Поза трупа

Антон Бильжо, 2020

Каждая глава – это отдельная история где обычные люди с различными пороками пытаются очистится с помощью занятий по йоге. Случайные связи, измены, семейные разборки и драмы, исцеление и главное – шавасана или «поза трупа» – поза глубокого расслабления в йоге. Получится ли всем героям этих историй отпустить грехи и исцелиться при помощи йоги, или кого-то не удастся спасти?

Минусы Космического Сознания

Во время финальной медитации Катрин Третьяковская открыла глаза. Альберт сидел в идеально ровной позе лотоса и чуть улыбался. Она попыталась расслабить правое плечо, от которого вниз к пояснице через лопатку тянулась полоса боли. У правой ноздри было напряжение. От этого лицо как будто искажала гримаса отвращения. Катрин попыталась усилием воли скинуть напряжение, потянула шею, через силу улыбнулась, точно так же, как Альберт. Замедлила дыхание, расслабила язык, коснувшись его кончиком верхнего неба, представила яблоню в тумане, образ, который почему-то часто приходил на ум. Это было в съемной еще беляевской квартире. Катрин сидела одна в ожидании Германа. Читала книжку, кажется, Агаты Кристи. Было так спокойно, безветренно, влажно. Яблоня тянулась из тумана сквозь ржавую балконную решетку.

Дыхание сбилось. Катрин пришлось наверстывать лихорадочными гребками. Подцепила сегодня беспокойство. Наорала на новую сотрудницу ресепшна, при всех швырнула в нее настольным календарем. Давно такого не было. Что это значит?

Медитация тянулась мучительно долго, как время дневного сна в детстве. Катрин еще раз открыла глаза и посмотрела на Альберта, который сидел прямо напротив. Она всегда занимала место в первом ряду. До сих пор чувствовала себя отличницей. Это помогало обрести почву под ногами. На каждом маленьком участке выпадающего ей жизненного пути — стараться по максимуму.

Учитель не шевелился. Он как будто светился изнутри. Она смотрела и смотрела на него, зависшего в вечности. Он медленно открыл глаза. Катрин успела зажмуриться.

Через несколько секунд послышались мантры любви и нежности. Занятие было окончено.

Ом Шри Кришнайя Намах

Ом Джайя Джайя Шри Шивайя Сваха

Ом Мани Падме Хум

Годоси, Ро Анват, Моноран.

Что значит:

Ом, мой дорогой друг.

Всегда воспевай божественное имя.

Всегда повторяй имя Бога.

— Пора домой, — Надя чуть погладила Катрин по плечу.

Магнитская была к ней слишком добра, и это раздражало. Хотя обиду ни на кого держать нельзя, плюс Катрин Третьяковская, конечно, за многое была ей благодарна. В определенный момент, можно сказать, Надя ее спасла.

Красавец-муж, Петр Магнитский, бережно обняв за талию, поцеловал Надю в ушко. Они всегда занимались в одинаковых белых шелковых одеждах. Идеальная пара. «Мы имеем то, чего достойны», — с жестокостью к себе подумала Катрин.

Встала, сложила каучуковый коврик с притаившейся в траве змеей, оглянулась. Просторный спортивный зал, лестницы, прижавшиеся к стенам, сложенные стопкой маты, большие зарешеченные окна, к которым уже подполз сумрак. Все это стало похоже на храм, из которого тихо, пошаркивая, расходились верующие.

Занятия Альберта посещало человек тридцать. Cамые разные люди — по возрасту, профессиям, способностям, социальному статусу… Они были отобраны лично учителем, к которому после появления видео на Ютубе, где Альберт рассказывал о своих непальских гуру и кое-что показывал, выстроилась очередь. По какому принципу он отобрал учеников — никто не знал. Это была самая главная тайна. Но каждый чувствовал себя польщенным.

В дальнем углу возилась попой кверху Кошкина, коллега Германа, мужа Катрин. Аккуратно собирался скучный банковский работник Семкин. Застыл в лотосе всегда-медитирующий-дольше-всех Глебушка, худой длинный рыжий программист лет двадцати, слишком высокомерный и ни с кем не разговаривавший.

Подождав, когда в зале не останется никого, Катрин подошла к Альберту, который задумчиво перебирал ароматические палочки у окна.

— У нас все в силе? — с радостной улыбкой наполнения силой при окончании занятий произнесла она.

