Нежное дыхание смерти

Анна Малышева, 2008

Ей дорого пришлось заплатить за право любить. Сперва – утратить иллюзии, затем – душевный покой, ну а дальше… Даша, медсестра наркологического центра, пытается выяснить, отчего погиб в Венеции, во время карнавала, ее возлюбленный – талантливый скульптор. Она ведет собственное расследование и заходит слишком далеко… На ее пути появляются люди, с которыми трудно спорить.

Глава 1

Мужчина сидел прямо на камнях мостовой, прислонившись спиной к парапету набережной. Длинные ноги, обутые в тяжелые ботинки, он подобрал под себя, так что не мешал редким прохожим сворачивать с набережной канала на мост Риальто. Лицо его украшала белая карнавальная маска. Из-под светлой, сильно испачканной куртки виднелась голая грудь. Длинные русые кудри, падающие на плечи, были темны от короткого предрассветного ливня, пролившегося над Венецией и смывшего все хмельные следы карнавала. О дожде сейчас не напоминало почти ничто — город был необычайно тих, чист и пуст. А может, казался таким после десяти дней карнавального безумия.

— Обрати внимание, — говорила маленькая американка с ярко-голубыми глазами своему спутнику. — Город вымер. Я не узнаю Венецию!

— Ты ее тут же узнаешь, как только покажут счет в гостинице, — буркнул он в ответ, борясь с одолевающей его зевотой. — Я сдохну, если не выпью кофе… Голова раскалывается!

— Не надо было пить то скверное вино, — упрекнула его девушка. — Мне тоже нехорошо… Смотри, вот еще одному не повезло!

Она кивнула на мужчину, сидевшего у парапета.

— Жертва пищевого отравления, — хладнокровно заметил ее знакомый. — Слушай, этот тип отморозит себе одно место, если не пойдет спать к себе в отель. Давай-ка разбудим его.

— Синьор! — Девушка осторожно склонилась над мужчиной. — Вставайте, очень холодно! Ричард, он меня не слышит…

Парень склонился и потряс мужчину за плечо. Что-то, видимо, не понравилось Ричарду, потому что он тут же отдернул руку.

— Слушай, Сюзан, синьор-то совсем ледяной.

— Замерз? — сострадательно спросила девушка. — Конечно, никому из этих венецианцев и в голову не пришло поинтересоваться, что с ним такое. Он ведь не итальянец?

— Не знаю, — ответил парень. — Эй, друг, вставай!

— Мне страшно! — взвизгнула девушка. — Ричард, сними с него маску.

— За это можно схлопотать по морде, — заметил тот, но все же протянул руку и осторожно взялся за низ белой маски. Не встретив со стороны мужчины сопротивления, Ричард продолжил начатое дело и сдвинул маску ему на лоб. Глазам американцев открылось лицо, почти такое же бледное, как маска, которая его закрывала. Самыми яркими местами на этом лице оказались круги под закрытыми глазами — темные, почти черные. Все же остальное — щеки, губы, опущенные веки — было ослепительно-бледным и совершенно неподвижным.

— Что с ним? — сдавленным голосом спросила девушка. — Ричард, позовем кого-нибудь. Нет, не трогай его! — остановила она движение приятеля, который попытался растолкать незнакомца. — Ричард, пойдем поищем кого-нибудь! Врача, карабинера! Все равно!

Внезапно раздалась итальянская речь, и оба резко обернулись.

Перед ними стоял карабинер, неизвестно какими судьбами оказавшийся этим утром возле моста Риальто. Ни парень, ни девушка не видели за время карнавала ни одного представителя итальянского правопорядка и уже успели вообще забыть о том, что таковые существуют, поэтому появление карабинера их ошеломило. Но тут же они вспомнили, что карнавал как-никак кончился и обыденный жизненный уклад вступил в свои права.

Первым пришел в себя парень. Он решительно указал на незнакомца и произнес:

— Вот!

Карабинер и сам уже видел, что «вот», и потому дальнейших разъяснений не потребовал. Он наклонился и сделал несколько легких хлопков по щекам мужчины. От этих манипуляций голова последнего упала на грудь, и стало ясно, что в горизонтальном положении незнакомец чувствует себя уверенней. Он упал.

Девушка вскрикнула. Парень обернулся и обнаружил присутствие еще нескольких зрителей, которые стояли поодаль и оживленно переговаривались, показывая пальцами на тело у парапета. Карабинер нехорошо посмотрел на американцев.

— Он не с нами, — на ломаном итальянском принялся объяснять Ричард. — Он был здесь, когда мы пришли.

Рядом возник еще один карабинер. Представители закона обменялись оживленными репликами, после чего первый принялся вызывать по рации какого-то Джулиано, а второй сделал попытку отогнать любопытных, которые уже приблизились к парапету на расстояние нескольких шагов.

— Виа! Виа! — прокричал он.

Американцы старательно прислушивались к тому, что говорили между собой полицейские, пока им не удалось разобрать слово, повторявшееся чаще всего. «Морто!» — говорил карабинер в рацию. «Морто!» — отгонял зевак его товарищ. «Морто! Морто!» — слышалось в толпе. Парень сжал руку своей подруги.

