Рейтинг-ноль

Артем Каменистый, 2022

Два года я думал лишь о том, как бы подобраться к этому месту. Мой Великий План, все его сложнейшие этапы – это лишь ступеньки лестницы, ведущей к главному. К двери. Это особая дверь. За ней я наконец получу то, что сделает меня не просто сильным, а главной силой этого мира. Ладно, это я, наверное, слегка загнул. Ну а что, и помечтать нельзя? К тому же дверь сейчас не просто закрыта, она для меня недоступна. Чтобы к ней подобраться, придется постараться. Увы, но доступ к заветному месту за деньги не купишь. Тут потребуется особое платежное средство – баллы, получаемые в рейтинговой гонке.

Глава 3

Первый сосед

Бытовые вопросы в попавших в мои руки книгах либо вообще не освещались, либо освещались поверхностно и далеко не полностью. Из куцых обмолвок я вынес в том числе и то, что ученики не живут поодиночке. Поэтому, переступив через порог, удивился разве что количеству коек.

Целых пять штук. Да, помещение немаленькое, сюда и два десятка можно запихнуть, но даже при столь солидных просторах полдесятка — многовато для такого случая. Попахивает казармой, а не обителью представителей самых уважаемых семейств Равы.

Ну да ладно, могло быть и хуже. Да и не такой уж я индивидуалист, как-нибудь четверых соседей стерплю.

Также в комнате располагался здоровенный стол в окружении неудобных на вид стульев, коих тоже оказалось пять. Остальные предметы обстановки не выделялись размерами и ютились у стен да по углам.

Койку назначать не стали. Слуга молча привел к двери, поклонился и оставил меня в одиночестве. Даже дверь за собой прикрыл. И если на этот счет нет какого-нибудь жестокого правила, созданного для штрафования тех торопыг, которые прибывают первыми, у меня есть возможность выбрать лучшее место.

Долго раздумывать не пришлось, потому что с порога в глаза бросился, бесспорно, самый привлекательный вариант. Расположение тут простое: по две койки в линию у боковых стен и одна у единственного окна. Причем она стоит не строго под ним, а сбоку, почти в углу, дабы лежащий не страдал из-за сквозняков. Получается, всякий входящий прекрасно видит ближайших спящих учеников, но вдали свет, льющийся из тонкого слюдяного стекла, мешает с такой же легкостью разглядывать меня. Плюс угол высокой спинки последней в ряду койки и стол по центру частично скрывают мое месторасположение.

Да, бесспорно, лучший вариант.

Помимо койки каждому ученику полагалась прикроватная тумбочка, оружейная стойка, шкаф и запирающийся на ключ сундук. Замок самый примитивный, не требуется обладать хитрыми навыками, чтобы справиться с таким менее чем за минуту. Не более чем символический запор. Однако мне с моими скрытыми вместилищами о сохранности самого ценного имущества беспокоиться не приходится.

Первым делом отправил на стойку меч из Первохрама, затем туда же последовали кинжал, дорогой лук, купленный по пути к столице, и сдвоенный колчан с разными видами стрел. Туда же пристроил доспехи, тоже из Первохрама. Их починил доверенный ремесленник мастера Тао, поднявшийся к нам на гору в последние дни обучения. Весьма вовремя в гости наведался. Кольчуга теперь не выглядела новенькой, но и не тянула на имущество человека, недавно прошедшего через ожесточенное сражение.

Некоторые намеки на детали биографии приходится скрывать. Они могут вызвать нежелательный интерес к моей личности.

Покончив с остальными вещами, я замер, не зная, чем заняться дальше. Кое-какие детали, примеченные по пути, и обмолвки от «комитета по встрече», подсказывали, что покидать жилой корпус ради обследования территории в данный момент нежелательно. Понятия не имею, что тут за порядки, нарываться на штрафные баллы не хочется.

Достаточно того, что у меня уже в запасе не сотня, а девяносто девять. Да-да, «тест на каллиграфию» я провалил. Старался изо всех сил и, на мой взгляд, справился с несложной задачей прекрасно. Однако не угадал — единицу сняли.

Проклятые книги! Об этом испытании в них ни слова, ни намека. Знал бы, открыл навык «каллиграфии» заранее и потренировался. Он пассивный и простой, вроде банальной «железной кожи». Стартовые трофеи на него имеются, они мне два года частенько сыпались, когда начинал что-нибудь писать, да и в других ситуациях перепадали. Но всегда считал, что лучше приберечь место для чего-нибудь полезного.

Я ошибся. И эта ошибка стоила мне балла.

Мелочь, но неприятно.

Итак, выходить нежелательно. Но чем же тогда заняться?

Вспомнив, что ночь не спал, да и в предыдущие не сказать, что полноценно отдыхал, я решил это наверстать. Да-да, самый первый день пребывания в Стальном дворце начал с того, что испытал удобство койки.

