Кино-утопия

Антон Рай

Сюжет книги прост: режиссер Виктор Гольц снимает кино. Но на фоне этого простого сюжета разворачивается множество интересных событий и раскрывается немало тайн неодолимо-притягательного киномира.

Часть вторая. Фильм, фильм, фильм…

Путь режиссера

Путь режиссера есть фильм.

Режиссер должен прежде всего постоянно помнить — с самого раннего утра, когда он берет в руки зубную щетку, и до позднего вечера, когда он, будем надеяться, делает то же самое — что он должен снять фильм. Вот его главное дело.

Режиссер должен быть хорошо образован и понимать причины вещей.

Самые преданные режиссеры не расстаются с камерой, даже принимая ванну.

Покидая дом, режиссер внимательно всматривается в каждое встретившееся ему лицо: а вдруг это лицо нужного ему актера?

Тот, кому не посчастливилось родиться актером, должен вести себя в строгом соответствии с долгом подчинения режиссеру. Каким бы умным, добрым и талантливым ни был актер, всё это бесполезно, если он не подчиняется во всем режиссеру.

Актеры хороши лишь до того времени, пока они не стали звездами.

Если ты принял решение снять фильм, подумай о том, как добиться финансирования. Хорошо, когда у режиссера есть продюсер, готовый поддержать любой его проект. Если такого продюсера нет, режиссеру приходится унижаться и растрачивать свою творческую энергию впустую. Это плохо.

Есть режиссеры, снимающие фильмы для того, чтобы зрители смеялись. Есть режиссеры, снимающие фильмы для того, чтобы зрители пугались. Ты должен стать режиссером, снимающим фильмы для того, чтобы зрители задумались. Тяжела твоя участь, — ведь люди любят смеяться и пугаться, но не любят задумываться.

Режиссер должен снять фильм, поэтому цель его — снять такой фильм, чтобы поразить, а точнее, пронзить им всякого внимательного зрителя; снять такой фильм, чтобы искупить вину других режиссеров, снимающих «не такие» фильмы; снять такой фильм, чтобы славное имя режиссера осталось в истории кинематографа.

Лучшая из публик — публика, состоящая из одного внимательного зрителя.

Однажды весьма чванливый придворный режиссер Мэнь из провинции Люань выбирал себе актеров. «Этот актер мне не подходит, — говорил Мэнь. — Он недостаточно эффектен и знаменит. Эта актриса мне не подходит, — говорил Мэнь. — Ее формы недостаточно округлы. Моя картина должна быть безупречна — всё в ней должно радовать глаз высокой публики». За режиссером Мэнь шел скромный режиссер Тэнь и брал в свою труппу каждого отвергнутого режиссером Мэнь актера. Прошло время. Режиссер Мэнь снял фильм, и режиссер Тэнь снял фильм. Фильм режиссера Тэнь был намного лучше, но он пришелся не ко двору, так что и сам режиссер, и все его актеры вынуждены были сделать себе сэппуку. Режиссер Мэнь — самый известный режиссер провинции Люань.

Виктор Гольц (начитавшийся самураев режиссер)

_________________________________________________________

Кино-дневник Виктора Гольца

23 мая 2022 года

Не было ничего, и вдруг есть всё. Это опьяняет. Лучшее оборудование? Пожалуйста. Съемки в таком-то труднодоступном месте? Пожалуйста. Нужен такой-то актер? Так приглашайте. Всё будет оплачено. «Не думай о деньгах — думай только о кино», — так сказал мне Томский. Какой режиссер не мечтал бы о том, чтобы ему сказали такое? И вот я сижу, опьяненный свалившимися мне на голову возможностями и… ничего не делаю. Думаю о кино. Но ведь о нем не только думать, его еще и снять надо. Экая досада!

