Московит. Игра на выживание

Антон Скрипец, 2021

Спасти юную красавицу-княжну, разоблачить государственный заговор, стать участником штурма мощной крепости и с саблей наголо вломиться на коне в строй вражеской рати – всё это замечательно, если ты геймер, проводящий тестирование новейшего квеста, основанного на исторических событиях XVI века – войне Московского княжества с польско-литовским союзом. Но через некоторое время тестировщик, бывший майор ВДВ Российской Федерации Денис Насонов, начинает понимать, что вокруг него не виртуальная реальность, а «настоящее прошлое», в котором уже взят Смоленск и впереди битва под Оршей. «Горячие клавиши» выхода игры не работают, и поэтому добираться до финала придется своим ходом. Сумеет ли Денис пройти длинный путь, на котором его ждут кровь, предательство и плаха?

Глава 4

Когда с головы стащили мешок, помогло это не особенно. Если с чехлом на голове ноздри забивал разве что запах прелого овса, сквозь который время от времени пробивался то терпкий дух речных заводей, то едкий дым, намешанный на вони пороха, то без этого самобытного фильтра мигом навалился смрад безнадеги. Город явно доживал последние дни, держась за жизнь уже даже не упрямством или героизмом, а скорее силой привычки, в которую вошли и то и другое. Серые тени людей, снующие по обугленным погостам улиц. Зияющие провалами крыш, окон и судеб погибших в них хозяев дома. Разобранные то ли на дрова, то ли на оборонительные нужды деревянные мостовые, без которых дороги превратились в смердящие лужи с кружащими вокруг канав полчищами мух.

Они свернули в переулок. Дорога здесь была укатана тяжелыми возами и размочалена копытами лошадей так, словно по ней каждый день туда-обратно сновала вся Золотая Орда. Вела она к кряжистому терему. При взгляде на него сразу становилось понятно, что главную заботу в жизни его хозяина можно описать одним словом — оборона. Пустая напыщенность или тонкая, а оттого всегда беззащитная красота его, похоже, занимали мало.

Их уже ждали. Охая, причитая и всплескивая руками, к малолетней пленнице тут же ринулся многоголосый бабий клубок. Скатился он с крыльца, что вело куда-то в левую часть хором, как будто русский народный хор — со сцены. Денис подумал, что их малолетняя попутчица от такого водопада внимания растеряется и, чего доброго, опять разревется. Но она удивила. С таким видом, будто ничего другого и не ждала, величаво позволила подхватить себя этому бабьему водовороту и утащить в сторону терема. Лишь у самых ступеней пискляво распорядилась, передавая кому-то собаку, чтобы ее накормили и ни в коем случае не вздумали обидеть. Потом-де проверю. Псина, впрочем, по обыкновению смотрела на любую ситуацию скептически и, как только почувствовала чужие руки, мигом взбеленилась, заворчала, принялась извиваться отчаянным угрем. А когда наконец ее от греха подальше отпустили, шлепнулась на землю, взвизгнула и метнулась, стремительно семеня короткими култышками, под какую-то телегу. Откуда принялась раздраженно и раздражающе лаять.

— Псаря кликните, пущай изловит! — вскрикнул кто-то из ансамбля нянек. Впрочем, видно было, что никого судьба дворняги не заботит и носиться ни с ней, ни за ней никто, скорее всего, не станет. А мигом преобразившаяся в важную барыню сердобольная девчуха, степенно взойдя на крыльцо, окруженная, по всему видать, привычным частоколом заботы и подобострастия, авторитетно развернулась и весомо отдала очередное распоряжение:

— Ярина, смени платье, вымойся и можешь пока отдохнуть. Как будешь нужна, пошлю за тобой.

Амазонка с растрепанной косой низко поклонилась и не разгибала спину, пока не хлопнула тяжелая дверь за последней нянькой.

— Извиняйте, ваша светлость, но баньку для вас затопим в другой раз, — недобро хохотнул кто-то из стражников. — Пока немытыми в порубе посидите.

— Ага, — под злые смешки подхватил другой, косясь на туго обтянутый длиннополым жупаном зад пленницы. — А платье можешь прям здесь начать менять. Заодно посмотрим, откуда у чертей хвост растет.

Удар получился хорошим. Прямо-таки добротным. Стервозная нянька разогнула из поклона спину и, продолжая движение, воткнула низ ладони в нос хохмача. Тот, хрюкнув, бухнулся на задницу. Из разбитого носа на усы обильно хлынула кровь.

