Клавиши нашей любви

Арсений Шойм (2024)

Жизнь десятиклассницы Яны Павловой нельзя назвать простой. Взросление без отца, непонятное, холодное отношение со стороны матери, неумение видеть искренность и доброту в людях, и, как следствие, безразличие к себе, своим интересам и будущему.Единственная отдушина Яны — общение с любимым дедушкой. Но даже ему она не может доверить всех своих секретов, как, например, рассказать о том, куда именно она периодически ходит, чтобы побыть наедине с собой и дать волю подавляемым эмоциям. А ведь это место действительно необычное и во многом опасное для юной, беззащитной девушки.Именно там она неожиданно встречает Аристарха Серого — парня, который учится с ней в одной школе, в выпускном классе. Яна еще не подозревает, что в дне, когда происходит их случайное знакомство, кроется куда больше волшебства, чем в тысяче падающих с неба звезд.

глава четвертая

В моем разуме поселилась тоскливая тишина. Единственное, что я испытывала внутри, прогуливаясь по малочисленным в дневной час улицам — вселенское чувство досады. Досады даже не на маму. Да, понятие мягкости моей родительнице уж точно не знакомо, но в своих словах она не ошиблась.

Вот что я за человек такой? Ведь мне действительно не приходится тратить свои силы и время ни на работу (даже странно, на самом деле, зная мою маму), ни на кружки, ни на репетиторов. Вообще ни на что. Я вношу свой вклад в домашнее хозяйство: готовлю обед или ужин, навожу порядок в квартире. Это само собой разумеющееся. И все на этом! Не так уж и много времени на это уходит. Покончив с домашними делами, оставшееся время находится полностью в моем подчинении.

Многие мои ровесники посещают спортивные секции, кружки по интересам, торчат у репетиторов часами, так еще и при всем при этом вынуждены подрабатывать по вечерам в каких-нибудь кинотеатрах или доставке пиццы.

Про подработку, кстати, тот еще анекдот. До сих пор помню, с каким ужасом ждала своего четырнадцатого дня рождения. Нет, не потому, что я боялась вступать в возраст, где начинается ответственность за свои действия. Я была уверена, что как только получу свой первый документ, мама тут же выпихнет меня из квартиры со словами: хватить сидеть у меня на шее, иди и ищи работу. Шутки шутками, но я, правда, этого очень боялась.

Хотя бы в этом мама проявила ко мне милосердие.

И вот теперь, кратко погуляв по прошлому и вернувшись в настоящее, я задаю сама себе вопрос: неужели так сложно взять себя в руки и учиться? От меня ведь по существу больше никто ничего не требует. Это же, вроде как, мне самой должно быть нужно.

Не могу сказать, что мне так уж все равно на свое будущее. Просто, если рассматривать позицию с точки зрения школьных оценок… А так ли важно, сколько у меня троек будет в аттестате? И будут ли они вообще, или нет. Ни для мамы, ни для меня не секрет, что на поступление в какой-то респектабельный институт, где каждый полученный за экзамены балл может стать решающим, я не рассчитываю. С этим я уже, очевидно, опоздала. Об этом нужно было задумываться еще в классе так в восьмом.

Вместе с этим, у меня нет сомнений — хоть в сколько-то достойное учебное заведение я все равно поступлю. Разумеется, на бюджетное место, потому что если я подойду к маме и скажу, что хочу поступать на платное отделение — она меня съест. Без хлеба и даже не поперхнется.

Мне и самой это будет неприятно. Мама всю жизнь растила меня практически без чьей-либо помощи, и платная учеба точно будет выглядеть так, словно я реально хочу как сыр в масле кататься.

Оценки для меня никогда не играли значимой роли. Никто не переубедит меня во мнении, что получаемые в школе циферки не отражают того, что у ученика имеется в его голове. Ну вот, допустим, получила я пятерку по геометрии за проверочную работу. И дальше что? А, может быть, я списала? Может, я понятия не имею, чему же на самом деле равен квадрат гипотенузы. Не знаю, и знать не хочу. Вспоминая избитое клише — как мне это знание пригодится в жизни? Он в будущем сможет меня прокормить, этот ваш квадрат гипотенузы? Вряд ли.

