Смерть одного города

Антон Громиш

В России более тысячи городов, большую часть из которых даже нельзя разглядеть на карте. Казалось бы: одним больше, одним меньше… Только что произойдет, если хотя бы один из них окажется на грани вымирания? И как поступят в такой ситуации сами жители: протянут городу руку и вытянут или столкнут вниз?..

© Антон Громиш, 2023

ISBN 978-5-4493-3856-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1. Бунт

Алексей потирал ушибленную коленку и смотрел вслед толпе. Люди направлялись к главной площади города. Молча. Словно на траурную демонстрацию. В сущности, так оно и было.

Три дня назад официальная пресса региона опубликовала постановление Правительства России, согласно которому в течение полугода жителей всех населенных пунктов, имеющих статус «моногород», следует расселить по необъятной территории страны — от Калининграда до Дальнего Востока. Куда будут размещать переселенцев? Конечно же, для начала в общежития, а там, как говорится, посмотрим. Еще не вечер — придумаем что-нибудь, обязательно. В список «запрещенных» городов попала и Инта — маленький шахтерский городок у самого Северного полярного круга.

И люди взбунтовались. Слишком уж долго они терпели произвол как местных, так и государственных царьков. И вот, дожили — их выгоняют из родного города, и только лишь потому, что эти города экономически не выгодны московских правителям. Региональные власти попытались встать на защиту уже закрывающихся городов, но что они могли сделать? Они вынуждены подчиниться нормативным актам вышестоящего руководства, и никакие апелляции не помогут.

Народ вышел на улицу. Сам. Стихийно. Без указа и наводки «провокаторов» и «лидеров». Объяснялось все до невозможности просто: народ устал быть вечным козлом отпущения при желании очередного «из грязи — в князи» купить какой-то там по счету «Лексус» или бунгало на Мальдивских островах. По крайней мере, горожане свою акцию протеста объясняли именно с такой позиции.

Поток людей казался нескончаемым: толпами они шли со всех концов города на площадь Ленина к зданию городской администрации с требованием защитить их права и отстоять у города право на существование. Хотя, не следует кривить душой, никто в это не верил. Но это была последняя возможность заявить о себе, показать, что люди на самом деле живы, и вообще-то народ, согласно бездействующей российской Конституции, является властью в собственной стране. Пусть и формально, на бумаге, но все же.

К площади шли все: женщины и мужчины, дети и старики. Все, кто хотел изменить ситуацию в лучшую сторону. Алексей тоже был в их рядах, рядом с матерью. Но вот в них врезалась другая толпа, мальчика оттеснили, откинули к какому-то дому. И вот он сидит на асфальте, хорошо хоть не затоптанный. Он попытался найти взглядом маму, но свою затею быстро отбросил — в таком людском массиве найти определенного человека весьма проблематично.

Алексей остался предоставленным самому себе. Он тяжело вздохнул и пошел по «течению» толпы. Наконец, с грехом пополам, он добрался до искомого пункта назначения. Центральная площадь города представляла собой конгломерат руин и баррикад, точь-в-точь как в Москве тысяча девятьсот девяносто первого года. Сам памятнику великому вождю пролетариата снесен! Когда успели? Еще накануне он мирно стоял на своем постаменте! Несколько скамеек выставлены в виде оградительных щитов. Откуда-то взялся перевернутый автобус, как мельком прочитал на табличке Алексей, сто первого маршрута. В общем, наступили хаос и беспредел. На месте памятника Ульянову-Ленину высилась импровизированная сцена, на ней стоял человек, лицом обращенный к городской администрации.

–… Мы против такого произвола! — кричал он в рупор. Акция протеста была в самом разгаре. — Хватит из народа делать быдло! Хватит из нас делать стадо баранов! Почему мы должны уезжать из нашего родного города?! Где представитель власти по правам человека? Где он?

Толпа вытолкала вперед пожилого человека.

— А вот и наш дорогой Андрей Карлович! — радостно вскричал митингующий. — Что вы скажете, родимый? Когда у нас к народу повернутся лицом, а не другими частями тела? Отвечайте!