— На свой пятак сначала глянь, хрюкало, — зло процедила цифровая склочница.

Остальные стражники шутку не оценили. Навалились, сбили с ног, воткнули лицом в землю и даже угостили парой добротных зуботычин и увесистых, если судить по размеру сапог, пинков.

— Где вожжи? Вяжи ее, гадину! — сопел один из давивших к земле фурию экзекуторов.

— Да кто додумался ее развязать? — пыхтел другой.

Денис, усмехнувшись, глянул на Гловача. Идея освободить пленников от пут пришла именно в его голову. Деться им-де во враждебном городе некуда. Явно просчитал не все аспекты и причинно-следственные связи такого человеколюбивого поступка. Поправку на стервозность и неадекватность некоторых персонажей внести определенно позабыл.

— А ты чего лыбишься? — напустился на Дениса один из тех стражников, который не принимал участия в экзекуции, но сделать это явно хотел. Его ротовая полость недосчиталась двух передних зубов, поэтому вместо «чего» и «лыбишься» он просвистел «сего» и «лыбисся». — Сисяс с бабой своей веселисься будесь харей в дерьме.

— Она не со мной, — усмехнулся Денис, демонстративно убирая руки за спину. — Вы тут, ребята, сами меж собой разбирайтесь. Своими виртуальными способами. Давайте-ка пиксели отдельно, люди отдельно.

Стражник поглядел на конвоируемого, озадаченно хмуря лоб и двигая рыжими бровями. Потом кивнул тому, что стоял по другую от пленника сторону:

— Сего он казет?

— Да ляд его поймет. Собачится навроде. Только по-мудреному как-то.

— Эт нисе, ся отусим. — Обидчивый с готовностью потянул из-за голенища сапога плеть на короткой рукояти. Что Дениса вновь не порадовало. Походило на то, что в этом растреклятом виртуальном мире все было запрограммировано на то, чтобы покалечить его, но ни в коем случае не отправить в лучший — в прямом смысле этого слова — мир.

— А сабля у тебя для красоты висит? — кивнул пленник на рекомый исторический артефакт. — Думаешь, если бабой родился, так она заменит то, что у мужиков обычно под пузом болтается?

— Да я тебя ссяс! — взревел рыжий, отбрасывая в сторону плеть и хватаясь за потертую рукоять клинка.

Гловач, в очередной раз следовало отдать должное его проворности, выхватил корд из ножен одним плавным движением. Видимо, заученным куда лучше, чем «Отче наш». Потому что вышло оно столь быстрым, что стражник еле успел уклониться от внезапно возникшего прямо перед носом острия. А клинок его замер на полпути из ножен.

— Не тебе, смерд, пленных решить, — зло щуря маленькие свинячьи глазки, весомо обронил он. И обвел всю честную компанию колким взглядом.

Что характерно, те не стали бросаться на него. Отступили. Один даже, нерешительно сдернув с башки шапку, виновато поклонился. Но, разумеется, не тот, в отношении половой принадлежности которого высказал сомнения Денис.

— Ты бы, пан, полегсе сабелькой махал, — недобро оскалил свой щербатый частокол стражник. — Мы тут не станем терпеть насмески от тех, кто город третий год морит. И тех, кто им не месает того делать, набивая свои брюхи, пока мы тута с голоду пухнем, такозе не станем.

— Стоять! — голос прозвучал ровно и требовательно. И не сказать чтобы громко. Тем не менее оказался выше всей суматохи. Его обладатель решительно считал шагами ступени, спускаясь с высокого крыльца.

— Не думал я, воевода, что людишки твои на подданных его величества короля Польши Сигизмунда бросаться начнут. — Гловач сопел так недовольно, будто узнал, что чревоугодие — это все-таки грех и он сегодня исчерпал свой жизненный лимит на пропитание.

— Короля Польши и Литвы, — спокойно поправил вельможа. — Они такие же его поданные, как и ты. Не стоит о том забывать. Впрочем, смоляне уж склонны думать, что король и сам о них давно позабыл. Вот и ярятся.

