Любовь холоднее смерти

Анна Малышева, 2008

Лида и Алексей, студенты Литературного института, снимают комнату, как им кажется, очень удачно – недалеко от центра, недорого. Квартирная хозяйка – одинокая женщина с некоторыми странностями, но это их не смущает. Однако переезд на новую квартиру не приносит им счастья. Вскоре Алексей исчезает – ни звонка, ни записки. Лида заявляет в милицию, а сама тем временем пытается отвлечься от страшных мыслей работой. Это необычный заказ от издательства – написать продолжение последнего романа Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда». Пытаясь расшифровать истинные судьбы и мотивы диккенсовских героев, Лида начинает ощущать некую связь между той давней зловещей историей и своими нынешними злоключениями.

…Стоя перед очередной незнакомой дверью, с пальцем, неуверенно поднесенным к звонку, каждый из нас делает для себя маленький выбор — уйти или все-таки позвонить? На самом деле выбор может оказаться важнее, ведь мы, задержавшись на перекрестке, ищем путь, которым двинемся дальше. И смутно чувствуем это, и сомневаемся, и все-таки звоним. Тот, кто скрывается за дверью, услышав неожиданный звонок, тоже решает вопрос — отпереть или притвориться, что никого нет дома? И колеблется, и боится, но все-таки отпирает. Мы оба выбрали нашу встречу, и вот стоим лицом к лицу, и вернуться на перекресток уже нельзя…

Глава 1

— Ну что же ты? — нетерпеливо спросил мужчина и, слегка отстранив жену, сам нажал кнопку. — Чертовски холодно!

По лестнице в самом деле гуляли ледяные сквозняки. В разбитое окно на площадке сыпалась сухая снежная крупа, на подоконнике уже лежал тонкий слой снега. Октябрьская метель поднялась неожиданно, будто вызванная колдовским заклинанием, и они оба замерзли в легких куртках, с непокрытыми головами. Правда, все это случилось уже на подходе к дому.

— Да? — послышалось из-за двустворчатой деревянной двери, когда-то выкрашенной в красно-бурый цвет.

Мужчина громко представился, и одна из створок приоткрылась.

— Разве это вы звонили? — недоверчиво протянула хозяйка. — Вроде голос по телефону был другой.

— Нет, звонила жена, — и он слегка подтолкнул Лиду вперед. — Она немного простужена, охрипла…

— Так входите, дует, — неожиданно нетерпеливо пригласили их.

Прием был не слишком радушный, но молодая пара уже не первый год скиталась по съемным квартирам и привыкла к нравам и манерам хозяев. Недоверчивость была еще не самой худшей чертой. Лида могла бы поклясться, что однажды ее попросту обокрали. После переезда с той несчастливой квартиры выяснилось, что исчезла ее куртка на меху и серебряный браслет. Правда, она не смогла бы указать виновного и потому смолчала. Алексей однажды переночевал в милиции из-за того, что поспорил с соседкой по коммуналке, а прописки у него к тому времени уже не было. Из отделения его вызволяла хозяйка комнаты — непрерывно плачущая и удивительно ловко лгущая старушка. Только ее ложь и помогла избежать штрафа: было придумано, что незаконный гость — ее внучатый племянник из Ростова, на которого она собралась составить завещание. Словом, неприятных приключений хватало, и потому Лида, следуя по темному, захламленному коридору, с бьющимся сердцем гадала, что их ждет. Если они поселятся здесь, конечно…

— Вот ваша комната, — и хозяйка с силой толкнула рассохшуюся дверь почти в самом конце коридора.

Лида успела отметить, что та уже произносит «ваша», хотя они еще ничего не видели… И вдруг почувствовала нечто вроде легкого головокружения.

Комната была прекрасна! После запущенной лестницы и грязноватой прихожей она являла такой контраст, что в первый момент Лида даже не нашла, что сказать. Она обвела взглядом стены, оклеенные свежими персиковыми обоями, безупречно белый высокий потолок с лепниной, широкую новую кровать (о, эти продавленные диванчики, от которых по утрам болел позвоночник, визгливые панцирные сетки, древние топчаны и раскладушки!). Алексей с тем же оцепенелым видом разглядывал круглый стол под чистой скатертью, вместительный старинный шкаф с зеркальной дверью, и вот диво — современный холодильник в углу! Тот, который у них был на последней квартире, приходилось размораживать с помощью молотка и зубила…

Хозяйка тем временем подошла к окну, с помощью костяного крючка раздвинула уходящие в поднебесье шторы и велела (именно велела) оценить вид.

— Окна в сквер! — сказала она. — Тихо, зелено, южная сторона.

«Мы эту комнату не осилим, — лихорадочно соображала Лида. — Чудес не бывает, потому что… Да потому, что не бывает».

— Сколько? — спросила она еще более охрипшим голосом.

Но хозяйка все-таки ее услышала. Она снова миновала оцепеневшую посреди комнаты пару, зажгла свет и с достоинством назвала цифру.