Андрей Карлович что-то промычал. Сзади его толкнули.

— Громче! Лицом к народу! — донеслось из толпы.

Несколько пар рук подхватили уполномоченного по правам человека и вознесли на сцену. Кто-то вложил ему в руку мегафон.

— Говорите, милейший! — надрывался активист. — Ответьте народу, когда с ним будут считаться? Почему все эти цари, — он ткнул пальцем в здание городской администрации, — живут в десятки раз лучше, чем народ? Когда, наконец, с нами будут считаться? — кричал он, не давая оппоненту вставить хоть слово.

И вот он выдохся. Андрей Карлович промямлил:

— Но ведь есть постановление Правительства…

— Мы это и без вас знаем, Андрей Карлович! — перебил его активист. — Вы нам суть расскажите. Вот вы кто по должности?

— Уполномоченный по правам человека…

— Вот и защитите нас, нас — людей, а не свое начальство и кошелек! — прокричал кто-то из толпы.

На сцену влез еще один горожанин, лет сорока, по осанке — бывший военный.

— Скажите, уважаемый Андрей Карлович, почему я должен уезжать из своего города? Ехать неизвестно куда? У меня трое детей, — кричал горожанин без рупора, но слышно было многим, — у города теперь, как никогда, большие перспективы. И что? Что, я спрашиваю! Куда мне ехать? Куда идти работать? Как мне прокормить семью?

— Но постановление… — начал было чиновник.

— Да идите вы к чертям со своим постановлением! — оборвал его первый митингующий, наведя рупор Андрею Карловичу прямо в лицо. — Есть в этом мире не только юридические законы, но и мораль! Мораль! Слышишь меня, чиновник! Мораль!

Он резко оттолкнул уполномоченного по правам человека так, что тот слетел со сцены, от травм его спасла толпа, подхватившая его на руки. Где-то вдалеке приглушенно прозвучало: «Бей их!», но настолько активных мер, к счастью, никто не принял. Чиновника грубо втиснули в толпу и не церемонясь выжали наружу — чтобы не мешал.

— Мы продолжим свои призывы! — пообещал первый активист, обращаясь к пустым окнам администрации. — Это наша земля! Это наш дом! И мы не сдадимся!

Митинг закончился. Люди начали расходиться по своим делам. И в ту же минуту на площади началось представление поэффектнее. Видя, что людей стало меньше, в ситуацию вмешались представители правопорядка. Они хватали всех подряд: женщин, мужчин, стариков, детей — дабы хоть как-то исполнить свою задачу по нейтрализации особо буйных активистов и, может быть, получить премию за прекрасно выполненную работу. А что! Представителей городской власти не было, на площади только протестующие. А поскольку они — народец юридически неграмотный, можно под шумок влепить чуть ли не каждому второму «административку» за нарушения при проведении пикетов и митингов. А когда, наконец, разберутся, можно отбрехаться: на все воля вышестоящего начальства, мол, выполняли приказ и только.

Но «народец» оказался не из робкого десятка. На предательски настроенных бойцов ОМОНа кинулись все, кто был рядом. Кто-то спасал ребенка и жену, кто-то — друга, кто-то — пожилую мать. А кому-то и вовсе уже давно наскучило жить без драки — таких всегда найдется в избытке, только свистни.

В милиционеров полетели камни. Где их взяли на относительно чистой площади — загадка, вероятно, принесли с собой. Несколько омоновцев не успели прикрыться щитами и получили увесистые удары булыжниками по лицу и голове. Остальные, прикрываясь щитами, выхватили оружие со снарядами со слезоточивым газом. Раздались несколько выстрелов, площадь окутал туман. Люди стали задыхаться, повалились на землю, прикрывая лицо одеждой.

Милиционеры воспряли духом, бросились в лобовую атаку, но неожиданно опять натолкнулись на яростное сопротивление. В руках пикетчики держали палки, камни, с корнями выдранные детали разбитого автобуса. Они набросились на омоновцев коршунами, слепо размахивая импровизированным оружием, нанося окружающим серьезные травмы.