— Конечно, — спокойным, уверенным голосом мастера, ведущего учеников к Истине, произнес Альберт.

— Хорошо. Тогда я подожду на улице.

В раздевалке Катрин сняла с рук и ног йога-лапы, принципиально новый аксессуар, позволяющий современнее взглянуть на стандартные методы практики. Сделанные из экологических материалов йога-лапы помогали полностью устранить какое-либо дискомфортное, отвлекающее внимание, скольжение рук и ног, придать дополнительную устойчивость и зафиксировать положение тела вне зависимости от поверхности. Затем Катрин стянула просторные вискозные алладины, называвшиеся почему-то «Священное писание» — с вилкой и ом, загадочными знаками мудрого Ганеши, мантрами, оберегающими от негатива и ведущими к поставленной цели. Стянула серую майку из органического хлопка со стильным принтом — волшебной мандалой жизни, гармонизирующей поле человека и раскрывавшей лучшие качества.

— День сегодня какой-то…

У шкафчика рядом натирала подмышки гелевым дезодорантом Кошкина.

— У тебя тоже?

— Вообще невозможно сосредоточиться.

— Точно.

— Надо посмотреть по лунному календарю. Сегодня, по-моему, полнолуние…

— Да? Ну, тогда все понятно.

Кошкина, кажется, иронии не заметила.

— Сейчас.

Она спешно присела, собрав три милых складочки на животе, и уткнулась в айфон.

— У тебя что, приложение есть?

— Конечно. Лунный календарь. Загрузи.

Показала иконку. Потом снова повозила пальцам.

— Точно.

— Да ладно…

Кошкина с гордостью продемонстрировала — 28 мая.

Катрин ждала Альберта у выхода. Солнце уже припекало, и в саду перед школой, где они занимались, в ласковом движении воздуха проплывал тополиный пух. Катрин закурила «Вог», вспомнив, как поджигала в четвертом классе эти дорожки, похожие на пыль, свалявшуюся под тротуаром. Это было совсем недавно. И между той Катрин и этой почти не было разницы.

Альберт вышел последним — высокий, прямой, широкоплечий и плоский. Даже вне занятий он выглядел экзотично — пучок дредов на голове, желтые штаны с мотней, широкая холщовая сумка с символом ОМ на боку.

— Сегодня полнолуние, ничего? — спросила Катрин.

— Наоборот, — загадочно улыбнулся Альберт, глядя прозрачными глазами.

Они прошли под одуряюще пахнувшим кустом сирени, вышли за решетку ограды. Катрин достала ключи и пискнула «Ниссаном Жуком», «жучком» городских джунглей. Выбрала его года два назад, когда стала генеральным директором ивент-агентства «Радость». Хотелось чего-то вроде джипа, но компактного и женского, без распальцовки. Цвета машинка была морской волны и до сих пор радовала, как экстерьером, так и функциональностью. Погружаясь в нее, Катрин чувствовала себя моллюском в раковине. Наслаждалась тем, как точно автомобиль подогнан под ее ожидания. Быстрый и современный, он мог казаться агрессивным, а мог — изящным. В каждой линии «Ниссана Жука» читалась независимость и гибкая сила.

— Ты какая-то напряженная, — взглянул на Катрин Альберт, пристегиваясь.

— Да? Заметно?

— А то! Как с Германом?

— Да никак.

Завела мотор и тихонько выехала на улицу через дублер по двору — и на Кутузовский.

— Играть лучше в спокойном состоянии, — предупредил Альберт.

— Я знаю. Поедем по третьему кольцу?

Катрин чувствовала после занятия какую-то зудящую неудовлетворенность. И в то же время была как пьяная, проезжающие машины пугали. Все из-за неудачной медитации.

— После ширшасаны шея болит, — въезжая в тоннель, Катрин покрутила головой. Никогда ей не нравились тоннели.

Альберт протянул руку и крепко вцепился в шею, пытаясь размять натянутые троссы и валики сухожилий под затылком Катрин.

— Расслабься.

Она поежилась, неожиданно почувствовав возбуждение от того, что оказалась полностью в его власти, — взятый за шкирку котенок.

— Особенно справа.

— Знаю.

Он мял и мял.

— Каждый день занимаешься?

— Стараюсь.

— Стараюсь… — Альберт усмехнулся и убрал руку. — У тебя такие задатки..

— Это из-за гимнастики, — как-то слишком томно отозвалась Катрин.

— И что толку?

Третьяковская улыбнулась.

