугах и полянах,
Грустный ясень прижался к подруге — ольхе! —
Да, но хочет, как птицы, — на юг, к дальним странам,
И вернуться б домой на воздушной волне.
Путь его — тяжкий путь: ясень — в поисках света!
И любовь в его сердце, когда он в пути.
На Земле — с ним она, в ризы солнца одета,
Дорогая ольха, с ней бы вечно идти!
Ясень там, где льёт свет и где солнцу вольготно,
И, пронзённый лучами, он светит и нам!
Любит ясень по — своему жить — лишь свободно,
Верен в этом своим благородным отцам.
Время весны
Что? Гóда времена иль времена души?
Рождаться заново иль прозябать в неволе?
Покорным быть своей недоброй доле
И повторять: подумай, не спеши?
Весна, но март плывёт, не торопясь…
Весне робеть и зимний сон не сбросить?
Так солнца мало, хмуро, будто осень!
Шутить с природой, вовсе не боясь?
Трава, цветы! Им прорастать пора.
О, переходный срок, томишь и мучишь!
Проснись, весна! И выступай покруче!
Зажги любовь и победишь, горя:
Деревьев соки устремятся вверх,
Май расцветёт в лучах победных солнца,
И детский смех — из каждого оконца,
Весенний грянет Времени успех!
На концерте
Казалось мне (а он играл Шопена),
Что пианист сейчас Шопеном был,
И слух его, как будто бы антенна:
Здесь светлый гений, среди нас парил.
И грезилось, что слышу я звучанье
Мелодий неизвестных и души
Незнаемой… И плеск страданья:
Жить — слышу жажду!
Звуки шли и шли,
Здесь воплотились — в зале! Воскресенье
(При нас!) Шопена. Он предстал живой:
Звучат любовь, и боль, и упоенье —
Ведёт нас в мир он бесконечный свой!
И вечность всех касалась осторожно,
И нас в Шопена звуках берегла,
Благую весть теперь постичь возможно —
Нас к возрожденью музыка вела.
«Сокрыта, в неволе…»
Сокрыта, в неволе, лазурь февраля,
И серое небо безмолвно. Тоскуют
И плачут дома. Неподвижна земля.
И солнце бессильно и нас не врачует.
И свет не разлился, а души людей
Другим не открыты, лишь тлеет надежда
Воскреснуть, и спорят с судьбою своей.
Мир стонет в несчастье, но грезит, как прежде…
Ошибка гения
К Гоголю
Он рукопись свою сжигал, но сам
Сгорал от тяжких мук, и нет возврата
К тем дням, когда в стремленье к Небесам
Поэзией душа была объята.
Он знал: «христианин идёт вперёд»,1
Когда Христовой правде свято верен,
Но, если эту правду не найдёт,
То на смертельное идёт безверье.
Благословляет праведников Бог
И им даёт и молодость, и мудрость,
Поэт так думал, но прозрел порог
Искусству своему и мыслей скудость.
Великий мастер, но ошибся он:
В том, что сжигал, таилась бездна мыслей,
И текст нетленным стал, и был спасён:
Дар Бога — коренные видеть смыслы
В смешном и страшном — чудом сохранён.
«В чём сила тайная скитальцев…»
Посох мой страннический…
В чём сила тайная скитальцев одиноких?
Они всегда бегут от стороны родной!
И приживаются они в стране чужой?
Быть может, слышится им зов идей высоких?
Что есть скитальчество? Мираж, гордыня, песня?
И мечутся, борясь, их тело и душа,
И то их рок. Всё к неизвестному спеша,
Над бездной будто стоя, на скале отвесной.
Поэтов в чём, святых и мудрецов призванье?
Иконописцы, расписавши чудный храм,
Брели к другим, служа лишь Богу и векам…
И, отчуждённые, людского ждут признанья?
Иль скрытно их влечёт бродяжничества страсть,
Иль жажда к Богу — вместо нас — припасть?
Видение музыки
(Пианист и стихия)
Казалось, отрешённый от земного,
Он пребывал в немыслимой дали,
По волнам звуки — точно корабли,
Так ритмом вечным океан взволнован.