— Сюзан, он мертв, — пробормотал он. — Вот тебе и каникулы, мама миа!

— Нам вечером улетать! — испугалась та. — Они ведь не задержат нас, Ричард?! Какой ужас!

А по Канале-Гранде уже приближались, рассекая тяжелую серую воду, два полицейских катера. Девушка плотнее запахнулась в куртку и притихла.

Американцев не задержали. Час спустя они уже сидели в кафе на площади Сан-Марко и уныло пили утренний кофе. Синее небо над лагуной постепенно затягивалось плотными облаками. Резкий февральский ветер катал по площади остатки карнавального хлама — маски, серпантин, разноцветный бумажный мусор. Еще через полчаса снова хлынул ливень, но американцев в кафе уже не было. Они ушли упаковывать чемоданы.

А мужчина, найденный рядом с мостом Риальто у Немецкого склада тем утром, 16 февраля, лежал в в полицейском участке и с терпеливостью, свойственной всем мертвецам, ожидал, когда установят его личность. Личность довольно скоро была определена, что, однако, никого особенно не порадовало.

— Русский! — с досадой произнес комиссар Арицци, вбрасывая в рот сигарету и шаря по столу в поисках зажигалки. — Этого мне только не хватало… Пусть им занимается Интерпол!

— Мы все хотим того же, комиссар! — фамильярно заметил его помощник Нино. — Но Интерпол пальцем не пошевелит, пока не будет доказано, что парень — международный преступник. Помнишь, мы пытались спихнуть им голландца?

Напоминание о голландце не улучшило настроение комиссара. Карнавал прошел для него невесело — за десять дней пришлось удостовериться в том, что жена окончательно потеряла к нему интерес. Сейчас он больше всего хотел знать, к кому она этот интерес обрела, но возможности выяснить это пока не представлялось. Русский турист волновал его очень мало.

— Вот, комиссар, что говорит Джакометти. — Нино постучал согнутым пальцем по листку бумаги. — Парня звали Демин…

— Ужасно, — отметил комиссар, исчезая в клубах дыма. — Это имя или фамилия?

— Кто их знает? — вздохнул Нино. — Нет, вроде фамилия. А имя — Ар-ка-дий…

— Что он тут делал? — спросил Арицци, проникаясь ненавистью к обладателю заковыристого имени, ворвавшемуся в его личную жизнь в мирное февральское утро. — Турист, конечно?

— Вот и нет, комиссар. — Нино провел пальцем по листку. — Джакометти говорит, работал у него в мастерской, ну, знаешь, у Палаццо-Грасси.

— У меня нет монет, чтобы заказывать маски у Палаццо-Грасси, — не совсем впопад ответил комиссар, тщетно пытаясь вспомнить, что именно сказала ему жена ночью. «Ты мне надоел»? «Хватит издеваться надо мной»? «Нам нужно развестись»? «Это невозможно переносить, — подумал комиссар. — Фульвия сошла с ума этой зимой, но я ее вылечу… Узнать бы только, кто у нее завелся…»

А Нино тем временем продолжал:

— Парень приехал месяц назад из России, чтобы научиться делать карнавальные маски. Приспичило ему, видишь ли…

— Да? — рассеянно откликнулся Арицца. — В другое время не мог приехать?

— Джакометти говорит, парень хорошо поработал. — Нино рассматривал листок. — Сделал несколько статуй и послал их своему заказчику в Россию. Претензий он к русскому не имеет. Очень удивился, когда узнал, что с ним случилось. Говорит, парень собирался домой.

— Он немножко опоздал, — пробурчал комиссар, постепенно собираясь с мыслями. — Слушай, Нино, пусть Джакометти явится сюда часам к двум, когда станет ясно, что стряслось с парнем.

— Я и сейчас скажу, комиссар. — Нино скривился. — Страшно смотреть, клянусь, все руки в синяках, вот отсюда досюда…

Арицци поморщился и кивнул.

— Наркотики, ребенку ясно, — подтвердил он. — Ну, если только выяснится, что он ими приторговывал во время карнавала, — прощай, русский! Им займется Интерпол!

— Хорошо, комиссар. — Нино закурил и взял в руку телефонную трубку. — Я звоню Джакометти и приглашаю его к двум часам.

— Будь вежлив, — предупредил Арицци. — Нет ничего хуже, чем иметь дело с аристократами. Смотри не нажимай на него… Если будет нужно, я найду, через кого его прощупать.

Когда Луиджи Джакометти, хозяин крупнейшей в Венеции мастерской по изготовлению карнавальных масок, явился в комиссариат, эксперт уже дал предварительное заключение.

— Он умер от слишком большой дозы некачественного наркотика, — сообщил комиссар вызванному свидетелю, закуривая десятую за день сигарету. Жена до сих пор не позвонила ему, и он все больше убеждался в том, что она и не позвонит. — Демин этой ночью наширялся так, что впору трем наркоманам сразу.