— Сто долларов?! — прохрипела Лида, окончательно теряя почву под ногами. — Всего сто?!

— Коммунальные услуги оплачиваются отдельно, само собой, — поправила ее хозяйка. — У вас личный счетчик в коридоре, ну а плата за телефон и квартиру будет пополам.

— Мы берем эту комнату, — быстро сказал Алексей. — Сегодня же переедем. Можно?

— Она свободна, отчего же нельзя. Задаток за два месяца вперед, и можете перевозить вещи, — ответила та, все с тем же достойным видом поправляя на груди кружева ночной рубашки, выбивающиеся из-под халата. Ее оплывшее, но все еще красивое лицо — маска спившейся Элизабет Тейлор — казалось заспанным, хотя давно перевалило за полдень.

Алексей торопливо достал деньги и пригласил хозяйку к окну — рассчитаться. Они склонились над маленьким письменным столиком в углу и произвели расчет. «Лиз Тейлор» привычно черкнула расписку и осведомилась об именах постояльцев.

— А меня зовут Вера Сергеевна, — представилась она. — Но учтите — комната у меня без регистрации.

— О, нам не нужно!

— Тогда еще лучше. Можно взглянуть на паспорта? Я вас беру с улицы, так что…

Она мельком, словно не особенно интересуясь, перелистала странички двух книжечек и вернула их владельцам с несколько лукавым видом. «Выяснила, что мы не женаты официально», — подумала Лида. Но это ее уже нисколько не коробило — она успела привыкнуть к таким лукавым взглядам.

— Значит, с сегодняшнего дня и переедем, — суетился Алексей. — За пару дней управимся, как думаешь, Лида?

Они встретились взглядами. «Я не верю этому, — говорили глаза жены. — Такого быть не может». «Но ты же видишь, все в порядке!» — сияли его глаза.

— Условий у меня немного и все простые, — говорила тем временем Вера Сергеевна, слегка шурша в кармане купюрами. — Музыку по ночам не включать, гостей ночевать не оставлять, чистить за собой ванну, раковину и унитаз, если испачкаете… Плиту, если зальете, тоже, разумеется. Плита у меня одна, но конфорки четыре, думаю, не подеремся.

— Да нет конечно, что вы! — поддакивал Алексей.

— Ну, что еще? — нахмурилась хозяйка. — Помойное ведро, уж будьте добры, заведите свое. Если нет, я выдам, у меня в чулане отыщется лишнее.

Она говорила еще что-то, а у Лиды в голове эхом отдавались требования прежних квартирных хозяев: «Никакой музыки, никаких гостей, мыть полы в прихожей каждые два дня, выносить ИХ мусорные ведра, помогать делать уроки ИХ детям…» Иногда все это высказывалось прямо, иногда маскировалось под просьбу, особенно если хозяева были стары…

— Разумеется, — сказала она, когда Вера Сергеевна смолкла. И снова поразилась, до чего та смахивает на спившуюся Лиз Тейлор — даже черные крашеные волосы торчат такими же жесткими, разлохмаченными прядями. — Нам все-все подходит. Вот только…

— Да? — насторожилась та.

Молодые люди переглянулись и почти в один голос сказали:

— Машинка.

— Стиральная? Можете стирать в моей, если желаете, — повела плечом хозяйка.

— Нет, пишущая, — поспешил объяснить Алексей. — У Лиды пишущая машинка, и иногда по ночам она…

Та даже не дала ему закончить фразу. Махнув пухлой рукой, хозяйка заявила, что у нее сто раз жили студенты и аспиранты, и все, как один, стучали по ночам на машинках. И вообще, она против таких звуков ничего не имеет. А вот музыка, да еще громкая, вызывает у нее аллергию. Ей клятвенно пообещали, что музыки не будет ни громкой, ни тихой, и Вера Сергеевна, вручив квартирантам ключи, удалилась.

Они остались одни, все еще недоверчиво осматривая комнату.

— Чур, это будет мой столик, — бросилась Лида к окну, поглаживая старую обивку стола из черной клеенки. — Кажется, не расшатан… И ящики открываются… Чудо!

— А там будем обедать, — Алеша попробовал на прочность круглый стол. Тот не поддался — стоял, как прибитый гвоздями. — Надо же! Мебель в полном порядке! А ты помнишь тот стол…

— А ты…

Они одновременно начали эту фразу, замолчали и вдруг начали смеяться. Потихоньку, чтобы не услышала хозяйка. О здешней акустике они пока не знали ничего.

Эти тайны еще предстояло раскрыть, но им хотелось смеяться и потому они делали это шепотом.

— Неужели может так повезти? — прошептала Лида, стараясь справиться со смехом, от которого еще сильнее сдавливало больное горло. — Ведь это случайность, невероятная случайность!

