Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири

А. И. Дмитриев-Мамонов, 1895

Пугачёвское восстание 1773–1775 годов началось с выступления яицких казаков и в скором времени переросло в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачёва. Поводом для начала волнений, охвативших огромные территории, стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича». Волнения начались 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжались вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение казацкой армии и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года. Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье. В ходе волнений к казакам присоединились башкиры, татары, казахи, чуваши, мокшане, эрзяне, уральские заводские рабочие и многочисленные крепостные крестьяне всех губерний, где разворачивались военные действия. Впервые изданная в 1895 году и написанная на основе архивных документов и воспоминаний современников, книга историка и библиографа Александра Ипполитовича Дмитриева-Мамонова (1847–1915) и в наше время представляет немалый интерес как для историков, так и для рядовых читателей.

Глава IV

Донесение Исетского воеводы Веревкина генералу Деколонгу о возмущении заводских крестьян и опасности города Челябинска. — Населенность Исетской провинции и города Челябинска. — Мероприятия воеводы Веревкина для защиты города Челябинска. — Нападение башкир на Белорецкий завод. — Манифест Пугачева 2 декабря 1773 года. — Бунт в Челябинске. — Воззвание атамана Грязнова. — Вступление отряда генерала Деколонга в Челябинск, причины медленности в распоряжениях генерала Деколонга по оказанию помощи осажденному Челябинску. — Распоряжения генерала Деколонга о направлении отряда генерала Станиславского. — Позорная казнь трупа хорунжего Невзорова. — Назначение следствия о причинах бунта челябинских казаков. — Присужденное наказание участникам бунта.

Волнения в Исетской провинции все более и более усиливались, почему Исетский воевода Веревкин 29 декабря 1773 года доносил генералу Деколонгу: «К неописанному в сей вверенной мне провинции несчастию и великому бедствию, явился ко мне Саткинского и Златоустовского тульского купца Лугинина железных заводов прикащик Моисеев, который объявил, что крестьяне тех заводов, безызъятно, числом более четырех тысяч человек, взбунтовались и самовольно предались известному государственному бунтовщику и самозванцу казаку Пугачеву, присланному от него злодея атаману Кузнецову с казаками и Уфимскими башкирами в количестве 25-ти человек. Этим вором атаманом не только в заводе Саткинском денежная казна до десяти тысяч рублев, но и пушек двенадцать, пороху до пяти пудов, и кроме того, заводчика и фабриканта домовое имение ограблены без остатку, равным образом и на Златоустовском тож учинено, только что чего именно ограблено, оный прикащик, за убегом, не знает. Да в тот же самый час получил от посланного мною сержанта Кирьянова с двумястами крестьян в село Кундравинское, для сохранения оного села от нападения злодеев башкирцев, рапорт, которым меня уведомляет, что в оном селе русское немалое число крестьянства в верности Ея Императорского Величества колеблется».

Ввиду описанных волнений, охватывавших все большую и большую часть населения Исетской провинции, Веревкин, имея поручение генерала Деколонга о принятии мер к препровождению в Верхнеяицк для соединения с находящимися там военными командами артиллерийских орудий, отправленных с Сибирской пограничной линии через Челябинск, доносил, что он «нашелся, сверх постоянного желания своего, данное повеление не исполнить и помянутую артиллерию с ее припасами оставить здесь в Челябинске, о чем, т. е. о задержании команды в Правительствующий Сенат, в 1-й департамент с нарочным курьером сделал донесение. — Ибо, ваше высокопревосходительство, — писал Веревкин Деколонгу, — так велико зло, что ежели по отпуске из города артиллерий хотя один казак из злодейской толпы сюда ворвется, то может предать в злодейские руки все население города, состоящее из казаков и крестьян. За ними же предастся вся провинция; а за Исетской провинцией, неизбежно, грозит сие зло и всей Сибирской губернии. Того ради осмеливаюсь сию мою святую правду донося просить, дабы ваше высокопревосходительство не только сюда в провинцию знатную часть воинской команды благоволили прислать, но всего прежде и своею особою непременно, для соблюдения провинции в верноподданической Ея Императорского Величества должности, на пребывание в провинциальный город Челябинск пожаловать изволили»^[60].