Джакометти — полный, очень бледный человек с оплывшим лицом — кивнул, не сводя с комиссара сонных водянистых глаз. Глаза были того же цвета, что лагуна в феврале — серо-синие, нечистого оттенка и такие же холодные. Комиссар, слушая его тяжелое, прерывистое дыхание, подумал, что человек этот очень болен и ему стоит уехать из Венеции. «Нам всем стоит уехать, — малодушно заключил он, опять вспомнив ночной разговор с женой, но заставил себя переключиться. — Во сколько обошелся ему этот костюм?»

— Вы знали, что Демин кололся? — в упор спросил Арицци.

Джакометти медленно кивнул.

— Да, знал, — просвистел он своим ненатуральным, игрушечным голосом. — Русский кололся каждый день, но притом работал как зверь. Меня не касается эта история, комиссар.

— Конечно, — согласился тот. — Меня тоже. — Джакометти на миг прикрыл глаза, и комиссар понял, что он разозлился. Однако хозяин мастерской ничем этого не выдал. Напротив, заговорил еще спокойней.

— У меня обучаются десятки скульпторов в год, — свистел и задыхался он. — Из всех стран. Из Америки, из Китая, из Японии, из Скандинавии… У меня обучались и русские. Он заранее написал письмо, мы договорились об оплате за обучение и практику. Он сам выбрал пору карнавала.

— Странное время, так ведь? — подхватил комиссар. — Чему он мог научиться, когда мастерская завалена заказами и времени в обрез?

Джакометти пожал плечами и медленно вытащил из кармана шелковый цветастый платок. Методично отер им щеки и шею и возвел к потолку синие глаза.

— Я даром денег с него не брал, — снова засвистел он. — Русский научился всему, чему хотел. Я предлагал остаться на некоторый срок после карнавала, чтобы закрепить навыки, но он отказался.

— Обучение влетело в копеечку, а? — Арицци растянул губы в улыбке. — Сколько он заплатил?

— Три с половиной тысячи долларов, — скромно отозвался Джакометти. — Месяц обучения в мастерской. Практика. Диплом, все, что полагается. Он знал, зачем ему это нужно, не так ли? Я не заставлял его приезжать сюда, верно? Я поздно узнал о том, что он наркоман, а то бы не согласился принять его даже на три дня… Что поделаешь?

На лице Джакометти появилось нечто похожее на улыбку, но комиссар не был уверен, так ли это на самом деле.

— Мне очень жаль, — продолжил хозяин мастерской. — Надеюсь, все обойдется без последствий.

— Без последствий уже не обойдется, — мрачно возразил комиссар. — Он иностранец.

— Я понимаю, — вкрадчиво протянул Джакометти. — Я имел в виду репутацию мастерской. Нельзя ли не упоминать ее в прессе?

— Пока я не собираюсь ничего упоминать в прессе, — заявил Арицци. — Нино, ты переписал?

— Да, комиссар, — официально отозвался тот, выглядывая из соседней комнаты и показывая ему бумаги. — Все данные на Демина, да упокоит Мадонна его душу… У него хотя бы не было детей.

Джакометти сохранял непроницаемое выражение лица, комиссар же уточнил:

— Жена была?

— Да, есть жена, и даже не с таким ужасным именем, — отозвался Нино. — Алла. Вполне съедобно.

— Сообщите жене, пожалуйста, — оживился Джакометти. — Я совершенно не знаю, что ей сказать. Кроме того, я ведь не обязан это делать, верно? Разговор с Петербургом стоит недешево…

— Мы сообщим, — кивнул Арицци. — Скажите, Демин имел друзей такого же пошиба? В вашей мастерской или еще где-нибудь?

— Что вы имеете в виду? — отозвался Джакометти, неприязненно глядя на него.

— Наркоманов я имею в виду. — Комиссар терял терпение. Нино весело подмигнул ему из соседней комнаты, но тому уже трудно было сдержаться. — Неужели вы не замечали, с кем он проводит время? У кого покупает наркотики?

Джакометти оскорбленно выпрямился на стуле.

— Я не нанимался следить за наркоманами, — свистнул он возмущенно. — Если русский и сошелся с кем-то, то не у меня. Я не держу у себя гадости. Спрашивайте у какой-нибудь из этих шлюх мужского пола, что шляются по Сан-Марко!

— Так он из этих?! — не выдержав, встрял Нино. — Вы уверены?

— Я, юноша, уверен только в том, что не стоит искать наркотики у меня в мастерской. Подумать только! Слава Венеции! Традиции трех веков! Меня знают во всем мире, и никто не смеет сомневаться в моей непричастности к таким гадостям!

— Прошу вас, успокойтесь, — миролюбиво произнес комиссар. — Нино, пойди погуляй! Никто не говорит, что наркотики могли покупаться у вас в мастерской. Более того, я абсолютно уверен в вашей непричастности ко всему случившемуся. Парень погиб из-за собственной глупости и вы тут ни при чем! Я только хотел бы узнать, у кого он мог приобрести некачественный наркотик и с кем проводил время весь этот месяц…

— Значит, хотите опросить моих работников? — Джакометти сменил гневный тон на усталый. — Пожалуйста, только подъезжайте к концу рабочего дня, у нас еще несколько заказов.