И в самом деле, они нашли комнату случайно. Вчера, возвращаясь от жившей неподалеку подруги с одолженными книгами, Лида решила пройтись до метро пешком. Она слегка заплутала, углубившись в переулки, и в конце концов оказалась в совершенно незнакомом месте. Спросила дорогу — оказалось, что метро совсем рядом. Лида успокоилась и по привычке остановилась возле доски с объявлениями, на краю пустого осеннего сквера. Читать объявления вошло у нее в обычай с тех пор, как они начали скитаться. Обращаться в агентства им было не по карману — жаль платить комиссионные посредникам. Комнаты искали через знакомых, а если не везло — то как придется. А новая комната была срочно необходима молодой паре. Со старой их не гнали, ни в коем случае — для хозяйки такие безответные жильцы были настоящей находкой. Но они сами были бы рады уйти от кухонных склок, цыганящей лишние деньги старухи и щелистого окна, из которого так дуло, что Лида простужалась уже в третий раз за эту осень, хотя настоящих холодов еще не было.

Она внимательно прочла все предлагавшиеся варианты. Подходящих было всего два — в остальных рекламировались квартиры. Одна комната (восемь метров, еще два соседа, двадцать минут автобусом до метро) вызвала у нее большие сомнения. Хотя наверняка очень дешево, но тесно и далековато, да и работать там, скорее всего, будет невозможно. Вторая комната — двадцатиметровая, с полной обстановкой и одной хозяйкой — была бы идеальна, но… «Скорее всего, окажется не по карману, — рассчитывала Лида. — От метро пять минут, и это будет стоить никак не меньше ста пятидесяти долларов… Цены опять выросли! Да к тому же комната наверняка уже сдана. Я сорвала самый последний квиток…»

Созвонились с хозяйкой, и выяснилось, что жилье все еще свободно. Та не отрицала, что ищет жильцов, но комнату почему-то не расхваливала, о прописке не спросила, цену не назвала… Говорила как-то уклончиво, назвала только адрес, время и просила прийти точно — она-де будет очень занята. Назавтра отправились смотреть, почти безо всякой надежды и вот…

— За нашу прежнюю мы платили сто двадцать, — восхищалась Лида. — Но ведь никакого сравнения быть не может!

— Еще бы — четыре соседа, кухня страшная, тараканы по ночам с потолка падают! Один диван чего стоит! Это же орудие инквизиции!

Оба покачали головами. Диван был так бессовестно мал, что сдавать его «молодой паре» могла только древняя старушка, давно забывшая о том, что значит спать вдвоем.

— И что мы ей скажем? — пробормотала Лида, имея в виду прежнюю хозяйку.

— Ничего. Просто переедем. Кстати, и месяц заканчивается. Хорошо, что не заплатили вперед!

— Она бы ни за что не вернула деньги!

Переезжать начали в тот же день. Не поскупились даже на такси, чтобы перевезти самые громоздкие коробки. Остальные вещи Алеша вызвался отвезти завтра наземным транспортом, в сумках.

— Сделаю несколько рейсов и все, — радостно говорил он, усаживая Лиду на переднее сиденье. — Когда ты вернешься из института, все уже будет на местах.

— А старушка расстроилась, — задумчиво заметила она, когда машина тронулась с места. — Я впервые узнала, как она к нам привязалась.

— В таком случае она с удивительной твердостью это скрывала! Когда эта мегера вчера орала на тебя за сдвинутый тазик в ванной, то ни расстроенной, ни привязчивой не выглядела, — возразил Алеша.

Лида промолчала. Ей не хотелось обсуждать такие личные мелочи при таксисте. Муж тоже замолчал. Он сидел сзади, бережно устроив на коленях пишущую машинку и придерживая съезжавшие с сиденья сумки. Девушка смотрела в окно. Да, вариант был найден чудесный, и хозяйка — по крайней мере пока — казалась весьма миролюбивой. «Странно, — подумалось ей, — почему же комната не досталась тем, кто звонил до меня? Объявление висело не первый день, некоторые буквы растеклись от дождя. Может быть, Вера Сергеевна разборчива, а мы ей понравились больше остальных?»

Но так или иначе, теперь у нее был столик у окна в сквер, лампа на столике, возможность работать по ночам, выспавшись после долгих лекций. Алеше стук машинки не мешал — он уверял, что даже лучше засыпает, когда рядом кто-то шумит. Это-де привычно ему с детства и напоминает родимый дом. Значит, несколько часов в сутки, ночью, ей будет казаться, что она совершенно одна. Это было необходимо… Глоток одиночества, минута тишины — кто может оценить это сокровище лучше вечных скитальцев по съемным комнатам, где они всегда у кого-то на глазах!

— Теперь куда? — впервые прервал молчание таксист.

— Вот этот поворот, — быстро ответил Алеша.

Все еще буйствовала метель, но к вечеру заметно потеплело. Пушистый снег, касаясь земли, тут же таял, и, выйдя из машины, они пошли к подъезду, оставляя на снегу четкие черные следы. Дверь Лида отпирала уже сама.

