Завтра

Антон Брюханцев, 2020

2039 год. Россия захвачена врагом. Дмитрий Радищев – участник партизанского отряда, молодой парень по прозвищу Демон, становится лидером повстанческого движения и ведёт остатки смельчаков в решающий освободительный бой против оккупантов.

Часть I. Вторжение

Глава 1

Однажды будущее становится реальностью.

1.1. Флешбэк. Сентябрь, 2035 г.

Сгущались лиловые сумерки. Частный жилой сектор жил размеренной загородной жизнью. Пахло дымом дровяной печи. К двухэтажному дому, выполненному из коричневого кирпича с башенками на крыше, пробирались, прячась за кустами и деревьями, пять человек. Они были в чёрных военных костюмах и масках. В их руках виднелось оружие. Двое помогли перелезть троим другим бойцам через решётчатую ограду высокого забора и остались стеречь периметр, разместившись по углам.

Входная дверь коттеджа вылетела с петель от мощного удара тяжёлого, компактного тарана. Клык, Злой и Демон в чёрных шапках-масках ворвались во владения чиновника администрации области по кадастровым и имущественным вопросам.

Женский истошный крик и детский визг «взорвали» помещение двухуровневых, дорого обставленных апартаментов.

Злой наставил автомат Калашникова на женщину с двумя девочками-подростками:

— Руки!

Те послушно подняли вверх руки, но продолжали кричать с просьбами о помощи.

— Заткнитесь!!! Молчать! Заткни их! — грозно проревел Клык и наставил на чиновника пистолет Макарова.

— Инна, тихо. Инна! — взмолил жену пожилой мужчина, вскочивший на звук выбитой двери, ошарашено стоя посреди комнаты и держа руки поднятыми кверху.

Домочадцы чиновника, в страхе вжавшиеся в диван и смотревшие на страшную для них картину, синхронно замолкли.

Демон, щуплый и казавшийся из-за этого выше своего роста, смотрел на дочек чиновника не отводя взгляда. Их слезливые и просящие пощады глаза не отпускали его. Глаза Демона, сквозь дырки прорезей, излучали неуверенность.

Злой прошёл по комнатам и обыскал их на предмет нахождения там других людей, держа АК-74 на изготовке.

— Чисто!

Злой отошёл к входной двери, осмотрелся за домом и вернулся. Всё было спокойно.

Клык снял маску. Он был двадцати пяти лет отроду, крепкий, среднего роста, уже мужчина, с озорным косоватым взглядом и шальной улыбкой. Демон и Злой последовали его примеру и тоже сняли свои маски, не боясь быть узнанными. Лица братьев были моложе — они оказались юнцами, шестнадцати и восемнадцати лет. Демон был на два года старше, но злобы у него было меньше чем в младшем брате.

Лицо Демона было лицом шахматиста и мудрого человека — благородные черты лица — прямой нос с горбинкой, высокий лоб, тонкие губы, выдающиеся скулы и чуть суженные глаза. Неожиданно было его видеть в подобной обстановке. Он больше подходил на роль политика и мыслителя, нежели штурмовика и налётчика. Злой был выбрит наголо по всем волосистым площадям головы.

— Кто ещё дома?! — голос Клыка был жёсток.

— Никого, — промямлил чиновник.

— Ты знаешь, почему мы здесь? Ты знаешь, кто мы?

— Не знаю. Не знаю, — сипло произнёс чиновник.

— Мы, это справедливость, — Злой подошёл сзади и схватил чиновника за редкие седые волосы и задрал ему голову. — Мы, это судьба. Мы ангелы смерти, мы — сама Немезида. Пришло твоё время расплаты за грехи, — Злой зачесал назад волосы, спадавшие на лоб от движения.

— Что вам надо?! Пожалуйста, вот ключи от сейфа. Забирайте всё, всё что хотите.

— Мы пришли не за этим.

— Может быть, вы ошиблись адресом, ребята?!

— Нет, мы отлично знаем, кто ты, крыса канцелярская.

— Хочешь откупиться? А дети и старики, чьи жизни ты сгубил, не смогли откупиться от смерти, которую ты привёл к ним за руку, предатель. Ты не ошибался также адресом, когда забирал деньги на строительство больниц для них в свой карман, — прошипел Демон и прижал к груди чиновника алюминиевую биту.

Злой прошёлся по комнате и специально, для острастки, уронил на пол дорогие вазы и предметы роскоши, разбив их.

— Для себя-то ты всё делал. И для своих детишек. А для остальных людей?! — Злой подошёл к чиновнику и отвесил ему подзатыльник.

— Возьмите всё, что у меня есть, пожалуйста! — чиновник обратил свой взгляд на Клыка.

— И даже твоих детей?!

— Нет! Просите всё что угодно, только оставьте нам жизнь!

— Тварь, пресмыкающееся! Зачем мне твои богатства, когда моя родина в жопе. Зачем мне золото и деньги на могиле моих детей??? — Клык подошёл и резко взял чиновника за грудки и грозно взглянул ему в глаза.

— Нам нужна справедливость и порядок. Такие как ты продают нашу страну за бумажки, за побрякушки. Вы разваливаете страну! Но вы даже этого не видите, гады, — вмешался Демон.

— Фамилия, Имя, Отчество. Представься! — потребовал от чиновника Клык.

— Петров Игорь Дмитриевич, — дрожащим голосом выпалил чиновник.

Демон взглянул пристальнее на чиновника и поменялся во взгляде — он, кажется, узнал чиновника. Они встретились глазами. Чиновник смотрел на Демона жалобно — как будто знал Демона.

— Глаза в пол! — прокричал Демон и Чиновник послушно переместил взгляд на коричневый дубовый паркет.

Демон узнал этого человека — Игорь Дмитриевич. Он узнал его по голосу, когда они вошли. Злой тоже знал, куда они пришли. Они не виделись довольно долго и Чиновник внешне изменился. Демон начал волноваться ещё больше. Он вообще не любил нападения, на чиновников ли, или на ментов. Он не считал это эффективным методом борьбы. А теперь они пришли к его с братом знакомому, хоть и врагу.

— Без эмоций, брат, я знаю, о чём ты думаешь, они все виноваты, — сказал Злой и отвёл двух детей и жену чиновника в соседнюю комнату и запер их там.

— На колени! — скомандовал Клык чиновнику, и тот подчинился. Его махровый бежевый домашний халат распахнулся и упал вниз, оставив его голым.

Клык связал чиновника по рукам пластиковой стяжкой.

— Демон, зачитай приговор, — велел Клык.

— За продажу родины в виде коррупционной продажи земли, воровство денег из бюджета, оставлении в беде умирающих стариков и их родственников, злоупотребление должностным положением, трибуналом народного суда сибирской добровольческой дружины ты… — Демон запнулся, проглотил слюну и продолжил. — Приговариваешься к казни через расстрел.

— Стреляй! — Клык протянул Демону свой пистолет Стечкина.

Демон взял пистолет в правую руку и замер.

— Пожалуйста, не надо! Я возьму вас в долю! Забирайте… В сейфе есть часы и наличные деньги, много, — чиновник подполз на коленях к Демону. — Дима, пожалуйста! Ты же мне был как сын!

— Глаза в землю, на место! — Клык пнул чиновника тяжёлым армейским ботинком, но тот снова встал на колени. Демон отстранялся от чиновника мелкими неконтролируемыми сознанием шажками. Он не хотел, не мог убить безоружного.

— Олег, прости меня. Что я вам сделал? Я ни в чём не виноват. Я всегда любил тебя и брата, и вашу семью, — чиновник искал в равнодушном лице Злого сострадание.

Злой отвернул взгляд, подошёл и набросил на чиновника халат:

— Стреляй.

— Нет, не делай этого, Дима! Пожалуйста!

Демон перебирал пистолет Стечкина в ладони. Его рука заметно тряслась. Пистолет скользил от пота. Он перехватил его получше. Глаза Демона покраснели. Со лба, по лицу, на жиденькую бородку стекали капли пота. Из соседней комнаты слышался плач и всхлипы.

— Не слушай его, Демон. Эти твари — не люди. Они свели в могилу твоего отца и сводят на тот свет нашу родину, это справедливое возмездие, — шептал Злой.

— Стреляй!!! Это приказ! — закричал Клык.

Злой, не выдержав напряжения, отобрал пистолет у брата и быстрым и хладнокровным движением пальца дёрнул курок и выстрелил, убив чиновника. Громкий хлопок. Звон в ушах. Тело чиновника упало.

— Ты должен стать уже мужчиной, брат. Не будь мямлей…

Демон смотрел на тело чиновника отстранённым взглядом.

— Демон, соберись! Уходим! Они выбрали свою судьбу, брат. Валим!

Клык достал из-за пазухи советский красный флаг и бросил на труп чиновника.

Злой заглянул в лицо Демону и увидел его оторопелый взгляд.

Клык забрал у Злого автомат и намерился было пойти в комнату и добить свидетелей — семью чиновника, но Злой встал на пути Клыка:

— Нет! Клык, не надо, они ни при чём.

— Они свидетели!

Клык и Злой упёрлись лбами. Затем, помедлив, клык опустил калаш и отдал его обратно Злому.

— Уходим! Уходим.

1.2. Настоящее время. Август, 2039 г.

Начало конца лета было тёплым. Ночь была темна, а звёзды пульсировали в небе. Сибирский лес ещё крепко держал на ветвях листву. Редкие листья на оголявшихся деревьях напоминали о приближающейся осени. Сверчки стрекотали, кажется, так близко — рукой подать.

Злой с ещё несколькими бойцами–повстанцами сидели в «секрете» в лесистом поле в пяти километрах севернее своего лагеря.

Злой получил своё прозвище из–за своего ядовитого и резкого норова. Он был вспыльчив, и было тому оправдание — его гормоны и гены слепили из него коренастого и крепкого юношу. Своё совершеннолетие год назад Злой встретил уже в оккупации. Его сегодняшние подчинённые были немногим младше его, но опыта у них было гораздо меньше — Злой прошёл «вторжение» и пережил приспособление к новым суровым условиям подпольной лесной жизни.

— Ну что там, когда он уже прилетит?! Я хочу резать, бить и убивать «куриц», а не охотиться на дронов, — пробубнил Злой лёжа на спине и затем обратился к Соколу. — Что ты там в оптику ночью можешь увидеть, Сокол?

— Видимость нормальная, тучи правда плотные, ливень скоро будет, — прокомментировал Мозг вопрос Злого, также смотря в свой бинокль.

— Я увижу сигнальный красный маячок, который виден за несколько километров, что убережёт нас от внезапного появления этих «птичек», — ответил наконец худосочный повстанец Сокол, лёжа на плащ-палатке и всматриваясь в чёрное облачное небо через оптический прицел снайперской винтовки Драгунова.

Сокол получил своё прозвище за меткость. Он был опытным снайпером в свои шестнадцать лет. Он стрелял редко, так как патроны 7.62 были в дефиците, но у него был настоящий талант — Сокол был прирождённый снайпер — спокойный и тихий, и поэтому ему потребовалось лишь только взять снайперку в первый раз в руки, как он уже будто бы знал, что с ней делать. С первого выстрела, после непродолжительного прицеливания, «выбивал десяточку».

В темноте ночи раздалось поросячье хрюканье. В клетке с тонкой решёткой, стоявшей около Злого, прижавшись друг к другу лежали три поросёнка.

— Тихо, мои хорошие. Сегодня вас отдаём в жертву, ради нашего спасения, — прошептал Злой поросятам.

— А почему их назвали «курицами»? — краснолицый, рыжий, среднего телосложения семнадцатилетний повстанец по кличке Нос отмахивался от назойливых комаров, дёргая ногами в потрёпанных кроссовках.

— Кого?

— Ну, оккупантов я имею ввиду, — Нос смотрел на Злого честными глазами, ожидая ответа.

— А ты не знаешь что ли? Ладно бы Мозг спрашивал…

Злой убил комара у себя на оголённом предплечье хлёстким шлепком. Рукава его военной камуфляжной куртки болотного цвета были закатаны до локтей:

— Потому что они курятину любят, всё с курицей едят, салаты, супы, второе, и даже куриный компот варят. Да и слабые духом и телом, как курицы, ножки куриные.

Все рассмеялись.

— Только и знают, что технологиями берут. Попробовали бы с нами нормально повоевать. Но ничего, мы наверстаем. Сейчас дрона Мозг перешьёт, если он более–менее целым останется, и мы дадим им жару, когда пойдём в решающий бой освобождать свою землю, — завершил мысль Злой.

— Эх, сейчас бы вермишелевого супца с курицей… — замечтался Мозг.

— Да, вкусная курица у Куриц, — повторил мечтательно Нос.

— И курицы-то у них жирные. Как их офицеры. Хотя их свиньями надо было назвать лучше. Ты видел их офицеров, Мозг? — продолжил Злой и стукнул рукой по клетке с поросятами, те взвизгнули и замолчали, продолжив спать.

— Нет, не видел, — сказал Мозг, десятилетний казашёнок, великолепно разбиравшийся в электронике и в дронах в частности и умевший творить чудеса на своём старом ноутбуке с треснувшим экраном и потёртым корпусом.

— Если останешься в нашем отряде и пойдёшь со мной на настоящую вылазку, то увидишь их рожи. Они жрут эту курицу в три горла. Любят курятину. Целых два завода тут открыли с момента вторжения, — Злой почесал укус комара на своей налысо стриженной голове.

— А нас они как называют?

— «Дикари», «Гонимые». Вот как они нас называют и кем считают. Что там, не видно дрона, Сокол?

Вопрос Злого остался без ответа. Сокол безмолвно продолжал вглядываться в предгрозовое небо в прицел винтовки и если бы что-то увидел, то конечно бы дал знать немедленно.

Дроны летали по одиночке или в парах в особо опасных для них районах, чтобы прикрывать друг друга. Но эта местность считалась дикой, и поэтому сейчас ожидался только один дрон. Повстанцы охотились за летающей машиной оккупантов.

Хрюшки проснулись и заверещали. Злой открыл клетку и ударил несколько раз свинюшек кулаком в пол силы, и те снова замолкли.

— Злой, как думаешь, у нас есть шанс? — наивно спросил Мозг.

— Шанс есть всегда. А ты что, думаешь, что нету?

— Но они почти победили…

— Так иди, подними лапки и сдайся. Ты ещё молодой, они тебя съедят на ужин, у тебя мясо мягкое.

Все приглушённо засмеялись над шуткой Злого.

— Они никогда не победят нас. Эти чёртовы Пендосы. Пока есть хоть один из нас, кто помнит своё прошлое, мы непобедимы. Пока мы сражаемся, никто нас не победит! За нами будет победа, враг будет разбит! — Злой яростно сжал обмотанную синей изолентой рукоятку своего автомата.

— Злой, а где твои родители? — поинтересовался Нос.

— Мы с братом остались одни… — Злой замолк, наполненный воспоминаниями.

— Ты должен быть нашим лидером, Злой! — воодушевлённо выпалил Нос.

— Я бы рад, но Демона назначил Клык. И поэтому не я ваш вожак.

— Но ты для нас уважаемый командир…

— А Демон не уважаемый? — с вызовом спросил Злой.

— Тоже уважаемый. Вы с ним разные…

— У нас разные отцы, — Нос замолчал и продолжил жевать травинку.

Чёрный, похожий на летающего кита, с большой головной частью, дрон летел в небе пронзительно, но негромко жужжа, как большая стрекоза. Мигая красной лампочкой, он производил дежурную разведку местности на предмет обнаружения активности повстанцев. Эти полёты были периодическими, но со временем снизившие свою интенсивность. Через год после вторжения повстанцы научились прятаться от дронов и сбивать их.

Из–за этих устрашающих беспилотников, управляющихся удалёнными программами, повстанцы были вынуждены прятаться в землянках и строить свои укрытия с учётом опасности быть уничтоженными почти беззвучными летательными аппаратами в любой момент. Этот же фактор сказался и на образе жизни повстанцев — они не разводили животных, требовавших свободного выпаса. Лишь изредка, в определённых случаях, дроны управлялись операторами, сидящими в тёплых креслах оперштабов.