— Заказы? — удивился Арицци. — Но ведь карнавал уже кончился?

— Многие хотят увезти маски на память, — пояснил хозяин мастерской. — Я не допущу, чтобы заказ был сорван. Мне довольно того, что случилось. Люди станут болтать об этом целый день, а работать будет некому. Очень прошу, не тревожьте их сегодня.

— Хорошо, постараемся, — ответил комиссар, едва сдерживаясь. — Если дело позволит. Но предупреждаю вас, если окажется, что парень торговал наркотиками, огласки не избежать. Вами станет заниматься Интерпол, а им-то не стоит рассказывать про венецианскую славу! Что касается меня… — Комиссар сделал паузу и перевел дух. — Как всякому венецианцу, мне прекрасно известно, какое значение имеет ваша мастерская. Прошу извинить.

Джакометти молча поднялся и вышел, опираясь на толстую вызолоченную палку весьма карнавального вида, совершенно не вязавшуюся с его безупречным голубоватым костюмом.

«Этот полутруп одевается у Версаче, — подумал комиссар. — А Фульвию я убью!»

В мастерскую они наведались поздно вечером. Весь персонал был еще там, как и обещал Джакометти. Шесть мастеров, девять подмастерьев и один уборщик безмолвно взирали на полицейских, которые также безмолвно оглядывали помещение мастерской.

— Я в нокауте, комиссар, — прошептал Нино. — Какие рожи!

При этом он имел в виду не персонал, а слепки с масок, в изобилии украшавшие стены и грудами наваленные на столах. Мастерская размещалась в полуподвале, и здесь ощутимо чувствовалась сырость. Арицци закурил, не спросив разрешения, и перевел взгляд на один из столов, который, по-видимому, недавно был очищен от картона и гипса. На этом столе стояла черная дорожная сумка, а на сумке — пара мужских ботинок.

— Его вещи, — сказал один из мастеров, встретив взгляд комиссара. — Все, что он оставил.

— Где они были? — спросил Арицци, не вынимая сигареты изо рта.

— В его комнате, — пояснил мастер. — В комнате рядом с мастерской, где он жил.

Комиссар обернулся к Джакометти.

— Да, он жил тут же, — кивнул тот. — Как и все, кто приезжает на обучение. Мы могли бы их расселить и в другом здании, но там часто не бывает воды. Здесь, по крайней мере, он мог помыться.

— Если хотел, — отозвался кто-то, и комиссар отыскал говорившего глазами.

— Что это значит? — спросил он. — Русский что же, не мылся?

— Он даже не всегда ел, — продолжал молодой подмастерье. — Ему нужны были только наркотики, больше ничего.

— Все об этом знали? — уточнил Арицци.

— Об этом трудно было не знать. — Парень пожал плечами. — Он ведь мог колоться у всех на глазах.

— И тем не менее работал? — удивился комиссар.

— Да… Работал… — ответил ему дружный хор голосов.

— А где его работы? — Комиссар огляделся по сторонам. — Он делал что-то в таком же роде?

— В таком же роде ему было не нужно, — пояснил мастер. — Он делал гротескные скульптуры, если знаете, что это такое.

Комиссар нахмурился.

— Это что-то вроде вот таких штук, — пришел ему на помощь Нино. Он указал на небольшую статую, изображавшую странное существо, с птичьим клювом, львиными лапами и крокодильим хвостом. Остальные части тела тоже были позаимствованы у разных животных, но Арицци не смог бы сказать, у каких именно.

— Русский приехал в Венецию, чтобы обучиться делать что-то подобное? — спросил он после некоторого раздумья. — Ему необходимо было именно это?

— Наши понятия о прекрасном не всегда совпадают с понятиями о нем других людей, — вежливо заметил ему Джакометти. — Вы, как истинный венецианец, понимаете красоту карнавальной маски, даже уродливой. Это у вас в крови. Подобные же статуи не являются собственно венецианскими, но что делать? — Он развел руками. — Именно они пользуются огромным спросом в качестве сувениров. Мы изготавливаем их едва ли не в большем количестве, чем сами маски. Венецианцы их не покупают… — Он тонко улыбнулся. — Это для туристов.

— Понятно, — ответил комиссар, не отводя глаз от статуи. — О вкусах не спорят. И много он сделал таких вот работ?

— Что-то около десяти, — ответил Джакометти. — Могу вам признаться в частном порядке, что качество этих статуй меня не удовлетворяло, но, в конце концов… Это вопрос таланта…

— Скорее — добросовестности, — поправил его самый старый мастер. — Он больше думал о наркотиках, чем о работе, иначе сделал бы больше и лучше… Талант у него был, и несомненный.

— Тем хуже для него, — пробурчал Арицци. — Теперь перейдем к делу. Когда он был здесь в последний раз?

Общими усилиями вспомнили, что Демин исчез из мастерской накануне вечером. Можно сказать — в самый разгар работы. Джакометти пояснил, что именно заключительный день карнавала бывает самым напряженным — даже те туристы, которые до сих пор не обзавелись масками, в последний момент желают их заиметь. Заказы сыплются потоком, мастерская работает в очень напряженном режиме. Ни у кого нет времени смотреть по сторонам. Русский исчез незаметно. Его всегда тянуло на наркотики к вечеру, когда основная работа уже была закончена. Потом он приходил из города и спал, а утром принимался за дело снова.