«Фотограф». Фотограф, ищущий человека. Фотоаппарат вместо фонаря. Всё вроде бы красиво, но пока что и мертво. И ведь сценарий вроде бы готов, и в голове я уже сто раз по этому сценарию и фильм снял. В этом и беда. Зачем снимать уже отснятый фильм? На самом деле ничего еще не ясно. Ясно только одно — мне нужно лицо, лицо того человека, которого ищет и в конце концов находит фотограф. И тут мне ясно только одно — это должно быть мужское лицо. А может быть, и женское. Да, скорее всего, женское.

––

25 мая 2022 года

Литературно обработанные диалоги режиссера Виктора Гольца со сценаристом Владимиром Громовым

Диалог номер один

— Мне нужен сценарий.

— Он ведь у тебя есть.

— Надо переписать.

— Надо так надо. Ты — режиссер, а я всего лишь сценарист. Ты — Бог-Творец, а я лишь твой скромный подсказчик, на которого в случае чего можно свалить вину за всё зло, творящееся в мире.

— Ладно-ладно, не самоуничижайся и не юродствуй.

— Я более юморю, да и то не совсем. Нет, правда, если надо переписать, я перепишу. Только скажи, что именно я должен переписать: какую сцену и в каком ключе?

— Всё надо переписать. Только тему сохрани.

— Весьма конкретно… А сроки?

— Десять дней хватит?

— Может, одиннадцать дадите?

— Я бы дал одиннадцать, но сценарий мне нужен через десять²³.

— Хорошо. Постараюсь.

— Не старайся — просто сделай.

— Хорошо, сделаю.

— Уж постарайся, пожалуйста.

Диалог номер два

— Ну, как?

— Не годится.

— Почему?

— Не годится, и всё тут.

— А что именно не годится?

— Всё. Всё надо переписать.

— Веселенькое дело. Я это… работал все-таки.

— Вижу, что работал. И хорошо работал. Но придется еще поработать.

— Так а что ты все-таки хочешь увидеть в сценарии?

— Я хочу увидеть в нем фильм.

— А поконкретнее?

— Если бы я знал, каким конкретно должен быть сценарий, я бы сам его и написал.

— Многие режиссеры сами сценарии и пишут.

— Я не пишу. Я думаю об окружающих. Не хочу лишать тебя работы.

— Весьма благородно. И какой срок даешь на переделки?

— Десять дней.

— А может, все-таки одиннадцать дадите?

— Если сценарий будет стоящий, приходи через одиннадцать.

— И на том спасибо.

— А если не стоящий — не приходи совсем.

Диалог номер три

— Ну, как?

— Хм…

–?

— Близко… Близко. В общем, почти то, что надо.

— Слава Богу!

— Но придется переписать.

— Какую сцену?

— Всё.

— Как — всё? Ты же сказал, что — близко?

— Близко, но — не то.

— А если я взбунтуюсь?

— Бунт будет подавлен.

— Десять дней?

— Десять.

Диалог номер четыре

— Ну, как?

— Как бы тебе сказать, чтобы ты не взорвался от возмущения?

— Десять?

— Десять.

Диалог номер пять

— Ну, как?

— Знаешь, что? Думаю, нам надо вернуться к тому варианту, который «близко» и просто доработать его — новых сценариев уже не надо.

— Это и тогда было понятно.

— Мне — не было.

— А работать десятками дней на износ — и совершенно впустую — это тебе понятно?

— Это мне понятно.

— Сомневаюсь.

— Твое право. Сомневаться во вменяемости режиссера — неотъемлемое право любого работающего с ним сценариста. Да и актера тоже. И оператора. Но вернемся к сценарию. У тебя там есть смешная сцена…

— Ха-ха, реально смешная, правда?

— Правда. Вычеркни ее.

— Почему?

— Она отдает эстрадными выступлениями юмористов. Если уж ты даешь юмор, то мне нужен Гоголь, а не Жванецкий или даже Джером как его там Джером. Чему улыбаешься?