— Летит! — Сокол встал на одно колено и всмотрелся в прицел пристальнее, чтобы лучше разглядеть среди туч дрона и убедиться, не ошибся ли он. — Оно! Выпускай поросят! — скомандовал Сокол.

— Накрыться фольгой! — громко приказал Злой.

Повстанцы накрылись индивидуальными одеялами из плотного теплоотражающего материала, похожими внешне на большие куски фольги. Для определения живой силы противника дроны оккупантов были оснащены ультразвуковой георадиолокацией и тепловизорами.

Нос торопливо выпустил из клетки свинок, растряхнув их, и те разбежались с визгом по полю, отвлекая внимание дрона.

Дрон сканировал местность инфракрасной камерой. Искусственный интеллект засёк поросят, распознал их как угрозу, определив их тепловую сигнатуру как «животные», и атаковал крупнокалиберными пулемётами, висевшими по обе стороны на каждом крыле. Свинюшки в миг, друг за другом, разлетелись на куски.

— Ждём, ждём, ждём. Пусть спустится пониже, чтобы при падении от него хоть что–то осталось.

— Давай! — скомандовал Злой, и повстанцы одновременно сбросили «фольгу», и стали разбегаться в разные стороны, ведя огонь по дрону, стараясь попасть в него.

Только Сокол остался на месте. Он встал, и, вскинул свою снайперскую винтовку Драгунова обмотанную камуфляжной тканью, прижал глаз к оптическому прицелу и «повёл» цель, держа небольшое упреждение.

Дрон развернулся и взял в прицел своего автоматического пулемёта повстанцев, теперь их определяя в красных квадратах захвата цели как «приоритетную мишень».

Сокол дождался момента, когда видимость стала идеальной, и спустил курок. Выстрел! Дрон вильнул крылом и задымился. Пуля Сокола попала в систему навигации и связи. Дрон снизил высоту, и, потеряв дистанционное управление со своим электронным поводырём, упал в траву. Толстая струя чёрного дыма от короткого замыкания в его электронике, видимая даже в темноте ночи, выдавала место падения дрона. Повстанцы устремились к подбитой железной птичке.

Мозг по-детски радовался добыче, подпрыгивая вверх и поджимая ноги. Нос подошёл к нему и успокоил.

— Тише, не кричи. Идём, заберём его, — Нос потащил Мозга за собой в сторону сбитого дрона.

1.3. Флешбэк. Июнь-август, 2035 г.

Выездной лагерь патриотического клуба «Сталь» был уже в значительной степени обустроен. На поле около берёзового околка расположились несколько брустверов из земли, откопанной для землянок. Работа здесь кипела. Часть парней стелили бревенчатый накат для землянки. Другая часть рубила для этого деревца небольшого диаметра. Третья часть ребят, в которую были включены Демон, Жох и Жила копали ещё одну землянку неподалёку размером поменьше, для погреба. Злой с Копытом курили за бруствером в бурьяне и бездельничали

Всё в этом лагере делалось руками учеников военного искусства — курсантами, как называл ребят только Клык — их командир. Сами себя они звали «партизанами». В фантазиях, как и все мальчишки, они представляли себя храбрыми воинами. Ребятишки разных возрастов обучались в этом лагере основам разведки — технике перехода через линию фронта, выявлению огневых точек противника, чтению карт, созданию партизанских отрядов, овладевали огнестрельным оружием.

Позже, такие становища, которые курсанты «Стали» организовывали за летний сезон по нескольку раз и в разных местах Новосибирской области, станут основой, прообразом для лагерей постоянной дислокации повстанцев.

В дальнем конце лагеря, около дороги, где стоял Уазик Клыка, коптила дровяным приятным на запах дымом полевая кухня. Боба варил кашу на всех. Ему помогал в готовке еды курсант Шиша, обычный парень с необычной головой в виде перевёрнутого кедрового ореха.

— Зачем мы всё это делаем? Зачем копаем эти могилы? — брезгливо вытер Демон пот со лба. — Надо заниматься настоящим военным делом. Мы же военно-патриотический клуб, — Демон бросил около себя лопату.

— Правильно, но начинаем с азов. Сначала выживание, затем всё остальное, — посмотрел на Демона Клык. — Назовите мне пять приоритетов! — обратился Клык ко всем громко.

— Вода! Еда! Огонь! Укрытие! Ориентирование! — прокричали из разных концов лагеря парни.

— В зависимости от сезона, — прокричал с энтузиазмом Кила, блондин со шведским типом лица, маленькими глазками и ямкой на подбородке.

Демон с усталым недоверием посмотрел на Клыка.

— Зачем нам эта муштра?

— Я рад, что ты знаешь это слово… Ты должен быть всесторонне развит, чтобы быть готовым защитить свою родину. Ты боец за будущее своей страны! Ты же видишь, в каком положении сейчас наша страна.

— Нужно просто вести политическую борьбу и вывести страну из плохого положения, — продолжал свою пацифистскую линию Демон.

— Что ж. Это правда курсант Радищев. Но когда политика бессильна, то начинают говорить пушки, — ответил Клык.

— Не умничай, Диман. Это нам всё пригодится. Во время войны, — попытался урезонить брата Злой.

— Для чего, чтобы прятаться как крысам под землю, в норы? Да и какой войны? — громко сказал брату Демон.

Все ребята подошли ближе к нараставшему спору. Но спора не получилось.

— Может так получится, что крысиные, как ты говоришь, норы спасут нам жизнь, чтобы мы продолжали сражаться. Это и называется партизанство, партизан, — Клык улыбаясь поднял лопату Демона и отдал ему её обратно, тот принял лопату чуть помедлив.

— В спецназе нас тренировали для войны в тылу врага. И, исходя из анализа происходящего, я могу сказать, что эти навыки, которые я передаю вам, скоро могут пригодиться, — уверенно закруглил беседу Клык.

Боба подбежал к Клыку и торжественно доложил, что обед приготовился. Он не слышал произошедшего только что спора и смотрел удивлённо на всех непривычно молчаливых курсантов.

***

Медленная неширокая река текла между двух живописных сопок с отвесными скалистыми берегами по изгибам. Летняя жара не жалела природу и щедро напаивала её жизненными соками световой энергии для скорой зимовки.

Чуть ниже по течению, где берега были более пологие, Демон, Злой и несколько других бойцов патриотического клуба, вспотевшие от жары, в горных костюмах с плотной тканью и перчатках, готовились к переходу вброд реки, которая была шириной не более двадцати метров.

Клык, с банданой на голове, в солнцезащитных очках и с голым торсом, ходил и выборочно проверял плотность упаковки рюкзаков курсантами.

— Олег! — обратился, протянув брату фляжку с водой, Демон.

— Я не Олег. Я Злой!

— Что-то мне тут надоело. Может, в нормальные детский лагерь поедем, успеем на вторую смену вожатыми? Да и вообще мне к поступлению в институт надо готовиться.

— Нет. Мне здесь нравится. Ты мешок. Тебе надо тренироваться. В бокс со мной не хочешь ходить, хоть это, думал, тебе понравится. А ты шахматный заучка. Хотя я и в шахматы тебя переиграю.

Демон задумался. Он резко забрал обратно свою флягу из рук брата, встал и подошёл к Клыку.

— Товарищ Киреев, можно я поеду домой?

— Можно просто Клык. Что-то случилось? — Клык пристально посмотрел на Демона.

— Я не хочу больше заниматься. Я хочу уйти из секции.

— Вот так легко дезертируешь с поля боя? — иронично съёрничал Клык.

— Нет, я не дезертирую… — возмутился Демон.

— Пройди это занятие, и дальше тебе понравится больше, обещаю. Я знаю, ты любишь работать головой.

— Кто вам сказал про это?

— Тебе могут понравиться наши занятия по ориентированию, тактике и планированию боя разведгруппы. Оставайся! Тем более до ближайшей трассы пять километров, тебе будет напряжнее вернуться домой сейчас одному, чем пройти с нами тренировку. Тем более купаться сейчас будем, — Клык добродушно улыбнулся и оголил дыру от выбитого переднего зуба.

— Рюкзаки должны быть без пустот. Строиться! — громко прокричал Клык.

— Слабак, — подколол брата Злой, пробегая мимо.

Ребята соскочили со своих мест и выстроились в один ряд.

— Итак, бойцы. Задача: в условиях осложнённого отступления, то есть при погоне за вами врага, пересечь реку. Задача ясна?

— Так точно! — хором крикнули молодые ребята.

Ни одному из них не было ещё и восемнадцати лет, кроме самого старшего из всех, которые здесь были — Демона, ему уже стукнуло восемнадцать несколько месяцев назад.

— Кто знает, как преодолеть реку, что для этого нужно?

— Настрой; место без течения; сужение реки, — ребята выкрикивали свои варианты ответа. Клык смотрел на них внимательно.

— В узких участках чаще всего глубоко, поэтому ищем место средней ширины. Ермак, ты правильно сказал, место без течения. Почему?

— Вероятнее всего, там меньше глубина.

— Правильно. А ещё? — Клык терпеливо ждал ответов, сложив руки за спиной, но все молчали. — Пологие берега — это тоже косвенное свидетельство мелкости дна в этом месте, да и готовиться к переходу удобнее.

— А если дна не будет? Что делать? — волнуясь задал вопрос Боба.

Клык встал на лежащее на каменистом берегу бревно упавшего дерева:

— Тогда придётся поплавать. Надеть рюкзаки! — подопечные Клыка надели рюкзаки, взяли в руки деревянные макеты автоматов и снова выстроились в ряд.

— Вот бревно. Для начала используем его, для большей плавучести личного состава, так сказать. Для безопасности. А потом в свободном плавании форсируем реку.

— Как, мы что, будем перебираться несколько раз?

— Так точно, боец! Для тренировки и закрепления. Нос и Демон, взять бревно! Вы пойдёте впереди, остальные как учил.

Клык очень любил назидать ребятишек военной науке. Клык был уверен, что в жизни это им обязательно пригодится, как и ему. Дисциплина и военная служба спасла его и наставила на правильный путь в своё время, в их же возрасте. И теперь он решил передавать свой опыт юному поколению.

Родители Клыка были простыми рабочими и часто пьянствовали, чтобы забыться от суровых будней реальности. И Клык был предоставлен сам себе. Связался с такими же беспризорными мальчишками, как и он, и стал бездельничать, употреблять наркотики и совершать преступления. Перестал ходить в школу. Кривая дорожка привела его за решётку, но участковый предложил ему армию вместо тюремного срока, и Клык согласился. Пока Клык был в армии, на гражданке у него родилась дочь. Но во время службы его призвали на войну с Украиной, где он лишился переднего левого клыка, при стрельбе, отлетевшим неудачно прикладом пулемёта, отчего и получил своё прозвище Клык. Это прозвище было оправдано, потому что с детства Клык много кусался, хотя сослуживцы, наделившие Клыка таким прозвищем, этого не знали. В драках Клык постоянно норовил «загрызть», в прямом смысле — зубами, соперника, чем шокировал его и моментально перехватывал инициативу, даже будучи в проигрышном положении. По приходу из армии Клык узнал, что его жена и дочь умерли от пневмонии, не получив должного медицинского ухода из-за халатности врачей и бюрократических проволочек. Через три года, поступив на работу в военно-патриотический клуб, Клык пришёл в себя и почувствовал себя нужным. Но новой семьёй так и не обзавёлся.

Ребята стояли на изготовке с рюкзаками на спинах, чтобы преодолеть речушку.

— Вперёд! — скомандовал Клык.

Мальчишки бросились к бревну, подняли его и плюхнулись со всего маха в воду. Демон провалился под воду, но тут же вынырнул, оттолкнувшись ногами ото дна. Демон чуть не захлебнулся, но вовремя схватил воздух ртом и остался жив. Продышавшись, он продолжил нести бревно на плече, идя сквозь реку, преодолевая водную преграду и себя самого.

***

В тёмном подвале дома оборудованного под, стрельбище по стенам стояли наполненные оружием стенды: пулемёт Калашникова модифицированный, ручной противотанковый гранатомёт, станковый пулемёт «Утёс», тут даже имелся макет американской винтовки М-4.

Ребята держали в руках и разглядывали оружие, вертели его и трогали тяжёлый холодный металл на ощупь. Хоть они уже стреляли, и не раз, но снова и снова восторгались прелестью этого автоматического огнестрельного оружия.

Клык в стрелковых очках ходил у рубежа, отмеченного линией белой краски на полу, и проверял правильность заряжания оружия юными бойцами. Они все были одеты дополнительно в каски и бронежилеты.

Бойцы, в том числе и Демон, дослали патрон в патронник, передёрнув затворную раму пистолета Макарова. Затем каждый сделал поочерёдный доклад о готовности к стрельбе.

— А можно пострелять из снайперской винтовки? — выкрикнул Сокол.

— Обязательно, но позже. Готовсь!…Огонь!

Раздалось множество выстрелов. Демон тоже выстрелил и сморщил лицо от оглушающего грома канонады выстрелов.

— Осмотреть мишени!

Ребята ушли к мишеням и осмотрели их на наличие отверстий от пуль. Злой радовался своей точности.

— Около мишеней становись!

Пацаны выстроились в шеренгу из двенадцати человек, повернувшись лицом к Клыку ничего не подозревая. Они думали, что сейчас будет разбор ошибок при прицеливании и в технике постановки ног при стрельбе, но…

Клык подошёл к Злому, стоявшему первым в шеренге, перезарядил свой пистолет и неожиданно выстрелил ему в грудь. Злой отлетел от удара пули и упал на пол. Тут же одним шагом вбок Клык переместился к тринадцатилетнему Соколу и шмальнул в него. Сокол тоже отлетел на пол. Клык встал напротив Демона. По лицо курсанта Дмитрия Радищева пробежал мимолётным испуг. Пороховые газы резали ноздри, глаза слезились. Демон боялся предстать трусом и сдерживал моргание как мог, чтобы не уронить случайную слезу.

— Нас не предупреждали, — успело только вырваться из уст Демона.

— Жизнь вас никогда не предупредит. И жизнь стреляет обычно сразу в голову.

Клык снова спустил курок. Прогремел выстрел, и Демон попятился назад, но умудрился не упасть, расставив инстинктивно ноги, найдя баланс.

— Кто ни будь хочет, что-то сказать? — спросил риторически Клык, озирая отроков со всей серьёзностью.

Все молчали. Пронзительный звон резал их ещё не успевшие привыкнуть к звуку выстрелов молодые уши. Их мысли были сейчас далеко не о философском зерне мудрой мысли Клыка.

— Запомните этот урок!

Клык подошёл к Носу и шмальнул и в него. Затем Клык стрельнул в бронежилет Ермака, затем в Боба, толстого сто тридцатикилограммового паренька, который к третьему месяцу занятий на свежем воздухе сбросил уже десять килограмм жира. В него Клык выстрелил три раза, но Боб даже не почувствовал этих воздействий на свою тушу — стоял как вкопанный.

Пацаны были ошеломлены таким ходом событий. Клык был известен своей непредсказуемостью и агрессивностью, но чтобы стрелять, в людей, в подростков! На молодых парнишек это произвело большое впечатление. Они не были сосунками и уже знали жизнь, а этот урок добавил им бесстрашия.

В пистолете Клыка закончились патроны, и затвор защёлкнулся во взведённом положении.

— Чистка оружия! Разойтись!

***

На ринге школьного спортзала боксировали два взрослых парня о девятнадцати годах, не состоявшие в отряде Клыка, но бывшие его учениками по боксу. Клык вкратце комментировал для своих молодых подопечных из клуба «Сталь» происходивший поединок. Сегодня по расписанию у воспитанников военно-патриотического клуба проходили спарринги. Лёгкие, не в полный контакт, для пробы сил и привыкания к рукопашной схватке.

Клык свистнул в свисток. Поединок закончился, старшаки вылезли из ринга.

— Следующие! Сменились. Сталевцы, вперёд.

