23.35

Антон Чигуров

Закрытый город. Секретное предприятие. Ужас вырвался на свободу после страшной техногенной катастрофы. Что противопоставят обычные люди надвигающейся угрозе…

Глава 1

За два дня до сдачи экзамена на рабочее место, Вадик не был готов ни на йоту. С одной стороны, конечно, стыдно, что он не знает ровным счётом ничего из требуемого материала, а с другой, зачем учить шифры вентилей, которые не используются в цехе. В тетради их больше ста штук, половина просто не нужна. Банальный аппаратчик, в обязанности которого входит крутить эти пресловутые вентиля и отбирать пробы из колодца, так для чего знать обвязку аппаратов и основы химии, пусть и школьной программы. Раз за разом открывая тетрадку с вопросами и ответами, он ловил себя на мысли, что всё меньше остаётся у него в голове. Вадик понимал, что пришёл работать на серьёзное предприятие, где важно быть оперативным и досконально знать свои обязанности, вот именно свои обязанности. Не обязанности оператора или инженера-технолога, только свои. Он отложил тетрадь в сторону, всё бесполезно, он знал, что будет учить в последнюю ночь перед экзаменом и заснёт с открытой тетрадкой в руках. Может комиссия сжалится, и половину вопросов опустят, вот было бы прекрасно, пусть порядки приёма изменятся как раз перед его сдачей, разве это так много. Знать бы заранее, что бы не учить, не терять время. К сожалению заранее известно, что надо учить, а иначе пересдача, потом вторая, а потом мягкая просьба уйти по собственному желанию или перейти в службу очистки и неизвестно что из этого лучше.

Вадик отложил тетрадь, необходимо собраться с мыслями, пока не заснул над этими иероглифами. Нужно заставить себя учить, надо сдать чёртов экзамен послезавтра, и потом спокойно работать, не вспоминая обвязки прочую ненужную информацию из тетради своего предшественника. Он встал и подошёл к единственному окну маленькой комнаты, именуемой архивом, хотя стоило назвать макулатурная. В этом беспорядке чёрт ногу сломит, если понадобится найти нужный документ или схему. Благо надобность в этом отпала, иначе все эти бумаги в беспорядке расположившиеся на стеллажах, пылились бы в другом месте. На улице бескрайне властвовала зима, с неба в беспорядочном порядке валились крупные снежинки, и казалось, что даже из-за стекла можно рассмотреть узор на каждой из них. Ветер подхватывал их и бросал в разные стороны, снежинки совершали затейливые пируэты и исчезали из виду, предоставляя свободное пространство следующим морозным звёздочкам. Вадик взглянул на часы, половина шестого, домой ещё не скоро. Хорошо, что пропустили работать в смену, даже без сдачи экзамена, так гораздо спокойнее. В смене всего пять человек, нет толпы дневников, нет начальства стоящего над душой и регулярно проверяющего, как продвигается обучение. Но, наверное, для каждого главный плюс работы в смену — более высокая заработная плата, двойная оплаты в праздники и выходные, доплата за ночные. Он отошел от окна и в очередной раз измерил шагами архив, где сидел уже третью неделю, глядя в тетрадь и не запоминая ровным счётом ничего. Но зачем обманывать, что-то конечно Вадим помнил, он на зубок знал назначение цеха номер 23 — переработка отработанного ядерного топлива, если говорить проще — они остекловывали грязные отходы со всего мира.

