Хроники Бальдра. Творение рук человеческих

Артем Белов

Далекий Бальдр – планета-рай; чудо природы, убаюканное богами. Всезнающие Бледные смотрят с небес на гордых людей – преданных слуг космоса. Желания богов должны быть выполнены – но какой ценой? Юному Верманду предстоит узнать немало секретов, прежде чем он поймет, что в человеческой жизни действительно важно, и когда нужно обратить меч против самой Вселенной.

Глава третья

Фрагмент электронного письма исполнительному директору компании «Доступная Вселенная» от общества по защите прав человека: «Уважаемый В. Е. Берг, уведомляем Вас, что постановлением суда от 12.03.2251 в ближайшее время будет назначена проверка Ваших лабораторий на соблюдение прав подопытных, в том числе животных. Причиной нашего обращения в международный суд стали многочисленные тревожные новости о Вашем полигоне передовой экспериментальной науки (в дальнейшем — Бальдр) и подтвержденные различными источниками сведения о жестоком обращении с людьми, а также проведение Вами экспериментов, требующих письменного согласия испытуемого, что невозможно ввиду неразвитости общества, из которого отбираются кандидаты».

Времена изменились. Теперь, чтобы исполнить волю богов, требовалось немалое терпение и смелость — некоторые колдуны добровольно отдавали пульты, отказываясь от магических сил, лишь бы только не ходить в отдаленные селения. Сверр все чаще хмурился и запирался в хижине, а я никак не мог понять, почему. Пять лет улетучились вдаль, просочились, как песок сквозь пальцы. Через два месяца меня ожидала встреча с Бледными у великого Оракула; к счастью, я уже решил, что избрал верный путь. Меч и щит, да резной трон — вот, что меня ждет в будущем. Несмотря на долгий срок, мои душевные раны от того судьбоносного боя в лесах так и не затянулись, и лишь недавно я перестал видеть во сне погибших товарищей. Отец, как только смог, отправил на поиски тел отдельный отряд, вооруженный до зубов на случай нового нападения; лесные звери успели обглодать тела, но бренные кости Олафа и его дружинников предали почетному захоронению. Пять лет беспрерывных тренировок и достойной службы выковали из меня отважного воина, и народ Стохетхейма теперь знал меня как Верманда Сурового, сына конунга, самого верного его воеводу. Меня удостоили собственной дружины — пусть пока и немногочисленной. Это огромная честь — история знала очень мало примеров, когда воеводами становились в столь юном возрасте. Всего двадцать два года, а убеленные сединами ветераны готовы идти под моими знаменами в бой.

Теперь каждый раз, когда Бледные передавали через колдунов свои повеления, отряды дружинников должны были сопровождать чародеев в села, города и деревни, охраняя от гнева толпы. Где-то их встречали с распростертыми объятиями, а где-то только наши щиты сдерживали народ от рукоприкладства. Ходили тревожные слухи о Спасителях Бальдра — группе людей, открыто выступивших против власти Стохетхейма и Бледных. Безумие! Я был уверен, что так называемые «Спасители» — просто кучка бандитов и негодяев всех мастей из городских трущоб, которые нашли новый способ наживы, прикрываясь народной волей. Нам еще не пришлось вступить с ними в открытый бой, но подпортить кровь они уже успели — крали припасы в селах на патрульном маршруте, устраивали ловушки и завалы на лесных и горных тропах, а один раз осмелились отравить воду в деревенском колодце, из-за чего в страшных мучениях погибли два хороших бойца.

Нахмурившись, погруженный в мрачные думы, я ожидал появления колдуна, которого я и мой отряд должны были вести в маленькое село к северу от столицы. Обычное дело — дружина уже шесть раз кряду выступала в роли телохранителей и конвоя. Воины постепенно появлялись на главной площади, седлая коней и собирая припасы — осталось дождаться только троих. Жители с любопытством оглядывали наши украшенные щиты и сверкающие кольчуги, а городские мальчишки вызывали на бой, размахивая деревянными мечами.

— Тревожно мне, сын, — сказал отец перед тем, как назначить мне это задание; он стоял у окна замка, заложив руки за спину, и смотрел на первые снежинки, — близится час твоей встречи с Бледными, и почему-то мое сердце сжимает чувство близкой беды.

— Не волнуйся, — я положил руку конунгу на плечо, — мы уже много раз сопровождали колдунов, ничего не случится. Жители окрестных сел знают, кто я такой, они не осмелятся напасть. А если и решатся — ты знаешь, мечник я хоть куда. Мне нет равных.