— Товарищ командир, можно я! — выскочил из строя Злой, держа поднятой руку. — Товарищ Клык. Можно я?!

— Хорошо, выходи. Кто ещё на спарринг против Олега?

Злой влез по ступенькам на ринг и осмотрел всех своих товарищей. Они были менее боевиты и менее мускулисты, чем Злой. Никто не проявлял интереса к такому варианту поединка. Все хотели сохранить здоровье. Такие поединки проводились раз в неделю, по воскресеньям. И ребята уже успели оценить мощь ударов Злого.

Демон вызвался против брата.

— Готов? — спросил Злой.

— Готов. Во всю силу! — смело заявил Демон, так чтобы не слышал Клык.

Демон и Злой надели перчатки, капы, шлемы и встали в противоположные углы ринга. Другие ребята заинтересованно подошли к рингу поближе. Клык вышел на середину, чтобы вовремя разнять соперников и судить поединок — настрой у братьев был серьёзный. Свисток, и они сошлись в центре ринга.

Демон и Злой начали танцевать в ринге, выписывая вокруг друг друга петли ногами. Редкие неакцентированные удары сопровождались характерными шлепками. Никто не атаковал всерьёз по началу. Злой начал «втыкать» кулаки пожёстче. Демон тут же среагировал и резко контратаковал. Злой попятился назад под напором комбинационной атаки Демона, попытался ответить выбрасыванием рук, опустив голову и не видя соперника, что принесло временный результат — помогло разорвать дистанцию и переместиться в более выгодную позицию.

Демон снова набросился на Злого. Злой закрылся в глухую оборону и принимал на себя хоть и не тяжёлые, но хлёсткие и неприятные удары. Демон выдохся. Он хотел агрессивным спуртом напролом повергнуть Злого на настил ринга, но не рассчитал силы.

Злой перехватил инициативу — уклонился от боковых размашистых ударов Демона, сманеврировал корпусом, сделал обманные финты и выскочил на удобную позицию. Злой выскочил из угла и начал метелить Демона по корпусу в отместку. Злой не хотел бить заведомо более слабого по сравнению с собой брата по голове. Два удара Злого попали в солнечное сплетение и печень Димы. Тот на мгновение замер и согнулся — получил по печени, но тут же отскочил назад и ещё злее, через боль атаковал голову Злого ярыми короткими ударами. Злой снова ушёл в защиту.

— Не в полную силу, я сказал! — прокричал Клык в надежде донести прежнюю установку до спаррингующих. Но бесполезно, они были в азарте боя.

Демон грозно рычал и бил, вкладывая всю силу в удары. Силы опять кончались. Злой начал гневаться, хотя изначально хотел просто «потрепать» брата без увечий. Злой теперь, видя бескомпромиссный напор брата, решил вдарить жёстко. Он увернулся для этого вправо, занёс руку для оверхенда, раскрылся, чтобы ударить Демона, но тут же получил апперкот и упал в нокдаун. Демон отошёл в свой угол, сняв шлем и делая круговые махи руками — сбрасывая адреналин. Демон знал, что действие гормона стресса выходит с движением.

— Злой, это твой брат твою кликуху должен был получить, а не ты! — засмеялся Боба.

Демон тяжело дышал. Он стоял нагнувшись и оперевшись на колени руками, обливаясь обильным потом. Они не успели побоксировать и раунда, как всё было кончено. Никто не ожидал такого исхода поединка — Демон не был силён в рукопашных дисциплинах.

Злой снял перчатки лёжа на настиле ринга и разминал челюсть, смотря на Демона с уважением и опаской. Затем Злой сел, оперевшись на канаты. Он не ожидал такой прыти от старшего, но менее развитого в боевых искусствах и силовых показателях брата.

— Молодец. Вот так вы все должны биться! Не столько важны ваши навыки, сколько желание победить! Всё или ничего! Всё или ничего! — кричал Клык.

***

Летний парк развлечений был полон детьми. Карусели и качели были заняты под завязку, многометровые очереди тянулись к развлечениям от самых касс.

Демон пил лимонад из стеклянной бутылки и оглядывался по сторонам, ища взглядом Злого. Неожиданно, подкравшись незаметно сзади, Злой набросился на Демона, свалив брата на асфальт, имитируя «снятие часового» — незаметное и тихое убийство вражеского солдата. Полупустая бутылка выпала из рук Димы и укатилась в сторону, вытекая содержимым.

— Ты труп! — заявил, весело смеясь, Злой.

— Ты заколебал, не дал допить спокойно лимонад…

— Это за то, что со мной не поделился лимонадом. А ещё коммунистом себя называешь…

Демон пнул легонько бутылку ногой, проверяя осталось там что-то или нет. Бутылка была пуста.

— Где ты был неделю?

— Сам знаешь? У Насти. Я-то не ты, цельномудренный.

Злой схватил Демона сзади за шею в удушающий захват. Демон вывернулся — хватку Злой ослабил.

— Я как Клык!

— Ты не Клык, успокойся. Языка ты не умеешь брать и часового снимать.

— Я умею. Он меня научил.

— Когда? Тебя не было на этом занятии. А я вот умею! Это я как Клык, — с издёвкой произнёс Демон.

— Он реально ниндзя. А я как он!

— Что будем делать? — поинтересовался, меняя тему, Демон. — Пошли до Игоря Дмитриевича дойдём, я возьму денег, сходим на картинг?

Злой и Демон шли по центральному парку в сторону администрации Новосибирской области.

— Что ты подлизываешься к Клыку? Ты для него просто курсант.

— Он наш командир. Ты его не уважаешь? — ответил Злой.

— Если Клык тебе прикажет убить человека, ты согласишься?

Злой серьёзно задумался, но затем продолжил:

— Ты видел, как Клык бесшумно передвигается по лесу, используя метод с пятки на носок?

— Ты его боготворишь как своего отца. И от того, что ты его боготворишь, ты-то лучше не станешь!

— Мой отец другой. А твой отец? Что с ним стало? Ты так и не говорил.

— Мой батя помер в тюрьме… За то, что не был против…

— Против чего?

— Я не знаю, спроси у мамы. Она мне не говорила.

Злой и Демон в военной форме без знаков различия, без головных уборов, прошли мимо читающих рэп гривастых подростков и с пренебрежением посмотрели на них.

Братья были не родными, от разных отцов, но от одной матери. Они познакомились два года назад, когда отец Злого — Иван Уткин, второй муж их матери, бросил его и, оставив без квартиры, уехал с любовницей в Сочи, и Злого забрала к себе мать. И они стали жить вместе с Демоном. А отец Димы Радищева на самом деле был убит в тюрьме за неповиновение режиму и сопротивление правосудию, как сказали потом в обвинительном заключении. На самом деле он отказался давать показания на своих подельников, с которыми ограбил инкассаторскую машину, чтобы прокормить свою семью. Именно он научил Демона играть в шахматы и мыслить стратегически. Но сам же попался на тактическом просчёте, вынужденный пойти хоть и на оправданный, но риск, поддавшись провокации «проблем» жизни.

С момента смерти отца Демона мать «заболела» пессимизмом, замкнулась и постарела. Не чувствуя сил тянуть сыновей, будучи нищей пенсионеркой, отдала братьев в военно-патриотический клуб с полным пансионом, чтобы они стали мужественнее и имели лучшее будущее, умели постоять за себя, смело встречали проблемы и боролись с ними. Ирина хотела, чтобы её сыновья были мужчинами — брали ответственность за себя и свои будущие семьи и могли бы, хоть и силой, но организованной силой брать «своё».

Злой и Демон, пройдя весь центр, подошли к зданию администрации Новосибирской области.

— Идёшь?

— Нет. Я здесь тебя подожду, — Злой достал сигарету и закурил, озираясь, не увидел ли его Демон. Злой не любил этого напыщенного чинушу, не любил он когда, тот приходил к ним домой.

Демон зашёл в здание и прошёл к пропускному пункту. Попросил позвать Петрова Игоря Дмитриевича, но увидел, как тот выходит на проходную, и поспешил к нему с приветствием. Скоро, совсем скоро это место станет судьбоносным ристалищем. Но это не было ведомо ещё молодым парням, чьи мысли были заняты в основном девчонками и компьютерными играми. В школе дела у них не ладились. Демон хоть и был смышлёным, но общеобразовательную программу не любил, предпочитая из интернета подчерпывать «мудрости» жизни. Злой же был от природы «гуманитарий» и на «законном» основании учился постольку-поскольку.

— Игорь Дмитриевич, можно у вас занять тысячу до понедельника?

— А с чего отдавать будешь? Мать отдаст? — хитро улыбнулся Чиновник. — Зачем вам деньги? Пить свою дрянь алкогольную с соком. Как вы её пьёте?

— Нет… Мы хотим сходить покататься на картинге.

— Ладно, на, — чиновник достал и протянул Диме тысячную купюру и поручкался рукопожатием с проходившим коллегой:

— Лев Антипович, вы передайте своим, чтобы подготовили чемоданчик с… кхэ… кхэ… ну вы поняли.

— Так мы ж уже ж…

— Спасибо, — забрал деньги Демон и поблагодарил Игоря Дмитриевича.

— Ладно, деньги можете не отдавать. Матери привет. Скажи ей, что у нас будет поездка на Алтай от администрации, если она согласится поехать, то вам тоже места найдутся…

Чиновник Игорь Дмитриевич пошёл в сторону своей дорогой машины не оглядываясь. Он периодически подкидывал деньги братьям, и они этим пользовались, но не злоупотребляли. Демон вёл строго счёт деньгам. Чиновник был знаком с матерью братьев по работе. Уже после смерти первого мужа некоторое время она работала в администрации секретарём. Чиновник хотел её соблазнить, но она не далась. И тогда он сделал вид, что это была лишь шутка. Ирина Радищева, так звали мать Демона и Злого, сильно импонировала чиновнику. Страсть была без ответа, потому что Ирина знала, что у него была семья. Всё же, питая бесплотные надежды о возможной близости, чиновник периодически приходил в гости и приносил дефицитные продукты в качестве угощения, подолгу засиживаясь на кухне в разговоре с матерью братьев.

Глава 2

2.1. Настоящее время. 30.07.2039 г.

Высокие серые многоэтажки Кольцово, одного из научных центров Новосибирской агломерации, продувались всеми ветрами. Осенняя слякоть посреди лета стояла второй день. Ночью, были даже небольшие заморозки, и вода превратилась в тонкий и скользкий ледяной наст. На улицах было малолюдно. Жители выходили из своих жилищ в случаях строгой необходимости: на работу или по приказу. Не было слышно детского крика на улицах. Никто не успел заметить эту растаявшую к обеду чудесную необычную июльскую зиму. Такое явление здесь фиксировалось последний раз в начале прошлого века.

Из красивого, высокотехнологично выглядящего тёмно-синего здания вирусного центра вышли молодая девушка, двадцати лет, с кучерявыми рыжеватыми до плеч волосами, и пожилой седовласый высокий мужчина. Они возвращались домой после рабочей смены, немного припозднившись с экспериментальными отчётами. Они прошли несколько кварталов и вошли в жилой комплекс. Это были дедушка и внучка. Они вместе работали в вирусологическом отделе научно-исследовательского института. Торопливой походкой они стремительно перемещались по чистым улицам научного городка. Их дом уже виднелся сквозь углы других подобных жилых построек.

Они прошли мимо доски объявлений, заклеенной кричащими лозунгами бумагами — повсюду по стенам домов были развешаны пропагандистские плакаты НАТО на английском и ломанном русском языке. Оккупанты не особо заботились изучением языка аборигенов. Они предпочитали, чтобы другие говорили и учили их язык. Листовки поменьше, облупленные и грязные, оставшиеся со времён начала «вторжения» продолжали «умиротворять» своими призывами с незамысловатыми картинками: «Русские — вы в хороших руках»; «Подчинитесь, и мы даруем вам свободу»; «Ты наш — ты свой!»; «Обезвредь псевдопатриота-провокатора!»; «Новая власть — новая жизнь». И, нужно сказать, эти агитки были действенными и многие «слабые» умы тогда поддались этим приманкам.

— Дедушка. Ты уже решил, когда мы будем бежать?

— Тише, что ты такое говоришь?! — демонстративно завозмущался старик. Но делая это громким шёпотом.

Дедушка носил большую копну седых волос и был худощав и премного бодр и здоров для своих семидесяти лет.

— Я решу чуть позже…

— Ты отказался от этой идеи? Скажи что я не права, — потребовала девушка, с русой косой, с маленьким носом и плоским лицом.

— Нет. Я ещё думаю, — сумбурно ответил дедушка теребя в руках портфель.

— Но ты же говорил, что в конце лета, когда будет «годовщина», а она уже прошла.

— Я ещё не решил точно когда. Да и что я буду делать там без твоей мамы.

— Вот, я скопила кое-каких денег с зарплаты, я думаю они тебе пригодятся, чтобы кого-то подкупить или не знаю, — Лена протягивает дедушке бумажный пакет с вложенными в него деньгами.

— Убери! Лена, давай поговорим об этом дома, — раздражённо проговорил дед и забрал у внучки пакет и положил его в портфель.

На наручных часах деда Лены было 23:12. Обычно они не нарушали закон, но сегодня они заработались и проследили наступление комендантского часа, начинавшегося с двадцати двух часов и заканчивавшегося в шесть утра. Дедушка устроил свою внучку к себе на работу, что бы быть уверенным в её безопасности, сделав её своей помощницей-лаборанткой. Сам же он, Роман Николаевич Александров, был ведущим учёным-исследователем вирусологом задумывавшим побег из «рая». Высокий пост большая зарплата подразумевала бы лояльность режиму, но не в его случае. В скором времени Роман Николаевич планировал побег для себя и своей внучки, разделявшей его протестные взгляды. Он хотел сбежать в Казахстан. Страну пока что свободную.

На их пути, метрах в ста, возникли силуэты нескольких людей, подозрительно похожих на патрульных оккупантов.

Патрули оккупантов, одетые в форму состоящую из чёрного кителя, синих штанов и высоких чёрных сапогов, похожую на старую французскую военную форму девятнадцатого века, с высокими жёсткими воротниками и замысловатыми знаками различия, прохаживались бравурным шагом тройками а иногда и четвёрками в поисках подозрительной активности или в исполнение контроля за комендантским часом. Казалось они были вездесущи. Нельзя было пройти город не встретив несколько патрулей на своём пути. Они могли по своему усмотрению карать нарушителей, от побоев до расстрела на месте. Чем наводили страх на нарушителей.

Дедушка и внучка свернули, решив обойти дом, и чуть удлинив себе путь, безопасно попасть к себе домой.

— Стоять! — крикнули патрульные и перезарядили автоматы, вынырнувшие внезапно из-за противоположного угла дома, от которого свернули учёные. — Предъявить документы!

Дедушка и внучка остановились и замерли. Дедушка поставил портфель за свои ноги.

— Слава освободителям! — крикнул что есть мочи дедушка и подтолкнул внучку локтем и та тоже выпалила:

— Освободителям Слава!

Патрульные бегом переместились к нарушителям и обступили их вокруг освещая фонариками. На улице зажглись фонари. Дедушка потянулся к карману пиджака но его остановил один патрульный. — Стой. Я сам. Руки вверх! Роман Николаевич поднял руки, а первый, среднего роста патрульный, принялся обыскивать его простую одежду. Найдя удостоверение он протянул его второму патрульному.

По уставу коренному жителю, дикарю — «дорку», что в переводе с английского значит «придурок», полагалось носить неброскую одежду без каких либо цветных элементов в одежде. Как и Лена, дедушка был одет в серый рабочий комбинезон говоривший, что это работники умственного труда. Другие категории пролетариата носили комбинезоны красного (производство) или синего цвета (торговля, услуги). Коллаборанты носили жёлтые комбинезоны.

— Что делаете на улице в такой поздний час? Ещё и вдвоём.

— Заговорщики? — спросил с подозрением и издёвкой первый патрульный, с толстой шеей и злым лицом.