Так продолжалось минут десять — пятнадцать, пока к площади не прибыло подкрепление на пожарных машинах. Новые участники инцидента развернули брандспойты и принялись поливать митингующих водой под большим напором. Первые ряды снесло назад, люди барахтались в лужах, едва ли не захлебываясь. На асфальте лежали затоптанные, у кто-то была разбита голова, кто-то и вовсе лежал в луже собственной крови.

Неожиданно раздалась автоматная очередь. Люди замерли. Омоновцы наоборот принялись хватать каждого и волочить к машинам. Никто уже не оказывал сопротивления: слезоточивый газ, раны и высокий напор воды свое дело сделали. А еще инстинкт самосохранения — никто не хотел поймать шальную пулю.

Алексей, все это время благоразумно просидевший под сценой, попытался вылезти и ретироваться, но кто-то из бдительных милиционеров схватил его за локоть.

— Куда, щенок! — прокричал страж правопорядка и откинул мальчика своему напарнику. — В машину его!

— Отпустите! — прохрипел Алексей, морщась от боли — омоновец выкрутил ему руку так, что невольно навернулись слезы и стало тяжело говорить.

— Пошел! — прикрикнул милиционер и ударил мальчика дубинкой по затылку.

Алексей закричал, упал на асфальт, но грубые руки подхватили его и потащили к милицейскому «УАЗу». Пощупать голову у Алексея возможности не было — руки были крепко заломлены за спину — но он ясно чувствовал, что на затылке сочится кровь. Мальчика принял еще один милиционер, быстро обыскал, ничего не нашел и бесцеремонно втолкнул его в салон машины.

— Не рыпайся, щенок, — пресек он все попытки сопротивления, выставив против мальчика пистолет. — Пристрелю как тварь!

Алексей со стоном откинулся спиной к стенке салона, вскрикнул — затылок пронзила молния боли — и потерял сознание. Очнулся он уже в Дежурной части милиции.

* * *

— Подъем! — прокричали чуть не над ухом и больно пнули в бок. — Подымайся!

Алексей открыл глаза — над ним стоял милиционер с автоматов наперевес. Судя по погонам — младший сержант.

— Очнулся! — удовлетворенно сказал кому-то милиционер.

— Раз очухался, значит, и говорить будет, — произнес появившийся из ниоткуда пожилой сотрудник милиции с майорскими звездочками.

Младший сержант рывком поднял мальчика с пола и усадил его на стул. Майор сел напротив.

— Ну как, пацан, навоевался? Напротестовался?

Алексей непонимающе смотрел на него, борясь с болью. Затылок ныл, кровь уже не текла, но шишка болела и судя по всему продолжала расти.

— Ты глазами-то не хлопай, — посоветовал младший сержант. — Облегчи душу.

— Погоди, сержант, — прервал его майор. — Мальчик, наверное, не до конца понимает, что ему светит ой как много! Участие в несанкционированном митинге — раз! — принялся он загибать пальцы. — Участие в массовых беспорядках — два! Сопротивление работникам милиции — три! Нанесение телесных повреждений представителям власти — четыре! Сопротивление при задержании — пять! Лет двадцать «строгача» по совокупности, не меньше.

Глаза Алексея расширились от ужаса.

— Я… ни в… чем не… виноват… — с несколько приемов прошептал он — разговаривать в полный голос сил не было, при этом чувствовал мальчик себя настолько скверно, что готов был снова упасть в обморок.

Милиционеры рассмеялись.

— Не виноват он! — воскликнул майор. — Все вы так: сначала массовые беспорядки устраиваете, а потом — не виноват, не знаю, меня там не было! Как шакалы позорные. Хоть бы раз за свои поступки по-мужски ответили.

Майор встал, жестом подозвал снующего рядом медика.

— Оказать ему помощь, — медик кивнул, — а ты, — повернулся он к младшему сержанту, — отведешь его потом в мой кабинет. Допрошу его лично.

Не глядя ни на кого, он вышел в коридор.

Над мальчиком склонился медик, осторожно осмотрел рану. Кровь действительно уже не текла, на затылке выросла огромная гуля размером с картошину.