Прибывшие к Верхнеяицкой крепости башкирские старшины, рассказывая о событиях на заводах Исетской провинции, передавали, что находящийся ныне на тех заводах начальник войск Пугачева, бывший Красноуфимский казак Кузнецов сделан генералом и пожалован в Лифляндии многими городами от Пугачева. Все эти отличия Кузнецов приобрел за свою верность и собрание до десяти тысяч людей в полчища Пугачева, а равно и за взятие им немалого количества добычи, заключавшейся в денежной казне, пушках, порохе и свинце^[61].

Исетская провинция, по официальным данным эпохи пугачевщины, делилась на четыре дикстрикта: Шадринской, Исетской, Окуневской и Куртамышской, заключая в себе: 1) русского оседлого населения 53296 душ мужского пола (государственных крестьян 40682, экономических 7604, заводских и помещичьих 4690, посадских 310); 2) башкирских и мещерятских дворов 3556; 3) тептярей 839 д. мужского пола^[62].

Русское оседлое население распределялось по дистриктам:

Шадринской. Государственных крестьян 15014, экономических — 3391, итого 18405.

Исетской. Государственных крестьян 15105, экономических — 2380, посадских 310, итого 17795.

Окуневской. Государственных крестьян 4405, экономических — 1834, итого 6233.

Куртамышской. Государственных крестьян 6158, заводских — 3801, помещичьих 889^[63].

Население провинциального города Челябинска в то же время состояло из 736 душ мужского пола, заключая в своем составе:

1) Чинов провинциальной канцелярии: статский советник 1, коллежский ассесор 1, секретарь провинциальной канцелярии 1, протоколист 1, переводчиков 2, регистратор 1, канцеляристов 8, подканцеляристов 7, копиистов 7, сторожей 3.

Военной команды: поручиков 1, капралов 4, цирульников 1, барабанщиков 1, рядовых 30, рекрут 206.

Отставных: капитанов 2, поручиков 1, подпоручиков 1, прапорщиков 2, сержантов 2, каптенармусов 2, подпрапорщиков 2, переводчиков 1, канцеляристов 1, отставных рекрут 97.

Сибирских дворян 1.

Посадских и цеховых 98.

Мещеряков 33 (из того числа 2 старшины, 1 есаул, 26 рядовых.

Крестьян челябинских 29.

Казаков 189. Всего 736 д. м. п^[64].

Малочисленность городского населения Челябинска и незначительный состав военной регулярной команды, всего в 37 человек, естественно, должны были порождать опасения администрации, ввиду восставшего башкирского населения и волнения заводских крестьян. Хотя для защиты города от нападения шаек бунтовщиков провинциальной администрацией собрано было из разных дистриктов 1443 человека крестьян, но эти крестьяне, вооруженные лишь кольями и дубьем, представляли охрану весьма ненадежную.

Все воззвания Исетского воеводы Веревкина об оказании помощи, обращенные к генералу Деколонгу, оставались не только без всякого удовлетворения в посылке отряда войск на подкрепление, но даже без всякого ответа, почему и вызвали со стороны Веревкина насильственную меру, т. е. задержание в Челябинске проходящей артиллерийской полевой команды, в составе 105 человек. Обращение же воеводы Веревкина о помощи к Сибирскому губернатору, хотя и встречало каждый раз со стороны Дениса Ивановича Чичерина желание немедленно оказать просимое содействие, но, однако, действительной помощи, за неимением в своем распоряжении достаточного числа регулярных войск и по недостатку оружия, он оказать не мог. Тем не менее, по первому заявлению Веревкина, Чичерин сделал распоряжение о командировании в Челябинск рекрутской роты под командою поручика Пушкарева, в составе 127 человек, послав также в Челябинск особую команду под начальством секунд-майора Фадеева, в составе 27 человек «для обучения военным экзерсициям» и для командования над крестьянами, собранными Исетскою администрацией для охраны города.