* * *

Вера Сергеевна к их возвращению переоделась и даже, как показалось Лиде, подкрасилась. Теперь, в розовых брючках и белом свитере, дама выглядела еще эффектней. И если при первой встрече Лида дала ей лет пятьдесят, то сейчас затруднилась бы определить возраст хозяйки.

— Отлично, — заметила та, увидев узлы и коробки, которые втаскивали в прихожую. — Вы, я гляжу, сразу оценили новую комнату? Наверное, старая была так себе.

— Мягко сказано, — согласился Алеша, сразу бросаясь обратно, за оставшимися в такси вещами.

— Что бы мы без вас делали! — крикнул он через плечо.

«Это он зря, — подумала Лида, начиная переносить узлы в комнату. — Она может подумать, что нам вовсе некуда деться, и сразу повысить плату. Однажды так уже было, а деться нам тогда и впрямь было некуда… Пришлось платить на двадцать долларов больше прежнего».

Но Вера Сергеевна пропустила его слова мимо ушей. Без всяких просьб со стороны девушки она принялась помогать. Подхватила тяжелую пишущую машинку и направилась в комнату. Безошибочно угадав намерения жилички, поставила футляр на столик у окна. Вернулась с тяжелой коробкой, которую просто-напросто везла за собой по паркету. Лида даже не успела запротестовать.

— Вы студенты? — спросила хозяйка, затаскивая коробку в угол, чтобы освободить проход. — Какого курса?

— Я на пятом, а муж давно закончил институт, — ответила Лида. — Два года назад.

— Потому у него и нет регистрации? — посочувствовала та. — А что, неужели не нашлось знакомых, которые бы выручили? Ведь можно устроить временную прописку, без проблем. Он россиянин.

— К сожалению, никто не решился взять на себя такую обузу, — призналась девушка. — Да в общем это и не важно. Работа у него есть, как-то живем.

— А вы что будете делать после института? — продолжала расспрашивать хозяйка.

Ее любопытная навязчивость могла бы показаться неприятной, но Вера Сергеевна так любезно помогала переносить вещи и ее комната была настолько чудесной… Лида честно ответила, что пока ничего не наметила, но не думает, что пропадет без работы. Что-нибудь подыщет.

— Вообще-то я учусь на отделении художественного перевода, но мне хотелось бы стать… — Она смущенно заулыбалась. — Писателем.

— Замечательно. — Вера Сергеевна даже не удивилась. — Самое то для молодой женщины. Можно сидеть дома и параллельно заниматься хозяйством. Вы где учитесь? Университет? Иняз? Литинститут?

— Последнее.

— Ну и чудно. — Хозяйка удалилась, бодро втащила вторую коробку и отряхнула руки. — С новосельем вас!

В это время вернулся Алеша. Задыхаясь, он внес две огромные сумки и обессиленно опустился на край постели. Вера Сергеевна попрощалась, пожелала спокойной ночи и вышла.

— Она так любезна, что я даже не знаю, как себя вести, — призналась Лида, закрыв за нею дверь. — Мне перед ней неловко.

— Что тут неловкого?

— Надо бы как-то… Бутылку шампанского, что ли, с ней выпить…

Алеша выразительно указал пальцем на смежную стенку:

— Думаешь, мадам пьет?

— И ты заметил?

— Да, глаза опухшие, лицо тоже… Отечное какое-то. Но вообще-то на алкоголичку не похожа. Приличный вид…

— Все может быть. — Лида открыла шкаф и вяло принялась развешивать одежду. На нее как-то сразу навалилась вся дневная усталость. Радостное возбуждение прошло, она чувствовала, что через час уснет. — Живет, кажется, одна. Так было сказано в объявлении.

— Интересно, кто-нибудь, кроме нас, к ней приходил? — Алеша достал постельное белье и вытащил из узла подушки. — Посмотри, какое ложе! Неужели мы этой ночью не будем спать валетом?!

— И не будет пружины, которая норовила проткнуть мне печень!

Они по очереди приняли душ, потихоньку, еще не освоившись, вскипятили чайник на чистой, пустой кухне, где на окне стояли буйно цветущие фиалки. Девушка не переставала сравнивать новую квартиру с предыдущей, и все сравнения были к лучшему. Плита была новенькой и зажглась без капризов. Кран над раковиной даже не делал попыток хулигански свистнуть и плюнуть водой в того, кто к нему прикоснется. Если тут и были тараканы, то, по-видимому, они пока стеснялись новых жильцов и не показывались на глаза.

Когда супруги легли в постель, Лида блаженно заворочалась, повернулась к мужу и прижала к его плечу горящее лицо.

— У тебя температура поднимается! — испугался он.

— Вроде нет. Устала… Знаешь, даже если хозяйка пьет, мы все равно попали в рай.

— Это верно. И слышишь, какая здесь тишина?

Они замолчали. Хозяйка не солгала — под окнами в самом деле за весь вечер не проехала ни единая машина. В ее комнате за стеной тоже было тихо, даже телевизора не слышно. А возможно, стены были достаточно толстые.

