Проклятое место. Лестница в небо

Артём Помозов, 2021

В руки Скай, лаборанта Научно-исследовательского института Аномальной Зоны, попадает загадочный дневник, который может пролить свет на многие загадки Проклятого Места. Бывший наемник Коннор отомстил за гибель друзей. Теперь он пытается начать жизнь с чистого листа. Но как это сделать, когда прошлое тянется за ним кровавым шлейфом? В это же время боевики, что называют себя «Изоляционными силами», развязывают войну. Они уничтожают один сталкерский лагерь за другим – и не собираются останавливаться. «Удар» и «Анархисты» забывают старые обиды и объединяются перед лицом глобальной угрозы. Грядет финальное сражение. Шансы на успех крайне малы, но отступать попросту некуда…

Глава 5

Кровавая ночь

Подрагивало пламя свечи. Тени играли на потолке. Молодой парень Гришка, ссутулившийся, в очках, сидел за грубым столом, заставленным бутылками из-под водки, внутри которых плескалась какая-то жидкость.

Искатель, которого все называли Огоньком из-за его маниакальной страсти мастерить разнообразные взрывоопасные штуки, промокнул тряпку в бензине, скрутил ее и засунул в горлышко.

— Так-так-так, с этим мы закончили. — Огонек посмотрел на кусок пенопласта, лежащий на краю стола. — Надеюсь, мне не придется вас использовать, мои милые.

Он сложил бутылки в сумку, туда же отправил и зажигалку, застегнул молнию и аккуратно поставил сумку в угол.

— А если придется, вы меня уж точно не подведете, родимые.

* * *

— Хорошо, что мы выпили, иначе бы уже не выпили, — услышал приходящий в себя Андрей.

Хохот, показавшийся разрывом десятка гранат, ударил по ушам.

Андрей схватился за гудящую голову. Точнее, попытался, но ему помешали наручники, намертво сковавшие запястья.

— Эй, Летов, пали: анархистский чухан раздуплился. Паря, что ты там? Хреново тебе, да? Вставай, сука! Хватит воротник слюнями марать, падла! — И вмазал пощечину.

Рэй разлепил веки. Однако, вопреки ожиданиям, по зрачкам не резанул яркий свет. Пленник, как оказалось, сидел в темном, но почему-то трясущемся помещении. В кунге какого-то грузовика, насколько он понял. Да и гудела не башка, а старый советский мотор.

— Приветствую тебя, Андрейка. История повторяется, а? И вот мы снова по разные стороны баррикад.

— Я так и знал, что один из лучших бойцов «Удара», некогда, сука, вэушник, не мог сдохнуть во время осады нашей чертовой базы. — Андрей скрипнул зубами, но не от злости, а от боли.

— Я польщен. — Летов картинно поклонился. — Но там было близко, честно тебе скажу. Если интересно, могу поведать всю историю.

— Учитывая мое положение, я никуда не тороплюсь.

— Умен, раз понимаешь положение. Ну, нам еще немного пилить, так что скрашу те пять минут ожидания, че уж там. Я, Жигулин и его ребята, царствие им небесное, — Летов перекрестился, — выдвинулись на поиски Лиса, чтобы задержать его по приказу Андрейченко. — Он раскрутил крышечку фляги и передал ее бойцу, что сидел справа от него. — Напои Рэя, а то он совсем хреново выглядит.

Андрей присосался к фляжке. Выдул половину, вторая пролилась на комбез, когда грузовичок подскочил на кочке.

— Спасибо.

— Не за что. Мы же не животные, как о нас пишут в вашей Сети после откровений наемника Коннора.

— Ага, охотно верю. Особенно после того, что вы сделали с нашими людьми.

— Так получилось, дружище. Ничего. Бывает. Забудь. Так вот, мы с ребятами по приказу Андрейченко вышли по душу Лиса. Но не свезло. Неподалеку от базы на нас напало дикое зверье. Ирония в том, что Лис сам со своим корешем приперся на выручку. Зверье окружило, я отстреливался до последнего патрона, вот только ствол, сука, клина поймал. Я и там собирался разыграть свою смерть, чтоб вернуться к своим хозяевам, но пришлось чутка позже. Не свезло, спасли меня. Боже, никогда не думал, что так скажу! Ладно. Как Жигулина и парней не стало, так и моя роль в «Ударе» закончилась. Потом мы напали на вас, а я свинтил под шумок. Мой труп так и не нашли. И я стал считаться погибшим в аномалии. Как видишь, Зона миловала.

— Я что-то среди вас не вижу ударовцев. Рожи все незнакомые.

— А я и не был с «Ударом», Андрюх. Давно уже не с ними, с прошлого года, когда ушел Малинин. Как и некоторые анархисты никогда не были с вами. Впрочем, большего тебе знать необязательно.

— Летов! — Тот боец, что поил Андрея, тронул своего лидера за плечо. — Ребята Тумана, которые на «Патриоте» выехали, уже долго не выходят на связь.

— Вляпались, может. Или связь хреновая. Забей, Астрейко, после разберемся.

— Почти приехали! — прокричал водитель.

— Вот и славно. Готовься, Андрюх, скоро твой выход.

* * *

— Что это за хрень?..

— О чем ты, Глеб? — спросил Рахман у дозорного, который стоял рядом с ним на наблюдательной вышке.

— Как будто что-то движется вдали. Техника какая-то. Глянь-ка. Что-то у меня плохое предчувствие.

— Дай-ка, сейчас… — Рахман посмотрел в окуляры бинокля. — Хм. Я ничего не… — Сталкер вдруг резко замолчал, у него буквально отвисла челюсть. — Что за, мать твою?..

— Вот и я о том же!

Отсюда, с вышки, можно было разглядеть два БТРа, что рыскали прожекторами по обочинам; по обе стороны от них шли колонны вооруженных до зубов людей в экзоскелетах.

* * *

Следующий час ничего не происходило. Боевые машины просто стояли у главных ворот. И из машин этих никто не показывался. Анархисты нервничали, заняв позиции и наведя на транспортеры стволы. Потом на дороге показался ГАЗ-66. Подъехав к одному из БТРов, грузовик остановился. Из газоновского кунга на старый асфальт спрыгнул человек в экзоскелете. Подойдя к воротам, он снял с себя шлем и вытащил из кобуры пистолет.