И зыблется вода… А он дыханье
И сердце слышит…Погружён в рояль…
Нежданно хор, и с ним пришла печаль:
И вспомнилось далёких дней свиданье…
Но пел и сам, и руки словно пели,
И голоса заполнили простор:
Поёт стихия — ветра с морем спор,
Движенье волн — гигантские качели!
Вдруг замер пианист: ритм колыбельной,
Её мелодия! Он вновь живёт!
Тоску и боль пучина пусть берёт!
И зов любви звучит в нём беспредельный.
Свободный певец
Все говорят: поёт, как вольный соловей,
Легко и беззаботно — сын самой природы!
Звучаньем голоса заворожил людей,
А сам в искусном пенье видел Неба своды.
Он одарённостью не поглощён своей,
Шёл к тайнам пенья, в творчестве познал свободу.
Судьбе был неподвластен, он её умней:
Лес слушал, трели птиц и горных речек воды.
Артист он, музыкант, прекрасного создатель!
Но мстит всем гениям, их предаёт судьба —
Искусный жизни человеческой ваятель,
И убивает, не щадя! И прочь борьба?
Нет, рабство прочь! Пел, как Орфей, идя к концу,
Вздымаясь к звёздам, ввысь! К бессмертия венцу.
Летним утром
Дуновение летнего ветра я слышу.
Это утро! Встаёт отдохнувшее солнце.
«И тебе отдохнуть так хотелось вчера!
Отдохнул? Ты, кто верен природе людской:
Быть свободным и воле своей подчиняться?
Но ни отдыха ты не узнаешь, ни срока…» —
Говорил я себе. А в сознанье — смятенье:
В голубом, бесконечно глубоком пространстве —
Тучи бледны ещё, но уж свету грозят,
А возникли нежданно. Не явь — показалось…
Небо ясно, и солнце пока что в зените,
Свет вдруг меркнет, всё стынет, нет воли моей…
Я рыдающей вижу склонённую иву…
Что с ней было? Она, как та женщина… Помню:
У несчастной недавно скончался ребёнок…
Чья вина? Есть ли нéлюди в нашей Отчизне?
Изумрудно — зелёным был (помню я) лес —
Чёрным стал, безголосым, слепым, без души…
День пропал мой, и слабость моя ненавистна:
Все моленья людские заглохли под спудом
Лживой силы, бездарной, как лёд, равнодушной!
Она об руку с властью, надменной, кичливой
И не знающей драм и трагедий людских.
Я ничтожен — в душе презираю себя.
Поглощённый раздумьем, себя не прощаю.
Небо стало безжалостным, мертвенно — тусклым.
Ветер смолк и моей не касался щеки.
Птичьи распевы
Раннее утро и в росах, и в звуках.
Птичьи распевы. Пернатая трель.
Утро моё — в наслажденьях и в муках:
Спать не даёт озорная свирель.
Здесь, под окном, оркестранты нежданно!
Душу врачуют, сердечную боль.
Воздух и солнце… И чудится странный,
Мерный — сквозь сон мой — поющий прибой.
Зыблется дрёма…Но всполохи ветра —
И забываю и боль, и печаль,
Словно друзей мне на письма ответы —
Сердце свободно, и светится даль.
Птицы — полётов и пения тайна!
Птичьи свирели — для нас волшебство.
Пенье людей — наш союз обручальный:
В нас и природа, и в нас Божество.
Лесной ручей
Памяти мужа.
Здесь, со мной, непокорные годы,
Прошумели и вдаль унеслись,
Были в жизни и горе, и всходы,
И откликнулись долы и высь.
Но я верить могу только песне,
В ней кручина и радость моя,
В сердце памяти были мы вместе,
С нами трели лесного ручья:
Пробивался, бежал непокорный —
Днём и ночью сквозь рощу берёз,
Камни острые, жёсткие корни —
Всё ручей на себе перенёс.
Бег его устремлённым был — к цели:
К свету жизни и к воле лесной!
Листья нежных берёз вечно пели.
А ручей? — Бил хрустальной водой!