— У него были наркотики с собой или он покупал их у кого-то? — задал ключевой вопрос комиссар. Ответ он получил самый философский.

— Неужели для вас новость, что в Венеции можно приобрести все, что душе угодно? — мягко заметил подмастерье, который собрал вещи Демина. — Он мог купить отраву. Деньги у него были.

Перешли к вопросу о деньгах. Выяснилось, что Демин расплачивался исключительно наличными, о какой бы сумме ни шла речь. У него всегда были при себе деньги, и он охотно угощал коллег по мастерской в кафе или пиццерии.

— Вы сообщили его жене? — вкрадчиво поинтересовался Джакометти.

— Еще нет, — ответил комиссар, некстати вспомнив Фульвию. — Но скоро сообщим. Нам надо знать, что говорить ей.

— Комиссар, а вы не слишком усложняете? — мягко спросил хозяин мастерской. — Скажите, если бы это был не русский, а итальянец, как мы с вами, что бы вы сделали?

— Я сказал бы, что парень сам виноват, и положил бы дело на полку, — отозвался комиссар. — Но это иностранец, и мне надо убедиться, что его никто не убивал.

— А что показала экспертиза?

— Смерть в результате дозы некачественного наркотика, — на этот раз ответил Нино. — Парень потерял чувство меры — обычное дело для наркоманов. Рано или поздно они уже не понимают, что вытворяют с собой. Им кажется, что доза в самый раз, а на деле ею слона можно убить.

— Нино, отнеси вещи в катер, — приказал Арицци. — И возвращайся быстрее. Осмотрим его комнату. Проводите меня, синьор Джакометти.

Тот с тяжелым вздохом поднялся с кресла и двинулся в глубь помещения. Комиссар пошел за ним.

— Вот. — Джакометти остановился перед запертой дверью в конце коридора. — Это его комната, но ключа у меня нет.

— У кого ключ? — обернулся комиссар к сопровождавшему их персоналу мастерской, сгоравшему от любопытства. — Кто-нибудь имеет запасной ключ?

— Я, — радостно отозвался уборщик — молодой парень заморенного вида. — Я убирал там. Ну и бардак же у него всегда был!

— Вчера или сегодня убирали?

— Я был на Сан-Марко! — гордо возвестил парень. — Я пришел только сегодня к вечеру!

— Отоприте! — приказал Арицци и пропустил уборщика вперед.

Тот, волнуясь от сознания собственной значимости, поковырялся в тугом замке и распахнул дверь настежь.

— Вот!

Комиссар шагнул в комнатенку. Огляделся и хмыкнул:

— Да, это не отель «Даниель Эксельсиор»! Вы уверены, что убирали тут хоть когда-нибудь?

Парень гордо кивнул.

— Три дня назад, — уточнил он. — Но это все равно бесполезно. Наркоман, я ведь вам говорю.

Комнатка представляла страшное зрелище. Заношенное белье кучей валялось в углу. Стол украшали оплывшие огарки свечей. Комиссар, нахмурившись, смотрел на них.

— Здесь не было света, — пояснил Джакометти. — Проводка, знаете ли, старая…

— Проводка времен Казановы, — подтвердил внезапно вернувшийся Нино. — Комиссар, я не думал, что у нас в Венеции столько населения. И по крайней мере половина собралась перед мастерской.

— Чего они хотят? — ужаснулся Джакометти. — Комиссар, вы обещали!

— Я ничего никому не сообщал, — отрезал Арицци, продолжая оглядывать комнату. — Нино, позаботься о том, чтобы синьора Джакометти не беспокоили.

— Они не уйдут, — сделал гримасу Нино. — По-моему, что-то узнали журналисты. Карнавал кончился, и они перед мертвым сезоном хотят чем-нибудь поживиться… Представляю заголовки! «Русских убивают!», «Смерть в Венеции!», «Скульптор-наркоман встретил утро 16 февраля в маске!».

Джакометти посерел.

— Комиссар, я на вас наделся, — продолжал он. — Моя мастерская ни при чем.

— Скажите это журналистам, — пожал тот плечами. — Черт, как жаль, что сегодня именно шестнадцатое! Все они еще крутятся в Венеции. Не будь карнавала, никто бы ничего не узнал. Я сожалею, синьор Джакометти.

Пока он расшаркивался с хозяином мастерской, Нино обшарил комнату. Это не отняло много времени — мебели было всего ничего: стол, стул, кровать и умывальник с мраморной доской, вделанной в стену. Из-под кровати Нино выдвинул какую-то посудину, неосторожно открыл ее и тут же захлопнул, переводя дух.

— Мадонна! — простонал он, тяжело дыша. — Ну и свинья же был этот Демин, упокоится он с миром!

— Что такое, Нино? — бросил в его сторону комиссар, продолжавший толковать с хозяином.