От аборигенов, при досмотре, требовалось знать три основных правила: почитать властителей приветствием; исполнять любые требования властителя незамедлительно, и говорить на английском языке. А так же предъявить удостоверение личности жёлтого цвета, выданное после переписи населения 2038 года.

— Мы не заговорщики. Мы просто были вынуждены задержаться на работе, — на хорошем английском проговорил дед.

— Где справка от начальства подтверждающая ваши слова? — второй патрульный, щуплый и в очках, с хищным прищуром, осматривал документы деда, затем убрал их к себе в карман.

— Мы не успели её взять. Начальник ушёл…

— Так значит это начальник виноват? — грозно рявкнул третий патрульный.

— Ни в коем случае. Это только наша вина, сэр, — извинилась Лена на английском.

Третий патрульный, низкого роста и с выпученными глазами, всё таращился на Лену. И потянулся обыскать её, но в этот момент она резко выхватила своё удостоверение из кармана сама, что патрульные не успели даже среагировать, и протянула его проверяющим, избежав таким образом обыска и облапываний. Патрульные напряглись, ведь это мог быть пистолет.

Захватчики считали всех кроме себя людьми второго сорта и относились соответственно — могли избить или покалечить человека на улице и никакого расследования по факту этого инцидента никогда не происходило. И никто из порабощённого населения не спешил протестовать. Лишь молча принимая всё происходящее. Немногочисленные пассонарии выступившие против интервенции вступили в ряды повстанцев и ушли за черту города охраняемую заградительной сеткой, минным полем и контрольно-пропускными пунктами на дорогах. Оставшиеся и подчинившиеся, местные жители получили от войск и администрации НАТО ряд благ относительную свободу, спокойствие и налаженный быт: низкие цены, чистоту на улицах, благоустройство в домах и общее улучшение, по сравнению с прежними, условий жизни, так долго искомые в период междоусобных распрей гражданских столкновений.

Жизнь по талонам прекратилась, совесть предателей затихла, дав ложное чувство правильного выбора оправданного обретением новых условий жизни, а скорее страха лишения какой бы то ни было жизни. Но за такую щедрость оккупант требовал беспрекословного и молчаливого подчинения и он получал его.

Лена потрясывалась от страха. Она редко сталкивалась с оккупантами, так уж получалось.

Второй патрульный, осмотрев и её документы, также убрал их в карман. Обстановка накалялась.

— Не бойся внучка.

— Говорить по-английски!

— Вы задерживаетесь и препровождаетесь в участок для подробной проверки ваших личностей, — сказал первый патрульный.

— Что? Нет. За что? — запротестовала Лена.

В любое время дня и ночи, по доносу или без, патрули могли делать что угодно — это были вольные карательные отряды. Они могли вламываться в квартиры и проверять условия жизни на предмет нарушений. Условий нарушений было множество и часто они придумывались оккупантами на ходу, чтобы получить нужное — сексуальные, садистские утехи или совершить грабёж. Неоправданное насилие и жестокость стали обычным поведением со стороны самопровозглашённых властителей, а страх и покорность стали признаками покорённых.

Лена опустила руки:

— Верните документы!

— Можно мы просто пойдём? — попросил дедушка.

Патрульные насторожились и изготовили свои винтовки М-16, нацеля их на задерживаемых.

— Смирно! Иначе буду стрелять, — прокричал второй патрульный.

Дедушка попятился назад и сбил ногой портфель.

— Что там?

— Сумка, — ответил первый патрульный.

— Что в ней? Посмотри, — сказал второй патрульный, но сам пошёл смотреть её содержимое, видя, что его коллеги заняты.

Первый патрульный надевает наручники на Романа Николаевича и берёт его под локти. Третий патрульный, с ухмылкой на устах, направляется к девушке-учёной, чтобы также заковать её. А второй патрульный тянется к портфелю.

В это самое время, внезапно, из-за спин смотревших в центр патрульных, появились люди в чёрных прочных военизированных костюмах и масках, и набросились на каждого из патрульных одновременно, хватая тех за горло и пытаясь перерезать их ножами. Это были городские партизаны, ведшие слежку и общение с Романом Николаевичем. На их руках были красные повязки, чтобы в случае чего различать друг друга. Увидевшие опасность ареста и возможного его последующего раскола с выдачей плана побега и контактных лиц, партизаны решили действовать резко и отбить профессора.

Первый оккупант-патрульный, благодаря своим габаритам, выкручивается из захвата и бьёт нападающего партизана по лицу и по руке, выбивая у того нож. Два других патрульных падают замертво. Первый патрульный стрельнул от бедра, но промахнулся. На звуки выстрелов прибежал второй патрульный отряд и вступил в рукопашную схватку с партизанами, не имея при себе огнестрельного оружия.

Прозвучали ещё выстрелы и крики с приказами немедленно сдаться. Но партизаны и не думали сдаваться. Один из партизан, пытавшийся схватить портфель дедушки, получил огнестрельное ранение и упал. Его тут же схватили подоспевшее бойцы подкрепления патрульных, и, так же, забрали портфель Романа Николаевича.

Двое партизан экстренно увели Лену от эпицентра сражения в тень подворотни, пока другие партизаны сражались с патрульными.

Поняв, что задерживаемые аборигены представляют ценность, патрульные начали резвее отбивать их, открыв огонь на поражение. Профессора уволокли в подъехавшую легко бронированную машину и спешно упаковали его. Двое партизан привлеча к себе внимание, убежали от патрульных, вызывая за собой погоню. Из пяти напавших на оккупантов партизан, двое оставшихся с Леной, перебежками вели Лену на безопасное отдаление.

Пробежав триста метров лишь мелькая длинными тенями, они остановились они около лестницы, между домами, и спрятались в не просматриваемый закуток. Партизаны закатили маски до глаз, обнажив лица.

— Жива? — спросил первый партизан — мужчина с сильно изогнутым право носом.

— Да. Жива.

— Кто вы такие?! — отстраняется от партизан Лена.

— Мы свои.

— Что вам надо? Где мой дедушка?

— Деда твоего забрали похоже в курятник. Мы хотели вытащить его, но эти твари оказались сильны.

— Но вы чуть не убили нас!

— Убьют они вас, если поймают.

— Ты знаешь чем он занимался и кто мы такие?

— Нет, не знаю чем он занимался. А вы партизаны! — заговорщическим тоном сказала Лена.

— Мы партизаны, часть боевого отряда сопротивления. А твой дедушка был нашим сотрудником. Где чемодан Романа Николаевича? — спросил первый партизан у второго.

— Чёрт возьми!!! Ты должен был его забрать! — переругиваются между собой два партизана.

Второй партизан — также взрослый мужчина с широким бритым подбородком и широкими плечами, выглядывает и проверяет обстановку вокруг, нету ли за ними погони.

— В нём были все нужные документы. Почему вы свернули? — продолжил задавать вопросы первый партизан Лене.

— Не знаю. Увидели патруль а что?

— Это были мы… Он должен был передать нам портфель. В замен на побег.

— Что с ним будет? — взволнованно проговорила Лена.

— Если наши не отобьют его сейчас, то он попадёт в подвал и его будут пытать, с такими документами и именами, которые он знает, он будет казнён. И нас ещё может выдать…

— Что там было в этом портфеле? — поинтересовалась искренне Лена.

— Там были…

— Не говори ей ничего, — проговорил второй светловолосый партизан.

— Там были шифры геномов боевых вирусов и вакцин к ним, нужных нам для атаки оккупантов.

— А как мне найти дедушку? вы поможете мне освободить дедушку?

— Теперь он может помочь лишь сам себе. Взять тюрьму штурмом без приказа мы не можем.

— У тебя есть доступ к лаборатории дедушки?

— Нет, нету.

— Сможешь разобраться в его бумагах.

— Попробовать конечно можно.

— Ясно. Надо уходить, — заволновался второй партизан, разочарованный неспособностью Лены помочь им.

— Значит вы его бросаете? И меня. Что мне делать? — Лена возмущённо стала и громко заговорила.

— Тише!

— Вы! Что вы наделали! Как мне теперь быть? Куда идти? Как я без дедушки! — закричала Лена.

— У тебя есть доступ к его разработкам? — спросил партизан постарше.

— Нету.

— Тогда делай что хочешь! Нам нужен был только твой дед.

Лена молчала ошарашенная только что услышанным. Мечты Лены о побеге рушились на глазах. Она знала о партизанах, о повстанцах как и многие в городе. Она верила, что они как рыцари, как ангелы помогут ей с дедушкой бежать. Партизаны ей представлялись персонами благородными, честными и бескорыстными. Но оказались они простыми людьми со своими интересами. Лена была девушкой простой и романтичной, но крепкой в своих убеждениях и честной. Она хотела свободы для себя и своей страны. Но будучи девушкой, искать могла пока что только свободы.

На крик Лены отреагировал местный житель высунувшийся из окна третьего этажа:

— Что там происходит?! — спросил он взволнованно.

— Полиция, нарушители! — закричал случайный свидетель.

— Ладно идём с нами! Пошли! — сказал первый партизан Лене.

— Нет, мне не нужна ваша помощь!

— Вот тебе связной пароль, — быстро заговорил первый партизан. — Если нужна будет помощь, обращайся. Каждую субботу выходит газета «Завтра». В ней, в третей полосе, в рекламном блоке буква каждого последнего слова предложения составляет локацию для связи. Как будешь готова, дай о себе знать.

Первый партизан протянул Лене газету. Но Лена не взяла её а выбила газету из руки партизана и убежала.

— Пошли с нами! Куда ты! Мы тебя пристроим!

В промежутке между домами появился патруль, особенно настороженный. Они были во всеоружии, осведомлённые о только что случившемся инциденте. Этот патруль оказался на укреплении при обыске территорий. Все силы района города оккупантов были подняты по тревоге.

Первый партизан бросился было за Леной в догонку, но его за плечо остановил второй. Оба партизана проверили ничего ли они не оставили здесь и, натянув маски, быстро скрылись во тьме.

2.2. Настоящее время. 07.08.2039 г.

Неделю Лена бродила и пряталась от оккупантов по своим друзьям, которые на второй день выпроваживали её, боясь последствий и не зная подробностей её скитаний, которые Лена никому не открывала. Широкая публика не знает кого и где арестовывают, в новостях этого не показывают, поэтому никто не знал что Лена в бегах. На работу Лена не ходила, позвонив и сказав, что заболела. Справку о больничном она обещала предоставить позже.

Что-то переменилось в Лене. Она стала ощущать в себе силу, она поняла что врага можно бить. И жёстко бить. И нужно бить жёстко. Курок терпения внутри неё спустился. Она стала увереннее и целенаправленнее. Лена решила действовать. Она решила связаться с партизанами, и попросить вывезти её за город. Но не для того чтобы бежать в Казахстан, а чтобы вступить в ряды повстанцев и сражаться вместе с ними против оккупантов. Но Лена не знала связного пароля. Она отвергла тогда газету, которую давали ей партизаны. Теперь жалела об этом.

Лена пришла на то место, где прежде рассталась с партизанами, в надежде найти ту газету. Она крадучись и оглядываясь подошла на то самое место и увидела газету, разорванную ветром уже на части и валявшуюся на осенней, орошённой вчерашним дождём влажной земле. Лена схватила мокрую газету, расползавшуюся у неё в руках, и начала её разглядывать. Она вспоминала, что говорил ей первый партизан. И в её голове крутились его фразы про последние буквы в последних словах. Наконец она вспомнила код связи и поспешила домой за вещами. Она понимала что это не очень хорошая идея — возвращаться домой в такой момент. Но ей нужно было переодеться в удобную одежду, нормально покушать и взять деньги у родителей на первое время.

Лена смотрит на подъезд своего дома, видит, что слежки нету. Роман Николаевич не выдал Лену. Дедушка жил в соседнем с Леной доме. Возле его дома тоже не было излишней активности, как успела посмотреть Лена, когда пробиралась к своему дому. Дедушка на допросе сказал что это была девушка которую тот провожал вечером, что бы она не заблудилась и не попала в беду. Дедушку допрашивали долго и с пристрастием. Деньги оккупанты конечно же присвоили, но вот содержимое портфеля им, простым полицейским, было не понятно. Не добившись от дедушки ответа его отправили в заточение в отдел госбезопасности для дальнейшего разбирательства.

Лена зашла в свой подъезд, поднялась на шестой этаж пешком, всё также осторожно открыла квартиру ключом и проскользнула в дверь. Её родители, с которыми она жила в хорошо но скромно обставленной двухкомнатной квартире, сидели в креслах перед телевизором, вещавшим пропагандистские передачи круглосуточно. Отец читал газету «Завтра», в которой работали они оба с женой. Мать была корректировщиком, отец — наборщиком. Хоть они и знали тексты будущих газет — оголтелое очернение повстанцев и восхваление «достижений» оккупантов, они всё равно послушно их перечитывали вновь каждый выпуск.

— Лена где ты была? — спросила мать чуть более озабочено чем обычно равнодушно.

— Я была у подруги. Я приболела и осталась у неё.

— Но я звонила твоей подруге, — с претензией произнесла мать Лены, полная добродушная женщина сорока пяти лет. Она была дочерью дедушки Лены.

— Я ночевала у Оли, потом съезжала от неё, потом снова у неё была… — отбрехалась Лена и прошла в свою комнату.

Лена, быстро переодевшись в удобную одежду и накинув сверху серый комбинезон, спешно собрала вещи первой необходимости в рюкзак: зубную пасту и щётку, запасное нижнее бельё, нож канцелярский, скотч, огниво и прочее. Всё это она приготовила для побега с дедушкой. Кроме того она сунула в рюкзак свою рабочий белый халат и бэйджик.

Изредка Лена выглядывала в окно, что бы вовремя увидеть патрульную машину и скрыться, если она появится. Но внизу никого не было. В комнату Лены зашёл отец — худой высокий мужчина очень интеллигентного вида.

— А почему ты даже не поздоровалась?

— Ах, простите, что не сделала вам поклон!

Родители Лены были равнодушны к её проблемам, вырастив её до поступления на работу, и посчитав таким образом свой долг перед ней выполненным. Хоть жили они и хорошо и не знали ни в чём нужды, но Лене не нравилась такая жизнь — она знала, что такая жизнь — просто существование. Лена не любила родителей за их позицию. За их молчание и потакание режиму. В небольшой квартире им было тесно и физически и морально. Лена давно искала повода уйти и вот он появился. Лена любила своего дедушку больше чем своих отца и мать.

— Меня кто-то искал?

— Нет, а должны были?

— Вас то точно не тронут, случись что…

— Что ты себе позволяешь, дочь?! О чём ты говоришь?

— Деда арестовали! Вы знали?

— За что, что произошло? — вошла в комнату Лены и спросила встревожено мать.

— А разве важно? Они хватают кого захотят!

— Деда выпустят, не переживай, готовься к Балу лучше, — проговорил спокойно отец.

— Вы малодушные негодяи! — истерично выпалила Лена.

Лена накинула на плечо небольшой чёрный рюкзак и вышла из комнаты в зал.

— Ты куда?! — бросил в след Лене отец.

Мать озабоченно перебирала книги, слыша переговоры дочери и мужа за стеной.

Лена вышла из комнаты и направилась к матери.

— Ты куда собралась?

— Прочь отсюда, от вас, к повстанцам. Спасать Россию.

— Но они же враги…

— Враги это вы! — в сердце Лены что-то ёкнула, она не хотела обижать родителей, она их любила, но раньше, до того как они стали предателями и стали работать на новый режим. Она ненавидела их поведение, их выбор, но не их самих. Но не могла объяснить себе этих чувств и повиновалась только собственным порывам, а не рассудку.

Лена забирала из рук матери свежую газету и ключи от автомобиля с журнального столика, подошла к серванту, нырнула рукой в тайник, где родители держали деньги и вытащила оттуда все купюры — целую пачку. Она знала про этот тайник давно, но никогда не брала оттуда денег. Теперь же она решилась.

— Лена. Немедленно объяснись! — потребовал отец и подошёл к Лене на расстояние вытянутой руки.

