Наша союзница – ночь

Анна Старинова, 2015

В 1964 году были изданы воспоминания полковника Ильи Григорьевича Старинова, человека по-настоящему легендарного в истории разведки. В его книге рассказывалось о секретной подготовке партизанской войны в начале 30-х годов, о диверсионных операциях в годы гражданской войны в Испании и о репрессиях 1937–1938 годов. Гражданскую войну в Испании Старинов прошел не один – рядом с ним всегда находилась переводчица, Анна Корниловна Обручева. После возвращения из Испании они поженились и прожили вместе без малого полвека. Предлагаемая вниманию читателей книга – первое полное издание воспоминаний Анны Корниловны Стариновой. Мемуары этой легендарной женщины охватывают временной период с ноября 1936-го до апреля 1939-го. Автор рисует живую картину происходящего, описывая свои впечатления от встреч с воевавшими в Испании советскими военспецами, подробно рассказывая о диверсионных рейдах в тыл противника и об обучении испанских партизан. Знаменитый российский историк и публицист Александр Дюков провел сложнейшую работу по подготовке текста к печати, дополнил книгу предисловием и подробными комментариями.

Впереди Испания

Москва, 16 ноября 1936 года.

Состав Москва — Столбцы давно подан.

Нетерпеливо пыхтит паровоз, как бы напоминая многочисленным провожающим, что пора прощаться.

Слышатся последние восклицанья, добрые напутствия, и поезд тихо трогается точно по расписанию.

— Как много провожающих, — подумала я, глядя в окно.

…Только не было среди них только моей восьмилетней дочки.

Вспоминаются последние минуты расставания с ней.

Я стою у раскрытого, еще утром уложенного чемодана, проверяя, все ли приготовлено в дорогу, а Оля, суетясь вокруг меня и пытаясь мне помочь, старательно подкладывает в него вовсе ненужные в дорогу вещи, засыпая меня при этом градом вопросов.

Занятая своими мыслями, взволнованная и расстроенная предстоящей разлукой, забываю ей отвечать или делаю это настолько невпопад, что Оля чувствует что-то неладное. Девочка становится вдруг очень серьезной, затем неожиданно начинает жалобно и тихонько плакать:

— Мамочка! Возьми меня с собой на вокзал, ну возьми, пожалуйста, возьми, возьми… и… и! — всхлипывает она.

Чувствую, что могу не выдержать… Защелкиваю запоры чемодана, ласково, очень ласково обнимаю и крепко целую Олю, затем быстро выхожу из комнаты, оставляя дочь с моей сестрой, приехавшей из Мезени в Москву по моей просьбе.

Я стояла у окна, глядя на огни удаляющейся столицы, и думала о дочери. Когда-то теперь доведется встретиться… Затем немного успокоилась и вошла в купе.

Мой начальник Александр Порохняк^[3] — невольный свидетель моих переживаний — попытался было приступить к изучению испанского языка, но из этого у нас ничего не получилось. Мне было не до того…

Мой попутчик, пожелав спокойной ночи, забрался на верхнюю полку и, видимо, заснул.

Поезд шел быстро, вагон плавно покачивало, было далеко за полночь, и все располагало к отдыху, а мне не спалось.

Сбылась моя мечта: еду в Испанию, к которой прикованы взоры всего мира…

Вдруг нахлынули воспоминания из моего детства…

Прошло двадцать лет после окончания мной церковно-приходской школы в затерявшемся на реке Мезени селе Дорогорском, известном лишь тем, что до Октября туда ссылали политических. В память прочно врезались слова отца, сказанные им еще в 1915 году:

— Ну, Анютка, ты, слава богу, выучилась читать, да и писать умеешь. Девчонке в солдаты не идти, пора за работу браться.

— Помогай, доченька, родителям… — добавила мать. — Хлеба на семь ртов до Рождества не хватает!

