Тетрадь счастья

Аркадий Иртеньев, 2020

Абсурдный замысел человека увековечить людей, чья смерть осталась незаметной для этого мира.

On ne peut pas demander à la souffrance de justifier ses raisons.

On s'exposerait à ne compatir à presque rien¹.

Был декабрьский вечер, один из тех вечеров когда погода за окном ещё ясная и тёплая. В наших краях зимы с каждым годом становятся всё теплее и теплее. Право, я уж и не припомню в каком году я видел снег в последний раз. Когда я был маленьким, снег хоть на недельку, но всё же выпадал. А после снова наступала тёплая погода и весь этот снег превращался в отвратительнейшие мюсли, которые разве что лишь ленивого не раздражали. За это время климат радикально изменился, и он продолжает меняться и по сей день.

Вечер того дня я провёл в компании друзей и пришёл домой поздно ночью, часу так в третьем. Проходя мимо гостиной я обнаружил тлеющие дрова в камине, и был крайне удивлён этому, ведь отец всегда тушил огонь на ночь.

— Присядь, сынок, — тихим голосом сказал отец.

Я совершенно не ожидал услышать голос отца в столь поздний час. Я не видел его, так как он сидел в глубокой бержерке, обитой красным бархатом. На рядом стоявшем столике находилась чашка чая, коробка с гильзами, табак и машинка для забивки. Я подошёл к камину и сел рядом с ним.

— Что такое, пап, не спится? — поинтересовался я.

— Да, всё ворочаюсь и никак уснуть не могу, решил у камина погреться.

— Ладно, — вставая проговорил я, — долго не засиживайся, и не кури ты так много, я прошу тебя!

— Погоди, присядь… Я хочу тебе кое-что показать, — забивая табак в машинку сказал он.

Я ждал несколько минут пока он забьёт табак и сделает себе сигарету. Меня раздражало что всё это происходит очень долго, он наверно единственный из 15 миллиардов человек кто в наше время ещё сам себе забивает сигареты табаком. Раздражение моё усиливалось тем что была глубокая ночь и у меня слегка побаливала голова после проведенного вечера, так что у меня было лишь одно желание — лечь поскорее в постель.

Но вот он закончил забивать табак, машинка щёлкнула, он положил сигарету на столик и потянулся рукой к полу. Справа от него, облокотясь на бержерку лежала тетрадка с твёрдой обложкой.

— Эта тетрадка, — протягивая её сказал он, — очень важна для меня.

Я взял у него тетрадку и открыл её, в это время он подкурил сигарету и начал курить.

Я открыл тетрадку, но не успел я толком ничего прочитать как отец сказал мне:

— Закрой, ещё не время, завтра как проснёшься посмотришь, а пока можешь идти ложиться, — затягиваясь и выпуская клубы дыма процедил он.

Я с радостью покинул его и пошел к себе в комнату. Тетрадку его я забросил на книжный шкаф, разделся и лёг в кровать.

В семь часов меня разбудила мама. Она была вся взволнованная и сильно нервничала.

— Одевайся быстрее, — сквозь слёзы говорила она мне, — там отец…

— Ну что опять? — перебил я её и взглянул на часы. — Дайте поспать, семь утра только.

— Папе плохо, он без сознания.

Я быстро слез с кровати и побежал в комнату отца, мама крикнула что она уже вызвала скорую. Не обнаружив его там, я быстро ринулся к нему в кабинет, но там его тоже не оказалось. Когда я вбежал в гостиную я нашел его на том же месте. Я схватил его руку в надежде нащупать пульс, но сердце его уже не билось. В доме наступила гробовая тишина, и когда в дверь постучали я встрепенулся от испуга. Мама открыла дверь и провела медиков к отцу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

"Невозможно требовать, чтобы страдание рассказывало о своих причинах. Тогда нам почти нечему бы было сочувствовать."(фр.) — Слова принадлежат Альберу Камю, записанные в одной из его записных книжек.