Фанатка

Баркин, 2023

Я – фанатка, а он – само совершенство. Всё, что я могу – наблюдать за ним издалека. Что случится, если я решусь его коснуться?

Глава 3 Филипп

Размашисто шагая вниз по крутой дороге и пытаясь удержать полы мантии, срываемые ветром, я не мог не думать о самом странном разговоре в моей жизни. Сказать, что я был удивлён, значило ничего не сказать — я был шокирован!

Странную, по общему мнению ребят девушку я заметил в первый же день. Не заметить её было невозможно. Довольно высокая, сложенная как подросток — толку что ей тогда было уже восемнадцать — она отличалась идеально ровной осанкой, да такой, будто указку проглотила — так, в общем, про неё иногда и шутили; острые плечи, совсем лишенные девичьей покатости, длинная шея и совершенно бледное овальное лицо, на котором омутами кипели почти чёрные глаза.

Только спустя некоторое время я поймал себя на мысли, что никак не могу разглядеть других черт. Её глаза притягивали с той неодолимой силой бездны, когда нет сил не смотреть вниз.

Разглядывать приходилось урывками. В первый год, особенно в начале учёбы, все очень внимательно друг за другом наблюдали — присматривались, выбирали друзей и круг общения. Решали, кому достанется статус отщепенца. Я не слишком удивился, когда изгоем выбрали Марту.

Мало того, что у неё была не самая тривиальная внешность — рост, сложение, бледность бросались в глаза сразу, но были и другие примечательные черты. Чего стоили её тёмные, едва тронутые выгоревшей на макушке бронзой волосы. Густые и непослушные, они словно укрывали девушку наполовину откинутой вуалью.

К тому же форменный костюм сидел на ней не хуже, чем на наших профессорах-женщинах — тех, кто посвятил себя науке и потому не обзавелся ни утонченным видом, ни семьёй. Вот только синим чулком она пока не была — возраст был слишком юным, чтобы хоронить её личную жизнь, но нельзя было не признать, что у неё имелись все шансы пополнить в будущем их ряды. К тому же такие женщины были всегда увлечены чем-нибудь важным, будь то магия, политика, наука. За Мартой я никаких склонностей не заметил.

В учёбе и магии её результат был всегда средним и, кажется, ничего её особенно не интересовало. По крайней мере, я не видел в ней энтузиазма на занятиях или пылкости в отношении других увлечений.

Но кое-что я все же заметил. Заметил, что она исподволь наблюдает за мной, когда думает, что я не смотрю. Так было все три года, и вот в начале четвёртого она позволила себе коснуться меня. Я был потрясен, потому что привык считать, будто мы существуем в разных реальностях.

И сейчас, после разговора с ней, я точно мог утверждать, что склонность у неё всё же имелась. И не просто склонность, а огромная маниакальная зависимость, нет, зацикленность. На мне!

Оказавшись внизу, я выругался — сверху сорвались резкие стрелы дождя. Несколько упавших, будто выроненных из небесного колчана наконечников разбились о клубящуюся пыль, ещё несколько мгновений и зарядил настоящий ливень.

Я не стал дожидаться водопадов и тут же свернул на обочину. Нырнул в подлесок, за ствол старого скрюченного ясеня, росшего в паре шагов от дороги, прильнул к шероховатой коре и туже натянул капюшон, собираясь переждать буйство непогоды в укрытии и только потом вернуться в академию.

Дождь лил стеной. Временами напор слаб, словно некто невидимый, обрушивший на нас кару небесную, делал долгий продолжительный вдох и после снова испускал на землю потоки воды.

Я подумывал над тем, чтобы рискнуть и попытаться добежать до дверей академии в одну из таких дождевых проплешин, но подхватить простуду отчаянно не хотелось. Насморк, кашель и слабость — какая же гадость. Лучше было поработать над собственным терпением и подождать.

Увы, у меня, как у мага воздуха было не слишком много преимуществ в такую погоду, да и потенциал мой был ниже среднего, что я старательно скрывал, не привлекая к своим магическим способностям внимания.

Я даже сквозняк на заклинательстве унять не мог, а ведь он достал меня до печенок!

В одну из таких проплешин я расслышал тяжелые хлюпающие шаги и почти сразу увидел фигуру, спускавшуюся вприпрыжку вниз. Марта резво шла вперёд подгоняемая наклоном и, похоже, хорошим настроением. Улыбаясь и широко размахивая руками в такт шагам, она, кажется, что-то напевала себе под нос.

