Бестелесный враг. Семья

Анри Мартини

Хакер Илья вступает в противоборство с сущностью – астралом Костиком. Борьба добра и зла набирает жестокий оборот. Присоединение к астралу Костику Маркуса – отца Габи, озлобленного начальника следственного комитета и губернатора области больно бьёт по семье Ильи. Новые друзья, старые враги, погони, стрельба, заложники, любовь и смерть – всё брошено на алтарь противостояния астрала и Ильи. Превозмогая боль, соприкасаясь со смертью и обагрённый кровью, Илья ищет ответы на важные вопросы жизни.

Глава 10. Мёртвые не плачут

Пятнадцать тридцать. Никого. Невыносимая тишина, холодном змеем проникает внутрь Ильи, сбивая сердечный ритм. Полчаса прошло. Родных нет. Илья через каждые пять минут посматривает на дверь, прислушивается к шагам, но знакомой поступи не слышит. Ему становится тяжело дышать. Грудь сжимает невесть откуда взявшаяся тяжесть. Лика, поставив капельницу, присела на стул, ласково поглаживала свободную руку, старалась успокоить Илью. Постоянно повторяя, что беспокоиться не о чем, семья просто застряла в пробках или что-нибудь случилось с машиной. «Где они? Уже полчаса, вернее, тридцать пять минут, как они должны были приехать?» — переживал Илья. Он каждые две минуты набирал телефон сначала Габи, затем Алины, Сергея, Нины и последним Насти.

Илья прислушивался к организму, пытаясь понять, может, опять им овладел, вырвавшийся наружу Костик. Астралу ничего не стоило незаметно проникнуть в Илью, наигравшись полётами по интернету. Но наполняющая душу боль не была похожа на Костика. Где-то отдалённо, она напоминала боль, терроризирующая его в коме. Через час Илью трясло от злости, холода и боли, обволакивающей всё тело. Он покраснел, мышцы напряглись, глаза налились кровью и стали каменными. Стон из груди парня рвался наружу. Лика, удерживая слёзы, кружила вокруг кровати, выполняя требование, срочно вызванного профессора. В палате были ещё два врача и три медсестры, которые чётко выполняли свою работу, корректируемую после замечаний профессора. Артур Львович слушал пациента, проверял пульс, что-то бубня себе под нос. Похоже, он не очень испугался состоянию Ильи или же понимал что-то такое, что другим пока было неведомо. Кто-то вводил лекарство, кто-то одевал кислородную маску, кто-то массировал мышцы ног. Все были заняты делом, но какого-то положительного результата не происходило. Илья дважды выгнулся на кровати, приподнимая грудь и живот высоко над ложем и обессиленно падал, застывая охваченный судорогой, в очередной раз терял сознание.

* * *

Гораздо позже Илья, вспоминая жуткие события тех полутора часов, рассказывал Лике так:

«Боль. Чуткая, невыносимая боль, стягивающая мышцы. Я — будто мумия.

— Костик! Костик! — кричу из последних сил, — Что тебе нужно? Прекращай, говорю тебе.

Но он не отзывается. Раньше, когда астрал проникал в меня — я по мельчайшим нюансам понимал, что он внутри. Это могли быть резкие уколы или давящая тяжесть на один из жизненно важных органов. Сейчас — это проникающая, непонятно откуда возникшая, ужасная боль. Она почти одновременно врывается во все жизненно важные органы и волнами распространяется, затрагивая весь организм. Боль распространяется как круги от капель дождя, расходящихся по поверхности спящего озера. Волны боли растекаются по мне, наползая друг на дружку, придавая новых жёсткий импульс ощущений. Я на грани безумия, мышцы готовы треснуть как перенапряжённые скрипичные струны, мозг разбухает, и нескончаемый гул переходит в невыносимые удары большого колокола.

— Илья, держись, — слышу между ударами колокола, — только не закрывай глаза и не отключайся. Борись, мой мальчик! — понимаю, что слышу профессора. Милый, Артур Львович, если бы это было так легко сделать. Но всё же открываю глаза и вижу глаза моего профессора, его тёплую улыбку.

— Замечательно, молодой человек. Всё будет хорошо. Вы только верьте, — сквозь колокольный звон доносится до меня. Понимаю, что ничего другого профессор сказать не может, но всё равно на душе становится как-то теплее и спокойнее. Чёрт! Это тепло не от слов профессора, а новая, возможно, последняя, волна боли, которую я не переживу. Внутри в районе живота появляется вращающийся по часовой стрелке болевой ураган, раскрутившись, как от спирали, подбросил меня пару раз на кровати и резко исчезает. Я что умер? Это смерть? Но я же всё осознаю. Что со мной?

Не почувствовав своего приземления на кровать, отключился. Ни боли, ни судорог, ни ударов колокола — ничего нет. Только кровавый дождь в закрытых глазах. Брызжущие кровавые капли растворяются и будто на экране кинотеатра передо мной проявляется живописная картина. Зеленый лес с величественными, высоченными соснами. По центру изгиб асфальтной дороги, уходящей справа налево. Я знаю этот изгиб. Вот-вот вспомню, где мог его видеть. Стоп! Это же «Чёртов поворот». Так, его окрестили местные жители, из-за многочисленных аварий. При выезде из города коварный поворот простирался на пути к клинике. Опасность его в том, что, когда въезжаешь на возвышенность, дорога делает резкий спуск, а в конце — наш поворот. «Надо будет Сергею напомнить о нём, и попросить, чтобы никому не доверял руль, когда они будут ехать ко мне. Знаю я наших женщин, очень уж самоуверенны. Всё без исключения, — подумал я, вскинув голову».