Лицо Лены выражало все эмоции по отношению к родителям, что накопилось в ней за годы после вторжения оккупантов.

— Вы подлецы! Вас не терзает совесть быть рабами, жить унижаемыми, в положении ничтожеств?

Родители стояли опешившие от такого поведения их дочери.

— Мы не… Подожди-ка.

Лена вышла из квартиры и хлопнула дверью, выкрикнув напоследок:

— Россия будет свободна!

Лена выскочила из подъезда на улицу и, села в отцовскую ладу и сорвалась с места.

Через несколько месяцев, к новому году, оккупантами планировалась чипизация российского общества, вместе с переписью. Лена вовремя решила уехать и ещё не знала чего она на самом деле избегала — действительного и полного рабства. Каждому человеку планировалось в виде прививки от вируса POD-FaG внедрить нейромедиаторные чипы (подобные естественным трансмиттерам), которые бы управлялись простыми высокочастотными импульсами и при определённой настройке приводили к нужной реакции человека — страху, эйфории, небольшой тревоге или симпатией к определённому событию или предмету. Круг вырабатываемых условных реакций был широк и зависел от целеполагания владельца ключа передатчика, но был не долгим. Над этой проблемой работали нанотехнологи в США и, к положенному сроку, результат равновесного надёжного эффекта должен был быть достигнут.

2.3. Настоящее время. 29.08.2039 г.

Посреди сырой комнаты подвала старого детского садика, в полумраке, весь в крови и побоях, привязанным к стулу, сидел молодой русский парень. Детский садик «Синички» переоборудовали в тюрьму временного содержания для захваченных контрразведкой на пограничных с городом территориях нарушителей.

Лицо Артура, так звали этого парня, было трудно узнать — оно было изуродовано гематомами от побоев. В обычном же состоянии он был довольно симпатичен: брови домиком, грустные глаза, приятный овал лица, лёгкая лопоухость. Теперь его лицо было избито и под светом одинокой тусклой лампочки выглядел он ужасающе. Его поймали при попытке перенести за границу города продовольствие для повстанцев.

Офицер-истязатель — нервно курил. Он устал выбивать показания сегодня. Это был среднестатистической американской внешности, среднего возраста и среднего роста, допрашивал несколько сидящих рядом с Артуром повстанцев. Среди них был Клык. Он ни чем не выделялся из других повстанцев. Все были избиты и порезаны, но голова Клыка выглядела как огромный арбуз. Она налилась кровью от побоев — правый глаз заплыл, на лбу был продольный порез, под ногтями была запёкшаяся кровь.

Офицеру НАТО помогал русский по имени Сергей Шведов — коллаборант, высокий плотный, с кривым глупым лицом и родинкой на щеке. До вторжения он работал в полиции, обычным лейтенантом ППС, затем опером, в звании майора.

В этом же помещении находилась Диана — медсестра и по совместительству переводчик. Диана была красивая черноволосая но с голубыми глазами и смуглой кожей американка с мексиканскими кровями. Она стояла около решётчатой металлической двери, неподалёку с пытаемыми, чтобы вовремя оказать им помощь и не дать им умереть. Но повстанцы, не смотря на муки причиняемые им, молчали и не признавали свою подпольную диверсионную деятельность. Они были повстанцами все до одного.

— Кто из вас является офицером или командиром повстанцев? Участником подполья городских партизан? — спросил на русском языке с американским акцентом офицер контрразведки.

Никто не ответил на провокационный прямой вопрос. Клык не выдавал себя и остальных. Его, вместе со стулом, подняла и поставила Диана. Клык был очень исхудавшим. Он попал сюда пол года назад и молчал, ни смотря ни на какие применяемые к нему средства. Другие повстанцы также не думали признаваться в своей статусе и вине и тем более сдавать друзей по борьбе. Они все представлялись простыми работникам ферм на окраинах города, случайно забредшими в лес.

Артур был в целом мягким парнем, но он не был подготовлен противостоять пыткам и был близок к тому чтобы сдаться.

— Говорите! — рявкнул коллаборант Шведов и посмотрел на Артура. — С вами никто цацкаться не будет. Раз и готово.

Даже если бы Артур что-то и захотел сказать, он всё равно не знал имён с кем из повстанцев или партизан он сотрудничал. Всё происходило анонимно. Артур хотел подзаработать денег и до поры ему это удавалось безнаказанно делать.

Офицер перешёл на английский язык:

— Давайте уже поговорим! Мне этого очень не хочется, но мне придётся вас всех убить, если я не смогу добиться от вас какой либо информации. Прошу отнестись к этому с пониманием. Чтобы поверить вам, что вы простые, заблудившиеся местные жители, просто нашедшие на своём пути оружие, — с иронией в голосе произнёс офицер.

Диана перевела всё на русский язык без запинки.

Заключённые ни промолвили ни слова за всё время их присутствия. Их собирали раз в неделю вместе, чтобы казнить за отказ от сотрудничества на глазах товарищей одно их повстанцев. В обычное же время они содержались в одиночных комнатах-камерах сделанных из детсадовских помещений, только с прикрученными за место обычных металлическими дверями.

— Если вы будете с нами сотрудничать, то мы оставим в живых вас и ваши семьи. Если вы расскажете кем вы являетесь и расскажете всё что знаете, то мы дадим вам пищу и пощаду, — продолжал увещевать офицер, а Диана продолжала переводить.

Диана хорошо знала русский язык благодаря школе в США, в которой преподавали русский как дополнительный язык по выбору. Её нравился русский, сложный и витиеватый, как и россияне.

Диана сейчас, как и всегда, с трудом наблюдала сцены пыток. И приходила, хоть и была ругаема за это отцом, только к офицеру Джиму Кофилду, самому гуманному на её взгляд. Наместник требовал чтобы Диана была на всех допросах и истязаниях, зная о её симпатии к русским, пытаясь таким образом вытравить из неё любовь к этим людям. А на самом деле только укреплял её.

— Вот ты, — офицер подошёл к Артуру и ткнул его остриём ножа в горло. — Ты ещё молод и мог бы пожить, родить детей и жениться. Но ты выбираешь что? Умереть? Но Артур только посмотрел на офицера потухшим взглядом, затем перевёл взгляд на Диану.

Офицер отошёл к Клыку поднёс к его уху большой охотничий нож, отрезал ухо и съел его с поразительно спокойным видом. Клык молчаливо стерпел и потерял сознание. Коллаборант Сергей пнул Клыка и тот упал навзничь. Диана подбежала к Клыку и приложила к его уху марлевый тампон, останавливая кровь. Потом перебинтовала его голову. Остальные повстанцы сидели понурые и запытанные до полуобморочного состояния и уже не реагировали на такие вопиюще жестокие выходки Натовского офицера.

К решётке пыточной камеры подошёл конвой и доложил, что смотритель вызывает Артура Попова на беседу к себе. Офицер вытер лицо от крови и отдал Артура конвою. Его развязали и увели. Артур кричал и пытался сопротивляться из последних сил, но безуспешно.

Офицер приказал убить одного из повстанцев для острастки остальных. Но, пришедший в сознание Клык, просит офицера не убивать невиновного человека:

— Убейте лучше меня.

— Вот ты какой. А что если и тебя, и его?!

Прозвучал выстрел.

***

Пройдя по территории ограждённой колючей проволокой и вышками охраны, конвой, с еле несущим ноги Артуром, вошёл на второй этаж детского садика, окна которого заделаны решётками, а затем прошли в кабинет смотрителя лагеря временного содержания заключённых. Это «заведение» было похоже на тюрьму, но это был настоящий концентрационный лагерь. Заключённые содержались в нечеловеческих условиях — тысячи россиян разных национальностей влачили существование и умирали здесь от голода и пыток. И таких тюрем было шесть штук в разных частях города. Единственное, чего здесь не было, так это газовых камер и принудительных работ. Но и без этого трупов хватало. Они беспрерывно пополняли штабеля уже лежащих в больших рвах, засыпанных хлоркой товарищей.

Конвойные посадили Артура на такой же стул и также посреди комнаты, обставленной по-конторски скудно, но с большим обилием растений. Вообще одной из отличительных черт оккупантов была страсть к зелёным домашним насаждениям разного размера. Зелень была везде и много — в их домах, в кабинетах, коридорах и везде где только можно.

Форма смотрителя, как и других сотрудников контрразведки была полностью белая, с молочным оттенком, с серебристыми лампасами и погонами. Смотритель, пожилой мужчина, в звании полковника, отличавшийся от остальных серебристым высоким воротником с ажурной вышивкой полковничьих знаков отличия, поприветствовал Артура на русском языке и сел напротив него на такой же стул и протянул платок. Артур вытер с лица кровь. Затем смотритель дал Артуру воды и тот попил из бутылки.

— Ты хочешь увидеть свою жену?

— Что? — Артур удивился, что они знают о нём хоть что-то. Ведь он представился ложным именем.

— Будущую жену, прошу прощения. Вы с ней конечно только собирались пожениться.

— Нет. Только не её! — отчаянно промолвил Артур и поник ещё больше. — Пожалуйста.

— Она выдала твою пропажу своим поведением. Искала тебя. Волновалась. Она тебя любит. Хорошая девушка.

— Где она?! Не смейте её трогать, — Артур вскочил со стула и бросился на смотрителя, уперевшись в него он дотолкал смотрителя до стола и начал клацать челюстями, пытаясь укусить.

Конвойные поспешили успокоить Артура и ударили его в живот от чего тот согнулся. Затем один из конвойных ударил Артура по челюсти твёрдым носком ботинка от чего у того подскочила голова как футбольный мячик и опустилась обратно.

Если бы руки Артура не были связаны за спиной, то он бы точно задушил смотрителя:

— Ты, я убью тебя!

— Меня зовут. Дик Роджерс. Приятно познакомится.

Артур некоторое время извивался на стуле от боли, но потом выпрямился и успокоился. Смотритель в это время закурил сигарету и поправил свой мундир.

— Что вам надо, я ничего не знаю! За что вы меня пытаете? — почти плакал Артур.

— Ты и сам знаешь. Поэтому ты здесь. Но не в моих интересах тебе причинять боль. Я должен хранить порядок. А ты ему препятствуешь, своим пособничеством террористам. Ты должен просто быть добропорядочным гражданином. Но у тебя есть шанс. Я верю тебе. Нам нужна твоя помощь, — дружелюбно, наклонившись к Артуру, сказал смотритель. — И тогда я помогу тебе Артур. По рукам? — смотритель наклонился к Артуру ближе и начал шептать ему что-то на ухо, затем отстранился и улыбнулся.

Артур подумал некоторое время, поднял глаза на смотрителя и согласно кивнул головой, стряхнув с глаз накатившиеся слёзы.

***

Взвыла сирена, разрушив молчание ночи. Вооружённые часовые на вышка смотрели в прицелы выслеживая сбежавшего заключённого. Автоматчики поднялись по тревоге и через некоторое время, организованно бросились искать сбежавшего.

Артур бежал босиком, из последних сил, в сторону леса. Вдалеке за ним залаяли собаки. Опираясь на деревья, делая передышки, Артур, благодаря тому, что дежурный патруль по лагерю заметил дыру в заборе не сразу, у него была небольшая фора. И он воспользовался ей сполна. Он знал куда бежать. Артур рухнул в холодную реку со всего разбега как в любимую тёплую кровать. Она была для него спасением. Хоть и ледяная вода забирала жизненные силы, но придавала моральных сил от счастья освобождения от заключения. Бултыхаясь, чтобы не утонуть и не замёрзнуть, Артур начал двигаться в направлении противоположного берега.

С рассветом Артур ожидал тёплого солнца и рассчитывал согреться, разведя костёр — линзу от лупы, которую припрятал у себя за пазухой, украв лупу из кабинета смотрителя. А дальше? А дальше к повстанцам. В борьбу.

Глава 3

3.1. Настоящее время. 01.09.2039 г.

В честь третьей годовщины «вторжения» был организован очередной ежегодный бал. Это был торжественный день для оккупантов. Светлый просторный актовый зал администрации Новосибирской области, украшенный в честь мероприятия стал местом проведения пышной церемонии. Звучала негромкая фортепьянная музыка. Зал был завешан золотистого цвета драпом с вплетёнными серебристыми нитями.

Мужчины — в красивых чёрных костюмах и лакированных туфлях, женщины — в платьях с кружевами и рюшками переговаривались друг с другом целуясь, пожимая руки, выпивая шампанское и коньяк с подносов лакеев отобранных из рядов выдрессированных коллаборантов. На лоснящихся жиром рожах захватчиков сияли улыбки и читалась безмятежность. Православные священники непрестанно крестились и пили халявное шампанское в двойных дозах, опустошая подносы официантов ещё на подходу к основной массе торжествующих. Слышалась французская, немецкая и испанская речь. Помимо высшего военного и административного состава американского оккупационного режима и соответствующих представителей других стран из блока НАТО, пропуска на это мероприятия получили особо приближённые и выслужившиеся коллаборанты: низшие чиновники администраций, директора заводов, и представители бизнеса. Часть из жителей, сотрудничавших с оккупантами, назывались коллаборантами. Другие же были нейтральными но подчинялись режиму и были «в тени», их звали «повстанцы», «партизаны». Вторые не любили первых, как и первые вторых.

На сцене, перемежаясь с фортепианными выступлениями музыкантов-одиночек, под балалайку танцевали русские дети в народных костюмах «Калинку» и «Яблочко» для услаждения оккупантов диковинными плясками аборигенов. Выглядело это вульгарно и натянуто — дети были неискренни а костюмы через чур карнавальны.

Лакей с усами и карими глазами, с зализанными набок волосами, в костюме тройке, как и у других официантов, недобрым взглядом озирал собравшихся.

Диана прохаживалась между маленькими группками людей, не ища себе пару для беседы и без сопровождения кавалера. Все мужчины, большинство из которых были старше сорока, оборачивались Диане в след. Она отказывалась от всех сулимых её отцом женихов. Он был Наместником власти США, как лидера блока НАТО, в Сибирском регионе — самым главным здесь. Диана была самостоятельна и не терпела навязывания выбора. Она выглядела сногсшибательно. Её своеобразную внешность подчёркивало платье розового цвета с белыми вставками — изящное и лаконичное. Причёска с высоким пучком на макушке подчёркивала её длинную шею. Диана не любила роскошь, но этикет мероприятия требовал соответствовать. Ей были близки простые материи — она была человеком труда. Здесь она работала медсестрой. Она не любила идею захвата России, но поехала за назначенным на должность Наместника отцом в далёкую Сибирь, чтобы быть ближе к угнетаемому, по её рассуждениям, народу. Её сердце было полно добра и любви к людям вообще и Сибирякам в частности. Диана знала и любила русскую культуру. Даже смерть матери от рук повстанцев не ожесточила Диану.

На обслуживавшей банкет кухне повара готовили блюда и выставляли их на стойку для официантов. Усатый лакей прошёл дальше на кухню и заперся в комнате для персонала. Через некоторое время он вышел оттуда с озабоченным и даже испуганным видом, поправил свой фрак и галстук-бабочку, взял поднос с едой и вышел снова в зал. Под его ногтями была видна грязь, что отличало его от остальных лакеев.

Свет в зале притух. Музыка перестала играть. Под бурные аплодисменты толпы салютующих победе над Россией из-за кулис на сцену вышел Наместник — Эрик Лорд, в полностью красном, с чёрными лампасами вдоль брюк и рукавов, генеральском мундире с эполетами на плечах. В руках он держал нарядный кивер с пышным белым султаном. Зажглись прожекторы, осветившие Наместника — зловещего вида пятидесятилетнего лысого, с чисто выбритым подбородком крепкого мужчину. Грудь его была гордо выпячена. Всё его существо транслировало агрессию, особенно кровожадный взгляд серых, холодных глаз, усугублявшийся вертикальным шрамом пересекавшим глаз и уходившим на щёку.

