Лучше бы я осталась старой девой

Анна Малышева, 2004

Выходя за сокурсника-араба, Лена не могла и подумать, что вскоре ее жизнь превратится в нескончаемый побег. Только что созданную семью травят, преследуют, сгоняют с квартир. Муж лжет и, кажется, все больше впутывается в темные махинации. Она решает уйти и со всем покончить, даже не подозревая, что это – только начало ее злоключений…

Глава 3

Вместо Мухамеда Лене ответил какой-то другой араб, не знавший по-русски ни слова. Она промучилась с ним пять минут, на разные лады произнося, что ей нужен Мухамед, да, Мухамед, Мухамед! Он что-то отвечал ей, сыпал словами, а она все больше злилась и готова была выдать ему единственную арабскую фразу, которую выучила когда-то: «Тфи алла!», что в переводе означало: «Будь ты проклят!»

Мухамед наконец подошел к телефону. Лена к тому времени взмокла от злости и сразу набросилась на него:

— Это ты?! Какого черта не подходил?! Кто это со мной говорил?

С Мухамедом они были довольно хорошо знакомы, он часто навещал их с Арифом на той первой квартире в Текстильщиках, но Лена никогда не разговаривала с ним в подобном тоне. Он, казалось, сильно удивился, а потом обрадовался:

— Леночка приехала! Я так рад тебя слышать! Как твое здоровье? Как Самир?

Самир — это было арабское имя Сашки. Так называл его Ариф, все его друзья и родственники, но для самой Лены он всегда был только Сашей.

— Сашка нормально, — холодно ответила она, уже немного успокоившись. — Здоров, очень вырос. Ты его не узнаешь, когда увидишь.

«В конце концов, чем передо мной виноват Мухамед? — спросила она себя. — Симпатичный парень, вежливый, образованный и всегда прекрасно ко мне относился». А тот оправдывался:

— С тобой говорил Исса, брат Абдуллы. Помнишь Абдуллу?

— Конечно, в общаге были соседями, — нервно ответила Лена.

— Абдулла еще в Москве. Работает в «Аль-Кодс», — неторопливо просвещал ее Мухамед.

— Что такое «Аль-Кодс»?

— Арабская газета на русском языке. Хочешь поговорить с Абдуллой?

— Как, и Абдулла у тебя?

— Да, он передает тебе привет! А Исса только что приехал из Сирии, он еще совсем не говорит по-русски, так что прости…

— Какая разница… — нетерпеливо ответила она. — Передай привет Абдулле, но говорить я хочу с тобой, а не с ним. Я здесь с ребенком. Ты звонил в посольство? Когда я смогу получить деньги и билеты?

— Сейчас-сейчас… — забормотал Мухамед. — Вот! Есть ручка и бумага? Запиши телефон посольства… И адрес.

— Так ты туда не звонил?

— Они мне все равно ничего не скажут, — оправдывался Мухамед. — Ведь деньги придут на твою фамилию. Значит, ты сама должна туда приехать и спросить их. Возьми документы какие-нибудь.

— А если ничего еще не пришло?

— Нет, должно было прийти.

— Когда Ариф прислал тебе факс?

— Недавно. Три недели назад.

— И ты думаешь, деньги уже здесь?

— Лена, я не знаю.

О, она отлично изучила этот тон — мягкий и убедительный. За подобным тоном у Арифа всегда скрывалось желание отвязаться от собеседника, скинуть с себя ответственность, отказаться помогать… Так он говорил, когда Лена начинала ему надоедать вопросами и просьбами сказать правду. Этот тон до того напомнил ей Арифа, что тот как живой встал у нее перед глазами. Она прикусила губу и сделала еще одну попытку:

— А ты не мог бы пойти туда со мной?

— Лена, там сидит секретарь, ты сразу его найдешь. Он хорошо говорит по-русски, у тебя не будет проблем. Только захвати документы.

— Замечательно… — вздохнула она. — Давай адрес и телефон.