Тобольская рекрутская рота, прибывши в Челябинск в первых числах января 1774 года, состояла из только что набранных рекрутов, вооружена была ружьями к стрельбе вовсе негодными и без штыков, а потому, естественно, не могла представлять боевой силы; что же касается команды секунд-майора Фадеева, то она, не доходя пяти верст до Челябинска, подверглась нападению башкир, и из состава ее был убит один канонир, тяжело ранены подпоручик Лукин, прапорщик Никонов и 2 рядовых, легко ранены сам начальник команды и 4 канонира^[65].

Учащенные нападения увеличивавшихся башкирских полчищ на расположенные по Исетской провинции заводы и беззащитность их вынудили вновь контору Белорецких заводов, осажденную толпою бунтовщиков в 600 человек при 3-х пушках, просить генерала Деколонга о присылке команды: «Пришедши в крайнее бессилие, заводские крестьяне отчаиваются животами своими, чего ради находящиеся под осадой от злодеев просят от таковой погибели защитить»^[66]. При этом контора препровождала полученный из толпы башкир, чрез посредство заводского крестьянина Любимого, бывшего в бегах у бунтовщиков, манифест Пугачева:

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЬІ ПЕТР ТРЕТИЙ ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ и проч. и проч. и проч.

«Не безызвестно есть каждому верноподданному рабу, каким образом мы не от доброжелателей и завистцов общаго покоя всероссийского и по всем правам принадлежащаго престола лишены были, а ныне Всемогущий Господь неизречимыми своими праведными судьбами и молением и усерднейшим желанием наших верноподданных рабов паки возвести нас соизволил, и наших верноподданных рабов скипетру нашему покоряет и завистцов, общему покою и благотишию под ноги наши повергает. Только иные, некоторые, ослепясь неведением или помрачены от зависти злобою, не приходят в чувство и высокой власти нашей чинят противления и непокорения и тщатся процветшаяся имя наша таким же образом, как и прежде угасить и наших верноподданных рабов, истинных сынов отечеству, аки младенцев осиротить. Однако мы, по природному нашему к верноподданным и отеческому неизреченному великодушию, буде кто и ныне, возникнув от мрака неведения и пришед в чувство власти нашей, усердно покорится и во всеподданнической должности тут повинится, всемилостивейше прощаем, сверх того всякою вольностью отеческою жалуем. А буде же кто и за сим в таком же ожесточении и суровости останется и данной нам от Создателя высокой власти не покорится, то уже неминуемо навлечет на себя праведный наш и неизбежный гнев. Чего ради от нас для надлежащаго исполнения и всенародного истинного познания сим и публикуется. Декабря 2 дня 1773 года.

Петр».

Донесение Исетского воеводы Веревкина о возможности скорого возмущения среди казаков города Челябинска, а также среди собранного из разных дистриктов крестьянского населения, не замедлило оправдаться.

5 января 1774 года Веревкин доносил Деколонгу:

«Теперь, ваше высокопревосходительство, конечно изволите поверить, что я многократно вам представлял святую правду, что провинциальный город Челябинск был в крайней опасности и теперь, при последнем моем издыхании, также уверяю, я испытал мучения бунтовщиков злодеев Челябинских казаков, кои, забыв страх Божий, сегодня на рассвете, взбунтовавшись, ворвались в государев дом, в котором я жительство имел, убив слуг моих, меня вытащили. Изорвав платье все донага и связав руки и ноги, били смертно. Равным образом и находящегося при мне безотлучно, трудящегося со мною день и ночь, регистратора Афанасия Колесникова, потомуж, раздев донага и связав. Да находящуюся в квартире моей по сиротству преблагородную девицу Исетской провинции покойного прокурора Петра Алексеевича Благово сестру его Анну Алексеевну Благово, со вдовою древнею старушкою прокурорскою же госпожою Гуляевою, бив смертельно и связав нас троих, кроме оной вдовы Гуляевой, тащили по городу по улице за ноги и за волосы в казачью войсковую избу и в оной, перевязав жесточее канатом руки назад и ноги, так что и кожу как с рук, так и с ног у меня содрали, а тут паче били ружейными прикладами, пинками, кулаками, в коей все трое мы держаны под караулом с час. Из-под караула выручены разными находящимися здесь, а особливо при артиллерии офицерами посредством подвезенных к той казачьей избе совсем заряженных пушек. И из рук казацких их вырваны на улицу связанные и тут оными господами офицерами прочими верными Ея Императорского Величества рабами развязаны. А город и поднесь оными ворами бунтовщиками казаками, как и все находящееся здесь для защищения крестьянство приведены в возмущение и колебание. А только остаемся мы с артиллерийскою командою, рекрутами, купечеством и канцелярскими служителями в верности Ея Императорскому Величеству до последней капли крови. Того ради от вашего высокопревосходительства всепокорно прошу для спасения погибающего теперь провинциального города Челябинска и чрез то соблюдения всей провинции пожаловать особою своею с военною командою сюда немедля прибыть и восстановить тишину: равным образом и для правления провинции прислать из господ бригадиров или полковников. Я за многими смертельными побоями и ранами править не в состоянии, а товарищ мой господин коллежский асессор Свербеев нечаянным случаем переломил ногу, отчего и поднесь болен.