Темноту прорезал свет прожекторов.

Рахман находился на наблюдательной вышке, не отрывая взгляда от сталкера в незнакомой экипировке.

Глеб притаился за ним, вцепившись в цевье автомата.

Противник, лицо которого Рахману показалось жутко знакомым, демонстративно откинул пистолет в траву и поднял над собой рацию.

— Чего они хотят? — шепнул Глеб.

— Кажется, поговорить.

— Наши люди сосредоточились? «Удар» поддержит?

— Я еще не успел связаться с «Ударом».

— Да твою ж налево!

— Попробуем сыграть по их правилам. — Рахман расчехлил рацию.

Исовец продемонстрировал два оттопыренных пальца.

— Кто вы? — спросил Рахман, настроившись на нужный канал.

— Разве это имеет значение? Мы те, кто пришел сровнять вас с землей, если вы не захотите, так сказать, удовлетворить наши требования.

— Я слушаю.

— Анатолий Иванович Рахманинов, более известный как Рахман, ты помнишь меня?

— Рожа знакомая. А вот откуда ты знаешь мое настоящее имя?

— Я Сенька Летов. Ну, тот парень, что поубивал кучу твоих людей во время войны «Анархистов» и «Удара». Не, сейчас я не с ними, так что можешь не бежать жаловаться членососу Турко. У этих сосунков никогда не наберется той боевой мощи, что есть у нас.

— Вот уж прикол. Уже двое у нас воскресли из мертвых. И кто вы тогда, если не «Удар»?

— Нас называют «Изоляционными силами», но тебе пока не нужно знать, что это значит.

— Так, паря, а хочешь-то ты чего?

— Пришло время ответить за свои преступления. А имя я твое знаю… потому что знаю. Есть у меня возможность — знать все. Работа такая, о! Я вас всех поименно назвать смогу, — махнул рукой переговорщик. — И тебя, Глебушка, тоже. Всю вашу шайку. А чего я хочу в итоге? Смотри.

Побитого и связанного Андрея грубо вытолкнули из кузова и бросили к ногам Летова, как мешок с дерьмом.

— Рахман, сейчас я пущу пулю в лоб твоему любимому Андрюшке. — Летову передали ранее выкинутый им пистолет. — Бах — и все кончится. — Андрея поставили на колени. — Но можно переиграть и иначе!

— Ну? — Рахман сделал шаг назад.

— Ты спустишься сюда, займешь место своего зама, а твоя банда сдастся Службе безопасности. Помилование по уголовным статьям не обещаю, но хоть живыми останетесь. Все, кроме тебя, естественно. Такова цена, Рахман. Явись ты к воякам — и тебя сразу же прикончат. И уж поверь, я не могу отказать себе в удовольствии лично вышибить тебе мозги. На размышления даю тридцать минут. Если ты не выйдешь через полчаса, твой Андрейка умрет, а мы начнем штурм. Не пытайтесь бежать, сразу зажмуритесь. Что для тебя важнее, Рахман? Твоя жизнь? Или жизнь твоего друга и твоего бандитского братства? Решай. На связь можешь не выходить. Твой ответ — это твои действия. Уже двадцать девять минут. — Летов отключился.

И ушел из-под луча прожектора. Сеня, вытащив пачку сигарет, остановился у брони, чиркнул спичку и поднес ее к кончику. Табак загорелся, задымил.

Снайперу хватило этой маленькой, но яркой точки в ночной темноте, чтобы вычислить свою цель. Пуля, выпущенная из бесшумной снайперской винтовки, всего секунду спустя оборвала жизнь майора.

Кровь брызнула на кузов.

— Что?..

— Сеня! Сенька! Суки!

— Кто стрелял?!

— Валить их надо!

— Штурм! — завопил кто-то.

На ограждения базы обрушился шквал автоматных очередей.

* * *

Кровь всегда пахнет одинаково — и не суть важно, чья эта кровь. Кровь мужчины или женщины.

Кровь ребенка или взрослого человека.

Кровь новичка или кровь умудренного жизненным опытом сталкера-ветерана.

Она всегда пахнет металлом.

Незабываемый запах.

Идеальный.

А привкус!

Металлический привкус, как у монеток.

И цвет у нее, у крови, всегда один.

Алый.

Прекрасный цвет.

У всех и у каждого. Так что ничем человек не уникален. Никто. Не имеет значения, мальчик он или девочка, мужчина или женщина, старик или старуха, герой или подлец. Кровь у всех красная. И она всех роднит. Как породнила со всеми этого ублюдка, чьи мозги расплескались по броне боевой машины. А ублюдок этот, судя по поведению, возомнил себя уникальным.

Непобедимым.

Забавно.

— Где уникальность и неповторимость? — оскалился Коннор. — Где гонор? Достоинство? Честь? Где все это? Испарилось. Все испарилось. Кроме смирения. — Он отлип от оптики. — Почему-то каждый уверен, что он нечто большее, чем ходячий мешок с говном, кишками и кровью. Почему-то каждый уверен, что он не влачит жалкое, лишенное всякого смысла существование. Что он, сука, герой одной великой истории, а все вокруг — это только картонные декорации, расставленные для него. Каждый из живых.

Коннору всегда было весело наблюдать за тем, как они потом разочаровывались, как сознавали, что ошибались. Он повидал много таких людей. Всякий раз одно и то же. Разочарование. Угасающее сознание понимает, что ему не зацепиться за гибнущую оболочку…

…что оно соскользнет в небытие…

…в ледяную тьму, которой нет конца и края…

…тогда-то и приходит смирение…

Интересно, Летов понял, что сдох?

Хотя неважно.

Коннору было приятно созерцать, как кровь Арсения вперемешку с мозговой жидкостью стекает по темно-зеленому корпусу.

