Последняя пьеса

Анна Панкратова (2025)

Мойра мертва, но ее последняя пьеса в самом разгаре. Врата меж мирами уничтожены, и магия хлынула в мир. Электричества больше нет, люди стали пленниками города. Смогут ли они привыкнуть к новой жизни, где нет интернета, но есть колдовство, хранители и стихийники? А на сцену выходит Время. Она устала беречь покой, уносить души в Подземное царство, где те получают возможность перерождаться, а потому решила украсть принцессу, ведь с ее помощью сумеет уничтожить души. Как победить само Время? И как вернуть Хаоса, что знает, как справится с бывшей женой? Ведь Время придумала смерть, а Хаос — жизнь. Встреча двух первых людей, манипуляторов, что сделают все, чтобы выиграть в этой игре. И грандиозный финал последней пьесы, написанной мойрой.

Глава 4. Кризис средней немертвости

1

Блэр казалось, что она восстает из мертвых. Тишина и покой не отпускали, манили обратно, хватая холодными руками, но она не хотела умирать, поэтому сумела вcплыть на поверхность и разлепить веки.

Слабая боль оставалась в теле, но Блэр могла дышать. Несмело она пошевелила рукой, потянула нить, что слабо светилась, мерцая черным, сощурилась и, охая, привстала на локте. Нить вела к Клаусу, который спал в кресле, делясь с ней своей магией. В другом кресле спала Аврора, подобрав ноги под себя, такая бледная, словно даже во сне не могла избавиться от страха.

— Эй, — прохрипела Блэр, касаясь груди, невольно стоная.

Клаус проснулся первым. Он подскочил к Блэр, нежно обхватывая запястья, не позволяя вставать.

— У тебя ребра сломаны. Аврора слегка подлатала, но не была уверена, когда пора остановиться.

Блэр кивнула, сделала глубокий вдох, заметила, что подошла и мама.

— Джейк?

— С ним все хорошо, — ответила Аврора, касаясь ее груди. — Скажи, когда боль почти уйдет, ладно?

Блэр кивнула, глотая слезы, закрыла глаза, ощущая тепло. Боль покидала ее, ребра срастались от магии матери, а руку крепко сжимала такая знакомая горячая ладонь.

— Вроде все, — пробормотала Блэр, открывая глаза. Аврора провела по ее щеке, не в силах скрыть тревогу. — Прости.

— Я понимаю. Я бы сделала так же.

— Где папа?

— Важные дела. Все хорошо! Все живы!

Блэр догадывалась, что от нее что-то скрывали, но ощущала такую слабость, что могла только слабо шевелить извилинами, а не искать причинно-следственные связи.

— Я пойду проверю Джейка, хорошо? Он тоже под капельницей.

Аврора посмотрела на Клауса, поджала губы.

— Не позволяй ей больше рисковать жизнью ради тебя, понял?

— Я защищу ее. Всегда.

Аврора кинула, словно сталь в голосе Клауса сумела ее убедить, коснулась нити, сводя брови вместе.

— Думаю, еще минут пять будет достаточно, иначе ты слишком ослабнешь.

— Я справлюсь.

— Блэр уже достаточно, Клаус.

Он кивнул, провожая Аврору взглядом, подвинул Блэр так осторожно, словно она была фарфоровой куклой, и лег рядом. Она, не думая, прижалась к его груди, проникла рукой под рубашку, ведь только так могла убедиться, что он и правда живой, а не проекция ее умирающего мозга.

— С Джейком правда все хорошо? — тихо спросила она, расслабляясь от того, что Клаус начал гладить ее по спине.

— Так точно. Он вытащил нас с тобой из хаоса, говорю же, сильный некромант. Знал, что сможет, ведь он сам вернулся из мертвых. Просто ослаб после сложного ритуала.

— Это хорошо.

Блэр закрыла глаза, царапнула Клауса по груди, понимая вдруг, что он не давал читать свои эмоции. Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в макушку.

— Незачем тебе читать мое беспокойство.

— Ты невыносим.

— Ну что? Только вернула и снова убьешь?

Блэр уткнулась носом в шею Клауса, пытаясь удержаться на плаву. Усталость не отпускала, не помогала даже магия, которой делился с ней сам Хаос. Все казалось сном, а туман в голове никак не рассеивался, норовя утащить обратно в сон.

