Гатхи представляют собой уникальный памятник древней буддийской литературы, авторство которого приписывается монахам и монахиням, жившим в основном во времена самого Будды Сакьямуни. Тематика гатх охватывает все аспекты Благородного восьмеричного пути: добродетель, сосредоточение и мудрость. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Тхерагатха и Тхеригатха. Стихи старших монахов и монахинь Будды предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
© Е. Евмененко. Перевод, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО ИД «Ганга», 2022
Тхерагатха
Стихи старших монахов
Предисловие переводчика
Тхерагатха («тхера» на языке пали — старейшина, буддийский монах, который принял постриг более десяти лет назад, «гатха» — стих) входит в наиболее древний слой текстов Палийского канона (Tipitaka) — «Кхуддака-никаю». Гатхи представляют собой уникальный памятник древней буддийской литературы, авторство которого приписывается бхиккху — буддийским монахам, жившим в основном во времена самого Будды Сакьямуни. Тхерагатха содержит 264 стиха и 1 291 строфу, при этом стихи скомпонованы по размеру: от кратких к длинным, то есть начинаются с одной строфы, а заканчиваются стихотворением в семьдесят четыре строфы. Каждая гатха названа по имени того или иного бхиккху, однако не во всех стихотворениях названный бхиккху является её автором.
Идея перевода на русский язык этих старинных поэм возникла у меня довольно давно — интерес к раннему буддизму школы Тхеравады («учение старейшин») в России в последние годы всё больше возрастает. Я прошла двухлетний курс обучения пали и получила буддийское образование на острове Шри-Ланка, чтобы в том числе иметь возможность знакомить русскоязычных читателей с оригинальными переводами текстов из Палийского канона.
Гатхи впечатляют своей искренностью: их авторы рассказывают не только о блаженстве Ниббаны, но и о тех препятствиях, которые им встретились на пути. Читая о том, сколько пришлось пережить людям, стремившимся к высшей цели, можно отбросить популярную сейчас идею, что всем первым ученикам Будды освобождение давалось (в отличие от нас!) легко и быстро.
Смысл издания этой книги не только в знакомстве читателей с неким культурным пластом религии Древней Индии и даже не с поэтической эстетикой пали, а в том, чтобы современные люди, которые испытывают доверие к учению Будды, получили бы вдохновение к практике от самых выдающихся его учеников.
Палийское слово «тхера» применительно к авторам стихотворений не всегда относится именно к возрасту бхиккху: согласно буддийским правилам, тхерой является бхиккху с десятилетним стажем, в том числе и вполне молодой человек. Мало того, в Тхерагатхе есть примеры, когда арахантства (Пробуждения) достигали семилетние дети, причём сам факт их упоминания в качестве монахов говорит о том, что ряд стихотворений представляет собой древнейший пласт Типитаки, поскольку они были написаны ещё до введения запрета на полное пострижение в монахи до достижения двадцатилетнего возраста (правило из Винаи, кодекса монашеской дисциплины).
Говоря о дате создания стихотворений, английский профессор Уордер делает предположение, что нельзя приписывать создание Тхерагатхи только одному периоду: какие-то части её действительно очень древние и создавались во время жизни Будды или сразу после его смерти, а какие-то — в эпоху империи Маурьев (317–180 гг. до н. э.). Соответственно весь период составления текстов занял предположительно около трёхсот лет. Примечательно, что в Тхаг. 920–948 говорится о том, что наступила эпоха упадка и нравы современных монахов разительно отличаются от нравов монахов, которые жили при Будде. В Тхераваде считается консенсусом, что первый раскол в монашеской общине (Сангхе) произошёл спустя примерно пятьсот лет после смерти Будды, и он повлёк за собой разногласия и по поводу сути Учения, и по поводу правил поведения. Исходя из этого, можно предположить, что некоторые стихотворения Тхерагатхи были созданы даже позднее, чем принято считать. При этом большинство из авторов-бхиккху всё же жили при Будде; некоторые из них были его знаменитыми учениками — такие как Ананда Тхера и Сарипутта Тхера, а некоторые вообще упоминаются только в Тхерагатхе и нигде более. Читателей может сбивать с толку то, что в некоторых стихотворениях, очевидно, собраны истории, которые происходили в разное время с разными героями: гатха может включать элементы биографий нескольких монахов и их высказывания по тому или иному поводу, вроде бы не относящиеся изначально к данному стихотворению. Скорее всего, это свидетельствует о том, что они создавались в различных условиях и задачей составления гатхи не было описать какую-то одну, монолитную по стилю и содержанию историю (хотя такие тоже есть).
В большинстве гатх бхиккху говорит от первого лица и о себе, в некоторых других послание адресовано широкому кругу лиц или рассказывает о другом бхиккху. Сильно варьируется и стилистика: какие-то гатхи очень поэтичны и представляют ценность не только в плане смыслового содержания, но и в литературном отношении; другие написаны простым языком и не претендуют на поэтическую значимость. Многие строфы из Тхерагатхи можно найти в других сочинениях Типитаки. В стихотворениях много повторов, и из одного в другое «кочуют» целые абзацы. Я не нашла исчерпывающего объяснения этому явлению, но можно предположить, что путь к освобождению является «универсальным» и порождает схожие чувства и размышления у разных людей.
К каждому стихотворению существует комментарий, составленный учёным монахом Дхаммапалой, который написал комментарии к множеству произведений из «Кхуддака-никаи» и другим буддийским текстам. Труд носит название «Комментарии Дхаммапалы к Тхерагатхе, известные как „Обретение высшего смысла“». Предполагается, что Дхаммапала жил в VI в. н. э. и был последователем знаменитого комментатора Аччарии Буддагосы (последний не оставил комментариев к Тхерагатхе и Тхеригатхе).