Наместник поднял бокал с шампанским:

— Этот бал для вас! Дорогие друзья! В этот день, три года назад Голиаф пал! Три года назад добро победило зло. Свет восторжествовал! — Звучат аплодисменты. — Свет добра и справедливости в этом мире. Человечность восторжествовала! Мы уберегли этих нерадивых, наивных созданий от беды, от них же самих. Я жалею лишь об одном, что мы не сделали этого раньше. От скольких бы проблем мы уберегли бы русских. Но не все, как вы знаете, приняли наш порядок. Есть ещё кого убить на этой земле! — наместник засмеялся, а вместе с ним и публика. — Пока ещё в лесах бродят недобитки, протестующие против нашего миролюбивого режима. Но мы добьём их…

Лакей с усами торопливо и настойчиво пробирался с подносом ближе к сцене, расталкивая всех плечами, но не сильно, чтобы не привлечь внимания. Он был всё ближе к сцене и его глаза становились всё безумнее.

–…добьём, победим и склоним их к истине. Побеждает сильнейший. Сила равно правота, потому что через кулаки сильного говорит бог, — продолжил наместник, с прямой осанкой, расхаживая по сцене, всплёскивая торжественно руками при окончании каждой фразы.

Лакей уже подошёл совсем близко к сцене, начал взбираться на подмостки, и тут, запоздало, среагировали охранники. Они, переговариваясь по рации, пошли в сторону странно ведущего себя лакея, окружая его с дух сторон. Сзади к Наместнику бросился охранник, почуяв неладное. И был прав, в это время раздался мощный взрыв. Наместник вместе с охранником упал. Всё заволокло дымом. Повсюду были ошмётки стекла, досок и тряпок. Помещение наполнялось криками боли и ужаса. Руки и ноги оккупантов, стоявших на уровне лакея-самоубийцы и недалеко от него, разлетелись по сторонам. Везде валялись кровь и кишки. Жилет, который усатый лакей надел в подсобке был начинён взрывчаткой и должен был взорваться позже, но когда лакей забирался на сцену замкнул провода детонатора раньше времени.

Диана не пострадала от взрыва. Она присела от резкого хлопка и была далеко от эпицентра взрыва. Взрывную волну погасили колонны и столы. Партизанам, в рядах которых состоял лакей, не удалось поместить в жилет много взрывчатки, так как она была в дефиците. Расчёт был на точность применения. Её бы хватило убить Наместника, который был целью нападения, если бы лакей успел залезть на сцену.

Наместник остался жив. Пострадали только его ноги. Но в адреналине он этого не ощущал. Он отполз за колонку аудиосистемы. Он не раз бывал в военных конфликтах и знал, что взрывов может быть несколько. Охранники подбежали к нему и стали прикрывая собой осматривать.

Другая часть немногочисленных охранников на мероприятии подбежала к останкам тела лакея и стала их изучать на предмет опасности.

— Закрыть все входы и выходы из здания немедленно! Досмотреть весь обслуживающий персонал! — скомандовал Наместник.

Его штаны окровавлены и разорваны до колен. Личный врач осмотрел его раны:

— Ничего страшного, только царапины от осколков, ваше превосходительство.

Диана подбежала к отцу и справилась о его самочувствии, узнала цел ли он. Диана не в силах была сдержать слёзы.

— Диана, уходи, тут ещё может быть опасно. Уведите её! — сказал тихим от шока голосом Наместник.

***

Наместник, на экстренном совещании с генералами вооружённых сил, начальниками разведки и контрразведки, немного хромой походкой, прохаживался по своему помпезно обставленному кабинету, с обилием растительности повсюду. Он внимательно выслушивал доклады офицеров об оперативном положении дел в зоне оккупации и о произошедшем взрыве на балу.

— Всем СМИ, с вашего распоряжения, дан приказ молчать. Они покорно соблюдают этот мораторий на молчание, — доложил заместитель начальника штаба вооружённых сил и сел на стул второго ряда общего совещательного стола за своим начальником.

— В мусорной корзине в туалете был обнаружена до конца не уничтоженная сожжением записка. В ней была информация о скорой попытке захвата повстанцами ракетных шахт, и угрозы шантажа атакой на Москву в этом случае, — доложил последним представитель контрразведки.

— Газеты уже называют вас…

— Как?! — возопил Наместник.

— Слабаком.

— Это недопустимо, не мыслимо, чтобы на балу, произошло такое! — дал вою эмоциям Наместник. — Хватит это терпеть. Надо переходить на полное истребление этих подземных крыс. Хватит с ними нянчиться. Сжечь их леса-укрытия, хватит с ними возиться! Весь периметр вокруг города! — проревел наместник. — По готовности к операции доложить!

Все в кабинете затихли и переглянулись. Начальник контрразведки не смел присаживаться и продолжал стоять, боясь пошевелиться, пока не закончит говорить Наместник.

Глава оккупации был жесток и импульсивен. Он мог наказать любого когда угодно.

— И казнить всю прислугу, которая работала на балу…

3.2. Настоящее время. 03.09.2039 г.

В приграничной больнице был наплыв раненых. В обычное время, из ста коек, занято максимум с десяток. Диана, в медицинском колпаке, маске на лице и белом халате, металась между поступающими потоком ранеными как солдатами оккупантов, так и повстанцами — перевязывала, зашивала, останавливала кровь и помогала в переноске больных.

Заносящие раненых бросали повстанцев вне зависимости от степени ранений на пол как собак и пинали их, когда проходили мимо. Обращались с повстанцами плохо, не жалея ни грамма. Повстанцы кричали и матерились по-русски. А кто не мог кричать, материли оккупантов в мыслях. Никаких международных конвенций по военнопленным и раненым не соблюдалось. И повстанцев лечили только для того, чтобы потом допрашивать, пытать и в конце концов всё равно убить.

Другие медсёстры так же были перегружены работой и с повстанцами, как и солдаты, не смотря на клятву Гиппократа, возились меньше всего и во вторую очередь. Диана же занималась больше повстанцами, зная что Натовцев обслужат и без неё.

— Что произошло? Откуда такой поток людей? — спросила Диана у весёлого солдата, пытавшегося закурить сигарету, по говору походившего на Германца.

— Повстанцы атаковали аэропорт, — ответил солдат-оккупант без руки и улыбнулся Диане. — Повылезали из нор внезапно. Но мы их проучили, они не успели ничего сделать.

Диана вытащила из его рук сигарету и положила в свой карман и принялась снимать временную повязку на культе оторванной левой руки солдата и накладывать новую. Солдат-оккупант был под обезболивающим и поэтому был так весел:

— Выходи за меня замуж красавица!

— Ты знаешь чья я дочь?

— Скажи мне.

— Я Диана Лорд, дочь…

— Можешь не продолжать, — солдат-оккупант смутился и посерьёзнел. — Ты права его дочь?

Диана ничего не ответила. Закончив поскорее с романтиком, она перешла к другим пострадавшим и обслуживала их раны. Диана услышала жалобный плач. Она подошла к повстанцу, который стонал на полу с закрытыми глазами.

— Как вы? — по-русски спросила повстанца Диана.

Она начала осматривать его, расстегнула лохмотья одежды и увидела у него развороченный живот. Повстанец открыл глаза, бросил такой злой взор на неё в агонии, поднял руку, схватил её за шею и попытался задушить, сдавив ладонь. Но в мгновение, обессиливший, потерял сознание и умирает. Диана отскочила от повстанца держась за шею. Другие медсёстры поворачиваются к Диане:

— Что, любимчик твой взбрыкнул?

Но Диана, не подав вида, продолжила оказывать помощь другим пострадавшим, уже не отдавая предпочтения по принадлежности одной из противоборствующих сторон.

Старшая медсестра, полная женщина в круглых очках и с седыми волосами, скомандовала убрать труп повстанца из палаты и несколько солдат схвативши оного по рукам и ногам выволокли мертвеца за дверь и выбросили за дверь к подножью небольшой горы трупов русских солдат.

***

Диана, в доме отца, в коридоре, прибирала волосы под бейсболку. Она жила вместе с ним, но ночевала чаще в больнице, в ординаторской или в палатах вместе с больными. Этот дом был старинным русским памятником деревянного зодчества в центре Новосибирска, недалеко от администрации, на улице Щетинкина, который был отделан по-современному внутри, а снаружи он был старинным на вид бревенчатым особняком.

Около ног Дианы стоял собранный зелёный походный медицинский чемодан с красным крестом на торцах.

Отец Дианы вышел из большой комнаты на звук шебуршания в коридоре:

— Ты куда собралась?

— Как твоя нога отец?

— Не страшно, и не такое видел. Будет ещё одно ранение в коллекции. Я отомщу, можешь не переживать.

— Может хватит уже всех кругом себя убивать?

— Ты куда собралась?

— Я иду по своим делам. Я взрослая.

— За забором?

— Это моё дело, — сказала Диана надевая и зашнуровывая ботинки.

— Только что прошёл большой бой за аэродром. Все сейчас неспокойно. Тебе нечего делать в лесу. Это просто не безопасно.

— Со мной ходят твои солдаты. Что со мной будет? Ты слишком мнителен. Повстанцы же люди. И они не убивают безоружных.

— О нет, они не люди. Они просто чудовища! Ты видела что они делают с нашими солдатами? Видела?

Диана молчала и смотрела на отца укоризненно.

— Ты хочешь такой же смерти от их рук? Это война…

— Тебе ли не знать что такое война? Да, отец? И что такое смерть невинного безоружного человека…

— Не шути со мной, — грозно сказал наместник и закурил сигару.

Он поправил плечо, которое было ранено в Мексике, двадцать лет назад осколком разорвавшейся гранаты при атаке на месторождения литиевой соли — основного компонента аккумуляторных батарей — стратегического сырья высоких технологий современности. Теперь вся мировая соль лития в основном добывалась в Западной и Восточной Сибири и по ж/д транспортировалась в Европу и Америку почти без всякого противодействия. Захват России — это была одной из самых успешных военно-политических кампаний США за последние полвека, в которых участвовал Эрик Лорд. Также у теперешнего Наместника Западной Сибири было два, оставивших на его радость только шрамы, пулевых ранения в верхней части тела и одна контузия — след боёв войны девятилетней давности в Индии против войск Китая.

— Им уже не поможешь, Диана. Ты это видишь? Останься дома.

— От тебя можно дождаться только одной помощи… — Диана подняла медицинский чемоданчик.

— О чём это ты?

— Может если их не загонять в угол, то они не будут обороняться и не будут противостоять нам. Они убивают наших солдат, потому что ты убиваешь их солдат, их детей и жён. Поэтому они убили маму.

— Не вспоминай даже про Пету в моём присутствии, — наместник подошёл к дочери и ударил её по щеке.

Диана вытерпела боль не издав ни звука. Лишь грозно, но бессильна как либо ответить адекватно на его силу, посмотрела на отца из под козырька кепки.

Диана наступила на больную мозоль отца — его жену и её мать. Два года назад, на дороге из аэродрома, повстанцы напали на начальственный кортеж вёзший в резиденцию наместника Пету Лорд — мать Дианы приехавшую из США повидать дочь. Взрыв противотанковой мины уничтожил машину в которой она ехала. Бронезащищённость автомобиля не помогла. Останки Петы перевезли назад в США и хоронили в закрытом цинковом гробу, как солдата.

— Извини дочь. Я забочусь о тебе… — тихо сказал Наместник, смягчая тон, понимая, что всё же перед ним дочь..

Наместник всегда хотел сына. Он не любил соплежуйство матери и такую же сердобольность в своей дочери. Нельзя было сказать что он не любит свою дочь или не любил свою жену. Но они слишком размягчающе влияли на него. Сын был бы лучшим продолжателем рода Эрика Лорда.

— Я отправлю тебя домой, если ты не будешь меня слушаться. А ты ведёшь себя просто вызывающе Диана, всегда. Как будто делаешь это специально.

Диана обняла отца:

— Дело не в этом, папа. Я иду.

Когда Диана вышла, Наместник приказал солдатам охранявшим его круглосуточно, следовать за ней. Но этого не требовалось. Охрана Дианы была с ней повсюду, куда она шла. Охранники не пререкаясь с начальником выскочил за Дианой, передали охранные полномочия тем кому и было положено и вернулись в дом.

3.3. Настоящее время. 05.09.2039 г.

Артур остановился и перешёл с бега на пеший ход. Из его рта шёл тёплый пар. Он вытер сопли грязной рукой, размазав их по грязному, с кровоподтёками и незажившими ранами от побоев лицу, и пошёл дальше. Он пробирался через кусты и бурелом осеннего леса пять суток. Он прятался от разведывательных дронов оккупантов в ямах корневищ поваленных ветром деревьев, а когда не было естественных укрытий, то вырывал ямы руками и закапывался на ночлег, оставляя на поверхности трубку, через которую дышал. Его ноги порядком огрубели от передвижения по пересечённой местности. Ему удалось избежать встречи со спецпатрулями на границе с «зоной отчуждения», а также невредимым пройти минные поля, как будто он знал куда идти. Эти смертельные ловушки были организованны захватчиками для предотвращения массового наступления повстанцев, если бы они замыслили таковое. На минных полях постоянно валялись разлагаясь трупы животных по незнанию забредавших на взрывоопасную территорию.

До того как стать саботажником, Артур вёл обычную жизнь молодого человека — работал, развлекался, строил планы. За всю жизнь он был всего несколько раз в походах и об экстремальном выживании в лесу не знал ничего. Трудился он в строительной компании менеджером по продажам. Но с приходом новой власти ситуация на рынке недвижимости осложнилась — никто не покупал и не продавал квартиры и дома. Артур был мягкотел и теплолюбив. В таких жестоких условиях Артуру позволила выжить только надежда добраться в скором времени до повстанцев.

Голодный, холодный и осунувшийся от постоянной пешей нагрузки, Артур остановился, увидев человеческую фигуру лежащую в кустах. Была ещё середина дня. Это мог быть либо лежащий в засаде спецотряд оккупантов — ловцов повстанцев, либо же это был передний дозор повстанцев, оповещавший о какой либо подозрительной активности на безопасном удалении от лагеря. Артур задышал от волнения чаще и теперь остро почувствовал усталость. Артур остановился и присел. Артур услышал храп.

Артуру опять неведомым образом, чего он не знал, удалось преодолеть опасность — сигнальные растяжки, устанавливаемые перед секретами повстанцев для предотвращения внезапного нападения. Но теперь перед ним была другая опасность.

Артур осторожно, на сколько мог, подобрался ближе к храпящему человеку. Перед его взглядом лежал на подстилке из еловых веток молодой повстанец в зелёном камуфляже и мирно спал за место того, чтобы наблюдать за обстановкой. Артур аккуратно забрал у него оружие, вытащив его из подмышки, и пошевелили повстанца. Тот вскочил как ужаленный и растерянным взглядом огляделся и увидев перед собой страшной выглядящего Артура встал в боевую стойку, разлепляя сильным морганием свои глаза. Он хотел закричать, но Артур наставил на него автомат.

Щёки Артура были впалыми, глаза большими и болезненными на фоне вымазанного в грязи лица, а одета на нём была только лёгкая хлопчатобумажная тюремная роба белого цвета, теперь почти чёрного цвета от грязи. Роба была умышленно задумана белой, чтобы при побеге было легче увидеть беглеца в темноте:

— Я русский! Тише!!!

— Ух! Ты что так пугаешь! Убери автомат! — вскрикнул ещё совсем юный повстанец. — Это мой автомат что ли? — повстанец занервничал. Его поставили на этот пост всего на два часа и в первый же день он попал в такую передрягу.

— Мне нужна помощь.

— Хорошо. Ты откуда и куда? — повстанец в душе обрадовался что это свой человек, а не враг, иначе ему уже пришёл бы конец.

— Я сбежал из «Синичек», из лагеря заключённых, знаешь? Около старого ледового дворца который.

— Да. Знаю.

Лагеря для повстанцев сами оккупанты часто кощунственно называли по наименованию детских садиков в которых их устраивали. Этот лагерь был самым крупным из всех.

— У тебя есть еда? Я жрать хочу, — Артур опустил автомат и отдал его повстанцу.