Наемник помнил первую жертву. Первая жертва четко врезается в память. То был паренек. Там, еще на Большой земле. Подонок, решивший, что раз у него есть деньги и некое подобие власти, правосудие никогда не настигнет его. Никита держал его за шею и выдавливал из него жизнь. И увидел. В его самый последний миг. В глазах проскользнуло. Смирение. И в ту же секунду смирение сменилось чем-то иным. Благодарностью, что ли. Он благодарил Никиту за то, что тот сделал. За то, что показал ему точную цену его уникальности. За то, что прекратил всю драму и бесполезную суету, которая занимала его с утра до ночи. Страх не давал ему принять правду. Как не давал принять правду его вшивой семейке, убитой там же. И этот же страх не дает принять ее тысячам живущих на забытой богом планете. Страх не дает поверить в то, что любовь, ненависть, любимая работа, дружба и семья — это ничто. Затянувшийся сон. Раскадровка. Фильм, что просматривает человек перед тем, как кануть в бездну.

Такие люди, как Никита, понимают это.

Такие люди, как Летов, — нет.

Бывший ударовец устроил перед воротами целое представление, целое шоу, поставив себя на главную роль. И где теперь его напускная бравада? Где он сам?

Пошли титры, а просторы чернобыльской помойки сменились черным экраном.

— Ну что? Ты понял, Сенька? Понял-понял. Теперь точно. Все исправлено. Теперь все вернулось на круги своя. — Никита поднес рацию ко рту. — Чехов, это Коннор.

— На связи, — донеслось из динамиков рации. — Мы на подходе. Не вздумай только по нам шмалять.

— Вы как раз вовремя. Жду.

— Пора вмазать гадам, — и рация замолкла.

А Коннор вернулся к своему любимому занятию — уничтожению двуногих тварей.

* * *

Андрей вскинулся и, собрав скудные остатки сил, плечом оттолкнул от себя конвоира. Тот, не ожидая от пленника подобной прыти, свалился, словно подкошенный, разбивая нос об асфальт. Пуля, которой предназначалось отправить анархиста в ад, нашла иную цель — сразила наповал бойца «Изоляционных сил». Его шлем оросился красным, брызнув осколками окуляров.

Помолившись всем богам, о каких он только слышал, Андрей бросился к металлическим трубам, что валялись у забора.

Всюду трещали автоматные очереди.

Сверкали вспышки и дзинькали рикошеты.

Кто-то из миновавших смерти исовцев направил ствол на беглеца, собираясь расстрелять Андрея в спину…

…но случилось чудо…

Несколько снайперских выстрелов прикрыли анархиста, подарили ему шанс.

— На бэтээр!

— Едем на машинах прямо на заборы! — услыхал Андрей, когда до спасения оставались считаные метры. — Идем на штурм!

— «Газоном»! Леха, в «газон»! Снеси их ворота к хренам собачьим!

— Ублюдки завалили Летова! Никакой пощады!

— Ромич, на броню давай!

— Валите всех!

— Автоматы зарядили!

— Ты сделал свой выбор, Рахман!

— Стреляли откуда-то издалека, не с базы!

— Какая, на хрен, разница?! Разнесите тут все! Все!

— Убейте всех!

Десятки голосов, перекрикивающих стрекот очередей, слились воедино. А потом их заглушил вой пулеметной башни. Рэй перепрыгнул через трубу, прижался к холодному металлу и часто-часто задышал.

Дзинь-дзинь-дзинь — давили на мозги попадания.

Пот лился ручьем, едва ли не буквально заливая глаза.

— Выкурите его! Выкурите падлу! Он там, за… — Дальше выкрикивать приказы стрелку помешала дырка в шее.

А грузовик уже упрямо пер на ворота.

— Оля, я не хотел, чтобы все так закончилось… — вырвалось у Андрея.

* * *

Рахман, отчаянно матерясь, велел Глебу немедленно убираться. Спровадив дозорного, он лег животом на холодный металлический пол вышки и мысленно обругал того, кто безрассудно открыл огонь.

«Можно же было обойтись без кровопролития. — Упер приклад в плечо. — Хороший аппарат — „калашников“ с коллиматорным прицелом. Практичен, а еще невероятно смертоносен. То, что доктор прописал».

Лидер «Анархистов» прильнул к прицелу и совместил перекрестье с маской противника. С маской того урода, что заводил «газон».

— Так, спокойно… — Руки тряслись от напряжения. — Все получится! Нужно только грамотно рассчитать.

Задержал дыхание. И плавно выжал спусковой крючок.

Приклад несильно толкнулся, и «калаш» выплюнул свинцовую смерть.

Но именно в этот момент грузовик, пробуксовав на месте, сорвался и помчался к воротам базы. За ним шел БТР. На фоне велась стрельба, рвались гранаты.

Рахману ничего не оставалось, кроме как успокоиться, выкинуть из головы все лишние мысли и расквитаться хотя бы с водителем ГАЗа. Вторая попытка — и снова мимо. На верхней части лобового стекла образовалось пулевое отверстие, от которого во все стороны расползлась паутинка трещин. Водитель даже не дернулся, так и продолжал жать на педали. Не испугался, не дрогнул, а ведь Рахман почти попал в него!

— Недостаточно метко! Все равно недостаточно метко!

Последний шанс!

Сейчас все разрешится!

Обругав себя за несобранность, Рахман вновь положил палец на спуск. Он вдруг подметил, что это самое приятное чувство в мире — когда от легкого движения твоего пальца зависит судьба другого, ненавистного тебе человека.

ГАЗ был совсем близко.

И Рахман нажал на спусковой крючок. Очередь впилась в пассажирское сиденье. Обрывки поролона и кожзаменителя закружили в кабине.

— Черт!

Патронов в магазине — меньше половины, а грузовичок шел слишком быстро. Замешкаешься еще на несколько секунд — и не заметишь, как машина влетит на территорию группировки. В кунге, как отметил Рахман, десяток бойцов, если не больше. Нужно что-то делать! Рахман подавил волнение и выпустил последнюю очередь, опустошая магазин до последнего патрона.

Автомат щелкнул.

Лобовое высыпалось, спинка водительского кресла окрасилась в красный цвет, а хладнокровный водила уткнулся лбом в руль, упав прямо на кнопку клаксона.

Сигнал завизжал на всю округу.

— Получай, гнида! — зло выкрикнул Рахман, сплевывая. — Черт! Черт! Нет!

Неудача.