Но в журнальчике-то у меня будет красоваться «справедливая» пятерка.

В обратную сторону это работает точно так же.

Существует куча причин, которые могут объяснить, почему я получила неуд за тот или иной предмет. Самое банальное — учитель попросту занизил мне оценку, потому что я ему не нравлюсь. Вот неприязнь у него ко мне, и все тут. Я не убрала волосы в хвост перед уроком, сделала слишком яркий для школы макияж, как-то некрасиво ответила или еще что-то сделала не так. И после этого я обнаруживаю в своем дневнике замечательную тройку, хотя мой ответ у доски вполне тянул на четверку. Справедливо ли это?

Однажды, кстати, у меня по правде такое было.

Я никак не могла найти подход к учительнице по английскому, которая вела у нас уроки в седьмом классе. Она вела у нас уроки временно, только вторую половину года, так как наша постоянная англичанка Татьяна Валентиновна зимой очень неудачно поскользнулась. Уходя домой после уроков, она кубарем скатилась с парадной лестницы и загремела в больницу с травмой голеностопа. Вплоть до самого конца года. Бедной Татьяне Валентиновне потом еще операцию пришлось делать. Короче, настрадалась она сполна.

Так вот, что бы я ни делала — для той учительницы все было плохо. С ней даже дедушка приходил разговаривать на возмущенных тонах, потому что то, что она мне предъявляла, граничило с абсурдом.

Как-то раз она до меня докопалась из-за того, что я пришла в школу не с рюкзаком, как все «правильные» ученики, а с сумкой! Как вам такое? У меня была самая обыкновенная черная сумка, очень удобная и вместительная, без единого рисунка или надписи. Я с ней уже сто раз ходила в школу, и против нее ни один учитель ничего не имел.

Ха! Только не она!

В тот день у нас произошел презабавный диалог:

— Павлова, ты куда пришла? — удивленно спросила учительница, увидев меня. — В школу за знаниями, или в кафе с подружками посидеть?

Я так и опешила:

— В школу.

— Ты считаешь, нормально в таком виде приходить в учебное заведение? — нахмурившись, поинтересовалась она.

Ее слова повергли меня в шок. А что не так-то?

— В таком, это в каком? — непонимающе вылупилась на нее я.

— Что это за модный аксессуар у тебя на плече? Где твой рюкзак?

— Это моя сумка, — испуганно отозвалась я. — Рюкзак дома лежит.

— Для школы такие прихоти неприемлемы. Слышишь меня? Неп-ри-ем-ле-мы! — строго по слогам произнесла она.

Я буквально окаменела от ужаса.

— И что же теперь делать? — бессвязно пролепетала я.

— Иди домой за рюкзаком.

Ну и что я могла сказать ей в ответ? Маленькая, застенчивая тринадцатилетняя девочка, которая так до конца и не понимала, в чем ее обвиняли. Это сейчас я бы храбро бросилась в споры, защищая свою точку зрения, но не тогда.

— Тоже мне! Понакупят своим отпрыскам всякой блажи, а они ее потом в школу тащат! — донеслось до моих ушей, когда я уже спускалась по лестнице.

Пришлось прямо перед уроком бежать домой и менять сумку на рюкзак. Хорошо еще, что школа от моего дома в десяти минутах ходьбы. Всего на пятнадцать минут опоздала по итогу.

Так ведь к ней же на урок опоздала, не к кому-то! Ох, до сих пор с ужасом вспоминаю, как боялась тогда заходить в кабинет, понимая, что треть урока я уже пропустила.

К чему я все это рассказала? Седьмой класс — единственный год, когда за год по английскому у меня стояла четверка вместо пяти. Эта старая кикимора, что за третью, что за четвертую четверти поставила мне три (приговаривая: тебе даже этого много!), из-за чего за год получилось только четыре.

Мама тогда яростью на меня кипела. Она-то привыкла, что у меня по английскому языку всегда стоит «отлично». Благо, потом сменила гнев на милость, когда мы с дедушкой ей объяснили положение всех дел.

В принципе, я зла на эту учительницу не держу. Человек старой закалки — ей почти семьдесят лет, — у которого уже давно в голове свои устои относительно того, как правильно, а как не очень. Что уж тут поделать, если она не хочет или не может подстроиться под современные тенденции.