— Болит?

Алексей кивнул.

— Потерпи, сейчас будет немного больно, но вскоре пройдет.

— Он там не окочурится? — лениво поинтересовался младший сержант, уже перевесивший автомат за спину. — А то нам его показания во как нужны!

— Ироды! — равнодушно бросил медик, не глядя на милиционера. — Над вами бы так поглумиться…

— Что!.. — взревел младший сержант. — Ты на кого голос повышаешь!

Медик промолчал, продолжая обрабатывать рану. Милиционер тоже не стал накаливать ситуацию.

— Вставай, — сказал медик Алексею. — Голова кружится? Идти можешь?

Алексей сделал пару шагом.

— Вроде, да…

— Вот и иди, — ответил медик, направляясь к другому пострадавшему.

— За мной! — приказал младший сержант. — И не вздумай бежать.

Бежать мальчик не собирался. Он молча поплелся за конвоиром по лестнице на второй этаж. Наконец, дошли до нужного кабинета.

— Стой здесь. — Милиционер постучал в дверь. — Товарищ майор, пацана привел.

— Заводи, — милостиво разрешил хозяин кабинета. — Сам можешь идти.

Дверь за Алексеем закрылась.

— Садись, юнец, — майор жестом указал на стул.

Мальчик сел.

— Как тебя зовут? Сколько лет?

— Большаков Алексей Павлович, — уже более уверенным голосом ответил задержанный — боль потихоньку отступала, — двенадцать лет.

Майор удивленно поднял голову.

— Двенадцать?! Тогда какого лешего тебя понесло на площадь? Тебе-то что не хватало?

— Просто пошел, — ответил Алексей. — Интересно было.

— Ну и как, понравилось?

Мальчик скривил лицо.

— Лажа!

Майор усмехнулся:

— В том-то и дело, что лажа. И вот ты теперь фактически одной ногой на нарах. Удовлетворил любопытство?

— Да что я сделал! — вскричал Алексей.

— Ты много чего сделал, — махнул рукой майор. — Может, и не двадцать лет ты себе накинул, но десятку точно заработал. Где живешь? Номер телефона?

Алексей продиктовал адрес и телефон.

— Сейчас, малец, мы вызовем твою мамку и очень сильно огорчим ее. Каково ей будет знать, что ее малолетний сынок — чуть ли не особо опасный преступник!

— Не надо! — испугался мальчик.

— Надо! — металлическим голосом произнес майор. — Ты думал, что мы в игрушки играем? Вы, твари, переворот решили устроить! На власть покусились! Панику в городе посеяли! А вас еще по головке погладить? Давить вас как крыс нужно, чтобы впредь неповадно было! И если ты мне еще раз подобным образом свой поганый рот откроешь, я тебе особый допрос устрою! Понял, щенок!

Алексей широко раскрыл глаза, но сил хватило только чтобы кивнуть.

— Вот так! — удовлетворенно произнес майор, поднял трубку телефона. — Как мать зовут?

— Валерия Андреевна…

— Пусть будет Валерия Андреевна, — невпопад ответил милиционер, набрал номер. — Алло? Валерия Андреевна? Здравствуйте, вас беспокоит майор милиции Лапков Сергей Ильич. Вы о сегодняшних событиях в курсе?.. В курсе, отлично. Так вот, мы задержали вашего сына Алексея. Он подозревается в ряде правонарушений, как административных, так и уголовных. Нужно, чтобы вы подъехали… Да, сейчас… Да, срочно… Значит, так, Валерия Андреевна, в течение часа я направляю запрос в суд об аресте вашего сына. Если вам наплевать на его судьбу, занимайтесь своими делами и дальше… Ага, будете. Ждем-с.

Майор положил трубку и выразительно посмотрел на Алексея. Смотрел молча, несколько минут. Мальчик смотрел в ответ. Первым не выдержал майор — отвернулся. Достал сигареты.

— Куришь?

— Не-а, — покачал головой Алексей.

— Молодец, — одобрил Лапков. — Хотя сегодня это редкое явление — чтобы такие молокососы да не курили…

Он отошел к окну, подкурил сигарету.