Убитый продолжал давить ногой на газ. Грузовик, хоть и потерял управление, не останавливался. Он несся прямо под основание хрупкой вышки, в то время как БТР свернул на бетонный забор. Ворота базы сложились, словно были из фанеры. Рахман метнулся к лестнице. Раздался оглушительный грохот, послышался скрежет сминаемого металла, и лидера группировки сорвало с вышки. Он закричал, полетев в объятия сырой земли. Автомат оттягивал плечо. Глухой хлопок и взвившаяся пыль — и Рахман уже не мог шевельнуться. Дыхание перехватило, мир потерял краски, а время как будто замедлилось.

Все болело. Не без труда повернув голову, Рахман ужаснулся. Рядом с ним в луже собственной крови лежал один из его бойцов. Шея неестественно вывернута, глаза — остекленевшие, с уголка синеющих губ сбегает красный ручеек.

— Бо… же… — прохрипел Рахман, в упор глядя на застывшую на устах погибшего улыбку. — Суки… суки…

— Отступайте! — слышал он.

— Вали гадов!

— Занять позицию!

Смерть руководителя выбила исовцев из колеи. Дезориентированные после потери командира, бойцы вели яростный, но чертовски непродуктивный бой, чуть ли не в открытую кидаясь на врага вместо того, чтобы методично зачищать точку за точкой, прорываясь от укрытия к укрытию. Ими правили эмоции, а не холодный расчет, и в этом была их самая главная ошибка.

Боевая машина на всех парах летела на заборы. Пули снайперов с уцелевших вышек рикошетили от брони, но не наносили транспортеру значимого урона. Пулеметчик повернул башню и зажал гашетку. Застучали продолжительные очереди, расчерчивали воздух, дробили все вокруг. Снайперов разорвало на куски крупным калибром, части тел перекинуло через ограждения.

— Нет… нет… — только и мог выговорить Рахман.

«Восьмидесятый» сметал ограждения. Движок громогласно заорал, когда внушительный броневик «Изоляционных сил» принялся крушить укрепления. Медленно и верно. Столбы вырвало, погнулись железные листы, которыми анархисты заделали дыры в бетонном заборе. Да, листовой металл — не ахти какая защита, но «Анархистам» везло, что в их секторе не водились опасные и крупные хищники, иначе вся их система обороны не стоила бы и ломаного гроша. За БТРом двигался небольшой отряд, отстреливающий тех, кого пропустил пулеметчик. В сторону Рахмана никто даже не смотрел. Что и неудивительно, он и так походил на мертвого, валяясь подле рухнувшей конструкции.

Гранатометчик выпустил кумулятивную.

И снес казармы.

Трое анархистов бежали к «коробочке»^[2]. Двое — с дробовиками, один — с гранатой. По всей видимости, они решились на сумасбродный шаг: повалить тех, кто укрывался за броней, после чего запрыгнуть на корпус и рвануть люк, закончив все зачисткой экипажа и подрывом БТРа гранатой изнутри. У них бы и могло что-то выгореть, если бы стрелок клевал носом. Но он был настороже. Раскалившийся докрасна пулеметный ствол выплюнул три короткие очереди, по одной на каждого. Парни попадали, словно кегли в боулинге, пыль сразу же накрыла их, похоронила под собой. Похоронила тех, кто осмелился на рывок, тех, кто не видел иного выхода. Ведь им было необходимо остановить БТР, чтобы защитить базу и своих братьев.

Любой ценой.

Стоило оно того?

Механик-водитель выжимал из боевой малышки все, что только можно. Но дальше заграждения поддавались тяжелее.

— Не много ли времени, сил и топлива вам придется угробить на бесполезное дело? — буркнул Рахман, пытаясь подняться на ноги.

Пулеметчик открыл непрекращающуюся стрельбу по всевозможным сооружениям. Полетели щепки. Навес, под которым мирно стояла ржавая «газелька», обрушился. Раскрошились стекла магазинчика, что принадлежал группировке. Подломились опоры теплиц. Оконные ставни многих строений превратились в труху. Находившиеся внутри анархисты, не успевшие выбежать, остались в бетонных коробках навсегда. Выстрелы пропахивали песок у ног ретирующихся с поля боя сталкеров.

Людей раскромсало и раскидало по дороге.

Лента наконец опустела.

А водитель продолжал жечь горючку.

Стало жарко.

Запахло паленым.

— Твою мать!

Огонь стремительно распространялся от горящего «газона». Волосы трупа, что лежал рядом, вспыхнули.

Минуту спустя пламя добралось и до плоти погибшего.

— И ведь ничего не останется. — Рахман, помогая себя автоматом, словно костылем, вновь попытался встать. — Никаких останков. Все сгорит. До пепла… — Застонав, все же смог подняться. — Ничего не останется, чтоб его. Некого и нечего хоронить. Словно и не жили никогда. Сколько таких еще? — вслух спросил у себя самого.

* * *

Рэй бежал. Запыхался. Хлопотное дело — перемещаться от одного укрытия к другому, словно в старой компьютерной игре, геймплей которой строился на перебежках от стенки к стенке и редкой стрельбе. Только вот у Андрея не было возможности защититься.

«Хреново это, конечно, когда не можешь себя обезопасить, блин», — закрадывались мыслишки. Руки связаны, а найти то, чем можно было бы размолотить или перерезать цепочку наручников, когда ежесекундно рискуешь схлопотать пулю, практически невозможно.

Рядом что-то взорвалось, обдало жаром. Андрей приближался к той самой вышке, на которой перед боем стоял Рахман. Ему нужно было удостовериться, что друг выжил. Помочь ему, хотя Андрей сейчас не мог помочь и самому себе. Но если он бросит Тольку Рахманинова умирать, то простить себя уже не сможет.

«Или нужно убедиться, что он мертв. Ты ведь хотел этого?! С той самой поры, как познакомился с Оленькой».

— Заткнись! — заорал на самого себя. — Рот закрой, мудила!

Андрей перепрыгнул через нагромождения металла.

–…ничего не останется, чтоб его. Некого и нечего хоронить. Словно и не жил никогда. Сколько таких еще? — услышал он тихий голос.

— Надеюсь, что мы не одни из них, — отдышавшись, выдавил Андрей. — Хрен ли ты молчишь, козел? — И улыбнулся. — Не рад меня видеть?! Я вот рад! Давай обнимемся, братан, а? Только это… — Рэй вытянул скованные руки. — Помоги, а? А то точно пристрелят.

Рахман, от неожиданности потерявший дар речи, закивал.

