Настольная книга сердцеедки

Арина Холина, 2006

Если твоя сестра – звезда телевидения, если твоя мать – светская львица, отец преподает в Оксфорде, отчим возглавляет рейтинг «Форбс», а ты каждый раз со скандалом выбиваешь зарплату из самодура-начальника, живешь в съемной квартире с ванной на кухне и вся твоя личная жизнь – бокал вина, сериал «Отчаянные домохозяйки» и преогромный торт со взбитыми сливками, то у тебя есть только один выход – стать ведьмой! Ведь иногда это просто необходимо!

Глава 1

Если жизнь вдруг казалась страшной несправедливостью: начальник в очередной раз довел до нервного припадка; отношения с неким Никитой или неким Борей, как всегда, продержались полтора месяца и опять завершились фразой: «Как я могла связаться с этим уродом!»; в сотый раз не хватило денег на покраску битой машины… — Аврора знала, что надо делать.

Она отключала телефоны, надевала фланелевую пижаму в мишках Тедди и пряталась под одеяло. Очень прогрессивный метод!

Одеяло спасало от всех страхов и сомнений: под толстым слоем синтепона было тепло, уютно и безмятежно. Где-то там, снаружи, шел мокрый снег, улицы покрывали толстая наледь и грязь от гремучей смеси соли, песка и химикатов, на кухне, кажется, уже шевелилась трехдневная груда грязной посуды, а телефон наверняка обрывала мама, которая всегда ухитрялась отловить Аврору в самый неподходящий момент — в туалете или во время секса.

Под одеялом, сжавшись в калачик и обняв нежную пуховую подушку, Аврора воображала, что там, вокруг, совсем не ее квартира, а шикарный особняк за городом, в сосновом бору, где и озеро есть, и ели со снежными лапами, а в доме окна во всю стену, и деревянная мебель, и камин…

Аврора представляла себе, как в один прекрасный день курьер DHL вручит ей письмо от адвоката, из которого станет известно, что она — единственная наследница состояния какого-нибудь европейского миллионера. Позже адвокат пояснит, что миллионер по матери — русский, под конец жизни отыскал родственников и все оставил двоюродной внучке — ей, Авроре.

«Жалко, что все наши миллионеры — молодые, — подумала Аврора. — Вот скончается какой-нибудь Березовский и оставит Маше Ивановой из Моршанска пару миллионов, вот тогда начнется массовая истерика…»

Но как же это было соблазнительно воображать: неизвестный щедрый миллионер, сладкая жизнь «по праву рождения»! Ничего не надо делать, просто наслаждайся тем, какие у тебя классные родственники…

«Со мной ничего подобного уж точно не случится», — расстроилась Аврора и потянулась к своим транквилизаторам. Откинув одеяло, зачерпнула из пакета горсть «Мишек», развернула, сжала фантики в комок — чтобы не валялись горой, и съела все конфеты — пока не закашлялась от того, что во рту стало невыносимо сладко. Обнаружив, что чай в чашке закончился, сказала «Тьфу!» и отправилась греть воду.

Аврора не была мямлей и размазней. Скорее наоборот. Она была современной, резкой, остроумной и даже немного циничной девушкой. Но… Есть ведь люди — прекрасные, умные, талантливые люди, которые… ну, скажем, никак не способны водить машину: газ путают с тормозом, право — с лево, а как следствие — паника, истерика… Так же и Аврора при всех ее достоинствах не могла управиться с собственной жизнью.

Знала, что лучший способ усмирить босса, одуревшего от ощущения собственной значимости радиодиджея, — просто послать его, и чем дальше, чем изощреннее, тем большим уважением он к ней проникнется. И сколько раз, уже почти выдохнув: «Да шел бы ты на… и растудыть твою мать! В… такую работу!» — Аврора отвечала: «Я поняла. Хорошо. Ладно» — и уходила, дрожа от ярости. Потому что если ее матюки не сработают, если уволят — а он мог и без повода уволить, просто так, под горячую руку, решив, что кто-то там не соответствует его гороскопу, — то…

То что?

Аврора даже представить не могла — ЧТО.

Возвращаться к маме?

Конечно, та ее пустит. Но с демонстративным проявлением такого презрения, с выражением такого сочувствия к себе, любимой, за то, что родила такую нелепую дочь; со столь громкими упреками и предупреждениями, что это всего на две недели, а заодно со ссылками на Жанну — идеальную дочь, которая не просто зарабатывает кучу денег, встречается с лучшими представителями а) богемы, б) бизнеса, в) просто с очень красивыми мужчинами и ко всему прочему сама — звезда экрана, что Авроре заранее казалось: лучше пусть ее в тюрьму посадят или заставят любимому боссу ботинки чистить — только не это.