Дождь её ни капли не смущал. И если меня можно было уличить в небрежности, поскольку про зонт я не вспомнил, даже видя надвигавшееся ненастье, то она — я не сомневался — даже и не подумала его взять. Она также не носила тёплую обувь и накидку, разгуливая в туфлях и платье круглый год.

Такое могли себе позволить только маги огня. Причём достаточно сильные, ведь ресурс был не бесконечен, как и напряжение физических сил. Истощив себя, можно было надолго захворать, поэтому многие предпочитали обходиться вещами.

Поведение Марты снова списывали на её странность и чудачество, ведь никаких выдающихся способностей она ни разу не демонстрировала. Все просто решили, что ненормальная девчонка играется с собственным ресурсом, расходуя тот на всякую несущественную ерунду.

Девушка резко сменила направление на повороте, заставив меня вздрогнуть. Её волосы унесло в сторону, и пар, окутывавший её облаком, зацепился за плечи, превратившись в дымчатую накидку. Она походила на порождение тьмы — гостью с изнанки мира.

«Жуть какая», — подумал я, ощутив, как по коже пробежали мурашки.

К беседке я подошел раньше назначенного времени. Я знал, что она уже там — ветер принёс известия. Подниматься не спешил, наблюдая с дороги ниже, откуда отлично просматривалась часть деревянной конструкции, и девушка, опустившая голову на руки, глядящая в даль. Мне показалось, что непогода совсем её не пугает.

И всё же я повременил с появлением. Выждал, и только потом поднялся в беседку. Она обернулась, позади неё ослепительно мелькнула молния, четче выделяя тёмную фигуру. Её лицо было не разглядеть — факелы не горели.

Мне стало неуютно. Я сам решил поговорить, но в этот момент с удовольствием бы сбежал. И всё же… Всё же мне было интересно и я начал этот разговор.

Пожалуй, не было ничего удивительного в девице вздыхавшей по мне — таких за время обучения набралось предостаточно, вот только их глупые мечты о том, какой я принц, не имели никакого отношения к действительности. Скорее так было принято — выбрать симпатичный предмет обожания, чтобы было что обсуждать с подругами, переливая из пустого в порожнее до бесконечности.

На самом деле все мы не так уж много знали друг о друге, чтобы полагаться на свои суждения. Ведь все всегда пытались скрыть свои недостатки и подчеркнуть достоинства. Да и любили мы в этих выдуманных любовных историях только себя. Страдали, рыдали, убивались, ставя в середину картины себя любимого: то окрыленно счастливого, то безнадежно раздавленного — всё всегда крутилось вокруг наших собственных чувств, а не чувств того, на кого, как нам казалось, было направлено наше пристальное внимание.

По этой причине я ни разу не заводил ни с кем отношений. Флиртовал немного для вида, но на этом все мои притязания заканчивались. Люди сочли моё поведение очаровательным и таинственным, присвоив мне образ недоступного сердцееда. Девушки серьёзно осаждали меня, привнося в жизнь больше неудобства и раздражения. Всё это было слишком банально и скучно, и потому совершенно не интересно.

То, что сделала Марта — сначала согрела мою руку, а после забила окна, — немного расходилось с той картиной влюблённости, которую я привык наблюдать у девушек.

Вздохи, долгие взгляды, записки и, может быть, несмелые, скомканные до неприглядности приглашения на зимний бал — это было всё, на что отчаивались девушки. Они же так переживали за собственный сердечный ритм и пунцовые щеки, что не замечали ничего вокруг. Вряд ли кто-то вообще обращал внимание на настоящие неудобства, сложности или проблемы друг друга, и ещё меньше можно было надеяться на то, что кто-нибудь решит за них взяться.

И я совру, если скажу, будто только это заставило меня поговорить с Мартой.

Я был поражен храбростью отщепенца, решившего действовать после стольких лет незаметного существования. Ведь я мог оттолкнуть и высмеять. Мог прилюдно выдать того, кто забил окна и тогда бы она выглядела не просто странной, но дикой.

Вот только сейчас, после разговора, я серьезно сомневался, что ей было дело до того, какое мнения составят окружающие. Да, и если сделать ещё один шаг в своих рассуждениях, придется признать, что рассмотрев меня достаточно хорошо, она точно знала, что я так не поступлю.

Я выдохнул, сдаваясь, и прислонился лбом к стволу дерева, потянув носом расплывавшийся в воздухе запах сырой земли и давно пожухлой листвы — замечательный запах. Не чета мерзким девичьим сладким отдушкам. Я, как маг воздуха, был особенно чувствителен к ароматам.