И определили меня нянькой в семью местного купца вначале за харчи, а потом — за целковый в месяц.

Но служила я у него недолго. Весной двухлетняя дочка купца залезла на подоконник, а я так увлеклась книгой, что и не заметила, как девочка упала на улицу… Хорошо, что все обошлось благополучно: обе отделались испугом. Но финал был печальным — узнали хозяева, выругали и прогнали. Родители опечалились.

С той поры пошла я батрачить. Но от книг не отвыкла, часто недосыпая, умудрялась читать.

За 10 лет батрачества пришлось работать у многих хозяев-богатеев, чтобы заработать себе на пропитание и одежонку, да и по возможности — помогать родителям.

Довелось батрачить и у богатого оленевода. Много сотен оленей было у него, и тяжело мне доставалось. Но была молода и труда не боялась.

— Анна! — не раз говаривал мне захмелевший хозяин, — выдадим тебя замуж за богатого ижемца^[4], будут у тебя стада оленей и станешь ходить в длинной малице^[5] с сююмой^[6], будут у тебя батраки.

К счастью, этого не случилось — пришла Советская власть и в наши края. Все коренным образом изменилось в моей судьбе.

Нехотя пошел хозяин на первое общее собрание и, вернувшись, зло сказал, показывая на своих батраков:

— Теперь они будут править, но недолго!..

Для меня началась новая жизнь. Сходки, собрания, беседы, антирелигиозная пропаганда, заготовка леса.

Несколько лет работала женделегаткой. Волостной Комитет партии выдвинул меня на женработу. 8 марта 1926 года меня приняли в кандидаты партии большевиков. С 1926 года, по окончании губернских курсов женорганизаторов в Архангельске, работала женорганизатором, а дальше — учеба в Комвузе^[7] и в Ленинградском восточном институте имени Енукидзе^[8], где изучала английский и испанский языки. В 1935 году стала переводчицей Международной ленинской школы при Коминтерне^[9].

И вот теперь — международный вагон на пути в далекую, загадочную Испанию…

Сильно утомившись, не заметила, как уснула.

У пограничной станции «Негорелое» проснулась и вышла в коридор. Вблизи нашего купе у окна стоял в добротном костюме хорошо сложенный, симпатичный молодой человек. Когда вышел Порохняк, незнакомец окинул его взглядом с ног до головы. Мой начальник осторожно тронул меня за руку, и мы ушли в купе.

— Видела?

— По одежде вроде свой, а там кто его разберет…

— Будь внимательна и осторожна, — наставлял меня Порохняк.

На станции Негорелое пограничники и таможенники внимательно осмотрели все в вагоне и тщательно проверили наши документы.

Поезд тронулся.

Границу пересекли без остановки. На восточном берегу речки остались родные советские пограничники в зеленых фуражках, на западном — уже стояли белопольские.

Через несколько минут поезд остановился на станции Столбцы. Непонятные для меня надписи, высокие жандармы, крикливые носильщики и первые, режущие ухо слова: «пан» и «пани».

Порохняк заметно изменился, как-то сгорбился и, как я потом узнала, не без оснований: он почти десять лет работал в войсках Украинского военного округа, около трех лет занимался вопросом партизанской борьбы и боялся, что его узнают и не пропустят через Польшу, поскольку у польских панов к нему были свои счеты^[10].

Жандарм просмотрел мой паспорт, мило улыбнулся и вернул его мне, затем взял паспорт моего начальника, внимательно и долго его разглядывал, иногда внезапно переводя взгляд на его владельца.

— Прошу, пан Порохняк! — наконец, изрек жандарм, возвращая паспорт.

Таможенники так внимательно «изучали» содержимое наших чемоданов, словно те были начинены алмазами или валютой, но изъяли только советские газеты и журналы.

Порохняк наблюдал за тем, как таможенники осматривают вещи других пассажиров.

Когда стали проверять вещи ехавшего с нами в одном купе незнакомца, Порохняк весь превратился во внимание.