— Да так, вспомнил диалог из «Мюнхгаузена»²⁴:

« — Шутка, она жизнь продлевает. — Тому, кто смеется — продлевает. А тому, кто шутит — укорачивает».

— Отличный диалог. Вот и пошути так, чтобы укоротить себе жизнь.

— С этим сценарием я и так скоро околею.

— Ничего, есть и еще сценаристы.

— Спасибо, утешил.

Диалог номер шесть

— Годится.

— Что?

— Годится, говорю.

— Что-что?

— Плохо слышишь или придуриваешься?

— Просто из ваших уст вылетело такое странное слово! Если бы ваше превосходительство сказали: «НЕ годится» — это бы я сразу услышал. Но когда вы говорите «годится» — мне всё кажется, что я ослышался.

— Не фиглярствуй.

— От вас только и слышишь: не юмори, не юродствуй, не фиглярствуй. Как говорилось в одной книге: «Что-то вы меня больно притесняете, папаша»²⁵.

— Еще что-то хочешь сказать?

— Нет, ничего. Я хочу уйти и в первый раз за последние месяцы заснуть спокойным, а скорее даже мертвецким сном.

— Что ж, иди. Да, совсем забыл. Как это там говорится… Спасибо.

Режиссер неловко, но искренне обнимает сценариста. Сценарист растроган.

Диалог номер семь

— Что? ОПЯЯЯЯЯТЬ?²⁶

— Нет, не волнуйся. Речь всего лишь о названии.

— А что не так с названием?

— Ну, «Фотограф» — это же просто рабочее название. «Фотограф», «Фотоаппарат», «Фото». Какая разница? Но для названия фильма…

— Не годится?

— Верно, не годится. Недостаточно выразительно. «Фотограф» — нет, не звучит. Нужно другое название.

— Хм… Может, «В кадре»?

— Не зли меня.

— Хорошо, простите. Может, «Новый Диоген» или «Диоген с фотоаппаратом»?

— Нет. Побоку Диогена.

— Побоку так побоку. «Ищу человека»?

— Не то — да и опять Диоген вылезает.

— Он из самой концепции фильма вылезает.

— А в названии пусть его не будет.

— Ладно. Пусть не будет. «Поиск»?

— Не то.

— Сам вижу, что не то. Придумал: чтобы не мучиться, возьмите какой-нибудь экзотически звучащий фото-термин. Экспопара, например.

— «Экспопара»? Хм. Близко, близко… «Экспопара». Почти то, что надо. «Экспопара»…

— Или вот еще — «Эквивалентное фокусное расстояние».

— «Эквивалентное фокусное расстояние»… Не слишком ли замысловато? Но интригующе, интригующе… «Экспопара». «Эквивалентное фокусное расстояние». «Экспопара».

— Ну, что выбираете?

— Думаю, «Фотограф» звучит лучше всего. Пусть будет просто — «Фотограф».

— Издеваетесь?

— Ищу. И даже уже нашел. Спасибо за помощь!

–… (звук, похожий на рычание).

Комментарий Виктора Гольца к диалогам:

