Зона-51
«Зона-51» является самым засекреченным местом Америки, с которым традиционно связывают деятельность всех силовых структур США по взаимодействию с космосом. Понятно, что она вызывает повышенный интерес их коллег за рубежом – причем такой, что ради его удовлетворения они готовы пойти на ликвидацию даже первого лица государства!.. Убийство Джона Кеннеди, произошедшее 22 ноября 1963 года, связано с еще двумя происшествиями – т.н. «инцидентом Макса Хедрума» со вторжением в чикагский телеэфир неизвестного 22 ноября 1987 года и угоном самолета в Портленде с исчезновением преступника 22 ноября 1971 года. Все три преступления случились в один и тот же день. Следы виновников всех трех преступлений парадоксальным образом ведут именно в «Зону-51». Отыскать их – задача специальных агентов ФБР Стивенса и Дадли, которую они должны выполнить любой ценой, чтобы пролить свет на главную тайну Америки. А может, и всего мира…
Оглавление
- Действующие лица:
- Книга первая.. «Происшествие на складе школьных учебников»
- Часть первая
- Глава первая
- Глава вторая
- Глава третья
- Часть вторая
- Глава четвертая
- Глава пятая
- Глава шестая
- Глава седьмая
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Зона-51 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава четвертая
20 декабря 1961 года, пригород Чикаго, штат Иллинойс
Заместитель директора ЦРУ Джеймс Энглтон чуть свет примчался на закрытую военную базу Управления в районе Чикаго. Там его ждала встреча с прилетевшим из Финляндии советским посольским работником (а, читай, разведчиком) Анатолием Голицыным, решившим перейти на службу разведки Соединенных Штатов.14 В течение последних двух-трех лет советское направление деятельности ЦРУ начало хромать на обе ноги — провал в информационном обеспечении следовал за провалом. Сначала «проморгали» запуск Советами первого космического спутника; затем допустили утечку информации о самолете-разведчике «Локхид У-2», что привело к попаданию самого самолета и его пилота в руки врага; затем упустили из виду старт первого космического корабля и испытание сверхмощной «Царь-бомбы». В такой обстановке любой кадр из Москвы, решивший добровольно перейти на другую сторону железного занавеса, был на вес золота. Конечно, обстоятельства появления Голицына на территории Штатов были весьма странными — его никто не вербовал, никто не предлагал сотрудничество, он занимал высокий пост в финском посольстве СССР, получал хорошую зарплату, ни в чем не нуждался, да еще и пользовался протекцией со стороны КГБ, негласно вербовавшего каждого атташе. Казалось бы, чего ему искать в Вашингтоне, где ему для начала не поверят, а потом и вовсе могут депортировать или посадить в тюрьму? Зачем рисковать столь многим? Но информационный голод Энглтона и представляемого им ведомства был настолько велик, что все эти сомнительные обстоятельства решено было оставить «за скобками». Как и вопросы, которые обычно сотрудники ЦРУ задают таким гражданам — о причинах их поведения. Опытный разведчик Энглтон знал, что настоящего шпиона к заброске подготовят как следует и снабдят не только вариантами ответов на эти вопросы, от которых у него волосы дыбом встанут, но и соответствующей биографией, долженствующей перебежчику. Случай с Голицыным был принципиально иным — и потому Джим решил изменить обычный порядок встречи, опустив эту лирическую официальную часть, и перейдя с места в карьер.
–Для начала позвольте искренне поблагодарить вас за прием… — заговорил невысокий, коренастый, приятной наружности молодой человек с идеально выбритым лицом и курносым носом, идя навстречу Энглтону прямо по летному полю.
–Подождите, — уклонившись от рукопожатия и спрятав руки от промозглого декабрьского ветра в карманы плаща, отрезал Энглтон. — Мы еще ничего не решили. Вы находитесь хоть и на территории Соединенных Штатов, но на особом правовом положении, называемом, если можно так выразиться, буферной зоной. Здесь мы держим тех, в ком еще не уверены, но потенциально заинтересованы. От результатов вашего поведения здесь будет зависеть и наше решение.
–А у вас разве есть выбор? — жестко парировал бесправный, но убежденный в своей силе перебежчик.
–Если вы имеете в виду наших людей за океаном, то да, у нас есть, из кого выбирать, — не менее холодно отвечал Джим.
–Думаю, вы ошибаетесь.
–То есть?
–То есть ваш человек Пеньковский уже под колпаком, и его вскрытие и разоблачение — дело нескольких дней.
–Откуда вам известно о Пеньковском? — нарушая все мыслимые нормы этики шпионского поведения, спросил ошалевший Энглтон.
–Это не имеет значения. Важно, что, если известно мне, значит, известно и многим другим. Вы, конечно, можете предупредить его, но ничего не изменится — выехать, хотя бы даже и тайно, ему уже не дадут, он под тотальным наблюдением, а вот заставить его дергаться и тем самым разоблачить себя глупыми, неосторожными и непоследовательными действиями вы можете.
–Что же делать? — скривив уголки рта, спросил разведчик.
–Вы меня об этом спрашиваете? Вы — шпион до мозга костей, а я всего лишь — консульский работник, но даже я знаю, что, если он настоящий разведчик и выполняет все инструкции должным образом, он знает, что делать в критической ситуации. А окажется он в ней буквально со дня на день. Так что, как ни крути, а выбора у вас практически немного. Вы за океаном остались почти без представителей.
–Это не означает, что в ситуации кадрового голода мы будем бросаться на всех подряд… — не унимался Энглтон.
–А я про это и не говорил. Я не могу быть вашим представителем априори, поскольку уже убежал. В случае возврата самое секретное производство, на которое меня допустят, будет связано с шитьем тапочек в исправительной колонии, так что в этой части от меня проку никакого. Другое дело, что я обладаю информацией, которая носит для вас стратегический характер.
–Что ж, это уже деловой разговор. Я вас слушаю.
–Вся эта информация разбита на несколько групп, — обстоятельно начал Голицын. — Я, знаете ли, тоже не готов вам дарить такие вещи за красивые глаза. Так что, возвращаясь к началу нашей встречи, скажу, что мое поведение во многом будет зависеть от вашего дальнейшего решения по поводу моей судьбы. И, чтобы вы поскорее его приняли, предоставлю вам немного сугубо тактической информации, наводящей на размышления… Начнем с того, что у вас большие проблемы с кадрами. Я имею в виду ЦРУ и его советское направление работы.
–Я это знаю, — махнул рукой Джим. — То же самое могу сказать про КГБ.
–Не спешите. Вам что-нибудь говорит фамилия Копацкий?
–Что мне вам ответить?
–Правду, играть в кошки-мышки было бы глупо.
–Это советский консул в Западном Берлине… — уклончиво ответил Энглтон.
–…и двойной агент ЦРУ и КГБ, — перебил его Голицын. — И вам это известно. Неизвестно только, что он занимается дезинформацией вашей резидентуры, в то время, как в Москве знают все о вас. Во многом, именно благодаря ему было принято решение отвести танки во время стояния у Берлинской стены, ведь так? Он сообщил в ваш центр, что силы русских значительно превосходят силы американцев, что подоспела пехота? Ну, так или нет?