— Ты сам-то не слишком слаб, чтобы магией делиться? — прошептала она.

— Я не первый раз возвращаюсь из хаоса. Хоть и ни разу это не было настолько больно. Ваш некромант явно не церемонился!

— Напиши жалобу и попроси переделать услугу.

Она услышала хриплый смех, улыбнулась сама, но потом резко села. Осознание настигло так неожиданно, словно кто-то вылил на нее ведро холодной воды.

— Ты был мертв! Ты умер!

Клаус виновато пожал плечами, смотря на нее так спокойно, словно просто вернулся из магазина чуть позже. Дрожь прокатилась по телу, а от злости покраснели щеки. Даже не собирается извиняться за то, что бросил ее!

— Умер ради мойровых Врат!

— Надо было спасать мир, Блэр.

Он говорил так просто, словно не было другого решения, смотря с такой любовью, что ярость пыталась отступить… Но он сделал ей слишком больно. Блэр вырвала из вены нить, отказываясь от магии Хаоса. И заколотила его в грудь. Ее ранило даже не то, что он умер, — вернули же! Вот он, рядом лежит, крайне довольный собой — а то, что он сам принял решение, как Блэр будет лучше жить. Не захотел слушать ее просьбы не умирать, не спрашивал ее мнения даже!

— Да к мойре этот мир! Ради чего все это? Ты мне нужен!..

Клаус перехватил ее руки, подтянул ее к себе.

— Ты чуть не умерла. Тебе нужен отдых.

— Я прекрасно себя чувствую! И пусти меня, ты, самовлюбленный…

Клаус подмял Блэр под себя. Поймал ее взгляд, остужая и захватывая власть. Она слабо пискнула от боли в груди, не смея вырываться. Увязла в его взволнованных глазах, что смотрели на нее со смесью нежности и тревоги, поняла, что еще раз потерять его не сможет, ведь просто умрет в ту же секунду, что и он.

— Ты потеряла много крови. Отдала всю свою магию, чтобы Джейкоб провел вас в хаос, а потом почти умерла — так слаба стала. Боль пожирала тебя. И хаос вцепился в твою душу, не желая отпускать. К счастью, я нашел тебя. И Джейкоб нас выдернул. Но я был готов, ведь для меня это естественно. А ты — нет. Душа не хотела возвращаться в твое тело. Она билась в истерике. Сломала ребра, почти остановила сердце. Я чудом успел утихомирить ее.

Блэр затихла, отпуская злость. Боль и обида, страх срослись в тугой узел и растаяли от нежного взгляда Клауса, его горячих рук, что крепко сжимали запястья.

— У тебя шрамы остались, — тихо сказал он. — На руках. И на душе. Душу я постараюсь исцелить, но руки…

— Да к мойре шрамы. Я люблю тебя.

Он прижался к ней лбом, позволяя вновь чувствовать его эмоции. Пытался скрыть тревогу, но не мог. И она вдруг поняла, как напугала его. Поняла, как серьезно все было. Слезы застлали глаза, ведь она наконец полностью осознала происходящее: Клаус снова жив, она все еще жива, Врата возведены, а значит… у нее есть шанс просто быть счастливой.

— Не умирай больше, ладно? — прошептала Блэр.

— А ты не спасай меня. — Он поцеловал ее, осторожно, нежно, словно боялся сломать. — Я люблю тебя слишком сильно, Блэр. Прости меня. Прошу, прости.

— Клаус, ребра!

Он лег рядом, подтянул к себе, несмело прижимая к груди.

— Прости! Я не должен был! Знал, что умру, но не смог… Я не должен был так привязывать тебя к себе. Но я не смог.

— Все хорошо, — хлюпнула носом Блэр. — Мы вернули тебя. Только не умирай больше. Прошу!

— Я постараюсь, пчелка.

Он указал на ее правую руку. Блэр нахмурилась, разглядывая линии и завитушки, что расцвели до локтя, захватывая пару пальцев. Среди узоров она заметила крылья: черные, вытянутые, и едва заметные — белые. Они тянулись друг к другу, а некоторые линии слишком уж напоминали ладони, ищущие друг друга.