Я не отношу себя к сторонникам идеи «только Типитака и никаких комментариев», однако после размышлений и переписки с одним из самых уважаемых монахов современности Бхиккху Бодхи, я решила не переводить комментарии Дхаммапалы, но лишь иногда пояснять ими непонятные без этих ремарок стихотворения. Бхиккху Бодхи считает, что если бы русский перевод был адресован профессиональным буддологам, то переводить комментарии было бы необходимым условием, однако широкий круг читателей в этом не нуждается. К. Р. Норман, западный переводчик Тхерагатхи, пишет, что нашёл не один и не два примера несоответствия комментариев содержанию стихов.
При переводе я старалась сохранить поэтическую форму, при этом не охотясь за рифмой в ущерб смыслу и содержанию. Сам язык пали изящен и красив, нередко содержит труднопереводимую игру слов, поэтому моя задача состояла в том, чтобы, с одной стороны, не потерять языковую эстетику, с другой — сохранить пусть не дословную, но всё же точность перевода.
Часть слов я оставляла непереведёнными, такие как Ниббана, бхиккху, арахант, джхана и прочие. Следует помнить, что в России пока не сложилась научная школа палийских переводов, поэтому каждый переводчик использует для тех или иных терминов собственные определения, что нередко может вызвать у читателей непонимание. Самые часто употребляемые термины я по тексту поясняю комментариями.
Некоторые из гатх были переведены на русский язык ещё в советское время Ю. М. Алихановой, кандидатом филологических наук, ведущим научным сотрудником Института восточных культур и античности РГГУ.
На английский язык первый полный перевод Тхерагатхи был сделан более века назад Каролиной Рис Дэвис, британской исследовательницей буддизма. Книга называлась «Псалмы братьев», что уже говорит об аллюзиях к христианству: с одной стороны, переводчик противопоставляет ему ранний буддизм, а с другой — активно использует многие из его терминов. После этого гатхи на английский язык переводились неоднократно, и помимо палийского оригинала я использовала две английские версии, а именно переводы К. Р. Нормана (1969) и Бхиккху Суджато (2014). Перевод Нормана считается наиболее дословным, он сам объясняет это тем, что намеренно отказался от стихотворной формы, потому что авторы-монахи не были поэтами. Перевод Бхиккху Суджато — самый новый из всех доступных (тоже в прозе). Именно доступность своего текста для широкой аудитории он сам выделил важнейшим пунктом, при этом отмечая, что Тхерагатха — наиболее трудная для него часть Типитаки.
Основная и пронизывающая всю Тхерагатху тема — это поиск пути к освобождению из безначальной круговерти перерождений в различных мирах сансары, которая сравнивается с огненной ямой, с бездной терзаний; и достижение её противоположности — Ниббаны, имеющей свойства успокоения, угасания омрачений и прекращения цикла рождений и смертей. Путь этот состоит в культивировании трёх основ — добродетели (sīla), созерцания или сосредоточения (samādhi) и мудрости (paññā). Добродетель можно вкратце описать так: «Не делать другим ничего, что не желал бы самому себе», то есть развивать доброжелательность, сострадание и соблюдение того, что именуется «благим» в отношении самого себя и других живых существ.
Созерцание в широком смысле включает охрану так называемых дверей чувств (глаза, уха, носа, языка, тела и ума), развитие четырёх основ памятования[1] (о теле, уме, объектах ума и чувствах) и, наконец, достижение всех четырёх джхан (поглощений ума в глубоком состоянии созерцания или сосредоточения).
Мудрость включает прямое постижение Четырёх благородных истин (о страдании, его причине, прекращении и пути, ведущем к прекращению) и трёх характеристик бытия — непостоянства (anicca), тягостности или страдания (dukkha) и безличности (anatta).
Благородные истины в Типитаке описаны таким образом (типичное описание):
Вот, монахи, Благородная истина о страдании: рождение есть страдание, старение есть страдание, болезнь есть страдание, смерть есть страдание; встреча с неприятным есть страдание, и разлучение с приятным есть страдание; не получать того, чего желаешь, есть страдание; вкратце — пять совокупностей, подверженных цеплянию, есть страдание.
А вот, монахи, Благородная истина о возникновении страдания: это та жажда, что ведёт к перерождению, сопровождающаяся упоением и вожделением, поиск упоения то тут, то там, а именно — жажда чувственных услад, жажда существования, жажда уничтожения.
А вот, монахи, Благородная истина о прекращении страдания: это отбрасывание без остатка, истребление и прекращение этой самой жажды, отказ, освобождение от неё, нецепляние.
А вот, монахи, Благородная истина о пути, ведущем к прекращению страдания, — это Благородный восьмеричный путь: Совершенное воззрение, Совершенное устремление, Совершенная речь, Совершенные деяния, Совершенные средства к существованию, Совершенное усилие, Совершенное памятование, Совершенное сосредоточение.
Ключевым моментом для освобождения является практика укрощения и развития собственного ума.
После достижения Ниббаны араханты с облегчением произносят одну и ту же фразу:
Завершено сансарное блужданье,
и нет рожденья больше для меня!
Тематику поэм Тхерагатхи я разделила (условно, конечно) на десять тем, которые повторяются у разных авторов.
В третьей части «Кхуддака-никаи» есть раздел под названием «Удана» (что с пали переводится как «восклицание»), авторство которого приписывается самому Будде. В «Удане» он выражает радость от того, что смог «пробиться» к полному и окончательному Пробуждению. Как и Будда, его ученики радуются освобождению от сансары.
В Тхаг. 16 бхиккху Беллаттхисиса говорит:
Скакун чистокровный с сияющей гривой
По полю гарцует легко, без надрыва;
И я днём и ночью легко практикую;
Я в счастье неплотском живу и ликую.
Здесь не содержится наставлений, но лишь констатируется факт, что все страдания оставлены позади и уже не возникнут вновь.
