Ночница

Антон Мамон, 2021

Порой тайны прошлого мешают жить в настоящем… Двадцать лет назад Артём столкнулся с кошмаром, что по сей день леденит его кровь. В попытках осознать произошедшее, он вспоминает трудное детство и людей, встречавшихся на пути. Но что случилось той роковой ночью в летнем лагере, когда мир страшных грёз захватил привычную реальность? Была ли это игра воображения, или мальчишка действительно увидел проявление могучего древнего зла? Правда, таившаяся под покровом тьмы, наконец готова открыться. Но готов ли к ней сам Артём?

Глава 1

Приютские дети — самые несчастные. Пожалуй, даже несчастнее детдомовских. Ведь последние не терзают себя надеждой вернуться домой, они привыкают к новой жизни и твёрдо знают, что другой у них не будет. По крайней мере, до тех пор, пока мачеха-система не выплюнет их за ворота госучреждения. Тем же, кто по той или иной причине оказался в приюте, каждый миг мерещится, что всё может измениться. Что строгий воспитатель вот-вот назовёт твою фамилию и заставит проследовать за ним в кабинет… в комнату, где сидит заплаканная бабушка или дальняя родственница, лицо которой напрочь стёрлось из памяти.

Хотите — верьте, хотите — нет, каждый ребёнок «на передержке» не живёт, а существует в ожидании счастливого дня. Ест, гуляет, смотрит телевизор и принимает витамины, поглядывая на дверь… Но, как говаривал Альберт Джей Нок, нет ничего более постоянного, чем временное! Большинство таких детей не возвращаются в семьи. Иногда — потому что некуда. Иногда — потому что незачем. Чаще всего это к лучшему.

Моя история в приюте длилась долгих три года, и, скажу я вам, это был странный опыт… Думаю, чистый детский разум просто не способен уместить в себе масштабы трудностей взрослых. Ведь у тех, кто бреется и носит бюстгальтеры, постоянно возникают проблемы разного толка. Любовные перипетии, финансовые провалы, проблемы с алкоголем, комплексы на фоне невостребованности и ещё куча всякой ерунды, что в конечном итоге обрушивается на хрупкие детские плечи. Иногда малыши не справляются с решением родительских проблем. Так они попадают в огороженные высокими заборами дома.

Вспоминая временное пристанище, я ловлю себя на дурацкой мысли. Жить там — всё равно что ждать автобуса, номер которого тебе неизвестен. Вокруг постоянно суетятся люди, но никто, практически никто не задерживается надолго. Приезжают одни и уезжают другие. Кто-то искренне рад тебя видеть, другим и повода не нужно, чтобы разукрасить твой глаз. Шум, давка, но иногда — полное одиночество… А ты всё ждёшь и ждёшь, когда придет пазик, что отвезёт тебя куда-то! Неважно куда, лишь бы подальше от остановки «Неизвестность». Как я уже говорил, большая часть брошенных крох так и не дожидается заветного жёлтого пятна в облаке пыли на горизонте. Но я дождался. Автобус, изменивший мою судьбу, подъехал к воротам приюта «Светлячок» в районе восьми часов утра.

То был далёкий июль 2001 года… Подумать только, двадцать лет прошло, а помню этот день как вчерашний! До сих пор в носу стоит отвратительный запах солярки, которым был пропитан каждый угол салона… А жёсткие кресла, перетянутые бордовым кожзамом! От одного лишь взгляда на эти королевские седалища ягодицы сводило судорогой. Вечная духота и шансон из хриплых колонок — вечные спутники на подобных маршрутах, но мне по какой-то причине запомнилось другое…

Внутреннее убранство пазика бережливо хранило следы всех наших путешествий, а из корявых надписей, вырезанных в облупившейся охре со следами наклеек, можно было узнать имена и клички тех, кто задолго до нас сотрясался в этой душегубке. Эдакая повесть временных лет на колёсах…

Я долго не мог понять, что чувствую к автобусу, который перемещал нас по городу, возил на экскурсии в музеи и на льготные утренние сеансы в кинотеатр. С одной стороны, меня в нём неизменно тошнило. Каждая поездка казалась последней. Не смея попросить об остановке, я взаправду умирал! И оживал, стоило выйти на свежий воздух. С другой стороны, прибытие «хлебной булки» (так мы прозвали автобус из-за характерной формы кузова) всегда означало, что день пройдёт интересно. Нас обязательно перенесут в какое-то любопытное местечко. Хотя, когда живешь в приюте — рад любой вылазке…

Осознав это, я решил, что буду любить наш пазик, сколько бы страданий он мне ни причинял. Ведь любовь — это всегда прощение и смирение. По крайней мере, в этом убеждала бабушка незадолго до того, как отдала на попечение государству. Наверное, уже тогда она понимала, куда дует ветер, и потихоньку готовила меня к безрадостным переменам. Скажу сразу, не помогло и даже не смягчило удар! Приют — паршивое место, из которого хронически мечтаешь сбежать. И это была ещё одна причина любить автобус, увозивший нас от него подальше.

— Живее, скорее, расторопнее! — перебирала синонимы пышноволосая дама в очках, имя которой затерялось в памяти с годами. — Заходим! Рассаживаемся! Не балуемся! Очень скоро наша жёлтая субмарина отчалит, и начнутся приключения!

— А что на этот раз? Зачем нам тёплые вещи? — осмелился спросить я у обладательницы густой шевелюры.