— Работы много. Плюс в новой квартире атмосфера такая…

— Позови хороших людей, включи мантры.

— Я пробовала.

— И что?

Пожала плечами. Да, у нее была проблема. И она хотела, чтобы он ей помог.

— Почему ты с Германом не можешь помириться?

— Да я не в ссоре.

— А что тогда? Сделай первый шаг.

— Уже делала.

Катрин отмахнулась. Снова эти негативные мысли, которые она решила раз и навсегда заблокировать. Ибо негативные мысли — источник негативных эмоций, а негативные эмоции — рассадник всех болезней, включая тот же рак. Негатив никогда не приведет ни к чему хорошему. Они уже выехали из тоннеля и свернули к Сити.

— Надо уехать отдохнуть. На работе сложностей много.

— У тебя в голове сложностей много.

— Сейчас куда?

Альберт показал: въехали во дворы — к старому брежневскому дому по Мантулинской улице, облицованному бежевой плиткой.

— Вот здесь.

Катрин припарковалась. Солнце уже почти село. Было без пятнадцати девять.

— Пока раскладывай, я сейчас.

Альберт протянул Катрин сложенную карту для игры «Лила» и стопку комментариев.

Просторная комната, где из мебели — только циновка с ворохом смятого белья да стеллаж с «Упанишадами», «Бхагаватгитой», Гурджиевым, Ошо и другими развивающими книгами. На стене фотография: Альберт в позе лотоса, с улыбкой и сложенными молитвенно ладонями. Позади, положив руку ему на плечо, в той же позе сидит индусский старец, улыбающийся в камеру и как бы предлагающий Альберта миру. Действие происходит в пещере. В интервью, выложенном в Ютубе и собравшем несколько сотен тысяч просмотров, учитель рассказывал, как шесть долгих месяцев провел в гостях у известного непальского подвижника.

На другой стене — платок с изображением Шивы с коброй на шее и трезубцем в одной из четырех рук. Еще один Шива — сторукая танцующая статуэтка на подоконнике. Светлые обои кое-где отходят от стены. К решетке балкона привязаны и треплются по ветру тибетские молитвенные флаги. Вот, собственно, и все.

Этаж высокий, и кажется что квартира выходит из стены какого-то древнего города окнами прямо на ничто, на бездну или на бесконечное болото.

Здесь он, значит, и живет, святой Альберт.

Катрин расправила на потертом паркете поле из семидесяти двух квадратов с поднимающимися стрелами и опускающимися змеями. Достала и сложила стопку комментариев. Клетки древней игры, направленной на духовный рост и осознание, символизировали состояния, через которые проходит человек.

Альберт вернулся с чабанью, на которой стоял глиняный чайник, две чашки и пепельница в виде черепа. Между реек аккуратно лежал забитый косяк. Поджег ароматическую палочку. Сел в позу лотоса напротив.

— Не против, если я покурю?

— Нет, конечно, — улыбнулась Катрин.

— Мне помогает…

— От чего?

— Снимает беспокойство.

— Значит, ты тоже беспокоишься?

— Конечно, я же человек, — Альберт чиркнул зажигалкой, крепко затянулся. — Правила знаешь, да? Каждый по очереди бросает кости, это символизирует карму. Если выпадает шестерка, ты как бы рождаешься и вступаешь в игру. Цель игры — прийти к Космическому Сознанию.

Альберт ткнул пальцем в квадрат 68, из которого шел белый свет.

— Знаю, я же прочитала.

— Главное — это комментарии. Ты должна немного на них медитировать.

Катрин кивнула и взяла кости.

— Подожди, а твоя фишка? Ты куда спешишь?

Альберт присмотрелся к ней и точным неторопливым движением разлил по чашкам чай. Это был темно-коричневый пуэр.

Катрин его не любила. К тому же пуэр пьют зимой, а не летом, — тайна, которую открыли ей, генеральному директору, в одном магазине премиальных китайских чаев. Возможно, Альберт был не в курсе.

— Выбери любой предмет, который тебе дорог, с которым ты можешь себя ассоциировать.

Катрин стянула с пальца обручальное кольцо.

— Отлично.

Он тоже снял с груди и положил на поле амулет в виде колеса сансары на цепочке.

— Теперь бросай.

Тройка.

— Так, значит, здесь ты и живешь?

— Здесь и живу, — повторил Альберт, не глядя на Катрин и кидая в свою очередь.