Оставшее в доме казенном, в коем я пребывал, имение, все деньги, одежда и многие вещи все разграблено, равным образом и у реченных сирот девиц Благово и вдовы Гуляевой без остатку»^[67].

Войсками, освобождавшими воеводу Веревкина, задержано было 63 человека бунтовщиков, которые и помещены были в тюрьме, на месте же грабежа и разбоя, в дом воеводы, задержан был атаман возмутившейся шайки казак Михаил Уржумцев, который в тот же день подвергся расспросам «под жесточайшим плетьми битьем». — При расспросах Уржумцев показал, что он жаловался Пугачеву на воеводу Веревкина, почему от Пугачева и присланы были из злодейской толпы в город Челябинск с указом четыре человека крестьян; затем, согласясь с хорунжим Наумом Невзоровым и другими казаками, порешили сделать нападение на воеводу «с тем, чтобы как его, так и всех прочих командиров, перегубя, провинциальным городом завладеть».

При всех расспросах Уржумцев «злодейски утверждал онаго вора донского казака Пугачева покойным императором Петром Третьим».

После пыток, через 17 часов, Уржумцев умер.

В ночь на 7-е число хорунжий Невзоров, возмутя казаков, расположенных в пригородных селениях, подъезжал к Челябинску, убеждая расставленных караульных, «что так как идет к городу великая государева сила, то потому отнюдь не сопротивлялись бы и пустили в город».

8-го числа казаки, предводительствуемые Невзоровым, соединясь с возмутившимися башкирцами, под предводительством атамана Грязнова, произведенного Пугачевым в полковники, обложили город, напав на отряд секунд-майора Фадеева, следовавший из Тобольска для принятия команды над собранными в Челябинске крестьянами. В тот же день из злодейской толпы от полковника Ивана Грязнова явился в город крестьянин Воскресенского завода Микеров с воззваниями, одно на имя товарища Исетского воеводы Василия Ивановича Свербеева, а другое «жителям и всякого звания людям». На приближавшуюся к городу злодейскую толпу с батареи производилась пушечная пальба, к вечеру и из злодейского стана из 5-ти чугунных орудий производилась пальба в продолжение трех часов, но благодаря Сибирским войскам, а именно полевой артиллерийской команды, злодеи были опрокинуты.

Полученные от Грязнова воззвания были следующего содержания:

1. «Высокоблагородный и высокопочтенный господин коллежский асессор и премьер-майор Василий Иванович Свербеев!

