В поле колосок, или Как поймать за хвост птицу счастья

Антонина Мифтахова

Родители постоянно лезут в вашу жизнь?Дети в школе хватают двойки, не помогают по дому?Муж не проявляет внимания и любви?Вы в пучине депрессии и уныния?Не знаете, где ваше место под Солнцем?Не отчаивайтесь, вы не одиноки!Автор книги искренне и с юмором делится, как она решала эти непростые задачи.Правдивые истории из жизни обычной женщины читаются на одном дыхании, вдохновляют на перемены, придают силы, чтобы ВЗЯТЬ жизнь в свои руки И СДЕЛАТЬ её счастливой!

Все совпадения прошу считать случайными.

Фотограф Ольга Конюхова

Редактор Надежда Ворониченко

Корректор Венера Ахунова

Дизайнер обложки Александр Грохотов

© Антонина Мифтахова, 2020

© Ольга Конюхова, фотографии, 2020

© Александр Грохотов, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-8968-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1.

Деревня

Желтый запорожец катил по грунтовой дороге, лихо объезжая ямы и булыжники, оставляя за собой длинный шлейф пыли.

Я с недовольным видом сидела на заднем сиденье авто и подпрыгивала на каждом ухабе, не прекращая ни на миг вытягивать из гобеленового чехла сиденья разноцветные нитки. Чехол держался из последних сил, плетение было плотным, но я, тоже не лыком шитая, сдаваться не собиралась.

Нитки отвлекали меня от тошноты.

Поездки в машине были настоящим мучением. И для меня, и для родителей.

В дороге меня укачивало и мутило. Поэтому маме или папе приходилось то чистить салон, то срочно тормозить на обочине. А потом придерживать за плечи, пока меня выворачивало слюнями на придорожные камни и траву.

С детства я знала, что космонавтом мне не быть. Можно и не мечтать. Я и не мечтала. Далеко не загадывала, меня интересовало, как ухватиться за петлю плетения так, чтобы вытащить нитку подлиннее.

Папа вез меня «на побывку» в деревню, к своим родителям.

Я хмурилась по этому поводу.

С одной стороны, ладно, можно наиграться с животными — там собака, кошка и глупые курицы. А с другой — в деревне было скучно и немного одиноко.

Баба и дед, занятые хозяйством, со мной почти не общались. Дед только спрашивал, как дела в школе. А бабушка сплетничала о соседях, кто с кем сошелся и кто как живет — можно подумать, эти темы интересны ребенку.

В деревне мне быстро надоедало, и я чуть ли не со второго дня ждала, когда закончится мое недельное гостевание.

В очередной раз подпрыгнув на кочке (ого, чуть не коснулась головой крыши!), я посмотрела через лобовое стекло и деловито объявила:

— Скоро приедем! Я помню, что впереди еще три поворота, потом мост. А там уже и наша деревня.

Отметила про себя: «Надо не забыть зажмуриться!»

Железный мост со старым деревянным полусгнившим покрытием выглядел жутко. Я боялась, что как только передние колеса коснутся досок, те скрипнут в последний раз, треснут, разверзнется дыра и машина ухнет вниз на дно бурлящей речки.

Но если закрыть глаза, то можно представить, что ничего этого нет. Машина просто скачет по рытвинам. А может, и вовсе не машина, а карета с прекрасной принцессой несется по камням булыжной мостовой, а за ней мчатся лихие злодеи…

Пока обдумывала, почему случилась погоня, машина преодолела мост. Стало не страшно, и я открыла глаза.

Ничего не изменилось: те же столбы вдоль дороги, деревянные ставни на окнах, заборы с облупленной краской, дрова навалены у ворот. Папа то и дело аккуратно притормаживал, уступал путь копошившимся в придорожной пыли курам и ленивым коровам, которые задумчиво брели по дороге и оставляли за собой большие плюхи «лепешек».

Я посмотрела по сторонам. Поискала глазами знакомых собак. Где же вы, беспородные деревенские сторожа с одной кличкой на всех? Любая собака в деревне звалась Шариком. Ни одного романтичного Джека или Ассоль. То ли дело мой выдуманный друг — пес по имени Рэм. Уж я постаралась дать ему красивую кличку!

У зеленых деревянных ворот машина остановилась. Папа коротко пикнул сигналом «мы тут!», откинул переднее пассажирское кресло и высвободил путь мне наружу.