— Не деревенские бунтовщики меня страшат, — покачал седой головой Ингварр, — а вести с востока. Говорят, осинников стали встречать в лесных чащобах; нехороший это знак. Свирепый народ деревьев просто так не меняет место жительства — их или что-то заставило уйти, или… Или, что еще хуже, нечто притягивает их сюда. Сам знаешь, чем это грозит. А за осинниками по пятам следуют и альвы.

Услышав это слово, я судорожно сжал рукоять Барда.

— Альвы?!

— Да, сынок. Я знаю, что в тебе горит жажда мести, но прошу, следуй голосу разума. Ваш путь пролегает через леса — не дай злости затмить твой взор. Если случится ужасное, и вы все же попадете в засаду этих дьяволов, не повтори судьбы Олафа, да вечна будет память его и легка судьба в Хель.

— Конечно, папа. Как ты всегда мне и говорил — сражаются прежде всего головой, — с улыбкой я постучал пальцем себе по лбу.

— Верно. Думай, прежде чем махать мечом.

Ингварр расправил могучие плечи и поправил королевскую мантию.

— Что ж, да хранит тебя космос. Сверр пришлет своего колдуна-подопечного.

Я поклонился отцу и, попрощавшись, поправил ножны с Бардом на поясе. Вышел в коридор дворца и направился вниз по ступеням — в замке царило необычное оживление. Обычно неприветливые и глухие ко всему стены отражали эхо разговоров и смеха прислуги. Праздник, что ли, какой? К сожалению, у меня была плохая память на даты. Вскоре я понял, что так взбудоражило слуг — прибыла дева Кэри со свитой. Вот она — стоит среди своры лакеев; рыжие волосы, заплетенные в косы, горят ярче факелов. Богатые одежды, украшенные орнаментом, и драгоценный поясок, осыпанный каменьями цвергов — мой подарок. Заметив меня на лестнице, Кэри растолкала слуг и бросилась навстречу.

— Верманд! — мы обнялись. — Снова в поход? Даже не останешься со мной на денек?

— Прости. Долг зовет. Обещаю, как только вернусь, проведу с тобой все свободное время! Я мигом примчусь; поход короткий, всего на несколько дней.

— Ну, хорошо, — она лукаво улыбнулась, — но за это ты научишь меня стрелять из лука!

— Ха! — я рассмеялся. — Не ты ли мне много лет назад сказала, что это скукотища?

— Конечно, скукотища, но делать мне все равно нечего, — пожала плечами девушка и тоже засмеялась, — береги себя, Верманд. Пусть Бард тебя не подведет.

— Ты же знаешь, пока ты жива, я неуязвим.

Кэри одарила меня поцелуем, и я, выбежав из дворца, с легким сердцем прыгнул в седло.

Я очнулся от дум, услыхав, как кто-то зовет меня по имени. Воспоминания о Кэри растворились в свете обоих солнц. Меня окликнул Александр Стальной Кулак, один из дружинников, двадцати трех лет от роду; несмотря на то, что он был на год меня старше, разница в опыте и боевой выучке поражала — если я уже пять лет непрерывно упражнялся во владении мечом, то Александр стал воином едва ли три месяца назад.

— Верманд, все в сборе. Где носит колдуна? Нам пора уже выступать, чтобы не застать ночь в дремучем лесу!

— Я — не Сверр, дела волшебников мне неизвестны. Без колдуна все равно нам в деревне делать нечего — сказано ждать, значит, стоим и ждем!

— А, так вот же он! — сказал еще один дружинник, указав пальцем в сторону рынка.

И верно — ошибки быть не могло, перед нами самый настоящий чародей; мало кто в городе решит просто так носить синюю мантию с золотыми узорами. Я удивленно поднял бровь — обычно все подопечные Сверра, согласно традиции, не брили бороды и не стригли волос. У некоторых колдунов шевелюра достигала пола, и они путались в ней во время ходьбы. Голова этого кудесника оказалась гладко выбрита, а макушку украшала странная татуировка в виде змеиных колец. Подбородок практически сверкал на солнце, в таком порядке он содержался. Ни намека на бороду или усы — может, иностранец? Впрочем, все равно; я пожал плечами. Нам приказано проводить его и обеспечить безопасность, а не рассматривать лысины. Ладони он спрятал в рукава собственной мантии, спасаясь от утреннего холода — зима рысью подкрадывалась к Стохетхейму, ледяным дыханием сковывая ручейки и озера окрест.

— Верманд Суровый, какая честь, — склонился колдун, выставив на всеобщее обозрение татуировку, — рад, что конунг выделил для меня именно вашу дружину, слухи о воинской славе разносятся далеко.

Я сухо кивнул и передал ему поводья коня, который нетерпеливо рыл землю копытами.

— Давайте покончим с любезностями и отправимся в путь. Вы готовы выступать?