Я во удивление прихожу, что так напрасно закоснели сердца человеческие и не приходят в чувство, а паче не иное что как делают раззорение православных христиан и проливают кровь невинно, а паче называют премило-сердощедрого государя и отца отечества великого Императора Петра Федоровича бродягою донским казаком Пугачевым. Вы же думаете, что одна Исетская провинция имеет в себе разум, а прочих почитая ни за что или, словом сказать, за скот. Поверь, любезный, ошиблись да и ошибаются многие, не зная, конечно, ни силы, ни писания. Если б мы нашего премилосердного отца отечества великого государя были несамовидцы, то б и мы в сумнении были. Верь, душа моя, безсумненно, что верно и действительно наш государь батюшка сам истинно, а не сомозванец: что ж за прибыль быть православным христианам в междоусобии и бранях и проливать кровь невинным, и за что ваш господин воевода с артиллерийскою командою вернейших государевых слуг приводит в разорение? Пожалуй, сделай себя счастливым, прикажи, чтобы без всякого кровопролития сделать и крови напрасно не проливать. Если же после сего последнего до вас увещания в склонность не придете, то, обещаюсь Богом, подвигну мои вверения от его императорского величества войска и уже тогда никакой пощады ждать вам надеяться не предвижу; от мала и до велика прошу яко брата уговаривать. Вас же, если сие сделаете, обещаю вам перед Богом живот, а не смерть. Закоснелым же, кто не придет в чувство, после сего ожидать благополучия не остается. Разве мы не сыны церкви Божией? Опомнитесь, други и браты о Бозе! Затем, сократя, оканчиваю сим и остаюсь при армии посланной от его императорского величества главной армии полковник Иван Грязнов.

2. Находящимся в городе Челябинске жителям и всякого звания людям!

Не иное что к вам, приятные церкви святой сын, я простираю руку мою и на писание сего Господь наш Иисус Христос желает и произвести соизволяет своим святым промыслом Россию от ига работы. Говорю я вам, всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия. От кого ж? Вам самим то небезызвестно. Дворянство обладает крестьянами, но хотя в законе Божеском и написано, чтобы они крестьян также содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали собак своих, с которыми гонялись за зайцами. Компанейщики завели премножество заводов и так крестьян работою утрудили, что в ссылках того никогда не бывало, да и нет. А напротив того, с женами и детьми малолетними не было ли ко Господу слез? И чрез то услыша, яко израильтян, от ига работ избавляет. Дворянство же премного щедрого отца отечества великого государя Петра Федоровича за то, что он соизволил, при вступлении своем на престол, о крестьянах указать, чтобы у дворян их не было во владении, изгнало весьма несправедливым поведением. И так чрез то принужденным нашелся одиннадцать лет отец наш странствовать, а мы, бедные люди, оставались сиротами, а ныне отца нашего, хотя мы и старание прилагаем возвести, но дворянство пуще вымысел сделало, назвав так дерзко бродягою, донским казаком Пугачевым, а напротив того еще наказанным кнутом и клейм имеющим на лбу и щеках. Но если бы другие и приятные святые церкви чада, мы были прещедрого отца отечества великого государя Петра Федоровича не самовидцы, то б и мы верно не поняли через то, что вас уверяем не сумневаться и верить, — действительно и верно государь наш истинно; чего ради сие последнее и вам увещевание пишу: приидите в чувство и усердно власти его императорского величества покоритесь. Нам кровь православных не нужна, да и мы так же, как и вы, точно православной веры. За что нам делать междоусобные брани? А пропади тот, кто государю не желает добра и себе самому следственно. Все предприятие вам уже разуметь можно. И если вы в склонность придти не пожелаете, то уже говорю нескрытно: вверенные мне от его императорского величества войска на вас подвинуть вскоре имею, и тогда уже вам самим, рассудите, можно ли ожидать прощения. Мой же совет: для чего напрасно умирать и претерпевать разорение всем вам гражданам? Вы, надеюсь, подумаете, что Челябинск славный по России город и каменную имеет стену и строение — отстоится! Не думайте, предел от Бога положен, его же перейти никто не может. Я вам наверно говорю, что не устоять. Пожалуйста, не пролейте напрасно свою кровь. Орды неверных государю покорились, а мы противотворничаем. Затем, сократя, сим остаюсь, января 8 дня 1774 года, посланный от армии его императорского величества главной армии полковник Грязнов».

9-го числа бунтовщики толпами разъезжали вокруг города, не делая нападения. Грязнову, остановившемуся в двух верстах от города в деревне Маткиной, с нарочным послан был за печатью в пакете именной экземпляр манифеста 29 ноября 1773 года. Оставив у себя посланный манифест, злодеи прислали в ответ записку, отозвавшись «с немалою хулою».