Наша молодость — эта картина:
В бликах солнца ты рядом со мной.
И алеет, как память, рябина —
Жизнь прошли мы дорогой одной.
«Горит волшебный памяти фонарь…»
Горит волшебный памяти фонарь,
Он светит ярко, но всегда томит,
Сегодня память — та же в нас, как встарь:
Нам разум снова душу теребит,
И всё, что складывалось в сердца ларь,
Души скорбящей память воскресит.
«Обрушится любовь…»
Обрушится любовь — и сгинет смерть,
Ворвётся жизнь, в полон тебя возьмёт,
И ты живи и на любовь ответь:
Плывёт навстречу счастью пароход,
К нему стремись, прочь робость — и вперёд!
Художник
Неотразимостью он обладает взгляда,
Суровый мастер, и художник, и поэт.
На выставке его нас посетит отрада,
И вспомнится любви пленительный сонет.
Владел в портретах мастер истиною властной,
И каждый персонаж вам душу бередит,
Художник будто заставляет быть пристрастным,
А он всегда был только правдой знаменит.
Звучанье красок, приглушённых или звонких,
Оттенков переливы иль одной струёй —
Его палитра. Звуки густы или тонки,
Но всею живописью холст — на нас волной.
И краски светятся (оживившее сиянье!),
В иконах словно, — алебастра белизной!
И глаз не отвести! И наших душ признанье:
Мы замерли пред вечно новой красотой.
Но мастер — к нам: «Каков портрет?» — и ждёт ответа. —
«За внешним обликом — движение души…» —
«О, поняли!» — он вновь в родном потоке света,
И краски бытия отменно хороши!
Гений русского пейзажа
В очарованье русского пейзажа
Есть подлинная радость, но она
Открыта не для каждого и даже
Не каждому художнику видна…
И чем ясней становятся детали
Предметов, расположенных вокруг,
Тем необъятней делаются дали
Речных лугов, затонов и излук.
Горит весь мир, прозрачен и духовен…
В его пейзажах — навсегда печаль,
И боль картин далёких, грустных детства,
Но и мечтой сияла эта даль —
Суровой родины бесценное наследство.
Природа так порой бывала скудна,
А он зажёг её своей мечтой,
Без пафоса, прикрас. Но было трудно,
Отвергнув тьму и скуку, быть самим собой!
Он сирота, познал немало злого,
Талантливый еврей, красив и нищ.
Хандра овладевала без живого
Общения с друзьями.
К счастью, пепелищ
В душе не оставляла. Свято верил
В людей, добро и силу красоты,
И красотою он Россию мерил —
Всё слышался ему хрустальный звон мечты.
Художник жаждал воздуха и света!
Но робок был, пока ещё несмел,
В живые краски не всегда одета
Его природа, а сдаваться не хотел.
Уехал в Крым. И краски стали чисты,
Как воздух моря, крымских гор, долин,
Теперь и солнце было словно близко,
Но он вангоговских ещё не взял вершин.
На юге жить бы, но решил: на Волгу!
Там воздух, свет! Да тяжко вновь ему,
Отчаянье… Преодолел…И, в волглый
Вживаясь ад и плен, он побеждает тьму:
И пишет русскую тоску, приволье
И Волгу — мир загадочной реки,
Предстали новью тишина, раздолье
И даль, и тянущие баржи бурлаки!
И ожил мир: пронёсся «Свежий ветер»2 —
Свободен Левитан, как и Ван Гог!
«Вечерний звон» иль «Полдень» — воля веет
И льётся свет: иначе уж писать не мог!
Художник, чтоб ни создавал, — всё дышит!
Герой в картинах — свет — непобедим!
Пейзаж: церквушка и покой, а выше —
Громада неба — и простор необозрим!
А жизни срок художника недолгий,
Боролся, побеждал, но рано пал.
Как личность Левитан подобен Волге:
Пусть горе — светлый взгляд и волевой запал.
В Москве он умер, в вечер. Гасло солнце.