Хорошо, что с восьмого класса к нам вернулась Татьяна Валентиновна, оправившись после операции.

Но не только предвзятость учителя может повлиять на низкую оценку.

Многим людям, в том числе и мне, свойственно что-то забывать.

Допустим, я всецело посвятила вечер, чтобы наизусть выучить какой-нибудь стих. Утром перед школой я его перед зеркалом еще раз повторила — все отлично. Каждое четверостишие от зубов отскакивает. Но в ключевой момент, когда я выхожу отвечать стихотворение к доске, в мозгах происходит какой-то сбой. Я безмолвно таращусь на учительницу, с одной единственной мыслью — я забыла первую строчку.

Из-за волнения, из-за того, что планеты не сошлись, или еще из-за чего-то — неважно. Я тупо ее забыла. Самую первую строчку! Думаю, вы и сами через такое проходили и понимаете, насколько это обидно.

Естественно, итоговую оценку за ответ я получу на балл ниже.

А самое смешное, что я обязательно вспомню эту злосчастную строчку еще до того, как вернусь на свое место.

То есть, суть в том, что я вроде и знаю материал, но из-за каких-либо обстоятельств не всегда получается безошибочно его презентовать.

С какой бы легкостью я не относилась к получаемым оценкам, сейчас я приняла твердое для себя решение исправить эту непрошеную двойку. Чтобы и себе доказать, что я могу, так как все в моих руках, а вместе с этим, чтобы избежать негатива с мамой.

Но как, блин, я это сделаю?

С этими странными мыслями я, сама того не сознавая, оказалась у знакового для себя места.

***

Недавно я обмолвилась о том, что некоторые детали из юношеской жизни моего дедули знакомы и мне. Нет, траву я не поджигаю. И даже в прохожих ничем не кидаюсь. До таких своеобразных экспериментов я еще не докатилась. Но кое-чем нетривиальным я похвастаться тоже могу.

Минутах в двадцати от моего дома есть один старый заброшенный торговый центр. Универмаг, если по старинке. Он стоит почти на самом отшибе района, и, честно говоря, для меня это большая загадка, почему его до сих пор не разрушили полностью. На месте этого универмага легко могли построить новую многоэтажку, еще и для детского городка место бы осталось. Масштабы неиспользуемой площади лично меня шокировали.

Определение «торговый центр» звучит как очень большая похвала для этих останков. Вероятно, во времена моего младенчества (а может, даже когда меня еще не существовало), в этом здании находился местный универмаг, или что-то типа того.

При мне он уже никогда не функционировал. Всю свою сознательную жизнь я знаю его исключительно как опустевшее и всеми забытое нечто.

Снаружи постройка выглядела еще сносно. Несмотря на выбитые окна, квадратное здание из красного кирпича и серых бетонных блоков прочно стояло на своем фундаменте. За какой-то целью вокруг этой развалюхи установили забор из железных листов, примерно с мой рост. Будто бы он мог стать непреодолимым препятствием для кого-то. Выносить из этих развалин было практически нечего, а представители сомнительного контингента обитали в более подходящих для себя местах. По всем районам нашего города таких злачных уголков наберется предостаточно.

Что еще более странно — отсутствие на этом участке охраны. То есть, нашлась веская необходимость оградить эту безжизненную заметку из прошлого забором, но посадить туда охранника — нет? Логика убийственная, не правда ли?

Ах да, человеку же придется платить зарплату за его работу. Как же я могла забыть о таком важном аспекте!

Собственно, из-за того, что здание оказалось неохраняемым, я и соблазнилась в самый первый раз залезть внутрь. В целом, это совсем на меня не похоже, но, почему-то здесь я не смогла устоять. Очень уж интересно было взглянуть на внутреннее «убранство».

Когда я совершила первый налет на заброшку, я и поняла, что влезла именно в старый торговый центр.

Внутрь я попала через маленький боковой вход, который когда-то предусмотрительно заблокировали фанерным листом. Понятное дело, что я не первая, кому пришло в голову прогуляться по развалинам. С одной стороны этот фанерный лист был оторван, создавая небольшой зазор. В него я и юркнула.

К слову, проникнув внутрь, я не почувствовала внутри себя ни страха, ни паники. Всплеск адреналина перекрыл малейшее чувство тревожности.