Калитка справа от ворот распахнулась, и, обгоняя встречающего нас дедушку, выскочил «наш» Шарик. Черная лохматая собака запрыгала вокруг меня, ткнула носом в ладони — искала угощение. Пес помнил, что я тайком подкармливала его мясом, выловленным из тарелки со щами. Я удивилась, что собака не на цепи. Обычно днем Шарик охранял двор, а отцепляли его только вечером, и он носился с соседскими псами по улицам. Мне всегда казалось странным, почему собака не караулит двор ночью. Разве воры лезут в дом днем?

— Тихо, шельмец! — прикрикнул на него дедушка. — Вы подумайте, какой прыткий — голову из ошейника вытащил да и рванул гостей приветствовать.

Со двора показалась бабушка, она шагала ко мне, завязывая платок на ходу. Суетливо приобняла за плечи: «Приехала! Надолго? А у нас как раз кошка окотилась, будет с кем возиться». Я смущенно пробормотала, что как всегда — на неделю.

Дед хотел было открыть ворота, чтобы загнать машину во двор, но папа махнул: «Не надо. Я только Тоню привез. Сейчас поеду обратно».

Оставив взрослых выгружать мой нехитрый багаж да обсуждать новости, я взбежала по ступенькам в деревянный дом, который помнил еще прапрадедов. Открыла тяжелую дверь, прошла через сени в светлую комнату. Около двери в углу стояла русская печь, свежевыкрашенная белой краской. Потрогала ее рукой, шершавая стенка холодила руку. Обыкновенно топили печку только зимой, чтобы согреть дом, а готовила еду бабушка на электрической плитке.

По полу пробегали тени от листьев старой рябины, что росла в палисаднике. Вдоль окон тянулась широкая лавка. На правом ее конце восседала огромная кастрюля.

Первым делом я подняла крышку, заглянула внутрь и увидела под вафельным полотенцем две буханки серого и две буханки белого хлеба.

«Ура! Моя любимая еда. Бабушка даст варенье и молоко. Корочку белого хлеба отрежу для себя. А куски серого буду таскать во двор. Накрошу курам, суну теленку, угощу бестолкового Шарика — хоть дурак не понимает, что значит „дай лапу“, но не бродить же ему голодным?»

Закончив инспекцию дома, выбежала обратно на улицу, чтобы успеть проводить папу. Он, как и предупреждал, всего минут десять посидел с дедом на ступеньках крыльца, обсудил «то да се» и уехал домой. Я помахала ему вслед, а потом взяла гусиное крылышко, которое бабушка использовала вместо веника, и смела со ступенек пыль. Белые перья топорщились, ломались, застревали в щелях щербатых досок.

Потом пошла искать котят, чтобы поиграть с ними. Бабушка сказала, серая кошка — настоящая крысоловка! — окотилась в сарае. Нашла: два черных котенка прятались от куриц и драчливого петуха. Я их поймала и не выпускала из рук до вечера, они царапались и кусали меня белыми тонкими зубками.

Солнце закатилось, и по всей деревне началась подготовка ко сну. Куриц загоняли в курятники, коров запирали в сарае, собак спускали с цепи.

Здесь все укладывались рано. В пять утра бабушка вставала подоить корову, а потом дед отгонял криворогую буренку с полными тугими боками в общее стадо на пастбища в луга.

Мне спать совсем не хотелось, но спорить я не стала, уже запомнила, что городские порядки тут были не в чести. Поэтому разделась и легла. Дед оставил возле моей кровати горшок: «Это если ночью захочешь… чтоб во двор не идти».

Под одеялом я прятала котят. Пыльные пушистики пахли молоком. Тыкались мокрыми носами мне в ладоши. Я размечталась, как заберу их в город, домой. «Ну и что, что папа запретил. Мама не будет ругаться, она всех жалеет…» Мысли запутались, веки закрылись, я заснула.

Меня разбудил лучик солнца, пробившийся сквозь щель в закрытых ставнях. Негодник светил мне прямо в правый глаз.

Я открыла глаза. Прислушалась: только тиканье часов. В доме пусто. Даже котята сбежали.

Я подскочила:

— Ох, проспала! Наверно, баба уже собрала яйца!

Искать яйца было чрезвычайно увлекательно! Куры прятали их везде, но только не там, где положено. Нужно внимательно обыскать курятник, проверить все углы, переворошить пучки сена, соломы. При этом постараться не вляпаться в куриные какашки.