— Хаос никогда не отпускает тебя без следа.

— Мне нравится. — Блэр сощурилась, оглядывая Клауса в поисках новых отметок. Он расстегнул рубашку и показал плечо, с которого новая отметка переходила на ключицу.

— Как моя? — прошептала Блэр, проводя пальцами по крыльям.

— Парные тату, получается.

— Я есть хочу.

Клаус рассмеялся и повел ее на кухню на поиски еды. Тело отказывалось двигаться, ноги казались чужими, а в груди немного болело: чтобы полностью исцелить сломанные ребра, надо отдать слишком много времени. Но все равно было хорошо. Мойра, как хорошо. Словно Блэр вернулась в беззаботное детство и проснулась первого января после празднования дня Любви. Дом утопал в тишине, на кухне осталась праздничная еда, впереди были каникулы, никому никуда не надо…

Блэр позволила Клаусу надеть на нее носки и теплую кофту, размышляя, откуда у него были силы. Не он ли отдал ей опять половину своей магии? Да еще и вернулся из хаоса…

— Еще ночь? — спросила Блэр, когда они зашли на кухню. Мозг пытался уснуть, противясь физической активности, но желание поесть пересиливало.

— Следующая.

— О-о.

Блэр села на тумбу, хватаясь за грудь. Мойровы ребра еще долго будут напоминать о небольшом путешествии туда, где зародилась каждая душа. Но это того стоило, ведь она опять могла наблюдать, как Клаус искал еду в холодильнике и пытался спрятать от нее торт, чтобы заставить поесть хоть что-то полезное. Заботился о ней, бросал лукавые взгляды, и вроде даже не собирался никуда уходить.

В итоге Блэр отвоевала шоколадный торт, поела пасту и даже несколько бутербродов — так проголодалась. Они сидели в темной кухне, освещаемой одной свечой, ели, говорили. Она пыталась не смеяться, ведь каждый раз ребра пронзала боль. Не могла скрыть улыбку, слушая любимый голос, наслаждаясь знакомыми касаниями. Казалось, она застряла в пузыре, что скрыл от всех невзгод, позволяя насладиться мгновением.

Когда солнце начало подниматься, Блэр с удивлением посмотрела в окно. Она как-то забыла, что жизнь продолжалась, не ставилась на паузу. Что мир жил так, словно она не теряла и не возвращала Клауса.

Холодные лучи вышли из-за дерева, заливая кухню, касаясь щек Блэр. Она устало выдохнула, вспоминая, что скоро зима. Закрыла глаза, погружаясь в объятия Клауса, веря, что с ним будет не так холодно.

Клаус повернул Блэр к себе, нежно провел по позвоночнику, поднимаясь до шеи, приблизился так, что почти коснулся губами, но замер.

— Не надо, — прошептала Блэр. — Я… либо вместе, либо никак.

Клаус улыбнулся, провел носом по ее щеке, ведя к уху, поцеловал мочку, прикусил. Блэр обняла, теряя контроль, отдаваясь чувствам. Его тепло оплетало, словно летнее солнце.

— Ты правда думаешь, я смогу еще раз от тебя уйти? — прошептал Клаус на ухо, а потом опустился к шее, оставляя дорожку поцелуев. Она охнула, когда он обнял ее слишком сильно.

— Ребра, Клаус.

— Прости.

Он прижался лбом к ее, оставляя между ними немного пространства. Блэр утопала в его дыхании, едва верила, что он стоял рядом.

— Я твой, Блэр. Навсегда.

Клаус приложил ее ладонь к своей голой груди. Блэр ощутила его душу под пальцами, которая с готовностью откликалась на зов. Потянулась, чтобы поцеловать, но заметила движение в коридоре.

— Джейкоб!

В проеме замерли Даниэлла и Джейкоб, которые, похоже, не ожидали увидеть на кухне кого-либо в столь ранний час. Клаус придержал Блэр за талию, помогая дойти до них, подал руку Джейкобу.

— Спасибо, Джейк.

— Не ради тебя. Нее.

Блэр встретилась взглядом с Джейкобом. Покрылась мурашками, понимая, что он рисковал и правда ради нее. Даниэлла устало вздохнула.