— Это ночной горшок! — не унимался тот. — Давно я такого не видел!

— Ничего удивительного, здесь нет канализации, — спокойно пожал плечами Джакометти, на губах которого возникла чуть заметная улыбка. — Мы все страдаем из-за средневековой планировки, не так ли?

— Как истинный венецианец, не могу с вами согласиться, — язвительно заметил Арицци. — Я нахожу прекрасным все, что говорит о нашей исключительности и самобытности. Даже если это ночной горшок.

— Ну, так далеко я в своей преданности родному городу не захожу, — еще милее улыбнулся Джакометти. — Комиссар, вы все осмотрели? Мы можем уйти?

— Пока — да, — сказал комиссар, бросая беглый взгляд на часы. — Нино, у тебя все?

— Все, — отозвался тот, моя руки под краном. Вода, как ни странно, шла. — Нет наркотиков, зато есть восемьсот шестьдесят пять долларов. У парня не было нужды в деньгах.

Джакометти навострил уши, и комиссар рассердился на помощника, который порой был излишне откровенен в присутствии посторонних. Однако сейчас выговаривать ему за это некогда — надо возвращаться в управление и разузнать у доктора подробности смерти Демина, если таковые появились. Потому Арицци только кивком позвал Нино к выходу. Дверь они за собой заперли, и комиссар попросил в комнату не входить. Полицейские покинули здание и в молчании уселись в катер. Только тут Арицци снова открыл рот:

— Твое мнение, Нино? Мы в этом деле лишние или нет?

— Лишние, комиссар, — лениво ответил тот, закуривая и глядя на канал несколько осоловевшими глазами. — Парень подох от наркотиков, но я могу поклясться, что он ими не торговал. Знаешь, на кого он похож? На человека, который внезапно дорвался до денег и не смог удержаться… Барахло у него паршивое, не похоже, что он располагал такими деньгами, чтобы платить за обучение и прочее… Думаю, комиссар, что он получил за работу деньги и сорвался…

— Получил где? — уточнил комиссар, прерывая поток домыслов Нино. Тот часто пускался в такие фантазии, что невозможно установить — где реальность, а где вымышленные им самим факты. — Не в Венеции же? Иначе откуда бы он взял деньги на обучение? Джакометти говорит, заплатил сразу.

— Очень просто, комиссар, — выпустил дым Нино и мгновенно поменял версию. Дым тут же рассеивался на резком ветру, дувшем ему прямо в лицо. Нино поднял воротник штатской куртки. Форму он носил в очень редких случаях. — Он приехал уже набитый бабками, как все они, русские… Может, оделся похуже, чтобы тут не обчистили, ведь знаешь, как бывает…

Арицци кивнул:

— Это точно, они специально рядятся в оборванцев, русские денежные мешки. Так ты думаешь, что парень был не так беден, как прикидывался?

— Как дважды два, комиссар! — улыбнулся ему помощник. — И вот он приезжает; учится делать этих уродцев, до поры до времени держится, а потом срывается.

— И этому способствует карнавал?

— Конечно!

— Верно, все как будто дуреют в это время. — Арицци вспомнил жену. — Я сам тоже… А ты?

— О, я нет! — Нино отрицательно помотал головой. — Нет возможности, комиссар! Итак, этот парень сорвался раз, другой, третий, потерял чувство меры, купил дрянь вместо наркотика!

— Послушай, чтобы дойти до всего этого, большого ума не надо, — несколько раздраженно заметил комиссар. — Но вот что, Нино… Как он мог столько сделать, находясь в подобном состоянии?

— О, комиссар! — Помощник помахал рукой. — Разве это невозможно? Я знал одного парня, он расписывал туристам физиономии на Сан-Марко, тот работал под такой наркотой… А все же работал!

— Одно дело — физиономии, другое — скульптура. Для этого требуется точность руки, глазомер, наконец, трезвость мысли… Да просто физическая сила. Откуда все это у наркомана?

— Он русский, не забывайте. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Может, он всегда так работал. Под кайфом!

— Ладно, — проворчал Арицци. — По крайней мере, мы знаем, что наркотиков у него не было. Он ими не торговал. Интерполу дело не спихнешь.

— Не бери в голову, комиссар! — дружески посоветовал Нино. — Скоро мы избавимся от парня! Мало ли таких помирает ежедневно в Венеции! Будь это итальянец, мы бы уже закрыли дело, правильно сказал Джакометти… Забавный, кстати, старик.

— Куда уж забавней! — буркнул комиссар. Дело и вправду переставало его занимать. Арицци все больше убеждался, что речь идет об обыкновенной смерти в результате передозировки. Теперь он выслушает в управлении, что скажет врач, а потом… Потом отправится к Фульвии… Если она, конечно, дома. А если нет? У кого тогда ее искать? Ее мать живет в Генуе, Фульвия могла отправиться к ней… Оттуда, издалека, ей будет лучше ставить условия. Сколько раз уже так бывало. Но захочет ли она того же и на сей раз? Что сделалось с женщиной после тридцати лет, уму непостижимо! Опасный возраст…

— Приехали, комиссар! — вывел его из оцепенения голос Нино, несколько охрипший на ветру. Полицейские вылезли из катера и вошли в управление.