* * *

Огонек, занявший позицию у старой, уже наполовину обрушившейся будки контрольно-пропускного пункта, отчаянно отстреливался от напирающих со всех сторон врагов. Патронов оставалось совсем немного, но и покинуть укрытие он не мог. Противники рассредоточились едва ли не в открытом поле, где их единственным спасением были деревья и бугры, так что Огонек был в более выигрышной позиции. Но как только он попытается покинуть будку, как только попытается перебежать к наваленным друг на друга мешкам с песком, сам окажется словно на ладони.

— Вот суки, — в сердцах сплюнул он.

Дальше палить очередями было нельзя. Пришлось переключиться на режим стрельбы одиночными и держать оборону точными выстрелами.

— Погодите-ка… — Огонек откинул автомат, снял с плеча сумку, где звенели сделанные им «коктейли Молотова». — Есть у меня один аргумент в свою пользу, твари вы недоношенные. — Вытащил зажигалку, чиркнул кремнем. — Как насчет того, чтобы сыграть со мной в игру?! — Схватил одну бутылку и поднес пламя к пропитанной бензином тряпке, что была воткнута в горлышко. — Мамка вам наверняка в детстве говорила, что играть с огоньком — западло. А вы и не послушали! — Подгадав момент, он высунулся и, размахнувшись, швырнул «молотова» в сторону вражеских солдат. — Горите, нацистские ублюдки!

Следом — еще один.

И еще.

— Чуваки, вы сгорели на работе! — Огонек отпустил черную шутку, когда с упоением рассматривал вспыхнувших исовцев. — Не, вы реально сгорели! Ха-ха!

Порывался поднять автомат и прекратить мучения бегающих по полю фигур, но сдержался. Гады должны настрадаться. Хотя бы в последние секунды своего существования.

— Не переживайте, мужики. У меня еще осталось несколько бутылочек для вашего бэтээра.

* * *

— Темновато тут как-то, не находишь?

Андрей и Рахман укрылись в относительно безопасной казарме.

— Слушай, братан, я все понимаю, но, может, ты наконец-то освободишь меня?

— Виноват, шеф. — Рахман достал пузырек с какой-то химией. — Не дрейфь, Рэй, это так, своя метода. Слава одной аномалии. Аккуратно только. — Он плеснул капельку прямо на цепочку. — Вот видишь, братка! — Зашипело, металл начало разъедать. — О как. Осторожно только. Лучше на другое место пересядь, чтоб в это жопой не влезть.

— Спасибо, сраный Уолтер Уайт.

— Держи, — протянул Рахман другу свою фляжку. — Хлебни.

— Как еще эти браслеты снять? — Андрей выпил треть, закашлялся.

— Техник наш, если выжил, снимет. Но об этом потом. Надо пока думать, что делать дальше.

— Дальше? Валить отсюда к чертовой матери. Может, пробиться к командному пункту или арсеналу. Не знаю. Правда. Я в такой жопе раньше не бывал.

— Не бывал? — Рахман даже заулыбался. — Да мы всю жизнь с тобой в такой жопе оказываемся. С самого детства. Ты вспомни, как тебе, кретину, приспичило в ночь переться кататься на великах, а у нас были спущены колеса. И что мы придумали? Лезть в закрытые гаражи, через колючую проволоку, рискуя оставить на этой проволоке свои яйца, чтобы достать из гаража насос. Подождать пару часиков, пока проснется охранник, чтобы открыть ворота, — не судьба была, как видишь. Тут, правда, ситуация не особо смешная, но ладно.

— Зато покатались. И получилось, блин, мини-приключение.

— Ага.

— Знаешь, у меня идея. — Андрей вздохнул. — Пробьемся к ангару, соберем по пути наших, а потом займем его…

— Ангар захвачен. Лучше пробиться к центральному зданию. Многие из нас закрепились там же. Соберем их, а потом уже отправимся отбивать ангар. Кстати, на хрена?

— Это наш последний шанс. В ангаре найдем всю рабочую и уцелевшую технику. Поможем нашим пацанам туда загрузиться. Загрузим и все припасы, все оружие, что сможем спасти. И будем сваливать. Третьего не дано.

— Все замечательно. Только, братан, как мы свалим? Выйдем из ангара — и нас накроют два бэтээра. И капут.

— Попытаемся прорваться.

— Андрюх, хреновая затея. Давай так — к командному центру. Соберем наших и тогда уже решим, что делать дальше. На крыше ангара, я видел, засел гранатометчик. Может, порешим его. И заберем гранатомет. И прикроем отход наших ребят. А потом уже попытаемся прорваться. Мне кажется, это лучше, чем то, что предлагаешь ты. Хотя все равно хреновенько.

— Хорошо, — подвел черту Андрей. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

— Это ты в точку!

— Пошли!

* * *

Задолбил пулемет.

— Да у тебя там что, как в этих ваших говнистых компьютерных стрелялках?! Бесконечный боезапас, а?! — в никуда прокричал Огонек. — Когда же ты прервешься на перезарядку, засранец?!

Деформированные кузова грузовичков, микроавтобусов и джипов, что стояли на улице, превращались в дуршлаги — крупный калибр с легкостью дырявил корпуса и стены, отовсюду сверкали искры, летала пыль и бетонное крошево. Звон — это осыпалось стекло.

Мотор броневика натужно взревел.

Гришка перепрыгнул через наваленные друг на друга мешки с песком и прижался к ним с другой стороны.

Отдышавшись, Огонек схватил свою флягу и отпил немного горячительного.

— Пьем на работе, да? Я что, ирландец? Не! Я круче! Круче! Я, бляха, король этой гребаной Ирландии! — Он тут же заржал. — Ну все, чердак со страху поехал.

Страшно? А как иначе-то? Чертовски, мать его, страшно! Одно неверное движение — и ты кучка говна, размазанная по раздолбанному асфальту.

Адреналин впрыскивался в кровь в бешеных количествах, в висках пульсировала адская боль. От перенапряжения Гришка был готов плюнуть на всех с высокой колокольни и забить на ответственное решение, которое сам же и принял.

Но давать заднюю поздно, да и это не в его стиле.

Транспортер обогнул руины.