Энглтон ничего не отвечал и только внимательно слушал своего собеседника. Два месяца тому назад советские и американские танки в Берлине стояли, направив дула друг против друга — союзники заподозрили своих соседей в нарушении границы, установленной «Антифашистским валом», и готовились жестко поставить на место вчерашних друзей. Казалось, еще минута и войны не миновать… Работавший в советском посольстве Александр Копацкий, как и все посольские работники такого уровня, прошедший аттестацию в КГБ, сообщил тогда в Вашингтон, что Советы стянули в Берлин (который находился в их оккупационной зоне и куда направлять шпионов дядя Сэм все же опасался) едва ли не целую танковую армию в сопровождении 2-3 десантных дивизий. Командующий американским контингентом по ту сторону стены генерал Клей сломался — и отступил. Об этих событиях знал весь мир, но никто не знал фамилию резидента, с подачи которого Вашингтон принял, как тогда считалось, «трусливое» решение.15
–Так вот, мистер Энглтон, никто никаких дивизий туда не стягивал, — продолжал Голицын. — Надо было вас припугнуть, надо было, чтобы вы отвели танки — и вы их отвели. Потому что так захотел Копацкий. 16
–Он сообщил некоторую информацию, но захотел так генерал Клей! — подчеркнул замглавы ЦРУ, подняв палец к небу.
–Ну да, — усмехнулся перебежчик, — ведь это голова хочет, чтобы шея поворачивалась в ту или иную сторону. Но, если та откажется, все эти желания… Проект «Венона», в рамках которого вы вышли на советские информационные каналы внутри правительства США и прихватили, еще в конце 40-х годов, группу Сильвермастера, потихоньку утрачивает актуальность. Центр мировой политики плавно смещается из Вашингтона в Москву, а там вы не можете никого прослушивать. Да и здесь шпионская сеть так завуалирована — не как раньше, в годы войны, когда советские уши сидели в Министерстве финансов США, — что их простым перехватом шифровок не удивишь. Они давно ничего по обычным каналам не передают. Все суммируется у резидента, а тот транслирует важную информацию от вас к нам по секретным дипломатическим тропам, к которым даже самый гениальный шифровальщик не может иметь отношения, просто потому, что никто его со свиным рылом в калашный ряд не пустит…
–Вернемся к вашей информации, — пресек поток мыслей собеседника Энглтон.
–Возьмем того же Копацкого. Вам ведь известно, что, как любой сотрудник дипмиссии, он обязан работать с КГБ. Почему, в таком случае, он ничего не сообщил вам ни про недавние испытания «Царь-бомбы», ни про полет человека в космос?
–Откуда сотрудник дипмиссии в Берлине…
Голицын снова перебил своего собеседника, не дав ему довести мысль до конца:
–Ну ведь откуда-то он знал, что 12 апреля запланирован старт спутника! И сообщил вам именно это. А потом вдруг такая новость. 17 Или вот еще. Почему советский агент Копацкий, внедренный в сердце КГБ еще с 49-го года, а потом, в силу особого доверия со стороны начальства, направленный в Берлин, в стратегическую точку, куда непроверенных людей не отправляют, молчит о том, что с того же 49-го года в Вашингтоне работает советский агент Вильям Фишер, без его помощи арестованный вашей разведкой 4 года назад?! Опять «не знал»?18 Да поймите вы, наконец, что самая мелкая сошка из берлинской резидентуры знает — должна знать — больше, чем многие обитатели высоких московских кабинетов! Ей это по статусу положено, чтобы там, на месте, не ошибиться в принятии стратегически важных решений, на выбор которых иногда отпускаются минуты. Надо знать, что на всех четырех сторонах света происходит. А он ни про Фишера, ни про советский космический корабль не в курсе? Так не бывает… Мало или достаточно?
–Про Копацкого вполне. Что дальше?
–Не что, а кто, — уточнил Голицын. — Мистер Ким Филби из Лондона, ваш, кажется, приятель. Он сотрудничает с КГБ с 1944 года — с тех самых пор, как МИ-6 назначило его взаимодействовать с ЦРУ по вопросам совместной борьбы с коммунистической угрозой. Если не ошибаюсь, он ведь даже в английском посольстве в Вашингтоне работал? И до сих пор продолжает тесное сотрудничество с вами по этой линии, не так ли?19 Во многом, если бы не его роль, то все, на кого указала в 45-ом мисс Бентли, были бы арестованы. А так — многие смогли бежать. А куда они бежали тогда, помните? В Англию, где их встречал сотрудник МИ-6 мистер Ким Филби. Именно он упросил тогда Гувера сдать их Советам, чтобы в важный и ответственный момент перераспределения бывших немецких сфер влияния «не ссориться по пустякам». Так?
Если инцидент с Копацким в Берлине вполне мог еще сойти за совпадение, то все, что говорил Голицын сейчас, уже должно было навести Энглтона на серьезные размышления. Так и случилось.
7 ноября 1945 года, советская шпионка-курьер Элизабет Бентли перешла на сторону США и рассказала следователям Федерального бюро расследований, что в конце 1942 или начале 1943 года она узнала от советских шпионов Натана Сильвермастера и Людвига Ульмана, что одним из источников государственных документов, которые они фотографировали и передавали куратору от НКВД Якову Голосу, был замминистра финансов США Гарри Декстер Уайт.20 На следующий день директор ФБР Джон Эдгар Гувер отправил письмо курьером советнику по военным вопросам президента Трумэна, генералу Гарри Вогану, сообщая, что «некоторые нанятые правительством США работники передают информацию и данные посторонним лицам, которые, в свою очередь, передают эту информацию агентам разведки Советского Союза». Письмо содержало с десяток названных Бентли подозреваемых, вторым в списке был все тот же Гарри Декстер Уайт.21 ФБР проанализировало предоставленные Бентли сведения и результаты проведенных на их основе расследований по названным ею подозреваемых, включая Уайта, и подготовила доклад «Советская разведка в США», который был отправлен 4 декабря 1945 года в Белый Дом, Генеральному прокурору и Государственному департаменту.
Трумэн доклад изучил. У Гарри Декстера Уайта был произведен обыск. При нем были обнаружены украденные из Минфина клише немецких марок, выпускаемых американской оккупационной администрацией, которые он частично передал СССР, частично — не успел. Союзу эти клише нужны были, чтобы печатать на занятой американцами территории Германии деньги в неограниченном количестве, раздувать инфляцию и причинять США экономический ущерб, который, вследствие этих согласованных действий Уайта и советских спецслужб, составил 250 млн. долларов.22
Вообще об Элизабет Бентли надо сказать особо. В 1938 году она работала в итальянской библиотеке в Нью-Йорке, которая пропагандировала итальянский фашизм в США. Питая неприязнь к фашизму, сама сообщила в штаб-квартиру Коммунистической партии США о желании шпионить за фашистами. Коммунисты приняли её предложение и познакомили Элизабет с одним из руководителей своей партии — Яковом Голосом, эмигрировавшим в США после побега из российской ссылки в 1909 году. Впоследствии они, не регистрируя свой брак, стали жить вместе. Бентли полагала, что работает для американской компартии, на самом деле помогая разведке Советского Союза, где она получила кодовое имя «Умница» (так же, как Декстер Уайт имел прозвище «Юрист» или «Адвокат»).
В 1940 году Министерство Юстиции США, действуя на основании Закона о регистрации иностранных агентов, заставило Голоса зарегистрироваться в качестве агента советского правительства. После этого его дальнейшие контакты с подконтрольными ему шпионами и получение от них документов стало представлять собой опасность, и он постепенно передал эту работу Элизабет. Также Голос хотел, чтобы кто-то занимался управлением компании United States Service and Shipping Corporation — подставной организации для осуществления Коминтерном разведывательной деятельности в США. Элизабет взяла на себя и это. Она никогда не получала непосредственных выплат за свою шпионскую деятельность, однако, её ежемесячная зарплата Вице-президента United States Service and Shipping Corporation со временем стала составлять значительную для того времени сумму в 800 долларов.23
Большинство контактов Элизабет Бентли были в среде юристов и государственных служащих, которых впоследствии назовут Silvermaster group — сеть шпионов вокруг Натана Сильвермастера. Эта сеть стала одной из самых разветвлённых и важных для советской разведки. В это время СССР и США были союзниками во Второй мировой войне, и большая часть информации группы Сильвермастера собиралась для СССР в борьбе против фашистской Германии, включая данные об открытии второго фронта в Европе. В эту группу входил и Гарри Декстер Уайт.