Цветочный аромат ещё парил…
И память жгла — до сердца жгла, до донца:
Пейзажи — на всю жизнь… забыв себя, сверх сил…
Народа видел нищету, страданье,
И родине он душу отдавал,
Природе русской. Воплотил призванье:
Не счесть картин — трудясь, судьбу одолевал!
Его весна и лето, осень — драмы,
В них боль, и восхищенье, и мечта.
Природа Левитана — панорама
Самой России: величава и проста.
«Очарованье русского пейзажа»3 —
Открытие! И автор — Левитан.
Его творенья Времени на страже,
И живописи новый взгляд отныне дан.
Левитановская Русь
Задумчивые окна,
Кокошники резные —
Из глубины столетий,
Из родников России;
Мечтают и вздыхают
Дома на древних склонах;
Берёзоньки в сорочках,
Рябинушки в поклонах.
И посреди кружений
Холмов из старых песен —
Из золота и света
Вознёсся храм чудесен.
Покой, как Волга, вечен.
Полотна — светлым эхом
Над кручами, полями
Художника — поэта.
Встреча
Он прав, тысячу раз он прав, этот дуб…
Июль и зной. Один иду пешком.
Где б скрыться? Лес вдали. Манит прохлада —
И я в дубраве, не один — вдвоём
С широким дубом. Жду хоть миг отрады:
Я обессилел. Я, беглец, хотел
Иметь приют, чтоб отдохнуть под кроной…
Проснулся. Вечер. Уж закат алел.
Но не под дубом я, а в зале тронном,
И словно золото огней вокруг.
Сиянье — то дубрава в волнах света!
Я будто здесь давно, со мною друг —
Могучий дуб. Судьбы что ль жду ответа?
Припал к стволу спиной — идёт тепло:
Мой дуб живой? Игра воображенья?
Но прошлое таинственно вошло
В дубравы мир. И будет откровенье?
Откроется суть жизни–бытия
В привольной, первозданной этой роще?
О старый дуб! Как мне понять тебя?
Не лучше ль бросить размышлять, жить проще?
Мой жизни смысл пропал: в тумане даль.
Опустошённый, я бежал из дома:
«Беги, от берегов своих отчаль…» —
Шептал мне кто — то… Мучила истома,
Когда я брёл и не манила цель.
В природе — холод, так она враждебна…
«Уж лучше кончить с жизнью канитель», —
Сказал себе. Плутал в душевных дебрях!
Но что со мной? Древесный аромат
И зелень юная вернули детство!
Всё мистика! Но сладостен возврат
Счастливых дней и их со мной соседство.
И вспомнил я ручья хрустальный звук,
И нотки вверх бегут — резвится флейта!
Ребёнок, глаз не отведу от рук:
Зеркальная в них, как живая, змейка,
Со змейкой — парень, смотрит на ребят,
Играет ловко на волшебной флейте,
Поёт он с милою женою в лад,
Шлёт к нам призыв: «Любовью мир залейте!» —
Иллюзия: не разбирал я слов —
Берлинской оперы у нас гастроли…
«Века жил дуб, и из его ладов
Собрали флейту сказочные тролли,
Гласит легенда, — говорил отец. —
Услышал Моцарт дивное звучанье!
Великий слух!» — «Да, Музыки творец
В дубраве флейту слышал — прорастанье
Её в природе!» — думал я теперь. —
Но польза от дубов!! Они так прочны!
Суда — из них и мебель, моя дверь…»
Я красоту не видел в них — воочию!
О! Дуб весною — в солнечных лучах,
Зимой — корявый, в сучьях старый воин,
Премьер в старинных парках и садах,
Дуб независим и любви достоин;
Обожествлён в античные века,
Прославлен в Древнем Риме, как Юпитер.
Дуб — символ мощи! Слава велика,
И чтится он как царь иль победитель.
Я размечтался? Заново живу?
Вот корни из земли торчат — смущаюсь:
Не корни вижу — древнюю лозу,
Праматерь бытия, и откликаюсь
На твой призыв, мой дуб! И прав лишь он:
В нём — жизни суть, он бытия хранитель.
Жизнь — наша цель, с ней спор мой — разрешён.