— Наш! Свой! И, возможно, едем по одному маршруту, — шепнул мне начальник.

И действительно, он оказался таким же, как и мы, добровольцем. В пути мы узнали, что был он танкистом и звали его Павлом.

Порохняк накупил целый ворох газет и начал их читать.

— Ну и брешут! — сказал он. — Если им верить, то мы уже опоздали. В республиканской Испании полная анархия, мятежники на окраине Мадрида, а их главарь — генерал Франко готовится к параду в столице.

В газетах было много фотографий из Испании. Тут и марокканские солдаты, и сам генерал Франсиско Франко. Вот он со свитой наблюдает в бинокль за ходом боя, на другом снимке — дети преподносят мятежному генералу цветы. Газета была за шестое ноября 1936 года.

— Одно меня успокаивает, — сказал Порохняк, — давно знаю, как брешут газеты панской Польши. — И стал читать вторую — за 16 ноября.

— И эта — врет, но не предсказывает скорого падения республики, — сказал он.

— Мы еще успеем… — заметил Павел.

Просматривая газеты, я невольно вспомнила начало фашистского мятежа.

Вспомнила, как вечером 18 июля 1936 года слушала испанского лектора Международной Ленинской школы, где я работала переводчицей. Вернулась домой усталая и, как обычно, включила радиоприемник. На этот раз вместо ожидаемой музыки услышала неожиданную и печальную новость: в Испании начался фашистский мятеж, поднятый реакционными генералами.

Как только мы ни выражали своего возмущения, как только ни ругали организаторов мятежа испанские товарищи! Доставалось и другим руководителям республиканского правительства.

— Вот что получается, если вовремя не пресечь контрреволюцию! — заметил добродушный и жизнерадостный партийный работник из Андалузии — Филиппе.

На следующий день ничего угрожающего о положении в Испании в газетах не было. Но слушатели испанского сектора Ленинской школы волновались, как встревоженный улей. Из Мадрида радио вещало не веселую музыку, не репортажи о бое быков, а призывы к борьбе против фашистских мятежников, призывы к защите Республики, и уже передавались сводки о ликвидации отдельных очагов мятежа.

Народ встал на защиту своих завоеваний и, вопреки победным реляциям мятежников и их зарубежных вдохновителей, одерживал победу за победой.

Следующие дни принесли известия о разгроме мятежников в Мадриде, Барселоне и во многих других городах. Но на помощь внутренней реакции пришли итальянские фашисты. Они стали открыто помогать мятежным генералам, нарушая все общепризнанные нормы международного права. Началась фашистская интервенция.

Стало известно, что утром 20 июля, при взлете с аэродрома под Лиссабоном потерпел аварию самолет, на котором в Испанию летел глава мятежников генерал Санхурхо. Но генералов у них было много, и на его место вступил ставленник германских фашистов — Франсиско Франко.

Прославившись своей жестокостью в борьбе против марокканских повстанцев под предводительством Абдель Карима, за кровавые злодеяния в 1926 году Франко был произведен в генералы.

В 1934 году Франко принимал участие в расправе над астурийскими горняками и был назначен начальником генштаба, а после победы Народного фронта на выборах 16 февраля 1936 года, вопреки требованиям коммунистов, этого матерого фашиста не посадили за решетку, а послали военным губернатором на Канарские острова.

Между тем события в Испании развивались быстро и совсем не так, как нам хотелось. На долю трудового народа выпала нелегкая задача — подавить мятеж и отразить нашествие итало-германских полчищ, посланных в помощь Франко.

Но республиканская Испания не имела ни современного вооружения, ни преданных ей командных кадров. В то же время мятежники беспрепятственно получали из Италии и Германии самолеты, боеприпасы, оружие, целые войсковые части. Мятежникам также помогали и англо-американские нефтяные короли, снабжая горючим.