Разумеется, никакого искусственного освещения внутри не сохранилось, а уличного света, льющегося через пустые оконные рамы, оказывалось недостаточно. Я включила на телефоне фонарик, и смело прошествовала вперед по коридору. С обеих сторон меня окружали металлические, пластмассовые и стеклянные (конечно, уже без стекла) прилавки, с потолков свисали необычные люстры. Некоторые плафоны поразительным образом сохранили свою целостность, но таких я насчитала не больше двадцати процентов от общего количества.

Не могу сказать точно, но, кажется, с противоположной стороны имелся такой же коридор. С улицы я видела параллельный боковой вход, который, как раз таки, был закрыт.

Пройдя этот небольшой коридор, я оказалась в большом центральном зале, который занимал почти весь первый этаж. По большей части, просторное помещение пустовало. К основным стенам прилегали маленькие закутки, бывшие когда-то магазинчиками. Там-сям валялись осколки, куски железа и пластика. Ничего интересного, проще говоря. В конце одной из стен я подметила несколько лифтов, вернее то, что от них осталось, и лестницу, ведущую на второй этаж.

Ну и что вы думаете? Конечно же, я потащилась наверх. Вся имевшаяся во мне трусость, видимо, спала крепким сном в тот момент. Иначе, не знаю чем объяснить такое безрассудство со своей стороны.

В момент, когда я поднималась по лестнице, я против своей воли чуть не заработала первый сердечный приступ. На первом этаже раздался оглушительный грохот. Судя по звуку, с большой высоты рухнули какие-то доски. А мое сердце рухнуло в пятки. Я постояла еще пару минут на лестнице, боясь сделать даже вдох. Когда в заброшке снова воцарилась гробовое молчание, я нашла в себе смелость продолжить свое исследование.

Забегая вперед, скажу, что всего в здании значилось три этажа, но побывать на третьем, мне так и не удалось. От широкого лестничного пролета ведущего туда не осталось и трех уцелевших ступеней.

На втором этаже располагалось несколько помещений. Где-то я видела старые поломанные стулья и столики — по всей видимости, кафетерий или столовую, где-то находила разбросанные части манекенов, из чего делала вывод, что проходила мимо магазинов одежды.

В одном месте я с удивлением нашла уцелевшие механические весы, привычные для старых продуктовых магазинов. Я такие не видела уже лет десять.

Большинство проходов на обоих этажах были завалены отсыревшими досками, арматурой, стеклом и разнообразным мусором. Вкупе с непроглядной темнотой (а на втором этаже света было еще меньше), атмосфера во всем здании царила мрачная.

В общей сложности, в тот день я провела около часа внутри, исследуя крупицы неизвестности, которая уже давно канула в лету.

Произошло это два года назад.

С тех пор, я возвращаюсь сюда снова и снова. Нечасто, но периодически. Многие люди, когда им нужно подумать, погрустить или просто побыть вне дома куда-нибудь ходят. Гуляют в парке или по лесу, выходят на красивую набережную, где порывистый ветер заглушает все их мысли. В конце концов, идут в ближайшую кофейню.

Ладно, в кофейню и я тоже хожу. Но именно это место… Это место овеяно для меня каким-то мистическим волшебством. Да, я странная, я знаю. Находить очарование в полуразвалившемся старом универмаге — определенно симптом внушительного отклонения от нормы. Ну, вот такая вот я, со своими причудами.

Раз двенадцать или четырнадцать я приходила сюда. Поплакать, посмеяться, разобрать какие-то изводящие душу переживания. А может быть, просто выйти из своей зоны комфорта. Всегда одна. Такая, знаете, своеобразная альтернатива психологу. Самое классное, что за все это время, внутри самого здания я ни разу ни с кем не пересеклась. Хотя мне даже страшно представить свою гипотетическую реакцию, если бы я там кого-то встретила. Наверное, я бы просто заорала от ужаса и стала бы звать на помощь.

Но… Кого?