Когда делаешь литературную обработку произошедшего в жизни, то никогда не бываешь документально точен, а иногда и прямо отклоняешься от фактической правды. Как говорил Незнайка: «Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть»²⁷. Взять хоть эти диалоги — это неправда, что я не объяснял сценаристу, что именно я хочу увидеть в сценарии. Я объяснял, конечно. Но дух диалога передан мною верно — потому что, объясняя, я всё равно не мог точно объяснить. Именно потому, что я не сценарист. Мое дело — родить кадр, а не слово. Вот, например, я сказал сценаристу: «Фотограф у нас получается слишком монолитным — памятник фотографу, а не живой человек. Это плохо. Нужна червоточина». Я долго вбивал эту мысль в голову сценариста, и долго он не мог дать мне эту червоточину так, чтобы она меня устроила. Всякое там пьянство и прочее я отмел как банальность; пьяный фотограф или фотограф-наркоман мне не нужен. Пьянства у нас и так хватает — и наш-то, специально найденный для фильма фотограф-консультант, через день поддатый ходит. Пьяная правда жизни? Опять вспоминаю Незнайку — такая правда мне не нужна, тошнит меня от этой пьяной правды. Итак, это мне было не нужно, а что нужно, я точно сказать не мог. А потом сценарист придумал-таки. Представьте себе: идет фотограф по улице (в поисках «высокого» кадра) и видит проходящую мимо шикарную девушку в мини-тряпочках. И художник вмиг превращается в папарацци. И вот он уже увлеченно носится по улице, снимая голые ноги и туго-обтянутые зады во всевозможных ракурсах, благо недостатка в них по летнему времени не наблюдается. Потом он приходит домой и начинает смаковать свою коллекцию. И на следующий день. И на следующий. У него и папка особая заводится — под названием «папар». Но в определенный момент он должен понять, как низко он пал, уничтожить папку и вернуться на поиски «высокого». От ног и задов перейти к лицам. Эта «криминальная» папка должна будет вновь возникать (в минуты слабости) и вновь удаляться (в часы вдохновения) — вечное возвращение «папар-папки». Вот, это было то, что надо. Это меня устроило. Конечно, и эту ситуацию еще надо художественно решить, но это как раз и есть мое дело. Решу.

5 июня 2022 года

Стадия подбора актеров. Слава Богу, хотя бы с фотографом всё ясно с самого начала. Фотографа будет играть Гена Генич — самый известный актер в ГКП, реально мировая знаменитость. Я еще пока учился, мечтал когда-нибудь с ним поработать. Магия лица — а у него настоящее, грубовато-мужское, проработанное жизнью лицо. Вообще, есть в Геннадии что-то… антигламурное, антисистемное, антифальшивое. Есть в нем какая-то неуживчивая угловатость, мешающая человеку жить. Она и карьеру ему сделать помешала, хотя у него были все возможности. Все, конечно, помнят, как он снялся в большом международном проекте «…», и его номинировали на лучшую мужскую роль. В Каннах, не где-нибудь. Предложения на него тогда так и посыпались, и не абы от кого — всё от «топовых» режиссеров. Но он быстро со всеми перессорился, обозвал кино одного мэтра «самокопанием человека с пустой душой», другого — «коммерческой поделкой», в общем, безнадежно испортил себе репутацию. О современном кино он вообще отзывался чаще всего ядовито и предпочитал сниматься в работах дебютантов. «Все остальные уже деградировали, а этим еще только предстоит деградировать», — так он обосновывал свой выбор. Он и о ГКП отзывался скептически: «Слишком тут деньгами воняет», — ворчал он. Но Томский умеет найти общий язык с теми, с кем хочет, сумел он «приручить» и Генича. Получится ли у меня?

И Виктория, конечно. Я с ней неразлучен с момента нашей первой встречи. Виктор и Виктория. Виктор Гольц и Виктория Аргольц. Фантастика!

17 июля 2022 года

Актеры подобраны. Сценарий есть. Дело за фильмом. У Томского — своя утопия, а у меня — своя. Вырвать группу людей на год или на два из реальной жизни и поместить их в утопическое пространство кино. Полностью обрубить все их связи с той реальностью; полностью переместить их в реальность эту. Всякая связь с той — якобы настоящей — реальностью воспринимается мною как бегство с острова кинематографической утопии. Дезертирство. «Ушел в кино» должно звучать так же, как «ушел на фронт». Конечно, утопия. Но я воплощу ее в реальность. Речь примерно такого содержания я и произнес перед съемочной группой. Встретили речь скорее скептически. Это нормально. Воодушевляться лучше результатами, а не предвкушением.