Вся тонкая горделивая стать выдавала в нем человека исключительно высокого сана. Который привык движением пальцев решать судьбы людей. Глаза смотрели из-под карниза нависшего лба холодно и колко. Упрямая челюсть с аккуратно стриженной бородой, в которой вились седые пряди, выдавалась вперед. И хотя наряд его никак нельзя было назвать нарядным — выгоревший на солнце кафтан, небрежно наброшенный на узкие плечи поверх белой рубахи, — вряд ли его можно было бы спутать с простолюдином. Таким, как тот же рыжий свисток, например.

Сановник приблизился к замершей посреди двора своре людей. Чуть заметно кивнул. Дениса тут же бухнули на колени перед вельможей. Один из предпринявших этот маневр служивых сгреб пленника сзади за волосы, задрал лицом вверх. Видимо, чтобы хозяин сих мест мог насладиться редкой красоты картиной опухшей от побоев рожи.

— У него что, ухо прострелено? Надо же. На вершок в сторону — и все. Счастливчик.

— Да уж конечно, — уныло пробурчал Денис. И тут же получил дичайшей силы удар по почке. А когда тело скрутило рвущей жилы судорогой, второй молодец всадил ему кулак в живот.

«И почему эти скоты не сделали свою игру от третьего лица?!» — мелькнула полная досады мысль.

Не обращая внимания на корчи и судорожные вздохи полоняного, пытавшегося проглотить боль и утихомирить сбившееся дыхание, хозяин терема поворотил лобастую голову к Гловачу.

— Что за собаку ты притащил на мое подворье?

Десятник невольно покосился на коротконогую доходягу, которую они тащили с собой от того злополучного хутора, а теперь осторожно кажущую мохнатый свой нос из-под крыльца терема. Хотя, конечно, он и понял, что речь в данном случае идет вовсе не об этом блохоносце.

— Вражий послух, скорее всего. Вышел к нам в том самом месте, где мы ждали… обоз. Появились будто бы ниоткуда. Двое. Второго пришлось убить.

— А этого-то на кой ляд сюда приволокли?

— Потому как они знали, кого именно мы ждем.

— Что? Московиты — знали?

— И предложили нам свою помощь.

Теперь этот чопорный умник уставился на Дениса совсем иным взглядом. В нем читалось что-то среднее между удивлением и прозрением. Что само по себе, конечно, было приятно. И тем не менее Денис понятия не имел, о чем эти двое тут толкуют.

— Вы предложили помощь в поимке княжьей дочери? — впервые снизошел до прямого обращения к коленопреклоненному пленнику хозяин терема.

— Лично я ничего никому не предлагал.

Удар по почкам. И следом — под дых.

«Повторяются, боты чертовы», — снова бессильно повиснув на руках экзекуторов, хмуро подумал Денис.

— Пока не кликнул палача, спрошу еще раз: с какого рожна вам помогать врагам в поимке дочери одного из своих же князей? Откуда, бесово семя, вы прознали о наших планах? И зачем вам было нам помогать?

— Я просил только об одном, — продышавшись, захрипел Денис. — Отправить меня вслед за моим напарником туда, где ваши рожи я уж точно бы никогда не увидел.

На этот раз удар искусственный интеллект порадовал разнообразием. Удар пришелся в челюсть. Зубы гулко клацнули, а мозг начал что-то видеть и соображать лишь тогда, когда глаза показали ему растертые в труху на бледном небе перистые облака. Еще спустя пару секунд до него стал доходить смысл мирно текущего над ним разговора.

–…не могли, что ли, допросить как следует? — властно нудел воевода. — Огонь разводить разучились? А может, ручки замарать побоялись?

— По лесам рыскать мы так привычны, что ручки давно изгваздать не боязно. Но этот христопродавец — с ним что-то явно не так. Не знаю, чего он знает и каким пням молится, но все время, пока везли его сюда, так и норовил на меч кинуться. И даже здесь людишек твоих специально подначивал, чтобы порешили его.

— Н-да… Действительно странно. Это что ж, он знает нечто такое, что предпочитает умереть, чем проболтаться? Что ж. У меня есть люди, которые умеют развязывать язык. В поруб его!

— А бабу? — словно сам удивившись своей храбрости, нерешительно подал голос рыжий.

— Туда же, — небрежно махнул рукой воевода, разворачиваясь. — Пусть начнут без меня.

«Что? Пытки?! — орал Денисов внутренний голос. — Да какой извращенец вообще догадался это вставить в игру?! В игру! Ну уж нет! С меня хватит!»