Вокруг Новосибирска был построен непрочный забор из сетки рабица с проведённым через него электричеством. Выполнявшим больше декоративную и психологическую функцию, нежели останавливающую. Но эта преграда стала для многих повстанцев смертельной. Чтобы до неё добраться, а уж тем более преодолеть, требовалось применить недюжую удачу и смелость. А около забора дежурили те самые спецпатрули, ловившие замешкавшихся повстанцев.

— Как тебя зовут? Ты откуда?

— Меня зовут Артур Андреев, — Артур сел на землю обессиленный.

Повстанец, в шапке, бушлате и кирзовых сапогах, достал из своего рюкзака банку консервов и открыл её. Артур набросился на тушёнку так жадно, что не спросил даже ложку — ел пальцами громко чавкая. Его живот наполняло блаженное чувство насыщения. В приграничном лагере заключённых «Синички», в котором он пробыл три месяца кормили отвратительно, чего всё же хватало организму функционировать. И теперь Артур наслаждался этой говядиной как самым вкуснейшим блюдом на земле.

— Отведёшь меня в лагерь?

— Мне ещё полчаса сидеть в секрете, — посмотрев на часы сказал повстанец с искренними зелёными глазами и такой ещё гладкой кожей на лице.

— А далеко лагерь?

— Два часа ходьбы, — ответил повстанец и предложил Артуру свой тёплый бушлат. На что Артур только положительно кивнул. Повстанец накинул на плечи Артура военную куртку оставшись сам во вполне тёплом летнем камуфляже.

Рация на поясе повстанца прошипела. Его, по позывному Гном, вызывал другой секрет и спросил не спит ли повстанец. Тот отшутился, завершил дежурный сеанс связи и присоединился к трапезе Артура, также присев рядом с ним.

— Меня Петя зовут, кстати, — протянул Артуру руку Гном. — Только пожалуйста не говори никому, что я спал, хорошо? А то мне голову оторвут.

Артур пожал руку Гному:

— Хорошо, — жуя хлеб и запивая водой из фляжки промычал Артур.

Гном совсем не был гномом. Он был обычного роста. Но его так прозвали за другое — у него были короткие пальцы и он играл с детьми в театр теней у костра, на пальцах рисуя гномиков.

— Как тебе удалось мимо растяжек пройти?

— Не знаю. А они тут есть?

Гном посмотрел на Артура удивлённо и продолжил кушать и предложил.

— Откуда у тебя американская тушёнка?!

— По блату досталась. Знаю подход, — улыбнулся Гном. Он любил похвастаться.

***

Артур, Гном и ещё четыре человека с южного дозора вошли в лагерь повстанцев. Это был лагерь Клыка. С разных сторон лагеря, не имевшего чётких границ, вошли дозорные с других направлений. Очень вкусно пахло едой — на нескольких небольших кострах, на распорках, расположенных сверх ещё одних распорок, были установлены кастрюли с парящим содержимым. В них варились супы и каши для отряда в сто пятьдесят человек. Костры были размещены не на земле, а подвешены на металлических листах, для быстрой переноски и последующего тушения в катакомбах, в случае налёта беспилотников с тепловизорами. Тёплую землю под костром на всякий случай поливали водой. Повстанцы научились очень быстро сворачивать свои «наземные» позиции, что достигли совершенства — по команде дежурного лагеря они в несколько секунд прятались не оставляя от себя на поверхности ни единого теплового следа.

Питание в лагере было на девяносто девять процентов автономным. Большинство овощей и даже некоторые фрукты растили сами на грядках и в теплицах. А для белкового обеспечения растили животных без необходимости свободного выпаса — свиней, куриц, кроликов. Куриц добывали по мере возможностей у американцев, они были плодовитые и мясистые. Других животных разводили аккуратно употребляя их в пищу по мере надобности. Имели также повстанцы и небольшое поголовье овец, но только в дальних лагерях, во избежание их уничтожения дронами. Такое происходило, но не так часто как совершались обстрелы в приграничных районах. Часть провизии, особенно в первый период выживания «на воле» доставали набегами и налётами на позиции оккупантов, их склады, базы и конвои. В один из таких набегов и был пленён Клык.

Лагерь Клыка был одним из семи больших лагерей, который составляли стратегический резерв сил повстанцев. Остальные из лагерей также носили имена позывных их лидеров: Ермак, Рога, Зевс, Витязь, Кила, Вихрь, Зенит. Было много лагерей поменьше, разбросанных в лесах вокруг Новосибирска. Повстанцы, для обмена информацией и опытом в некоторых аспектах быта, перемещались между лагерями, установив таким образом более-менее безопасные «тропы». Отряд Клыка располагался в лесном массиве Заельцовского бора, левее от Мочищенского шоссе. Это был один из самых близких к городу лагерей.

Крупные лагеря повстанцев были похожи друг на друга. Сама жизнь и обстоятельства вынуждали их строить свои убежища по одному принципу — это были землянки либо строение над уровнем земли, но с плотной земляной насыпью для предотвращения обнаружения дронами а также для лучшей устойчивости при обстрелах и даже бомбёжках. Архитектура лагерей была «от центра к краю» — в середине лагеря располагалось основное убежище, подземное или надземное, а к краям от него звездой тянулись подземные и надземные ходы к различным функциональным помещениям: складам, погребам, оружейным хранилищам, учебным классам и другим местам. Лагеря чаще были прямоугольными, изредка округлую форму, но всегда с почвенными насыпями вокруг важных объектов.

Артур, Гном и четверо воинов-повстанцев, усталых и довольных своей службой, что было видно по их исполненным чувством выполненного долга лицам, прошли вдоль лагеря к стрельбищу с мишенями и размеченными дистанциями. Там обычно происходила передача караула и смена постов наблюдения. К Артуру, Гному и четырём другим воинам подошёл дежурный по лагерю — повстанец с суровым проницательным взглядом. Гном доложил о прошедшем дежурстве, разрядил оружие и отдал его помощнику дежурного. Артур увидел лишь часть лагеря Клыка из далека, пока они шли по окраине, но даже за это короткое время успел увидеть детали жизни отшельников. Дежурный лагеря, после короткого объяснения ситуации Гномом, проводил беглеца-незнакомца в отдельное полуподвальное помещение, которое можно было бы назвать зинданом, но встав в полный рост голова вылезала за уровень земли. Тут содержали провинившихся и изолированных по тем или иным причинам. Помещение было пять на пять метров, но это пространство было недоступно, так как ноги Артура связали верёвкой. Проходя по окраине лагеря Артур успел заметить Диану, в той же одежде, что он видел её в тюрьме для военнопленных, но только в кепке на голове. Она помогала носить воду с недалеко протекающей речушки другим девушкам. Артур сильно удивился увидев оккупанта в рядах повстанцев.

Спустя час, когда Артур уже надумал снова бежать, испуганный таким обращением, к его зиндану подошёл Гном и принёс ему обед. Охранявший Артура повстанец с автоматом в руках пропустил Гнома и тот, присев на корточки, просунул несколько алюминиевых обожжённых огнём котелков в пространство между землёй и крышей, состоявшей из нескольких сырых брёвен.

— Ты как тут? Вот тебе супец свежий, с костра. Хлебушек, давно не ел такого поди. И… ложка, — улыбнулся Гном.

— Меня здесь будут долго держать?

— Такое условие.

— Что со мной будет?

— Ничего плохого, только если ты не коллаборант-разведчик.

— Заканчиваем переговоры! — поторопил Гнома страж.

— Слушай, мне надо попасть к вашему руководству, командиру или как. У меня есть важная информация для него. Очень важная.

— Ещё попадёшь, — сказал сухо охранник Артура. — Будет у тебя возможность пообщаться с руководством.

Гном поднялся с корточек и пошёл в сторону лагеря. Сквозь пространство между крышей и уровнем земли, между брустверами, Артуру были видны бегающие и играющие с деревянными макетами автоматов дети, а также мужчины с длинными русыми бородами и девушки с волосами заплетёнными в косы. Преимущественно повстанцы были молодыми и многодетными. Люди инстинктивно размножались, обновляя и обновляя поколения для выживания в условиях опасности. Одеты жители лагерей были большей частью в бесформенные тряпичные и шерстяные ткани. Те самые немногочисленные овцы давали ценную шерсть для изготовления зимней одежды. Из шкур изготавливали обувь и предметы быта — рюкзаки, ремни и так далее. Но многие повстанцы ещё сохранили «цивильную» — гражданскую одежду.

Глава 4

4.1. Флешбэк. 17.03.2036 г.

Собрание лидеров оппозиции Новосибирска проходило в условиях строгой секретности. Они собрались в бомбоубежище одного из редких старых сталинских домов, будто догадывались где и в каких условиях им придётся провести следующие несколько лет своей жизни, а может быть и всю жизнь. Банально это было безопасно. ФСБшники следили за некоторыми из вожаков протеста, но сегодняшнее мероприятие было сверх конфиденциальным. Клык был неофициальным лидером всего протестного движения в Новосибирске. Обширную поддержку и известность своего движения Клык получил, когда распространял информацию об угрожающих целостности России событиях — в некоторых районах страны прошла скрываемая СМИ информация о столкновении народа с полицией, а также достоверные тайные инсайдерские источники гласили о фиктивности противовирусного карантина и его деструктивных целях. Его достаточно быстрый, острый ум легко справлялся с координацией и позволил перехватить управление «недовольных». К тому же Клык знал основы шифрования и связи. В Новосибирской бригаде ГРУ, где служил Клык, ему удалось поработать техником в отделе аппаратного и аналогового кодирования. Кроме того он хорошо усвоил и азы преподаваемые в учебке — разведывательное дело и всё что с этим связанно, которые оказались так действенны в условиях полувоенного положения.

Ещё пока что оппозиционеры готовились к собранию тщательно. Они разработали свои планы и инструкции. Клык нашёл этих активных лидеров на просторах интернета, а также по рассказам знающих людей. Они все были достойны стать главарями полевых отрядов. Среди них были выдающиеся люди: Ерёма — лидер отряда «Ермак», широкоплечий, неуклюжий, с огромными ладонями и ступнями, бывший прапорщик внутренних войск, возглавивший несколько десятков ребят — ветеранов МВД; Зевс — длинноволосый парень, похожий на Маугли, абсолютно бесстрашный мужчина — бывший артист цирка; Лом — будущий лидер отряда «Дичь» — старый матёрый дядька, служивший в морской пехоте двадцать лет назад, а последнее время работавший дальнобойщиком; Вихрь — шевельной, не останавливающийся в движении парень двадцати восьми лет — инженер мостостроитель, бывший зэк, с острым чувством справедливости и стойкой волей. Было ощущение, что Вихря постоянно кусали мелкие насекомые под одеждой, потому что он постоянно почёсывал себя, переминался с ноги на ногу, присаживался и вставал, сморкался и причёсывался, трогал ремень или жал в руке резиновый эспандер.

Лидеры отрядов и Клык обсуждали сейчас тактику перехвата власти, определялись с алгоритмом действий на случай успешного восстания, а также решали что делать в случае партизанской войны, распределяясь по зонам ответственности и по территории Новосибирской области. Явных признаков распада страны ещё не было, но взрослые люди, пожившие в России, уже понимали к чему идёт. Карта, на которой они рисовали сейчас карандашами совсем скоро станет картой расположения лагерей в недалёком будущем.

Лидеры отрядов имели свою ресурсную базу, у каждого разную, но постоянную. Многие люди с деньгами и связями прозревали и немедленно противопоставляли себя действующему полуокуупационному режиму, являвшемуся по форме и по сути фашистским, и помогали оппозиционерам чем могли. Некоторых поддерживали простые люди. Четыре года назад, с поправками в конституции была сменена форма правления на парламентскую монархию и теперь царь бесновался захлёбываясь властью. С 2032 года, всем здравомыслящим и свободным от тотальной пропаганды по ТВ, радио и интернету, стало понятно что назревает конфликт — гражданская война, и что к ней нужно готовится. И она случилась. В Новосибирске столкновения власть подавила жёстко. После этого Клык и другие пассионарии объединились и решились действовать. В Москве переворот уже случился. Царь в начале марта был свергнут. И НАТО уже точило зубы чтобы покуситься на расчленение России, а в столице уже шли подковёрные захватнические процессы.

Разные люди готовились к грядущему по-разному, но большинство простых людей, увы, было глухо и слепо. Подсаженное на кредиты, обещания светлого будущего и псевдопатриотическую истерию они были пассивны. Люди были порабощены буржуазной мелкой мещанской идеологией.

4.2. Флешбэк. 20.04.2036 г.

Люди в объёмных красных защитных противовирусных костюмах, в сопровождении военных, ходили по малолюдным но загаженным мусором и наполненным талым весенним снегом улицам и опрыскивали дороги специальным обеззараживающим составом. По форме и по сути это было бесполезное занятие. Но поддерживать имидж борцов с вымышленной заразой, некогда действительно бывшей реальной, было необходимо.

Полицейско-военные патрули оккупантов задерживали людей не соблюдавших карантин, затем либо штрафовали, либо арестовывали их. Эта была мера запугивания и усмирения населения. Каждый сидел в совей норе, боялся и не высовывался, боясь заразиться. Это была псевдоугроза. Активисты оппозиции носили по домам разъясняющие листочки о разоблачении фальшивой угрозы. Но это не помогало, люди выбирали меньший из страхов. Одинокие старушки и немощные умирали запертые в своих квартирах.

Только Клык, несмотря на введённый месяц назад в связи с распространяющимся вирусом комендантский час, с полутора тысячью человек нарушили запрет и вышли на улицу. В центре Новосибирска, на свой страх и риск, собрались неравнодушные, понимающие истинное положение дел, граждане. Вторая волна протеста образовалась стихийно. Люди пришли на пикет с целью требования отставки правительства области и изменения социально-экономической политики на более «гуманную» и независимую от стран НАТО и его влияния на политику области.

К этому времени в магазинах наблюдались стойкие перебои с продуктами, технические и экстренные службы города были в упадке или не работали, всё шло в разнос. В воздухе вновь витало напряжение. Через три месяца Россия падёт. Царский режим уже рухнул, и нарастала угроза поползновений НАТО на восток. Дезинтеграция в регионах шла обширным темпом. Но сейчас, в Новосибирске, борьба за свободу была хоть и вялая, но ещё реальная. И ничего ещё не было решено наверняка.

Во всех концах России уже разгорелись боевые действия против иностранного «центра» и своих же внутренних кабинетов министров. От былой некогда демократии осталось лишь воспоминание, а царский режим испарился ещё быстрее. Москва под указку управленческого комитета НАТО всё больше давила, а оппозиционеры всё больше противостояли.

Революция затягивалась потому, что на бунт людей вело теперь не ущемление прав рабочих или прав человека или классовых прав, а не способность удовлетворить базовые потребности. И покуда они были удовлетворены хоть сколько ни будь положительно — народ по большей части молчал.

После развала Советского Союза, классовая борьба видоизменилась — оболваненный и одураченный, пролетариат теперь борется с пролетариатом внутри себя и с другим пролетариатом за кусок хлеба. Думая, что это если они победят в себе эту «болезнь» и станут предпринимателями, бизнесменами и прочим «хозяином жизни», то они освободятся от пут плохой жизни. Но в этом им препятствуют чуть более понимающие ситуацию, но пользующиеся ею в свою пользу другие пролетарии — предатели пролетарии ставшие буржуями носили маски «простых» людей, рядились в наряды простачков и картинно жили также как обычные люди. Эти люди, ставшие чиновниками, были из таких же людей как и большинство — из рабочих семей. Люди были дезориентированы идеологически. Это вносило сумбур в головы людей, подкрепляемый сказками из телевизора об объединении против внешнего врага, которому позже и продались.

В европейской части России назревало хаотичное, слабое, но уже хоть какое-то партизанское движение. Это движение распространялось по всей территории РФ — в Санкт-Петербурге, Казане, Екатеринбурге, Красноярске, Хабаровске и Владивостоке.. Связи между подпольщиками разных городов не было. Их вычисляли царские чекисты, арестовывали и бросали в кутузки. Как же противно было называть обычного прощалыгу и вора во главе государства Царём. В других городах оставались только стихийные неорганизованные сборища бунтующих людей.