— Разумеется. Именем Бледных, идемте.

Мы выехали из ворот Стохетхейма и отправились к северным Скорбным холмам, на которых раскинулось городское кладбище. Холмы успели обзавестись маленькими снежными шапками, и теперь, будто воины в парадных шлемах, встречали нас холодом и ветрами. Путь предстоял не такой уж далекий — сложнее всего придется в самом селении, если жители решат воспротивиться. Почти всю дорогу я провел в молчании, лишь изредка отвечая дружинникам; я не хотел ни с кем заводить дружеских отношений, чтобы потом, как пять лет назад, не страдать от горечи утрат. Лучше принять судьбу такой, как она есть — раз я выбрал путь воина, то нужно относиться к смерти как к доброй соседке. Никогда не угадаешь, когда она придет к тебе за солью.

Есть свое очарование в зимнем Бальдре, когда лес примеряет белый наряд, а снежный покров сияет в свете солнц, как украшения Кэри. Следы маленьких лисьих лапок на снегу будили охотничий азарт, но мы здесь не за шкурами; возможно, после похода стоит вернуться с собаками, чтобы добыть для Кэри прекрасный меховой воротник.

Я не стал собирать волосы в хвост, позволив им черными волнами расплескаться по плечам — шлему их не удержать. Голову уродовал шрам, которым меня «наградили» альвы пять лет назад. Длинную бороду я заплел в косички — такой любой дружинник бы позавидовал! Благодаря ей одной мне было теплее, чем колдуну; он ежился и мелко дрожал, ерзая в седле. Вскоре ему надоели праздные разговоры дружины, и он принялся что-то делать с магическими пультами. Видимо, готовил к скорой работе.

— Долго ли ты учился под началом Сверра? — внезапно спросил я, поравнявшись с магом.

Он вздрогнул, но мгновение спустя заулыбался.

— Уже десять лет. Я никогда не покидал Стохетхейма раньше, поэтому, очевидно, мы с вами и не встречались.

— И в какой магии ты преуспел?

— Бледные определили меня в друиды, господин, — колдун слегка поклонился в седле, — я, без лишнего хвастовства, прекрасный лекарь.

— Что ж, тем лучше для нас. Вот, чего не хватает дружинам — собственного друида-лекаря! Нужно будет поговорить с отцом на эту тему… И что же, мы едем лечить больных?

— Тогда бы ко мне не приставили охрану, — уклончиво ответил друид.

Я снова пожал плечами. Не хочет говорить — пусть, это не мое дело. Через день пути с неба обрушился самый настоящий снегопад — крупные хлопья снега жалили лысую голову колдуна, и ему пришлось накинуть капюшон. Видимость резко ухудшилась; невозможно разглядеть даже дерева в десяти метрах! Наугад, то и дело безуспешно пытаясь свериться с картой, я вел отряд дальше, по каменистым равнинам. Наконец, когда снег укрыл все вокруг мягким одеялом, мы выехали на вершину небольшого холма, с которого открывался прекрасный вид на селение внизу. Всего-то домов пятнадцать, притаившихся у самой кромки леса; я и названия деревушки не помнил, да и какая, впрочем, разница? Среди хижин началось какое-то волнение — маленькие фигурки людей, как муравьи, копошились в своем гнезде. Наверняка заметили нас — черные силуэты всадников отчетливо выделялись на фоне стального хмурого неба и кипельно белого снега. Фыркая, кони побрели вниз по склону, оставляя в снежном покрове причудливые следы.

***

Как и в день моего отъезда, стоя у узкого замкового окна, Ингварр смотрел на снегопад, выискивая что-то среди танца снежинок.

— У меня недоброе предчувствие, — сказал он громко, даже не оборачиваясь.

Сверр кивнул и встал рядом; конунг почувствовал приближение колдуна, точно так же, как чувствуется приближение скорой грозы. В воздухе запахло бурей, а по коже пробежал холодок, как будто тысячи маленьких иголок одновременно впились в тело. Скосив глаза, конунг посмотрел на брата — магические пульты полыхали от сокрытой в них силы.

— Переживаешь за сына? Он справится. Жизнь закалила его, как добротный клинок.

— Разумеется, переживаю. Но, на самом деле, не из-за альвов или лесных бандитов — с этим-то он справится. Я многому научил Верманда и многое ему рассказал. Он каждый раз кивает, с улыбкой повторяет мои слова, говорит, что думает, прежде чем пускать в ход меч. Но он слишком горяч. Ему легко вскружить голову. Боюсь, как бы не натворил бед.

Сверр нахмурился и хмыкнул, поглаживая густую бороду.