Основное рабочее место аппаратчика — щит управления печью, в которой и происходит непосредственно остекловывание отходов, каким именно образом для Вадима было и, скорее всего, останется загадкой. На щите сейчас и находилась большая часть смены — два оператора, киповец и начальник смены. Ещё мог присутствовать аппаратчик из соседнего здания — вечно жалующийся на жизнь Максим Корнев, он приходил попить чайку и сразиться в нарды с Эдиком Поповым. Макс, не смотря на солидный возраст, ему было около сорока, обладал отменным физическим здоровьем, недавно он рассказывал историю о том, как его подвели грузчики, и ему пришлось в одиночку затаскивать стиральную машинку на седьмой этаж. Лифт пока ещё не включили, поскольку дом новый, и соседей по этой же причине не было. Он совсем недавно купил квартиру в новостройке, и теперь разговоры были только ремонте и о проклятых строителях, которые до сих пор не могут завершить все работы по отделке дома. Эдик прямая противоположность Максу — жизнерадостный, неунывающий мужчина средних лет, готовый обсуждать любую тему с кем угодно, даже не будучи сведущем в данном вопросе. Эдик много курил, напоминая пожизненно дымящую заводскую трубу, на восьми часовую смену ему не хватало пачки сигарет, из-за чего его речь частенько прерывалась приступом надрывного кашля, который мог продолжаться несколько минут. Эта парочка могла играть в нарды всю смену напролёт, иногда им приходилось бегом бежать на автобус с работы, поскольку счёт был равным, и никто не хотел уходить, предварительно, не надрав задницу сопернику. Второй оператор по подготовке продукта уже немолодой, почти пенсионного возраста, молчаливый по большей части, Анатолий Петрович. Вадиму казалось, что Петрович замышляет что-то. Но вот что было покрыто мраком. После разговора с Эдиком, выяснилось, что тот придерживается такого же мнения о своём коллеге. С киповцем, вышедшим из отпуска меньше недели назад, Вадиму ещё не удалось, пообщаться и познакомиться. Но если верить остальному коллективу смены звали его Сергей и человек он неплохой. Вадим сомневался, что сможет нормально пообщаться с электрических дел мастером. В обязанности сменного киповца входил мелкий ремонт электровентилей и замена лампочек на пульте управления. Поломки случались крайне редко, и потому большую часть смены Сергей не выходил из своей комнаты в дальнем углу щита управления, предаваясь там излюбленному занятию — сну. Частенько на щит заглядывал начальник смены — Сергей Елисеев, в народе просто Николаич. Он не интересовался нардами, он скорее присутствовал тут от скуки, сидеть в кабинете одному всю смену действительно тяжко, особенно, когда на щите есть телевизор, в принципе запрещенная по внутреннему уставу вещь.

Вадик вернулся на широкую скамейку, застелённую для удобства телогрейками, и взял в руки тетрадь, ему показалось, что весит она никак не меньше десяти килограмм, ещё и держать стало как-то неудобно. Ну, вот опять стоит взглянуть на текст, как глаза сами собой закрываются, и сильно клонит в сон. Все как один заявляют, что сдать раз плюнуть и что надо просто несколько раз прочитать, что всё понятно и без натужной зубрёжки. Вадик не мог не согласиться с этим, но всё понятно, когда вот непосредственно читаешь, но стоит закрыть тетрадь и представить, что ты на экзамене, как всё, ничего в голове не остаётся. Нет, сейчас невозможно что-то запомнить, вот если выпить слегка кофе или на крайний случай чаю, тогда да есть небольшой шанс, что в голове отложится хоть какая-то часть информации, и он не будет выглядеть на экзамене полным идиотом. Вадик поднялся и потянулся, в спине неприятно хрустнуло, вот тебе и на, двадцать с небольшим и уже спина хрустит. Тетрадка, лежавшая на коленях, упала на пол и открылась такое ощущение, что в укор ему на странице с одной из самых сложных обвязок. Вадик смерил её взглядом, подобным взглядом смотрят на только что раздавленного таракана, хозяева квартиры, понимая, что одним трупом здесь не отделаться, скорее всего, будут сотни, а то и тысячи ему подобных. Сдержав отвращение, фантазия разыгралась не на шутку, Вадик наклонился за импровизированным учебником и, свернув в тугую трубочку, засунул в карман белого комбинезона. Он на всякий случай проверил в нагрудном кармане пропуск на территорию завода, без него он домой вернётся с большой задержкой, и, понурив голову, поплёлся на щит. Хорошо, что идти не долго, от долгого пребывания в одном положении ноги затекли и теперь сильно болели. Хотя, может это лень сказывается.