— Дени? Прости, — сказала Блэр, но королева пожала плечами.

— Начинаю думать, что в этой стране на королевах проклятие. Джейкоба вытаскивали с того света, твоя мама убила, потом оживила Элайджу. Теперь вот ты. Хвала крыльям, у меня будет сын.

— Сейчас сын. Потом дочь. А, может, и несколько, — улыбнулся Джейкоб.

— С такой жизнью — сомнительно, — ответила Даниэлла.

Блэр покачнулась, совсем устав. Тело не понимало, почему она ходит, а мозг гадал, зачем они думают после того, что произошло.

Они попрощались с Даниэллой и Джейкобом, которые шли к себе домой. Клаус взял на руки Блэр и понес ее отдыхать. Она хотела бы сопротивляться, но уснула еще до того, как они дошли до кровати, погружаясь наконец в спокойствие.

2

Жизнь, а вернее, нежизнь Элисон Дейлайт протекала обычно. Спустя неделю в подземке новоиспеченная немертвая вдруг с ужасом осознала, что ничего не изменилось. Ну, только пропал дневной свет и стало холодно. А так… одна, никого к себе не подпускает, предпочитает слушать и не участвовать в разговорах, работу свою ненавидит.

Душа ныла, гадая, почему попала в такое глупое тело. Трудно было отказать? Пойти дальше? Вот зачем она сохранила чувства?

Каспер не сдавался и пытался стать другом, но действовал так бережно и осторожно, что Элисон сама не заметила, как все же позволила ему подойти к ней чуть ближе, чем остальным.

Белла оказалась веселой девушкой, она вечно юморила и додумывала истории душам, которые попадали на ее стол. Николь ее веселья не разделяла и пыталась остудить голову «писательницы». Элисон с сомнением смотрела на единственного живого, которого нашла в подземке, пытаясь понять, почему Белла выбрала остаться в царстве вечного холода и тьмы.

— Это ее дом, — ответил как-то Каспер, когда все же привел Элисон в бар. — Ей тут хорошо. И тут есть еще живые, кстати.

Довольно быстро Элисон поняла, что так-то ей плевать, почему Белла решила остаться в подземке.

Работы было много. И это тоже не радовало Элисон, что предпочитала перекладывать обязанности на кого-нибудь другого. И это при том, что к ней попадали досье душ, что умерли в Лостхилле и Лаксе, остальными занимались другие офисы. Сколько их всего — ей так никто и не ответил, ведь похоже и сами не знали.

Утро Элисон начинала с кружки горячего горького кофе и попытки спрятаться от коллег, которые с ней здоровались. Она закапывалась в новоприбывшие бумаги, оглядывая фото и имена тех, кто умер вчера. Она думала, ей будет их жаль. Но нет. Мозг не верил в происходящее, отказывался понимать, что она перекладывала дела реальных людей, а не персонажей какой-нибудь пьесы.

Элисон записывала данные каждой души зачарованной ручкой в файл: имя, фамилия, вид, место жительства, возраст, причина смерти. Разобраться было не сложно, ведь ей присылали их паспорта. Далее она искала файл об этой же душе, которые ей присылали из отдела Зазеркального, подшивала, даже не читая. Зачем ей знать, чем увлекался тот, кто уже умер?

Затем она делала копии, которые отдавала коллегам. А оригиналы складывала в шкаф, где им предстояло лежать до выхода души в новую жизнь.

После этого следовал перерыв на обед. Аппетита не было, но жутко хотелось уйти из душного офиса хоть ненадолго, чтобы отдохнуть от голосов коллег и рутинной работы. Каспер обычно шел с ней. Первые дни она противилась, но к концу недели начала привыкать к зеленоволосому другу, таскающему с собой склянки с травами.

После перерыва Элисон снимала с учета души, что ушли в новую жизнь. Снова копалась в бумагах от Зазеркального отдела, чтобы понять, чьи документы надо выудить из архива. Искала. Грустила. Перекладывала в другой архив, в котором бумагам предстояло лежать до очередной смерти.

В первый день все ждали от Элисон вопросов, но она молча делала работу. Глупой она никогда себя не считала, а потому даже обиделась, увидев в середине дня Клавдию.

— Ты с проверкой?