Нужно отметить, что не все авторы поэм были арахантами именно в момент написания стихотворения, но каждый из тех, кто ещё не реализовал Ниббану, искренне стремился к ней и испытывал грусть и неудовлетворённость из-за того, что вершина пока оставалась непокорённой. Хотя сама по себе грусть является неблагим качеством ума, в данном случае она служила стимулом и подвигала бхиккху к приложению усилий.
В одном из стихотворений (Тхаг. 1096–1050) бхиккху сначала сокрушается о том, что ему непросто даётся продвижение на пути: он оставил дом и семью, ушёл в отшельничество, но его ум, прежде очарованный перспективой Освобождения, внезапно стал тянуть его назад. Он вопрошает:
О, когда же, заслышав крики сказочного павлина,
Я проснусь в горной пещере,
Направив разум на Неумирающее?[2]
Когда же, когда это будет?..
После выражения разочарования в своём уме бхиккху вознамеривается решительно усмирить его и не следовать его капризам и мимолётным устремлениям.
Так, в Тхаг. 219–221 Аггикабхарадваджа Тхера делится, что прежде он был брахманом по касте и выполнял различные практики, связанные с поклонением огню и самоистязанием. Когда же он познакомился с Дхаммой, он стал «истинным брахманом», то есть тем, кто освободился от всего зла.
В Тхаг. 283–286 бхиккху Джамбука описывает похожую историю: он следовал суровым аскетическим практикам (ел навоз, вырывал волосы на теле) в надежде обрести Ниббану, но этим лишь мучил себя. Известно, что до своего Пробуждения бодхисатта (будущий Будда) Сиддхартха тоже два года истязал своё тело, пока не остановился на Срединном пути.
В Тхерагатхе мы находим истории сына Будды — Рахулы Тхеры (Тхаг. 295–298), серийного убийцы Ангулималы Тхеры, ставшего арахантом (Тхаг. 866–891), великого отшельника Махакассапы (Тхаг. 1055–1094) и других известных учеников Будды.
Многие бхиккху из книги далеко не так известны, как первые ученики Будды, но их истории не становятся от этого менее интересными.
Так, в Тхаг. 557–566 Чулапантхака Тхера рассказывает о своей нелёгкой судьбе: его презирали даже после его посвящения в монашество, а родной брат выгнал из монастыря, потому что он оказался не способен запомнить ни одной строчки из Дхаммы за четыре месяца после своего пострига. Комментарий говорит, что это было следствием плохой каммы (когда-то во времена другого Будды Чулапантхака посмеялся над нерадивым бхиккху, пытавшимся выучить отрывок наизусть). Тем не менее покидать монастырь расстроенный и разочарованный в своих силах бхиккху не хотел и на свою удачу встретил Будду, который вернул его обратно и при помощи искусно выбранного образа в медитации помог ему освободиться. В итоге Чулапантхака не только стал арахантом, но и обрёл различные способности, которые я в книге называю «чудесными» (умение читать умы других людей, вспоминать прошлые жизни, левитировать и т. д.).
Эта и другие биографические истории из Тхерагатхи являют собой образец смелости в самой сложной борьбе — с самим собою — и преодоления всех преград на пути к Ниббане.
Три драгоценности (tiratana) и принятие прибежища в них знаменуют готовность ученика следовать Благородному пути, а после его завершения становятся символом победы над сансарой.
Одна из самых известных сутт Канона на эту тему, «Ратана-сутта», говорит: «Под тёплыми лучами зацвели деревья, высоко к небу устремили они свои верхушки, все в цвету: так и учение Будды, ведущее к спокойствию Ниббаны, устремлено к высшему благу. Верное сокровище обрели мы в Будде; истиной, им возвещённою, воцарится блаженство!».
В Тхерагатхе мотив восхищения Тремя драгоценностями звучит очень часто, потому что только освобождённый от всех страданий человек способен оценить, насколько ценно и значимо было то, что сделал для него Будда, открыв Дхамму.
В Тхаг. 47 бхиккху Уджая Тхера восклицает:
Почтение тебе, о Пробуждённый!
Ты полностью избавлен от цепей;
И я живу в твоей обители свободной,
И нет во мне земных страстей.
В Тхаг. 94 другой бхиккху вторит ему:
Хвала тебе, о Бхагаван,
Сын Сакьев славный;
Ты учишь высшему, ты высшее несёшь,
Изречена прекрасно твоя Дхамма!
Многие бхиккху называют себя «сынами Будды», его сородичами, брахманами, «рождёнными из уст Благословенного» (аллюзия к известной метафоре о том, что брахманы, в отличие от представителей других каст, рождаются из уст Брахмы).
В Тхаг. 818–841 описан диалог брахмана Селы с Буддой, где первый сначала предлагает ему стать мирским монархом, но в ходе беседы проникается верой и вместе с ещё несколькими сотнями мужчин становится монахом. Очевидно, им всем за очень короткое время (за одну неделю) удалось реализовать благородные плоды, после чего они обратились к Будде с такими словами:
Наставник Пробуждённый, победитель Мары,
Ты вырвал корень омрачений всех;
И, перебравшись на Тот берег,
Теперь другим ты помогаешь.
В Тхерагатхе довольно силён дидактический посыл: авторы стихов дают другим людям советы по тренировке ума и взывают к их усердию, побуждая стремиться к преодолению всех препятствий. Порой эти наставления могут выглядеть скучновато, но, если вспомнить о том, от кого они исходят, следует отнестись к ним внимательно. В основном опытные монахи советуют другим развивать нравственность, помнить о скоротечности жизни и необходимости использовать оставшееся время с пользой, об опасности чувственных наслаждений, об ужасах рождения в низших мирах, о необходимости почитать учителей и следовать их наставлениям, медитировать, правильно выбирать себе друзей.