Стоило открыть дверь, ведущую на щит, как ему на голову свалилось около тонны, если переводить на материальные величины, жизни, состоящей из разговоров сменщиков и шума телевизора. После гробовой тишины архива, Вадик с непривычки ненадолго потерял ориентацию в пространстве. В себя его привела стрельба. По телевизору, который показывал два канала, один из которых шёл без звука, показывали очередной боевик, про очередного супергероя с гипертрофированно накаченными мышцами. Для своей массы он просто чрезвычайно скоростной, успевает и от пуль увернуться и по противнику стрелять. Ещё немного и он спасёт девушку, которую необходимо спасти, непонятно зачем, просто необходимо. Вадим улыбнулся. Вот бы ему так же лихо отвечать на экзамене, как сейчас на экране мускулистый актёр расправляется с видавшем виды каскадёром. Вот ведь, насколько пресловутый экзамен завладел разумом, это становится похожим на преследование или на поиск смысла жизни. Помимо громких звуков на щите горел яркий свет. Горел всегда, даже в ночную смену, хотя по большей части работы в ночь не было, всё успевали доделать дневники и вечерники, так что ночникам оставалось только наблюдать за процессом, проще говоря, отсыпаться, пока есть возможность. Вадик зажмурился, в архиве работала только одна лампа, её не хватало для нормального освещения, и вошёл на щит.

— О, стажёр! — радостным возгласом встретил его начальник смены, восседавший на табуретке, прямо напротив телевизора. — Как успехи, продвигаемся в обучении?

— Продвигаемся… — неправда далась легко. Он прекрасно понимал, что никто не будет его спрашивать. Николаич увлечён телевизором, Макс и Эдик играют в нарды. Анатолий Петрович сидит за рабочим столом и изучает местную бесплатную газету. — Хоть и понемногу, — немного компенсировал Вадик неправду отдалённым намёком на честность.

Николаич ничего не ответил, что и требовалось доказать. Он продолжил смотреть кино, нардисты тоже не обратили никакого внимания на невесть откуда взявшегося аппаратчика, полностью увлечённые нехитрой игрой. Вадик прошёл к рабочему столу, возле которого покоился электрический чайник, по пути он остановился возле своего небольшого сейфа, где хранились нехитрые принадлежности для чаепития — кружка, сахар и непосредственно чай в пакетиках, кофе, к сожалению, успел закончиться, а Вадик не горел желанием прослыть попрошайкой. Он бросил в кружку пакетик чая и насыпав три ложки сахара, достиг конечной точки маршрута. Чайник оказался горячим, и будущий аппаратчик, не теряя ни секунды, наполнил кружку кипятком.

— Ну что, студент, всё выучил? — Анатолий Петрович повернулся к нему вполоборота. — Как тебе почерк Эдика, не сильно напрягает?

Вадик никак не ожидал, что Петрович заговорит с ним, и потому несколько секунд не мог найтись с ответом. Он вообще не ожидал, что тот заговорит, а тем более на тему учёбы.

— Да нет, не напрягает особо, — Вадик постарался ответить как можно более равнодушно, давая понять, что не настроен на длительный разговор. — Просто маэстро-калиграф.

Анатолий Петрович засмелся.

— Маэстро-калиграф, смешно, действительно смешно.

Вадик счёл нужным не комментировать последнее высказывание, и, взяв со стола кружку, отправился к телевизору, досмотреть кино и выпить чай. Анатолий Петрович, несмотря на то, что был самым тихим в смене, напрягал его больше всего. И действительно иногда казалось, что этот немолодой, полностью седой мужчина, чаще всего сидевший в стороне от основных событий, что-то замышляет. Эдик говорит, что так было не всегда, что раньше Петрович вполне нормально общался со всеми, даже мог составить компанию в нарды или в карты, но около года назад он как будто, застрял в себе, как выразился Эдик. Вот и сейчас, постоянно молчавший оператор, не с того не с сего начал задавать ему вопросы. Как раз когда не надо. Но успел поймать спиной ещё один вопрос.

— Как думаешь, сдашь?

— Скорее всего, нет… — вырвалось у Вадика, о чём немедленно пожалел. Нет, не о том, что не сдаст, а о том, что последует ещё один вопрос. Так оно и получилось.

— Почему так? — искренне поинтересовался Петрович. — Ты боишься?

Ага, мысленно ответил Вадик, ещё спроси, не хочу ли я поговорить об этом, только вот я психиатра не заказывал. Вслух он ничего не ответил, но было поздно.