2 сентября 2022 года

Съемки начались. Всё идет неплохо. Я уверен в себе. Уверен в команде. Уже отфутболил нескольких ребят, не понимающих, куда они попали. Есть люди, которые в принципе не понимают, что есть нечто большее, чем развлекалово. В работе такая установка проявляется как бесконечная во всем расхлябанность, причем такая идейно оправдывающая себя расхлябанность. Типа кинцо снимаем, чего так серчать-то. И смотрят на тебя с недоуменно-обиженным видом. После отфутболивания, разумеется.

Но «нечто большее» всегда есть. Во всем. Даже и в развлекалове до сути доходит лишь тот, кто видит в нем «нечто большее».

P.S. Всегда меня волновала тема: «Это всего лишь кино». Так сильно она меня и волновала, и волнует, что иногда я веду на эту тему диалоги… с самим собой. Такого вот рода диалоги:

Всего лишь кино

— Да что ты так переживаешь? Это ведь всё на экране происходит.

— Не взаправду, что ли?

— Конечно. Что такое вообще кино? Ожидание вещей, которые в реальности никогда не происходят, но происходят только в кино.

— А в реальности люди не страдают, не терзаются? Не путешествуют, не попадают в передряги? Не влюбляются и не убивают друг друга?

— Как в кино — не влюбляются и не убивают. Пойми ты, кино — это аттракцион. Посмотрели, поплакали или посмеялись и… и всё. Не ищи большего. Не ищи реальность на экране. Кино закончилось, реальность началась. Реальность закончилась, началось кино.

— Старая песня под названием: «Это только кино».

— А что, Хичкок так и говорил. Сам Хичкок.

— Он даже хуже говорил: «Это всего лишь киношка».

— Вот видишь. Говорил о киношке и снимал Кино. А мы тут треплемся о Высоком, а что еще там снимем?

— Треплемся о Высоком и снимем шедевр.

— Ну-ну.

— Кстати, а ты знаешь, как в точности звучит цитата Хичкока, где он говорит о киношке?

— Не припомню.

— Так я напомню. Дело было на съемках фильма «Под знаком Козерога», в главной роли снималась сама Ингрид Бергман, и ей не нравилось, что в фильме используются длинные планы. По этому поводу Хичкок и сказал: «Да, ей не нравился наш метод, а поскольку я не терплю возражений на площадке, я бывало говорил ей: «Ингрид, это всего лишь киношка!»²⁸ Ха-ха!

— Чего это ты развеселился?

— А я бы просто хотел спросить у Хичкока: если уж он снимает «всего лишь киношку», то какого черта он не терпит возражений на площадке? Какая разница, если кто-то недорабатывает или видит сцену иначе, чем он? Это ведь «всего лишь киношка»! Да видно сам Хичкок воспринимал свою «киношку» на полном серьезе.

9 сентября 2022 года

Поговорил с Геной Геничем. Любопытнейший вышел диалог. Записываю его по свежим следам.

Генич. Вы наблюдайте за мной. Внимательно наблюдайте. Я во время съемок реализую два шаблона поведения, и по ним сразу можно судить — хороший выйдет фильм или нет. Во-первых, я могу говорить, что всё идет отлично, что команда подобралась идеальная, что режиссер — Станислав Пудовкинович Эйзенштейн и так далее. Сам я во время съемок трезв как стеклышко и думаю только о работе — мечта режиссера, опять-таки. Итог, обычно, один — снимается какая-то безликость полная; не обязательно чушь, но и через год-другой о снятом фильме никто не вспоминает. Это первый шаблон.

Гольц. Запомнил.

