Сильные духом. Современная проза. Продолжение книги «Камышенские сибирячки»

Антонина Ивановна Евстратова

О молодых женщинах, которые во время ВОВ и после смогли достойно вынести нелегкое бремя, сохранить семьи, любовь и страсть.

Глава третья

Побороть страх

Зима и голод дополняли друг друга. После случая с Матреной, Тоня с Юрой ходили с ней в школу, Юра очищал снег от крыльца, а Тоня вечерами мыла в классах полы.

Вспоминая это занятие, по её телу до сих пор пронизывает дрожь, полы деревянные, непокрашенные, вода из проруби разбавлена чуть теплой водой.

Она разувалась, смачивала пол водой, становилась на терку, скрученную из проволоки и, шаркала ею доски, в загрязненных местах скоблила ножом, затем смывала водой и вытирала насухо.

Руки и ноги ломило от холода. Матрена специально держала ведро с холодной водой. Тоня становилась в него и опускала в воду руки на несколько минут, пока отступит боль, и никто не думал о последствиях. А после Матрена растирала ей ноги, надевала теплые чулки, нагретые в маленьком чуланчике школьной печи. Эти ощущения ни с чем не сравнить и не забыть.

На переменах, она бегала за водой к проруби, которая была в 100 метрах от школы, до конца уроков, она успевала залить водой все баки, бочки и ведра, а после уроков снова мыла полы.

Был полдень воскресного дня, Матрена с Юрой отапливали школу, а Тоня осталась дома по хозяйству. Очень хотелось кушать, и никакая работа на ум не шла, а только одно:

— Чтобы съесть, чтобы съесть?

В доме ничего съедобного не было, думай, не думай. Она залезла на печку, свесила ноги на край и смотрела на пол.

Еще до войны в комнате под полом была выкопана яма, в ней когда-то хранили картофель.

Глаза Тони остановились на этой яме, закрытой досками, она вспомнила, как её Маня набирала в ней картошку. Мгновенно в её голове возникла мысль:

— А может, она и сейчас там есть! — взяв с собой небольшой чугунок, через минуту она уже подняла доски и сверху осматривала глубокую темную яму.

Что ей бросилось в глаза, это белые большие шляпы плесени, сплошная и толстая паутина, а на ней большие черные и желтые пауки, чего она больше всего на свете боялась.

Когда в яму попал свет, твари зашевелились, а она отскочила в сторону,

— Ой мамочка! — вскрикнула она, но голод был сильнее страха.

Вооружившись небольшой палкой, она стала бить ею по паутине и паукам, наконец, лаз стал свободен.

Держась руками за края пола, она стала опускаться, яма оказалась глубокой, и её ноги болтались, где-то внизу.

Вдруг она ощутила, по ее шее ползет холодный и огромный паук, от страха она лихорадочно завизжала.

Все твари, находившиеся в этой яме, наверное, были оглушены ее криком и перепуганы не меньше чем она, попрятались в свои норки. А она свалилась на дно ямы. Придя в себя, стала искать картофель, обследовала каждый сантиметр дна ямы, но под руку ничего не попадалось.

В яме было очень холодно, она села на корточки, обняла пустой чугунок и сказала:

— Господи, помоги мне найти картошку, у нас совсем есть нечего! — с ее глаз скатились слезы.

Она просидела в таком положении, пока не почувствовала неприятную колику и тяжесть в ногах, когда уже собиралась вылезти из ямы, вдруг увидела в самом углу маленькие тоненькие картофельные стебельки, а под ними небольшой бугорок.

— Господи, откуда он взялся? — спросила она вслух, — я же всю яму прощупала, и ничего не было!

Кустик был один, она подползла к нему и начала разрывать пальцами землю, нащупала одну картофелину с голубиное яйцо, от радости у нее перехватило дыхание, а сердце стучало так, как у её Мани, когда она прощалась с ней.

Ей попалась еще картофелина, за тем еще и еще! А она гребла под бугорком все глубже и глубже, боялась, вдруг все закончится, и не хватит на ужин. И вот бугорок стал пуст, но и картофеля было, как раз полный чугунок, хотя размер клубней был с голубиное яйцо и мельче, она чувствовала себя счастливой.

— Как обрадуются ужину мама с Юрой! — думала она и посмотрела вверх, — теперь, как выбраться из ямы и не рассыпать картошку?

Попытки выпрыгнуть из нее и ухватиться за край не удавались, наконец, она смогла поставить чугунок наверх и выбралась сама. Не теряя времени, растопила группку, помыла картошку и поставила варить, к приходу матери с Юрой ужин был готов.

Лицо Матрены было угрюмым, она прошла к столу,

— Ну, дети, чем вас кормить сегодня? — огорченно спросила она, — в моем кармане даже крошки нет! — она села на табурет, опустила руки.

На лице Тони засияла улыбка, она подбежала к ней, прильнула к щеке.

— Мамочка, не горювай, я картошки сварила в штанах целый чугунок!

Некоторое время Матрена сидела неподвижно, потом посмотрела на сверкающиеся глаза Тони.

Юра подскочил к группке, снял крышку с чугунка и радостно воскликнул:

— Картошка, мам, правда, картошка и горячая!

От удивления мать широко раскрыла глаза,

— Кто дал тебе картошку и за что? — строго спросила она.

Тоня с гордостью рассказывала о своем подвиге, и, как бы снова пережила то время, проведенное в темной яме.

Юра всегда боялся темноты и, при упоминании, больших пауков, да еще ползущих по телу, у него невольно расширялись глаза.

Мать обняла Тоню и погладила кучерявую голову.

— Чтобы я делала без тебя, помощница, ты моя?

После ужина она ласково посмотрела на неё,

— Спасибо, доченька, накормила всю семью! А теперь нам надо, как-то продержаться еще три дня, директор школы обещал привезти продукты, сказал, выхлопотал в районе для сирот, дай Бог ему здоровья!

— Я же говорила, что директор добрый! Говорила? — выкрикнула Тоня.

— Говорила, дочь, а про все, как ты живешь и, что ты сирота говорила?

— Он сам меня расспрашивал, а я ему отвечала!

— Вот видишь, Танина, так Господу Богу было угодно, что вместо меня пошла ты! Он и записал в своей тетрадке все о нас, теперь решил нам помочь! Сама бы я никогда не посмела пожаловаться ему на нашу жизнь! Дай Бог ему здоровья и счастья! Надо же, такой человек! А обращается ко всем на «вы», а к ученикам относится, как отец родной! — она перекрестилась перед образом иконы Пресвятой Богородицы и прочитала молитву за его здравие.