Когда все было записано, Мухамед снова пустился в традиционные расспросы о здоровье матери Лены, бабушки Лены, о знакомых… Она знала, что никто не любит так подолгу болтать по телефону, как арабы, и отвечала коротко, встречных вопросов не задавала, хотя это уже было довольно невежливо. Но об одной вещи она все-таки спросила, когда Мухамед немного угомонился:

— Скажи, этот Исса… Он ведь только что вернулся из Дамаска? Он там видел Арифа?

— Сейчас спрошу.

Он положил трубку рядом с телефоном, и она услышала, как заговорили по-арабски — громко и возбужденно. Через пару минут Мухамед снова обратился к ней:

— Лена? Он его не видел. Они не знакомы. Абдулла говорит, что ты должна обязательно приехать к нам в гости.

— Да? — разочарованно спросила она. — Спасибо, зайду как-нибудь… Но я ведь приехала ненадолго.

«Вот и проговорилась, — одернула она себя. — Если бы ты собиралась ехать в Сирию, то не сказала бы так. Он поймет, что решила взять денежки и слинять! Дура!» Но Мухамед, казалось, ничего не понял. Он только настойчиво повторил:

— Ты обязательно должна приехать! Мы ведь с тобой родственники!

— А что, — поинтересовалась она, — Абдулла с братом сейчас живут у тебя?

— Что ты! — обиделся Мухамед. — Абдулле редакция снимает двухкомнатную квартиру на «Университете». Исса тоже там живет.

Она услышала в трубке знакомый голос Абдуллы — тот что-то говорил по-арабски. Мухамед коротко ответил ему и обратился к Лене:

— Скажи, где ты остановилась?

— Сейчас… — Она продиктовала ему адрес Инны. — И телефон запиши на всякий случай. Ой, Мухамед, если бы ты знал, как я намучилась с ребенком за этот год… Неужели нельзя что-то узнать об Арифе? Никто его там не встречал? Ведь он давно уже вернулся в Дамаск… Ты не мог бы узнать у знакомых?

— Конечно, постараюсь! — заверил ее Мухамед. — Но что ты переживаешь, Лена, ведь все хорошо, он прислал деньги. Приедешь, и он сам все тебе расскажет.

— Да, теперь все хорошо… — вздохнула она. — Ладно, спасибо тебе. Буду звонить в посольство.

— Я тебе советую лучше съездить туда, по телефону много не узнаешь.

— Почему?

— Ведь дело касается денег.

— А, ясно… Сегодня же и поеду.

— Да не торопись, отдохни… Приезжай к нам с Самиром… Я ему приготовил подарок.

— Спасибо… Ему давно никто ничего не дарил, — призналась Лена. — Как-то не до этого было.

— Бедный ребенок… — протянул Мухамед. — На кого он стал похож, Лена? Такой красивый, как ты?

— Как Ариф, — усмехнулась она. — Ничего себе, красивый. Любит блондинок.

Мухамед захохотал:

— Такой маленький любит блондинок?! Сколько ему теперь?

— Три года.

В кухню вошла Инна. На голову она накрутила розовое полотенце, халат на груди придерживала рукой — не успела завязать. Она вопросительно подняла подбородок, словно интересуясь, кому звонит Лена. Та губами изобразила имя «Мухамед», и Инна поняла. Присела за стол и стала лениво перетирать полотенцем волосы, сонно глядя на Лену.

— Ну ладно, — сказала та, прерывая какой-то бесконечный рассказ. — Мы ведь увидимся, тогда обо всем поговорим.

— Так у кого ты живешь? — спросил он.

«До чего все арабы любопытны… — подумала она. — Прямо национальная особенность!» А вслух сказала:

— У подруги, мы вместе учились.

— Я ее знаю?

— Не знаешь.

Инна внимательно посмотрела на нее и сказала очень громко:

— Скажи этому типу, что я его ненавижу заранее.

Та испуганно замахала рукой и сказала в трубку:

— Мухамед, я звоню в посольство.