И сразу понял, что с удобствами тут не очень. Тонкая простынка на досках, обитых почти таким же тонким войлоком, а поверх нее разложено отнюдь не пышное одеяло. Тут странный микроклимат, несмотря на южное лето, здесь за толстыми каменными стенами ощутимо прохладно. Ночью температура упадет еще ниже, так и до холода недалеко. Мне, привычному к лишениям лесовику, это не страшно, а вот более изнеженным ученикам придется несладко.

Совесть моя чиста, поэтому задремал тут же, а там и отключился. Даже сон начал сниться, как я вывел цифру «сто» столь красиво, что сам изумился. Мастер-каллиграф, приглядывавший за процессом, так восхитился моим почерком, что добавил не один, а два балла, после чего попросил написать «сто два». Я, естественно, написал это не менее прекрасно, за что получил аналогично рекордную прибавку.

На этом, естественно, не остановился, баллы так и сыпались попарно раз в минуту. Вскоре их набралось столько, что, даже задуши я у всех на виду мастера-каллиграфа и станцуй голым на его трупе, до нуля вряд ли снимут. Что-то обязательно должно остаться.

И вот, когда счет пошел уже за девятую сотню, дверь распахнулась.

Сон лесовика чуток. Я тут же пробудился, но вскакивать не торопился. Тот, кто заглянул в комнату, успел увидеть, чем я занимаюсь: не так уж качественно скрыта койка. Неплохой вариант сделать вид, что меня из пушки не поднимешь, а это считается верной приметой наличия чистой совести.

Чем чище совесть, тем ты менее интересная мишень для любопытных.

А мне нельзя быть мишенью.

Расслышав удаляющиеся шаги, я уловил в них знакомые нотки. Похоже, по коридору уходит тот самый слуга, который меня сюда привел. Также уши уловили звук дыхания, выдающий присутствие еще одного человека. И он находится где-то в районе дверей.

Все понятно — первый сосед пожаловал.

Вскакивать с приветствиями я не торопился, лишь чуть-чуть повернул голову, имитируя движение во сне. Еле-еле приоткрыл глаз, уставившись на оружейную стойку. Меч я не просто на нее повесил, я перед этим чуть вытащил его из ножен, зафиксировав в продуманном положении. Несколько сантиметров полированной стали превратились в зеркало, направленное под правильным углом. Если посмотреть на него под нужным ракурсом, зоркий глаз способен увидеть то, что происходит у дверей.

По счастливому стечению обстоятельств я как раз один из обладателей острого зрения и потому легко разглядел фигурку первого соседа. Качество картинки оставляет желать лучшего, детали не понять, но сложилось впечатление, что человек столь же молод, как и я, но в отличие от меня откровенно растерян, явно не уверен в себе. Вообще не шевелится, будто не понимает, что ему предпринимать дальше.

Поднявшись, я сел, неспешно обернулся, уставился на вошедшего. Да, действительно не взрослый (что неудивительно). Даже моложе меня, скорее всего. Больше четырнадцати лет не дашь. Невысокий подросток субтильного телосложения. Белобрысая прическа в живописном беспорядке, непослушные вихры топорщатся во все стороны. Черты лица столь тонкие, что, надень на него девчачью одежду, и никто в нем парня не заподозрит. Ярко-синий цвет правого глаза намекает на благородное происхождение. Светло-карий левый при этом смотрится неестественно, но ничего удивительного в этой разнице нет — гетерохромия нередкое явление даже у самых чистокровных аристократов.

Традиционный равийский меч на поясе — янь. Древний, но неустаревший, широко распространен в южных провинциях, да и в прочих охотно используют не только ради церемоний. Правильнее, наверное, называть его палашом из-за едва заметной кривизны и почти неизменной ширины по всей длине при сплошной заточке на одной стороне клинка и частичной на другой. На рукояти поблескивает ярко-синий самоцвет. Даже с такого расстояния я заподозрил, что невеликий размер камня вовсе не означает, что цена его такая же невеликая.

Меч, если говорить прямо, в любом случае дешевым оружием не считается. В мире, где для войны используются металлы с необычными свойствами, с клинком из дурного железа жить будешь до первого боя. Но по этому образчику можно сказать, что это не просто полноценный клинок, это очень дорогая вещь.

Другого оружия на виду нет, зато на полу стоят два солидных дорожных баула, в которых можно разместить много чего интересного.

Неотрывно глядя на меня, паренек нервно произнес:

— Здравствуйте… Ой, здравствуй. Извини, что разбудил. Меня зовут Тсас… Тсас из семьи Багго. Я тут тоже учиться буду.

— Здравствуй, Тсас, — ответил я. — Не извиняйся. Я Чак из семьи Норрис, и теперь мы с тобой соседи. Выбирай любую койку, пока остальные не подтянулись.