— Может помочь чем? Ты спрашивай, не стесняйся.

Вадик вместо ответа просто пожал плечами и продолжил путь до свободной табуретки возле телевизора. К несчастью разговор долетел до ушей Эдика, а тот промолчать не мог ни под каким предлогом.

— Жопу ему покажи! — Эдик заржал, как заправский скакун. Он ненадолго оторвался от игры, пока Макс раздумывал, куда поставить фишку, и тут же вернулся в игру. — Максим! Пока ты думаешь, кубики сгниют.

Петрович проигнорировал выпад Эдика, к такому поведению все давно привыкли. Ну а за одним он и Валику потерял интерес. Так что ожидания не оправдались и разговор всё-таки закончился, кубики вновь застучали по доске, Анатолий Петрович, будто Вадима и вовсе не было вернулся к изучению газеты, а сам виновник короткого диалога водрузился на табуретку и уставился в телевизор. Фильм подходил к концу, герой вышел на след главного злодея, устраняя на пути препятствия в виде телохранителей весьма крупного размера.

— Макс! — раздался возмущённый голос Эдика. — Сколько можно думать!

— Я в отличие от некоторых хожу правильно, — не отрываясь, от доски ответил аппаратчик. — А ты уже не раз был замечен…

— Не больше всех остальных! — Эдик всегда говорил громко и звонко, наверное, считал, что слышать его должны все вокруг. — И вообще, чего возмущаешься, ведь выигрываешь, чем недоволен?!

— Для порядка, — Максим, поболтав в руке кубики, бросил на доску и опять задумался. — Не дай бог начнёшь мухлевать, я тогда за себя не отвечаю.

Пока они перепирались, Вадим успел выпить половину кружки и вникнуть в нехитрый сюжет боевика, благо главный герой каждые пять минут повторял его, как поцарапанный диск. Отхлёбывая в очередной раз, Вадим заметил торчащую из кармана трубочку — тетрадку. Он опять представил раздавленного таракана, и его передёрнуло. Наверное, это неправильно, надо представить не мёртвое насекомое, а например букет красивых цветов, нет, это для девушки, ну тогда то, что он любит больше всего, что может уместиться в карман комбинезона. Тогда и учёба пойдёт лучше, и может быть он и сдаст с первой попытки. Нельзя говорить, конечно, что он не знает совсем ничего, несомненно, что-то отложилось, но этого будет явно недостаточно для сдачи даже удовлетворительно. Вадик глубоко вздохнул, чай уже почти кончился, знаний не прибавилось, но по-крайней мере никто не доставал вопросами. Он поставил пустую кружку обратно в сейф. Чай с каким-то фруктовым ароматизатором оставил приятное послевкусие, Вадим отметил, что и впредь стоит покупать именно такой. Он с тоской оглядел людей свободных от проблем со сдачей, просто со сдачей и вышел обратно в архив.

На обратном пути Вадик постарался перебрать в уме шифры вентилей, вспомнил не больше десятка, это расстроило его ещё больше. Интересно, как он будет выглядеть на экзамене трагично или комично, и в чём разница в этих понятиях. Он посмотрел на часы, ещё три свободных часы, а потом душ, переодеваться и домой. Надо пересилить себя и заняться тетрадкой. Уже поздно делать, как советовали ему оба оператора — переписать весь текст в тетрадку, пока переписываешь, сумеешь многое запомнить и потом свой почерк читать много проще, чем, того же маестро-калиграфа. Остался позади шум человеческого существования и яркий свет. Длинный полутёмный коридор, по которому Вадик предстояло пройти каких-то тридцать метров, заканчивался через несколько шагов после архива мужским туалетом. Туалет был один, поскольку женщины у них в цехе не работали. Шаги, не смотря на мягкие тапочки, гулким эхом раздавались по коридору, тут незаметным не пройдёшь, если только ты не умеешь летать или весишь чуть больше микроба. Вадик оглянулся, на другом конце коридора кабинет начальника смены, через закрытую на ключ дверь пробивается тонкая полоска света. Вадик оценивающе посмотрел на высокий потолок, попробовать в очередной раз допрыгнуть. Он разбежался и вытянувшись в тугую струну, оторвался от земли. Но опять осталось несколько сантиметров. Вадик особо не расстроился, ему всего двадцать три, а значит, есть шанс немного вырасти. Только шансов остаться здесь у тебя немного, мрачно напомнил внутренний голос. Да ну тебя, зануда. Даже если и не сдам, ещё две попытки будет. В конце концов, я же не на оператора сдаю, не будут они меня настолько серьёзно гонять, как того же Эдика, у страха глаза как говорится велики.