Дело было в том, что, мне нужно было прояснить, что же у неё на уме. Как она решилась на то, чтобы сделать нечто новое и довольно смелое, после стольких лет немого обожания. Да, конечно же, я не мог не видеть её взгляд все эти годы — его замечали и мои друзья, шутили по этому поводу.

Гораздо больше меня волновали некоторые другие странности, иногда происходившие вокруг.

Как и у всех, у меня случались мелкие неприятности, но всегда удачно разрешались без моего участия. Терялась почта из столицы, а затем вдруг находилась, и только моя, не чужая. Возникло недопонимание с соседом, и вдруг его так удачно переселяют. Не хватило учебников в библиотеке — я опоздал к началу второго года — а потом книги выдали, сказав, что кто-то сдал ненужные экземпляры. Девушки донимали, вот только я ни разу не травился зельями, которые подливались куда угодно, и, должно быть, по стечению неведомых обстоятельств, не надевал заговоренную на приворот одежду.

Таких счастливых случайностей и неслучайностей в моем списке было предостаточно. И если вначале я списывал всё на везение, со временем у меня появились некоторые сомнения на этот счёт. Однако никаких доказательств того, что кто-то приложил к этому руку не было.

Кроме одного не слишком убедительного момента: несмотря на то, что моей стихией являлся воздух, проблем с огнём у меня не случалось — проблем, очевидных другим.

Как и любой другой студент, я был обязан уделять внимание всем элементам и уметь использовать необходимый минимум неродных стихий.

Касательно огня: мне полагалось уметь поджигать свечи и конфорки в лаборатории зельеварения, уметь освещать себе путь, использовать самые простые и необходимые заклинания. Хорошо у меня получалось только в кабинете, перед профессорами. В своей комнате я исходил седьмым потом, чтобы высечь из пальцев искру и даже это не всегда удавалось.

Впервые я заподозрил её около года назад, но только вчера убедился, что мне не кажется и Марта, скорее всего, была причастна если не ко всем странностям, то точно к некоторым из них.

Строит из себя хранителя, побери её духи! Молчит годами, будь она неладна. Чего только стоит её замечание, что записка не подписана. Меня и моими же словами! Но будь я проклят, если она сказала это с желанием уязвить. Нет! Не было в её до противного острой ремарке ни капли упрёка или претензии. В её словах я расслышал замечание старшего и более опытного наивному ребёнку… Да кем она себя, духи побери, возомнила?

Я скрежетал зубами.

Это немое бесконечно долгое обожание и такой внимательный взгляд ко мне. Именно ко мне, а не себе самой.

При этих мыслях я разволновался.

И всё же… Всё же это было далеко не всё, что заставило меня с ней увидеться.

Позади раздался треск веток. Я обернулся, ожидая увидеть зверя и надеялся, что мне не попадется опасный хищник. Никого не было, только дождь беспорядочно барабанивший о тёмную зелень и… Зонт. Длинная трость со сложенной чёрной плащевиной стояла рядом с трухлявым пнём в паре шагов от меня.

Я застыл, чувствуя как внутри всё задрожало.

— Я знаю, что это ты! Немедленно покажись! — потребовал я.

Из-за соседнего ствола бесшумно качнулась тень, вынырнув только на половину. Посмотрела на меня одним глазом.

— Духи тебя побери! — выпалил я, ощущая холодный страх где-то по середине груди.

Как она подобралась так близко, не издав ни единого звука? Ветки хрустнули только чтобы привлечь моё внимание к проклятому зонту. И когда она заметила меня? Когда спускалась вниз, но не подала вида?

Не чувствуя ног, я неуклюже ломанулся прочь. Вынырнул на размытую колею и понёсся не разбирая дороги.

Она пугала меня до дрожи в коленях. До трясущихся поджилок. До остановки сердца.

И это была главная и основная причина, почему мне страшно хотелось с ней поговорить. Все эти годы.

Она притягивала так же, как история, плетущаяся в тёмной комнате тихим шепотом; как угол в укутанном мраком коридоре за который так и тянуло заглянуть, даже если волосы вставали дыбом; пугала, как чёрный паук повисший над кроватью; звала эхом глубоких подземелий.

Она пугала меня одним своим присутствием, и потому никогда не была пустым местом. Для меня.

Странно?

Да, очень. Наверное потому, что и сам я был немного странным, просто этого никто не замечал. Кроме неё, похоже.