10-го числа толпа бунтовщиков, усилясь примкнувшими к ней крестьянами с заводов Кыштымского и Каслинского, а также передавшимися Тобольскими выписными казаками, в количестве 300 человек из команды майора Чубарова, изменнически умерщвленного^[68], произвела нападение на город всею своею силою, в количестве 5000 человек, при 8-ми орудиях. Нападение и пальба продолжались 5 часов, но, однако, мятежники были отбиты полевой артиллериею, причем захвачен был хорунжий Невзоров, утверждавший, что из толпы самозванца идет сила в 40000 человек для взятия города Челябинска, и уговаривавший часовых к сдаче города. При расспросах Невзоров показал сначала, что войска придет к Челябинску от самозванца 15 т., а под «жестоким плетьми битьем» цифру уменьшил на 5 тысяч. Подтвердив показание данное атаманом Уржумцевым, сознался, что бежал из Челябинска и способствовал к возмущению казаков и крестьян. После расспросов, через пятнадцать часов, Невзоров умер от плетей и полученных огнестрельных 2-х ран при его поимке^[69].

После неудачного нападения на город Грязнов с своею толпою и Тобольскими казаками отошел от Челябинска к Чебаркульской казачьей крепости.

Отступление Грязнова объяснялось также и тем, что им получены были сведения о движении отряда генерала Деколонга к Челябинску.

13 января, с двумя легкими полевыми командами, генерал Деколонг, после перестрелки с бунтовщиками, вступил в Челябинск. Медленность распоряжений генерала Деколонга в оказании просимой помощи городу Челябинску объяснялась тем, что он ожидал сосредоточения в Верхнеяицке своих военных сил, разбросанных на огромном пространстве. Войска, находившиеся под командой генерала Станиславского, со времени прихода их к Орской крепости, т. е. с конца ноября 1773 года, оставались в совершенном бездействии, почему в половине декабря (1773 года) генерал Станиславский получил ордер от генерала Деколонга, вызванный событиями в Исетской провинции, о сосредоточении войск в Верхнеяицкой крепости и о препровождении вверенных ему команд к означенному пункту. При этом генералу Станиславскому вменялось в обязанность при препровождении войск забирать с собою из крепостей и редутов всех обывателей, а также не только крепостные орудия, но и имущество, ввиду того, что эта часть линии останется, за выбытием войск, беззащитною.

Ввиду такого распоряжения генералом Станиславским, с своей стороны, ордером от 21 декабря 1773 года, предложено было комендантам крепостей Кизильской секунд-майору Демидову, Таналыцкой подполковнику фон Расу и Орской секунд-майору фон Бенеке принять нижеследующие меры:

«Приуготовить гарнизонные вещи и обывателей, так, чтобы по первому повелению выступить могли без всякого замешательства, показав места, где кому ехать и быть, также на чем везти.

Приуготовленных лошадей с упряжью разделить, а недостающее число лошадей купить или нанять, то отдаю на точное сведение и достаточное знание вашего высокородия, а притом самим вам определить, с артиллерийскими служителями и со штаб и обер-офицерами, все состоящие в крепости материалы, отобранные от войск, и прочие вещи в годности освидетельствовать с крайним рассмотрением, помня обязанность торжественной присяги и долга о Высочайшем Ея Императорского Величества интересе. По свидетельстве как пушки, так и вещи приуготовить к выступлению и таковые годные вещи и прочий материал подобает от сырости и мокроты, яко самонужнейшее сберечь, да и вообще со всем поступать хранительно. Негодные пушки скрыты будут в земле или в воде, а вещи, кои скрыть в землю или в воду будет нельзя, то оные, также и провиант, какой забрать будет по малости подвод невозможно, предано будет огню. Порох закупорить, обвить рогожами и к выступлению приуготовить. Во всем вышеписанном приуготовлении вашему высокородию иметь неусыпное смотрение денно и нощно. Обывателям при собрании всем объявить самолично о выступлении изволите — что кто желает, а не желающих не понуждать. Желающих обывателей укомплектовать состоящим в крепости, в цейхаузе, готовыми пистолетами, порохом и свинцом»^[70].

По объявлении обывателям крепостей распоряжения военоначальников, большинство не пожелало вовсе покидать своих мест, почему генерал Станиславский доносил генералу Деколонгу, что по Орской крепости обыватели, состоящие преимущественно из казаков, выступить из крепости не хотят, «в рассуждении, чтобы малых детей в нынешнее время не поморозить и своих стариков не растерять, уповательно и в других крепостях обыватели тоже откажутся»^[71].