Размышляя подобным образом, Аврора добралась до кухни, которая была еще и ванной. Все в этой квартире было странным. Комната и кухня огромные, а коридора почти нет. В туалете запросто можно было поставить письменный стол, а вот ванна — на кухне, за шторкой, старая и жуткая. Ко всему прочему вода нагревалась с помощью кошмарной колонки — черной, перекореженной, которая, по слухам, уже не раз взрывалась. Окна были высокие, старые, с такими щелями, что их пришлось заливать герметиком — в первую же зиму Аврора чуть не умерла от холода. Батареи грели отчего-то только в начале осени и в конце весны, а всю зиму стояли едва теплые. Приходилось с риском для жизни пользоваться обогревателями — проводка была наружной, хлипкой и не выдерживала больше одного прибора в одну розетку. Как-то, прямо у Авроры на глазах, обуглился провод, это отучило ее пользоваться электрическим чайником. Единственное, что радовало, — хозяйка сдавала квартиру за смешную цену: во-первых, потому, что этот ее сарай, хоть он и находится в самом центре города, никто не желал снимать: слишком много неудобств и хлопот по их преодолению, а во-вторых, потому, что хозяйка, Елена Владиславовна, всю жизнь дружила с бабушкой Авроры.

Аврора поставила чайник на плиту и с ненавистью уставилась на ванну. Когда она только-только сюда переехала, ванная на кухне ее даже веселила — нежишься в пене, куришь, пьешь кофе… Но как только она привела к себе молодого человека… Как его звали? Э-э… Паша, кажется… Так вот, когда Паша узнал, что мыться надо рядом с плитой… В общем, он тоже посмеялся, но было в его смехе что-то обидное. Потому что, согласитесь, ванна на кухне — это ненормально.

Собственно, и вся Аврора была ненормальной. Мама — редактор известной газеты, отец преподает в Оксфорде, отчим — бизнесмен, сестра — звезда, а Аврора…

Первый раз ей захотелось убить маму, когда та сначала пообещала ей квартиру бабушки — дивную квартиру на Тверской, а потом, когда Аврора уже собрала вещи и купила вешалку в коридор, сообщила, что она решила квартиру сдавать и Аврора должна войти в ее положение. Мило. Второй раз подобное желание возникло, когда квартиру на проспекте Мира, которая досталась от дедушки, милостиво предоставили Жанне. Отчим Авроры, родной отец Жанны, сделал там ремонт, и матушка погнала «телегу» насчет того, что отчим их всех содержит, так что ему принимать решение, как распоряжаться имуществом. Бред! Бред и свинство!

Конечно, можно было снять «нормальную» квартиру, причем где-нибудь даже не в Митине, а хотя бы в Свиблове, но Авроре страсть как не хотелось жить в Свиблове. Поэтому она время от времени пугала молодых людей занавеской, старой ванной, допотопной плитой и холодильником «ЗИЛ», который достался ей вместе с квартирой и у которого дверца открывалась целиком — то есть она не держалась на петлях. Иногда Аврора надеялась, что когда-нибудь сможет даже выкупить эту странную квартиру, сделает вместо ванны душевую кабину и освежит потолок и…

Но все упиралось в деньги, которых никогда не хватало. Аврора как-то заикнулась насчет денег в долг у отчима, но мама ее заклевала: мол, они и так по гроб жизни ему обязаны. К тому же как она будет долг отдавать — со своей смешной зарплаты?

Вообще-то отчим был довольно щедрый — маме дарил шикарные вещи, украшения, она покупала фантастическую мебель. И Жанна тоже отлично себя чувствовала — отец презентовал ей «Ауди ТТ» и все такое, и не то чтобы он как-то особенно не любил Аврору, просто матушке не хватало сил расстаться с деньгами в пользу старшей дочери. К тому же она всегда повторяла, что у Авроры есть родной отец.

Однако отца, который давно уехал в Оксфорд преподавать русскую литературу (Аврора предполагала — подальше от мамаши), нельзя было назвать человеком с большой буквы. Он более или менее привык к мысли, что у него есть дочь, только когда Аврора стала сама зарабатывать на жизнь и окончательно рассталась с надеждой на то, что родители — это те люди, которые могут решить ее проблемы. Отец стал писать из Англии длинные, увлекательные письма, начал всерьез беспокоиться насчет того, что Аврора знает всего один иностранный язык — английский. И еще он выражал недоумение, почему его дочь, его кровь и плоть, выбрала такую невыразительную профессию — координатор.