Два раза повторять не пришлось. Тсас, чуть поколебавшись, занял одну из коек слева от дверей, ближайшую ко мне, и принялся возиться с вещами.

При этом, запинаясь, спросил:

— Слушай, а почему Чак? Кто он? И что за семья Норрис?

— Вообще-то здесь не принято выспрашивать такие подробности, — ответил я, не будучи до конца уверенным, что это действительно строжайше не одобряется.

Кто знает, не врут ли книги в этом вопросе. Да и расплывчатые указания от встречающих мастеров надо воспринимать с оглядкой.

— Извини, — совсем уж потухшим голосом произнес Тсас. — Но ведь это ненастоящие имена и семьи. Все говорят, что тут принято выбирать имя из старых историй. Тсас — это великий герой Второй Темной эпохи. Он победил морских чудовищ, которые жили под камнями у мыса и не пропускали корабли в Северное море. А Багго — это его семья. Разве не слышал про них? А я вот просто никак не вспомню, что за Чак и что за Норрисы. Я вовсе не имел в виду твое настоящее имя и твоих родных. Еще раз прошу прощения за то, что ввел тебя в заблуждение.

— Да все нормально, проехали, — отмахнулся я. — В далекой древности Чак из семьи Норрис был великим охотником. А у нас истории про героических охотников почему-то непопулярны.

— Я действительно не припомню великих охотников, — признал Тсас.

— Вот-вот, об этом и говорю.

— Надеюсь, твой Чак был достаточно велик.

— Еще как, — кивнул я. — По величию он вне конкуренции. Нормальные дети в детстве спят с мягкими игрушками, а Чак спал с воплощением Некроса.

— Разве такое возможно? — с недоверием уточнил Тсас.

— Для Чака из семьи Норрис возможно, он ведь и сам на одну восьмую Некрос. — И, выждав, пока Тсас переварит столь лютую дичь, я добавил: — Нет, ты не подумай, Чак не родственник порождения Хаоса. Просто однажды он съел Некроса.

— Так же нельзя… — растерянно пробормотал сосед.

Я на это только улыбнулся:

— Тебе нельзя, а Чак может все. Абсолютно все. Однажды он зарубил сорок самых страшных лесных разбойников, а после этого вытащил меч из ножен и зарубил еще пятьдесят. Если надо похлопать в ладоши, он хлопает одной рукой. Если нужно подраться, он сжимает в кулак пальцы на ноге, а потом лупит с разворота в голову. Если Чаку хочется поесть масла, он бьет корову ногой с разворота, и масло из нее вываливается. Знаешь, почему Хаос перестал устраивать глобальные вторжения? Потому что больше всего на свете боится вторгаться в мир Чака. ПОРЯДОК, прежде чем появиться в Роке, спросил на это разрешение у Чака. Во время грозы Чак бьет молнию. Чак лучший охотник всех времен и народов, но при этом никогда не ходит в лес на охоту, потому что слово «охотиться» подразумевает возможность неудачи. Нет, Чак ходит в самую страшную северную Чащобу, чтобы убивать. Для Чака любовь — это нежелание убить. Получается, мы с тобой живы только потому, что Чак нас любит. Ты вот в детстве мечтал стать Тсасом из легенд, а Чак мечтал стать Чаком. Змеи не кусают Чака, они боятся отравиться.

Я задумался. Что бы еще вспомнить из в высшей степени правдоподобных баек про ужасающего и всемогущего Чака Норриса? Давненько меня отлучили от информационного пространства, где можно ознакомиться с материалами его героической биографии. Многое подзабыл, да и не все истории адаптируемы к реалиям Рока.

Но вспоминать не пришлось. Тсас выглянул из-за створки своего шкафа и неуверенно улыбнулся:

— А… я понял, это ты шутишь. Смешно.

Я сделал большие глаза и прижал палец к губам:

— Всем, кто смеется над фактами из жизни Чака Норриса, надо делать это беззвучно.

— Ладно-ладно, я уже понял, что он очень страшный. Слушай, Чак, а ты здесь первый раз учишься?

— Угу. А ты?

Вопрос риторический, возрастом Тсас до второй попытки явно недотягивает.

— Да, первый, — предсказуемо ответил сосед. — А ты случайно не знаешь, где у них можно поесть?

Я пожал плечами:

— Без понятия, но вряд ли нас собираются морить голодом. Потерпи, не советую устраивать поиски еды. Тут не все понятно с порядками, могут еще балл снять, если начнешь шастать.

— Еще балл? — удивился Тсас. — Но с меня ничего не снимали.

— Ты разве не сам писал цифры на именной доске?

— Сам. Но ничего не сняли, мне даже добавили балл. Мастер-каллиграф похвалил меня за красоту цифр. Сказал, что у меня хорошие задатки. И я дописал снизу единичку, за которую он тоже похвалил. Но вторую уже не дал.