Генич. Хорошо, переходим ко второму. Тут я первым делом влюбляюсь в партнершу. Не знаю, как так получается — хотя дело довольно обычное. Психоаналитики вон целую теорию выдумали — почему пациентка влюбляется в своего аналитика, хотя, по-моему, везде и всегда, где мужчина и женщина оказываются в достаточно близком контакте, подразумевающем эмоциональную вовлеченность — так вот, в таком случае везде и всегда из искры эмоций разгорается пламя страсти, и никаких особых теорий под это более чем естественное дело подводить не надо. Но это так, к слову. Значит, влюбляюсь я в партнершу, а она, разумеется, на меня ноль внимания, мое же внимание ее только тяготит. Это первый этап. Заканчивается он всегда безобразной сценой публичного объяснения — оно же публичное унижение. Я при всех объясняюсь ей в любви, она при всех говорит мне, как я ее достал. Все вынуждены всё это выслушивать. После объяснения-унижения начинается этап номер два — я запиваю. Надо же как-то унижение пережить; выпивка — способ банальный, но надежный. Пью я, значит, не просыхая, так пью, что и режиссер уже на мне крест ставит и чуть с площадки не гонит. Этот этап заканчивается какой-нибудь особенно безобразной попойкой — такой, что ни в какие ворота. Потом начинается третий этап: с одной стороны, я проваливаюсь в мрачнейший депресняк, а с другой — всё же беру себя в руки и показываю свою лучшую игру. Жить мне не хочется, но для дела так оказывается лучше. Этап этот заканчивается тем, что я выворачиваю всего себя наизнанку, но выдаю ключевую для кино сцену, можно сказать, «решаю» фильм. Режиссер счастлив, я же в итоге довожу свою нервную систему до такого полного истощения, что меня отвозят в профилакторий — там я уже личность известная, там меня уже, можно сказать, ждут. Врач мне прямо сказал, что в следующий раз меня могут и не довезти. Он вообще большой шутник — этот врач. Всё говорит мне: «Не выматывайте вы себя так, а то умрете». Я ему отвечаю: «Так и так умру». — «Ну и умирайте, говорит, дело ваше». Люблю я его. Вот такой второй шаблон. Первый: всё идет отлично, команда идеальная, я трезв, кино плохое. Второй: влюбленность-запой-депресняк-профилакторий. Зато кино в итоге хорошее получается.

Гольц. А что пока о съемках скажешь?

Генич. Пока всё отлично. И режиссер — какой надо, и команда подобралась замечательная.

Гольц. Беда! На одно надеюсь: больно у тебя партнерша красивая — трудно будет не влюбиться.

Генич. В Викторию-то? Нет, это мне не грозит. Не моего типа барышня. Да и она меня в упор не замечает.

Гольц. Так всё и начинается.

Генич. Не начинается.

11 сентября 2022 года

По какому-то случаю мы все дружно попросили Гену Генича рассказать о его поездке в Канны — он единственный из группы бывал в этой кинематографической Мекке. Геннадий сначала нахмурился, потом отказался, но, чтобы все отвязались, в конце концов выпалил:

— Да что вам эти Канны сдались? Как дети, ей богу. Канны — это курорт. Как все курорты он очень бессмысленный. Там нет ни архитектуры, ни истории, ничего нет²⁹. Только отвратная красная дорожка и щеголяющие по ней модели, пьянеющие от вспышек фотокамер. Модели как женского, так и мужского пола. Тьфу. Кино чаще всего плохое, но оно сейчас везде плохое. Совсем дышать нечем — все идеи истончились, пытаются раздуть до размера фильма какие-то идейки. Оригинальничают, высасывают из пальца какую-то псевдо-проблематику с обязательным привкусом непристойности. Правильно: когда сказать по существу нечего, только и остается, что оригинальничать. Пооригинальничали — и под софиты. Пустота. Позерство. Опять позерство. Ничего, кроме позерства. Вся эта роскошь оголтелая. Почти неприкрытое тщеславие. Нас ведь с детства учат, что всё это нехорошо — всё это бахвальство в сочетании с роскошью. Ан нет, все только и твердят: Канны, Канны. Смешно, ей-богу…

Сказал бы это кто-то другой, и его самого можно было бы заподозрить в позерстве, но не Гену Генича. В роли порицателя всяческих канн он предельно органичен. А что я? Я бы тоже, пожалуй, попорицал Канны… получив для начала «Золотую пальмовую ветвь». «Эх, подлец человек, и подлец тот, кто его за это подлецом называет»³⁰.