— Бледные хотят тебя видеть, брат. Они послали меня передать, что Оракул ждет. Тебе оказана честь аудиенции — поспеши. Боги зовут конунга к ответу.

— К ответу? Но за что? — Ингварр поплотнее запахнулся в плащ.

— Ты сам знаешь, что я не ведаю. Хоть я и верховный колдун, Бледные хранят от меня в секрете все свои планы. Выслушай их, брат. И помни — только они могут вершить над нами суд. Слово Бога — закон. Мы сейчас стоим в замке, а не лежим холодными костями в промерзлой земле только благодаря им.

Оракул гудел как проклятый и заставлял зубы конунга ныть. Ингварр всеми фибрами души ненавидел этот момент, когда нужно войти в священный зал общения с Богами. Посреди залы — широкий, словно огромное окно, экран. А на нем — туманные образы, буйство красок, словно сказочный портал в другие миры. Вот-вот что-то должно было проявиться, обрести очертания в хаосе линий и переплетений. Колдуны, которые обычно обслуживали устройство Кархайма, поспешно вышли прочь — видимо, сами Бледные сказали им, что разговор с конунгом не должен коснуться больше ничьих ушей. Экран моргнул; с него смотрел один из небожителей — так похожий на обычного стохетхеймца, но, в то же время, неимоверно отличный от него. В этом и крылась разница между Богом и созданным им существом. Простой человек в присутствии создателя в полной мере осознает собственную ничтожность.

— О, великие Бледные! — произнес конунг обычное приветствие, опускаясь на одно колено. — Верховный колдун сообщил мне, что вы хотели меня видеть. Чем я могу быть полезен космосу?

— Ты не торопился сюда идти, — проговорило лицо с экрана, оценивающе смерив Ингварра взглядом, — дело касается твоего сына.

Сердце конунга будто пронзили копьем.

— Мой сын… С ним что-то случилось? Смертельный удар нашел его?

— Вовсе нет. По крайней мере, пока. У нас другой вопрос — почему ты так не хотел показать нам своего наследника? Боишься чего-то, конунг?

«Значит, Сверр им все рассказал», — с досадой подумал Ингварр. Он решил сказать правду.

— Я просто хотел, чтобы он стал воеводой. Магия сгубит его, о великие. Он слишком горяч, слишком… Слишком сорвиголова. Он не так мудр, как Сверр, и не так холоден. Игры с колдовством его погубят.

— Это не оправдывает того, что ты скрыл от нас интерес мальчишки к технол… Кхм. К магии. Помни, кто поставил тебя на трон, Ингварр. Помни, в конце концов, кто вас создал! Кто подарил вам мир, богатство, славу, леса, поля и горы! Забыл, кому должен подчиняться? Думаешь, сам все решишь, без нашей помощи?

— Нет, что вы! Нет! — Ингварр пал ниц и упер лоб в холодный пол. — Прошу, простите меня! Я знаю, что ошибался. Знаю, что должен был показать его вам… И я готов понести наказание! Я бы никогда не посмел вас ослушаться!

— Нет необходимости в наказании, — задумчиво ответил Бледный. — Мы хотим знать, что власть в величайшем городе планеты представляет кто-то, кто безгранично нам верен. Мы — Боги. А вы — просто смертные, несущие нашу волю. Ты все еще верен нам, Ингварр? — вкрадчиво процедил небожитель.

Кровь прилила к лицу правителя. Он вскочил на ноги и выхватил клинок. На мгновение лицо Бледного исказилось, но конунг поднял меч над головой и громко провозгласил:

— Да! Нет никого в этом мире вернее, о великие! Я долго служил вам, и продолжу это делать с честью! Любой, кто посмеет даже неосторожное слово швырнуть в вашу сторону, падет пред моими ногами, пронзенный этим самым мечом! И пусть даже… Пусть даже это будет мой сын! Или жена! Нет ничего важнее вашей воли, и моя жизнь принадлежит Кархайму!

Бледный помолчал. Пожевал губу. Наконец, удовлетворенно кивнул.

— Хорошо, — сказал он спокойно, — можешь идти, конунг. Мы на тебя рассчитываем. Последнее время среди твоих людей нарастает недовольство, беспорядки разгораются на улицах. Избавь нас от этой заботы.

— Будет исполнено. Даже если мне нужно будет вырезать половину королевства, — в глазах Ингварра горел темный огонь.

За дверью залы конунга ждала жена. Гул поутих, и Ингварр, все еще погруженный в размышления, смотрел, как свет факелов играет с золотыми волосами возлюбленной.

— Ты что, ты… Подслушивала?