— Вечером сообщи, как поговорила, — попросил он. — Ты будешь дома?

— Да-да, пока.

Она бросила трубку и злобно сказала:

— Я отвыкла от этих арабских штучек!

— А что такое?

— Любят поболтать обо всем на свете, только не о том, что важно для тебя… Помощи не дождешься, а вот на добрые советы они все щедры!

— Я бы с удовольствием поговорила с этим типом сама, — небрежно заметила Инна. Она скинула мокрое полотенце прямо на пол и отбросила его подальше босой ногой. Видно было, что она очень устала и с трудом держит глаза открытыми. Зевнула, поморгала загнутыми ресницами (блондинка она была настоящая, но ресницы и брови у нее тем не менее были черными) и посоветовала: — Давай-ка ляжем спать…. После что-нибудь придумаем…

— Нет, ты иди, а я не могу, — засуетилась Лена, копаясь в потрепанной записной книжке. — Теперь звоню в посольство, потом поеду туда… Господи, только бы деньги пришли!

— Куда торопиться… — возразила Инна с чисто восточным спокойствием (оно нередко в ней просыпалось, несмотря на взрывной темперамент). — Страшно на тебя смотреть! Под глазами круги, вид загнанный, будто три дня не спала… Сперва приди в себя, потом поезжай…

— Они ведь установили определенный срок, — пояснила Лена. — Мои кредиторы. Я звонила им, когда Мухамед сказал про деньги, сообщила, что приеду, заберу их и отдам долг. Они сказали — если до пятого числа денег не будет — пеняй на себя!

— Погоди… — Инна проснулась. — А сегодня у нас что?

— Третье июля. Ты совсем счастливая стала, часов не наблюдаешь… А для меня каждый день — пытка!

— С этими танцами все перепуталось! — рассердилась Инна. — Когда работаешь ночью, а спишь днем… Так сегодня уже третье? Здорово. Значит, вечером я должна встретиться с моим милым. Хоть выспаться, что ли…

— У тебя кто-то есть? — поинтересовалась Лена. — Несмотря на такую работу?

— Да, мужики боятся иметь что-то серьезное с такими девушками, как я… — усмехнулась та. — А этот… Он сам танцор, так что ему легче меня понять. Но ты не думай, что я влюблена. Я уже не способна на это. Просто развлекаемся вместе. Должна же быть отдушина!

— В твои двадцать лет глупо говорить, что ты не способна на что-то, — нравоучительно ответила Лена.

— А в твои двадцать три? Все, я пошла спать! — Инна встала, перекинув за спину мокрую гриву потемневших от мытья волос. — Ключи от квартиры — вон, на холодильнике, специально для тебя приготовила. Твой парень пускай спит. Делай что хочешь, а если вернешься часиков так в пять, разбуди меня, ладно?

— Я тихонько разберу вещи и поеду в посольство.

— Деньги нужны?

— С ума сошла… Пока у меня все есть. Я не побирушка.

— Да не обижайся… — зевнула Инна. — И спросить нельзя!

И ушла, кутаясь в свой белый халатик. Лена принялась набирать номер посольства. Ей ответил мужской голос — почти без акцента.

— Я хотела бы узнать, пришли на мое имя деньги и билеты из Дамаска или нет? — спросила она.

— На какое имя?

— Селянина Елена Владимировна.

Разыгралась комедия с повторением на разные лады ее имени — он никак не мог его усвоить. Потом сказал, что понял, и исчез минут на пять, не меньше. Лена от волнения кусала губы и так прижимала к уху трубку, что оно даже заболело. Наконец он ответил:

— Извините, пожалуйста, но сегодня нет того человека, который занимается корреспонденцией. Позвоните завтра.

«Что и предсказывал Мухамед, — подумала она. — Ему неохота говорить про деньги».

— А если я сегодня приеду, его застану?

— Может быть, неизвестно. Лучше завтра.