13 сентября 2022 года

Кандидат на роль Человека (искомого фотографом) номер один — Атлет. Олимпийский чемпион в копье-метании, а по совместительству — олимпийский бог. И в самом деле — удивительной атлетической красоты мужчина. Аполлон, как есть Аполлон. Всё в Атлете отсылает к греческому или возрожденческому канону красоты: высокий; естественно, а не культуристически мускулистый, пропорционально сложенный, с сурово-мужественным, но вовсе не мужланским лицом. Разумеется, красоту эту открыл вовсе не Фотограф; Атлет и без всякого Фотографа — завсегдатай обложек, кажется, всех существующих гламурных изданий; вдобавок он регулярно попадает в списки топ-10, будь то самых красивых, сексуальных, богатых, влиятельных и т. д. и т. п. Но Фотограф уверен, что никто не видит в Атлете то, что видит он. Только он, Фотограф, сможет вылепить из Атлета античный идеал, а не смазливую модель. Но для этого сначала надо добраться до Атлета, а сделать это совсем непросто — ведь всякий ВИП окружен рядом барьеров и цепочкой церберов, не дающих поклонникам ВИПа разорвать объект поклонения на мелкие кусочки.

Атлету отводилось десять минут экранного времени — из них примерно девять Фотограф и пытался решить проблему встречи с кандидатом на роль Человека, а оставшуюся минуту занимал памятный разговор, состоявшийся между Фотографом и Атлетом.

Разговор между Фотографом и Атлетом:

Атлет. Скока?

Фотограф. Что?

Атлет. Скока даешь?

Фотограф. Чего?

Атлет. Скока за фотоссесию? Меньше десяти не буду.

Фотограф. Извини, я всё еще не понял.

Атлет. Балду гоняем? Русским языком говорю: меньше десяти тысяч бакинских за фотоссесию не беру.

Фотограф. Теперь понял.

Атлет. Ну и?

Фотограф. В смысле: скока?

Атлет. Да.

Фотограф. Нискока.

Атлет. Теперь я не понял.

Фотограф. Поразмышляй на досуге — может, и поймешь.

Атлет. Опять балду гоняем? Ты вообще кто такой?

Но Фотограф не ответил на последний вопрос Атлета — он уже ушел. Разговор разрушил все его планы: он не мог лепить греческого бога из человека, изъясняющегося подобным языком. Фотограф чувствовал себя искателем приключений, который, увидев в одной старинной книге рисунок удивительно красивого павлина, отправился на поиски этой птички (заключенной в башне знаменитого и весьма опасного джинна), почему-то решив, что она должна прекрасно не только выглядеть, но и петь. После многих опаснейших приключений он таки добрался до нее и, попросив ее спеть, приготовился услышать самые дивные звуки, но птичка, что называется, «каркнула во всё воронье горло», а искатель приключений со стоном разочарования упал в обморок³¹. Фотограф в обморок падать не стал — он стал искать кандидата на роль Человека номер два.

23 сентября 2022 года

Кандидат на роль Человека номер два — Политик. Разумеется, оппозиционный политик. Найти политика, который бы при этом остался Человеком во власти — это утопия. Итак, кандидатом на роль Человека номер два стал для Фотографа оппозиционный политик России номер один (в дальнейшем именуемый Оппозиционер — уж простите за канцелярит). О, этот кандидат всерьез претендовал на то, чтобы стать искомым Человеком. Чем ближе узнавал его Фотограф, тем меньше у него оставалось сомнений: вот он — Человек. В самом деле, ругать власть в России может каждый и даже, наверное, нет русского человека, который бы не составил себе из ругани власти своего рода хобби; но бросить власти вызов, причем вызов реальный, заставить власть воспринять себя как угрозу — это дело другое. Оппозиционер заставил. И если вначале его едва ли воспринимали иначе, чем Дон Кихота, то есть как безумца, над которым можно посмеяться (а ведь только Дон Кихоту могла прийти в голову страннейшая мысль, что в России может не быть коррупции и может быть независимый суд), то, чем дальше, тем яснее всем становилось — только Дон Кихот и может что-то по-настоящему изменить в этой жизни. И вот уже тысячи людей готовы пойти за Политиком оппозиционного образа, а вот уже их и миллионы.