У него сразу выпало шесть.

— Я родился, — Альберт издал индейский победный клич — открытые эмоции никогда ему не удавались, — а ты все еще в зародышах ходишь.

— Ну, может, я пока не хочу…

Катрин взяла кости и снова бросила. Пять. Когда подняла глаза, увидела, что Альберт внимательно на нее смотрит.

— Что?

— Ничего. Весна, да?

— Да.

В этот момент Третьяковская почувствовала, как кровь прилила к голове, стало даже жарко. Сидеть в лотосе было не очень удобно, Катрин сменила позу, поджав ноги по-русалочьи, сбоку.

Он быстро дошел до Заблуждения («я заблуждаюсь, да, еще бы, я знаю, что я заблуждаюсь») к Очищению («это потому что я не ем мяса, ха-ха»), моментально скакнул со стрелой в Небесный план, пройдя за два хода, самый низменный, физический. Катрин все еще не «родилась».

— Ну, что ты, — задумчиво сказал Альберт. — Подумай, как это прекрасно… жить.

Кажется, он был слишком сосредоточен на игре и, обращаясь к Катрин, ее не видел.

У нее выпала шестерка. Первой клеткой стал «Гнев».

— Для понимания природы гнева существенно важно понять природу эго, — зачитала комментарий Катрин. — Эго — это то, что отождествляет себя с «я».

Тут Катрин остановилась и задумалась.

— Что-то непонятно? — спросил Альберт.

— С кем я себя соотношу? — задумчиво спросила старающаяся проникнуть как можно глубже в суть ученица.

Катрин представила женщину — деловую, самостоятельную, успешную. Женщину, которая сама заработала на «Ниссан Жук» цвета морской волны и оплатила большую часть ипотеки за квартиру. Женщину, которая обеспечивала и лечение больной раком матери, и ремонт в доме отца. Женщину, в конце концов, управлявшую коллективом из пятидесяти трех человек. Она сама держала в руках вожжи от собственной судьбы. Однажды Катрин поехала в клинику и сделала аборт, потому что приняла такое решение.

Сложно сказать, откуда взялся образ этой женщины. Подсмотрела ли она его в каком-нибудь фильме, журнале или родилась уже с готовой мечтой стать тем, кем в итоге стала. Одно можно сказать наверняка — она не наследовала ни матери, ни отцу, ни за кем не повторяла и не пользовалась ничьим «готовеньким». Это было ее собственное, полностью личное, кровное, честно заработанное. В общем, нынешний образ ей нравился. И она не променяла бы его ни на какой другой.

— Гнев — это эмоционально-химическая реакция, возникающая, когда эго сталкивается с каким-либо из аспектов своей личности, который был отвергнут как зло, — продолжала читать она. — В этом случае эго проецирует отвергнутый аспект личности на того, через кого проявляется этот аспект, и направляет свою энергию на удаление нежелательного аспекта.

Она снова остановилась, пытаясь вспомнить, когда и на кого злилась в последний раз. Конечно, это был ее муж Герман. Герман, подчеркнуто неблагодарный, всеми силами показывающий, как ему безразлично, что она устала.

Позавчера Катрин снова было предъявлено намерение уйти с работы. Как Герман видел себе дальнейшую жизнь, интересно? Она будет впахивать до пенсии, а он — делать вид, что пишет роман? Это продолжалось уже двадцать лет. Наброски. Третьяковский складывал их в папку с названием «Темная река» на десктопе компьютера. Если ты ничего так и не написал за двадцать лет, может быть, уже и не напишешь? Она так думала, но никогда (никогда!) этого не говорила.

Ладно если бы Герман отплачивал ей нежностью, любовью. Все получалось совсем наоборот. Чем дальше, тем больше он ее не замечал. Ставил ей в упрек, что она груба и холодна. Пугал разводом.

Когда он в последний раз обнимал ее?

Недавно, во многом благодаря йоге, Катрин удалось расслабиться и перестать контролировать ситуацию в семейных делах. Будь что будет. Хочешь бросить работу — бросай. Хочешь разводиться — разводись.

Герман всегда делал, как ему удобно, видел только себя, и уж кто настоящий эгоист, так это…

— Ну, расскажи, о чем думаешь? — спросил ее Альберт.

— Так, — Катрин махнула рукой и глотнула напитка со вкусом земли. — Вспоминаю свою жизнь.

— Гнев нужно отделить от объекта, на который он направлен, — подсказал Альберт.