Так, в Тхаг. 147–148 говорится о важности дружбы с хорошими людьми, без которой «потонешь в лености, пусть даже сам и добродетелен». В Тхаг. 494–501 автор советует не рваться к богатству и славе, но памятовать о непостоянстве и смерти, развивая неустанное усилие. Похожее наставление мы находим в Тхаг. 153–154:
Таится в обретениях великая опасность,
Пусть их страшится он;
Пусть он довольствуется малым,
Живя в скитаниях, в ясном памятовании.
Призывы к развитию умеренности, мягкости, дружелюбия звучат во всей поэме:
Пусть других он не судит, не гонит,
Против них не возводит навет;
Голос свой против тех,
Кто брега иного достиг, не возвысит;
Пусть себя сам он не восхваляет,
Будет мягок в речах и тих.
(Тхаг. 209–219)
Воплощение раннего буддийского идеала — это бхиккху, который всегда доволен, спокоен и умиротворён, несмотря ни на какие внешние обстоятельства (холод, жару, насекомых, диких зверей, недостаток пищи и т. д.). Это человек, достигший совершенства в обуздании самого себя и неподвластный восьми мирским заботам (обретение и утрата, слава и дурная репутация, похвала и порицание, удовольствие и боль).
Блаженен ум того, кто достигает джханы,
И жизнь в уединенье для него не в тягость;
Блаженен ум познавшего ученье Бхагавана,
Коснувшегося высшего, что ясно и чисто.
(Тхаг. 211–212)
Бхиккху с упоением описывают красоту окружающей природы — великолепие горных вершин и рек, безмятежность просторов, что противоречит распространённому мнению о том, будто арахант становится равнодушен ко всему и теряет способность воспринимать красоту мира.
«Да и как не восхититься яблоневыми деревьями, что растут у реки, подле моей пещеры?» — вопрошает бхиккху в Тхаг. 307–310.
Красноречивое описание счастья жизни араханта содержится в Тхаг. 842–865, где Бхаддия Тхера рассказывает о своём оставлении всего мирского и теперь ликует, одетый в обноски и питающийся остатками пищи.
Мара в буддизме означает пять совокупностей цепляния (pañcupādānakhandha), которые схематично описывают условное живое существо: форму, или тело (rūpa), сознание (viññāṇa), восприятие или распознавание (saññā), чувство (vedanā) и волевые конструкции (saṅkhāra).
Однако Мара — это ещё и могущественный дэва, или божество, который удерживает существ в зоне своего влияния и пытается помешать им освободиться. Можно сказать, что Мара является олицетворением трёх корней неблагого — жажды, злобы и неведения (lobha, dosa, moha), которые удерживают людей в сансаре, а также смерти как таковой.
В Тхаг. 355–359 бхиккху грозит своему собственному уму:
Я крепко свяжу тебя, ум,
Привяжу, как слона к воротному столбу;
Не буду тебя отпускать я
Злу и страстям навстречу.
Пронзительную историю о противостоянии Маре рассказывает нам бхиккху Саппадаса (Тхаг. 405–410), который, несмотря на двадцать пять лет жизни в монашестве, не смог обрести ни покой ума, ни отрешение от жажды. Он пришёл к выводу, что такая жизнь ему хуже смерти, и решил покончить с собой, однако в самый трагический момент смог достичь Ниббаны.
Буддийский путь немыслим без культивирования доброго отношения к другим — это полный отказ от причинения вреда, а также практика так называемых Четырёх безмерных, или Брахма-вихар (обителей Брахмы), — доброжелательности, сострадания, равностности (беспристрастности) и радости за других (сорадования) (metta, karuna, upekkha, mudita).
В Тхерагатхе многократно подчёркивается, что очищенный, безмятежный ум араханта не способен омрачиться даже тенью злости или гнева.
В Тхаг. 33 Сопака советует смотреть на всех существ с любовью, подобно матери, желающей добра своему ребёнку (сравните с тем, что говорит Будда в знаменитой сутте «Доброжелательность» (СнП 1:8) о матери, готовой отдать жизнь за своего единственного сына):
Как мать добра своей кровинушке желает,
Своему сыну,
Своему единственному сыну, —
Так каждый пусть на всех существ взирает.
В Тхерагатхе можно легко увидеть, что благожелательность распространялась не только на людей, но и на животных и других существ. Например, в Тхаг. 597–607 Санкичча говорит о том, что проводит дни по соседству с дикими зверями, способными вызвать страх и желание от них избавиться, однако у него не возникает даже мысли о причинении им вреда.
Ананда Тхера, один из великих учеников Будды и верный его помощник, заявляет (Тхаг. 1018–1054), что с тех пор, как он встретился с Дхаммой четверть века назад, в его уме не возникало ни капли злости.
Привязанность к своему телу и к телам других (конечно, речь прежде всего о противоположном поле) — одна из серьёзных помех на пути к Освобождению. Неблагое внимание к красоте оказывается преградой для развития сосредоточения и мудрости, поэтому в гатхах часто говорится о необходимости культивации бесстрастия к телу.
Прежде всего бхиккху должен осознать, что телесная привлекательность — лишь иллюзия, не имеющая никакого основания, потому что по своей природе тело нечисто и непривлекательно.
Нечистое, в болезнях всё, гнилое,
Со всех сторон оно сочится нечистотами;
Любимая глупцов утеха.
(Тхаг. 393–395)
Видеть непривлекательное как красивое — это одно из искажений восприятия, возникающее из-за жажды чувственных удовольствий. В произведении нередко делается акцент на то, что в действительности тело не только лишено красоты, но ещё и пустотно и иллюзорно.
Так, бхиккху Раттхапала в Тхаг. 769–793 приводит живописные сравнения:
Взгляни на эту вычурную куклу —
Нечистое собрание частей,
Что двигаются суматохой мыслей,
Ни в чём не находя опоры твёрдой.