Перед глазами пролетела большая птица, наверно, ворон, и так близко, что я даже сделал шаг назад и поднял две руки, защищаясь от могучих крыльев, вмиг закрывших мне весь обзор. Открыв глаза, моё сердце оборвалось от увиденного. С возвышенности на большой скорости, отрываясь всеми четырьмя колёсами от дороги, летела машина Сергея, которую я узнал сразу. Машина, пролетев несколько метров вернулась на дорогу и сразу завиляла из стороны в сторону. Я рванулся навстречу крича.

— Сергей, тормози! Сергей, — в ревущем гуле двигателя, до ушей доносился мой истошный крик, но реакции никакой. Машина, виляя по дороге, быстро приближалась к опасному повороту. От меня до автомобиля было приличное расстояние, но я летел навстречу мчащейся к машине не соображая, что буду делать, если мы столкнёмся. Отчётливо помню ощущение бега. Чувствую ямы, в которые постоянно попадаю, кочки, нещадно выворачивающие лодыжки, удары ветвей по ногам и лицу густо посаженного кустарника, запах травы и рёв двигателя. Понимая, что при такой скорости бега я не смогу догнать машину, приближающуюся к повороту. И если бы смог, то как бы остановил машину на скорости более ста километров. Но страх, что навстречу смерти неслись мои близкие: Настя, Габи, Алина, Нина и Сергей, впрыснули в организм такую массу адреналина, которой бы хватило забросить в небо самолёт.

Ожидая страшного, я добавил скорости так, что боковое зрение смазало всё, что мешало видеть машину и только машину. Вот секунда, ещё и я соприкасаюсь с полуторатонным монстром. Но он пролетает меня насквозь и подскочив на бордюре, подлетая вверх, силой выносит ограждение, закручивается влево, влетает в овраг и загорается. Я подскакиваю к машине и чувствую огненный жар, хотя пару мгновений назад машина пролетела сквозь меня, не причинив ни капельки вреда. Вдруг взрыв оглушает меня и отбрасывает куда-то вверх в плотный туман. И только единственная фраза, произнесённая Сергеем, всплывает в голове: «Прости. Я не смог». Придя в себя, вижу вокруг плотный серебристый туман. Я лечу в нём не так, как в детстве вниз, а вверх, раскручиваясь, как юла. Вспоминая, что произошло, начинаю истошно кричать. Кричу и плачу до тех пор, пока всё вокруг не окрашивается в красный цвет. Цвет крови. Цвет страдания и отчаяния. Пока кровь, а я уже понял, что это именно она, густая и солоноватая, ни обволакивает меня и ни топит в своей массе. Это конец».

* * *

— Что с ним, профессор? — встревоженно спрашивает Лика, после получасовой агонии Ильи. Усталый профессор, сидя на стуле возле пациента, зажимал руку, будто проверяя пульс, дёрнувшись очнулся от терзающих мыслей и печально посмотрел на девушку. «Нежилец», — читалось в глазах Артура Львовича. Врачи и медсестры после очередного приступа Ильи, тоже попадали, кто где нашёл себе место, и отдыхали, положив руки на колени. Они, конечно, больше желали разойтись по ординаторским и сбросив обувь, хоть на полчасика прилечь на диван. Но профессор их не отпускал, и они молча ждали.

Через пятнадцать минут, после явного обморока, пациент, не открывая глаз, стал мелко дрожать. Сначала конечности, затем дрожь переросла в разрастающиеся спазмы всего организма. Илья стал метаться по кровати неразборчиво, бубня себе под нос. Врачи обступили кушетку Ильи, пытаясь, как и в первом случае, облегчить боль пациента. Эта борьба с проявлением внутренней агрессии продолжалась более двадцати минут, изматывая врачей. Приступы разрастались, и профессор приказал привязать бинтами пациента к кровати. Позвали ещё пятерых мужчин-врачей и с их помощью еле-еле удалось связать Илью. Пациент внезапно стал настолько сильным, что спокойно на одной руке поднял восьмидесятикилограммового врача, который попытался самостоятельно привязать руку к перекладине кровати. Такая неимоверная сила — не то, что удивила, а испугала врачей. Только окрик профессора вывел всех из ступора, и, навалившись вместе, они смогли привязать пациента. Хотя к тому времени Илья и не сопротивлялся, застыв на кровати.

— Что с ним? — повторила сквозь слёзы Лика. — Он умрёт? Да? Артур Львович скажите мне? Он умрёт?

Взъерошенный и уставший профессор, проверяя пульс пациента и заглядывая в глаза, скорее имитировал диагностические действия, чем по-настоящему нуждался в них. Он был неимоверно вымотан, и его выводы были не утешительны.

— Судя по показателям, пациент мёртв, констатируйте время смерти.

— Время смерти — 16.54, — послышалось где-то справа. Голос мужчины произнёс цифры блёкло и холодно.

— Нет, профессор! Нет! Смотрите! Он плачет, — кричала Лика, показывая на Илью.

— Мёртвые не плачут, — подтвердил профессор, но увидев две большие слёзы, катящиеся по щекам Ильи, скомандовал. — Адреналин, дефибриллятор, быстро! Будем вытаскивать его.

Конец ознакомительного фрагмента.