***

И вот я снова стою здесь. Перед зданием, которое мне до боли знакомо и стало уже чуть ли не родным. Только сейчас до меня дошла очевидная мысль, что если эти развалины окончательно снесут — я умру с горя. Куда я тогда буду приходить, и совершать над собой процесс исцеления? Не может же она стоять тут вечно и бесцельно занимать территорию. Я недавно что-то слышала, о строительстве новой дороги в этом районе…

Так, Яна! Ну-ка к черту все дурные мысли.

С обреченным вздохом я поднялась по умирающим ступенькам к входу. Около двух месяцев я сюда не приходила. Фанерный лист, закрывавший боковой вход, теперь полноценно вырвали, и прям здесь же и бросили. Вернее, не бросили, а бережно прислонили к кирпичной стене здания.

— Правильно, чего добру пропадать. А вдруг импровизированная дверь снова понадобится, — подумала я, подавив смешок.

Перед тем, как войти, я прислушалась: признаков жизни внутри не обнаружено. Полное беззвучие, которому позавидовала бы любая библиотека, лишь иногда прерывалось порывами ветра.

Я сделала уверенный шаг вперед.

От входа начинался тот самый коридорчик. Визуально за эти два месяца картина никак не изменилась. Лишь добавилось несколько новых рисунков и граффити. Поприбавилось хлама, в виде железок и мусора, но в целом — все как всегда.

А теперь настало время для самой главной детали! Вы наверняка думаете, что я прихожу сюда, чтобы просто погрустить, сидя на мокрых досках посреди обшарпанных стен и трухи? Ну, в общем-то, да, но нет.

Я приходила не просто в это здание само по себе.

Я шла в конкретное место.

В свой первый визит сюда я обнаружила одно особенное помещение. Широкий зрительный зал, рядов на двадцать пять или тридцать, где изумительным образом уцелела большая часть деревянных сидений, и узкая высокая сцена.

Что это раньше было — кинотеатр, или мини-театр, по большому счету, я так и не поняла. А может, обычный зал для проведения детских праздников. У нас в школе идентичный актовый зал по форме. Разве что там сцена более широкая.

Никакого экрана над сценой не было. Может быть, уже не было. Однако я все же склоняюсь к тому, что это когда-то было маленьким театром. Такие высокие сцены с выделяющимися краями не свойственны кинозалам. Деревянный помост, к которому вела узкая, но массивная лестница, тоже намекала на то, что фильмы здесь никогда не показывали. Не знаю, может я и ошибаюсь.

— Администрация решила сэкономить деньги, и построить дом культуры и универмаг в одном и том же здании? Хитро, — иронично подумала я, в первый раз обнаружив зал.

Но даже не сам этот зал, и не то, что сиденья до сих пор никто не додумался украсть, меня так обескуражили.

В середине сцены, величественно возвышаясь над всем зрительным залом, стояло… пианино. Да-да, самое настоящее пианино!

Как человек, который и нот-то не знал, и который никогда не ходил в музыкальную школу, я не проявила никакого интереса к этому потрепанному жизнью и временем инструменту. Ну, стоит себе и стоит. Ну, не украли его, и не разобрали на части. Всего лишь четверть клавиш не работает или западает. Вау, типа!

По началу.

Но стоило только мне за него сесть… Стоило только нажать на одну клавишу…

Меня охватили необъятные небеса. В ту же секунду мне захотелось научиться играть на этом магической машине! Захотелось хотя бы на минимальном уровне овладеть этой пьянящей гаммой звуков, способной подарить тысячу чувств мгновенно.

Во мне проснулась любовь к музыке от старого, разбитого пианино, которое я нашла черт знает где, по воле случайности. Звучит как нонсенс. Но теперь-то я знаю, что это один из таких нежданных сюрпризов, за которые ты оказываешься не зол, а благодарен судьбе.

С того момента я в самом деле начала учиться играть на пианино. Постепенно, по чуть-чуть выучила всю нотную грамоту, после чего стала пытаться разобраться в ключах. Через некоторое время (не буду говорить какое, чтобы не позориться) я осмелела, и стала играть гаммы, этюды и аккорды.

Теоретическую базу я освоила где-то на восемьдесят процентов.

Получается, пока что, так себе, но зато я прокачала моторику пальцев до высшего уровня! Но я не отчаиваюсь, все еще впереди. Спасибо видеоурокам в Интернете за мой, пусть и небольшой, но прогресс!