Взгляни на эту вычурную куклу,
Каменьями увешанную и серьгами;
Скелет, что в кожу был обёрнут,
Красив лишь одеянием на нём.
«Сквозным» мотивом через всю Тхерагатху звучит глубокое разочарование в обычной жизни и желание выйти за её пределы.
Сам молодой царевич Готама, осознав неизбежность увядания и смерти, а стало быть, и разлуки со всем, что дорого и любимо, оставил семью и богатый дом ради поисков того, что не подлежит разрушению. Ему вторят и его последователи (Тхаг. 145–146):
Скоротечна юдоль земная,
Век у смертных похож на родник,
Что, журча, так легко высыхает.
Повторяя идею изменчивости и хрупкости любого существования, Сивака (Тхаг. 183–184) восклицает:
Увы, непостоянны все жилища!
Искал я долго их творца.
Так горестно рождаться вновь и вновь.
Страдание (dukkha) становится пусковым механизмом для начала так называемого благородного поиска (ariyapariyesana), когда человек, сам подверженный старению, болезням и смерти, отказывается искать то, что имеет такую же природу, но направляет себя на искание имеющего противоположные свойства (не-старения, не-болезни, не-смерти).
Только Ниббана отвечает этим критериям.
Евгения Евмененко
2021
Одна строфа
1. Субхути Тхера
Хижина уютна под навесом,
Не гуляют в щелях сквозняки;
Ум теперь свободен, не трепещет,
Могут боги слать свои дожди[3].
2. Махакоттхита Тхера
Сам он умиротворён, спокоен,
И, другим напутствие послав,
Он отринул зло в себе, как вихрь,
Что срывает листву дубрав.
3. Канхаревата Тхера
Мудрость Татхагаты[4] ты познай,
Что подобна пламени сиянью,
Что собою озаряет ночь
И уничтожает все сомненья.
4. Пунья Тхера
Пусть другом будет тот лишь,
Кто вежлив, мудр, кто к цели устремлён,
Хоть и сложна, тонка и глубока она;
Благоразумный, усердный в созерцанье.
5. Дабба Тхера
Я необуздан был, но смог себя смирить,
Преодолеть все страхи и сомненья;
Я — победитель, бесстрастный,
Достигший Пробужденья.
6. Ситавания Тхера
Пришёл в прохладную рощу бхиккху
В одиночестве, успокоении;
Оставил он ума смятение,
Храня о теле памятование[5], уверенный.
7. Бхаллия Тхера
Войско Мары[6] в бегство обратив,
Как поток смывает тростниковый мост,
Трепет в сердце навсегда он прекратил,
Победитель, в Ниббане пребывает, непоколебим.
8. Вира Тхера
Он, прежде непокорный, — покорён,
Герой, шагнувший за пределы треволнений;
Отбросив колебанья,
Сумел достичь Ниббаны он.
9. Пилиндавачча Тхера
Ушла печаль — пришла отрада,
Небесполезен данный мне урок;
Из всех вещей на свете Дхамма —
Лучшая награда.
10. Пуннамаса Тхера
Он тягу к миру полностью отбросил,
В покое, ясности живя;
Он ни к чему на свете не стремится,
Познав начало и кончину бытия.
11. Чулавачча Тхера
Бхиккху, упиваясь Дхаммой,
Что Будда возвестил,
Достигнет покоя, где составное распадается,
Не находя пристанища себе.
12. Махавачча Тхера
К мудрости устремлённый,
Добродетелями одарённый;
Внимательный, вкушая сладость джхан[7];
Имея ясный ум, простую пищу,
Свободный от страстей,
Он ожидает часа своего.
13. Ванавачча Тхера
Облака в синеве горят, переливаются,
Прохладные чистые водопады
освежают меня;
Мне радостно смотреть на вершины гор,
На божьих коровок,
Что летают тут и там.
14. Сивака Тхера
Наставник мне сказал: «Давай уйдём отсюда!».
В деревне я телом, умом же в лесу
Я только прилёг, но опять иду —
Туда, где нет цепляний для знающего.
15. Кундадхана Тхера
Отринув пять,
Построил пять[8];
Он от пяти избавился,
Поток преодолевший, бхиккху.
16. Беллаттхисиса Тхера
Скакун чистокровный с сияющей гривой
По полю гарцует легко, без надрыва.
И я днём и ночью легко практикую;
Я в счастье неплотском живу и ликую.
17. Дасака Тхера
Праздный обжора, с бока на бок катается,
Словно боров, объевшийся зерна;
Глупец тот снова в лоно возвращается,
Неведома Ниббана для него.
18. Сигалапиту Тхера
В лесу Бхекасала жил отшельник,
Что в проходящих формах видел лишь скелеты[9].
Он близок к разрушенью вожделенья,
Так я говорю.
19. Кундала Тхера
Каналов строитель подчиняет воду;
Лучник — стрелы;
Плотник — дерево;
Мудрец — укрощает свой ум[10].
20. Аджитa Тхера
Не пристрастившись к жизни
И к смерти не стремясь,
В памятовании и ясном постижении
Оставлю это тело.
21. Нигродха Тхера
Я не пугаюсь даже самого испуга,
Неумирающее наставник мне открыл;
Путь восьмеричный трепета меня лишил.
22. Читтака Тхера
Павлины, прелестники синие с горделивыми шеями,
Взволнованные бриза прохладным дуновением;
Кричат во весь голос,
Пробуждают спящих к джхане.
23. Госала Тхера
Отведав риса с мёдом,
Я в созерцанье пребываю,
Наблюдаю, как совокупности[11],
возникая, исчезают.
К уединенью ум склоняя,
К холмам своим я возвращаюсь.
24. Сугандха Тхера
Один сезон дождей —
И я монахом стал,
Я Дхаммы истину на опыте познал.
