Завтра ты умрешь

Анна Малышева, 2006

Что может быть невиннее, чем случайная встреча двух старых подруг? Что может быть интереснее, если одна готова говорить, а другая слушать? Молодая журналистка Ника узнает, что ее подруга Наталья вот уже пять лет служит компаньонкой у жены крупного банкира. Больше та женщина не общается ни с кем, даже с собственными детьми – она страдает душевным расстройством, и порой ведет себя странно… И поэтому ее нелепая, случайная смерть выглядит закономерной, и никто не стал бы искать виновных… если бы Ника не столкнулась с ней лицом к липу вскоре после похорон и не догадалась о том, что «банкирша», как и ее компаньонка, тоже работала по найму…

Глава 1

— Я высказалась, а ты поступай как хочешь! — Молодая женщина резко остановилась и принялась перевязывать косынку на голове. Мужчина, следовавший за ней по пятам, остановился тоже. — Я против седьмого аквариума!

— Но не ты же их чистишь, — возразил мужчина, глядя, как жена туго стягивает на затылке узел из синего шелка и связывает концы косынки бантом. — Они не мешают!

— Как сказать! — иронично заметила женщина, оглядывая себя в тонированном стекле припаркованного рядом автомобиля. — Пять дней в неделю мы с тобой работаем, видимся только перед сном, в субботу ты весь день чистишь аквариумы и играешь со своими тритонами и лягушками, а в воскресенье мы едем на «Птичку» закупать для них провиант, песок, камни, водоросли и прочий бред! Конечно, они мне не мешают!

— Ты же любишь на них смотреть, когда устаешь после работы! — не сдавался муж. Женщина возмущенно, но не зло фыркнула. В сущности, ей уже хотелось улыбнуться — за пять лет совместной жизни им ни разу не удалось поссориться всерьез. «Идеальная пара!» — говорили про них ее подруги. Это Нике не нравилось — от слова «идеал» веяло чем-то мертвенным, да и вообще оно, по ее мнению, ничего не значило.

— Знаешь, Олег, — она с трудом сохраняла рассерженный вид, — когда я притаскиваюсь с работы без ног и почти без головы, то смотрю не на твоих тритонов, а сквозь них. Вообще сквозь все! По крайней мере, первые полчаса, пока до меня не доходит, что я дома. Тогда я начинаю различать предметы.

— Ну хорошо, — уныло сдался он. — Давай купим тебе тисс в «Садоводе» — и сразу домой.

— А тритоны перебьются без новой аранжировки?

— Потерпят, — ответил Олег таким упавшим голосом, что она не выдержала и легонько обняла его:

— Да пошли, пошли, я сама их люблю. Так, нашло что-то… Волной! Ты же знаешь, как у меня скачет настроение!

— Знаю, — повеселелой. — Знаешь, что я в тебе люблю? Ты всегда выкладываешь, что думаешь, но при этом никому не портишь жизнь.

Ника приняла комплимент как должное, тем более что свое отражение в стекле «Ниссана» ей понравилось. Она взглянула на часы:

— Сперва купим все для животных, а потом мой тисс. Часа за два управимся, так, дорога… К пяти будем дома, и…

Она вдруг запнулась, провожая взглядом проходившую мимо женщину. Та как раз миновала цветочный павильон, возле которого застряла было супружеская пара, и остановилась у следующего, возле входа которого была устроена выставка декоративных трав в горшочках. Женщина эта (Олег видел ее только со спины) в самом деле привлекала внимание. Высокая, она казалась еще выше из-за сабо на платформе. Ярко-желтый, цыплячьего цвета, джинсовый костюм вызывающе-плотно облегал ее фигуру (как отметил Олег, скорее женственную, чем спортивную). Длинные пряди платиново-белокурых волос, рассыпавшиеся по спине, казались накладными — уж очень были густыми и блестящими. Даже мужчина, чьи вкусы требовали других форм и расцветок, проводил бы ее взглядом, но что так потрясло Нику? Та стояла, замерев, не сводя глаз с женщины, склонившейся над цветочными горшками, и даже слегка приоткрыла рот от изумления. Олег легонько толкнул ее под локоть:

— Что случилось?

— Если бы не волосы… — еле слышно пробормотала Ника. — Мне кажется, я ее знаю.

— Так позови!

— Нет-нет. — Она крепко вцепилась в его руку, по-прежнему глядя на женщину в желтом костюме. — Я не уверена.

В этот миг женщина, привлекшая ее внимание, подозвала продавщицу и заговорила громким и, надо признаться, не слишком музыкальным голосом:

— Десять горшков белого вереска и десять, нет, пятнадцать лилового. А эта травка сильно разрастается? Дайте три, нет, пять и еще покажите вон ту, с белыми цветочками… Это же все многолетники?