— Я так и делаю. Злюсь на гнев, который испытываю.

Альберт взглянул на нее недоверчиво и взял кости.

— Это правильно.

Выкинул цифру четыре и попал в клетку Служение. Мгновенно перемахнул через План равновесия и оказался еще выше — в Человеческом плане.

— Ни фига себе, тебе везет, — доброжелательным и простодушным тоном ребенка, вступающего в Царствие Небесное, сказала Катрин.

— Игра непредсказуема, — предупредил Альберт.

В глубине души Катрин надеялась, что чище Альберта, и быстрее достигнет Космического Сознания. Альберт, при всей его йогической продвинутости, был хитрован. Открыл свой собственный магазин одежды для йогов, куда первым делом приводил новых учеников (йога-лапы, алладины и дизайнерская майка Катрин — оттуда). Курил траву. Кажется, был не прочь заняться тантрическим сексом. Во всяком случае, его видели то там, то здесь с молодыми девицами. Иногда, обсуждая его, ученики посмеивались, называя Альберта святым.

С другой стороны, с него можно было брать пример. Он делал, что нравится, и зарабатывал при этом неплохие деньги. Кроме того, был хорошим учителем, умел мотивировать — жестко, по-спортивному, так, как и нужно европейцу: «давай, гнись, еще больше, я знаю, ты можешь…»

Катрин бросила кости. Выпала пятерка. «Алчность».

— Тщеславие приводит игрока к тому, что он начинает всем завидовать, — прочитала Катрин. — Он настолько увлечен иллюзией себя как отдельной реальности, что любые средства удовлетворения своих желаний кажутся ему справедливыми. В конце концов, думает тщеславный игрок, я настолько лучше других, что заслуживаю иметь все, что есть у них. Ну, это уж слишком…

Она швырнула комментарий на стол. Альберт взял карточку и прочитал остальное.

— То, что принадлежит им, должно стать моим, — рассуждает игрок. Он становится недоброжелательным и испытывает страстное желание завладеть материальными благами окружающих его людей.

— У тебя и брать-то нечего, — выпятив губки, с жалостью произнесла Катрин.

Альберт ответил, напротив, серьезно:

— Это почему ты так думаешь?

Следующим ходом он выкинул четверку и оказался в клетке Правильное знание, откуда стрела перекинула его на самый верх, в поле 67 к Плану космического блага. От Космического Сознания Альберта теперь отделяла только линия между полями.

— План Шивы-разрушителя, — задумчиво произнес он. — Уничтожив индивидуальное эго, подходим к космическим источникам.

Он вздохнул и потер виски.

— Что-то я волнуюсь.

— Почему?

— Двигаюсь слишком быстро. Извини.

Альберт встал, направился к кухне.

Катрин тоже поднялась размять ноги. Подошла к подоконнику, где стояла и дымилась ароматическая палочка на подставке из красного дерева в форме узкого листка. Взяла упаковку, прочитала: «Благовоние «Афродезия» — благодаря обворожительному аромату у жителей Индии афродезия именуется цветком влюбленных и применяется в качестве средства, способного усиливать чувства в моменты интимной близости».

Вспомнила, как он перебирал палочки в зале. Из всех выбрал эту…

Улыбнувшись своим мыслям, Катрин захватила упаковку и прошла на кухню. Здесь тоже все было просто и пусто. Стол, два стула, советская мебель, диффенбахия на подоконнике. Трубочки музыки ветра покачивались на притолоке. Голографическое изображение Ганеши, подарок группы на день рождения учителя, висело на стене. Временное пристанище кочевника.

Альберт засыпал траву из сложенного вдвое листа в штакет.

— Уже иду, — сказал он, не поднимая головы.

— Ты, правда, расстроился?

— Конечно. Слишком короткий путь.

— Это же хорошо…

Он поднял глаза, исполненные мудрости и печали, прикурил косяк.

— Я бы еще поиграть хотел…

Катрин положила на стол пустую упаковку «Афродезии».

— Для интимной близости?

— Там дальше написано, — он филигранно обслюнявил тлеющий край, — для снятия усталости и стресса. Ты не дочитала.

— Да? — Катрин поднесла к глазам упаковку.

— Подумал, тебе нужно, когда увидел, как ты медитируешь.