На защиту республиканской Испании встало массовое антифашистское движение во многих странах мира. Движимые чувством пролетарского интернационализма, в Испанию поехали добровольцы-антифашисты. Многие из них хорошо понимали, что над миром нависла грозная опасность.

В советской печати не было тогда сообщений о нашей военной помощи сражающейся Испании, но никто не сомневался, что СССР помогает не только испанским детям. Речь шла об отражении фашистской угрозы. И советские люди не могли стоять в стороне.

Август 1936 года был месяцем надежд и тревог, тяжелым месяцем для свободолюбивых испанцев. Жестокие расправы происходили над антифашистами в захваченных мятежниками городах и селах. Все прогрессивное человечество было возмущено злодеянием фашистов над населением Бадахоса, Балеарских островов, зверской расправой с великим поэтом Испании Фредерико Гарсиа Лоркой, расстрелянным в овраге под Гранадой в ночь на 19 августа.

В поезде, уносящем нас на Запад, я вспомнила и о том, как начался и мой путь в Испанию.

Вскоре после начала фашистского мятежа в Испании туда стали уезжать наши слушатели — испанцы, с которыми мне довелось работать. На прощание они приглашали нас приехать к ним.

Первым уехал мой однокурсник по институту Николай Андреев. Узнав об этом, и у меня зародилась мечта попасть в Испанию.

Я решила, что надо действовать по принципу «Не жди, пока пошлют, а сама добивайся». И я стала добиваться направления меня в Испанию в качестве переводчицы, как знающую английский и испанский языки.

Долго я добивалась осуществления своей мечты. Мое непосредственное начальство не обещало, но и не отказывало в моей просьбе. Наконец, я встретилась с ректором Международной ленинской школы Клавдией Ивановной Кирсановой^[11].

Еще до прихода в школу я много хорошего знала о ее ректоре. Ну а потом не раз слушала ее яркие речи на собраниях и совещаниях, восхищалась обаянием и простотой ректора, энергией и общительностью. Это был настоящий руководитель ленинской закалки. Ректор пользовалась большим авторитетом и всеобщим уважением.

Клавдия Ивановна всегда была во главе коллектива школы и вместе с ним. На субботниках, во время демонстраций она была впереди. На всех вечерах она вместе со слушателями танцевала и пела.

Как сейчас помню, ректор идет мне навстречу. Здороваемся. На красивом, смуглом русском лице загадочная улыбка. Справляется о здоровье, работе и семейных делах. Разговариваем о событиях в Испании, о нашей помощи испанскому народу.

— Вы проситесь в Испанию, а как с дочерью? — неожиданно спросила она.

— Я уже пригласила сестру. Она возьмет на себя заботы о дочери, а в случае, если не вернусь, то при Советской власти не пропадет, вырастит, выучит и воспитает.

— Ну а если бы вам предложили поехать в длительную командировку? — неожиданно спрашивает она.

— Всегда готова! — отвечаю.

— Хорошо, товарищ Обручева, учтем! Но пока все между нами, — с улыбкой говорит Клавдия Ивановна.

Шли дни. События в Испании широко освещались советской печатью. Я читала корреспонденции Михаила Кольцова^[12], поражаясь мужеству испанцев и отваге автора.

И вот внезапно ко мне на квартиру приходит незнакомая женщина.

Представилась: Урванцева — и предупредила, что все, о чем пойдет речь, я не должна разглашать.

Вскоре она пригласила меня к себе на службу и попросила заполнить большую анкету.

Урванцева внимательно прочла ее, ничего не сказала, но я уже догадалась, что это связано с возможной командировкой в Испанию.

Через несколько дней она вновь зашла ко мне и довольная сообщила:

— Ну вот и хорошо, что застала вас дома. Собирайтесь, пойдемте к товарищам, которые хотят с вами побеседовать.

Это было так неожиданно, что я немного растерялась, но, глянув на полную, добродушную и улыбающуюся Урванцеву, успокоилась.