Когда в конце 1943 года с Яковом Голосом случился сердечный приступ, Элизабет взяла на себя многие функции, выполняемые им. Она продолжила шпионскую деятельность с новым агентом СССР — Исхаком Ахмеровым. В этот период, по свидетельству самой Бентли, она снабжала секретной информацией многих высокопоставленных лиц в СССР, пользуясь сетью примерно из двадцати шпионов. Однако, с молодости она привыкла совмещать приятное с полезным: поскольку Голос больше не мог быть ее любовником, на эту роль вполне сгодился молодой и горячий Ахмеров.
Однако, очень скоро, не сдержав клятвы верности мисс Бентли, Ахмеров закрутил роман с дочерью секретаря ЦК Компартии США Лори, о чем Элизабет быстро узнала и, недолго думая, «заложила» всю цепочку Гуверу. Во все времена обиженная женщина была страшной силой!..
–Не случайно ваш же проект «Венона», начавшийся после скандала с Бентли, который я уже упоминал ранее, выявил причастность к работе КГБ друзей Филби, Берджесса и Маклейна24, — продолжал бывший советский атташе. — Потом ему каким-то чудом удалось отмыться от подозрений — допускаю, что за счет взятки, которые КГБ всегда раздавал щедро и на всех уровнях капиталистической системы управления, — и он снова в тесных рядах разведки!
–Чертов Гувер, — в сердцах выпалил Энглтон. — Если бы не его нерасторопность, мы бы в 45-ом этих подлецов не упустили бы…
–Бросьте, — махнул рукой Голицын. — Конечно бы, упустили. Филби прав — ссориться в ту пору по таким пустякам было бы государственным преступлением почище любой измены. Сейчас же его измена вашей разведке, в верности которой он хоть и не клялся, но все же регулярно поставлял ей информацию по линии МИ-6, налицо. Она выражена все в том же умолчании. Он отлично знал про то, как был сбит «У-2». Знал, каким образом Советы выследили абсолютно невидимый самолет-разведчик. Знал, что накануне они обращались — конечно, не называя фамилий и названий — за консультацией по этому вопросу к английскому военному ведомству. Но ни о чем вас не предупредил, в силу чего вы, глазом не моргнув, отправляете Пауэрса вглубь Советского Союза, где его сбивают доработанной при помощи англичан моделью «С-75». И вы до сих пор об этом ни сном, ни духом, так как все военные контакты с Лондоном — в его компетенции. И не узнаете, пока он будет сидеть на этом информационном канале.
–Доказательства?
–Простите, картотеку и переписку с агентами КГБ мне с собой прихватить не разрешил.
–Что ж… — немного помолчав, произнес Энглтон. — Информация насчет Копацкого требует проверки. Насчет Пеньковского тоже. А что касается Филби, то тут я бы с вами поспорил. Он — убежденный антикоммунист, английский колониалист, сын крупного британского чиновника в правительстве Индии, имеет блестящее классическое воспитание, окончил Кембриджский университет…
–Это не показатель, вы как разведчик должны это понимать, — начал было спорить его собеседник, но тут же осекся и интригующе сменил тему. — Что ж, я предвидел, что в случаях с Копацким и Филби вы мне не поверите…
Энглтон опустил голову. Конечно, информация, что сообщил Голицын, была серьезной, но слепо доверять первому попавшемуся перебежчику «оттуда» было бы верхом безрассудства. Надо было — хотя бы для вида — дать ему понять, что протекция Штатов дорого стоит. И что простыми россказнями типа «хочу в царство свободы, не могу жить при Советах» оплатить билет в новую жизнь не получится.
–В таком случае, я скажу, что в Москве осведомлены о размещении американских ракет в Турции…
–Ну это секрет Полишинеля…
–…и в качестве ответной меры Хрущев уже утвердил план стратегической операции под кодовым названием «Анадырь», в рамках которой советские ракеты будут размещены на Кубе. 25
Вот тут Энглтон по-настоящему опешил. До него уже ранее доходили неточные и отрывистые сведения о том, что Хрущев планирует, в ответ на попытку США подобраться через дружественную Турцию к советским границам на Черном море, разместить баллистические ракеты на Кубе, которая была, по сути, советским анклавом на территории, приближенной к США и по этому поводу даже подвергалась попытке захвата со стороны ЦРУ (полгода тому назад, в рамках высадки в заливе Свиней), но информация об этой «ответной мере» была непроверенной и сверхсекретной. Кроме него, знать об этом мог только Даллес. Ну или Хрущев. И, если этот «посыльный» советского лидера оперирует такими фактами, то, скорее всего, они соответствуют действительности — эта информация была слишком тайной, чтобы быть провокацией.
–И не только, — продолжал Голицын. — Попытка мистера Кеннеди стать ближе положенного к советским границам на Черном море очень разозлила Никиту Сергеевича. Так, что в Кремле решили устранить его… Только не думайте, что о планах такого рода высшие государственные чиновники распространяются раньше времени со своими холопами. Нет, все не так. Эта информация поступила в КГБ от ГРУ, а туда — от господ Вильсона и Кекконена.
–Вы имеете в виду президента Финляндии и лидера английских лейбористов?
–Да. Дело в том, что мистер Вильсон был завербован еще в начале 40-х. Будучи президентом Совета по торговле в конце 1940-х годов, Вильсон находился в торговых миссиях в СССР и был в хороших отношениях с Анастасом Микояном и Вячеславом Молотовым. Он продолжил эти отношения, когда лейбористы стали оппозицией, и его знания британской политики были высоко оценены КГБ.26 Он же высоко ценил и господина Кекконена, дружившего со Сталиным с тех же самых времен и приведенного к власти в стране не без помощи советских силовых структур. 27
–А они как узнали про планы Хрущева? — удивился Энглтон.
–Как у нас говорят, по пьяной лавочке, — ответил Голицын. — Никита Сергеевич проболтался Кекконену. Финн, он сам большой любитель выпить, и Хрущева всегда поит во время официальных визитов. Ну тот и не сдержался. А потом вошел в раж и, желая показать свою значимость во время встречи с официальной английской оппозицией, сказал Вильсону, что, если парламент Соединенного Королевства не изберет его премьером, дав ему возможность проводить линию сотрудничества с Советами — а он, как вы знаете, лейборист крайне левого крыла, — то КГБ просто убьет Макмиллана, так же, как Кеннеди. Англичане сейчас слабы, Суэцкий кризис почти убил империю, и понятно, что советские шпионы покрыли тело умирающего льва так же, как тело настоящего льва на перед смертью покрывают всевозможные паразиты. Так что близость Вильсона и Хрущева вполне объяснима… А уже Вильсон и Кекконен, как люди подневольные, завербованные, обязаны были эту информацию передать своим кураторам в ГРУ и Комитете. Что они и сделали.
–Почему же Пеньковский — едва ли не третий человек в ГРУ — нам ничего не сообщил? — недоумевал его собеседник.
–Вы отвечаете на свой вопрос, который задали в начале встречи. С Пеньковским вся ясно, он проиграл.
Энглтон понял, что его визави явно не блефует, но информации за последние несколько минут было так много и она была столь серьезной, что требовала срочного осмысления. Причем, не в одиночку.
–Спасибо, мистер Голицын, — как будто сменив гнев на милость, заговорил он. — Сейчас вас отвезут в отель. Там вы будете ждать нашего решения. Надеюсь, вам там будет комфортно и безопасно. Во всяком случае, мы приложили для этого все усилия.