— Разумеется, голубушка! А ты уже справилась?

— Ничего сложного.

Минут десять Элисон недовольно топала ногой, наблюдая, как Клавдия листала архивы, чтобы убедиться, что новый специалист по записи и учету душ ничего не перепутал. Но потом та все же выдавила улыбку, убеждаясь, что Элисон и правда схватывала все на лету.

— Ты молодец! — Клавдия сверкнула светлыми глазами за толстыми очками. — Что ж, тогда ты уже можешь приступить к своим остальным обязанностям.

— А?

Элисон выпрямила спину, изогнув брови. Она-то уже просчитывала, как сможет уходить из офиса пораньше, ведь довольно быстро справлялась с поставленными задачами.

Клавдия объяснила, что после постановки и снятия душ с учета Элисон обязана перебирать архив, чтобы связать жизни душ.

— То есть… я должна перебирать кучу документов каждый день, чтобы составить истории перерождения каждой души?

— Не каждой. Только тех, кто сейчас проживает в Лостхилле и Лаксе. Остальными занимаются другие специалисты.

Элисон закатила глаза и сложила руки на груди, не веря в происходящее.

— Зачем?

— Ох, голуба, это не сложно, всего-то…

— Я поняла, что это простая и рутинная работа. Я спрашиваю: зачем?

Клавдия подняла на нее взгляд, нервно хлопнула рукой по архиву.

— Таковы указания начальства. Больше тебе знать не нужно. Это же учет! Так важно! Все должно быть на местах, разложено по полочкам… Смотри, я раскладываю документы по алфавиту и по видам…

— Я поняла, Клавдия. С первого раза.

Клавдия недовольно поджала губы, забыв, что и правда успела дважды объяснить все.

И вот спустя неделю Элисон в пять вечера запихивала коробку в архив с буквой «П» в отдел с хранителями жизни. Ну, в их последнем воплощении. Элисон уже поняла, что почти при каждом рождении душа меняет вид, поэтому организация архива Клавдией ее жутко раздражала, но и менять что-то не было сил.

В офис зашла Николь, протянула ей коробку с пончиками, предлагая угощение, но Элисон качнула головой.

— Тебя Том, кстати, хотел видеть.

— Зачем это? Уже увольняют? — устало спросила Элисон.

— Не знаю. Но я бы на твоем месте поспешила: он не любит ждать.

Элисон накинула теплую кофту и отправилась блуждать по темным коридорам до кабинета Тома. Начальника она не видела с того дня, как нагло называла его исключительно по фамилии, и, по правде, надеялась в ближайшее время и не увидеть. Встречи она не боялась, зато испытывала… усталость. Все это слишком утомляло.

— Можно?

Элисон заглянула в кабинет без стука, увидела Тома, сидящего за столом, что был засыпан ворохом бумаг. Сощурившись, она заметила, что он читал досье на души, что она разбирала в архиве. Ему-то зачем это все?

— Да, Элисон, заходи. Присаживайся.

Стихийница села напротив начальника, вглядываясь в досье.

— Кого вы ищите?

Том поднял черные глаза, ухмыльнулся, сгребая бумаги.

— Иначе я не понимаю, зачем разбираю этот мойров архив. Вы ищите какую-ту душу, да? И не знаете, в кого она переродилась.

Досье полетели в ящик стола, а Том положил подбородок на сцепленные руки, упираясь локтями в дубовый стол.

— Как прошла первая неделя, Элисон?

Она закатила глаза, не зная, куда спрятаться от его взгляда, внимательного и заинтересованного. Она явно его чем-то зацепила, и ей это не нравилось.

— Отлично. Думала, меня уже увольняют.

— Не сегодня. Ты права — ты нужна нам. К тому же ты отлично справляешься с обязанностями. Хоть и… — Том раскрыл папку с отчетами о работе отдела распределения душ, которые ежедневно сдавала Николь. — Опаздываешь. Задерживаешься с обеда. И пытаешься уйти с работы пораньше.

— Такова моя натура, мистер Купер.