— Но это очень срочно! Спросите, он будет или нет? Я приехала из Петербурга всего на несколько дней, мне срочно надо получить эти деньги!

— Хорошо, — покладисто согласился он. — Приезжайте сегодня, может быть, что-то узнаем. А вообще мы корреспонденцию получаем по четвергам, а все становится известно в пятницу. В пятницу он точно будет.

— Но я не могу ждать до пятницы!

— Хорошо-хорошо, приезжайте сегодня!

На этом разговор был окончен. Лена повесила трубку и поняла, что придется ехать и разбираться прямо в посольстве. Такой исход дела ее совсем не удивил, она успела привыкнуть к подобным порядкам, пока жила с Арифом. Лена прошла в комнату, увидела, что подруга спит, свернувшись комочком на широкой постели. Ее волосы высохли и блестели, дыхание было мирным, ровным, почти детским. Да и сама она во сне казалась ребенком. Дети тоже спали спокойно, Лена получше укрыла Сашку, который всегда умудрялся запутаться в пододеяльнике, и вышла из комнаты. Сумку она разобрала в коридоре, да и разбирать было нечего. Одежда Сашки — поношенные вещи, которые мать собрала по дальним родственникам и знакомым, чьи дети выросли из них. Два полотенца. Черный шерстяной свитер — в нем она тогда в сентябре попрощалась с Арифом на вокзале… Казалось, что ненадолго, но вот прошел год, как она не слышала даже его голоса. Дешевые шорты на случай жаркого дня. Майка.

Чистые носки. Белье — тщательно подштопанное. Больше — ничего. «В конце концов, я приехала всего на недельку, — сказала про себя Лена, разбирая свой убогий гардероб. — И вовсе не обязана каждый день менять туалеты… Но все равно, во всем видна бедность. Позорная бедность, унизительная… А, плевать! Что я могу сделать? Сколько же он мне прислал? — Ее мысли снова переключились на деньги. — Неужели мне и Сашке совсем ничего не останется, когда мы заплатим долг? Неужели он не мог догадаться, что меня преследуют кредиторы? Может быть, он как раз и прислал денег, чтобы расплатиться с ними? Нет, от Арифа этого нельзя ожидать…»

Она умылась, уложила волосы в тугой узел на затылке, отряхнула джинсы, надела легкую льняную кофточку и, выйдя из квартиры, осторожно закрыла за собой дверь.

Марина подняла палец, призывая всех к тишине, хотя ребята и так молчали. Прислушалась и заявила:

— По-моему, с Владом они покончили.

Ей никто не ответил. В коридоре раздались шаги, она приоткрыла дверь, высунулась и действительно увидела Влада. Поманила его рукой, он подошел, озираясь по сторонам:

— Чего тебе?

— О чем с тобой говорили? — спросила она.

— Ни о чем, отстань.

— Зайди!

— Пошла ты! — злобно ответил он, стряхивая ее руку со своего плеча. — Вляпался из-за тебя. Теперь нас с Максимом прогонят.

— Следователь там?

— А как же!

— А ректор?

— Сидит. Это ты на меня накапала! — вдруг сорвался он, зашипел ей прямо в лицо, обдавая запахом перегара: — Ты сказала, что Наташка мне нравилась?

— Болван, со мной еще не говорили!

— Тогда откуда они…

— А все знали, — Марина издевательски пожала плечами. — Думаешь, никто не видел, как ты на нее пялишься?! Максима уже допросили, верно?

Она почти втащила Влада в комнату. Он оглядел собравшихся — Пашу, Светку, двух других парней, опустился на постель и стал разминать в пальцах сигарету. Все сидели в комнате Марины, куда их загнал следователь, и ждали своей очереди на допрос. Максим, которого допросили первым, уже исчез. Его Марина проворонила, зато теперь так и вцепилась во Влада:

— А что еще тебя спрашивали?

— С кем она разговаривала, о чем… Ссорились или нет… Много выпила или мало… Сказал, как было. Пила вино, молчала, и все. Потом пошла к Максиму вниз, потом ушла к себе.