— Вот ведь гадство… а с меня снял, — горестно выдал я. — Не успел начать учебу, а уже девяносто девять.

— Ты что, не смог «сто» нормально написать? — недоверчиво уточнил Тсас.

— Угу. Не смог. Никогда не увлекался красивыми завитушками.

— Зря не увлекался. Вот меня этому учили с пеленок. Три урока каждую неделю. Знаешь, это ведь не самые плохие уроки, ведь польза от них есть. Благородный человек должен уметь писать благородно. Ведь строки, им оставленные, должны даже неграмотным показывать суть благородства.

— Давай уже попроще, — скривился я. — Скажи, что я баран, который забил на каллиграфию и из-за этой ерунды потерял балл.

Тсас замотал головой:

— Нет, что ты, я такое не говорил. Извини.

Теперь уже я головой покачал:

— Тсас, я здесь впервые, мало что знаю, но в одном уверен точно: если извиняться перед каждым за всякое слово, можно проблемы нажить. Слышал, что у ворот говорили? Просили вести себя проще. Мы здесь все равны. Все в одинаковом положении. Не надо откровенно грубить и оскорблять, и не придется извиняться. И поменьше красивых слов друг с другом. Мы здесь почти на год заперты, если раньше не выгонят. Даже спать в одной комнате придется. Разницы между нами не делают, происхождение здесь ничего не значит, болтовня не одобряется. Так что нет смысла разводить лишние церемонии.

Сразу видно, что Тсас от природы застенчив и не уверен в себе, несмотря на происхождение. Можно поспорить на хорошую сумму, что он либо младший сын кого-то из верхушки клана, либо родился во второстепенной, но достаточно приличной ветви серьезной семьи. На отпрыска зажиточного простолюдина совершенно не похож. Да, точно я это знать не могу, но многое подсказывает — происхождение у него аристократическое, однако далеко не впечатляющее.

Постепенно Тсас начал привыкать к новому знакомому. Разговорился, но при этом ничего интересного не сообщил. Он, как и я, помнил, что трепаться на тему происхождения нельзя, поэтому то и дело обрывал себя на полуслове, чтобы даже не намекнуть на то, откуда прибыл. А так как его то и дело сносило на тему семьи и детства, прикусывать язык приходилось частенько.

В общем, я из него ни капли новых знаний не выжал.

Тем временем наступил полдень, и вновь появился слуга. Нет, не нового соседа привел, он пригласил нас проследовать на обед.

Питаться ученикам полагалось на улице, за линией корпусов. Там, в окружении хозяйственных построек, скрывалась круглая площадка, заставленная в шахматном порядке навесами, под которыми располагались длинные узкие столы с простыми скамьями по обе стороны.

Ни намека на роскошь, но это можно сказать лишь про обстановку. Слуга показал нам наш стол, после чего застыл рядом, сложив руки по швам. Другие слуги принесли подносы с едой, и вот она-то оказалась безрассудно роскошной. То есть, несомненно, благородной. Такую трапезу положительно оценят даже самые взыскательные благородные особы.

Тсас, круглыми глазами пробежавшись по содержимому нескольких маленьких тарелок и кувшина, изумленно выдал:

— Чак! Ты вот это видел?! Зубатый вайский карп в соусе тарато! Где достали? Как довезли, ведь он в бочке быстро дохнет, а севернее Гросса не живет. А вот отбивная из мраморной вырезки пилозуба. Вот суп с нойскими креветками, грибами пассо, листьями макко и стеблями молодого вассиса. Глянь, на гарнир у них тушенные в соке тмира бобы шая. Чак, да тут же сплошные специи! И как много, мне столько не съесть. Очень дорогие специи! Видишь? Да это ведь жгучий хатчис на приправу! Чак, да один его стручок стоит как жеребенок породистый!

— Преувеличиваешь, — флегматично заявил я, раздумывая, с чего бы начать.

Стол действительно богатый, глаза разбегаются. Все выглядит вкусно и пахнет тоже ничего, но куда столько девать?

Тут потребуется желудок размером с ведро.

— Ну ладно, извини, немного преувеличил, — не стал возражать Тсас. — Но все равно очень хорошо кормят. Это ведь, наверное, в честь первого дня, да?

Я покачал головой:

— Тсас, оглянись. Ты тут видишь признаки праздника? Я тоже не вижу. Всем плевать на первый день, здесь просто принято так кормить. Только не торопись благодарить Стальной дворец за великую щедрость. Мы не с помойки сюда заявились, мы дети лучших семей Равы. Кормить нас почти год кашей для простолюдинов — это означает ослаблять параметры ПОРЯДКА. Такое учение никто не назовет элитарным, поэтому едой обделять не станут. Деньги в таком месте не имеют значения.

Конец ознакомительного фрагмента.