Рассвет

Арсений Долохин, 2023

Рассвет – это время, на которое часто возлагают самые большие надежды, но герои этой небольшой истории ни на что не надеялись и потому описанные в ней события настигли их совсем непредсказуемо.

Троллейбус не успел меня согреть, поэтому я шел быстро, спрятав голову в капюшон толстовки. Светало; выплывающие из уходящей тьмы незнакомые улицы как будто понимали, что я здесь совсем ненадолго и ничего не впишу в их историю. Никого не было, я убегал от раннего утра один.

Дверь подъезда показалась мне незнакомой, возможно, потому, что накануне она была гостеприимно распахнута при помощи подложенного под нее булыжника; на всякий случай я сверился со списком номеров над панелью домофона. Замерзшие пальцы не смогли удержать единственный ключ, прицепленный к кольцу с синей дверной таблеткой, и он упал к моим ногам, безразлично уставившись мне под подошву. Я нагнулся за ним и вдруг что-то ощутил. Замерев, всем телом прислушался к пространству вокруг.

Я был не один.

Обернувшись, я увидел легковую машину синего цвета, припаркованную как раз напротив двери подъезда. Рядом с машиной сидела на корточках молодая особа и рассматривала заднюю дверцу машины. Я не понял, как я не заметил ее, подходя к подъезду, возможно, она пряталась за машиной и бесшумно выбралась, когда поняла, что я сейчас исчезну и больше не покажусь. Она сидела спиной ко мне, я не видел ее лица, только волосы цвета меди или ртути и голую спину, которую не смогла скрыть полностью черная футболка, выглядывающая из-под короткой джинсовой куртки. Она не могла не услышать, как выроненный ключ ударился об асфальт, но занимало ее явно что-то другое. Я уже хотел отворить дверь и осторожно исчезнуть, но зрение будто нарочно не подвело меня, и я рассмотрел то, от чего не могла оторваться она.

Примерно в середине задней дверцы синей машины была небольшая несимметричной формы дыра. Машина была совсем не дешевой с виду, и дыра в дверце очень сильно ей не шла. Я вдруг понял, что за дверью подъезда будет так же неуютно, как снаружи, и убрал ключ обратно в карман. В небе над крышами домов напротив начинало что-то появляться, но пока неявное, неопределимое, возможно, мне просто казалось после бессонной ночи. Ее поза стала напряженной, она по-прежнему помнила, что за спиной стоит кто-то ей сейчас совсем ненужный. Сердце вдруг забилось сильнее, и я шагнул к ней и к синей машине, между нами было десять-пятнадцать таких же тихих вкрадчивых шагов; я не понимал, что будет дальше, но знал, что за дверью подъезда нет ничего. Когда я шагнул снова, она поняла, что к ней идут, и обернулась через плечо. Лицо ее показалось мне знакомым: что-то похожее я видел, когда мечтал о несбыточном. Волосы цвета меди или ртути спадали через плечо на джинсовую куртку, которая оказалась не только короткой, но и незастегнутой. В ее взгляде была тревога, но я понял, что она не винит меня за мое появление. Выждав несколько разновеликих мгновений, я ощутил, что могу сделать еще несколько шагов. Она отвернулась и посмотрела куда-то вдаль. Вокруг была тишина, нас было только двое. Остановившись, я снова взглянул на отверстие в дверце машины; оно было таким черным, как будто ночь не растворилась в небе, а спряталась в чреве уютной иномарки.

— Что случилось? — спросил я.

Она вспомнила, что-прежнему сидит на корточках, и встала, роста она была почти моего; когда она поднималась, я случайно заметил, что джинсы она носила как раз своего размера. Мы стали смотреть на брешь в дверце вместе.

— Здесь стреляли ночью, — ответила она, не обернувшись ко мне. Голос ее оказался под стать ее лицу и всему остальному, что было в ней. Сердце стало стучать медленнее, но тяжелее. Чтобы не молчать, я решил сказать еще что-нибудь.

— Это ваша машина? — спросил я, продолжая смотреть только в маленькую черную бездну.

— Да, — ответила она. Обреченности в ее голосе не было. Я подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть края дыры. Зыбкий сгусток тумана, оставшийся в голове после хождений в ночи, растворялся под натиском чего-то другого, с каждым мгновением все увереннее его вытеснявшего, почти незнакомого. Она тоже шагнула к машине, оказавшись в нескольких шагах от меня. Воздух стал тяжелее, как будто она оттолкнула его в мою сторону, когда встала рядом со мной. Я случайно заметил, как в небе над крышами домов напротив что-то продолжило медленно меняться — там становилось ярче, было похоже, что в небе оставили узкий надрез, чтобы не позволить ему сразу исторгнуть из себя слишком много.

По проезжей части промчалась не слишком дорогая и, очевидно, непростреленная машина. Машина быстро исчезла, и снова стало тихо.