— Да? — сощурилась Марина. — А про то, как ты ее у дверей зажимал — ничего не сказал?

— Сука поганая! — вскочил Влад. Его круглые глаза налились кровью. — Ты что — думаешь, это я ее выбросил?!

— Влад… — протянул один из парней, — прекрати! Никто так не думает.

— Да вы все видели, как я к ней относился! — продолжал кричать тот. — Я ее пальцем тронул, а? Я ее хотел, ну и что? Я это скрывал, что ли?! Я предложил, она отказалась, и все! И ни черта больше не было! Да вы же все видели, как я тут валялся…

— Хватит! — завизжала вдруг Светка. Она была бледная, измученная, под глазами легли круги. Весь день отмалчивалась, куталась в рваный халат и только поплакала пару раз в своем углу. Теперь она вскочила и затопала ногами в настоящей истерике: — Подлецы! Подлецы! Это кто-то из вас! Она была несчастная, беззащитная, и кто-то из вас ее изнасиловал и убил!.. Вы напились как свиньи… И еще рассуждаете, как вам выпутаться?! А я все скажу, все!

— Что ты скажешь? — цыкнул на нее Пашка. — Что ты скажешь, сама подумай?!

— Все скажу! И что ты анашу принес, и что курили тут, и что Влад к ней пристал…

— Ты же не видела!

— А вы все рассказали! Думаете, я вас покрывать буду?! Негодяи!

— Замолчи, дура… — устало бросила Марина. Она села за письменный стол и уперлась согнутой ногой в столешницу, покачиваясь на стуле. — Никто из нас этого не делал.

Светка заплакала, закрыв лицо худыми руками, уселась в угол дивана и затихла. Парни переглянулись, а Влад, наблюдавший всю эту сцену с отвисшей губой и вытаращенными глазами, вдруг сказал:

— Меня спросили, не было ли посторонних в общаге. Я сказал, что нет.

— Ну и что? — Марина смотрела в окно и сильно затягивалась дешевой сигаретой. — Подумаешь, новость. То-то и скверно.

— Я совсем забыл, что мы с Максимом выходили, — продолжал Влад, растирая ладонями опухшее лицо. — Черт, ничего не соображаю…

— Кто ее нашел?

— Дворник.

Ребята помолчали, только Светка заплакала громче. На нее никто не обратил внимания. После паузы Марина спросила:

— Куда это вы выходили? Когда?

— Да ночью уже. Максим прислал за мной Наташку, помнишь? Чтобы я к нему спустился. Я и спустился. Мы поругались немножко насчет дежурства, он хотел выпить с вами… Потом покурили, потрепались. А потом мы оба вышли на улицу.

— А зачем?

— Понимаешь, нам показалось, что кричат. Баба кричит — помогите!

— Ничего себе… — буркнула Марина. — Веселый был вечерок… И что там было?

— А ничего. Мы вышли, посмотрели по сторонам, да темень такая, что глаз выколи. Максим говорит: «Пойдем посмотрим, кто орет». А орет она, действительно, громко — уши закладывает.

— А мы не слышали, — оживился Пашка.

— Молчи уж! — Марина отмахнулась от него и бросила качаться на стуле. — Слушай, Влад, так вы бросили вахту без охраны?

— Точно.

— Сдурели? — Она покрутила пальцем у виска. — Доигрались, дурни! Я же говорила, это не мы! Кто стал бы Наташку обижать… Даже спьяну! К ней все нормально относились. Долго вас не было?

— Да честно говоря… — вздохнул Влад. — Искали мы ту бабу, в соседнем дворе. Я-то был пьяный да еще накуренный, а на свежем воздухе вдруг потянуло блевать… Уж вы простите, девчонки. Ну, Максим со мной возился…

— Тьфу… — поморщилась Марина. — А дальше что было?