Три знания открылись для меня[12],
Заветы Татхагаты мной исполнены всецело.
25. Нандия Тхера
Ты атакуешь бхиккху —
Того, чей ум сияющ, безупречен;
Так, Злой,
Ты кличешь беды на себя[13].
26. Убхая Тхера
Внимая наставленьям Сына Солнца[14],
Проник я в то, что трудно, утончённо;
Так тонкий волосок стрела пронзает.
27. Ломасакангия Тхера
Сквозь заросли трав и камышей прорываясь,
К уединенью лишь стремлюсь я.
28. Джамбугамика Тхера
Интересуют ли тебя одеяния,
Украшения, благовония?
Источаешь ли ты аромат добродетели?..
29. Харита Тхера
Разбей неведенье, Харита,
И сделай ум прямым;
Так лучник выпрямляет свои стрелы.
30. Уттия Тхера
Коли явилась хворь ко мне —
Я памятование взращивать берусь;
Коли явилась хворь ко мне —
Не время безрассудным быть.
31. Гахваратирия Тхера
Непросто пребывать в лесу,
Где гнус и мошкара терзают бхиккху.
Но должен он снести и это,
Как великан,
Всё сокрушающий на поле битвы.
32. Суппия Тхера
Я увядающее заменю на Неумирающее,
Я променяю пламя на прохладу,
Свободу от страстей,
Непревзойдённую свободу от всех уз.
33. Сопака Тхера
Как мать добра своей кровинушке желает,
Своему сыну,
Своему единственному сыну, —
Так каждый пусть на всех существ взирает[15].
34. Посийя Тхера
Из селения в лес, а по пути жилище,
Где всегда готовы страннику подать;
Пищу я беру не в долг и ухожу,
Мне сегодня тут не почивать.
35. Саманьнякани Тхера
Алкая благоденствия, его он обретает,
И весть о нём летит благая —
О том, кто идёт благородных стезёй,
В Неумирающее путь указан прямой.
36. Кумапутта Тхера
Учиться — это благо, странствованье — благо,
Жизнь бесприютная всегда отрадна;
И, предназначенное исполняя,
Делами добрыми отшельник тот живёт,
Ничем в мире не владея.
37. Кумапуттасахаяка Тхера
Бродить средь призраков и башен разных стран,
Влекомым необузданным умом, —
Такая ль жизнь к спасению ведёт?
Не лучше ль усмирить желанья пониманьем,
Что добродетель к счастию ведёт?
38. Гавампати Тхера
Теченье вод Сарабху он остановил,
Устойчивый и непоколебимый,
Великий Муни, что оковы скинул,
Достигший берега[16] иного, дэвами любимый.
39. Тисса Тхера
Словно пронзён копьём,
Словно объят огнём,
Бхиккху, пребывая в памятовании,
Ведёт жизнь святую для разрушения желаний.
40. Ваддхамана Тхера
Словно пронзён он копьём,
Словно объят он огнём,
Бхиккху, пребывая в памятовании,
Ведёт святую жизнь
Для разрушения жажды к существованию.
41. Сириваддха Тхера
Молнии, гостьи из Поднебесья,
Бьют в расщелины Вебхары и Пандавы[17],
Благословенного сын ликует,
Постигший неподвижность джханы.
42. Кхадиравания Тхера
Чала, Упачала и Сисупачала,
Будь вдумчив!
Тот, кто держит копьё,
К тебе пожаловал уже[18].
43. Сумангала Тхера
Свободным будучи от трёх кривых вещей —
От плуга, от серпа, лопаты[19].
И будь они все здесь,
Я вновь бы их оставил.
Сумангала, в уединенье созерцай,
Поспешность и беспечность ты оставь.
44. Сану Тхера
Они рыдают по усопшим и пропавшим.
О мама!
Я не пропал, я жив —
Зачем тогда ты причитаешь?[20]
45. Раманиявихари Тхера
Скакун чистокровный, и ногу подвернув,
Гарцует в поле горделиво;
Таков и я, прозрение обретший,
Верный сын Так Ушедшего[21].
46. Самиддхи Тхера
Исполненный веры, покинул жилище,
Стремящимся к мудрости бездомным я стал;
Устойчив мой ум теперь в созерцании,
И формы любые не несут колебаний.
47. Уджая Тхера
Почтение тебе, о Пробуждённый!
Ты полностью избавлен от цепей;
И я живу в твоей обители свободной,
И нет во мне земных страстей.
48. Санджая Тхера
Я дому предпочёл скитанья,
И с той поры святой
Ни мысли я в себе не видел злой,
Ни устремления дурного.
49. Раменанеяка Тхера
Средь гомона и щебетанья птиц
Мой разум больше не дрожит,
Уединенья ищет лишь.
50. Вимала Тхера
Зарево земля отражает,
В ивах уставший ветер скучает.
Трепета мысль теперь лишена,
Собран мой ум уже навсегда.
51. Годхика Тхера
Хижина уютна под навесом,
Не гуляют в щелях сквозняки;
Ум мой хорошо сосредоточен,
Могут боги слать свои дожди.
52. Субаху Тхера
Хижина уютна под навесом,
Не гуляют в щелях сквозняки;
Ум мой направлен на памятование о теле,
Могут боги слать свои дожди.
53. Валия Тхера
Хижина уютна под навесом,
Не гуляют в щелях сквозняки;
Я пребываю в непрерывном усердии,
Могут боги слать свои дожди.
54. Уттия Тхера
Хижина уютна под навесом,
Не гуляют в щелях сквозняки;
Я пребываю в уединении,
Могут боги слать свои дожди.
55. Анджавания Тхера
В лесу Анджана маленькая хижина,
И, в ней живя,
Три знания открыл я для себя,
Заветы Татхагаты мной исполнены всецело.