Мигом подобравшись, он рванул вверх, боднув затылком в лицо стражнику, угощавшему его ударами по почкам. Не дожидаясь, когда смолкнет сзади приглушенный гортанный стон, вбил подножку под колени молодчика, который пробовал на прочность его челюсть. Едва тот потерял равновесие, перехватил за ворот толстого кожаного доспеха, двинул плечом — и бросил через себя. А когда тот бухнулся прямо под ним на спину, очумело хлопая глазами, постарался показать, как можно скупо, точно и максимально эффективно вдолбить человеку нос в голову.

Все это произошло меньше чем за секунду.

Столпившаяся вокруг честная компания только и успела, что дружно охнуть.

А Денис уже подскочил к воеводе, как следует размахнулся и с отчаянным криком, в бешеном исступлении которого вырвалась наружу вся его ненависть к этой проклятой «бродилке», изо всех изысканных резервами организма сил… пнул вельможу прямо под его гордо удаляющийся зад.

Как собаку.

Важный сановник аж взвился в воздух. И совершенно непонятно было — то ли от мощи дикого пинка, то ли от не виданного доселе смертельного оскорбления.

Он яростно поворотил к обидчику вытянувшееся лицо с перекошенной рожей, что была белее его рубахи.

А Денис, во весь рот улыбаясь, развел в стороны руки и нагло встретил убийственный взгляд вельможи своими бесшабашно голубыми смеющимися глазами. В которых читалась залихватски безнадежная мысль: «Ну, и что теперь тебе осталось делать? Давай! Убивай!» Стражники после секундного замешательства бросились к нему, но он и не думал обращать на них внимания. Нагло и беззастенчиво продолжая пялиться на воеводу, пока его не сгребли, не сбили с ног и не принялись пинать кто во что горазд. На миг даже показалось, что план удался, — в какой-то момент Денис перестал чувствовать собственное тело, сознание будто выскользнуло из него и поплыло, паря в воздухе легко и свободно. В тот самый, лучший, настоящий мир.

Но ощущение это продлилось недолго.

Путь в прекрасное далеко прервался резко и сурово. Кто-то цепкой клешней схватил его за горло и дернул обратно, вынимая из долгожданного пути к невесомым небесным сферам и прекрасным радугам. А затем принялся трясти — требовательно и жестко.

Все осталось на своих местах. Деревянный терем, два высоких резных крыльца, толпа хмурых рож вокруг, вытаращенные глаза босоногой няньки, которую кто-то уже поднял с земли, прищуренные — польского хряка и, прямо перед носом, отливающий льдистой сталью взор воеводы.

— Ваша милость, — опасливо проговорил Гловач. Похоже, всерьез опасался, как бы местный царек от неосторожно оброненного слова не вцепился точно так же и в его горло, — этот лазутчик может быть полезен…

— Знаешь, что может быть полезно сейчас Смоленску?! — Взгляд воеводы неотрывно продолжал жечь ледяной злобой глаза Дениса. — Чтобы наконец под его стенами объявилось посполито рушення! Чтобы у меня было огненного боя вдвое больше того, что имею сегодня. Людей — втрое! Каков пушечный наряд московского князя? Они только начинают пристреливаться, а у меня уже половина города полыхает и задыхается от дыма. Тела закапывать не успеваем, а раненых девать некуда. Что же тогда будет завтра? Ад? То я и сам ведаю! Так что же такого может сказать мне этот мятый приблуда, чего бы я сам не знал?

Он наконец поворотил лицо к Гловачу. Шумно выдохнул, вероятно, приходя в себя и начиная сожалеть о вспышке гнева. Если уж главный в осажденном городе человек поддается панике, то чего тогда спрашивать с остальных?

— Пленника твоего — на кол. Не хватало еще мне от безродных собак срам иметь. Все слыхали? — обернулся он к своим головорезам. — Готовьте для него трон. Такой, чтобы подольше на нем корчился.

* * *

В подземелье пахло сырой землей, затхлостью, кровью и щемящей безнадежностью. Прелая солома шуршала и воняла при каждом движении. Неверный свет, падающий через ничтожное оконце под самым потолком, и днем-то наверняка бы очень несмело рассеивал темень. Теперь же в нем тускло серели сумерки. Мгла окутывала каждый уголок беспросветной темницы и мыслей. Попробуй отмахнись от мыслей о самой страшной казни из всех, которые только были когда-то придуманы человеком.