— Вернулись мы где-то через двадцать минут, все в порядке, на вахте пусто. Я заступил на дежурство, Максим пошел спать. А в семь утра ломятся в дверь — дворник и еще кто-то… Наташка, оказывается, лежит там во дворе под окнами, голова расколота и прочее.

Влад смачно сплюнул на пол. Светка вскрикнула, и Марина угрожающе обратилась к ней:

— Или ты сейчас заткнешься, или я тебя прибью! Надоела! Нам тут бог знает что могут приклепать! Слушай, Влад, ты ничего не рассказал про то, как вы бросили вахту?

— Нет, — уныло ответил он. — Ректор там сидит, собака, сожрать меня готов… И так узнал, что вы тут жили, а теперь еще это убийство. Я бы еще ему сказал, что мы вахту бросили — и хана… Тут ведь и банк, и фирма обувная… А охрана на мне.

— Болван, надо было сказать! Все равно вас выгонят, сказал бы правду! Надо спасать свою шкуру, не понимаешь, что ли? Бросил вахту! — Марина раздавила окурок о столешницу и выбросила его в открытое окно. Потом обратилась ко всем присутствующим: — Что делать будем? Нас начнут трепать, а за что? Пусть Влад еще раз пойдет туда и все выложит! Кстати, а почему никого не вызвали?

— Откуда я знаю… — пробормотал Влад.

— А с чего они взяли, что Наташу убили? — Света подняла мокрое лицо, еще больше подурневшее от рыданий. — Может быть, она сама… Не выдержала позора, не могла больше так жить… И выбросилась.

— Ее перед этим здорово придушили, — пояснил Влад. — Так что это убийство.

— Господи…

— Вот тебе и — господи! — огрызнулась Марина. — Так, что-то они там задумались…

В этот момент дверь в комнату отворилась и заглянул сержант. Все, как по команде, смолкли, и Светка побледнела так, словно вот-вот упадет без чувств.

— Лебедятникова! — сказал он, оглядывая их.

— Готова, — Марина вскочила и решительно пошла к двери. Сержант увидел Влада, который старался остаться неузнанным, отвернувшись к окну.

— А вы что тут делаете? — грубо спросил сержант.

— Я зашел… Сигареты взять… — Влад поднялся и похлопал себя по боковому карману куртки.

— Давайте выходите.

— Все-все!

Все трое ушли, а Светка снова заплакала — тихо, горестно.

Марина, оказавшись в комнате, где велось следствие (повезло какому-то уехавшему студенту), сразу заявила:

— Влад только что сказал нам, что забыл одну деталь.

— Лебедятникова, — с ненавистью произнес ректор — седой мужчина с беспокойными злыми глазами. — Я тебя давно уже видеть не могу. Ты отчислена с сегодняшнего дня. Я подпишу приказ. Поняла?

— А вы всех отчислите, кто тут на лето остался, или только меня? — Марина вызывающе улыбнулась, хотя на душе у нее было невесело. — Я же знаю, вы меня особенно любите, всегда выделяли…

— Ты, Лебедятникова, зря улыбаешься, — у ректора возле рта задрожал нервный тик. — Я про все твои делишки знаю.

— Про какие это? — Марина смотрела на капитана, который перечитывал какую-то бумагу и не вмешивался в разговор. — Про что вы им успели рассказать? Что выпивала? Да вы сами выпиваете, только втихомолку, это всем известно.

— Так, все, — сказал капитан — и очень вовремя — ректор позеленел от ярости. — Давайте побеседуем.

— С вами? — Марина потуже затянула пояс халата и улыбнулась. — Хорошо. Только пускай этот выйдет.

И кивнула на ректора. Она понимала, что терять ей больше нечего, в институте ее не оставят ни за что, и впервые могла отвести душу — высказать этому типу все прямо в лицо. И добилась своего — ректора попросили выйти.