56. Кутивихари Тхера
Кого бережёт эта хижина?
Бхиккху, свободного от страсти,
Чей ум хорошо сосредоточен.
Друг мой!
Не зря ты её построил.
57. Второй Кутивихари Тхера
Хижина твоя стара,
И ты желаешь новую;
Ты лучше позабудь о том —
Лишь тягость от неё[22].
58. Раманиякутика Тхера
Хижина мила и приятна,
Подарена она из веры мне;
А юных дев краса мне не отрадна,
И пусть они забудут обо мне.
59. Косалавихари Тхера
В бхиккху постригся я из веры,
Свой дом на чащобу сменил.
Я бдителен стал неусыпно,
Памятование прочно храня.
60. Сивали Тхера
Мой замысел в явь воплотился,
Когда я хижины своей достиг.
И самомнение[23] вдруг испарилось —
Освобождения бесценный миг.
61. Ваппа Тхера
Зрячий знает тех, кто зрит,
Кто не зрит — тех знает тоже.
Незрячий не знает тех, кто зрит,
Тех, кто не зрит, — не знает тоже.
62. Ваджипутта Тхера
В дикой роще живём мы одни,
Как поленья, брошенные в лес.
Многие завидуют нам,
Как мученики ада — божествам небес.
63. Паккха Тхера
Погрязли в жажде,
Возрождаясь вновь и вновь.
Но необходимое теперь исполнено,
То, что радостным казалось, — стало:
Достигнуто чрез счастье счастье.
64. Вималаконданнья Тхера
Я возник в женщине,
Что названа в честь дерева была.
Обрёл рождение благодаря тому, чьё знамя сияет;
Знаменем уничтожено великое знамя[24].
65. Уккхепакатаваччха Тхера
Ваччха отверг то,
Что долгие годы воздвигал.
Восседает он, вознесённый радостью,
Наставляя в этом домохозяев.
66. Мегхия Тхера
Он наставлял меня,
Герой великий,
Что вышел за пределы всех явлений.
Слушая его, я с памятованием внимал:
Три знания открылись для меня,
Заветы Татхагаты мной исполнены всецело.
67. Экадхаммасавания Тхера
Разрушены пороки,
Изжиты муки становленья;
И больше не манят пути сансары,
Здесь остановлены все воплощенья.
68. Экудания Тхера
Скорбь не берёт того,
Кто мудр, кто бдителен,
С возвышенным умом,
Умиротворён и памятует.
69. Чанна Тхера
Познав сладчайший вкус той Дхаммы,
Что Буддою всеведущим открыта,
Вступил я странником на путь
к Неумирающему,
Непревзойдённой свободе от всех уз.
70. Пунья Тхера
Добродетель — это высшее,
Но мудрость к ней ещё нужна.
Кто мудр и добродетелен — воистину
Зовётся лучшим на земле и небе.
71. Ваччхапала Тхера
Ниббана по силам тому,
Кто истину тонкую зрит,
Кто скромен,
Кто разум свой держит в узде
И кто благонравен и добр.
72. Атума Тхера
Сильный молодой бамбук не вырвать.
Так и с женою молодой, в дом приведённой,
Постриг не принять.
Дай мне уйти, оставить жизнь мирскую.
73. Манава Тхера
Я встретил трёх:
Один был стар,
Второй был тяжко болен,
А третий мёртв —
Так я монахом стал
И страстное желание отбросил[25].
74. Суяма Тхера
Страсти, враждебность,
Праздность и леность,
Сомненья и тревоги —
Бхиккху оставил это всё.
75. Сусарада Тхера
Общение с мудрыми приятно,
Сомненья рушатся,
А проницательность растёт;
Даже глупец, быть может, мудрость обретёт.
76. Пиянжаха Тхера
Спокойным быть, когда другие в треволненьях,
Не следовать порочному пути;
Там, где стоят они, — идти,
Не ликовать, когда они ликуют.
77. Хаттхарохапутта Тхера
Мой ум блуждать любил,
Скитаться по заманчивым местам.
Теперь он под моим надзором —
Погонщик укрощает так слона.
78. Менадасира Тхера
Блуждал я долго по сансаре,
Не находя исхода;
И вот конец мытарствам —
Достиг Ниббаны я.
79. Раккхита Тхера
Враждебность, вожделение, неведение забыты.
Достигнув прекращения,
Я успокоился в Ниббане.
80. Угга Тхера
Деяния мои, большие или малые,
Все они пришли к своему концу;
Нет для меня возрождения вновь.
81. Самитигутта Тхера
Всё сотворённое мною дурное
Будет испытано здесь и сейчас;
Больше рождений не будет,
Огонь сансары угас.
82. Кассапа Тхера
Иди вперёд, дитя,
Без страха,
Здесь подаянье ждёт.
Не позволяй кручине завладеть тобой[26].
83. Сиха Тхера
Не будь беспечным, Сиха,
Днём и ночью бдительность храня.
Взрасти благие качества,
Отринь все привязанности.
84. Нита Тхера
Всю ночь он спит,
А днём в компании ликует.
Когда же малоумный
Мученьям положит конец?
85. Сукага Тхера
Образы ума познав,
В уединении сладость находя,
Он погрузился в созерцанье.
Осознан он и бдителен —
Так счастья высшего достигнет.
86. Нагита Тхера
Дорога к Ниббане показана нам Бхагаваном[27],
Другим неведома она.
Его ладони полностью открыты[28],
Поистине великому он учит.
87. Павиттха Тхера
Я бытие любое в клочья разорвал,
Все совокупности познал я в полной мере;
Завершено блуждание в сансаре,
И новых нет рождений для меня.
88. Аджуна Тхера
Из вод на сушу выбраться я смог;
Потоком уносимый бурным,
Сумел я истину узреть.