Он свернул в архив, хорошо, хоть свет не выключил, а то уже совсем стемнело, сейчас тыкался бы наугад, как котёнок только что родившийся и у которого в задачах-максимум отыскать мамкину сиську. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Вадик закрыл её на щеколду, не для того, чтобы обезопасить себя от вторжения незваных гостей. Дверь была хорошо смазана и от малейшего сквозняка открывалась и, ударившись о стену, летела обратно, хлопала о косяк и дальше несколько минут в таком же порядке. А, учитывая акустику коридора, шум стоял неимоверный, в первую очередь мешавший самому Вадику. Он не знал и как относится к архиву, с одной сторону ему нравилось здесь находиться, никого нет, сиди и учи, но именно в этом и проблема, учи, уже бесит это слово. Он лёг на широкую лавку и закрыл глаза. Чуть-чуть расслабиться, вот что сейчас надо, а потом, выучить, он сможет. Вадик положил тетрадь на грудь, может знания впитаются хоть так, или лучше положить на голову…

Вадик долго не мог открыть глаза. Такое ощущение, что он парализован. Но это не так, он нутром чувствует, что абсолютно здоров. Он чувствует, что его куда-то тащат, нет, тащат неправильное слово, его транспортируют. Он не чувствовал прикосновений рук, не чувствовал под собой жёсткости каталки. Но факт оставался фактом, он перемещался и не по собственному желанию. Но и не против воли. Он не знал сколько времени заняло перемещение, но, скорее всего не очень много. Он не успел заскучать. Вадик вновь попытался открыть глаза, когда понял, что транспортировка завершилась. Ему нравились эти слова и их сочетание. Транспортировка завершилась. Как высокотехнологичная песня. Но глаза так и не слушались. Зато сквозь тишину отчётливо прорезался голос, ведущий обратный отсчёт.

Тридцать один… Тридцать… Двадцать девять…

Казалось, что голос находится в какой-то металлической бочке. Он звонким эхом отражается от стен и врезается в уши. Не больно, но ощущение не из приятных. Особенно учитывая, что других ощущений нет, было чувство транспортировки, но и оно исчезло.

Семнадцать… Шестнадцать… Пятнадцать…

Вадим почувствовал чьё-то присутствие. Он силился открыть глаза, но они упорно продолжали играть роль парализованных. Лёгкий ветерок прошелестел возле правого уха, так бывает. Когда кто-то проходит мимо. Но не шагов, не шелеста одежды он не услышал.

Семь… Шесть… Пять…

С каждой цифрой голос становился мягче, может, конечно, он просто привык к нему. Человек вообще ко всему привыкает. Теперь чувство дискомфорта уступило лёгкому любопытству и что же дальше когда будет ноль, вариантов не было ни одного.

Три… Два…

Ну вот и всё, скоро голос пропадёт и история продолжится.

Один…

Всё смолкло. Вадик ничего не чувствовал и не слышал. Он попробовал что-нибудь сказать, но рот, как и глаза, отказывался подчиняться хозяину. Внезапно что-то холодное коснулось его живота. Мыщцы на секунду свело судорогой. Было не больно, но холод был настолько сильный, что Вадик беззвучно ойкнул, благо продолжалось это не долго, всего несколько секунд. Потом, как сквозь туман до него донеслись голоса, незнакомые, он не слышал их прежде. Спустя некоторое время голоса стали громче, как будто кто-то постепенно приближался, и Вадик поймал себя на мысли, что не может определить, кто говорит мужчины или женщины, или же женщина с мужчиной. Голосов определённо было больше двух, они вели диалог, но были абсолютно одинаковые, совершенно без каких либо отличительных признаков, так могли говорить оба пола.