«Беги домой!» — так часто восклицал
к концу занятий старый наш учитель.
«Плескалась неба голубая стать…»
Плескалась неба голубая стать,
С раскрывшейся душой иду весне навстречу,
И мысль ясна: мне хочется узнать,
Грядущего черты! Но… жизни не перечу.
Вновь о любви
Красота несказанна раскрывшейся розы,
Лишь коснёшься её — будто к смерти готов.
Но надежды любви — это юные грёзы,
А умчатся года — нет томительных снов.
Выйди в поле — звучанье услышишь в просторе:
Зазвенела струна над сияньем реки,
Это соло полей в нашем утреннем хоре,
Но в летах ты — и звуки любви далеки.
Синеокую вспомнил, но был на пороге
Уж не зрелости — старости… Хочешь пройти
Снова путь молодой? А судьба — недотрога!
Всё ж дорогу любви попытайся найти!
Мы любовью, как целью, себя окрыляем,
Пусть немыслима, к ней мы — душой молодой,
Мы различны, но с вечной надеждой и знаем:
С розой чудной мы встретимся в жизни земной!
Пушкин и Фет
Из годовых времён я рад лишь ей одной…
И с каждой осенью я расцветаю вновь…
И пробуждается поэзия во мне.
Я пришёл к тебе с приветом…
Рассказать, что лес проснулся…
И весенней полон жаждой.
Весна торопится — лететь пора,
Раскрыть окно в живую зелень лета!
А осень любит грёзы, вечера,
Дни золотого, с поволокой цвета.
Богата осень щедростью даров
От солнечного, царственного лета,
И в строфы милых пушкинских стихов,
Как в праздник, осень русская одета.
Весны богатство — радость, свежесть, новь,
Свобода наша и пространство света,
Птиц возвращенье, новая любовь,
Звучанье леса — в сотни голосов,
Трель соловья — «на тысячи ладов»:4
Весну — нам с жаждою встречать — по Фету!
Власть музыки
Струилась музыка вдали. Собой
Заполнив старое пространство парка,
Лилась легко невидимой рекой,
Хотелось, чтоб звучала близко, ярко.
Попасть бы мне в звучащий мир мечты,
По воле силы, неземной и высшей,
Но из уюта дома страх уйти
Сковал мне волю. И, казалось, спишь ты,
Не видишь бед людских, забот, тревог,
О них нам знать и то бывает больно —
Бессилен: даже сострадать не мог,
А музыка спасительна невольно?
О, ей дано крепить и дух, и волю
И в душах жажду пробуждать участья,
И часто изменять людскую долю,
В спасении другого видеть счастье,
Но может в дивно — призрачной стране
Заставить жить в гармонии с собою,
В, хрустальной словно, звуковой волне,
И вспоминать всё лучшее порою…
Ещё она способна врачевать,
В ней видно чудотворное свеченье!
Ты музыку с собою можешь взять,
Когда спешишь свободно отдавать
Страдающим — любовь, труды, стремленья.
Лесник и художник
Уходит лето… Рань… Туман белёсый…
И слабы голоса уставших птиц.
И время катится чуть слышно в осень.
От гроз далёких — всполохи зарниц.
Хоть сумрачно, лесник уж встал, вздыхает:
«Будить так жалко — мало спит жилец.
Читает много, много размышляет,
Всю ночь не спал, умаялся вконец.
Стара моя избушка, но просторна,
Здесь мысли и свободны и легки…
Иконы для жильца не чудотворны,
И древние писанья далеки!»
Жилец уж в поле, где туман сгустился,
Умыты влагой травы и цветы…
«Всё в дрёме, и пейзаж мне, верно, снится:
В природе нет обычной суеты.
Утрами — и эскизы, и наброски…
Но днём в полях так празднично — светло!
А сумеречный мир схватить непросто:
Туман растает, утра нет — ушло…
Прекрасное исчезнет, как мгновенье.
Пришло откуда и куда падёт?
А может, это чудо — наважденье?
Явилось, после в вечность отойдёт?
Нет, красота уйдёт. Но ей — остаться!