Да, на радио Аврора была чем-то вроде администратора, но почему-то там администратором ее не называли, а величали именно координатором. А заодно она делала репортажи и «стрит-толки» — чтобы не умереть от тоски. Работа была гнусная — начальство за лишнюю копейку готово было повеситься, а если вдруг сослуживцы подозревали, что именно у тебя есть шанс получить повышение, то за считаные секунды плелись интриги, придумывались ловушки и совершались всевозможные инсинуации. Аврора, насмотревшись, как рыдают, скандалят и увольняются коллеги, знала, что именно здесь ей карьера не светит, и решила при первой возможности перейти на другую станцию. Но возможности отчего-то не возникали. Аврора так выматывалась на работе, которая начиналась в одиннадцать утра и не заканчивалась никогда, что ей просто не хватало времени наводить мосты. Она даже с мужчинами знакомилась там, куда ходила по работе. И это у нее тоже получалось с переменным и сомнительным успехом.

Какое счастье! Завтра настоящий, полноценный выходной! Ей не надо в субботу ехать на радио — «всего на пару часов», потому что приезжает какой-нибудь Шнур и всех корреспондентов, секретарш и прочих надо так построить, чтобы ему не забыли выписать пропуск, не оставили где-нибудь в коридоре без чая и кофе, разрешили курить, ну и все такое…

Зазвонил телефон.

Аврора схватилась за голову. Она совершенно забыла о рабочем мобильном, который уже полдня обещал разрядиться. Но не разрядился, скотина!

— Алло… — с мукой в голосе произнесла она в трубку. У нее был особенный голос для особых случаев — если надо было соврать, что болеешь, когда тебя пытаются отослать на вечеринку для рекламодателей в какой-нибудь «Истра Холидей», куда надо приехать в семь утра и проследить, чтобы на всех хватило столовых приборов.

— Аврора! — возмутилась мама. — Я тебе звоню уже пять раз подряд! Ты где?

— Мам, я спала, — вяло отозвалась Аврора.

— Сейчас всего девять вечера! Ты взяла моду так рано ложиться? — негодовала матушка.

— Мам, у меня мужчина, и мы занимались любовью! — сорвалась Аврора, которая устала от того, что родительница вечно к ней цепляется.

Но мама никогда не слышала того, чего не хотела слышать. Поэтому она просто не обратила внимания на слова Авроры. Или материнское сердце подсказало ей, что дочка врет.

— Ты помнишь, что завтра день рождения Степана? — спросила она.

Степан — это отчим. Если честно, Аврора его… недолюбливала. С одной стороны, он был не злой человек. Но, во-первых, лично для нее, Авроры, он не сделал ничего хорошего. Ни разу не помешал матушке ее мучить, делать ей замечания и негодовать на тему того, какая у нее бестолковая дочь. Все восхищались, какой Степан герой — воспитывает чужую девочку, как родную, но все дело в том, что он ее не воспитывал! Всего один раз, когда Аврора в шестнадцать лет первый раз напилась до розовых слонов, позвонила домой, нарвалась на Степана и попыталась объяснить, что ей нужно вызвать такси, но у нее нет денег, он ее нашел, привез, помог добраться до кровати и посоветовал не мешать водку с портвейном. Все!

Отчим начинал рабочим на заводе, а потом купил фабрику и еще парочку, но даже сейчас, когда мамаша заставляла его покупать костюмы от «Китон», они смотрелись на нем, как телогрейка. Шикарный костюм существовал как-то совершенно отдельно от Степана, впрочем, как и часы — золотой «Ролекс» выглядел на нем дешевой подделкой. Отчим был театрально грубоват, очень гордился своим происхождением — вот, мол, как высоко прыгнул, и часто маскировал эдакой пролетарской беспардонностью сложные чувства, правда, Аврора не могла понять, какие именно. Но вопросы вроде: «А чего это вы столько голой снимаетесь?», адресованные начинающей актрисе, он задавал, кося под дурачка, и все ему прощали — вроде чего с него взять, из грязи в князи… Авроре же мерещилось, что он играет в какие-то хитрые психологические игры. Правда, все могло быть проще — наверное, он и есть такой валенок, каким хочет казаться…

Авроре он тоже запросто мог надавить на больное: пошутить по поводу ее успешной карьеры. Мол, годам к сорока дослужиться до ассистента программного директора — «принеси кофе, распечатай договор» — дивная должность. Радовало лишь то, что Степан никому не давал спуску. Даже родную дочку Жанну он подкалывал на тему того, как странно, что в ее возрасте все еще растет грудь — в двадцать была одного размера, а в двадцать три увеличилась.