— Нет, любимый. Но ты так громко кричал, что слышал весь замок, наверное, — она обвила руками шею конунга и положила голову ему на плечо, — не переживай. Ты все делаешь правильно. Я горжусь тобой! Если я когда-нибудь посмею перечить Бледным, ты должен зарубить меня на месте. Что бы они нам ни поручали — это высший суд. Нам могут быть непонятны пути Богов, но это не значит, что мы идем по правильной дороге.

Ингварр твердо кивнул. Мятежные деревни будут наказаны. Жестоко наказаны.

***

— Ну, вот мы и на месте, — удовлетворенно сказал я, — быстро сделаем дело и через день-два уже будем греться в теплых домах Стохетхейма.

Дружинники одобрительно заворчали.

— Да, снега выпало необыкновенно много. Для этого-то месяца! И холод прямо кусается…

— Как злой пес! У меня все пальцы синие!

— Кто же знал, что так все обернется? Надо было прихватить теплых варежек да плащи.

Беспечно болтая, мы въехали в круг домов, где уже собрались местные жители. Они переглядывались между собой и окидывали нас подозрительными взглядами; жители шептались так тихо, что слов не разобрать. Кажется, нашего визита не ждали. Я спрыгнул с коня и отцепил от седла свернутый в трубочку лист бумаги. Указ конунга. Откашлявшись, прочел так громко, чтобы услышали все:

— Именем Бледных я, конунг Ингварр Благородный, повелеваю жителям сей деревни не противиться воле космоса и оказать колдуну и прибывшим с ним дружинникам всяческую поддержку. Если же вы посмеете причинить магу вред или воспротивиться моей воле, то воеводе, Верманду Суровому, разрешаю обнажить меч для наказания неверных.

Обычное послание — его всегда зачитывал воевода или колдун перед населением. Свернув бумагу, я сложил руки на груди и кивнул колдуну. К нам вышел коренастый старейшина, опираясь на узловатую палку:

— День добрый, воины. Коли Бледные велят, мы сопротивляться не смеем. Скажите только, что боги нам уготовили, а мы вас после и накормим, и напоим, да у печей согреем. Зима нынче ранняя пришла!

Дружинники заулыбались и потерли руки. Редко нам оказывали такой прием! Даже я ухмыльнулся и убрал меч в ножны — какой удачный исход!

— Колдун, ступай со старейшиной и обговори дела. Воины, привяжите коней и отправляйтесь, куда вам скажут жители.

— Наконец-то, тепло! — радостно воскликнули дружинники и помчались выполнять указание.

Старик, правда, не спешил сдвинуться с места. Поглядывая то на своих подопечных, то на меня, он поглаживал бороду.

— Верманд, говоришь? Воевода? Хорошо, хорошо… Знаешь ли, последнее время нехорошая молва про колдунов ваших идет, будто бесчинства они творят всякие, да указам конунга не следуют. Будь добр, юноша, пойдем с нами! Я не хочу быть негостеприимным, но деревня мне роднее — проследи за магом, чтобы все точно исполнил, как приказано. По букве закона!

Я посмотрел на дружинников и махнул рукой — пусть идут, справлюсь и сам.

— Добро, идем.

Колдун выбрал один из домов и осторожно зашел внутрь, сбив о порог снег с сапог; мы со старейшиной шагнули следом. Убранство хижины предстало бедным, даже аскетичным — грубо сколоченная мебель, стол да стул, старая печь и лучина в углу. Когда старик, стуча палкой, вошел внутрь, хозяин дома поднялся с лавки, стоявшей у стены. Кроме него в хижине находилась женщина и ребенок лет семи.

— Не волнуйся, — старейшина похлопал мужчину по плечу, — это маг из Стохетхейма, пришел по воле Бледных.

Глаза друида остановились на ребенке. Пока я разглядывал хижину, он усадил мальчика на стул перед собой и пульты ожили, наполнив комнату таинственным зеленоватым свечением.

— Что это он делает? — прижав руки к груди, волнуясь, спросила женщина.

Седой старейшина поспешил ее успокоить:

— Все будет хорошо, ничего с вашим сынишкой не случится. Может, хворь какую убрать хотят… Вот и воевода с нами пришел — он проследит, чтоб все было как приказано.

Я перевел взгляд на пульты — что-то странное, нехорошее таилось в этом зеленом свете. Энергия, исходившая от них, сочилась угрозой, а не мощью ветров, как у Сверра Тучегона. Я нахмурился и приблизился, решив понаблюдать внимательнее. Мать ребенка, казалось, успокоилась, но все же опасливо поглядывала на татуировку друида.

Маг зашептал неизвестные слова, от которых мурашки пошли по коже. Внезапно я заметил, как глаза ребенка закатились, а на коже расцвела, словно плесень, ужасная сыпь.

— Эй! — крикнул я, хватаясь за клинок. — Что это ты делаешь?!