Была глубокая ночь, наверное, столько же, сколько сейчас, когда в стоячем воздухе чужой квартиры Катрин услышала резкий, словно выстрел, звук пришедшей эсэмэски. На сей раз Герман забыл взять телефон в душ. Он только вернулся после одного из слишком часто затягивавшихся в последнее время брейнштормингов.

Они снимали маленькую удушливую квартирку в Беляево — с выглядывавшими из-за каждого угла войлочными и шерстяными померанскими шпицами. Холодильник и плитку украшали наклейки: шотландец с волынкой, дабл-дэкер, красная телефонная будка, постовой в медвежьей шапке, Биг-Бен.

Квартира принадлежала одинокой, крашенной в блондинку даме лет семидесяти с большими крючковатыми наращенными когтями и вечно алым ртом. Эти две страсти — к шпицам и Великобритании — хозяйка квартиры, когда-то работавшая переводчиком, пронесла через всю жизнь. Катрин казалось трогательным, что пожилая леди все еще интересуется жизнью, а вот Герман ее боялся — точнее, делал вид, что боится. По крайней мере, передавать деньги с глазу на глаз отказывался. «Она же таксидермист». Очередной прикрывающий лень креативный заскок, который раньше казался Катрин забавным.

В тот момент все было освещено светом будущего счастья. После того, как Катрин добилась поста гендиректора «Радости», Третьяковские выбрали несуществующую квартиру в несуществующем пока доме на Измайловском парке, начали выплачивать ипотеку.

Герман же мучился, как будто навсегда попал в ловушку: сомневался в правильности решения, выпивал, задерживался. Все-таки сумма такая большая, время, как всегда, нестабильное, может быть, ему придется уволиться, мало ли, и так далее.

И вот, пока в ванной шумно плескалось некое крупное животное, Катрин прошла в прихожую, выудила его телефон из внутреннего кармана пальто (что делать, надо понимать, на каком свете находишься) и прочитала: «Гермашечка, я уже скучаю)))))) Ты супер, не скромничай)))))) Когда в следующий раз?)))». Руки у нее задрожали, ей стало холодно и тошно. Однако она успела переписать номер отправителя.

Герман вышел веселый и розовый, будто пышный безволосый член, тер полотенцем лысину, пел, даже приобнял ее сзади. Что он сказал при этом? «Фуф, как я запарился»?

Катрин же, превратившись в соляной столб, стояла и смотрела на собственное отражение в окне кухни.

— Ревность, вскормленная неуверенностью в себе, приносит плод потери ощущения надежности и безопасности. Чтобы восстановить уверенность, игроку теперь придется пройти через опыт первой чакры, где он может разобраться с ее причинами и повысить свои вибрации.

Катрин взяла обручальное кольцо и, тихонько чертыхнувшись, вернула его на самый первый уровень, в клетку Жадности.

Нет, жадной она не была. И с ревностью ей как-то удалось разобраться.

Месяца через два нашла в себе силы позвонить любовнице мужа. Та как будто ждала. Ее звали Надя. Сразу назначила свидание в торговом центре «Европейский».

Кафе располагалось в пустом механическом сердце ТРЦ. Вверх и вниз ходили черные лифты с двусторонними, как на игральных картах, куполами, очерченными светодиодной лентой. А через разверстую черную грудину ползли такие же празднично подсвеченные эскалаторы. Фонтан-часы, пальмы в кадках, уличные фонари и южные арки, на которых не хватало только пластмассовых ползучих растений. «Шашлычок-машлычок, настоящий плов из баранины и блюда кавказской кухни ждут вас в кафе «Атриум».

Катрин сидела, почти переваренная ковровой обивкой, запахами мыла «Lush», звуками местного радио, мигающим светом плазменных панелей. Наверх к белому потолку возносилась каждую минуту через три яруса балконов заснувшая модель «Иль де Ботэ»: «Красота возвышает».

Чаще всего Катрин представляла, как это Герман с той женщиной «скромничает» и как конкретно ей удается заставлять его «не скромничать». Вот он мнется голый, в обычном своем задротском стиле — «понимаешь, я вообще в постели не очень, но мог бы попробовать». Она же величественно распахивает перед ним мощные ляжки, давая в себя войти. Немного вульгарная, с толстыми накрашенными губами и крупными чертами лица. Подбадривает, похлопывая по ягодицам. Кладет его плешивую голову на свою огромную мягкую грудь.

На деле Надя оказалась неказистой, маленькой и шебутной. Явилась с высоким харизматичным мужчиной в доспехах мотоциклиста, которого Третьяковская поначалу приняла за телохранителя.