21 декабря 1961 года, Вашингтон, округ Колумбия
Директор ЦРУ Аллен Уэлш Даллес принимал своего заместителя Джеймса Энглтона в одном из столичных офисов Управления. До сегодняшнего дня оно не имело центрального помещения, в котором бы размещались все службы — они были раскиданы по Вашингтону, в не обозначенных табличками кабинетах внутри малоприметных магазинов или промышленных небоскребов. Строительство центрального офиса, занимающего целое здание, велось сейчас в Лэнгли, но до окончательной сдачи объекта в эксплуатацию было еще далеко,28 и потому мастодонту разведки приходилось встречаться с журналистами, осведомителями и шпионами, а также собирать заместителей на совещания в плохо приспособленных для этого кабинетах в разных районах столицы.
–Бентли, Бентли… — пробормотал Даллес, выслушав до конца доклад своего заместителя по итогам встречи с Голицыным. — Да уж, доставила нам эта дамочка хлопот во время подготовки Нюрнбергского процесса. Вернее, не она сама, а те, на кого она нас вывела…
Даллес занимался подготовкой Нюрнбергского процесса и знал, что советские шпионы в Вашингтоне осенью 1945 года прикладывали недюжинные усилия, чтобы сорвать его проведение. Инициатива США провести процесс (в пользу которой свидетельствует, помимо прочего, проведение его именно на территории Нюрнберга, занятого американскими войсками) грозила вскрыть мировой общественности не просто дружбу Третьего рейха и СССР перед войной, но и основанные на личной симпатии Гитлера и Сталина территориальные претензии последнего в отношении Польши. Конечно, союзники, утверждая Устав Трибунала, договорились, что про пакт Молотова-Риббентропа речь в процессе не зайдет, но вот про казнь военнопленных в Катыни речи не было.
–Тогда, — говорил Даллес, — Сталин начал искать варианты срыва процесса в соответствии с международным правом. Его юридический советник, бывший прокурор, замаравший себя участием во всех крупнейших политических процессах 1930-х, Андрей Вышинский, хоть и перешел на службу в МИД, но не перестал быть специалистом в области юриспруденции. Он-то и подсказал ему, что суда не будет, если признать всех подсудимых невменяемыми. Таким образом, противники процесса убивали одним выстрелом двух зайцев — не только спасались от гласного судебного разбирательства, но и лишали какой бы то ни было состоятельности слова сподвижников Гитлера, могущих подтвердить его дружбу со Сталиным. Кто поверит сумасшедшим?
Самоубийство одного из подсудимых, Лея, в канун процесса как нельзя более подходило на роль информационного повода для проведения экспертизы. И судебно-психиатрическая экспертиза вскоре была назначена. Проведение ее было поручено военному психиатру Дугласу Келли. Что тут необычного, спросишь ты? А то, что он был учеником другого американского психиатра, доктора Альфреда Коржибски, поляка по национальности. А тот в Первую мировую служил в Русской Императорской Армии, куда пришел из… охранки, царской тайной полиции! И, по стечению обстоятельств, в это же время в охранке служил не кто иной, как Иосиф Сталин! В ту пору я добыл много доказательств этого факта. 29
–Но тогда эта экспертиза ни к чему не привела…
–Да, Келли нам удалось отставить — выяснилось, что его назначение экспертом пролоббировал не кто иной, как Декстер Уайт, который курировал подготовку процесса над финансистами рейха и потому имел отношение к сенатской комиссии, ведавшей кадрами для Нюрнберга. Шпионский скандал вокруг Уайта не дал нацистам избежать ответственности… Но сейчас мы не об этом.
–Ну почему же? — вскинул брови Энглтон. — Опять русские шпионы вставляют палки в колеса мировой политики и внутренней политики Штатов…
–…и наша задача — им помешать, — продолжил мысль его шеф. — Значит, говоришь, они обложились агентами влияния? Что ж, зная, кто такие Вильсон и Кекконен, и то, что без участия Советов им бы никогда выше депутатов нижней палаты местного парламента не продвинуться, поверить в это можно. Как и в то, что Джей-Эф Кей стоит поперек горла Союзу из-за наших действий в заливе Свиней. Конечно, с нашей стороны это была провокация, попытка столкнуть лбами Джека и Хрущева, пусть даже и без ведома первого, но она того стоила. Теперь Советы показали свою истинную заинтересованность в Кубе. И в этом вопросе они не остановятся ни перед чем, включая убийство Президента. Это и понятно — такой анклав внутри Соединенных Штатов. Им ничего не было и не будет так важно, как пребывание рядом со своим стратегическим противником. Ведь, находясь у нас под носом, на Кубе, они смогут заглядывать даже туда, куда обычно им заглядывать не положено. И, соответственно, держать нас за причинное место, регулируя, как ты правильно подметил, наши действия по всем основным направлениям международной политики. Что это де-факто означает? Проигрыш в «холодной войне», мягкую капитуляцию на продиктованных врагом условиях мира с тем, с кем вообще никаких договоренностей заключать нельзя!
–И как мы поступим? — спросил Энглтон.
–Боюсь, что в свете сказанного этим Голицыным у нас не остается иного выбора, кроме как вернуться к плану трехлетней давности.
–Плану ликвидации Кастро?
–Да, — кивнул Даллес, — к операции «Мангуст». Думаю, сейчас самое время ее возобновить. Конечно, докладывать об этом Президенту мы не будем — он настроен к нашим врагам даже слишком дружелюбно, и его эта инициатива на данном этапе спугнет, даже, если мы расскажем ему про этого русского перебежчика. Поэтому согласовывать операцию мы будем с генеральным прокурором.
–С Бобби? — спросил Энглтон, имея в виду брата Президента и мысленно восхищаясь Даллесом, который придумал ловкий тактический ход, воспользовавшись ситуацией, при которой левая рука не знает, что делает правая, но обе принадлежат одному и тому же человеку.
–Именно. Он нам точно не откажет… А что касается этого перебежчика, то, думаю, ему можно верить — слишком много совпадений, причем, стратегического характера, такими бы Советы просто так, с целью приманки, разбрасываться не стали, — но пока все же держать на небольшом расстоянии. Поверь мне, я знаю, о чем говорю — советские шпионы обладают уникальной способностью проникать в святая святых врага, играя подчас на грани фола.
В это время в кабинете Даллеса зазвонил телефон. Он обмолвился с собеседником парой коротких неоднозначных фраз, а потом повесил трубку и, в растерянности подойдя к окну, закурил свою знаменитую трубку.
–Что случилось, Аллен?
–Знаешь, незадолго до встречи с тобой я поручил нашему английскому представительству, — так он обычно ласково именовал резидентуры, — выйти на связь с мистером Филби. Уж очень занимательной показалась мне информация относительно тех его кембриджских друзей, что были разоблачены в 52-ом в Лондоне. Я сам с ним знаком, и знаком хорошо, и потому решил еще раз проверить состоятельность информации этого Голицына.
–И что?
–В том-то и дело, что найти его не представилось возможным. Он исчез.
–То есть как — исчез? — удивился Энглтон. — Высокопоставленный работник МИ-6 испарился из Лондона?
–Именно.
–И где он может быть?
–Его непосредственное начальство считает, что в Москве… — пробормотал явно обескураженный шеф ЦРУ.
–Вот даже как?!
–Да. И это еще раз укрепляет меня в мысли о том, что со стартом операции «Мангуст» затягивать нельзя.
Досье (операция «Мангуст» и ее предпосылки). Чтобы понимать уровень международной напряженности той поры, надо кратко охарактеризовать общий внешнеполитический фон, создаваемый обеими сторонами «холодной войны» в мире в конце 1950-х — начале 1960-х годов. Что там происходило?