Друид посмотрел на меня одним глазом, едва обернувшись, чтобы не отвлекаться.

— Исполняю волю Бледных, воевода, что же еще?

— И что они велят тебе?

— Им нужно видеть, как эта болезнь будет пожирать тело мальчика. Зачем — мне неведомо.

Старейшина ахнул, а отец ребенка, увидав гнусные пятна на коже, вскрикнул и бросился к друиду; мать залилась слезами.

— Пожалуйста, только не мой мальчик! Только не мой! Умоляю!

Друид вытянул один из пультов, и из стены вырвались цепкие лозы, которые оплели тело хозяина дома. Сколько бы мужчина не рвался, он не мог освободиться. В конце концов, силы его оставили, и он, беззвучно рыдая, повис в путах.

— Что же это такое… Неужели вы дитя загубите?! — крикнул старейшина.

— Такова воля Бледных, значит, так должно быть, — монотонно пробубнил друид, смотря в глаза ребенка.

Болезнь уже начинала съедать мальчика, покрывая лицо серыми разводами.

— Воевода, что ж ты замер? — крикнула мне женщина. — Останови это, прошу! Он сейчас его убьет!

Я стоял в оцепенении, не в силах сдвинуться с места, открыв рот в изумлении. Как это произошло? Как такое вообще могло случиться?! Прямо у меня на глазах колдун губит ребенка, не поведя и бровью; неужели все рассказы людей — правда? Неужто в Инностинге старейшина не соврал?

— Воин, прошу тебя!

Нет. Бледные не могли повелеть такого! Боги смотрят за нами из Кархайма, надзирая над человеческими судьбами — они не станут для развлечения убивать людей, которые служат им так долго! Это не магия, а темное проклятие… Не знал Бальдр еще такой болезни, чтобы за минуту обращала человека в гнилой труп! Не может быть — друид ослушался! Я уверенно сжал меч и двинулся к колдуну.

— Отпусти мальчишку, немедленно! Или, даю слово, я голову тебе отсеку!

Друид обернулся. В зеленом сиянии пультов татуировка на голове будто ожила, и змея угрожающе шевелила кольцами.

— Что? Вас послали защищать меня, а не мешать — разве стал бы я просто так убивать человека, без нужды? Вот, смотри, раз не веришь!

Колдун швырнул мне маленький свиток, а я развернул его дрожащими руками. Сомнений нет — рукой Сверра начертано повеление: заразить любого ребенка страшной болезнью, название которой знают только сами Бледные. Так хотят боги, так им нужно. Бледные желают увидеть смерть, а потом изучить тело, поэтому труп нужно доставить к Оракулу. Я не мог поверить собственным глазам. В одно мгновение весь мир, который я выстроил вокруг себя, обрушился, завалив меня обломками. Все оказалось правдой — слухи о бунтах из-за действий колдунов, слова жителей Инностинга, мерзкие сплетни о некромантии среди магов… Сверр сам подписал этот указ — значит, обо всем знал. Знал и ничего не предпринял! Какими бы всемогущими ни были боги, нельзя позволять им такое — не будет веры и поклонения, не станет и божества! Только демон мог пожелать смерти человеческой. Я задрожал, поняв, сколько злодеяний свершилось из-за нас, дружинников и воинов, потому что мы охраняли коварных колдунов, пока те творили черные дела; сколько загублено невинных душ за то, что посмели противиться темному колдовству. Когда власть милостивых Бледных сменилась царством дьявола? Я не хотел, просто не мог допустить такого ужаса; швырнув свиток на пол, растоптал его сапогами.

— Назад, маг! Не смей приближаться больше к мальчику!

— Как ты смеешь?! Ты ослушался Бледных! Конунг узнает об этом, и тогда тебе конец! — прошипел друид.

— Если все, что говорили про ваши дела в народе — правда, то я не стану слушать таких богов! Не существует их для меня больше! Ты говорил, что великий лекарь? Так лечи его! А откажешься — не проживешь и минуты!

— Я не могу! — отступил на шаг колдун. — Если я не убью его, меня лишат силы!

— Ты погубил ребенка, — я пошел на друида, выставив вперед меч, — и, по нашим законам, отдашь свою жизнь за его. Лечи, и я пощажу твою жалкую душу!

— Нет! — заорал колдун.

Он взмахнул пультами, и корни деревьев с грохотом пробили пол хижины, сковав меня. Лысый друид поспешно повернулся к ребенку и продолжил напитывать болезнью его тело, завершая начатое.

— Подлец! — я пытался освободиться; старейшина бросился на колени, пытаясь отодрать от меня толстые корни, но тщетно.