Через полчаса я очутилась в большом учреждении, недалеко от моей квартиры на Гоголевском бульваре^[13].

Разговаривал со мной высокий, статный, с крупными чертами лица и густой шевелюрой военный, как я потом узнала — Г.Л. Туманян^[14]. Перед ним лежала моя анкета.

— Значит, вы готовы выехать в длительную командировку? — спросил он и ласково, по-дружески посмотрел на меня.

— Готова!

— А дочь?

— Устрою и дочь, родные и друзья присмотрят!

Недолго продолжалась наша беседа.

Гай Лазаревич был немногословен, но чувствовалось, что он уже многое обо мне знал, все было просто и ясно. Мы с ним тепло распрощались, и я поняла, что это не последняя встреча.

Меня опять предупредили, чтобы я никому ничего не говорила.

Прошло некоторое время, и я точно в назначенный час вновь была в кабинете Туманяна, где находился еще один незнакомец.

Нас познакомили, и я узнала, что меня назначают его переводчицей.

— Надеюсь, вы довольны, товарищ Порохняк? — спросил незнакомца Гай Лазаревич.

— Да, да!.. конечно, — как-то по-военному выпрямясь и избегая моих глаз, ответил тот.

Глядя на своего будущего начальника, я еще не понимала, чем он будет заниматься в Испании.

Порохняк был в новом штатском костюме, и было заметно, что он его стесняет — в нем угадывался военный. Это, видимо, заметил и Гай Лазаревич.

— Вы теперь не военинженер 3-го ранга, — сказал он, — а гражданин… Александр Порохняк.

Вскоре нас, вместе с другими отъезжающими в Испанию, принимал комкор С. П. Урицкий^[15].

Семен Петрович предупреждал, что впереди много трудностей, опасностей, но мы должны обязательно оправдать оказанное нам высокое доверие.

Он вспоминал о больших испытаниях, которые наш народ перенес в войне против белогвардейцев и иностранных интервентов в 1918–1920 годах.

Заканчивая беседу, Урицкий сказал:

— Надеюсь, вы сделаете все, чтобы помочь испанскому народу защитить свободу и демократию в борьбе против фашистских мятежников и интервентов!

Переночевали в Варшаве, проехали через Чехословакию, в Вену. На следующий день экспрессом прибыли в Париж. Нас встретили и помогли ознакомиться со столицей Франции. Вечером 22 ноября мы наконец выехали в Испанию.

Примечания

3

Псевдоним И.Г. Старинова. (Примеч. ред.)

4

Ижемцы — финно-угорская этногруппа коми (коми-зырян). Ижемцы традиционно занимались кочевым оленеводством. (Примеч. ред.)

5

Широкое пальто без пуговиц, одевается с подола через голову. (Примеч. ред.)

6

Пришитый к малице капюшон из пыжика. (Примеч. ред.)

7

Комвуз — коммунистическое высшее учебное заведение. Наименование высших партийных учебных заведений в 1920–1930 гг. А.К. Старинова окончила Северный краевой комвуз в Архангельске. (Примеч. ред.)

8

Ленинградский восточный институт им. А. С. Енукидзе (с 1920 по 1922 гг. — Центральный институт живых восточных языков, с 1922 по 1924 гг. — Петроградский институт живых восточных языков, с 1924 по 1927 гг. — Ленинградский институт живых восточных языков, ликвидирован в 1938 г.) — высшее учебное заведение, готовившее работников для практической деятельности в странах Востока, а также научных работников для востоковедных вузов и академических учреждений. (Примеч. ред.)

9

Международная ленинская школа — учебное заведение Коминтерна, основанное в Москве с целью обучения деятелей революционного движения стран Европы и Америки, действовала с 1926 по 1938 гг. (Примеч. ред.)