Пропустить любимое развлечение я не могла. Поэтому решительно откинула плед и поспешила на улицу. На крыльце сунула ноги в галоши, сбежала по ступенькам во двор.

Собака лежала около будки. Увидев меня, она подняла голову, замахала хвостом, но осталась на месте: цепь мешала подойти ко мне. Куры сосредоточенно клевали невидимые крошки на земле. Котята сидели на перилах крылечка, грелись на солнышке.

Я заметила бабушку в дверях амбара:

— Ба-а-аб, яйца не собрала? Можно я?

— Ох, тоже нашла развлечение! Ну, иди собирай.

Я прихватила миску и отправилась в курятник. Но на полпути повернула в сторону — сперва нужда позвала меня в туалет, который по обыкновению в деревнях находился во дворе, за дальним сараем.

С уличными туалетами у меня были давние счеты. Однажды я поскользнулась и потеряла равновесие. Жутко испугалась, что провалюсь в яму с фекалиями с головой! Но, как говорила мама, бог миловал. Я отделалась испугом и грязным ботинком — в дырку попала только правая нога.

С тех пор уличные туалеты были моими личными врагами. Чтобы доказать им свое пренебрежение, я старалась обходить эти унылые неказистые строения стороной, но в деревне выбора не было. Впрочем, поддаться страху — значит проиграть, а терпеть поражение я была не намерена.

К счастью, в это утро обошлось без происшествий. И туалет отпустил меня с миром, и даже куры не издевались надо мной — снесли яйца в досягаемых местах и не очень-то их запачкали. Бабушка спрятала свежие яйца в подпол — «до базара выходного дня». Приедут городские или те, кто своих кур не держит — вот и приработок.

Мне на завтрак она дала желанную корочку хлеба и целую банку малинового варенья. Я облизывала липкие пальцы и думала: «Какое счастье, что тут нет мамы! Она не разрешила бы встать из-за стола, пока я не съем суп или кашу!»

Пока допивала последний глоток прохладного молока, вдруг вспомнила, что вечером около зеркала заприметила большие ножницы. «А что, если?.. Мамы же тут нет, она не запретит…»

Бабушка возилась на кухне, дед был занят делами во дворе — на меня никто не смотрел. Я подошла к трюмо, взяла в правую руку «бараньи» ножницы — те, которыми дед стриг овечью шерсть. Левой рукой придержала кончик растрепанной косы, опускавшейся ниже лопаток, примерила и откромсала ровно посередине.

Пригладила волосы, всмотрелась в отражение в зеркало и поджала губы. Результат разочаровал. Ровного среза не получилось, нижний край волос рассыпался кривыми ступеньками. Совсем не такого эффекта я ждала. Странно, что не получилось красивого каре.

«Ну-у… Мало того, что мне влетит, так еще и ерунда какая-то вышла. Ладно, может, мама не заметит. Зато не придется больше терпеть, как она пребольно дергает волосы расческой и еще говорит: «Тихо, не ной!»

Отрезанный хвостик я свернула колечком и положила в пакетик, который нашла в ящике трюмо: «Сохраню на память!» Кое-как собрала волосы в хвост и сообщила бабушке, что я на прогулку. Та, занятая приготовлением обеда, только одобрительно кивнула.

Толкнула калитку и оказалась за воротами.

Солнце заливало улицу белым светом, слепило глаза, припекало коленки и плечи. Ветерок доносил запах навоза, лениво шевелил листья на яблонях. Деревня, казалось, вымерла: ни людей, ни собак, только неугомонные курицы шуршали в траве вдоль заборов, да время от времени петухи с разных дворов нарушали полуденный покой и устраивали переклички своими кукареками. Зато мошкара была, как всегда, бодрой: около десятка заплясали у моего лица, заставляя отмахиваться руками.

По дороге проехал сосед на мотороллере, грохот которого лишь ненадолго разогнал душную летнюю тишину. В кузове я заметила косу и вилы и тут же вспомнила, как на почти таком же агрегате ездила прошлым летом на сенокос с дедом. Когда мы возвращалась с полей, я сидела на стоге травы, а по ногам ползли гусеницы, жуки и божьи коровки. Мне было щекотно и противно, но смахнуть их было никак нельзя: изо всех сил я держалась за бортики кузова обеими руками и была уверена, что если хоть на секунду ослаблю хватку, то мотороллер избавится от меня на первой же кочке.