Тогда я принял единственное решение, которое сумел найти — размахнувшись со всей силы, метнул Барда в колдуна. Перевернувшись в воздухе, меч ударил его эфесом, и друид, вскрикнув, выронил пульты и упал. Корни ослабли; я сумел выдернуть ноги и подбежал к корчившемуся на полу магу. Внезапно он, скорчив гримасу ненависти, схватил один из пультов и направил мне прямо в лицо. Кожу обожгло, словно жарким пламенем, но я, стерпев боль, схватил меч и вонзил его прямо в сердце предателя. Колдун вздохнул и испустил дух; пульты погасли, потеряв хозяина. Я, схватившись за голову, сел на пол. Лозы завяли и осыпались пеплом, отпустив бедного отца. Из последних сил мужчина подполз к сыну и поднял его на руки. Мальчик был мертв — болезнь успела остановить сердце. Родители горько плакали, а старейшина причитал, хватаясь за сердце. Я встал, едва понимая, что делаю, и ударами меча разбил пульты. На шум сбежались дружинники — увидев, что произошло, отступили назад, дав мне выйти из хижины. Сломя голову, я помчался к коню и прыгнул в седло. Пустив коня галопом, я несся назад, в Стохетхейм, ведомый гневом и горечью — кто мог подумать, что нас ведут демоны, а Сверр — их преданный слуга? Мой дядя! Отец должен обо всем узнать, и немедленно!

***

Жители города с криками разбегались, чтобы не оказаться под копытами разъяренного, взмыленного коня. За время пути я успел все обдумать, а черная злоба рассеялась в морозном воздухе, выпустив из цепких объятий мое сердце. Отец был обманут, запутан Сверром, который потакает ужасным желаниям Бледных. Подумать только — а ведь я молился этим темным богам, с их именем на устах нес смерть тем, кто осмелился роптать! Конунга нужно предупредить о коварстве Сверра Тучегона, и чем скорее, тем лучше! Стражи дворца почтительно кивнули мне и расступились, открывая проход внутрь. Я вихрем взлетел по главной лестнице и нерешительно остановился у ворот тронного зала. До меня доносились тихие голоса — у конунга шел прием. Делегация? Совет ярлов? Неважно! Кто бы там ни был — пусть все знают! С лязгом ворота распахнулись, и я, сжимая в руках меч, вошел внутрь. Внутри все похолодело — рядом с троном стоял дядя Сверр; конунг и верховный маг о чем-то мирно беседовали. Мать со скучающим видом слушала мужчин, а придворный музыкант бренчал на лютне, тихо подпевая сам себе.

— Сын? — нерешительно Ингварр поднялся с трона и сделал несколько шагов мне навстречу. — Ты вернулся очень быстро… В чем дело? Что-то случилось?

— Случилось! — я указал острием меча на Сверра. — Прошу, отец, отойди от этого исчадия зла — он предал нас! Предал Стохетхейм! Да что там — само человечество!

— Что ты такое говоришь? — удивленно выдохнула мать.

Конунг подозрительно обернулся на брата:

— Кто предал? Сверр? Он же твой дядя и мой родной брат! Его совесть чиста, как алмаз!

— Успокойся, Верманд, — произнес верховный маг, — хоть ты и мой племянник, но пустых обвинений я не потерплю. Объяснись!

— Отец, все оказалось правдой. Все, о чем говорили невинные жители, которых мы губили; все те глупости, которые рассказывали деревенские старейшины. Ни я, ни дружинники не верили в них, потому что слова стариков звучали как детские страшилки. Но я убедился во всем воочию. Бледные — не боги, отец, а злые демоны! Ни один бог никогда не потребует от людей того, что желают они.

— А, так вот, в чем дело, — Сверр угрожающе выпрямился, — ты узнал, какой приказ я передал с друидом, хотя дружина не должна вмешиваться в магические дела! И что же ты сделал?

— Пронзил сердце колдуна, — прорычал я.

Отец отпрянул, а бард оборвал мелодию. Сверр будто вырос в размерах — борода встопорщилась, пульты засияли, и под потолком собрались тучи.

— Знаешь ли ты, что натворил?! — вскричал дядя. — Ты посмел ослушаться Бледных! Убил слугу самого Кархайма! Кем бы ты ни был — кара будет страшна!

— Кара? Отец, друид заразил ребенка смертельной болезнью, которая покрыла его тело язвами за мгновения. Ребенка! И он напал на меня, потому что я попытался помешать бесчинству! И все ради чего? Друид сказал перед смертью, что Бледные просто хотят видеть смерть мальчика и заполучить тело!

Мать посуровела и, топнув ногой, встала. Но, к моему удивлению, гневалась она не на дядю, а на меня.