— Я вам расскажу, что захотите, — сказала она, садясь на расшатанный стул напротив капитана. — Только сперва хочу кое-что объяснить. Влад и Максим — наши вахтеры, вчера вечером ненадолго оставили вахту. Всего минут на двадцать. И это было как раз тогда, когда Наташи уже не было в комнате. В общагу мог войти полк солдат, никто бы не заметил.

— Кто это вам сказал?

— Влад. Только что сказал, после допроса. Да, еще хочу сообщить, что никто из нас Наташу не убивал.

— У нее не было врагов, недоброжелателей? — Капитан как будто не обратил внимания на ее сообщение.

— Никого, все ее любили. Единственный человек, который мог бы ее ненавидеть — это жена Арифа, Лена. Но во-первых, она не знала, что Наташа залетела от ее мужа, во-вторых, они с Арифом давно развелись, в-третьих, Лена никого ненавидеть просто не способна.

— Почему она осталась в общежитии на лето?

— Была беременна. Не хотела делать аборт, боялась, знаете… Совсем неопытная девушка. Решилась на искусственные роды, чтобы меньше риска. Поэтому пришлось дожидаться необходимого срока здесь, в Москве. В Рязань она поехать не могла, там мать и отчим. Ну обычная история. А ее точно убили?

— Да.

— Кошмар… — Марина тоскливо посмотрела на струйку дыма, которая медленно текла из ее приоткрытых губ.

— Опишите мне вчерашний вечер, подробно.

— Могу… — Она пожала плечами и медленно заговорила, припоминая: — Она была очень подавлена. Я поддерживала ее как могла. Мы поболтали, потом я пригласила ее на вечеринку к Паше. Он нашел новую работу, мы решили это отметить.

— Во сколько вы сели за стол?

— Около одиннадцати вечера.

— Гарина не говорила, что кого-то ждет, чего-то боится?

— В ее поведении ничего необычного не было.

— А вообще было что-то необычное в этом вечере?

— Например? — засмеялась она. Смех получился довольно горький. — Вы же сами, наверное, были студентом, участвовали в таких попойках. Мы собрались, как и раньше бывало, выпили, поболтали, кое-что пожевали…

— Кто был на вечеринке?

Она перечислила.

— А когда пришел Тычинин?

— Это кто еще?

— Ваш вахтер, Владислав Тычинин.

— А, этот… Да скоро пришел. Он дежурит по ночам, целый день отсыпался, а к нам пришел где-то через полчаса после начала вечеринки. Конечно, вы уже знаете, что он неровно дышал к Наташе, но лучше оставьте его в покое. Не он ее убил.

— Припомните, как развивалась дальше ваша вечеринка. Кто входил, кто выходил.

— Я тогда хорошо выпила. Об этом лучше спросите Светку, она трезвенница. Кстати, про Светку скажу одно — она ушла вскоре после того, как ушла Наташа.

— Подробнее, пожалуйста.

— Сейчас… О чем-то таком шла речь… А, вы же знаете эту историю с арабским младенцем?

— С кем?!

— Наташа залетела от одного араба, нашего бывшего студента. Он пропал. Думаю, он не знал, что сделал ей пузо, но тем не менее мог бы хоть попрощаться с девушкой. Ни звука от него не было уже полгода. Я еще говорила Наташе, что при встрече надо ему намылить голову. И вот пришел Влад и сказал кроме всего прочего, что Максим сегодня видел на вахте какого-то араба, похожего на Арифа. Наташа заволновалась. Пошла туда, чтобы расспросить, наверное… Вскоре ушла Светка. Вернулась Наташа, расстроенная…

— Во сколько это было?

— Эти вопросы уже не имеют смысла, — пояснила та. — Я была пьяна, уж простите. Может, кто другой вспомнит, но не уверена… Я, правда, плохо переношу алкоголь. Поспрашивайте наших ребят. А Светку не слушайте.

— Итак, вернулась Наташа. Сколько она еще пробыла в комнате?

— Минуты три. Сразу ушла. Только сказала Владу, что Максим выходит из себя на вахте и требует, чтобы сменили.

— Больше ничего?