— Зачем ты это сделал?

Она забилась в дальний угол, превратившись в зябкий силуэт на фоне затопившего подвал серого мрака. Пока их тащили сюда, не проронила ни слова. Даже не лягнула и не укусила никого из стражников, когда освобождали от пут. А потому от звука ее голоса он невольно вздрогнул — никак не ожидал его услышать.

— Не собирался я никому выдавать твою княжну, — наконец нарушил он тягостное молчание, нависшее над ними гораздо более тяжким саваном, чем ночная мгла. — Я вообще оказался здесь случайно. Может, тот, второй, с кем я попал сюда, и задумывал что-то такое, не знаю. Во всяком случае, я о том не имел ни малейшего понятия.

— Вообще-то я имела в виду вельможного пана Юрия Сологуба, смоленского наместника.

— А что с ним не так?

— Хм. Вообще-то не бывает такого, чтобы безродный смерд пинал боярина под зад. Он и заговаривать-то с ним права не имеет. Может только кланяться до земли да шапку ломать.

— Так, может, я его любя пнул. Со всем почтением. Просто хотел вознести его чуть поближе к небесной выси. Чтобы он там торчал еще более гордо.

Она то ли осуждающе фыркнула, то ли, стараясь сдержаться, прыснула со смеху. Точно разобрать было трудно.

— И все-таки не могу понять, кто ты и откуда.

— Да какая теперь разница? Честно сказать, я и сам порой не уверен, кто я и откуда. И какого черта тут делаю.

— Но как хотя бы тебя звать?

— Денис.

— Грек, что ли? Я — Ярина.

— Да, слышал, как тебя княжна называла.

При упоминании малолетней подопечной между ними снова почти ощутимо выросла стена неприятия. Она опять надолго ушла в себя, словно в ее силах было соткать из окружавшей их сумрачной завесы непроницаемую и ничем не пробиваемую стену.

«Уже начинаю думать о них как о живых людях», — поймал он себя на неожиданной мысли.

— Как ты появился на шляхе? — вновь ни с того ни с сего разомкнул уста тишины ее вопрос. В тот момент, когда он уже смирился и даже пообвыкся с тягучим безмолвием.

— Поляки выставили. Разули, раздели, отмутузили — и воткнули пугалом посреди дороги.

— То есть ты вроде как сам жертва и не считаешь себя в чем-то виноватым. — Не нужно было обладать каким-то специальным психологическим образованием, чтобы уловить нотки презрительного сарказма в вопросе. Поэтому он не стал ее разочаровывать.

— Ну, почему же? Вообще-то я сам начал ту стычку.

— В которой убили твоего спутника?

— Ага.

— Зачем?

— Надоело играться в казаки-разбойники и смотреть на все эти насупленные рожи. Как будто все происходит всерьез и на самом деле.

— То есть ты считаешь, что все это происходит не на самом деле?

— Нет, не считаю. Так оно и есть.

— Так ты из тех истовых богомольцев, кто считает царство небесное более реальным миром, чем наш, бренный? Просто ты не похож ни на блаженного, ни на святого. Или ты язычник?

— Нет. Просто из другого мира. Реального.

— Ясно. Все-таки блаженный.

— Нет, абсолютно нормальный. Может, именно поэтому хочу побыстрее вымарать себя из этой нарисованной картинки.

— И как же такого реального и достойного мужа угораздило попасть в наш недостойный мирок?

— Да очень просто и обыденно. Вернулся с войны. Ни работы, ни денег. Ни перспектив. Но тут на меня вышли какие-то деловитые люди в отутюженных галстучках. И предложили поработать испытателем. Никакой опасности и вероятности печальных последствий. Просто надо было проверить на вшивость некую совершенно новую разработку в цифровой виртуальной сфере. Настолько близкую к реальности, что для устранения возможных негативных последствий для ее приобретателей решено было для начала провести серию испытаний на людях закаленных и привычных ко всякого рода неприятностям. Ветеран военных действий для такой цели вполне подходил. Меня втиснули в какую-то вашу местную броню — которую, кстати, уперли у меня наши польские знакомцы, — сунули в какую-то капсулу, конуру по-вашему, и погрузили то ли в сон, то ли в состояние наркоза. Ну, чтобы тебе понятнее было — выбили дух. И очнулся я уже в том занюханном хуторке, не к ночи будь он помянут. А сейчас думаю и не нахожу ответа на вопрос: зачем все-таки я здесь? То ли испытывать продвинутый виртуальный мир, то ли испытывать возможности человека, интегрированного в цифровую действительность. На самом деле я ведь даже не знаю, лежу я сейчас на какой-нибудь кушетке, обвешанный проводами и датчиками, или, наоборот, стою в голографических очках посреди пустой комнаты и очень глупо выгляжу, повторяя все движения, которые делаю тут. Этот немного раздражает. А когда началась вся свистопляска с битьем и прочими пытками, я решил: все, хватит с меня испытаний, пора отсюда и честь знать. Правда, другого способа, как подставиться под колюще-режущий предмет, не придумал.