— Всё-то тебе любопытно, Тёма! — усмехнулась воспитательница, поправив на носу очки с фиолетовым градиентом. — Потерпи немного, любопытная Варвара!

— Ну и ладно… — печально выдохнул я, уже предчувствуя, что старшие мальчишки до полусмерти замучают меня этой самой «Варварой»…

Опустившись на лавку, я устало закрыл глаза. «Здесь и высплюсь», — решил я в мыслях, поминая беспокойную прошлую ночь… Местные хулиганы пытались сделать «зассыхой» очередного несчастного из тех, кто помладше. Дождались полуночи, аккуратно вышли из палаты, миновали храпящую нянечку и шмыгнули в туалет, где набрали стакан тёплой воды. В него-то и полагалось опускать пальцы сопящих пацанов в надежде, что это спровоцирует мочеиспускание. К слову, штука была рабочая. Почти каждое утро кто-нибудь просыпался в холодной луже под сиплый гогот тех, кто не ведал жалости. Я не хотел быть одним из «ссыкунов», а потому — засыпал последним, когда заканчивались шорохи, смешки и скрипы.

— Ты знаешь, куда мы едем? — настороженно спросил Витька, мальчишка, с которым никто не хотел общаться (он безо всяких стаканов с теплой водой «дудонил» в кровать через ночь… детский энурез).

— Нет, ничего не знаю! — брезгливо отворачиваясь, бросил я и тут же выдохнул с облегчением, осознав, что Витька продолжил поиски места.

Дорожная качка мгновенно навеяла сон. Не замечая криков и суеты вокруг, я опёрся на испещрённое царапинами стекло и задремал. В то утро мне впервые за несколько лет приснилась мама. Она смотрела на меня серьёзно и безостановочно говорила. Её губы двигались, но слова не доносились. Казалось, она стоит за плотным, звуконепроницаемым экраном. В конце нашего короткого свидания она сняла с себя нательный крест и бросила мне. Не помню, что дальше, но ощущения были жуткие. В нашей семье никогда не снимали оберегов-распятий. Мы верили, что покуда они с нами — беда не нагрянет… Проснуться довелось от резкого толчка.

— Вставай, Варвара, приехали! — издевательски бросил Артур, старший из приютских.

Потерев ушибленное плечо, я проморгался и закинул рюкзак на плечи. Выпрыгнув из автобуса, я присоединился к линейке, в которую выстроили воспитанников «Светлячка».

— Итак, дети! — торжественно начала дама с химией на голове. — Мы думали сказать вам заранее, но решили, что это станет сюрпризом. Наш дорогой мэр Матвей Миронович Лапин выделил двенадцать путёвок в это чудесное место! Добро пожаловать в детский лагерь «Сосновый лог»!

Только на последней фразе я додумался оглядеться. Тогда мне было невдомёк, что такое лог, но сосны сразу бросились в глаза. Могучие, грубые, с длинными лысыми стволами, они упирались в самое небо, отбрасывая густую тень.

— Что же… — тихонько произнёс я. — Посмотрим, стоило ли завидовать бывшим одноклассникам! — в памяти возродились образы давних знакомых, каждое лето проводивших вдали от дома.

Глава 2

Детский или, по версии бабушки, «пионерский» лагерь оказался довольно странным местом. Мне всегда казалось, что это своеобразный рай на земле! Слушая рассказы тех, кто провёл там смену, а то и две за лето, я неизменно утопал в обиде и жалости к себе. Ведь, возвращаясь загорелыми и счастливыми, эти ребята без устали рассказывали, как им было весело! Дискотеки, бассейн, игры, конкурсы, новые знакомства и, конечно, первые поцелуи. О чем ещё может мечтать подросток?

На деле всё оказалось далеко не так радужно. Угрюмые одноэтажные бараки разбавлялись изношенными беседками и видавшими виды качелями. В единственном на весь лагерь бассейне вместо детей плавали листья и вездесущие сосновые иголки, ковром из которых были покрыты местные земли.

В постройке, что отвели нам для проживания, стояли полумрак и холод. Виной тому опять же проклятые сосны! Густо засаженная территория находилась в их плену. Вымахав до самых облаков, деревья сцепились кронами и надёжно спрятали лагерь от тепла и солнечного света. Но, как говорится, где-то убыло, а где-то — прибыло. Комаров в «Сосновом логу» водилось с избытком — только успевай отмахиваться!

Мечта об идеальном детском мирке, где кормят исключительно бананами и сладкой ватой, разбилась о неприветливый лик советского наследия. Мысль о том, что здесь предстоит прожить как минимум 3 недели, навеяла тоску. Впрочем, довольно быстро удалось найти жирный плюс подобных условий. Шпана, что не давала проходу таким, как я, была в восторге! Возможность шататься без надзора, играя в карты и покуривая сигареты, являлась пределом их мечтаний. Приютская дедовщина подошла к концу. Нас оставили в покое. Можно было спокойно гулять, рисовать и читать архив журнала «Мурзилка» за последние 150 лет.

— Как думаешь, ещё приедет кто-то? — спросил проходящий мимо Витька.

— Не думаю… — пожал плечами я. — Слышал, как воспитательница говорила по телефону с мужем. С её слов, этот лагерь не работал в июне. В тридцати километрах отсюда открыли новый… Красивый, дорогой, со всеми развлечениями. А нас сюда направили по доброте душевной, вернее по указанию мэра. У него там план какой-то есть, статистика…

Конец ознакомительного фрагмента.