Пьем до дна

Артур Лео Загат, 1937

В глубокой чаше между Гейдельбергскими холмами раскинулось озеро Ванука. У него нет ни притока, ни истока, и его глубину никогда не измеряли. Геологи говорят, что, когда растаял Великий Ледник, его воды заполнили здесь невероятно глубокую впадину. Это было пятьдесят тысяч лет назад. Под спокойной гладью озера скрывается другой мир, населенный маленькими людьми. Эти люди живут вечно и не знают, что такое болезни и смерть. Раньше они единолично владели Землей и теперь хотят вернуть ее себе обратно. Археолог Хью Ламберт оказывается втянут в безмятежные глубины озера и узнает о зловещем плане покорения Верхнего мира.

Глава II

Продолжение рассказа Хью Ламберта

После этого время сливается. Все, что я делал, становится неопределенным, хотя, должно быть, я делал все правильно, потому что никаких жалоб не было. Я вспоминаю в эти дни только картины суетливого лагеря, и всегда рядом со мной Эдит Норн, она смотрит на меня, всегда смотрит на меня, и выражение тревоги в ее глазах усиливается.

Но я слишком отчетливо помню ночи. Помню, как следит за мной вождь маленьких людей на темных тропах в лесу, подсматривает в окна моей спальни, как я мечусь на кровати без сна. Он больше не прячется. У меня прекрасная возможность наблюдать за его лицом стервятника, словно вырезанным из большого куска какой-то темной древесины. Я знаю, как выглядит это миниатюрное, в фут длиной, тело, одетое в какую-то плотно облегающую сверкающую ткань, похожую на гибкий металлический шелк.

Теперь я знаю, что вижу его только я. Однажды вечером он стоял прямо передо мной и Эдом Хардом, и Эд его не видел. Я едва не указал на него, но вовремя остановился, вспомнив, что это маленький человек — всего лишь результат моего воображения.

Я должен уйти от него. Должен уйти от лагеря. Когда между мной и озером Ванука будет расстояние, я излечусь. Но я должен остаться. Должен закончить свою работу.

Наконец наступила среда. Чемоданы мальчиков грудой лежали в лагере, ожидая грузовиков. Закончился прощальный банкет — длинный кошмар из речей, песен и приветствий, и я почти убежал в свою комнату за офисом, чтобы собраться. Это последняя ночь, билось у меня в голове, самая последняя. Завтра утром я уеду в Олбани, и озеро Ванука станет прошлым.

У меня дрожали руки, когда я подтащил свой чемодан к стене, открыл шкаф и начал доставать из него аккуратные стопки и укладывать их в чемодан. Теперь, после того как мы закончим подводить итоги лагеря, я смогу поговорить с Тони Вагнером о новой экспедиции в Месопотамию.

Но что это? Я возле шкафа, но я ничего не достаю из него. Напротив, я что-то в него укладываю. Укладываю свои брюки хаки на полку, где их место. Но ведь эти брюки я прежде всего положил в чемодан! Чемодан — я повернулся к нему — пуст!

Я сначала заполнил его, а потом опустошил! Я не уеду завтра. Озеро меня не отпустит.

Я был одержим озером. И знал, как от этого избавиться. Неожиданно я понял, как излечиться. Я сторонился его, сторонился мыслей о нем. Это было ошибкой. Если я спущусь к нему, остановлюсь на самом берегу и посмотрю прямо в этот жуткий свет, сражусь с этим адским притяжением и преодолею его, я сразу и навсегда освобожусь.

Я повернулся, вышел из офиса и пошел через лес к северному концу озера Ванука. Кто-то заговорил со мной. Боб Фальк, он снова патрулирует. Я почти весело ответил ему, что иду попрощаться с озером. Потом миновал его и вышел на берег, посмотрел на светящийся круг, который был теперь у самого берега.

— Я здесь», — сказал я. — Делай, что хочешь.

Что-то прыгнуло на меня. Прямо из воды прыгнуло и окутало ослепляющим фиолетовым свечением!

Показания Роберта Фалька, аспиранта инженерного факультета

Колумбийского университета

Штат Нью-Йорк

Округ Нью-Йорк

Город Нью-Йорк

Роберт Фальк, приведенный к присяге, показал следующее:

29 августа 1934 года я работал старшим воспитателем лагеря Ванука для мальчиков и находился в ночном патруле. Примерно в двенадцать пятнадцать я видел мистера Хью Ламберта, директора лагеря, и разговаривал с ним. Он спускался по холму к озеру и сказал что-то странное о прощании с ним.

Мой маршрут проходил вдоль северной границы территории лагеря. Поскольку говорили о бродягах, слоняющихся возле лагеря, я был бдителен. Деревья здесь растут редко, ярко светила луна, и я уверен, что увидел бы мистера Ламберта, если бы он возвращался.