1956 г. XX съезд КПСС, тяжелейший удар по авторитету Советского Союза, после чего в США появились мысли об отбрасывании коммунизма, поутихшие было после неоднозначного окончания войны на Корейском полуострове, которую США и их сателлиты вели под флагом ООН. События в Венгрии не заставили себя долго ждать. И сказать, что советское руководство испугалось, — не сказать ничего. Но, испугавшись, оно сделало в целом верный вывод, что на удар надо отвечать двойным ударом.
Октябрь 1956 г. — март 1957 г. (активная фаза: октябрь — ноябрь 1956 г.). Суэцкий кризис. Открытый, можно сказать публичный, распад Британской империи. Нет, распадаться она начала в сентябре 1940 г., когда стареющий британский лев начал распродавать наследство империи. Имеется в виду знаменитая сделка по обмену прав аренды на 99 лет (интересно, вспомнит ли об этом кто-то в 2039 г.?) британских баз в Вест-Индии на 50 потрепанных американских эсминцев. Но более очевидный и унизительный символ конца эпохи, чем Суэц, трудно представить. Британская империя перестала существовать как значимая геополитическая сила, став частью пыльных книжных полок в заштатном книжном магазине. Впрочем, и СССР, и США было над чем задуматься после кризиса.
Октябрь 1957 г. — первый советский спутник. Легкий пока еще холодок прошел по спинам тех, кто понимал, хотя большинство американцев посчитали, что это всего лишь дорогостоящая игрушка. На Западе мало кто по-настоящему понял, что произошло.
Май 1960 г. Инцидент с U-2 Гэри Пауэрса, первый подход к неизъяснимому. Момент истины для советского руководства, почувствовавшего себя беззащитным, когда самолет шел вглубь страны с непонятными целями. А затем — чувство новой уверенности в своих силах, когда обломки самолета рухнули под Свердловском.
12 апреля 1961 г. Полет первого человека в космос, крупнейшее мирное наступление СССР. Величайший политический, технологический и имиджевый прорыв страны и народа, расцененный властью, как прорыв идеологии.
14–16 апреля 1961 г. Провальная операция в заливе Свиней, в ходе которой ЦРУ планировало руками кубинских политэмигрантов свалить режим Фиделя Кастро на Кубе, но безуспешно.
Август 1961 г. Строительство Берлинской стены или «Антифашистского вала» в зависимости от идеологической позиции читателя. Фиксация окончательного разделения сфер влияния в Европе. Надо быть очень наивным, чтобы не понимать, что в условиях замораживания противостояния в Европе энергия конфронтации пойдет куда-то еще. Вопрос в том — куда.
Октябрь 1961 г. Размещение американских ракет в Турции. Возникновение крайне серьезного вектора уязвимости СССР, которую невозможно было компенсировать в рамках обычной для тогдашнего СССР военной политики. Трудно отделаться от мысли, что размещение 15 ракет Jupiter в районе г. Измир было, скорее, фактором политического давления на Москву, своего рода приглашением к превентивному удару для Кремля, полностью развязывавшему руки американским военным.
30 октября 1961 г. Испытание термоядерной «царь-бомбы» в СССР мощностью 50 мегатонн. Советский ответ на нагнетание напряженности был асимметричным, но сказать, что он был эффективным, трудно.
Июнь 1962 г. События в Новочеркасске. Руководство Советского государства расстреливает голодную демонстрацию рабочих и в то же время, их же руками строит себе ядерное и оружейное превосходство в «холодной войне».
Октябрь 1962 г. Арест в Москве американского шпиона Олега Пеньковского, роль которого в Карибском кризисе не ясна, но, похоже, намного значительнее, чем считается. А за арестом — начало крайне сложных процессов внутри советского руководства, закончившихся громкими отставками, в том числе и людей, имевших более чем прямое отношение к неизъяснимому, — генерала армии Ивана Серова и главного маршала артиллерии Сергея Варенцова.
Реальный эндшпиль наступил через два года — в октябре 1964 г., когда из политики ушла вторая главная фигура Карибского кризиса и всего политического пространства тогдашнего мира, Никита Хрущев. Вернее, Хрущева из политики вывели. Думается, именно по причине его странной и очень уж «миролюбивой» роли по отношению к американскому Президенту, трагически погибшему годом ранее. 30
Кто-то может сказать, что на данном внешнеполитическом фоне позиция США выглядела более слабой; кто-то — выдвинуть аналогичное утверждение в отношении позиции СССР. Но никто не станет спорить с тем, что напряженность в отношениях между двумя странами последовательно нарастала, и втянут в этот конфликт был весь мир…
27–28 октября 1961 г. после нарастания напряженности в американо-советских отношениях вокруг Берлина на протяжении всего лета и кульминации в августе, когда Хрущев отдал распоряжение о строительстве стены между Восточным и Западным Берлином, генерал Люсиус Клей, личный представитель президента Кеннеди в Западном Берлине, провоцирует 16-часовое танковое противостояние между США и Советским Союзом у Берлинской стены. Кеннеди посылает по неофициальным каналам срочное сообщение Хрущеву, после чего тот начинает отвод танков, создав прообраз разрешения Карибского кризиса год спустя.
Возможно, Карибский кризис был одним из наиболее опасных моментов в истории человечества. В течение 13 дней с 16 по 28 октября 1962 г., когда Советский Союз установил ядерные ракеты на Кубе, президент Кеннеди открыто требовал, чтобы Никита Хрущев немедленно демонтировал и вывел их с Кубы. Кеннеди также установил морскую блокаду, преградив тем самым путь советским кораблям, следовавшим к острову. Игнорируя тот факт, что ракеты США уже были размещены в Турции на границе с Советским Союзом, Кеннеди назвал развертывание советских ракет на Кубе «преднамеренно провокационным и необоснованным изменением статус-кво, что неприемлемо для данной страны». 31 Несмотря на воинственную позицию Кеннеди, возможное разрешение кризиса путем взаимных уступок с его стороны и со стороны Хрущева не было положительно оценено поборниками жесткого курса в холодной войне.
Ракетный кризис возник, потому что, как писал в своих мемуарах Никита Хрущев: «Мы были совершенно уверены, что вторжение [в залив Свиней] было только началом, и что американцы не оставят Кубу в покое». Чтобы защитить Кубу от угрозы повторного вторжения со стороны США, Хрущев сказал, что «он решил установить ракеты с ядерными боеголовками на Кубе, не ставя в известность об этом Соединенные Штаты до тех пор, пока не будет слишком поздно что-либо предпринимать». 32 Его стратегия преследовала две цели: «Главное, как я считаю, размещение наших ракет на Кубе будет сдерживать Соединенные Штаты от опрометчивых военных действий против правительства Кастро. Кроме того, что наши ракеты будут защищать Кубу, они также смогут выровнять то, что Запад любит называть “балансом сил”. Американцы окружили нашу страну военными базами и угрожали нам ядерным оружием, а теперь они на себе испытают, каково это знать, что вражеские ракеты направлены на них».
На самом деле воевать никто не был готов. 12.09.1963 на совещании в ОКНШ Кеннеди, опираясь на доклады своих военных советников о ядерном превосходстве перед СССР, предложил «нанести упреждающий удар», чем поверг их в шок. Казалось бы, почему, ведь и внешнеполитическая обстановка, и историческая ситуация выражали всеобщую готовность к войне? Не потому ли, что война в данном случае была для американского военного истеблишмента лишь средством пиара, зарабатывания денег, поддержания авторитета и не более? Таким образом, понимая, что превентивный ядерный удар приведет к удару встречному, агрессивные военные круги Штатов все же не рассматривали реальную перспективу войны. То же творилось и в СССР, чьи военачальники по воинственности не уступали верхушке ОКНШ.