— Еще чуток, — кивнул Огонек. — Знаете, что необычного в моих коктейльчиках? Я растворил пенопласт в горючей смеси. Получился такой вот своеобразный самодельный напалм. Облепит все — и поминай, как сучка выводок нарекла. Никто не покинет горящий бэтээр живым. Никто. Так-с, дай-ка, блин, еще глотну. — Выпил еще граммов пятьдесят. — Так, все. Хоккей. Хватит оттягивать неизбежное! — Гришка закрутил крышку и запихнул флягу в карман. — Готов? Да. Да. Да, сука! Хватит бить баклуши и отсиживаться! Пора!

В поле зрения возник один из типов в экзоскелете. Огонек понял, что не успеет вскинуть пистолет и выстрелить первым…

…шальная пуля просвистела у самого уха, опалила его и едва не срезала мочку.

Ударила в мешок с песком, брызнули песчинки.

Огонек, заорав, как пациент психиатрической клиники, начал безумно нажимать на спусковой крючок.

Израсходовал всю обойму, но завалил гада.

— Еще бы миллиметр, — посетовал он, стряхнув грязь со щеки, — и, блин, привет вам, предки!

Пушка БТРа заметалась из стороны в сторону, выискивая цели.

— Давай, Огонек, твой выход.

Прыжок!

Рывок!

Пулеметчик дернул ствол в сторону несущегося анархиста. Но тот, вовремя среагировав, сиганул в траншею. Строительные бытовки, что когда-то служили ночлежками для бойцов группировки, приняли на себя длинную очередь.

Огонек был готов поклясться, что чувствовал жар от свистящих совсем рядом пуль. Клубилась пыль, она накрывала — не продохнуть!

Когда стрелок все же прервался на перезарядку, Гришка вскочил на ноги.

Песчаная завеса, поднятая выстрелами, сыграла на руку.

— Получай!

И метнул коктейли.

Бутылки со звоном разбились. Одна ударила перед машиной, вторая попала в правый бок. Горючая жидкость через технологические отверстия затекла в вентиляцию и моторный отсек.

— Давай-ка! Оставшиеся! Ну-ка!

Огонь объял казавшуюся неприступной единицу боевой техники.

Экипаж не успел предпринять никаких мер.

Повалил дымок.

Пулемет начал изрыгать очереди, но уже беспорядочно.

— Либо добью вас тут всех, либо сокращу вашу численность настолько, что Зона завершит за меня начатое. Вы же не забыли, что Гришка я только за бутылочкой пива? А на поле боя я, сволочи, Огонек. И я припас для вас своих малышек! У меня еще есть! Не обольщайтесь!

И зажмурился от яркой вспышки, что расцвела на том месте, где ехал второй БТР.

* * *

Никита, давно покинувший снайперскую позицию и объединившийся с подоспевшими на выручку бойцами «Удара», прижался к бетонному забору и поднял ладонь вверх, приказывая союзникам остановиться.

Рев движка — свет фар. Мимо промчался «шестьдесят шестой».

Коннор, удостоверившись, что грузовик скрылся, дал отмашку двигаться дальше. Фигуры бойцов скользили вдоль бетонных плит. Рядом что-то взорвалось, и Никита едва успел пригнуться. Садануло по ушам, окатило грязью.

Очухавшись, наемник повел группу дальше.

Вокруг жужжали автоматные очереди, хлестали снайперские выстрелы.

Горело.

Ударовцы зашли противнику в тыл. Отряд из десяти человек удерживал подступы к арсеналу группировки. Еще человек пять заняли оборону в здании, но достать их было легко.

— Чертовы подонки, — прошептал Коннор. — Прорвались за транспортером, выбили тут всех и закрепились. Держат позицию. Грамотный ход, отдаю должное. Давайте, — скомандовал он уже в микрофон.

— Принял, — ответил Чехов, вжав в ухо раковину микронаушника.

Автоматы залязгали затворами. Похоже, исовцы были настолько уверены в себе, что даже не озаботились такой примитивной вещью, как контроль периметра.

— Сейчас! — рявкнул Чехов.

Враги обернулись.

И их экзоскелеты порвало на лоскуты.

Вот и все.

Несколько секунд — и столько прерванных судеб.

— Что-то не вяжется. Не могут элитные бойцы, о которых затирал Малинин, так запросто дохнуть. Да, конечно, они потеряли своего командира, да, они напали дезориентированно. Но, блин, твою мать, а…

«А что, если это обычные искатели? Просто расходный материал? А настоящая боевая мощь — там, в Припяти? — Коннору вдруг вспомнились слова Тумана о том, что в рядах „Изоляционных сил“ состоит множество завербованных сталкеров. — Если так, то сталкеры, особенно без военного прошлого, довольно хреновые бойцы, если уж быть честным».

— Мужики, делаем так. — Коннор прошел мимо трупов. — Вы двигаетесь дальше, действуете по своему усмотрению. Настройтесь на наш канал, предупредите наших ребят о том, что вы пришли помочь. Мало ли что. — Он оценивающе посмотрел на мертвецов. — Только особо не рискуйте! — Прошелся, выбирая того, чей экзоскелет сохранил самый пристойный вид. — А вот мне, мужики, придется рискнуть. — Сорвал с одного жмура шлем. — Этот уцелел. Осталось подобрать костюмчик по размеру.

— Ты что, спятил? — вырвалось у Чехова.

— Есть немного. Что с другими бойцами? — Никита перевел тему. — Вы же к нам не одни завалились?

— Давай, Коннор, зайдем внутрь. Там обсудим, нечего здесь торчать, слишком опасно. — Они вошли в полутемное помещение, свет в котором давали лишь налобные фонари трупов, что сейчас смотрели в потолок. — Мои ребята на подходе, — кивнул Чехов. — Скоро будут здесь. Они свяжутся с нами. Но ты не юли. Я еще раз спрошу. Ты, блин, рехнулся?

— У меня есть идея, как достать гранатометчика. Пока ничего другого в голову не лезет. Они захватили ангар, входы-выходы под наблюдением. Здесь мы зашли легко, потому что эти дебилы не подумали, что кто-то может расхреначить их с тыла. Гранатометчик на позиции, на крыше. Если засекут — от группы не останется и мокрого места. Я постараюсь пройти в открытую. Напялю на себя эти клоунские шмотки. Авось прокатит. Потом завалю хрена с эрпэгэ да перещелкаю всех его дружков. А на закуску — эти два бэтээра. Если хватит снарядов, конечно.