— Ты начнешь работать завтра? — сонно поинтересовался Алеша. — Сделай паузу, подумай…

— Не могу. Я обещала сдать рукопись в декабре, а сейчас октябрь кончается. Я и так все думаю, думаю об этом! Пора наконец начать!

— И ты веришь, что сможешь?

Она промолчала, закрывая горящие глаза. Тихо и темно, широкая мягкая постель, дыхание засыпающего мужа рядом. «Я смогу, — подумала она. — Хотя бы потому, что должна все это сохранить. Я напишу эту книгу, во что бы то ни стало!»

* * *

Они были вместе пятый год — с того осеннего дня, как впервые столкнулись в коридоре общежития. Лида шла от кастелянши, прижимая к груди стопку белья, подушку и два одеяла. За этой грудой она не разглядела парня, поднимавшегося ей навстречу по лестнице, и ахнула только тогда, когда отлетела к стене, а подушка покатилась вниз по ступенькам. Остальное ей удалось удержать.

Алеша поднял подушку, отряхнул ее, помог донести до комнаты. По дороге они посмеялись и познакомились. Он учился на четвертом курсе, посещал поэтический семинар. Она только что поступила на отделение художественного перевода. Вторым языком у нее был испанский.

Через два дня, встретив девушку на перемене, он пригласил ее в кино. Они сходили в «Киноцентр» на Красной Пресне, но сейчас Лида смутно вспомнила бы, что они смотрели. Этих походов позже было без числа, даты и фильмы смешались, остались только обрывки воспоминаний о необычайно теплой, долгой осени, какая стояла в том году. Снег выпал только в конце ноября, и к тому времени молодые люди уже обитали в одной комнате. Этого удалось достичь путем тройного обмена с соседями по общаге.

Алеша ничего от нее не требовал и на этом переезде не настаивал, но Лиде самой надоело встречаться мимоходом, урывая случайные свободные часы, когда их соседи по комнате куда-то уходили по вечерам. Это было унизительно — каждую минуту ждать стука в дверь и, как бы ни кружилась голова от поцелуев, помнить, что ты в общаге, что любая личная жизнь тут относительна, а то, что ты сам называешь любовью, другие назовут «сошлись».

Однако к их связи отнеслись довольно мягко, можно сказать — одобрительно. О них даже не сплетничали. В общежитии многие жили парами, и вряд ли коменданту было известно, в каких именно комнатах обитают студенты, — все менялось чуть ли не каждый день. Создавались и распадались мимолетные браки, рождались дети, о которых начальство якобы ничего не знало, хотя те целыми днями играли в коридорах. Раздавались пощечины и поцелуи… А Лида с Алешей без шума и трагедий оставались вместе, в маленькой комнатке рядом с кухней. Они сами купили и наклеили обои, уезжавшая на родину грузинка подарила им несколько горшков с цветами, араб — кресло, молдаванка — занавески… Комната стала уютной, и, если забыть о желтом, странно пахнущем коридоре за дверью, можно было вообразить, что они обзавелись настоящим домом. Однако этому воображаемому мирку скоро пришел конец.

Прошло два года, и Алеша закончил институт. В сущности, это было радостное событие. Радостное для кого угодно, но не для него. У него кончилась прописка. На первых порах, когда бывший студент проходил мимо вахты, знакомый охранник все еще здоровался с ним… Но вскоре насторожился и начал расспрашивать об аспирантуре. Документы, конечно, были поданы, но Алеша провалился. Конкурс в том году был слишком велик, а глубокими познаниями парень не блистал.

В то лето Лида домой не уезжала. Она помогала мужу готовиться к экзаменам, вместе с ним ходила в библиотеку, собирала материалы для проекта кандидатской диссертации… Все оказалось бесполезным. Девушка была в отчаянии.

— Что ж, снимем где-нибудь комнату, и я найду другую работу, — бодро утешал ее муж, когда стало ясно, что надежд на его поступление больше нет. — Настоящую работу, на целый день, а не приработок, как сейчас. Подумаешь, что прописка кончилась, она не везде требуется. Поживем так, пока ты не закончишь институт, потом будет видно.

— Да-да, снимем комнату, — уныло соглашалась она. — Я тоже попробую работать.

Он прижал пальцем кончик ее носа, сказал «пип!» и весело заявил, что такую маленькую девочку никто не работу не примет.

Лида улыбнулась, но ей было страшно. Прожив в общаге два года, она успела наглядеться на то, как просто и жестоко распадались студенческие браки — в том числе и те немногие, что были зарегистрированы официально. Сокурсникам приходилось чуть легче: как-никак они вместе поступали, вместе оканчивали институт и вместе уезжали — причем иногда в одну и ту же сторону. Но если муж и жена учились на разных курсах, их неизбежно ждали долгие скитания по съемным квартирам, нелегальные ночевки в общаге, взятки коменданту, унизительные прошения на имя ректора… И чаще всего семьи распадались.