Еще в феврале 1963 года Хрущев предложил своему Совету обороны провести полномасштабное реформирование советских вооруженных сил. Когда главнокомандующий сил Варшавского договора маршал Андрей Гречко стал убеждать Хрущева, что он должен вооружить армию тактическим ядерным оружием, советский лидер отказался, приведя вполне конкретную причину. «У меня нет денег», — сказал он. 33
Затем он представил свое радикальное видение советских вооруженных сил. Он собирался резко сократить самоубийственный с экономической точки зрения военный бюджет. Он хотел оставить «очень небольшую, но очень квалифицированную армию». Помимо ядра — ракетных войск стратегического назначения, — по его словам: «Остальная армия должна строиться на региональной милиционной основе. Ее бойцы могли бы жить дома, заниматься полезным трудом, но какое-то время тратить на военную подготовку. Под ружье они становились бы только при возникновении реальной опасности для государства». Даже советские ракетные войска можно свести к минимуму, считал Хрущев. Заводы, которые производили ракеты, затем могли перейти на выпуск мирной продукции, например речных судов.
Предложение Хрущева в феврале 1963 г. по радикальной реорганизации армии и конверсии советских ракетных заводов удивило членов его Совета обороны. К ужасу своих генералов, он вновь вернулся к своему плану миротворческих преобразований в октябре 1964 г., за месяц до того, как был отстранен от власти.
В это же время Кеннеди, не меньше конфликтуя со своим военным истеблишментом, пытается протянуть Советам руку дружбы. Так, в сентябре 1961 и декабре 1962 годов Кеннеди отказался вводить войска в Конго, чем спровоцировал сближение с СССР после смерти Патриса Лумумбы, и поставил под угрозу милитаристские планы верхушек СССР и США. Надо сказать, что за три дня до того, как Джон Кеннеди занял пост президента США, 17 января 1961 г., конголезский премьер-министр Патрис Лумумба был убит бельгийским правительством при участии ЦРУ.34 Как заметила автор книги «Конголезские телеграммы» (The Congo Cables) Мадлен Калб, «по большей части ощущение необходимости неотложных действий в первые недели января [1961 г.], которое привело к смерти Лумумбы, проистекало… от страха перед предстоящими переменами в Вашингтоне», связанными с инаугурацией Кеннеди. 35
В Африке и Европе Кеннеди получил широкую известность как сторонник африканского национализма. Он даже включил поддержку африканского движения за независимость в свою предвыборную кампанию 1960 г., неоднократно повторяя: «Мы потеряли позиции в Африке потому, что не замечали и не хотели замечать потребности и чаяния народов Африки». В ЦРУ серьезно отнеслись к симпатиям, проявляемым Кеннеди к африканскому национализму. Приближалась его инаугурация, и глава резидентуры ЦРУ в Леопольдвиле Лоуренс Девлин заявил о «необходимости принять “решительные меры”, пока не станет слишком поздно».36 Аналитик ЦРУ Пол Саква отметил в одном из интервью, что решение передать Лумумбу в руки его убийц приняли люди, «получавшие финансовую поддержку и постоянные советы из резидентуры ЦРУ». ЦРУ поспешило, и Лумумба был убит руками бельгийских партнеров Управления за три дня до того, как Кеннеди принял присягу в качестве нового президента США.
Понятно, что в интересах военщины был ввод войск США в Конго после этого провокационного убийства с целью наращивания военного влияния на черном континенте и остановки советской экспансии там же. Кеннеди сознательно этого не делает.
Далее. 19 марта 1963 г. на пресс-конференции в Вашингтоне спонсируемая ЦРУ боевая организация кубинских политэмигрантов «Альфа-66» заявляет о совершении нападений на советские «базу» и корабль в кубинской акватории, в результате которых погибли или были ранены несколько человек. Нападение в кубинских водах, по словам тайного советника «Альфа-66» от ЦРУ Дэвида Атли Филлипса, преследовало цель «поставить Кеннеди в неловкое положение и вынудить его выступить против Кастро». А уже 31 марта 1963 г. президент Кеннеди приказывает принять меры против боевых кораблей кубинских эмигрантов, управляемых ЦРУ из Майами. Министерство юстиции под руководством Роберта Кеннеди ограничивает передвижение противников режима Кастро у побережья Майами, а береговая охрана захватывает их суда и берет под арест команды.
Далее. В июне 1963 г. Кеннеди совершает противоречивый шаг, программой которого стало выступление 10.06.1963 в стенах Американского университета, где он рассказал о впечатляющей картине мира будущего. С одной стороны, он приказывает начать вывод войск из Вьетнама, чтобы прекратить лить американскую кровь. С другой — оставляет без ранее обещанной поддержки президента Вьетнама Нго Динь Зьема, на чью сторону явно склоняются ОКНШ и ЦРУ. Конечно, в известной степени Нго был сам в этом виноват, так как ему не нравилось усиление контроля американской военщины над вооруженными силами Вьетнама и усиление контроля ЦРУ над всеми видами местной власти; не веря пока в реальность своих мечтаний, он весной 1963 года начал требовать вывода войск. Сказано — сделано…
Однако, уже 8 мая 1963 года во Вьетнаме начался буддистский кризис, вызванный запретом правительства в День Рождения Будды сделать исключения из ранее принятого закона о запрете демонстрации религиозной символики в общественных местах. Прихожане стали выражать недовольство, а армия ответила им огнем, ошибочно приняв их выступления за атаки оппозиционных правительству вьетконговцев, для борьбы с которыми на территории страны и находился ограниченный контингент американских войск. Началась полномасштабная гражданская война, в ходе которой Зьем не мог отстоять ни одну сторону — снимая католиков с должностей высшей государственной власти и назначая на них по ошибке обиженных буддистов, он вызывал недовольство первых. Притесняя последних — их ярость и неприятие. Видя все это, Кеннеди понимает, что втягивать свою армию в войну на другом континенте — дело неблагодарное, и решает отозвать войска. Перевес сил оказывается на стороне просоветски настроенного «Вьетконга».
Далее. Еще одной причиной недовольства Кеннеди со стороны его силовой верхушки стала его мирная политика по отношению к президенту Индонезии Сукарно, возглавлявшему движение неприсоединения, но склонявшемуся больше в сторону СССР. Сукарно пользовался в Вашингтоне дурной славой из-за своей антиамериканской риторики и воинствующего национализма третьего мира. Хотя Сукарно утверждал, что придерживается нейтралитета в холодной войне, американские аналитики считали его симпатизирующим Советскому Союзу. По крайней мере, он принимал военную помощь от Советов.
Тем не менее Кеннеди, который в Сенате прямо выказывал поддержку недавно получившим независимость странам третьего мира, в 1961 г. тепло встретил Сукарно в Белом доме. Сукарно, в свою очередь, надеялся принять Кеннеди в Индонезии. ЦРУ же хотело смерти Сукарно и свертывания того, что оно называло «предвзятостью в мировой политике». Заместитель директора ЦРУ по планированию Ричард Бисселл в интервью отнес конголезского лидера Патриса Лумумбу и Сукарно к одной и той же категории расходных материалов: «Лумумба и Сукарно были двумя самым плохими людьми на государственной службе, о которых я когда-либо слышал. Это были бешеные псы… Я считал, что они представляют опасность для Соединенных Штатов».37 Заговоры с целью убийства таких людей, признал Бисселл, порой могут представлять «неверные решения», но только в тех случаях, когда они проваливаются. Он настаивал, что заговоры с целью убийства таких «бешеных псов» «не были чем-то безнравственным», и сожалел лишь о том, что некоторые заговоры ЦРУ провалились и стали достоянием гласности.