Он выдохнул, испытывая какое-то иррациональное облегчение, что выговорился хоть кому-то, пусть даже виртуальному болванчику.

— Еще вопросы есть?

— Да нет, конечно, — максимально близкий к издевке сарказм продолжал совершенно некорректно сквозить в интонациях няньки. — Мне все предельно ясно.

— Ну, да, — не стал спорить Денис. — Каждый остался при своем мнении. Привычный итог спора двух взрослых людей. Хоть в этом отношении ничего по сравнению с реальностью не изменилось.

— А почему ты не спрашиваешь, откуда мы взялись в том хуторке?

— Потому что мне плевать.

— Из-за того, что мы тут все не настоящие?

— Именно.

— Ну, ладно. Не буду все-таки твою светлость донимать.

— Как угодно.

* * *

Спать, когда мысли полны предвкушением собственной мучительной казни, — то еще удовольствие. Бока, перенесенные каким-то хитрым образом из реальности на цифровой холст, более удобными после этой процедуры не стали. Равно как и спина, спать на которой тоже было муторно и неловко. Хотя, может, дело было в вони соломы. В которой вроде бы кто-то жил, постоянно шевелясь и шебурша. Да и холодный земляной пол являл собой полную противоположность анатомического матраса. Да вообще любого матраса. Или даже раскладушки. Со сломанными ножками.

Поэтому, когда посреди ночи требовательно лязгнул засов и заунывно скрипнули ржавые петли двери в темницу, он даже вздохнул с облегчением. Приподнялся на локте и глянул вверх. Странно, но было еще темно. В крохотном оконце под потолком отражался лишь дрожащий свет жаровен во дворе. Впрочем, он уже успел убедиться, что вставали тут рано. Само понятие «утро» в средневековом зазеркалье и в настоящем мире отличалось очень сильно.

Но в раскрытую дверь вошел вовсе не палач. Трепетная пляска огня выхватила из темноты округлый силуэт. Грузная его тень распласталась обширной студенистой кляксой на стене поруба.

— Пойдешь со мной, — коротко бросил Гловач, развернулся и тут же снова шагнул в темный дверной проем. Даже не оглянулся. Будто не сомневался, что пленник непременно послушает его и подастся следом.

Собственно, а почему бы и нет? Других безотлагательных дел или занятных развлечений никто вроде бы не предлагал. Денис вышел во двор в сопровождении двух вооруженных стражников, каждый из которых зыркал на него исподлобья и, казалось, только и ждал повода выхватить из болтавшихся на боку ножен саблю. Конечно, таким чудесным приглашением он воспользовался бы с радостью. Если бы только был уверен, что добрым молодцам дана команда зарубить его. А не покалечить, как уже вошло в традицию этих чудных своим гостеприимством виртуальных краев.

Вели довольно споро и решительно. Чрезвычайно торопливо. Или, например, тайно. Вислоусый десятник ждал в глухом закутке под навесом.

Насупив брови так, что маленькие глазки под их кустистыми карнизами превратились в мрачные провалы, толстяк нетерпеливо кивнул стражникам. Те послушно отступили в тень.

— Времени нет, — без обиняков начал десятник. — Я заплатил людям воеводы не так много, поэтому разговор будет недолгим. Понятия не имею, кто ты такой, что тебе надо и какого черта ты свалился нам на голову. Мне это и не интересно. А интересно то, что ты мне можешь предложить.

— Тебе тоже не терпится получить под хвост? Меня вот-вот посадят на кол. Чем ты можешь напугать меня еще больше?

— Вероятно, тем, что выход, который ты пытаешься найти из столь презираемого тобой мира, находится вовсе не там, где ты думаешь.