— Ничего, — твердо сказала Марина. — А если вы про то, что Влад к ней приставал…

И осеклась. Только тут она поняла, что никто не мог рассказать капитану про эти пьяные приставания вахтера — Максима при этом не было, а сам Влад скорее язык бы себе откусил, чем сказал такое.

— Ну-ну, расскажите, — подбодрил ее капитан. — Он к ней пристал? Как она реагировала?

— Плохо… — убито ответила она.

— Они повздорили, верно?

— Нет, не так. Он быстро отвязался, а она ушла.

— Он был очень пьян?

Этот вопрос почему-то сильно испугал ее. Она встрепенулась и твердо сказала:

— Это не он ее убил!

— Я спросил, был ли он сильно пьян?

— Да.

— А кроме того?

— Что — кроме того? — напряженно всматривалась она в его лицо. — Не поняла вас.

— Вы курили анашу?

— Что?! — Тут ей все стало ясно. Максим разболтал. Разболтал, потому что был уверен, что он-то останется в стороне — в вечеринке не участвовал, не пил, не курил, к Наташе никогда не клеился… Больше никто сказать не мог. И улизнул-то он как-то тихо, незаметно… Бедный Влад! Дурак, он поделился с другом впечатлениями от вечеринки…

— Я спросил, курили анашу?

— Не помню, — с вызовом ответила она. — Была совсем пьяна, спала.

— Вот как? Даже не можете сказать, кто именно курил?

— А вы никогда не курили? — взорвалась вдруг она. — Да господи, каждый хоть раз в жизни пробует!

Он пропустил это мимо ушей и спросил:

— Кто принес «травку» в общежитие?

— Понятия не имею.

— Хорошо. Тогда я скажу вам, что ее принес ваш приятель Павел Будько.

— Первый раз слышу про такое.

— Так вы все-таки вспомните, кто курил?

Она поняла, что нет смысла что-то скрывать. Влад, простая душа, явно рассказал Максиму все.

— Курили все парни, включая Влада.

— А вы?

— Нет.

— Тогда вы были трезвее остальных. Гарина сказала вахтеру, чтобы он спустился вниз, а он начал к ней приставать?

— Примерно так.

— Чем это кончилось?

— Ничем.

Она поерзала на стуле, тесно сдвинула колени, пошаркала по полу тапочками. Подняла голову и тоскливо взглянула на капитана:

— Мне можно идти?

— Сперва ответьте, кто из парней ушел из комнаты после этой сцены и в какой последовательности?

Щеки у нее внезапно стали горячими, но не от стыда, как она решила, а от волнения. «Сейчас придется сказать. Свинья ректор, гадина. Наверняка все знает. От кого? Мало ли у него шпионов? Тот же Максим казался таким приличным парнем…» И она вызывающе ответила, даже найдя силы криво улыбнуться:

— Никто никуда не ушел.

— Все трое остались с вами?

— Да.

— Чем вы занимались?

— Любовью… Так что у всех у нас алиби. — Помолчала, ожидая реакции, и резко заключила: — У каждого свои вкусы.

— Все, Лебедятникова, — спокойно прервал ее капитан. — Идите.

— Что подписать? — спросила она, поднимаясь. Говорила нервно, неуверенно, но пыталась изобразить беззаботную наглость.

— Потом еще раз снимем показания и подпишете.

Она вышла. Пробежала по коридору, ничего не видя и не слыша, рванула желтую дверь туалета, уселась там на подоконник в умывальном отделении и просидела так минут двадцать, энергично пиная батарею. Потом пообдирала облупившуюся эмаль с оконной рамы. Выкурила две сигареты. Всплакнула, подумав об отчислении. Плюнула на пол — просто так. Потом открыла окно и посмотрела вниз, во двор. Недавно прошел дождь, и она подумала, что место, где Наташа грянулась об асфальт в своем голубом костюме, должно быть где-то там, под стеной, где сейчас стояла длинная бурая лужа.