Распоряжение генерала Деколонга об очищении крепостей, лежащих к югу от Верхнеяицкой крепости, встретило сильный протест и со стороны Оренбургского губернатора Рейнсдорпа, который писал поэтому Деколонгу: «С отданным предписанием согласным быть не могу. Вашему превосходительству советую проекта вам предъявленного о содействии здешним войскам держаться и не нарушать, а по последней мере Станиславскому приказать, с имеющейся у него конницею, быть в Орской крепости неотлучно, ибо как оная крепость земляная и против прочих лучшая, то ему быть там весьма безопасно»^[72].

Известия от Исетского воеводы Веревкина, изложенные им в рапорте от 29 декабря 1773 года получены были Деколонгом 2 января 1774 года в Верхнеяицкой крепости и тогда же, не ожидая прихода отряда генерала Станиславского, сделаны были им распоряжения о выступлении к Челябинску 2-х полевых команд: 11-й, под начальством премьер-майора графа де-Кастро-Ласерда, и 10-й, под начальством секунд-майора Зейферта. На пути к Карагайской крепости, 7-го числа января, Деколонг получил донесения Веревкина о бунте казаков и об обложении города толпою приверженцев самозванца.

На другой день прибытия отряда генерала Деколонга в Челябинск воевода Веревкин и его помощник Свербеев испрашивали повеление генерала Деколонга, ввиду того, что труп Невзорова и «по днесь еще земле не предан и как оный злодей был важный, то для страху и зрения всего здешнего народа, который от злого и ложного его Невзорова разглашения смущался, яко сущего злодея, тот скверный его Невзорова труп, с надлежащею народу публикациею, волоча по улицам и у всех ворот здешнего города на дровнях бить кнутом и потом бросить за город в землю»^[73].

Эта программа позорной казни трупа Невзорова была разрешена тогда же генералом Деколонгом, а по обстоятельствам бунта поручено было производство следствия товарищу Исетского воеводы Свербееву, Челябинскому бургомистру Боровинскому, капитанам 10-й легкой полевой команды фон Сизингу и 11-й легкой полевой команды Сумарокову.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

60

Д. № 148. 1774 г. Донесение Веревкина генералу Деколонгу 29 декабря 1773 г. № 475.

61

Д. № 148. 1774 г. Донесение Верхнеяицкого коменданта Ступишина.

62

Д. № 148. 1774 г. «Ведомость, сколько по вей Исетской провинции написанных по последней ревизии состоит душ и иноверческих дворов».

63

Д. № 148. 1774 г. Донесение Веревкина генералу Деколонгу 18 марта 1774 г. № 104. «Ведомость, сколько по всей Исетской провинции написанных по последней ревизии состоит душ и иноверческих дворов».

64

Д. № 148. Донесение Свербеева от 13 января 1774 г. № 40. «Коликое число находится в провинциальном городе Челябинске разного звания военных, штатных и прочих людей».

65

Д. № 148. Рапорт секунд-майора Фадеева 14 января 1775 г. № 83.

66

Д. № 143. Рапорт заводской конторы Белорецкого завода 4 января 1774 г.

67

Д. № 148. Рапорт Веревкина генералу Деколонгу 5 января 1774 г. № 54.

68

Д. № 136. 1773 г. Отношение Чичерина к генералу Деколонгу 14 января 1773 г.

69

Д. № 148. Экстракт о происхождении от бунта воров Исетской провинции казаков, крестьян и башкирцев, и что при нападениях их на провинциальный город Челябинск, после 5-го числа сего генваря, числилось».

70

Д. № 148. 1774 г. Ордер генерала Станиславского от 21 декабря 1773 г. № 392.

71

Д. № 148. Донесение генерала Станиславского 27 декабря 1773 г. № 278.

72

Д. № 148. Отношение генерала Рейнсдорпа 29 декабря 1773 г.

73

Покорный рапорт воеводы Веревкина и его товарища Свербеева 14 января 1774 г. № 86.