— Ты точно рехнулся.

— Весь мир рехнулся. И уже очень и очень давно. Неужели ты так этого и не заметил?

— Я могу отправить с тобой несколько своих ребят. Для подстраховки. Найдем еще парочку костюмов. И так у тебя будет больше шансов, Коннор.

— Нет. Не больше. Тут либо спалят, либо не спалят. Спалят — утяну за собой твоих парней. Оно мне надо? Да и вы полезнее здесь, на поле боя. Понимаешь, из-за меня и так уже погибло слишком много людей. И большая группа привлечет лишнее внимание. Смотри, они скопом лишь защищают или отбивают какие-то ключевые точки. А так бегают сами по себе, дебилы. Здесь хорошая позиция, Чехов. От их глаз нас скрывают стены, как и от глаз наших ребят. Так вот. К чему я? Я бы что-то заподозрил, если бы к моей позиции перлись несколько бойцов в коцаных экзоскелетах. Одного волка, отбившегося от стаи, заметить труднее. Понимаешь? — Никита ухмыльнулся. — Хотите честно? Я не доверяю никому, кроме себя. В мире нельзя ни на кого рассчитывать. В конце концов, умираем-то мы все в одиночестве.

Ударовцы с подозрением и опаской уставились на Коннора, но тот уже выходил на улицу.

— Арсенал полностью в вашем распоряжении, — бросил он через плечо. — Вы это, берите, что хотите. Вооружайтесь, разрешаю.

И потопал дальше.

* * *

Пресловутый шлем не спасал от звука непрекращающихся, бьющих по барабанным перепонкам пулеметных очередей. Никита скрипнул зубами и опустил раскаленный ствол, от которого вился дымок.

— Никому нельзя верить. Даже тому, кто прикидывается твоим другом, — ухмыльнулся он, сняв шлем и плюнув в сторону десятка продырявленных трупов. — Но, блин, нет, еще ничего не кончено. Почти все, но не все. — Смешок. — Остался последний штрих. — Он откинул ставший бесполезным «Печенег» в сторону.

Подобрав с одного из трупов простецкий «макаров» и пробубнив что-то под нос, он взялся за перекладину пожарной лестницы. Перчатки сразу же испачкались в ржавчине. Никита поднимался долго, мешал жутко неудобный — с непривычки — и тяжелый — тоже с непривычки — экзоскелет.

Выбравшись на крышу, Коннор огляделся.

— Что там случилось? — с ужасом спросил гранатометчик. — Я слышал выстрелы. Черт возьми, кто ты такой вообще?!

Гранатометчик не успел выдернуть пистолет из кобуры. Никита, несмотря на то что еще не привык к костюму, оказался быстрее. Он набросился на врага и, закричав, по рукоять вонзил в его горло лезвие боевого ножа.

— Ты не заслуживаешь этого. — Коннор поднялся. — Но я подарю тебе избавление. — Окуляры шлема разбило выстрелом. — На кой черт вы сражаетесь? Ради кого и ради чего?

Он скинул с себя боевой костюм. Маскировка больше не нужна. Из рюкзака вытянул то, в чем был до переоблачения в экзоскелет. В своем привычном одеянии, потрепанном плаще темно-зеленого цвета, Никита взялся за гранатомет. Перед своей смертью исовец успел зарядить последний кумулятивный выстрел.

Больше снарядов не было.

— И то хлеб. Что ж. Минусанем хотя бы один.

Труба легла на плечо.

— Ну что, родненький ты мой? Давай поработаем. Ух, ни фига, — присвистнул Никита, когда увидел, как один из бронетранспортеров объяло пламенем. — Значит, одного заряда точно хватит. Неплохо, ребята, неплохо. Say «hello» to my little friend!^[3] — И, как и множество раз до этого, положил палец на спуск.

Кумулятивный выстрел ударил в броню.

Людей, прикрывающихся корпусом БТРа, разбросало по сторонам. Боевая машина, подорвавшись, остановилась.

Коннор опустил гранатомет и сбросил с плеча «Винторез».

— У меня больше нет зарядов для «граника»^[4], зато есть полный котелок патронов. А я всегда довожу начатое до конца.

Те, что попытались бежать, остались лежать с дырками в черепе у дымящегося бронетранспортера.

— Миссия выполнена.

Защелкнул еще один магазин.

— Тебе, ублюдок, спасибо, кстати. — Никита отошел в центр крыши, где его не мог никто достать. — За все. — И присел рядом с зарезанным врагом. — Не забуду, как ты мне подсобил. — Он подкурил. — Жаль, что у тебя лишь один снаряд остался. Так-с, ладно. Сейчас надо перекурить быстренько, передохнуть маленько да завалить твоих братанов оставшихся.

Докуривал он с превеликим удовольствием.

* * *

Андрей прыгнул за раскуроченный кузов «Газели». Быстро сменив магазин в «калашникове», Андрей уже в который раз вскинул ставший ему таким ненавистным автомат.

От столовой, что после атаки боевой махины превратилась в нагромождение бетонных плит, ретировались трое парней в экзоскелетах. Андрей прицелился и, задержав дыхание, выпустил длинную очередь. Каждая пуля нашла свою цель. Около анархиста вздыбился грунт, мелкой крошкой посекло кожу. Андрей нырнул под днище грузовика, выронив автомат.

Крупный калибр продолжал вспахивать грязь. БТР остановился неподалеку от мужчины, вжимающегося в траву. Анархист знал, что пулеметчик заметил его. Сейчас он опустит оружие чуть ниже — и хлипкое укрытие, хлипкий остов «газельки», превратится в дуршлаг.

И он останется вечно лежать здесь.

Зачем только велел Рахману бежать к командному пункту? Его помощь бы сейчас оказалась весьма кстати…

Андрея заслепило. Голова загудела, окружающий мир потерял свои краски. Сталкер смотрел на все, как в замедленной съемке.

Выбираясь из-под грузовика, он видел, как погибают люди, покидающие пылающий БТР. Видел, как их тела припечатывает к темно-зеленой броне, которая мигом окрашивается красной кровью. Видел, как люди бьются в конвульсиях. Видел их тщетные попытки избавиться от огня.