Лида знала, что в Ростове-на-Дону, откуда Алеша родом, его с нетерпением ждет большая семья — мать с отцом, две сестры, семьи сестер, племянники, старики… Она ни с кем не была знакома, но знала всех по фотографиям, которых у мужа был целый альбом, и понимала — войти в эту семью будет непросто. У всех был такой счастливый, сплоченный вид, что казалось — пришлых им не надо.

— Не выдумывай, — уверял ее муж. — Мама, знаешь, как тебя полюбит?

— С чего ты взял?

— Она любит всех, кого люблю я.

Возражать было бессмысленно — Лида и сама понимала, что преувеличивает свои страхи. Но как ей было не бояться, когда в ее собственной семье не было ни таких ясных улыбок, ни спокойных взглядов, а если делались семейные фотографии, то люди на них напоминали случайных прохожих, которых силком согнали в кучу и принудили смотреть в одну точку!

— Почему ты не хочешь съездить на лето в Ростов? — уговаривал ее муж, когда еще учился. — Не хочешь жить у родителей — поживем у сестер, любая будет рада! Они мне все время пишут письма, хотят познакомиться с тобой!

— Алеша, мне нужно время, чтобы решиться!

Но все-таки они снялись вместе и послали его родителям фотографию. Это было сделано как раз в ту пору, когда Алешу выселили из общаги. Молодые люди снялись в осеннем парке, на фоне замерзающего черного озерца. Фотоаппарат держал ребенок, случайно проходивший мимо них с собакой. Он очень старался, но, вероятно, снимал впервые, так что умудрился запечатлеть самого себя — в кадр попал краешек его пальца, напоминавший розовый воздушный шарик. Молодые люди улыбались, торопливо и зябко обнявшись, и сами в этот момент были немного похожи на детей — чем-то встревоженных, но все-таки счастливых, особенно Лида. Она и ростом походила на девочку — ее голова едва доставала Алеше до плеча, хотя тот вовсе не был великаном. Ее русые волосы спутались от резкого ветра, темные глаза блестели, губы и щеки порозовели от холода. Муж покровительственно держал ее за плечи, но его лицо казалось таким юным, что ему самому не мешало бы сыскать покровителя. Это его расстраивало — парень жаловался, что никто не дает ему настоящих лет, не верит, что ему уже двадцать шесть, все принимают за восемнадцатилетнего.

— Может, мне отпустить бороду? — советовался он с женой.

— Ни в коем случае! — пугалась она. — Представь себя с черным веником на подбородке… Ужасно!

Но в ту осень они беспокоились не о бороде. Алеше пришлось искать работу, которая позволила бы оплачивать комнату. Денег из дома ему не присылали никогда, и он вовсе не обижался на это, а даже гордился своей самостоятельностью.

— Они бы могли присылать немножко, — объяснял он жене, когда молодая семья в очередной раз садилась на овсянку. — Но я сам не желаю. Детство кончилось, и это необратимо!

А Лида, согласно кивая и пережевывая кашу, больше похожую на размокшую промокашку, сокрушалась о том, что никак не решится отказаться от помощи из дома. Приятно было бы стать независимой, не выслушивать нотаций по телефону, чувствовать себя взрослой… Но придется сесть на шею Алеше, а ему и так все время приходится искать приработка. «Хотя бы одежду я буду покупать сама, — решила девушка. — Уже что-то…»

Так или иначе все наладилось. Конечно, если не считать голодовок и неудач, сварливых хозяев и вечного страха перед милицией. Если не думать о завтрашнем дне, о пустом холодильнике, о близкой зиме и совершенном одиночестве в Москве… В остальном все было чудесно — молодые люди искренне так полагали.

Они жили на съемных квартирах третий год. Алеша работал, часто возвращаясь «домой» в таком состоянии, что жене приходилось его раздевать и укладывать в постель, как ребенка. Его слишком юное лицо стало чуть жестче, но глаза не ожесточились — они по-прежнему смотрели с тем мягким, беспечным выражением, которое дается лишь внутренним покоем. Лида училась, ходила в библиотеки, сомневалась, стоит ли думать об аспирантуре — в конце концов нужно пожалеть мужа, уезжать из Москвы, им никогда не заработать столько, чтобы остаться здесь! Иногда ей удавалось найти мелкий приработок — случайный перевод или перепечатку курсовой работы. Алеша ее утешал:

— Не беспокойся, это на нас, поэтов, небольшой спрос. А ты получишь диплом переводчика и будешь зарабатывать кучу денег!

Но Лида вовсе не была в этом убеждена.

— Сейчас на эту профессию спрос небольшой, — говорила она. — Чтобы устроиться на денежное место, нужны такие связи… Все забито на годы вперед! Конечно, что-нибудь я заработаю… В какой-нибудь фирме… Да и тебе нужно определиться!

В последнее время Алеша и впрямь определился. Он устроился менеджером в строительную фирму. В строительстве и стройматериалах он не понимал ничего, да этого от него и не требовалось. В сущности, он исполнял функции секретаря, о карьерном росте не думал, но зарплата давала возможность оплачивать комнату и содержать свою маленькую семью. В то же самое время повезло и Лиде…

— Есть возможность заработать, — как-то сказала ей сокурсница. — Конечно, полная халтура, но если напрячься, то тысяча долларов тебе обеспечена.