— Что мне будет? — поинтересовался Алексей.

— Да ничего не будет, — отмахнулся Лапков. — Постращали мы тебя, чтоб больше в такие дела лез. Тебя ведь откуда выволокли?

— Из-под сцены.

— То есть ты никак не мог ни камнями швыряться, ни дубинами махать. Сейчас мать придет, так ей и объясним: держите своего сынка на привязи, следите за ним во все глаза.

Мальчик шумно вздохнул.

— Ты уж извини нас, — продолжил майор, — сам видишь, все на взводе. Вижу, что пацан ты серьезный, в машинки уже не играешь. Знаешь, чем весь этот протест закончился? Семь убитых и тридцать четыре раненых. Нам троих наших сотрудников хоронить теперь. У них остались жены, дети.

— Но ведь и ваши сотрудники тоже виноваты… — вставил свое слово мальчик.

— Виноваты, — согласился Лапков. — Виноваты, что сразу не пресекли эту акцию. Они вмешались когда? Когда все были на эмоциональном взрыве и то — в конце акции. Вот и поднялась буча. Служебная проверка уже началась.

В дверь постучали.

— Войдите! — приказал майор.

В проеме показался давешний младший сержант.

— Сергей Ильич, мама парня пришла.

— Пригласи.

В кабинет не вошла — вбежала молодая женщина возраста около тридцати лет. Подбежала к сыну, обняла. Лапков не мешал — пусть все идет своим чередом. Наконец, Валерия Андреевна успокоилась, села рядом.

— Что с моим сыном? — прямо спросила она.

— Вот он сидит, — указал на Алексея Лапков. — Жив-здоров. Или вы о его дальнейшей судьбе?

— Прекратите издеваться!..

— Спокойно, гражданка. Лучше поясните, как ваш сын оказался на площади в столь щекотливых обстоятельствах? Как он туда вообще попал?

— Мы шли вместе, потом в толпе потерялись.

— И вы там были?! — искренне удивился майор. — Однако! Что ВЫ там делали? Посмотрите на себя! Красивая интеллигентная женщина. Вам подобало бы в кино сниматься, а не на баррикадах геройствовать! Жанна Д`Арк интинского разлива!

— Это мой город… — начала Большакова, но Лапков ее ворчливо перебил:

— «Это мой город, это моя земля!». Уже сотню раз за два часа наслушался. Что-нибудь новое бы придумали. Инта — тоже мой город! Я здесь родился, только три года не было, когда в армии служил. Так что ж, мне тоже автобусы перевернуть и стекла в домах повышибать в знак протеста?

Лапков замолчал. Алексей вообще вжался в стул, стараясь никак не привлекать к себе даже малейшего внимания — мало ли. Валерия Андреевна теребила в руках ремешок сумочки, взгляд опустила.

— Итак, — после длительного молчания произнес майор, — по проведенной нами проверке по факту участия вашего сына в антисоциальных событиях, мы пришли к выводу, что наши сотрудники превысили свои полномочия, задержав Алексея Большакова незаконно и нанеся ему телесные повреждения средней тяжести. Виновные в этих преступлениях уже разжалованы, привлечены к дисциплинарной ответственности, в отношении них возбуждены уголовные дела.

Лапков встал.

— Как исполняющий обязанности начальника интинской милиции я приношу извинения за действия своих бывших подчиненных. Обещаю, что они будут справедливо наказаны. Вы вправе требовать возмещение морального вреда через суд как от непосредственно виновных, так и от нашего Отдела в целом. Я вас больше не задерживаю.

— Спасибо, — прошептала Большакова.

Лапков кивнул.

— Идите. И следите за вашим сыном. Не хотелось бы, чтобы он еще раз вляпался во что-то нехорошее. Сержант!

В кабинет заглянул конвоир.

— Проводи их до выхода. Они свободны.

Сержант кивнул. Валерия Андреевна прошла к двери, остановилась, что-то хотела сказать, но передумала.

— До свидания, — сказал Алексей.

— Нет уж, Алеша — усмехнулся Лапков, — лучше уж прощай.