Вадик потерял счёт времени, он не мог даже приблизительно определить, сколько он находится в странном месте, Он отчётливо слышал речь, но не понимал ни слова из того, говорят. Может оттого, что лежал без единого движения, может из-за того, что не понимал говоривших, а может ему просто так казалось, время тянулось крайне медленно. Наконец говорившие начали удаляться от парализованного Вадика. А на него самого навалилась невесть откуда взявшаяся свинцовая тяжесть, она заполняла тело, начиная со ступней, понемногу поднимаясь всё выше и выше. Ему начало казаться, что тело весит уже чрезмерно много и ему стоит попробовать себя для книги рекордов, как самого тяжёлого человека. Вот тяжесть добралась до желудка, сдавила кишки, Вадику нестерпимо захотелось в туалет, причём по обеим причинам. Но странная волна и не думала останавливаться. Интересно выдержит ли его то, на чём он в данный момент лежал, ему живо представилось, как прогибаются ножки у металлического столика, на котором он лежал. Почему именно металлического он не знал, просто так оно обычно бывает, что столик металлический, так всегда в кино показывают. Немного страшно, что будет, когда тяжесть доберётся до головы, вдруг череп не выдержит. Желудок выдержал, а череп не выдержит, маловероятно. Вадику показалось, что он может немного двигаться. Большой палец левой руки слабо отозвался на желание шевельнуться. Но Вадик не спешил приводить в движение руки, в первую очередь он открыл глаза и…

Ослеп бы, если не проснулся. Свет был очень яркий, у него несколько минут после пробуждения перед глазами плавали пятна, переливаясь всеми цветами спектра. Вадик судорожно огляделся, тело его слушалось, никакой тяжести не было и в помине. Он лежал на широкой скамейке, на телогрейках, в помещении архива, где и должен был находиться, поскольку именно тут и отошёл ко сну. Какой странный сон, что интересно он хорошо запомнил всё, что происходило, до мельчайших подробностей. И странные разговоры, и холод в области живота и страшную тяжесть, сковавшую его перед пробуждением. Вадик сел на скамейке и посмотрел на часы, ого проспал почти три часа, уже пора переодеваться и на автобус. Он поискал глазами тетрадку, её нигде не было. Что за чёрт, ведь он точно помнил, как положил её на грудь, перед тем как отрубиться. Он нагнулся и заглянул под скамейку, вот она, ненавистная, видать упала, когда он ворочался во сне. Вадик поднял тетрадку и, сладко потянувшись, резко встал на ноги. Пора домой. В этот момент в дверь архива постучали.

— Эй, стажёр! Ты как там не заснул? — Николаич, надо же подсуетился, что бы не забыть новенького. Однако, похоже, что забыл, что у Вадика есть имя. — Мы уже как бы домой собираемся. Давай не задерживайся!

— Иду! — крикнул Вадик.

А сам опустился на скамейку и прислушался, постепенно шаги Николаича стихли. Вадик чувствовал себя на все сто процентов, он не был настолько полным сил, да он уже и не помнил, когда ещё испытывал такую свежесть в голове. Может это один из тех снов, когда на человека спускается что-то свыше, помечая своей печатью. Может на него возложили какую-то миссию, а возможно вот так вот сходят с ума. Это всего лишь сон. Но почему же тогда у него такое ощущение, что сон был реальнее того, что происходит сейчас. А может статься, он до сих пор спит, это такое продолжение. Ну, уж нет, он ещё в силах отличить реальность от грёз, в каком бы состоянии не находился, а сейчас он вполне во вменяемом состоянии.

Как бы там не было, но пора выдвигаться, необходимо успеть принять душ, ещё немного промедления и времени совсем не останется. Спустя пятнадцать минут Вадик стоял под душем, тёплые струи воды под сильным напором вымывали из его памяти остатки странного сна, с каждой секундой он помнил всё меньше и меньше и уже на остановке, остались лишь частицы, какие обычно остаются после подобных сновидений. Немного ощущений и немного графических воспоминаний, из которых порой трудно сложить цельную картинку. К тому моменту, как он переступил порог квартиры, его оставило и ощущение бодрости, всё стало как обычно. И это его вполне устраивало.