О заговоре ЦРУ против Сукарно стало известно еще при администрации Эйзенхауэра. Осенью 1956 года Фрэнк Уиснер, тогдашний заместитель директора ЦРУ по планированию, сказал главе Дальневосточного отдела Управления: «Думаю, пора поджарить Сукарно пятки».38 После этого Управление приложило руку к мятежу индонезийских военных в 1957–1958 гг., предоставило мятежникам оружие и даже использовало эскадрилью самолетов без опознавательных знаков для бомбардировки верных Сукарно войск. 39 Тайное участие ЦРУ открылось после того, как один из летчиков, Аллен Поуп, сбросил бомбы на церковь и рыночную площадь, убив много мирных жителей. Поупа сбили и по имевшимся при нем документам идентифицировали как наемника ЦРУ. Четыре года спустя Сукарно помиловал приговоренного к смертной казни Поупа в ответ на личную просьбу Роберта Кеннеди, которую генеральный прокурор высказал во время своего визита в Индонезию. Роберт Кеннеди представлял своего брата, и таким образом его визит укрепил связь Сукарно с обоими Кеннеди.
В отличие от ЦРУ, президент Кеннеди хотел сотрудничать с Сукарно, а не ликвидировать его путем переворота или покушения. В 1961–1962 гг. президент выступал посредником в переговорах между Индонезией и ее бывшим колониальным хозяином, Нидерландами, когда назревала война между ними. Мирное разрешение индонезийско-голландского кризиса, которого Джон Кеннеди добился через ООН, позволило спорной территории Западного Ириана (Западная Новая Гвинея) перейти от Нидерландов под управление индонезийского правительства с предоставлением народу Западного Ириана возможности получить к 1969 г. независимость. В результате для ЦРУ Кеннеди оказался пособником врага. Как выразился Бисселл, «поддерживая притязания Индонезии на суверенитет над Западным Ирианом, мы можем непреднамеренно помочь укреплению режима, который по своей природе враждебен по отношению к США».40 Кеннеди, напротив, смотрел на ситуацию глазами Сукарно. Он сказал: «Учитывая такие вещи, как поддержка, которую ЦРУ оказывало в 1958 г. [антиправительственному] мятежу, частые антиамериканские высказывания Сукарно можно понять». 41
Цитируя эти слова, советник президента отметил: «Эти слова каким-то образом дошли до Сукарно, который нашел подтверждение великодушию и пониманию, когда лично встретился с президентом».
Благодаря способности поставить себя на место несомненного идеологического противника, Кеннеди смог признать правоту Сукарно, установить с ним отношения взаимного уважения и предотвратить назревавшую войну между Индонезией и Нидерландами. Одновременно с дипломатическим улаживанием конфликта между Индонезией и Нидерландами президент противостоял заговорам ЦРУ против Сукарно, подписав меморандум по вопросам национальной безопасности (NSAM) 179 от 16 августа 1962 г. Адресуя NSAM 179 руководителям Госдепартамента, Министерства обороны, ЦРУ, Агентства международного развития и Информационного агентства Соединенных Штатов, Кеннеди предписывал им руководствоваться позитивным подходом к Индонезии.
Надо сказать, что Кеннеди не просто предотвратил войну между Индонезией и Нидерландами, Западом и Востоком, — он снизил скорость эскалации гонки вооружений. Там, где шакалам из его окружения и окружения Хрущева можно было вольготно погреть руки на раздувании очага международной напряженности (а читай — получить из бюджета дополнительные ассигновании на вооружения и рассовать их добрую половину по своим карманам), наступило замирение и тишина. Причем, Хрущев, как видим, был не против такого поворота событий.
При этом два лидера все это время вели неофициальную переписку. Так, благодаря открытию московских архивов после распада Советского Союза нам становится известна советская сторона истории тайных контактов лидеров холодной войны. Опираясь на ранее засекреченные советские документы, Александр Фурсенко и Тимоти Нафтали обнаружили, что «30 сентября 1963 г. Джон Кеннеди сделал попытку восстановить через своего пресс-секретаря Пьера Сэлинджера конфиденциальный канал связи с советским руководством».42 Еще осенью 1961 г. Пьер Сэлинджер получил для Кеннеди первое тайное письмо от Хрущева, спрятанное в свернутую трубочкой газету советским «издателем журнала», который на самом деле был сотрудником КГБ. Теперь Кеннеди с помощью Сэлинджера восстанавливал этот канал в обратном направлении.
Глава КГБ Владимир Семичастный доложил Никите Хрущеву 2 октября 1963 г., что Кеннеди хочет возобновить функционирование тайного канала связи при содействии Сэлинджера и работающего в Вашингтоне сотрудника КГБ. Люди из ближнего окружения Кеннеди рекомендовали полковника Г. Карповича, известного сотрудника КГБ из посольства СССР в Вашингтоне, на роль тайного посредника между Кеннеди и Хрущевым.43 Как подтвердили Фурсенко и Нафтали на основании изученных советских документов, Хрущев «одобрил использование КГБ в качестве связного для обмена предложениями [с Кеннеди], которые нельзя направлять по обычным дипломатическим каналам».
Проявление Кеннеди тайной инициативы было, конечно, мудрым шагом в свете последующего (обдуманного или спонтанного) решения Госдепартамента прекратить его официальную переписку с советским лидером. Президент очень хорошо знал, что в деле обмена миротворческими посланиями с коммунистическими противниками он может доверять лишь немногим из его администрации. Поскольку ему приходилось иметь дело с чиновничьим аппаратом, выступавшим за холодную войну, он попросту пошел в обход Госдепа, создав альтернативный канал связи. И все же, хотя подобная тактика была не нова для Кеннеди, поражает то, что в своей последней попытке изыскать возможности достижения мира с Хрущевым Кеннеди вынужден был полагаться не на собственный Госдепартамент, а на советскую разведку, обеспечивавшую обмен секретными посланиями мира между ним и Хрущевым. Это была важная деталь, не только ярко иллюстрировавшая взаимоотношения Кеннеди и его политического бомонда, но и, возможно, сыгравшая роковую роль в его биографии…
А пока оба этих лидера были живы и находились при власти, их окружение сбивалось с ног в поисках нового очага международной напряженности. Таким очагом стала Куба. Осадок от разрешившегося Карибского кризиса все еще оставался — Куба одинаково привлекала и советские военные круги, заинтересованные в наличии прямого выхода к границе США; и американский военный истеблишмент, мечтавший покончить с проводимым ею засильем коммунистических идеалов в Латинской Америке. И последние не придумали ничего лучше, кроме как физически устранить Фиделя. Операция по его ликвидации получила название «Мангуст».
Любопытным доказательством существования данной операции и причастности к ней высшего руководства как ЦРУ, так и мафиозных структур (которых Куба привлекала в качестве зоны свободной экономической торговли и почти бесплатной рабочей силы), станут события, случившиеся уже после гибели Кеннеди. Тогда в комиссию Уоррена (председателя Верховного Суда США, руководившего официальным расследованием по делу об убийстве Президента), входил адвокат Дэвид Слосон — его задачей было искать следы иностранного заговора, для чего волей-неволей приходилось взаимодействовать с ЦРУ. Забежим вперед и оговоримся, что на этой ниве ему не удалось добиться сколько-нибудь серьезных результатов; но интересна сама его работа по выявлению «шпионских тайн» Лэнгли.
В работе с ЦРУ, как представлялось Слосону, у комиссии был превосходный ресурс в лице Аллена Даллеса, одного из членов комиссии, который был главой Управления с 1953 по 1961 год, когда его отправили в отставку из-за провала операции в заливе Свиней. Несмотря на вынужденную отставку, его отношения с президентом Кеннеди не испортились. «Отставку он воспринял с большим достоинством и никогда не пытался свалить с себя вину, — говорил Роберт Кеннеди, — президент его очень любил, как и я». По словам президента Джонсона, в комиссию Уоррена Даллеса рекомендовал Роберт Кеннеди.