— Да что ты?!

— Я нашла одно издательство, — делилась та секретами в полуподвале, под лестницей. Там была устроена курилка. Перемена кончалась, студенты разбегались по аудиториям, но Лида никуда не торопилась — она была готова слушать подругу хоть до конца лекции. — Они, в общем, больше торгуют книгами, чем издают их, но в последнее время решили выйти в большое плавание. Начали с чепухи — детективчики, конечно, какие-то переводные. Справочники вроде «Домашнего доктора», «В помощь молодой хозяйке»…

— Ну и?.. — расстроилась Лида. — Я не сумею написать детектив.

— Да и не нужно писать. Нужно только закончить уже написанное!

Девушка непонимающе взглянула на подругу:

— Закончить? Все равно не смогу, детектив есть детектив. Это не мое, ты знаешь.

— Твое-твое! — Та улыбалась как-то загадочно, почти иронически. — Даже не представляешь, насколько это по твоей части!

— С чего ты взяла?

— Ты у нас переводчик? С английского?

Лиде показалось, что она поняла.

— Я слышала о таком. Нужно написать роман как бы от лица английского автора, да? Под псевдонимом? Переписать чужой сюжет?

— Брось, это не тот случай. Понимаешь, они хотят выпустить на рынок такую небольшую бомбочку. Им думается, что это всех заинтригует, и кто знает… — Подружка глубокомысленно выпустила струйку дыма: — Вдруг они окажутся правы? Тогда и ты прославишься, потому что никакого псевдонима не будет. Говорю же тебе — ты должна будешь написать окончание неоконченного романа!

— А почему автор сам не может? — Лида была сбита с толку. — Он умер?

— Ты даже не представляешь, как давно он умер. — Та уже открыто смеялась.

— Ну ладно тебе, Светка, ты так таинственно выражаешься! — взмолилась девушка. — Скажи прямо, что это такое?

Но когда она услышала, в чем дело, ей и самой захотелось смеяться. Она прижала руки к разгоревшимся щекам — Лида всегда легко краснела — и поддержала веселье подруги:

— Закончить «Тайну Эдвина Друда»?! Дописать Диккенса?! Они рехнулись!

— Тысяча долларов, — напомнила Света. — Желающие найдутся, будь спокойна! Я первая узнала, потому и хочу, чтобы ты опередила других! Ты должна это сделать!

Лида уже утирала выступившие от хохота слезы:

— Вот именно я и больше никто?

— Именно ты, — настаивала Света, уже без улыбки. — Во-первых, ты переводчик, во-вторых, ты любишь Диккенса, а стало быть, не напорешь чепухи, в-третьих, ты по крайней мере грамотный человек и у тебя приличный стиль.

— Именно поэтому я и не возьмусь за такую ерунду, — перебила ее Лида. — Это в-четвертых!

— Смотри, пожалеешь! — предупредила подруга. — Напишет за тебя какой-нибудь на все согласный поденщик, заработает свою тысячу, а на Диккенса ему будет плевать! А ты купишь на лотке книжку, прочтешь… И тебе будет стыдно. За Диккенса, что его выставили недоумком, и за себя, что отказалась.

Их спор прервало появление карающей силы — охранник, услышав в конце тихого коридора голоса, явился выяснять, что происходит. Девушки бросились в аудиторию.

Вечером Лида передала это предложение Алеше в качестве веселой шутки. Но тот, к ее изумлению, отнесся к предложению очень серьезно.

— Почему нет? — сказал он. — Это безумно интересно, я бы и сам взялся, но ты же понимаешь, работа все время отнимает.

Неожиданно Лида почувствовала нечто вроде укола ревности. Он бы взялся?! Он, прочитавший только «Оливера Твиста», да и то в детстве? Не знающий и сорока слов по-английски (как его ни натаскивала жена, Алеше с трудом натянули тройку в дипломе). Значит, ему думается, что дописать «Тайну Эдвина Друда» — самый загадочный, странный и непредсказуемый роман Диккенса — пустяк?! И ее поразило, как горяча оказалась эта обида — едва ли не первая обида на мужа.

— Знаешь ли… — натянуто сказала она, отодвигая пустую чашку. — Это весьма специфическая работа.

— Чем же? — Алеша не заметил ее раздражения и спокойно продолжал пить чай.

— Диккенс умер, едва успев написать половину романа. — Девушка в сердцах принялась убирать со стола, муж едва успел спасти от нее свою чашку и сухари. — Нигде в его бумагах не было найдено указаний на то, как дальше развернется сюжет. Ничего нет, представь! Белое пятно! Он поставил перед собой новую задачу — закрутить совершенно ошеломляющую интригу, которая оставит с носом всех, кто попытается раскрыть ее прежде, чем дочитает книгу до конца! Его всегда упрекали за то, что он плохо держит сюжет, что его развязки слишком предсказуемы — чуть ли не с середины романа ясно, чем он окончится. И вот Диккенс решил создать тайну, которую никто не сможет раскрыть вплоть до последней страницы!