Я сдула очередную надоедливую мошку с руки и задумалась: «Та-а-ак! Куда же пойти? В степь — посмотреть, как пасутся кони? Или на речку — ловить мальков? Или просто пошататься по улицам? Может, поискать деревенских ребят? Правда, мама не разрешает с ними дружить — «они тебя испортят!», но мамы-то здесь, как мы помним, нет. «Начну с речки!» — решила я и спустилась с пригорка мимо соседских домов до воды.

Пологий берег зарос камышами, в которых прятались лягушки. Они квакали и плюхались в воду. Я прошла вдоль берега и заметила тропинку, ведущую к узкой быстрой речке, в которой прозрачная вода переливчато журчала по разноцветным камешкам. Сняла обувь, подхватила подол и побрела на противоположный берег. Вода местами доходила до колен. Острые камешки на дне кололи ноги. Неудачно наступив на один из них, я качнулась вбок и намочила краешек платья. Ну, зато не упала!

На берегу обулась и принялась бегать из стороны в сторону и ловить стрекоз и бабочек, порхающих над высокой травой. Они летали стайками вокруг меня, но в руки не давались. Я весело хлопала ладонями попусту и почти вплотную приблизилась к стаду коров, пасущихся на лугу. Все было как в какой-то книжке: беззаботная девочка играет на берегу с шаловливыми стрекозами, и мир вокруг такой добрый и прекрасный, и эти милые коровки так забавно жуют травку…

Внезапное мычание за спиной вернуло меня в реальность. Я повернулась и увидела, как огромный рыжий бык направился в мою сторону, совсем не дружелюбно выставив рога.

Я растерялась: «Что делать? Бежать? Не пойдет, он же догонит!»

Схватила с земли палку:

— А ну пошел! Пшел вон! Проваливай, дурачье! Что тебе надо от меня! ИДИ ОТСЮДА!

Но бык лишь ниже наклонил голову и ускорил шаг, стремительно сокращая расстояние между нами.

В моей голове страшным мультфильмом пронеслись картинки. Вот он настиг меня. Его рога пронзают плоть, рвут кожу насквозь. Могучий бык мощным броском бросает меня к небу. Я лечу, как неудачливый испанский тореадор. Падаю наземь. Истекаю кровью. Медленно умираю, бросая последний раз взгляд на безоблачное небо… Надо мной порхают бабочки… жужжат осы… летают стрекозы… прыгают беззаботные кузнечики… и коровы по-прежнему забавно жуют травку…

Такая перспектива меня не устраивала, но просить помощи было не у кого. Я стояла одна против быка с огромными рогами!

Кровь пульсировала в висках, я слышала свой громкий крик:

— Проваливай! Я тебя не боюсь! Я никого не боюсь! Пшел вон!

Я стояла не на жизнь, а на смерть. Размахивала палкой во все стороны, как бешеная, и орала как резанная:

— ВАЛИ ОТСЮДА!!!

Вдруг бык замер. Постоял, помычал, а потом отвернулся.

Что же это он? Я растерялась. Наигрался? Испугался палки? А может, только я повернусь — он догонит и вдарит рогами мне в спину?

Я стала пятиться, на всякий случай держа перед собой палку двумя руками и вспоминая самые грозные слова из своего небогатого ругательного лексикона. Но коровьего защитника я уже не интересовала — он в мою сторону больше не посмотрел. Когда стадо скрылось из виду, я повернулась и побежала что есть мочи домой.

Напрямик. Через полянку, до брода, не разбирая дороги. Сквозь высокую траву, репей, лопухи. Колючки царапали ноги, цеплялись за платье, но я не чувствовала.

Бежала, и мысли мчались вместе со мной: «Скорее во двор. Спрятать котенка в сумку. На вечернем автобусе домой. Там книжки. Библиотека! Пусть ненавистное пианино. Но унитаз! И никаких рогатых быков! Баба с дедом не пустят. Заворчат: „Ты только приехала!“ А я им не скажу! Просто уеду — и все! Ну и что, что мне всего десять, дорогу до дома я знаю!»

Полная решимости и бурлящего в крови адреналина, я легко провернула свой план. Незамеченная прошмыгнула в дом. Сунула за пазуху котенка. Молча ушла на остановку. Села в автобус. Доехала до городского автовокзала. Пересела на трамвай и вернулась домой.

Мама всплеснула руками:

— Тонька, ты, что ли, сдурела?

— Ну, мам, я просто хотела домой! А это Васька, он будет жить с нами!