Элисон сама с трудом понимала, почему не могла перестать язвить Тому, почему так хотелось задеть его. Возможно, ее раздражала его уверенность, тот факт, что он владел ее душой, и она в его подчинении, без права разорвать контракт, чтобы уйти, хлопнув дверью. На прошлой работе сердце всегда грела мысль, что в один день она может бросить все, уехать, начать с начала…

По правде, она до жути пугалась того, как он на нее смотрел. С интересом и… желанием. Элисон не понимала этого, ведь никогда не видела подобных взглядов в свою сторону, но душа уже ощущала опасность, ведь появился тот, кто мог нарушить их депрессивный покой.

Том рассмеялся вдруг, откидываясь на спинку кресла, не сводя с Элисон глаз.

— Ты мне нравишься, Элисон.

— О, не надо вот этого, ладно? Я никому не нравлюсь. Привыкла.

Том поддался вперед, заставляя Элисон заерзать на стуле. Кожа покрылась мурашками, а сердце вдруг застучало быстрее. Она не могла оторваться от его глаз, черных, словно ночь.

— Нет, Элисон. Ты правда мне нравишься. Ты весьма… интересная личность. Я таких еще не встречал.

— Я тоже серьезно, Купер, не надо. Ты пожалеешь.

— Почему же?

— Я дурная. Ты же читал мой файл.

Том широко улыбнулся, разрывая наконец контакт. Элисон резко выдохнула, осознавая, что у нее покраснели щеки.

— Как скажешь, Элисон. Есть вопросы по работе?

Она помотала головой, вконец запутавшись. Он флиртовал с ней? Издевался? Насмехался? Вел себя обычно?

— Тогда иди домой. Ну, или куда ты там собиралась после работы?

Элисон молча встала, направилась к двери, желая поскорее уйти из кабинета, в котором вдруг стало слишком жарко.

— До завтра, Элисон.

Она замерла в двери, обернулась.

— Надеюсь, нет. Пока, Купер.

Элисон вылетела в коридор.

3

Элисон водила трубочкой по почти пустому бокалу с мартини и грустила, что больше не может запьянеть. Вот ж твою тень, а! Душа ныла, моля, чтобы ее отпустили дальше.

Перебирать бумажки? Сидеть в душном офисе? В атмосфере, которая давила на нее со всех сторон?

Возьми этот документ, переложи его в эту папочку. Теперь в эту. А теперь вот в эту. Сделала? Ох, какая ты умница! Такая сложная работа!

Элисон забарабанила пальцами по столу, лед в мартини неприятно загремел, но она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.

— Что? Кризис средней немертвости?

Элисон открыла глаза, напротив уже сидел Каспер, лукаво оглядывая ее.

— Не вижу смысла в своем существовании. Не знаешь способа откинуться окончательно?

— Так скучно бумажки перекладывать?

Элисон гневно выдохнула, видя спокойный взгляд Каспера, даже насмешку. Раздражало, как он стучал пальцами по столу, едва сдерживал улыбку. Бесили его зеленые волосы, что вновь топорщились во все стороны.

— Я не вижу смысла в том, что мы делаем.

— А у всего должен быть смысл?

— Хотя бы польза. А в чем польза переписи душ? Они и до нас прекрасно перерождались.

— Раньше была мойра, которая за всем следила. Сумасшедшая, конечно… Но души сами к ней слетались в Зазеркалье. Без нее — увы.

— Хорошо. Оставить отдел зазеркальный. Мы тут зачем?

Каспер тяжело вздохнул, на лице отпечаталась грусть, которую он до этого умело прятал за шутками.

— Элайджа Блэк велел организовать нашу работу, когда хранители душ начали перемещаться в Соларис. Не знал, правда, что за пару дней до него кое-кто другой отдал точно такой же приказ…

— А? Кто-то выше Блэка?

— Вроде того. Но он уже тогда понимал, что без «пьесы» и душнил это место превратится в царство безнадеги, ведь души не смогут найти дорогу к новой жизни. И поэтому мы здесь, Элисон. Чтобы помочь каждому получить новое воплощение.

Элисон сложила руки на груди. Хотелось умереть окончательно. Но еще сильнее — увидеть море. Просто прийти на пляж. Сесть на песок. И заплакать от счастья.

— А кто выше Блэка?

— Это слухи. Не говори никому, ладно?

Элисон пожала плечами. Словно ей есть кому рассказывать об этом.