— Получился бы классный детектив. — Алеша достал сигарету. — Значит, его упрекали за слабые сюжеты?

— Вот именно. — Лида чуть остыла. — Говорили, что в описании бытовых сцен он достиг совершенства, но это все, за что его следует ценить как писателя. А еще утверждали, что он не умеет искусно раскрывать факты, которые на протяжении романа держал в тайне. Вот он и поставил перед собой абсолютно новую задачу — создать непредсказуемый сюжет, тайну, которую никто не сможет разгадать на полпути! Нет, это безумие — закончить «Эдвина Друда»! Многие пытались это сделать, и у всех получились разные версии!

— Серьезно, были попытки? — все больше удивлялся муж.

— Около десяти. — Лида отодвинула в сторону поднос с грязной посудой. Она, как всегда, вымоет ее позже, когда обитатели коммуналки уйдут с кухни к своим телевизорам. Она будет стоять у ржавой, засаленной раковины с плюющимся краном, а муж будет ее охранять, потому что на кухню может зайти весьма неприятный тип — еще нестарый, брюхатый сосед, который вечно щеголял в сатиновых трусах до колен и проявлял к маленькой девушке слишком живой интерес.

— Вот оно что, — пробормотал Алеша, аккуратно давя окурок. — То есть ты будешь не первая… Тогда тебе нужно написать так, чтобы это отличалось от предыдущих попыток. Сложно…

— Да нет! — снова разгорячилась она. — Нужно написать так, чтобы это было… Было правдой! Тем, что хотел написать сам Диккенс!

В тот вечер они больше не говорили об «Эдвине Друде». Лида чувствовала, что еще немного — и она сорвется, хотя и не понимала, почему такая отвлеченная тема довела ее чуть не до истерики. Ночью она осторожно ворочалась на костлявом диванчике, подминала кулаком пружину, которую считала личным врагом, пыталась согреть спиной холодную стену — отодвинуться было невозможно, мешал спавший с краю Алеша. И впервые, лежа рядом с мужем, думала о другом молодом человеке. О юном, смешливом и легкомысленном джентльмене, которому жизнь казалась забавной игрой, приятной прогулкой… Которого никто не воспринимал всерьез, пока он не исчез — в склепе, во тьме, в ненаписанной части романа.

«Жив или умер? Это знал только сам Диккенс. Последователи и критики утверждали разное. Эдвин умер — предательски задушен своим дядей, погребен в чужом склепе, тело сожжено известью, чтобы не осталось никаких улик. Нет, предполагали другие: он жив — чудесным образом спасся и скрылся в Лондоне, под защитой опекуна своей невесты. А были и те, кто утверждал, будто Эдвин в гриме, в парике, под чужим именем вернулся из Лондона в родной городок, чтобы собрать улики против своего убийцы. Кто прав? Жив или умер?»

…Алеша всегда вставал на час раньше жены. Он сам варил себе кофе, намазывал большой бутерброд и потихоньку одевался, стараясь не разбудить Лиду. Та в это время блаженно раскидывалась на освободившейся части постели и, как правило, просыпалась от звонка будильника, когда комната была уже пуста. Но на этот раз она проснулась оттого, что муж теребил ее плечо:

— Открой глаза! Проснись!

— Что?! — Она задохнулась, испуганно приподнялась на локте.

— Ты сейчас такое говорила! — также тревожно продолжал муж. — Напугала меня! Что — снился какой-то кошмар?

— Я говорила во сне? — Девушка силилась проснуться окончательно, но какая-то смутная тень еще мелькала перед глазами, иногда затмевая реальность. — Что именно?

— Ты стонала: «Буря, дождь… Старуха узнала его на кладбище!» И еще что-то, только я не разобрал. Все твердила про какую-то старуху и лицо какого-то отца.

— Да, мне снилась старуха. — Лида окончательно пришла в себя. — Никто и не задумался, почему она так испугалась, впервые увидев Эдвина!

— Что?!

— Извини. — Она встала, торопливо накинула висевший на гвозде халат. В комнате стоял ледяной холод, в оконное стекло бросался октябрьский дождь. — Что-то нехорошее приснилось. Что-то не то…

Через два дня, тщательно все обдумав, она взяла у Светы адрес издательства. И еще через день подписала договор, в котором указывалось, что она, Никитина Лидия Павловна, в дальнейшем именуемая «Автор», обязуется предоставить в издательство рукопись, условно именуемую «Продолжение ‘‘Тайны Эдвина Друда’’», не позднее тридцать первого декабря сего года. И взяла аванс.

…И тот, кто наугад берет с полки книгу, неуверенно открывает ее и после коротких колебаний все-таки начинает читать, иногда выбирает для себя больше, чем просто развлечение на вечер…