— Что?

— Я не знаю, кто ты, откуда и какой, черт тебя во все стороны раздери, веры. Плевать. Все схизматики и язычники все равно провалятся в пекло. Правда в том, что я нужен тебе ничуть не меньше, чем ты — мне. Из-за этой вот штуки, что я нашел в подкладе твоей брони…

Продолговатая вещица размером меньше ладони напоминала электрод от электрофореза. Эту медицинскую процедуру он почему-то запомнил со времен детства. Хотя никогда не понимал ее смысла. Собственно, вероятно, поэтому воспоминание о ней и пришла ему в голову. Потому что и назначения штуковины, которую совал ему под нос шляхтич, он тоже не мог взять в толк.

— С чего ты взял, что эта безделушка может быть важной?

— А иначе зачем было подшивать ее так, будто она самая изрядная из всех возможных тайн? И надпись здесь на довольно странном языке. Не заметил? Вот, мелкая, по правой кайме.

Приглядевшись, Денис и впрямь заметил мелкие, едва заметные буквы, выдавленные в странной фразе: «Гляди внимательнее. Escape — здесь».

Escape? Это что же — выход? Выход отсюда?! Неужели эта ненужная безделушка каким-то непостижимым образом может быть золотым ключиком от тайной дверцы из этого Поля чудес? Денис впился глазами в «электрод», теперь пытаясь рассмотреть его внимательнее и уже не думая скрывать вскипевшую горячку интереса. Что, само собой, не укрылось от внимательного взгляда Гловача.

— Надо же, как ты взъерепенился. Неужто передумал усаживаться на кол? Подожди, это еще что. Обратил внимание на обратную сторону? Заметил, что она темнее? Так вот, если присмотреться очень пристально… давай-давай, не стесняйся, поднеси прямо к самому носу. Видишь? Это не какое-то там жирное пятно. Это — карта. Очень мелкая. Видишь? Крепостные стены, храмы, кварталы. Неожиданно, да? А знаешь, что интереснее всего?

— Для меня — как ты смог разглядеть все это.

— Вероятно, потому, что мне не пришлось очень близко совать ее к носу. Довольно знакомые, видишь ли, места.

— Да что ты?

— Да. Это — Смоленск. Интересно, правда? То самое место, где мы сейчас находимся. Не догадываешься, что делала карта сего града в твоих доспехах? Правда, нет никаких мыслей? А вот я полагаю, что все это очень неспроста. Где-то здесь должно быть помечено некое место, куда тебе следовало бы явиться в случае, скажем так, неприятностей. Должны же быть у вас пути к отступлению. Как думаешь? Что ты так замер?

Денис действительно застыл, боясь пошевелиться. Он понятия не имел, как все это работает, но очень сильно походило на то, что Гловач был прав. Когда он в очередной раз моргнул, вглядываясь в непонятную пластину, оптика в правом глазу неожиданно мигнула и зарябила зеленоватым отсветом. В котором неряшливое пятно крошечной карты вдруг встало на дыбы, поднялось в трехмерном изображении, скакнуло вширь — и запульсировало небольшим красным кружком в каком-то городском квартале, примыкавшем к одной из башен крепостной стены. А в подтверждение того, что ушлый польский десятник на удивление зрел вглубь вопроса, над точкой этой с готовностью зажглась такая же пурпурная надпись: Escape.

— Что ты застыл, тебя спрашиваю? — нетерпеливо схватил Дениса за рукав Гловач. — Что ты там увидел?

Значит, трехмерную карту видел он один. Наверняка исключительно благодаря линзе. Но каков в том был прок? Города он все равно не знал, где находится подворье наместника и как пройти к отмеченному на карте месту, понятия не имел.

Оторвать глаза от карты его заставил потерявший терпение Гловач. Он выхватил кинжал, схватил пленника за горло, придавил его к стене приземистой постройки и приставил острие к щеке Дениса. Так, чтобы глазное яблоко почувствовало упругое давление клинка на нижнее веко.

— Не нравится мне твой правый глаз. Что это он у тебя светится, как у кошки в темноте? Видишь то, что скрыто от других, бесово ты отродье?

— Тебе-то что за дело?

— Такое, о котором уже говорил. Если у вас где-то здесь схрон, я тебя отведу к нему. Но все, что найдем там, — мое.