— Слушай, а эта Клавдия — кто? Неужели хранитель времени?

— Да она странная. Проработала с нами всего два месяца. Перелопатила весь архив, придумала эту свою систему, которая так понравилась Куперу, что тот всех специалистов заставил вести перепись перерождения душ. Чуть бунт не подняли! Но потом смирились, ведь им скостили аж сотню лет за это.

— Ого. — Элисон выпила мартини, с грустью обернулась к бару, чтобы узнать, есть ли там очередь, но нахмурилась, увидев, кто заменил бармена. Она вновь повернулась к Касперу. — А куда перевели Клавдию?

— Понятия не имею.

— И она — хранитель времени?

Каспер напрягся, тяжело вздохнул и опустил глаза. Скрывал что-то, догадалась Элисон, но промолчала, не желая вдаваться в подробности. Это не ее игра. Она — просто глупая девчонка.

— Слушай, мне правда жаль, но мне надо кое-куда отлучиться, ладно? Меня вроде как ждут.

— Да иди. Без проблем.

Элисон проследила за Каспером, который почти выбежал из бара. Опаздывает? Она выкинула его из головы, ведь пошла к стойке, чтобы поговорить с той, что забрала ее в подземку.

— Женева вроде, да?

Жнец смерти был без плаща. Футболка открывала руки, испещренные черными, выпуклыми венами. Казалось, нажми на них — взорвется. Вены тянулись по всему телу, уходя по шее к голове, и заканчивались на подбородке. Элисон дернулась, словно от холодного ветра, закусила губу, понимая, что пялилась.

— Верно. А ты — та новенькая, которую я забрала полторы недели назад.

Элисон устало кивнула, благодарно сжала протянутый бокал с мартини.

— Зачем работаешь за стойкой?

Женева тепло улыбнулась, тряхнула плечами.

— Это мой бар, просто помогаю иногда. Это весело. Не могу же я души сутками сюда переносить?

Элисон села на барный стул, отпила мартини, вновь жалея, что не может запьянеть. Странно — боль есть, тело реагирует на все, словно живое. Но ни голода, ни усталости нет.

— А ты когда-нибудь, ну… — Элисон задумалась, как корректно задать вопрос, но нахмурилась.

— Хочешь узнать, была ли я живой? — улыбнулась Женева. — Нет, дитя. Я была рождена жнецом смерти. И нет. У меня нет души.

— Ого. То есть… ого.

Женева склонила голову, наслаждаясь изумлением Элисон, держа бокал с вином в почерневшей руке. На одном из пальцев сверкал перстень.

— Ты умная девушка, Элисон. И способна на гораздо большее.

Элисон опустила глаза, дивясь резкой смене темы. По правде, она себя особенно умной не считала. Скорее ленивой особой, которая еще и в жизни разочаровалась.

— А ты… хм. Я даже не знаю, как сформулировать вопрос. А ты меня умной называешь.

Женева рассмеялась, указала ногтем на грудь Элисон, заставляя душу затрепетать.

— Твоя душа не готова к перерождению, дитя. И я догадываюсь, что ты хочешь знать. Жнецы созданы Временем, ведь она была не в состоянии сама заниматься таким потоком душ. Мы — исполнители. Подчиняемся ей беспрекословно.

— Ей? А как же Блэк? И кто это… она?

— Аделин. Первая женщина в нашей истории. Мы связаны с ней магией, не можем противиться приказам, так же как хранители душ не могут противостоять приказам своего короля. Блэку мы подчиняемся, потому что уважаем его. Он — хороший король. Вернее, подчинялись. Нам запретили это делать.

— Эта самая… Аделин, да? Она запретила? Чтобы подземку отжать?

Женева снисходительно склонила голову, а Элисон догадалась, что больше информации не получит. Ну и мойра с ним — не ее игра. Не ее забота. Она — секретарь, который днями торчит в архиве.

— Ладно. Последний вопрос: ты сказала «нашей» истории. Есть другие?

Женева хмыкнула, гладя на Элисон так, словно та была ребенком, который задавал очевидные для каждого взрослого вопросы.