Чтоб возрождённой, чудотворной быть:
Душа в ней оживёт… С ней не расстаться!
Лишь с красотою мыслить и творить», —
Так размышлял художник, молодыми
Мечтами и надеждой окрылён.
Да будет ли картинами своими,
Тем, что о жизни знал, доволен он?
Но тему выстрадал — её не бросит!
Видать, природы он узнал язык…
— Пейзаж твой видел: лес, туман, белёсость…
— Да… Есть там старый человек — лесник…
— Старик? О чём — то будто Бога просит —
К «небесной лестнице святой» приник.
— Ирония не к месту. Вам отвечу:
Чудак себя в сказаньях видеть мог!
Читал мне часто Библию под вечер:
Евангелие старику, что БОГ.
В нём скорбь живёт. Деревьям он не может
Вернуть здоровье: слаб и одинок,
Порой тоска его терзает, гложет…
Спасти столь древний лес — порыв высок!!
Иной картины я писать не мог!
— Ты верно понял: рад лесник твой Солнцу —
Фигура светится, и свет — из глаз!
— Жизнь — всю! — до корешков, до донцев —
Старик любил! Добряк он был для нас
И призванным отцом! Таков мой сказ.
Дом
Дом и тепло — очаг неотделим
От дома. Мать, отец и Время жизни:
В нас детство, зрелость. Да, неодолим
Годов бессменный ход: рожденья, тризны…
Мой дом был летом в зелени садов,
Зимой уральской снег лежал по пояс,
Пространство дома пело: в кадрах снов
Его зимой и летом слышу голос.
Всё молодым был дом! И не страшна,
Казалось, старость. Наша это память
Дом охраняет. Лишь она вольна
Держать очаг и наш сердечный пламень.
И дом, я помню, был открыт для всех —
Насквозь летали бабочки, стрекозы…
И верилось, что дом — всё вверх и вверх:
Есть лестница на Небеса… И грёзы
Мои туда, где детства вечен свет,
Откуда мать с отцом глядят всечасно.
Кто я, зачем живу и не напрасно ль? —
На мой вопрос чуть слышен их ответ:
«Что человека смерть и тех вещей,
Которые храним в сарае старом?
Их выбросить нельзя — в них дух людей,
Трудившихся иль далеко, иль рядом.
Земной архитектуры мастера
Спрягают наши время и пространство,
Простор для зданий, жизни их пора —
Святое в зодчестве. Земли убранство —
Все старые дома, их вещи, л ю д и!
В них запах естества, но нет в нём тленья —
И жили, и живут! Так вечно — б у де т!
Сын! Помни и не допусти забвенья».
«У света лунного…»
У света лунного нет плоти — он прозрачен.
Но солнца свет, что жизнь: и плоть, и кровь, и дух!
Свет солнца для людей безмерно много значит.
А лунный — невесом, неуловим, как пух.
«Подумать можем…»
Подумать можем: жизни свет погас,
Но, если света водопад, — живи!
Благословенны, скажешь, светлый час
И вечный красный цвет в крови.
Весеннее время
«Апрельский день…»
Апрельский день — и ширится всевластье света,
Готовится весенний к лету поворот,
Все наши мысли, чувства — к ней, к весне, с ответом:
Нас время действовать неумолимо ждёт.
Нам вечно состязаться в творчестве с природой,
Весной заветное дано осуществить,
Мы в созидании весне равны свободой:
Свободны духом, можем в творчестве парить.
Апрель бывает скучно — пасмурным, несмелым,
Скептичен, и в узде он держит наш порыв —
Настрой себя: любимым увлечённый делом,
Ты сократишь меж явью и мечтой разрыв.
«Вечерняя заря…»
Вечерняя заря — и в наших окнах пламя,
С зарёй смешался (прихотью весны!) туман —
Заря в союзе с холодом играет нами:
Безумный, розовый нас восхитил обман.
Сравни с родною, летнею зарёй вечерней:
Тепло с прохладой ветра, свежесть вечеров!
Апрельская заря, закатный час, — неверный,
Феномен света — знак космических миров.