Слосон предположил, что, если у ЦРУ были данные о связях убийцы Кеннеди, Освальда, с заговорщиками, Даллес знал, как до них добраться. Однако так он думал до того, как встретил Даллеса. Когда же их представили друг другу, Слосон увидел, что бывший директор ЦРУ по-старчески немощен и хрупок. Он по-прежнему напоминал «директора школы-пансиона», по словам Ричарда Хелмса, его бывшего заместителя в ЦРУ: «расчесанные на пробор волосы, изящные усики, твидовый костюм и неизменные круглые очки без оправы». Но к началу 1964 года, как заметил Слосон, Даллес уже выглядел как директор школы с пошатнувшимся здоровьем и давно ушедший на пенсию. Выглядел Даллес старше своих семидесяти. И память примерно соответствовала этому возрасту — ни на один вопрос Слосона он не ответил. Как тогда подумал адвокат, ввиду старческой забывчивости…44
Однако, три года спустя произошло некое событие, которое заставит по-иному взглянуть на это его молчание. В январе 1967 года известный вашингтонский журналист Дрю Пирсон попросил о личной встрече с председателем Верховного суда. Срочно. Уоррен охотно согласился повидаться со старым другом. Пирсон понимал, что у него в руках, возможно, величайшая сенсация в его карьере.
Речь шла об убийстве Кеннеди и о том, что за этим убийством мог стоять Фидель Кастро. Уоррен слушал, Пирсон рассказывал. Из надежного источника он узнал, что в 1961–1962 годах правительство Кеннеди велело ЦРУ убить Кастро, что этот приказ был отдан ЦРУ непосредственно Робертом Кеннеди и — самое поразительное — что ЦРУ наняло для этой цели мафию. Источник Пирсона считал, что Кастро узнал о заговоре против него, собрал потенциальных убийц на Кубе, обезвредил их, и в отместку отправил свою команду убийц уничтожить Кеннеди.
Если хоть что-то из этого было правдой, значит, ЦРУ (то есть Даллес) и Бобби Кеннеди утаивали от комиссии Уоррена, что у Кастро были причины желать смерти президенту Кеннеди: кубинский диктатор знал, что Кеннеди (или их доверенные лица) пытаются его убить. И значит, член комиссии Аллен Даллес, который руководил ЦРУ, когда готовились эти операции, тоже, вероятно, участвовал в укрывательстве. Пирсон открыл Уоррену свой источник: это был влиятельный вашингтонский адвокат Эдвард Морган, в то время представлявший интересы главы профсоюза водителей грузовиков Джимми Хоффы, непосредственно связанного с мафией. Правда это была или нет, не имело значения — допусти Даллес, бывший членом Комиссии, огласку такого рода информации, ЦРУ не только станет в один ряд с гестапо и другими организациями, признанными международными преступниками и беззастенчиво убивающими лидеров других государств (еще и сотрудничающими с мафией!), но и явится в глазах американцев косвенным виновником гибели их Президента, чья смерть, возможно, искупила их глупые и недальновидные действия!45
Вопрос теперь только в том, желал ли смерти Фиделя сам Кеннеди. Описанное выше позволяет утверждать, что нет; все его самые смелые и воинственные начинания на фронтах «холодной войны» были продиктованы только лишь волеизъявлением верхушки силовиков, которая не меньше (а, может, и больше, чем сам Кастро) устала от порядком поднадоевшего ей Президента, то и дело сулившего отрыв от колоссальной кормушки под названием «холодная война».
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Зона-51 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
14
Golitsyn Anatoly. «New Lies for the Old: The Communist Strategy of Deception and Disinformation» (1984)
15
Andrew, Christopher M. The Mitrokhin archive: the KGB in Europe and the West. — London: Allen Lane, 1999. — 995 pages с. — ISBN 0713993588.
16
David E. Murphy,"Sasha who?", Intelligence and National Security, 8(1), 1993, p. 102-07 Routledge.
17
David E. Murphy, Sergei A. Kondrashev, and George Bailey, Battleground Berlin: CIA vs. KGB in the Cold War. New Haven, CT: Yale University Press, 1997.
18
Николай Долгополов. Абель-Фишер. ЖЗЛ, выпуск 1513,Москва, Молодая гвардия,2011 ISBN 978-5-235-03448-8
19
Ben Macintyre. A Spy Among Friends: Philby and the Great Betrayal. — Bloomsbury, 2015. — 368 с. — ISBN 9781408851784.
20
FBI file: Underground Soviet Espionage Organization (NKVD) in Agencies of the United States Government, October 21, 1946, p. 78-79 (PDF pp. 86-87)
21
Cf. Robert Louis Benson and Michael Warner, eds., Venona: Soviet Espionage and the American Response, 1939—1957 (Washington, D.C.: National Security Agency/Central Intelligence Agency, 1996), Document 15, pp. 69
22
James C. Van Hook,"Treasonable Doubt: The Harry Dexter White Spy Case,"Studies in Intelligence, Vol. 49, No. 1, 2005
23
Kessler, Lauren. Clever girl: Elizabeth Bentley, the spy who ushered in the McCarthy era. — 1st ed. — New York: HarperCollins, 2003. — viii, 372 pages с. — ISBN 0060185198, 9780060185190, 0060959738, 9780060959739.
25
Мутагиров Д. З. Подлинные причины Карибского кризиса // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. — 2013. — Т. 9. — № 2. — С. 139
26
Ziegler, Philip. Wilson: The authorised life of Lord Wilson of Rievaulx. — Weidenfeld and Nicolson. 1993. — ISBN 978-0-297-81276-0.
28
Agee, Philip (1975), Inside the Company: CIA Diary, Harmondsworth: Penguin Books, ISBN 0-140-04007-2
29
О работе А. Даллеса в Нюрнберге в 1945-46 годах и доказательствах работы Сталина на царскую охранку см. С. Йоханссон. Тайны войны. — Екб, ООО «Издательские решения», 2021 г., ISBN 9785005335746
30
Дж. Дуглас. Зачем убили Джона Кеннеди: Правда, которую важно знать. Издательство Альпина Паблишер. Год издания 2019. ISBN 978-5-9614-2089-0
31
“Public Papers of the Presidents: John F. Kennedy, 1961,” “Radio and Television Report to the American People on the Soviet Arms Buildup in Cuba,” October 22, 1962, p. 807.
32
“Khrushchev Remembers,” with introduction, commentary, and notes by Edward Crankshaw (Boston: Little, Brown, 1970), p. 492.
35
Madeleine G. Kalb, “The Congo Cables: The Cold War in Africa — from Eisenhower to Kennedy” (New York: Macmillan, 1982), p. 196.
38
Фрэнк Уизнер, заместитель директора ЦРУ по планированию, Элу Улмеру, начальнику дальневосточного подразделения ЦРУ; цитируется по Joseph B. Smith, “Portrait of a Cold Warrior” (New York: Ballantine Books, 1976), p. 197.
39
Audrey R. and George McT. Kahin, “Subversion as Foreign Policy: The Secret Eisenhower and Dulles Debacle in Indonesia” (New York: New Press, 1995).
41
Roger Hilsman, “To Move a Nation: The Politics of Foreign Policy in the Administration of John F. Kennedy” (New York: Dell, 1964), p. 363.
42
Aleksandr Fursenko and Timothy Naftali, “‘One Hell of a Gamble’: Khrushchev, Castro, and Kennedy, 1958–1964” (New York: W. W. Norton, 1997), p. 339.
43
Владимир Семичастный Никите Хрущеву, 2 октября 1963 г., СВР [Архив русской Службы внешней разведки]. Цитируется по Fursenko and Naftali, “One Hell of a Gamble,” pp. 339, 401.