— Ты же не думаешь, что человечество населяет эту планету всего десять тысяч лет? До нас были другие цивилизации, которые зарождались, развивались и приходили к концу. Но всегда существовал хаос, который неминуемо начинает все заново. И не веришь же ты, что Соларис — единственная страна, в которой есть магия? Этот мир куда больше, чем ты можешь представить.

— Еще магия? Но мы скрыты Вратами…

— Скалами, дитя. Врата — проход. Мы укрыты скалами. Кто сказал, что за сказали в море ничего нет?

Элисон нахмурилась, задумалась, хотела уже спросить, была ли там Женева, чтобы так говорить, но не успела. Жнец наклонилась, схватила ее за запястье, разнося холод и боль по организму, и тихо сказала:

— Будь осторожна. Плохие времена идут на Подземное царство. Когда падут Врата — беги отсюда.

— Что?

Но Женева уже залпом осушила вино и скрылась вдали. Элисон озадаченно смотрела ей вслед, пытаясь понять, как та перемещалась так быстро, а потому вздрогнула, едва рядом сел Купер.

— Думала, есть негласное правило, по которому ты не ходишь в этот бар.

Том улыбнулся, слыша очередную колкость. Щеки Элисон залились краской, а в голове все стучал вопрос: почему ты ему дерзишь? Он тебе ничего плохого не сделал. Но она не могла себя остановить — так пугал его взгляд, полный желания, а душа твердила, что нужно оттолкнуть его, забыть и не дать разбить сердце.

— Тебя искал.

Элисон устало вздохнула. Она бы хотела знать, как себя вести, когда к тебе открыто пристает твой начальник, но, увы, в такой ситуации была впервые. По правде, к ней кто-то приставала тоже впервые. Из головы сразу выпали все вопросы про скалы, другие миры и цивилизации, но желание найти Женеву и расспросить подробнее осталось.

— Эли, я же могу называть тебя «Эли», правда? — Том коснулся ее коленки, заставляя вздрогнуть. — Я просто хочу узнать тебя. Позволишь?

— Так файл понравился?

— К пустоте файл. Может, мне нравится, как ты дерзишь мне. Это жутко… возбуждает.

Элисон нервно облизала губы. Страх подползал к горлу, опасность сковывала, но она смотрела в глаза Тома, понимая вдруг, что этот человек ею интересуется. Что он может дать ей то, что она хочет, — нежность и заботу…

Ну, или он хочет переспать с ней и выставить за дверь. Такой вариант Элисон не желала отметать, а потому стряхнула его руку с колена и резко встала.

— По деловой этике подчиненным не стоит пересекать черту, общаясь с начальником. Нам лучше не сближаться.

Том широко улыбнулся, не сводя с Элисон глаз.

— Как насчет сделки? Ты даешь мне шанс, а я отвечу на пару твоих вопросов.

— Только пару?

— Тебе мало?

Элисон задумалась, сузила глаза: ее просили только дать шанс.

— Можешь проводить меня до дома. Я все равно запуталась, где нахожусь. Тут все одинаковое!

Они вышли из бара и окунулись в привычную прохладу. Том спрятал руки в карманы, но продолжал прожигать Элисон взглядом. Он кивнул в нужную сторону.

— Ты очень красивая. Удивлен, что ты отталкивала всех от себя.

Щеки покраснели, а Элисон зажмурилась, желая исчезнуть. И почему у мертвого тела краснеют щеки?!

— Говорю же, я дурная. — Элисон запахнула пальто, пытаясь так спрятаться от любопытного взгляда Тома. — Что за душу вы ищете?

— Прости?

— Никогда не поверю, что вы ведете этот глупый архив просто ради порядка и отчетности. Вы кого-то ищите.

— Ты умна. Не думаю, что ты надолго задержишься в статуте специалистки.

— Так кого?

Элисон остановилась, схватила Том за руку. Он едва прятал улыбку, внимательно глядя в ее глаза, сделал шаг, уменьшая расстояние между ними.

— Но слишком любопытная. Прямолинейная. Хочешь что-то узнать — манипулируй. Заговаривай зубы. Втирайся в доверие.

Элисон едва сумела вдохнуть, едва Том подошел еще ближе. Их губы почти касались, она ощущала его теплое дыхание, отчего страх подползал к горлу и застывал в безмолвном крике.

Конец ознакомительного фрагмента.