В Новосибирске немногочисленный пикет пассионариев на улице ещё имел руководство. Клык раздавал указания тем кто был посмелее. Эта акция протеста не была запланирована. Люди собирались стихийно — сбитый чиновником на автомобиле ребёнок скончался в больнице, вызвав волну людского негодования замалчиванием этого инцидента и накопившимся недовольством вообще. Клык решил возглавить толпу, воспользовавшись шансом и находясь поблизости. Парней из его военно-патриотического клуба сейчас тут не было. Клык всегда держался подальше от скоплений народа, но сегодня у него был интерес и была цель. Клык активно курсировал в толпе, собравшейся на площади Ленина, и перекрывшей движение по центральной части города и координировал действия.

Целью Клыка был стихийный захват власти и противостояние иностранной экспансии. Клык ходил в маске, призывая людей готовиться. Парни из отрядов других лидеров тут оказались случайно и слушались Клыка — подносили бутылки с зажигательной смесью, выламывали блоки тротуарной плитки, подносили автомобильные покрышки. Протестующие, на эмоциях, не подозревали что могут стать силой большей чем они себя мнили.

Полицейские держались чуть в стороне, перекрыв соседние улицы для поступления подкрепления митингующим и наблюдали за происходящим, готовясь к возможному столкновению.

Клык снял маску, чтобы его было лучше слышно и во весь голос кричал, раскачивая толпу речами:

— Они воруют наше будущее! Будущее наших детей!

В памяти Клыка ещё были сильны воспоминания о смерти жены и дочери:

— Я также потерял своего ребёнка в жерновах этой системы. Они убивают нас бездействием! Они бросают нас на произвол судьбы! Они хотят запретить нам жить! Это наследники фашистских недобитков! Это звери в людском обличии! Чего мы хотим?

— Свободы! — закричала толпа.

— Кто мы?!

— Мы люди! — ответила дружным возгласом толпа, состоявшая в основном из отчаявшихся мужчин среднего возраста, кто больше не мог прокормить свои семьи на нищенские зарплаты с такими высокими ценами на продукты и услуги. Также в толпе были единицы пожилых людей, а также одна треть молодых людей, боровшихся за своё будущее. Они были одеты в потрёпанные дешёвые куртки и шапки. Почти на всех были медицинские маски, больше для сокрытия личности, нежели для противоинфекционной защиты.

За полтора месяца после свержения царя, состояние экономики, естественным образом и искусственными мерами, было доведено до практически полного упадка. Все товары были привозные, собственное производство в угоду «экологической обстановке» и запросам мирового сообщества было приостановлено, якобы оно разрушало экологию. И теперь нечего было кушать. Под иностранными санкциями вопрос простого пропитания вставал критически остро. Оккупанты и местные правительства, под их диктовку, сушили денежную массу, замедляя спрос и производство, приручая, приучая людей к подачкам государства в виде пищевых наборов или талонов на обеды.

Клык продолжал призывать людей к активному сопротивлению, к свержению власти. За ним и другими активными деятелями в толпе, со стороны наблюдали полицейские начальники, в том числе и майор Сергей Шведов, с родинкой на щеке. Сергей указал пальцем на вещающего в толпе Клыка и двое одетых в шапки и маски полицейских в неприметной гражданской одежде пошли в обход толпы в направлении Клыка.

— Россия в опасности! Не дадим нас поработить!

— Чёрта с два! — влез на покрышку молодой человек и стал на перекор Клыку выкрикивать провокационные охранительные лозунги:

— Только с сильным государством нам устоять. Надо объединятся! Только ведомые крепкой рукой мы сможем выжить!

— Крепкая рука пока что на нашем горле! — выкрикнул неизвестный! Его недовольство подхватили другие.

Клык сместился ближе к дальнему концу толпы, походу давая команду активистам оппозиционерам и обычным людям — всем быть готовыми. Люди слушали Клыка подсознанием и готовились, непредупреждённые, не понятно к чему.

Полицейские, собравшиеся защищать режим, облачённые в защитные латы и пуленепробиваемые шлемы — псы кормящиеся чуть больше чем стоящие сейчас напротив них нищие по сути люди, в мегафон требуют толпу разойтись, угрожают арестами и штрафами, пеняют карантином и опасностью для здоровья больших скоплений людей.

— Вперёд ребята! — скомандовал громко Клык. И толпа двинулась вперёд.

В здание администрации, отделённое от протестующих большими армейскими грузовиками, полетели бутылки с зажигательной смесью и камни. Протестующие, поддавшись благородному призыву и чувству толпы, навалились на грузовики и стали их переворачивать. Загорелись покрышки, которые принесли с собой протестующие. От брошенных бутылок полыхнули кабинеты первых этаже администрации. Огнестрельного оружия у толпы не было.

Часть людей во главе с активистами оппозиционерами побежала к входу в администрацию. Другая часть отделилась и двинулась быстрым шагом к запасному входу, чтобы подстеречь там трусливого мэра города. Но всех их быстро обезвредили полицейские в штатском при поддержке экипированных «тяжеловесов», вычислив их ещё на стадии «кипения» толпы. Активисты успели скрыться.

Чёткого плана, наступательной мощи и революционного опыта у протестующих не было. Численное и качественное превосходство было на стороне властей. Поэтому протест, получивший отпор дубинками и резиновыми пулями, стал стихать.

К Клыку, также в масках как и он, вынырнув из толпы, подошли два одетых в гражданское человека, выдернули его из толпы, ловко скрутили руки и потащили в сторону от направления движения толпы. Бунт был подавлен. Не справившись со страхом, люди стали разбегаться.

***

Клыка доставили в РОВД «Центральное». Заковали в наручники и приставили адвоката. Ему предъявили обвинение в подготовке госпереворота, сопротивление задержанию, нападение на объекты власти, нападение на представителей закона, то есть полицейских.

Ангажированный защитник — пожилая старушка — божий одуванчик в толстых очках и с короткой стрижкой, лениво зевала и особо не возражала любым инсинуациям полицейских при допросе Клыка.

— Киреев Андрей Викторович, — проговорил инициалы Клыка Сергей Шведов, в будущем ставший полковником коллаборантом — начальником полицаев лагеря заключённых, сейчас же ещё бывший ревностным служителем «российского закона». — Две тысячи десятого года рождения, рост, вес… — прочитал на компьютере, Клыка в личном деле, полицейский Сергей.

— Верно, это я, — у Клыка зачесалась лысина и он обратился к адвокату:

— Можно вас попросить почесать мне голову, — женщина подошла к Клыку и с недоумевающим видом почесала ему макушку.

— В такое неспокойное время, такой ерундой занимаешься. Карантин, вирус гуляет, — с укоризной сказал Сергей.

Второй полицейский в штатском, одетый в кожаную куртку, джинсы и кроссовки, вошёл в кабинет следователя. Его звали Антон. Он был коротко стрижен, с горбатым носом и с трёхдневной щетиной. Оба полицейских были простыми операми до 2034 года, но теперь они стали начальником и заместителем политического сыска, и строили из себя деловых дознавателей.

— Вирус и карантин это просто дешёвое прикрытие коррупционных делишек мэра, — ответил Клык. — Я требую, чтобы меня немедленно выпустили.

— Андрей Викторович, не торопитесь.

— Не скоро вам отсюда выйти. Вы обвиняетесь по тяжёлым статьям. Вы признаете себя виновным в том что вы сделали и хотели сделать?

— А что я хотел сделать? — съехидничал Клык.

— Вам бы отвечать на вопросы лучше, в вашем положении. И лучше правильно отвечать.

— А то что? — ухмыльнулся Клык.

— А то получишь крепкий срок, лет на двадцать, а то и пожизненный!

— Признаёте свою вину, Андрей Викторович?

— Да в чём я виновен?! В том, что был на площади в неправильное время? Так это был день, нам ещё пока что не запрещено гулять? Может я голубей кормил просто… В чём, в чём вы меня обвините, в желании лучше жизни для себя и своего народа, справедливости? Тогда виновен.

Клыка не пугали ни решётки ни наручники ни тюрьма. Он уже ничего не боялся. Самое страшное с ним уже случилось. Он определился в жизни и понял своё в ней место и это место не было самым лучшим и это место не было хорошим для его соотечественников. А также он понимал кто сидит перед ним.

— В партии состоите, кличка, прозвище есть? — спросил Антон.

Клык отрицательно помотал головой.

— Раньше состоял, теперь нет.

— У тебя богатое прошлое: армия, спецподготовка, озлобление на систему, натаскиваешь молодёжь — хороший кандидат в террористы. Есть информация от свидетелей, что вы, в составе группы, совершали нападения на загородные дома, автомобили и предприятия бизнесменов и чиновников с целью обогащения а также устрашения, оставляли идеологические артефакты после себя, так сказать. Пришьём ему статейку? — посмотрел на второго полицейского Сергей.

Адвокат Клыка зашевелилась, но тут же успокоилась «обласканная» суровым многозначительным взглядом Шведова.

— Шейте, шейте, портные. Вам нас, народ, не остановить…

— Печёшься о народе? А я не народ? Ты против меня пошёл воевать на улицу?

— Смотря на чьей вы стороне, — посмотрел недобро Клык на Шведова.

В кабинете повисла напряжённая тишина. Шведов разглядывал Клыка, который пялился в пол, не желая даже смотреть на полицейских.

— Значит ты коммунист? Идейный.

— Как угодно называйте, но у меня только одна идея — это справедливость. А это равенство и братство. Только коммунизм может это дать.

— Это то равенство и братство, что грабежом, убийствами депутатов и богачей добывается и устанавливается?

— А они, богачи и чиновники не то же самое с народом делают? А?

— Значит вы признаёте свою вину и сознаётесь в причастности к нападению на главу Доволенского района, ограблении дома областного депутата Шеина, взрыве автомобиля коммерсанта Дулина, — вставил Антон. — Для чего вы это делали? Или это были не вы?

Клык молчал.

— Чем тебе мешают богачи, они мешают тебе работать и жить лучше?

— У богачей нет ответа на вопрос как жить лучше всем, но у них есть ответ как жить лучше им — капитализм. Социализм это наш ответ, наш выбор, наш единственный путь.

— Но ты же сам расшатываешь лодку в которой плывёшь, какое ты сможешь организовать равенство и братство, когда я тебе не брат, верно? Какое равенство? Как ты его хочешь организовать? Коммунизм давно устарел. Ваши эти смешные флаги на месте преступлений. Мы же вас вычислили. Ваши повязочки на руках красные, — Сергей стал из-за стола и подошёл к сидящему на мягком стуле Клыку поигрывая резиновой дубинкой.

— Лодка давно уже идёт ко дну. И дыра у этой лодки не в днище, а в «голове», — Клык показывает пальцем себе в лоб, намекая на верховную власть. — Лодка уже захвачена, почти, разве не видите, язык, передачи, деньги, повадки.

Сергей и Антон смеются в голос. Адвокат улыбается, подыгрывая полицейским.

— Кто нас собирается захватить? — спросил Антон иронично.

— НАТО, американцы. Да мало ли желающих…

— Ха-ха. Вот это бред. Может тебя проверить, может ты невменяемый, поедешь в дурку а не в тюрьму.

— Можете проверить. Вы боретесь за интересы не тех людей. Вы будете таким же пушечным мясом как и мы. Никто не убережётся. Победивших в гражданской войне своём отечестве нет.

— На самом деле мы уже захвачены, им остался последний шаг.

— Какой же будет этот шаг? — спросил Сергей с искренним интересом, и хитро улыбаясь.

Клык многозначительно молчал и смотрел на полицейских поочерёдно.

— Так или иначе, ты будешь ждать этого момента в тюрьме. А пока будем разбираться, с кем, почему и за что ты борешься, с кем сотрудничаешь, с кем состоишь в банде.

4.3. Настоящее время. 06.09.2039 г.

Лопоухий и грязный Артур сидел на полу в отдельном небольшом помещении землянки штаба без каких либо оков и рассказывало том что с ним приключилось. Было слышно завывание ветра снаружи. Стоял сильный ветер, который начал срывать жёлтые увядшие листья.

Перед Артуром, за деревянным самодельным столом с разложенными бумагами сидел Злой и делал записи и конспектирование рассказа Артура а у входа стоял вооружённый повстанец.

— Так, давай-ка пройдёмся ещё раз. Ты… — сказал Злой.

— Я же уже два раза всё рассказал. Я вам не вру. Всё так и было.

— И от дронов ты ушёл, и растяжки ты прошёл…

Артур пожал плечами.

— Дорогу запомнил как шёл?

— Ну в целом да, но…

— Откуда знал про наш лагерь?

— Не знал, просто наткнулся на вашего солдата.

— Говори, что ты там Гному рассказывал, в смысле Пете про какую-то важную информацию.

— Вы не главный…

— С чего ты это взял? Я как раз самый главный, — Злой взялся за ремень и вздохнул. — Значит ты помогал повстанцам и не знаешь ни одного имени?

— Да, для безопасности. Чтобы нечего было рассказать на допросе, я так понимаю.

В помещение заходит Демон, напугав неожиданным появлением повстанца у входа. Он отряхнулся. Его взгляд взрослел и суров. Демон одет в зелёную бандану и в чёрную заполненную боеприпасами разгрузку поверх болотного цвета камуфляжа. Своё прозвище Демон получил ещё в военно-патриотическом клубе. У Демона была удивительная способность подкрадываться незаметно и быть «невидимым». У него очень хорошо получалось снимать часовых, чему завидовал Злой.

Повстанец стоявший у двери вздрогнул. Где бы ни был Демон, если он находился в одном помещении с кем-то то тот человек не чувствовал его присутствие, если только не знал о его там нахождении. Это имело зловещий эффект. Эта черта помогала Демону помогала на редких вылазках и разведпоходах. Но он не любил действовать «руками». Он любил составлять планы и был стратегом, что ещё давно увидел в нём Клык.

Злой встал с деревянной табуретки из-за стола:

— Демон, это ты. Я тут разбираюсь с вновь поступившим.

— Что тут? Поговорили, пообщались?

— Да, вроде человек наш, сбежал, пришёл к нам. Хочет вступить в наши ряды.

— Это хорошо. Артур? Встаньте, — Демон протянул руку Артуру. — Меня зовут Дмитрий. Я командир этого лагеря.

Артур встал и пожал руку Демону.

— Я видел в вашем лагере девушку, которая работает на оккупантов, я видел её в концлагере, где меня держали, она переводчица и медсестра.

— Диана что ли? — вставил Злой.

— Не знаю как её зовут, — она в кепке, смуглая которая. Вчера видел её.

— Это наш человек в рядах оккупантов.

— Серьёзно? Удивился Артур. — Вот это дела.

— Может ты не будешь рассказывать всем о том, кто кем тут у нас является, — возмутился Злой говорливости Демона.

— Ты не видел там человека без переднего зуба? Такого крепкого, с честными глазами, — спросил Демон у Артура. — Клык, его прозвище, знаешь такого?

— Подождите, — задумался Артур. — Кажется я понял о ком речь. Да. Знаю, точно. У него теперь поменьше зубов, выбили.

— Он жив, — обрадовался Злой.

— Да. Но…

— Что? Что? — не терпелось Злому узнать подробности.

— Ему отрезали ухо. Смотритель, он животное.,

Злой выругался и ударил кулаком в дощатую обшивку землянки.

— Тебе тоже досталось. Нос сломан? — указывая на лицо Артура сказал Демон.

— Нос целый.

— Ты слышал, он жив. Клык жив! — радовался сквозь негодование Злой и тряс за плечи Демона. — Надо его вытаскивать оттуда!

— Ты сейчас помоешься и тебе дадут чистую одежду. Мы принимаем тебя в свои ряды. Располагайся, — Демон подошёл к Артура и взял его по-дружески за плечо. — Наши кров, постель и пища теперь твои.

— Спасибо, — сердечно благодарил Артур, которого выводил повстанец из землянки штаба.

Конец ознакомительного фрагмента.