— Что там видно? — спросил она вдруг, заметив, что я снова стал изучать дыру в дверце. Я не понял, был интересен ей ответ или нет. Я перестал изучать дыру и повернулся к ней. В ее глазах было слишком много всего, я не смог разобрать почти ничего из увиденного в них.

— Да как сказать, — ответил я. — Я не эксперт, но как будто стреляли издалека.

Она усмехнулась и указала рукой куда-то влево.

— Вон из того дома, — пояснила она. — Там, оказывается, жил какой-то престарелый биатлонист. Так в новостях, по крайней мере, написали.

— Вот как, — сказал я, обратив внимание на ее кроссовки — они были черного цвета и какого-то старомодного дизайна, ей очень это шло. Она тоже взглянула на свои ноги, и мне стало неловко.

— Так или нет, но стреляли всего два раза, один раз куда-то в никуда и один раз прямо куда надо. — Судя по ее голосу, ее умиляло такое стечение обстоятельств. Она отвернулась, чтобы еще раз оценить преобразившуюся дверцу. Я не стал отворачиваться вместе с ней и рассмотрел ее футболку, такую же черную, как и кроссовки, на ней не было никаких надписей. Пуговицы расстегнутой джинсовой куртки необычно блестели, совершенно не передавая трагизма произошедшего ночью.

— А что с биатлонистом? — осмелился спросить я.

— Полиция почти сразу приехала, забрала без лишнего шума и увезла, я сама слышала, как мигалки выли. В тех же новостях писали, что у биатлониста кто-то из родных в органах работает, потому и приехали так быстро. А судебных экспертов пока еще прислать не успели, или они в отпуске все.

Я снова посмотрел на пробоину. Она словно пыталась одновременно быть и пустой безразличной глазницей, и искривленным холодной насмешкой ртом.

— А что, если в новостях наврали? — предположил я. Она спрятала руки в карманах джинсовой куртки и развела полы в стороны, как во время обыска, но в этом жесте не было ничего вульгарного и гротескного.

— Значит, будем ждать вечерних, там уже точно не соврут. — Она вынула руки из карманов.

— А если это не случайно? — спросил я. Она усмехнулась, но только глазами, и я снова ощутил себя маленьким и несмышленым.

— Даже если — мне ведь уже ничего не грозит. Богатых родителей нет, репутации тоже, так что предупреждать меня пока не о чем. Может, престарелый биатлонист и правда отомстить кому-то решил и просто машины перепутал, или просто невзятое золото посреди ночи привиделось. — Она усмехнулась уже смелее, обнажив белые зубы и красноту, из которой они росли, она была куда ярче той, что неуверенно жалась в небе над домами. Я не стал скрывать, что шутка вышла неплохой и по моему мнению тоже.

Проехала еще одна машина. Людей все еще не было, я не мог вспомнить другого столь же раннего утра.

— Но вообще обидно, наверное? — спросил я. Она кивнула.

— Наверное. Но переживу как-нибудь, тем более все же застраховано, как всегда.

Мне вдруг захотелось задать ей всего один вопрос, снова связанный с машиной, но я все-таки не стал. Вместо этого я повернулся к противоположной стороне улицы, чтобы узнать, что там происходило с небом. Ей тоже стало интересно, что необычного было там, куда смотрел я. Надрез над крышами домов стал шире, копившиеся по ту сторону краски готовились обагрить все, что было под ними, сверху и с боков.

— А неплохо, — сказала она, на мгновение словно забыв обо мне и обо всем остальном. — Давно такого не видела.

Я украдкой посмотрел на нее. Мне показалось, что она смотрела не на весь преобразившийся участок неба, а в самый его центр, словно ей виделась какая-то брешь, не пожелавшая открываться моему взору. Потом она опомнилась и немного растерянно улыбнулась.

— Да, красиво, — согласилась она еще раз и полезла в карман куртки за мобильным телефоном, у нее он был намного лучше, чем у меня. Включив камеру, она прицелилась и аккуратно щелкнула ногтем по экрану. Оценив результат, она дала полюбоваться и мне. Как это часто бывает, снимок вобрал в себя намного больше красок, чем было на подлиннике.

— По-моему, неплохо, — сказал я честно. Мне показалось, что немного багровых красок со снимка просочилось куда-то внутрь меня.

— С фотоаппаратом еще лучше бы вышло, — сказала она, улыбаясь немного грустно. Я вдруг понял, что различил в ее глазах что-то, чем она, возможно, не собиралась делиться — и вслед за этим понял, что, скорее всего, сам поделился с ней примерно тем же, и наверняка раньше, чем она со мной. По дороге проехало еще несколько машин.

— Фотографировать любите? — поинтересовался я.

Она улыбнулась снова, посмотрев куда-то мимо меня.

— Есть такое. — Она помолчала еще немного. — У меня фотоаппарат часто на заднем сиденье лежит, когда еду куда-нибудь. И у меня первая мысль была, когда дырку эту увидела — а не на заднем ли сиденье он лежал.

Конец ознакомительного фрагмента.