10

В 1930–1933 гг. И.Г. Старинов являлся сотрудником разведотдела штаба Украинского военного округа и участвовал в подготовке к партизанской войне. Подробнее об этой работе см.: Дюков А.Р. Работа по линии «Д»: довоенная подготовка партизанской войны в СССР // Старинов И.Г. Супердиверсант Сталина. Мины ждут своего часа. М., 2004. (Примеч. ред.)

11

Кирсанова Клавдия Ивановна (1887–1947), советский партийный деятель. Член коммунистической партии с 1904 г… Родилась в семье служащего Кулебакского завода. Исключена из гимназии за участие в революционном движении. Во время революции 1905 г. вела партийную работу в Пермской организации РСДРП. Подвергалась репрессиям; отбывала 4 года каторги. В Якутской ссылке вышла замуж за Е. Ярославского. В 1922–1924 гг. заместитель ректора Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова в Москве. В 1926–1938 ректор Международной ленинской школы. В 1938 возглавляла Отдел вузов Всесоюзного комитета по делам высшей школы при СНК СССР. С 1941 работала в агитационно-пропагандистском отделе ЦК ВКП (б) лектором. С 1945 г. вела работу в Международной демократической федерации женщин, член Президиума Антифашистского комитета советских женщин. Награждена орденом Ленина и орденом Красной Звезды. (Примеч. ред.)

12

Кольцов Михаил Ефимович (1898–1940), советский писатель и публицист. Во время гражданской войны в Испании корреспондент газеты «Правда»; впоследствии испанские газетные репортажи послужили основой книги Кольцова «Испанский дневник» (1938). В 1938 г. отозван из Испании, арестован. Расстрелян в 1940 г., реабилитирован в 1954 г… (Примеч. ред.)

13

Речь идет о здании Разведуправления ГШ РККА, располагавшемся по адресу Гоголевский бульвар, дом 6. (Примеч. ред.)

14

Туманян Гай Лазаревич (1901–1971), советский военный деятель. Член коммунистической партии с 1917 г. В РККА — с 1924, в 1930–1935 гг. в распоряжении Разведывательного управления штаба РККА, работал в Китае. В 1935–1938 гг. начальник спецотделения «А» Разведупра. Участник гражданской войны в Испании. С 1938 — военный комиссар Военно-инженерной академии РККА. Во время Великой Отечественной войны — член Военного совета танковой армии. В 1957 г. — заместитель начальника Бронетанковой академии по политической части. С 1969 г. в отставке. (Примеч. ред.)

15

Уриицкий Семен Петрович (1895–1938), руководитель советской военной разведки. Член коммунистической партии с 1912 г. В 1915 г. призван в царскую армию. В 1917 один из создателей Красной гвардии в Одессе. В Гражданскую войну командир и комиссар кавалерийских частей 3-й армии, начальник штаба 58-й дивизии, командир бригады особого назначения 2-й Конной армии. В 1920 — начальник оперативного отдела Разведывательного управления Полевого штаба РВСР. В 1922–1924 годах нелегально работал в Германии, Франции и Чехословакии. С 1924 — помощник начальника, начальник и комиссар Московской интернациональной пехотной школы. С июня 1927 — командир и комиссар 20-й стрелковой дивизии. В 1929–1930 гг. — заместитель начальника штаба Северо-Кавказского военного округа. В 1930–1931 гг. командир и комиссар 13-го стрелкового корпуса. В 1931–1932 гг. начальник штаба Ленинградского военного округа. В 1932–1935 гг. заместитель начальника Управления механизации и моторизации (с ноября 1934 — Автобронетанковое управление) РККА. В апреле 1935 г. возглавил 4-е (разведывательное) управление Генштаба РККА. В июне 1937 г. назначен заместителем командующего войсками Московского военного округа. Арестован 1 ноября 1937 г. по обвинению в участии в антисоветском военном заговоре и шпионаже, расстрелян в 1938 г… В 1956 г. реабилитирован посмертно. (Примеч. ред.)