Через полчаса Арицци получил окончательное медицинское заключение.

— Как мы и думали. — Нино удовлетворенно откинулся на спинку стула. — Парень весь нашпигован этой гадостью и колоться явно начал не в Венеции. Комиссар, а вот тут еще интересная штука… — Он провел пальцем по печатной строчке заключения. — На левом рукаве куртки обнаружены два отверстия, сделанные тонким острым предметом… Одно сделано под прямым углом, другое — наискось… Отверстия соответствуют следам от двух уколов на левой руке… На ткани и на коже обнаружены следы того же наркотика…

— Ну и выражаются они! — поворчал комиссар. — Нет, чтобы написать — кололся через одежду. Я был прав, парень опустился, раз дошел до такого!

— Какое варварство… — пробормотал Нино. — Этим типам лень бывает засучить рукава.

— Успокойся, мой милый. — Комиссар закурил и уставился в окно. На улице совсем стемнело. «Позвоню Фульвии, когда все уйдут, — подумал он. — Проклятое дежурство!» А вслух сказал: — Из всего этого можно сделать один вывод — дело закроем быстро. Такими наркоманами мы не занимаемся.

— Может выйти заминка, — возразил Нино. — Я о продавцах некачественного наркотика…

— Наоборот, все будет как обычно. Продавцов все знают. Но они ведь не расколются, пока их за руку не поймаешь… Если бы кто-то из мастерской дал показания… Молчат как рыбы…

— Наркотики, — вздохнул Нино. — Комиссар, я ухожу — меня ждет любимая. Недолго же мы нянчились с этим русским!

— Ему нянька не нужна, — заметил Арицци. — Ему нужна глубокая могила и кто-нибудь, кто бы над ним поплакал.

— Надо сообщить жене.

— Я сообщу, — кивнул комиссар. — Пока, Нино! Обещай, что познакомишь как-нибудь со своей девушкой.

— Она очень застенчивая, — засмеялся тот. — Ни за что не согласится знакомиться.

— Застенчивая — в Венеции? — изумился Арицци. — Тогда женись.

Нино сунул бумаги в стол и, попрощавшись, ушел. Комиссар присел на подоконник и закурил очередную сигарету. Потом набрал номер домашнего телефона, но никто не снял трубку.

— Как я и думал, — сказал он сам себе. Чтобы отвлечься, принялся просматривать картотеку на торговцев наркотиками. — Этот в тюрьме… И этот… А этот вышел недавно… Черт, половина одиннадцатого.

Он опять позвонил домой и послушал гудки. Трубку никто не брал, но у него было чувство, что жена дома.

В кабинет вошел доктор. У него тоже шли последние часы дежурства — первого после карнавала. Мужчины принялись обмениваться карнавальными впечатлениями. Потом к ним присоединился секретарь из канцелярии. Ему тоже было что порассказать. В частности, о том, как во время карнавала он обольстил чужую жену и как его едва не накрыл за этим делом муж…

— Она привела меня домой! — захлебывался он, упиваясь пикантными подробностями. — Ну, я обработал ее как следует, и тут кто-то открывает дверь…

Комиссар поморщился, доктор хмыкнул. Ни тот ни другой не поверили секретарю, который обожал выдумывать истории про обольщенных чужих жен. В действительности же он был верен своей собственной, которую страшно боялся и которая его безбожно обманывала.

— Ладно, Джанни, — прервал его рассказ доктор. — Про эту жену ты нам, кажется, уже говорил до карнавала. Арицци, что ты будешь делать с русским?

— Что мне с ним делать? Сообщу жене, пусть приедет и заберет его. Выслать его почтой — денег не хватит, да и она может возмутиться… Родственники не любят получать такие посылки.

— Труп без сопровождения не вышлешь, — сообщил доктор всем известную истину. — А вообще-то тебе повезло. Могло быть и хуже. Наркотиков при нем не было найдено?

— Ни грамма.

— Тогда дело чистое, можно класть в стол, — кивнул доктор. — За время карнавала у меня было пять таких случаев. Но этот, конечно, хуже всех. Парень кололся через куртку, смотреть противно.

— Слушай. — Комиссар повернулся к нему. — Ты можешь точно сказать, сколько наркотика он употребил?

— Этого хватило бы на троих. Но по-моему, доконали его именно те дозы, которые были введены через одежду.

— Почему? — немедленно спросил секретарь, вытягивая сигарету из пачки, принадлежавшей Арицци.

— Да потому что уколы явно были сделаны в последнюю очередь, — пояснил доктор. — Трудно себе представить, что парень сначала наширялся до такого состояния, что стал колоться через одежду, а потом пришел в себя и, аккуратно засучив рукав, сделал последний, смертельный укол прямо в руку…

Комиссар и секретарь закивали в знак одобрения.

— О, такие уколы — последняя стадия, — продолжал врач, радуясь, что может скоротать за болтовней остаток дежурства. — Если уж они начинают колоться на такой манер — ничто их не спасет!