— Петр, мой муж, — представила спутника бывшая любовница Германа, и Катрин заметила, что верхняя губа, которую та растягивает в улыбке, дрожит. — Он все знает. Мы пытаемся вместе проработать этот опыт… И я хочу перед вами извиниться…

Катрин почувствовала себя тяжелой старой рухлядью, брошенной в эту яму с хламом. А модель «Иль де Ботэ» была ее стремящейся к небу, но упирающейся в потолок душой. Третьяковская почти не говорила, пока Надя описывала то, как изменила ее тяга к саморазвитию. Если честно, Катрин сильно жалела, что унизилась до звонка.

Зато от Петра шло какое-то тепло.

— Приходите к нам на йогу, — обратился он к ней, когда счастливая пара встала, расплатившись. — Учитель у нас очень хороший. Думаю, он вас возьмет.

Они-таки затащили Катрин на занятия. Альберт, кажется, все понял с первого взгляда. В общем, она втянулась…

Учитель кинул кости. Единица.

— Так я и знал, — сказал он обреченно и перенес колесо сансары в план Космического Сознания. — Я выбываю.

— Блин. А мне что делать?

— Доигрывать. «Лилу» не оставляют.

Катрин выудила из кармана телефон, посмотрела время.

0.35.

— Ладно, — сказала и взяла кубик. — Только я тогда у тебя переночую… чтобы поздно не ехать.

Альберт уставился на доску.

— Можно?

— Как хочешь.

Около часа ночи Катрин прорвалась к Состраданию, откуда мощная стрела перекинула ее к плану Абсолюта.

— Йес.

Альберт с легкой улыбкой чуть заметно покачал головой, как бы не совсем довольный ее слишком страстным желанием дойти до финала. Он сидел, прислонившись спиной к стене, положив руки на согнутые колени и закинув голову, — похожий на пробежавшего дистанцию марафонца.

— Сострадание, оно же милосердие, оно же сопереживание, — упоенно и нараспев зачитала Катрин, — это божественное качество, которое настолько сильно, что поднимает игрока со второй чакры на восьмую, в план Абсолюта.

Затем она взяла другую карточку.

— Этот план выше всех планов творения, — подняла вверх пальчик, чувствуя какой-то будоражащий прилив сил, буквально мурашки побежали по коже, — как семи главных, так и всех остальных, обозначенных или не обозначенных на игральной доске. Укрепившиеся в истине обитают здесь.

Катрин отложила комментарий, закрыла глаза и села в ваджрасану, поджав под себя ноги. Да, она была совсем неплохим человеком. Могла простить все на свете. Трижды ставила свечу за Германа в церкви, трижды молилась за него и его любовницу. Чтобы не было в их жизни печали и боли, чтобы были они счастливы, чтобы простили ей так же, как она простила им. Чтобы написал свою книгу муж ее и чтобы не оглядывался он на тех, кого обидел.

Катрин — да, она была прекрасна. Главным принципом ее жизни было не навредить, и если она убила собственного ребенка, то только потому, что не была уверена на тот момент, сможет ли сделать его счастливым. Вся жизнь Трифоновой-Третьяковской была посвящена только ближним — отцу, который никогда ее не любил, матери, думавшей только об отце, мужу, занятому чем угодно, но не отдавшей ему жизнь Катрин.

А что нужно ей самой? «Нисcан Жук»? Квартира в Измайловском парке? Должность генерального директора? Бросьте вы. Она могла бы прожить нищенкой при монастыре.

Ищет ли она свою любовь? Нет. Катрин больше не верит, что сможет когда-нибудь полюбить. Точнее, она уже любила и, возможно, еще любит Германа.

Да. И не надо никого там «ответного чувства». Жизнь — иллюзия.

Несколькими ходами позже просветленная опустилась на план Земля, а затем попала в ловушку Эгоизма с самой длинной змеей, которая сбросила ее обратно в Гнев на нижний физический уровень. Было 2 часа 15 минут, когда смирившаяся и спокойная Катрин достигла, наконец, Космического Сознания.

— Ну, все, — сказал Альберт, тихонько напевавший мантры последние полчаса.

Затем он встал, подошел к Катрин и погладил ее по голове.

— Поздравляю тебя. Ты прошла игру за триста пятнадцать ходов.

Он выключил свет и лег на циновку, повернувшись спиной к ней.

Конец ознакомительного фрагмента.