Примерно через полчаса я спустился на берег, чтобы поговорить с ним. Его там не было.

В густой высокой траве, которая подходит к самой воде, я нашел его одежду. Одежда не была снята обычным путем. Это было невозможно. Потому что все было вывернуто наизнанку, как было одето, и все пуговицы, все пряжки были застегнуты.

Я подписываю свои показания 10 декабря 1936 года.

(подписано) Роберт Фальк

Продолжение рассказа Хью Ламберта

Фиолетовое свечение почти сразу исчезло, и я оказался в полной темноте, борясь с грубой тканью, наброшенной на меня. Моя голова нашла отверстие в этой ткани. Я выбрался из покрова и встал на ноги.

Ноги болели от соприкосновения с большими камнями. Я был там, где никогда раньше не был. Я был в лесу. Скорее в джунглях, но ни один человек не видел такие джунгли. От крупных частиц почвы поднимались стебли, разные по высоте, от моего роста до пятидесяти футов. Это были не древесные стволы, но большие жилистые оболочки из растительного волокна. Более короткие расплющивались кверху, а потом сужались до острого конца. От более высоких ближе к концу отходили стебли.

Некоторые из этих стеблей ветвились, другие превращались в палки, похожие на дубинки длиной с рослого человека. Листьев не было, но были плоды, какие могут расти на какой-нибудь далекой планете, но никогда на земле.

Одни в форме слезы, покрытые короткими волосами и с острием, выходящим из узкого конца. Другие — продолговатые чаши, покрытые белыми волдырями и жесткими волосами. Третьи…

Нет смысла описывать их все. Достаточно сказать, что этот кошмар залит кошмарным фиолетовым свечением. Достаточно, чтобы я дрожал не только от столкновения с этими безумными декорациями, но с холодом, который, как лед, касался моей кожи.

Моей кожи! Я совершенно обнажен! Никакой одежды, нет даже бинтов на руке и ноге, ничто не закрывает меня.

Я воспринимал все это: невероятные джунгли, мою обнаженность — не по порядку, а единым, как молотом, ударом по сознанию. Но тут краем глаза я уловил движение слева и повернулся. Я пригнулся, стиснув зубы, и с инстинктом, заложенным в костях человека и заставляющим искать оружие, схватил камень.

В пяти шагах от меня лежала змея, пяти дюймов толщиной и длиной в рослого человека. Ее тупая безглазая голова была чуть приподнята, как будто змея обнаружила меня только по запаху и теперь медленно соображает, то ли забыть обо мне, как о недостойном внимания, либо наброситься на меня.

Опыт научил меня, что дикие животные, млекопитающие или рептилии, редко нападают на неподвижные существа, если не охотятся за пищей. Я заставил свои мышцы застыть — впрочем, они и так были напряжены — и, затаив дыхание, ждал решения чудовища.

Если оно набросится на меня, я брошу камень и отскочу в сторону. Да. Но это в лучшем случае будет один шанс на тысячу. У меня были основания знать, что большая змея неуязвима ни перед чем, кроме выстрела из слоновьего ружья; я знал также, что змея способна двигаться со скоростью молнии.

Я ждал… Волоски на шее поднялись от чьего-то злобного взгляда, от угрозы, по сравнению с которой змея ничтожна.

Какое-то шестое чувство заставило меня посмотреть вверх. Надо мной в воздухе, по-видимому, без всякой поддержки висела тварь, в гигантском теле которой были все ужасы, на какие способно воображение человека.

Тело диаметром в два фута круглое и покрыто фиолетовой шерстью. У него восемь ног с двумя суставами, длинней отвратительного торса, с которого свисают. Но вершина ужаса — его голова, из которой выступают острые клыки; из громадных глаз глядят черные огни ада.

* * *

В тот момент, когда я его заметил, чудовище собралось и прыгнуло на меня. Мышцы моих ног взорвались и отбросили меня в самое последнее мгновение для защиты; я вылетел из леса и оказался на поляне, покрытой неровными камнями. Волна накатилась на камни и обдала меня брызгами.

Чудовище не последовало за мной, и я потерял из виду змею. Я дико осмотрелся.

Только кисть Доре могла бы описать эту сцену. Я был крошечной мошкой в сердце невообразимо огромного пространства, насыщенного фиолетовым свечением; это не был свет, исходящий из одного источника; светилась сама текстура и позволяла видеть окружающее. Передо мной тянулись бескрайние бушующие воды.

За мной джунгли, а за ними поднимался какой-то темный пурпурный барьер. Барьер был с обеих сторон от меня, он изгибался, и я чувствовал, что где-то бесконечно далеко, в мирах от меня, его стороны соединяются.