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Тхерагатха и Тхеригатха. Стихи старших монахов и монахинь Будды предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
1
«Памятование» — это перевод палийского слова sati, которое этимологически происходит от глагола sarati, означающего «помнить». Памятование в буддийском контексте — это способность ума сочетать внимательность в каждом моменте с осознанием того, присутствуют в уме омрачения (в основном влечение и отторжение) или нет. Обычно sati переводят как «осознанность», но в свете огромного количества материалов и спекуляций на эту тему в последнее время мне не представляется правильным использовать этот вариант перевода.
2
В языке пали одним из эпитетов Ниббаны является слово amatam, которое обычно переводят на английский язык как deathless, undying, то есть «бессмертный, не смертный». Я предпочитаю слово «неумирающее», потому что в русском языке бессмертие всё-таки больше ассоциируется с вечной загробной жизнью, неким «царствием небесным», в то время как в Ниббане никто не умирает лишь потому, что там никто не рождается.
3
Имеются в виду существа так называемого дэва-локи (божественного мира) — одного из высших, но всё же сансарических миров, подверженных общим законам непостоянства.
4
Татхагата — один из многочисленных эпитетов Будды. Дословно означает «так ушедший» или «так пришедший».
5
Памятование о теле (kāyānupassanaṃ) — одно из четырёх памятований, подробно описанных в «Сатипаттхана-сутте», наряду с памятованием об уме, феноменах ума и о чувствах.
7
Джханой называется состояние глубокой медитации, достигаемое в результате отстранения от всех омрачений ума. В джхане ум человека становится полностью чистым и подходит для развития освобождающей мудрости.
8
«Пять, которые нужно отринуть» — это пять омрачений (pañca nīvaraṇāni): лень и апатия (thina-midha), злоба, или гнев (vyapada), чувственные желания (kama-chanda), сомнения (vicikicha), беспокойство и неугомонность (udhacha-kukucha). «Пять, которые нужно построить» (pañсindriyāni): вера (saddha), усилие, или энергия (viriya), памятование, или осознанность (sati), созерцание, или сосредоточение (samadhi), и мудрость (panna).
9
Имеется в виду практика медитации, когда внимание фокусируется не на теле в целом, а на его отдельных стихиях, например стихии земли (твёрдости). Такая настроенность ума позволяет избавиться от влечения к своему телу и к телам других людей.
11
В Первой благородной истине пять совокупностей цепляния названы бременем, страданием. Их причинно-зависимое возникновение обусловлено жаждой, неведением и каммой, а исчезновение совокупностей происходит после освобождения ума, который больше не творит никаких новых совокупностей. В «Висуддхимагге» наблюдение возникновения и исчезновения пяти совокупностей цепляния относится к одной из шестнадцати стадий прозрения, называемой udayabbaya-ñana.
12
Три знания (tevijjha) — это сверхъестественные способности, имеющиеся у арахантов: знание о своих прошлых жизнях и жизнях других людей, знание разрушения оков. В брахманизме термин относился к знанию трёх Вед.
15
См. «Карания-метта-сутта» (СнП 1:8): «Как мать готова рисковать своей жизнью, защищая своего единственного сына, так и по отношению ко всем существам следует развивать безграничную доброжелательность».
17
Вебхара и Пандава — это названия гор в Раджагахе, месте, о котором Будда говорил в «Махапариниббана-сутте» (ДН 16): «Какое прекрасное место Раджагаха, прекрасны все эти места!».
19
Любопытно, что в Тхиг. 11 монахиня говорит, что свободна от «трёх кривых вещей» — ступы, пестика и сгорбленного мужа.
20
Комментарий утверждает, что мать Соны рыдала не из-за того, что он ушёл из дома в монашество, а наоборот, в тот момент, когда он отклонился от Дхаммы, то есть стал словно бы мёртвым (отказаться от Дхаммы означает умереть в духовном смысле). Впечатлённый реакцией матери, Сона вернулся к своей практике и стал арахантом.
22
Хижина здесь — это обретение нового тела в новом существовании. В Дхмп. 153 Будда говорит о том, что долго искал строителя хижины и, не находя его, был вынужден скитаться по сансаре, возрождаясь вновь и вновь. Когда же строитель (жажда) был найден и «разоблачён», он больше не смог построить новый дом.
24
Это стихотворение-загадка содержит отсылки к нескольким событиям. Прежде всего, Вималаконданнья Тхера был сыном Амбапали — женщины, чьё имя не раз упоминается в Типитаке и которая прошла путь от куртизанки до монахини-араханта. Она была рождена не из лона, а из мангового дерева (и была названа в его честь). Далее обращает на себя внимание то, что о своём появлении на свет он говорит именно как о просто появлении (uppanno), а по-настоящему он был рождён (jāto) только благодаря Будде, открывшему для него Дхамму. Под уничтожением знамени здесь имеется в виду знамя самомнения, которое было уничтожено благодаря знамени мудрости.
25
Широко известна история о том, как царевич Готама, избалованный роскошной и безмятежной жизнью во дворце, встретился с суровой реальностью, увидев сначала старика, затем больного и наконец мертвеца, поняв, что и он сам в будущем не избежит подобной участи. Интересно, что, несмотря на известность этих эпизодов, в Типитаке они описаны как происходящие либо с другим человеком (как в этом стихотворении), либо с Буддами прошлого, но не с самим бодхисаттой Готамой.
26
Комментарий утверждает, что Кассапа Тхера был воспитан матерью (отец умер, когда сын был ещё маленький) и, встретив Будду и услышав от него наставление, быстро стал сотапанной. После этого он попросил у мамы позволения уйти в монашество (согласно правилам, разрешение родителей на постриг является обязательным условием), и она ответила ему словами, приведёнными в данном стихотворении. Надо сказать, что это, скорее, исключение, потому что чаще всего родители были не рады решению сыновей оставить мирскую жизнь.