«Путь света тяжким был…»
Путь света тяжким был — у нас остановился,
К борьбе он устремлён — с толпою зимних туч,
С неполным бытиём — свет солнца не смирился,
Он вновь направлен к цели, молод и могуч.
Спешащая весна колеблет свежий воздух,
То тянет холодом, то зыбким льёт теплом,
Подросток не созрел ещё — в томленье возраст,
Так и весна в метаньях на пути своём.
День солнцем освещён — картина изменилась:
Над лоном моря словно — купол голубой,
И кажется: пространство новое родилось!
Престранный, с вечной тайной этот мир земной.
Восход, день, закат
Обожествлён восход. И нет причин
Божественным явленью не казаться.
Не устаёт доживший до седин
Зарёю утреннею любоваться.
Мы созерцаем ход извечных сцен
Поставленного гениально действа:
Ночь гаснет, свет уж поднялся взамен —
Рожденье дня, что первенца в семействе.
Как движется священный наш восход?
Рань утра — и в белесом всё тумане,
Он будто нам проснуться не даёт,
И пребываем вновь в родном обмане.
Но, видим мы, что гаснут сонмы звёзд,
К нам ближняя уж блеск ночной теряет,
И свежий ветер свет её унёс,
И нежно — алый небо заполняет…
У горизонта…там…цветенье роз,
Прозрачных облаков чуть — чуть движенье,
А пурпур вширь нам древний бог занёс —
Он в золотом, горящем вдохновенье…
Начало дня — и множество надежд:
Свершений жаждем, будто всё доступно…
А Время мчится, не щадит невежд,
В молитвах мы, но Время неподкупно.
Скончался день, и как хорош закат!
Любуется им человек в сединах,
И юности он чувствует возврат,
Не жаль ему мгновений — ни единых!
Отзвук любви
Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу…
…соловей
Уж пел в безмолвии ночей.
Пронеслась синекрылая стая,
Смерклось — вижу сиреневый свет.
Тихо ветер, с зарёю играя,
Бросил тополя пух на паркет.
Мне в окно — свет зари, благодатна —
Утешает, к раздумьям влечёт,
Свет — вечерний! Он ложный, превратный:
С ним возможен судьбы поворот.
В моей комнате — отблески света,
Разливаясь, не смеет заря
Возвещать новый день: не допета
Песня вещая — зов соловья:
Иль протяжно, иль трель — ликованье
Раздаётся в ночной тишине,
Слышу радость любви, но страданье —
Песней скорби как отзвук во мне.
Родник далёкого лета
Давно когда — то, в молодые годы,
Недалеко от города, в лесу,
Услышала серебряные трели,
То пел родник. Вода его, смеясь,
Бежала так свободно и сияла
В лучах горячих солнечных. С холма,
Как горная река, — вперёд стремилась.
То счастье. Видела родник в моих краях:
И небо там, и воздух — в юных звуках!
Родник мне пел, как молодость моя.
Волга летом
Прикосновенье к водам Волги —
И замирает слабый дух…
И ширь реки, и воздух волглый,
И кажется: дышу за двух!
А живопись прибрежной стати,
И цвет воды, и ясность зорь,
Луга, поля вдоль Волги — братья:
Соборный слышу звон и хор.
Все берега — что ожерелье,
И не могу спасти глаза
От необъятного свеченья:
Сама собой — моя слеза.
Великий Плёс! Богата Волга
Водой, и рыбой, и мечтой!
И живописцев русских волны
На полноводную — гурьбой.
Но грусть меня теперь объемлет:
У Волги нет прозрачных вод,
Любовь и совесть где — то дремлют!
И как взломать бездушных лёд?
Призыв мая
О, наконец весны я слышу голос,
Всей нотной россыпью — уж трели птиц,
Налился май, как жарким летом колос,
Он в грозах юных и с игрой зарниц.
Прекрасен май — остановись, мгновенье!
Цветочный майский сладок аромат —
Сирени, яблонь пышное цветенье,
Весна! Зелёный с голубым царят!
Но грусть со мною в нашем светлом мае,
Когда уходят те, кого любил.
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Природа, человек, искусство
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Времена года предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