Барьер уходил вверх миля за милей, лига за неизмеримыми лигами, и мое сознание не могло справиться с такой грандиозностью. Он был так высоко, что небо находилось не над ним, но было скреплено с его бастионами; только это сводчатое небо было черным, и на нем виднелись знакомые яркие звезды созвездий знакомого мира.

Я увидел созвездие Лебедя, а прямо под ним барьер превращался в вершину, и эта вершина была мне знакома. Я много раз смотрел на нее из лагеря Ванука. Каким-то невероятным, совершенно необъяснимым образом этот пейзаж иного мира располагался на том же месте, что и лагерь Ванука!

— Хьюламберт!

Я повернулся, услышав низкий голос, произносящий мое имя как одно слово. И увидел человека, стоящего на берегу, расставив ноги, и глядящего на меня. Непропорциональное тело этого человека укутано в облегающее одеяние из какой-то металлической ткани, блестящей, как шелк. У человека темное худое лицо с ястребиным носом и глазами стервятника. Это лицо из моих снов. И лицо маленького человека, который ночь за ночь преследовал меня в лагере.

Но он был того же роста, что и я!

— Кто… кто ты такой? — тупо спросил я, и пальцы страха сжали мне горло.

— Ванарк, — ответил низкий голос. Он горизонтально протянул перед собой левую руку, расставив пальцы, так что я смог увидеть перепонку между ними, и сказал то, что мне еще много раз придется услышать: — Гор Сура.

Странно, но я, словно не по своей воле, тоже протянул руку и ответил:

— Гор Сура.

Ответил машинально. Мой мозг не участвовал в произнесении этих слов. Он был ошеломлен неожиданным открытием.

Маленький человек не стал ростом с меня. Это я стал маленький, как он. Каким-то невероятным волшебством я уменьшился до двенадцати дюймов. Все сразу встало на свое место. Огромный барьер — это горы, окружающие озеро Ванука. Гигантские джунгли — высокая трава на берегу озера. Змея — земляной червь, а чудовище, которого я едва избежал, — паук. А это безграничное ревущее море — само озеро.

— Идем, Хьюламберт», — сказал Ванарк, опуская руку. — Надевай это, и идем.

Я машинально взял у него темный сверток, так же машинально, как ответил на необычное приветствие, повиновался его приказу. Это был какой-то внутренний приказ, но более сильный, снова призыв озера, которому я противился так долго и так безуспешно. В этот момент у меня не было своей воли. Только какая-то чужая внешняя воля, в ответ на которую я двигался.

Как только я взял сверток, он развернулся, и я увидел, что это такое же одеяние, как у него. Я оделся, вставив ноги в отверстие для шеи; каким-то образом я знал, что так нужно надевать этот костюм. Материал покалывал, как живой, и костюм, словно разумный, плотно охватил мое тело.

Надев костюм, я встал и, подражая Варнаку, натянул на голову капюшон, прикрепленный у меня за шеей. Капюшон полностью охватил голову и слился с окружением шеи; соединение получилось без малейшего шва.

Затем, повинуясь той странной силе, которая подавила мою волю, я вслед за Ванарком пошел в море.

Я мог видеть сквозь ткань и дышать через нее. Мог дышать, даже когда волна полностью покрыла меня. Казалось, ткань костюма способна, как рыбьи жабры, извлекать кислород из воды!

Вторая волна сбила меня с ног. Я поплыл — но перестал двигать руками, увидев, что Ванарк неподвижно лежит на поверхности. Неподвижно — относительно его конечностей. На самом деле он скользил в воде, не делая никаких усилий.

Я держался за ним, понимая, что меня тянет какая-то сила, которую я могу почувствовать только по ее действиям. А она тянула меня все быстрей и быстрей.

Я находился под поверхностью! Я опускался прямо в неизмеримые глубины озера Ванука. Не тонул. Просто все быстрей погружался, а передо мной и подо мной была все время смутная укороченная фигура Ванарка.

В Южных морях я нырял за жемчугом до глубины в двадцать фатомов [Фатом — морская сажень, 6 футов или 1.89 метра. — Прим. пер.]: это самая большая глубина, доступная незащищенному человеку. Но это было не ныряние, а стремительное падение в водную пропасть, неизмеримую и страшную.

* * *

Грандиозный спуск продолжался бесконечно. Я сознавал, что опускаюсь с такой скоростью, что нельзя сказать, что я тону; я опускаюсь прямо на дно глубокой подводной долины в милях от поверхности. В необычном фиолетовом свечении, пронизывающем эти адские глубины, куда никогда не доходит луч солнца, я видел под собой неясную фигуру Ванарка, всегда подо мной. Я даже сознавал, что расстояние между мной и всем, что мне знакомо, непрерывно увеличивается.

Конец ознакомительного фрагмента.