Собственно, загадка объяснялась просто: Жанна нарастила грудь до третьего номера, так как считала, что просто обязана эксплуатировать свою сексуальность, раз уж ей повезло родиться такой красивой и соблазнительной. А для такой лапочки и куколки это нонсенс — грудь первого размера! Жанна заняла у мамы денег (которые не дали Авроре на покупку новой машины), закачала в себя силикон, и… количество писем из колоний строгого режима на имя звезды экрана увеличилось в три раза…

— Нет, — искренне ответила маме на ее вопрос Аврора.

Предполагалось, что в связи с днем рождения Степана все родственники должны за неделю созваниваться, охать, охать, обсуждать, как банально дарить «Картье» и как пошло покупать аксессуары от «Гермес», придумывали какие-то тайные поездки в Милан за последними новинками от «Костюм Националь». А так как Аврора не могла принять во всем этом участия, то о дне рождения отчима она вспоминала за два часа до праздничного события — тем более что лично ей мама со Степаном на день рождения который уж год подряд дарили кожаные перчатки. Заурядные кожаные перчатки — коричневые. Сначала — несколько лет — черные, но теперь только коричневые.

Мама выдержала паузу.

— Тогда купи ему завтра что-нибудь скромное. Например, галстук от «Корнелиани», — холодно посоветовала она. — Будут гости.

— Какие гости? — осторожно спросила Аврора.

Мама не без удовольствия перечислила. В последнее время Степан и его компаньоны увлеклись кино, театром и благотворительностью, что помогало им дружить с режиссерами, актерами и политиками. Так вот завтра они все и приедут на скромный домашний прием.

Аврора похолодела. Конечно, домашний прием — это круто. Будет отличный стол, все очень вкусно, из ресторана, и знаменитые актеры — тоже здорово, но…

Что она наденет? У нее не то чтобы шикарного вечернего платья, у нее и обычного-то вечернего платья (или хотя бы вечерней кофты) нет. Конечно, она может завтра махнуть в «Наф-Наф» и купить там что-нибудь красивое, но ведь остальные — и мама, и Жанна будут в чем-то восхитительном и очень дорогом, да еще и украшения наденут… И они будут кривиться из-за того, что на ней «Наф-Наф», а не «Луи Виттон», и Авроре будет неприятно.

— Мам, а зачем я вам нужна? — пробормотала она. — Я смертельно больна, парализована…

— Вызови врача! — отрезала мама. — Завтра придут известные люди, и я не хочу, чтобы создавалось впечатление, что у нас недружная семья…

— Ма, — повеселела Аврора, — а Степа что, в Думу целится?

Мама выдержала еще одну паузу, еще более напряженную. Просто мхатовскую драматическую паузу! Во-первых, она не любила, когда Степана называли Степой. Ее вообще тихо бесило имя супруга. Но из двух зол — не выходить замуж за человека по имени Степа или найти другого претендента на свою руку, с элегантным именем, пусть и немного беднее, — она выбрала меньшее и называла мужа полным именем. Аврора вообще не раз замечала, что Степан матушку немного раздражает. Давным-давно она рассчитывала его переделать: предполагала, что тот похудеет, овладеет светскими манерами, будет с усталым видом говорить, что отдыхать можно только на Сейнт Барте, но Степа так и остался при спасательном круге на талии и с румянцем во всю щеку — этаким простачком, которого нимало не волнует, что о нем думают люди, включая и жену, и детей, и родителей.

Аврора помнила, что когда-то давно, когда мама была еще обычной журналисткой, а Степан работал каким-то там замдиректора на каком-то заводе, мама была веселой, пусть немного высокомерной, пусть с претензиями, но вполне сносной, а временами очень даже обаятельной женщиной. Кажется, она любила, что называется, загулять, и маленькие Аврора с Жанной подслушивали под дверью семейные ссоры — мама, кстати, умела тогда здорово ссориться: била посуду, вопила, как в итальянских фильмах, а потом бросалась на Степана и кричала, что любит его больше жизни. Подруга Авроры, Лена, очень боялась, когда родители ссорились: мама потом неделю не разговаривала с отцом, а тот приходил домой мрачный, с бутылкой пива, и не брился. Аврора же с детства не боялась скандалов — мама умудрялась любую ссору превратить в фарс, даже если Степан пытался выяснить, что за синяки у нее на шее и почему от нее пахнет «Фаренгейтом». Страшно стало потом — когда мама свихнулась на карьере, вечной молодости и духовном перерождении. Как-то сразу, вдруг, она превратилась в зануду, ханжу и фанатку каких-то кошмарных диет, и ко всему разом всплыли былые обиды, от упреков в адрес отца Авроры до воспоминаний, как трудно было саму Аврору рожать. Мама стала серьезной и правильной — настолько, что даже намек на то, что Степан в качестве депутата — это весело, вывел ее из равновесия. Ну, как же — человек растет над собой, а сие достойно уважения…

— Такие вещи по телефону не обсуждают, — отчеканила мамаша. — Завтра в семь на Новой Риге, в нашем доме.