И слышал их крики…

— Эй-эй-эй! — издалека, как не из этого мира, крикнули Андрею.

Кто-то схватил его, потянул и закинул его руку себе на плечо.

* * *

Коннору понадобилось десять минут, чтобы добраться до «командного пункта» — именно так называли центральное здание на территории Армейских складов, где оборудовал свой кабинет Рахман.

Наемник заскочил в коридор, молниеносно выхватив дробовик и отправив двоих часовых на тот свет.

Из-за угла послышались крики, а за ними — вспышки светошумовых гранат. Перезаряжать дробовик — терять драгоценные секунды. На бегу выцепив из хватки мертвеца пистолет-пулемет, Никита несколькими очередями перечеркнул фигуры бойцов, что показались из-за угла.

Снова хлопки.

А следом — уже с улицы — огонь из подствольных гранатометов.

Коннор упал пластом, стены содрогнулись, на капюшон посыпалась штукатурка.

— Я понял, — прошипел он. — Я все, сука, понял. Вы, недоумки, рассчитываете на психологическую атаку. Но нет. Просто. Блин. Нет.

Весь путь от ангара до главного сооружения базы «Анархистов» наемник устлал трупами.

И был твердо намерен продолжать.

Спрятавшись в первой попавшейся комнате, Никита принялся ждать. Он выбросил бесполезный пистолет-пулемет и снял с плеча родную двустволку. Перезарядил. Вслушался. Забежавшие в здание исовцы выбивали двери. Одну за другой. Коннор в мыслях нарисовал картинку, считая удары и сопоставляя их с расположением дверей. Так, вот-вот один из этих придурков выбьет дверь той комнаты, где засел наемник. Но обломается, получив в упор заряд дроби.

Приготовившись, Никита положил на пол, прямо под руку, автомат. Больше из оружия у него ничего не осталось, не считая любимого «Винтореза», но в таких стесненных условиях для использования его излюбленного инструмента умерщвления слишком мало маневра.

Обузой тут «Винторез» будет.

Дверь сорвалась с петель.

Два оглушительных выстрела.

Дуплетом.

Человека в экзоскелете пошатнуло, но Никита уже отбросил ружье и, подхватив американскую штурмовую винтовку «М4А1», зажал спуск. Автомат забился в руках, оглашая комнату грохотом. Бойцов позади самого смелого Коннор встретил короткой очередью. Затем, подбежав к дверному косяку, высунул ствол из-за угла и расстрелял остаток магазина.

Забрав у почившего пистолет и разгрузку, Никита рискнул выйти в коридор.

Там никого не осталось.

Больше никого.

* * *

Второй этаж командного пункта сотрясся от взрыва. Рахман, сумевший выжить и объединиться со своими людьми, потер ушибленную макушку и поднялся с холодного, испещренного трещинами пола. Нога ныла, напоминая о недавнем падении с вышки. Он, сильно рискуя, подошел к окну, опираясь на свой проверенный временем и никогда не подводивший его автомат, как на костыль.

— Они обстреляли здание из подствольников. Кто-то забежал, из наших. Наемник тот, похоже. В открытую попер.

— Держим лестницу, — приказал Рахман. — До последнего патрона. Если не вывезем…

— То всем конец, — согласился боец.

Не только Рахмана сбило с ног взрывом — некоторые анархисты тоже попадали на пол. Кого-то даже припечатало к стенке, и сейчас боевик жаловался на боль.

С первого этажа донесся оглушительный грохот — как из дробовика пальнули.

Вслед за грохотом последовали автоматные очереди.

И все стихло.

— Что за хрень там творится?

— Кто-то выжил-таки. Там, внизу. Наш? Мы потеряли первый этаж еще двадцать минут назад. Они точно зачистили его.

— Значит, так. Вы, ребята, вдесятером держите подходы к зданию. В окнах особо не светитесь, не подставляйтесь для снайперов. А мы втроем будем держать лестницу.

Заголосил пулемет.

Анархист яростно жал на гашетку, паля по укрытиям исовцев.

А Рахман застыл в ожидании.

Сюда поднимались.

— Кто идет?! Отзовись — или стреляю!

— Я это! Коннор! — Рахман узнал голос Никиты — немногословного наемника, что помог вскрыть ложь Малинина и положить конец вражде «Удара» и «Анархистов». — А чего на первом вас не было? Чего мне всю грязную работу делать?!

— Ты пошуткуй там еще!

— Хоть не стреляйте, а?! Вроде как я теперь с вами.

— С тобой больше никого?

— Не, никого. Я всех порешал. Сейчас покажусь.

* * *

Андрей споткнулся, но Огонек, схватив его за локоть, не позволил напарнику упасть.

— Благодарю, — сорвалось с губ Рэя. — Уже в который раз.

— Все еще не можешь забыть, как я прикрыл твою задницу во время нашей обороны от «Удара»? — Огонек ухмыльнулся. — За мной! — Они вместе забежали в укрытие. — И не забывай, к слову. Помни крутых парней. И то, что эти крутые парни для тебя сделали, Андрейка.

— Если ты сейчас же не заткнешься, презренный поджигатель, я тебя сам пристрелю.

— О! Узнаю прежнего Андрейку, мудака неблагодарного!

— Спасибо.

— Та не за что. А дальше-то что делать будем?

— Их уже совсем немного осталось. Думаю, наши пойдут к командному пункту. Там и скооперируемся, а потом направимся в ангар, где разобьемся на группки и начнем методично расчищать те точки, где еще дрочатся остатки исовцев. Это в идеале, а в реальности — хрен его знает, по ситуации разбираться будем.

— Тогда чего мы тут сиськи проветриваем? Погнали!

— Погнали. Чего не погнать-то?

Андрея проняло, когда поджигатель хлопнул его по плечу.

Кто все же ближе?

Старый друг?

Или верный брат по оружию?

Ведь это Огонек увел его из-под обстрела. Это он вытащил его из-под «газельки». Это он подоспел на выручку, когда рядом раздался снайперский выстрел. И это он не позволил ему сейчас упасть. Он, а не Рахман, который только и ждал благословления друга, чтобы кинуть его в одиночестве.

Примечания

2

«Коробочка» — БТР на армейском сленге.

3

Скажи «привет» моему маленькому другу (англ.).

4

Гранатомет на сленге.