Я понимаю, насколько нелепо это все звучит. На краю города, стоит какой-то древний торговый центр, который многие годы никто не хочет сносить. Заброшенный пустырь с битыми стеклами и ржавыми трубами, где только скромные вывески напоминают о том, что раньше здесь была жизнь. Откуда-то в этом помещении находится более-менее сохранившийся зрительный зал (откуда он вообще в универмаге? если только его реально не совместили с домом культуры), в котором, словно вишенка на торте, преспокойно стоит никем не тронутое пианино. Звучит как бред, но я много раз видела это все своими глазами. Прикасалась к этому.

Если бы мне кто-то другой про такое рассказал, я бы точно покрутила пальцем у виска.

Ни мама, ни дедушка не смогли удовлетворить моему любопытству относительно этого места. Оказалось, что мама очень редко посещала магазины, которые здесь находились, сославшись на слишком высокие цены. Оно и неудивительно, лишних денег тогда у нее не водилось. Разумеется, на вопрос имелся ли здесь какой-то зрелищный вид искусства, она тем более не смогла ответить.

— А тебе-то для чего это знать? — с подозрением спрашивала мама. — Уж не говори, что ты лазила туда.

— Что ты! Конечно, нет, — продуманно врала я, отмахиваясь от нее руками. — Просто мы в классе обсуждали эту заброшку. Вот кто-то про это и сказал, но я не поверила. Решила, что лучше у тебя спрошу.

— Знать не знаю, что там было, а что нет, — угрюмо отвечала она. — Я тобой занималась, мне по театрам ходить было некогда.

Разговор этот был почти два года назад. Как раз после моего первого визита в это «чистилище».

Дедушка как не силился, так и не смог вспомнить, что конкретно находилось в здании:

— Янчик, ты думаешь, я сейчас смогу вспомнить? — смеялся он. — Он закрылся лет пятнадцать назад. Последний раз я в нем был еще до твоего рождения, это точно.

Подумать только, прошло целых пятнадцать лет, а то и больше…

Неужели, этот клочок земли настолько никому не нужен, что лучше пусть уж хоть что-то на нем будет находиться?

Отважно миновав коридор, я отправилась прямиком к лестнице. Мне уже не терпелось поскорее сесть за свое любимое пианино. Вновь прикоснуться к тем клавишам, колдовские звуки которых я не слышала уже два месяца.

Проходя мимо центрального зала, я направила свет фонарика вглубь помещения. Вновь никаких разительных перемен мною подмечено не было. Либо же за время моего отсутствия здесь почти никто не ошивался, либо гости оказались очень деликатными в своем поведении. Мне всегда сразу бросаются в глаза любые изменения: разбившийся плафон от люстры, упавшая на пол вывеска «кофе-чай», провалившаяся в подвал ступенька. Я же здесь без пяти минут дома!

На лестницу я чуть ли не вбежала. Меня распирало от чувства нереального счастья. Хотя бы на недолгое время я смогу отвлечься от своих негативных мыслей. Может быть, выражу свою обиду через музыку. Так, как смогу. А со свежей головой думаться будет легче.

Внезапно, я замерла на месте.

Расстояние от верхней ступеньки лестницы до зрительного зала составляло около двадцати шагов напрямик. Стоя почти на самом верху, я услышала какой-то тихий шум на втором этаже, но не сразу сообразила природу происхождения звука.

Меня окатила ледяная волна, стремительно пронесшаяся от кончиков волос до пальцев на ногах.

— Что это? Не хватало, чтобы меня еще здесь застали! Столько раз сюда приходила и никого не видела! Черная полоса какая-то! — возмущенно подумала я, стараясь не паниковать.

Приглушенный звук, тем временем, не прекращался.

С минуту я простояла как вкопанная на предпоследней ступеньке, только после чего меня, наконец, осенило: играло пианино!

Ну, не само, конечно, оно играло. Кто-то играл на моем пианино!

Те лобные доли моего мозга, которые отвечали за рациональность поступков, советовали мне немедленно ретироваться. Они даже не советовали, они орали что есть мочи. Мало ли кто мог там сидеть. А что, если там целая компания? Каких-нибудь подростков-хулиганов, или чего хуже — алкоголиков и преступников.

Конец ознакомительного фрагмента.