— Ма, мне это снится или ты затеяла всем показать, какая у нас образцовая семья? Ты что, позвала прессу? — ахнула Аврора.

— Ты там у себя на работе совсем одичала, — не совсем ясно выразилась мама и повесила трубку.

Аврора посмотрела на мобильник, скорчила ему морду и тоже отключилась.

Единственное, что ее может спасти — это немедленно позвонить Ларисе и попросить у нее какое-нибудь вечернее одеяние. Приятельница Авроры, владелица марки «Персонаж», иногда выручала знакомых, которым была нужна модная одежда не слишком дорого. А что, неплохой выход из положения: если мамаша реально соберет у себя светских хроникеров и у Авроры, не дай бог, как у дочери известного бизнесмена, спросят, что за наряд она надела на столь торжественное событие, можно будет разрекламировать подругу (вряд ли кто решит, что она надела ее платье от бедности — все-таки дочь известного предпринимателя) и получить скидку.

«Хорошо, наверное, быть известной, — вздохнула Аврора. — Тебе бесплатно достаются разные вещи, тебя приглашают во всякие салоны красоты…» Но тут она вспомнила, что недавно читала интервью, кажется, с Дженнифер Анистон, которая сказала: парадокс в том, что ей стали дарить дорогие дизайнерские платья тогда, когда она стала в состоянии купить их сама в любом количестве.

Аврора точно знала, что ее сестре дарили кучу тряпок — в основном мужчины. То, что предлагали русские дизайнеры, Жанна забирала, но не носила — ее не устраивали просто красивые вещи, ей важно было, сколько они стоят. Она чувствовала любовь только тогда, когда видела, сколько заплачено за платье, за сережки, за машину… Кулон из серебра от чистого сердца — не смешите! Не то чтобы она была такой жадной, скорее у нее был какой-то заковыристый комплекс… Но Аврора могла сколько угодно рассуждать о том, что у Жанны низкая самооценка — дела это не меняло. Жанна была звездой, а с точки зрения мамаши, да и с точки зрения сестры тоже, она, Аврора, была никем.

«Просто не наступило мое время», — сообщила Аврора своему отражению в зеркале.

Как ни странно, Жанна тоже считала себя неудачницей. Не вообще, а на сегодняшний день. В будущем Жанна представляла себя продюсером и владелицей папиных заводов — она уже сейчас прислушивалась к разговорам отца о деле и наматывала на ус полученную информацию. К тому же она мечтала выйти замуж за миллионера — и парочка таковых уже имелась у нее на примете. Аврора же была старше сестры на три года и не могла накопить на новую кровать — то одно мешало, отнимало средства, то другое… А ведь кровать она предполагала купить в «Икее», а не в навороченном мебельном магазине.

Аврора до сих пор не могла объяснить самой себе в двух словах, в чем разница между ней и Жанной. Но иногда ей вспоминался случай из детства. Жанне было лет двенадцать, Авроре — пятнадцать, и мама их тогда еще не превратилась в психопатку. Они были в Париже на Рождество, и родители повели девочек в магазин — покупать все самое красивое для праздника. Аврора выбрала классное платье, к нему туфли, бусы и заколку для волос. А Жанна, так как девочкам пообещали все, чего душа пожелает, нахватала аж по три шарфа к двум платьям, четыре пары нарядных туфель, гору косметики, несколько флаконов духов, изысканное нижнее белье, какие-то кремы, шампуни, корзину украшений… Если бы Аврора захапала столько же, Степан бы все оплатил, но ей такое и в голову не пришло. А Жанна не сомневалась — из любой ситуации нужно выжать максимум.

Аврора налила себе чаю, еще раз посмотрелась в зеркало и пустила воду в ванну — надо хоть голову помыть: пусть она и бедная девушка, зато чистоплотная. И если не думать о красавцах мужчинах — манекенщиках, миллионерах и звездах поп-музыки, то ее кухонная ванна — очень даже удобная штука: можно сидеть в земляничной пене, смотреть телевизор, а еще любоваться видом из окна. Ха-ха!