— За месяц можно дойти до такого состояния? — поинтересовался Арицци.

Доктор отрицательно покачал головой:

— Нет, здесь нужна тренировка… Колоться он начал не в Венеции, если это тебя волнует…

— Точно, — кивнул комиссар. — Ладно, никому не придет в голову устроить по этому поводу большую охоту на торговцев зельем.

— Разве что кто-то захочет выслужиться, — туманно заметил доктор, показывая пальцем в потолок.

— Русский был большой шишкой? — поинтересовался секретарь.

— Какое там, — отмахнулся комиссар. — Просто скульптор.

— А… — без особого интереса протянул Джанни. — Ладно, я пошел. Возьму у тебя сигарету. Пока!

Вскоре ушел и доктор, посоветовав комиссару не засиживаться и спешить домой, к жене.

«Издевается, что ли? — думал комиссар, глядя ему в спину. — Да нет, пока никто не знает, а когда узнают, то почешут языки… Никто так не любит сплетничать, как венецианцы, это верно…»

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он принялся вспоминать свои разговоры в мастерской Джакометти. Ничего конкретного, определенного. Сначала его видели все, потом не видел никто. Кололся как зверь, работал как зверь. Малоправдоподобно, надо еще раз поговорить с Джакометти и мастерами. Нет, лучше все-таки с подмастерьями, а еще — с уборщиком, как его зовут? Серджо. Серджо именно в силу своей незаметности может больше всех заметить… Но если бы что-то заметил, сообщил бы. Если венецианец что-то хочет сказать, то говорит сразу и его ничто не удержит. Зато уж если он не хочет говорить — слова не вытянешь, а уж правдивого — тем более.

«Поэтому многие расследования в конце концов превращаются в пустую говорильню, — подумал комиссар, вспоминая прежние дела. — Я записываю в заключении не то, что было, а то, что мне соизволили наболтать. Впрочем, спасибо и на этом. Нельзя быть идеалистом. Всех нас обманывают, все мы обманываем…»

Он позвонил домой, и снова никто не взял трубку.

«Если она улетела к матери, пусть не возвращается, — решил он в сердцах. — Впрочем, сейчас ей будет трудновато улететь. Все билеты раскупаются, все покидают Венецию. Начинается мертвый сезон».

Комиссар сдал дежурство и покинул управление. Домой шел пешком, жил он недалеко. Незадолго до полуночи Арицци вошел в подъезд, поднялся по вонючей лестнице и отпер дверь. При этом ему показалось, что в комнате раздался шум. Он толкнул застекленную дверь и переступил порог. Первое, что комиссар увидел, — огромный чемодан жены, очень знакомый чемодан. Много раз этот багаж ездил с Фульвией в Геную и обратно, а потом стоял распакованным в шкафу и ждал своего часа. Теперь он был наполовину собран. Второе, что увидел Арицци, жена. Совсем готовая к выходу, она стояла перед зеркалом, куда, видимо, отскочила, когда раздался звук отпираемой двери. Было еще и нечто третье — его помощник Нино.

— Вот как, — без всяких эмоций произнес Арицци, словно именно этого и ожидал. Нино пожал плечами.

— Так выходит, комиссар, — сказал он полусмущенно-полунагло. Жена по-прежнему гляделась в зеркало, как будто это могло уберечь ее от выяснения отношений. Арицци потер одну руку о другую и полез в карман за сигаретами. Когда заговорил, поразился тому, насколько спокойно прозвучал голос.

— На этот раз, как я понимаю, ты едешь не к ма-ме? — обратился комиссар к жене.

— Поближе, — отозвалась она.

— К нему? — Он кивнул на Нино.

— Это должно было случиться, — подал голос помощник.

— Одно скажи — давно? — Комиссар по-прежнему обращался к жене.

Та наконец обернулась, и Арицци с болью понял, что это лицо ему никогда не забыть. Можно его ненавидеть, но забыть нельзя.

— Какая разница, — сказала она, проводя ладонью по гладко причесанным рыжим волосам. Они были точно такого оттенка, как у куртизанок на картинах Тициана. — С начала карнавала.

— Хорошо. Даю тебе пять минут, чтобы убраться.

— Десять, комиссар, — вмешался Нино. — Будем реально смотреть на вещи.

Арицци поборол в себе желание броситься на него и придушить.

— Даже пятнадцать, — сказал он, глядя на Фульвию. — Но знай, что это навсегда.

Та не ответила и продолжила прерванное занятие — принялась бросать вещи в чемодан.

Вскоре они ушли.

Арицци закурил сигарету и посмотрел в темное окно. Оно выходило в закоулок, едва освещенный уличным фонарем. Тот висел на стене противоположного дома и озарял только трещины на штукатурке да капли дождя, то и дело мелькавшие в луче света. Комиссар курил, смотрел в окно и думал. Немного позже поймал себя на мысли, что думает не о Фульвии, а о другой женщине, которую никогда не видел. О жене, вернее, вдове русского наркомана с заковыристым именем.

«Завтра я закажу служебный разговор и сообщу ей новость о муже. Точнее, сообщит переводчик-референт… Но под заключением подпишусь я».