Фотограф не имел ясных политических убеждений, но ему, естественно, не очень нравилось то, что происходит в стране, поэтому даже и чисто политически он попал под влияние Оппозиционера. Да и как лепить образ Человека, предварительно не влюбившись в него? Никак. Вот фотограф и влюбился. Да, он был очарован и, шагая с митинга на митинг, проникаясь болью обездоленных (а иногда изведывая и дубинок), и соответственно, проникаясь всё большей ненавистью к безнаказанно творящей произвол власти, Фотограф одновременно проникался и всё большим уважением к фигуре Оппозиционера. Конечно, Оппозиционер не был таким красавцем, как Атлет: куда менее мускулистый и более нескладный, он брал другим — своей смелостью, бескомпромиссностью, напором.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

23

« — Скажите, какая сумма вам нравится? — Пять тысяч, — быстро ответил Балаганов. — В месяц? — В год. — Тогда мне с вами не по пути. Мне нужно пятьсот тысяч. И по возможности сразу, а не частями. — Может, все-таки возьмете частями? — спросил мстительный Балаганов. Остап внимательно посмотрел на собеседника и совершенно серьезно ответил: — Я бы взял частями. Но мне нужно сразу. Балаганов хотел было пошутить по поводу и этой фразы, но, подняв глаза на Остапа, сразу осекся». (И. Ильф. Е. Петров. «Золотой теленок»)

24

Имеется в виду фильм Марка Захарова (по сценарию Григория Горина) «Тот самый Мюнхгаузен».

25

Фраза Шарикова, адресованная профессору Преображенскому. (М. А. Булгаков. «Собачье сердце»).

26

Трудно чисто словесно передать всю эмоциональность этой фразы, но если вы все-таки хотите услышать ее во всей ее выразительной мощи, то пересмотрите великий мультфильм «Жил был пёс» (режиссер — Эдуард Назаров) — там эту фразу произносит волк, на восьмой минуте показа.

27

Н. Н. Носов. «Приключения Незнайки и его друзей».

28

«Ф. Т. Помню, я беседовал с ней в Париже, и она с болью говорила о том, как повредили фильму эти затянутые эпизоды. А. Х. Да, ей не нравился наш метод, а поскольку я не терплю возражений на площадке, я бывало говорил ей: „Ингрид, это всего лишь киношка!“ Она, знаете ли, желала сниматься только в шедеврах. Но как, скажите на милость, угадать заранее, что у Вас получится — шедевр или — увы… Если она удовлетворялась ролью, которую только что закончила, то с ужасом начинала думать о том, что ей придется играть в следующий раз. Все, что она делала, казалось ей недостаточно великим; исключение составляла одна лишь „Жанна д'Арк“. Глупо, на мой взгляд!» (Хичкок/Трюффо)

29

Эти слова о Каннах сказаны Алексеем Балабановым (видеоролик «Балабанов в Каннах. 23.05.1997. Программа «Взгляд»)

30

«Только бы жить, жить и жить! Как бы ни жить, — только жить!.. Экая правда! Господи, какая правда! Подлец человек! И подлец тот, кто его за это подлецом называет». (Ф.М Достоевский. Монолог Раскольникова. «Преступление и наказание»)

31

Здесь описывается сюжет мультфильма «Приключения Мюнхгаузена. Павлин» (1974)