— Ну и что? — спросил Сверр.

Я задохнулся от негодования:

— Как это — что? Мы — люди, а не крысы! Нельзя губить дитя только потому, что сумасшедшие демоны требуют его тело! Это просто безумие! Как только люди об этом узнают, храмы рухнут — никто не захочет терпеть таких богов! Что дальше? Мы станем приносить им в жертву целые села?

— Если потребуется — да! — процедил верховный маг.

— Сын, — сурово покачал головой Ингварр, — я держал тебя в стороне от колдовских дел, потому что знал, что тебе они придутся не по нраву; но никогда мне и в голову не приходило, что ты можешь так опрометчиво поступить! Бледные нас создали, и мы у них за это в вечном долгу. Какой бы ужасной их просьба ни была, наша обязанность — ее исполнить! У космоса нет жалости. Раз им нужно тело мальчика — мы добудем его!

— Что… Отец… — я онемел от ужаса.

— Кара Бледных не различает отцов и сынов.

Нет. Или Сверр уже околдовал конунга, или, что еще хуже — отец обо всем знал. Знал и молчал, соглашался и направлял дружины сокрушать тех, кто не хотел отдавать родных на заклание. Стало быть, если бы боги попросили, то и меня заразили бы страшным недугом, только чтобы посмотреть, как я корчусь в муках, а душа покидает тело. Вера конунга слепа; даже если Бледные действительно создали нас, то сейчас их поглотило безумие. А это значит, что мы должны дать им бой, а не кормить кровью детей!

В зал ворвались мои дружинники — видимо, скакали за мной по пятам, загоняя коней. Минутой спустя вбежала Кэри — огненные волосы растрепались, щеки рдели румянцем, а в глазах горел страх. Увидев меня с мечом в руке, она вскрикнула и прижала ладони к губам.

— Это не боги, а чудовища из кошмаров! Разве ты не видишь, отец?! Мы должны положить конец их власти! И раз для тебя жизни невинных ничего не значат, — я угрюмо посмотрел на Сверра, — то защищайся!

Я прыгнул вперед, а в черных тучах под потолком сверкнули молнии. Но мне не суждено было поразить Сверра — с Бардом столкнулся длинный меч отца. Ингварр смотрел мне прямо в глаза — и я не видел во взгляде ничего, кроме гнева.

— Ты подвел меня и наших богов, — прошипел отец, — а их воля священна! Священнее семейных уз! Мы должны исполнять приказы Бледных. Ты ослушался их, убил колдуна — и я накажу тебя за это! У меня нет больше сына!

Отец ударил мечом; я парировал и отскочил назад. Сверр ухмыльнулся и спрятал ладони в рукавах мантии:

— Мне жаль.

— Я не хочу драться с тобой! — крикнул я отцу, но тот остался глух к моим словам; конунг снова пошел в атаку.

Мы скрестили мечи. Я отражал удар за ударом, а Ингварр все усиливал натиск, с каждым взмахом стараясь чуть ли не разрубить меня пополам. Собственного сына! Что ж, раз так… Я поднырнул под очередной выпад и, совсем как в детстве, ударил отца плечом в грудь. Стальной наплечник усилил удар в разы — у конунга перехватило дыхание, и он отступил назад на несколько шагов. Отбив в сторону его меч, я прижал острие Барда к горлу отца. На секунду все замерли.

— Проиграл, — тихо прошептал я.

Отец лишь тяжело дышал, со страхом глядя на блестящее лезвие. Я медленно убрал меч. Конунг нахмурился и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Сверр в тот же миг крикнул:

— Давай!

Александр Стальной Кулак спустил тетиву, и стрела вонзилась мне в плечо. Зарычав от боли, я обернулся и бросился к дружиннику. С невероятной скоростью Александр схватил вторую стрелу и, почти не целясь, пустил ее прямо мне в грудь. Я остановился; изо рта потекла кровь. Зрение туманилось, а силуэт дружинника двоился. Конунг не сдвинулся с места, опустив глаза в пол. Мать села на свой маленький трон, не сказав и слова. Еще одна стрела и пронзительный крик Кэри — я не почувствовал боли, только сильный удар. Тьма заполонила собой весь мир вокруг, и я рухнул на пол, истекая кровью. Ко мне кто-то подошел, стуча тяжелыми сапогами — наверное, Александр. Откуда-то издалека прилетел голос Сверра:

— Дело сделано?

— Кара настигла неверного. Он на последнем издыхании.

— Что скажешь, брат?

Конунг вздохнул.

— Отнесите его тело в лес и бросьте там. За ночь и костей не найдут. Завтра же объявите всем, что мой сын, Верманд Суровый, погиб в бою как истинный сын конунга.