— Это как же ты собрался умыкнуть меня под носом воеводы?

— Поверь, если Сологуба и волнует завтрашнее утро, то вовсе не из-за твоей казни. Московит приволок под стены Смоленска такой пушечный наряд, какого мало кому доводилось видывать в жизни. Чертова уйма тюфяков, пищалей и прочего огненного боя. А самое главное — приволок и своего «Павлина».

— Кого?

— Мортиру, которая, говорят, палит тринадцатипудовыми ядрами.

«Ядра в 200 килограммов? Да уж, такое прилетит, мало во всех смыслах не покажется».

— Все указывает на то, что обстрел начнется в самое ближайшее время. Потому-то мы так торопились доставить сюда мелкую засранку Глинскую.

— Девчонку, что ли? Думаете, она сможет отбивать ядра по два центнера весом?

— В чем ты, поганый пес, считаешь вес, мне неизвестно. А поможет она тем, что не позволит обстреливать город. Брат ее папеньки Мишка Глинский, герцог Михель, как его многие тут величают, шесть лет назад устроил в Литве великую замятню. Поднял, вражий сын, оружие на своего короля. За что был бит. Бежал в Москву. И теперь вот христопродавец от лица великого князя Василия ведет переговоры с боярами Смоленска о сдаче города. Говорят, мечтает его своей вотчиной сделать. Так вот хрена ему лысого. Пока он важничал пред смоленскими панами своей спесью и немереной гордыней, нам помогли обманом выманить сюда дворню его братца с малолетней племянницей. Написали, вопрос-де о передаче града под руку Глинских уже решен, можно переезжать сюда. Они и подались. Ну, как мы наградили их людишек, ты и сам видел. Непонятно лишь, какого беса вы двое хотели нам в этом помочь. Хотя сейчас мне то неинтересно. Важнее то, что братья Глинские уже получили от нас весть о судьбе малолетней Елены. И теперь станут вести переговоры с осажденным городом совсем по-другому. Московит уверен, что литовский изгнанник Михаил Львович представляет исключительно его интересы в переговорах со смолянами. На самом же деле он будет следовать нашим указаниям. И вести торг в нужном королю Сигизмунду русле.

— Сделаю вид, что мне интересно, и спрошу, что ж это за русло такое.

— Тянуть время так долго, насколько это возможно. А когда станет невозможно — сдать город. Но! На наших условиях. Чтобы как только король соберет войско и ударит по схизматикам, Смоленск поддержал его и вновь выступил на его стороне, хорошенько наподдав Василию в спину. Или пониже спины, — довольно хмыкнул шляхтич, — это как уж выйдет.

— Мои лавры спать не дают?

— Если что и не дает мне спать, так это то, что люди Сологуба успеют порешить тебя раньше, чем ты сможешь сослужить мне службу. Как видишь, я раскрыл перед тобой все карты. Теперь твоя очередь, а?

— Не помню, чтобы мы об этом договаривались.

— Не помню, чтобы у тебя был какой-то другой выход. Я — единственный твой шанс выжить и добраться до нужного тебе места.

— Но если мелкая заложница у вас, ее знаменитые предки о том извещены — с чего ты взял, что в таком случае может начаться обстрел? Напротив, теперь ее батюшка сам встанет перед пушками, лишь бы этого не допустить.

— И это сразу будет воспринято как измена. Глинские не станут действовать в лоб. Скорее всего, постараются убедить великого князя устроить показательный обстрел. А после демонстрации силы можно ведь вновь вернуться к переговорам.

— И как ты сможешь вытащить меня?

— Спрячу тебя здесь. — Он кивнул на решетку из проржавевших железных прутьев, за которой угадывался темный провал подземелья в каком-то метре от их ног. Видимо, навес, под которым они сейчас стояли, служил как раз для того, чтобы первый же ливень не сделал узников этого погреба утопленниками.

— По-моему, сидеть в подвале повеселее, чем в какой-то выгребной яме.

— С чего ты решил, будто я забочусь о твоем комфорте? В эту яму бросают сброд, прегрешения и преступления которого не требуют суда. Душегубы, ушкуйники, предатели. Сейчас там трое. На рассвете им отрубят головы. Четвертого там быть не должно, и потому вытаскивать его оттуда никто не станет. Так что сиди тихо. Когда будут вывозить их тела, вместе с ними вывезут и тебя.