— Деменкова! Ты?! — воскликнула Ника, и женщина в желтом костюме резко обернулась. Пряди волос разлетелись по плечам, и Олег увидел сильно загоревшее, ярко накрашенное, грубовато-чувственное лицо. Со спины он дал этой женщине лет двадцать восемь — возраст своей жены. Лицо прибавило ей верных пять-шесть лет лишних.

— Зашибись… — проговорила та, выпуская из рук горшочек с вереском. Продавщица едва успела подхватить его на лету. — Ника?! Елагина? До сих пор в Москве?!

И не ожидая ответа, бросилась к Нике и сдавила ее в объятьях. Та что-то пискнула и в свою очередь обняла эксцентричную даму в желтом. Олег, успевший понять, что присутствует при встрече старых подруг, дипломатично держался в стороне. Впрочем, Деменкова успела окинуть его цепким, оценивающим взглядом светло-голубых глаз, которые из-за жирной синей подводки казались почти бесцветными. Женщины разомкнули объятья, и Ника вспомнила о муже:

— Олег, это Наташа Деменкова, помнишь, я тебе рассказывала? Мы вместе учились в институте. Наташ, это мой муж.

Олег ничего такого не помнил, но приветливо кивнул. От рукопожатия он воздержался, справедливо решив, что без него можно обойтись. Наталья Деменкова чарующе улыбнулась. Ее полные губы казались пластиковыми под жирным слоем блестящей розовой помады. Все в ней было ярким, сверкающим, чрезмерным. Она напоминала цирковую дрессировщицу — не хватало лишь ботфорт, хлыста, цилиндра и, конечно, диких зверей.

— Очень приятно. — Женщина послала ему долгий загадочный взор. — А я часто о тебе вспоминала. Все думала — за кого ты вышла, если вышла?

— Ты думала, я засижусь в девках? — рассмеялась Ника. Она очень оживилась, глаза сверкали — было видно, что встреча с этой экстравагантной женщиной неподдельно ее радует. — А я выскочила сразу, как закончила институт. Ну и, понятно, не вернулась в Питер.

— Ну и правильно, нечего всю жизнь на одном месте сидеть, — кивнула подруга. — А я вот не вышла замуж — как тебе это покажется? И наверное, уже не выйду.

Произнесено это было без тени сожаления, даже весело. Ника махнула рукой:

— Какие твои годы!

— Не в этом дело, — туманно возразила подруга. — Ты торопишься? Зачем приехали?

— Хотим кое-что купить для аквариумов, и я присмотрела в прошлый раз маленький тисс. Хочу попробовать посадить на даче. Вдруг получится?

— Добро! — кивнула Наталья. — А мне тоже кое-что надо посадить. Значит, получается двадцать пять горшков вереска, пять с травкой и три вот этих, с беленькими цветочками. Сколько с меня? — обратилась она к продавщице, успевшей упаковать товар в объемистые пакеты. — Получите! Кто-нибудь донесет все это до машины?

Продавщица с извиняющейся улыбкой развела руками:

— Сегодня я одна, грузчика нет.

— Я помогу, — вызвался Олег, подхватывая пакеты, которые оказались не только большими, но и тяжелыми. — Где ваша машина?

— У въезда на рынок! — обрадовалась Наталья, подхватывая под руку подругу. — Там, кстати, и кафе имеется. Перекусим?

И, не дожидаясь ответа, потянула за собой Нику. Олег двинулся за женщинами, попутно прикидывая, какая должна быть машина у этой особы. Ему представлялось что-то столь же эксцентричное, как хозяйка, на которую оглядывались все встречные мужчины, и он был обескуражен, узрев обыкновенную «девятку», причем довольно потрепанную и пыльную.

Наталья распахнула багажник и живо набила его горшками с растениями, бесцеремонно швыряя их как придется или ставя чуть не кверху дном. Ника, трепетно относившаяся ко всему живому, вмешалась и кое-что переставила.

— Да брось, — протянула Наталья, брезгливо отряхивая руки от приставшей земли и придирчиво осматривая маникюр. — Что им сделается!

— Помнутся, — возразила Ника, осторожно закрывая багажник. — Клумбу хочешь сделать?

— Нет, могилу, сегодня похороны, — бросила Наталья, хмуро глядя на ноготь, вызвавший у нее подозрения. — Не пойду больше к этой маникюрше, у меня все ногти на другой же день отклеиваются!

Ника ничего не ответила. Она расширенными глазами смотрела на подругу, потом перевела взгляд на мужа. Тот слегка кивнул, словно подтверждая, что жена не ослышалась.

— Подумать только, у меня все воскресенье пропало из-за того, что эта тварь загнулась! — Наталья в сердцах оторвала накладной ярко-розовый ноготь и спрятала его в нагрудный карман обтягивающей курточки. — Цветы ему еще покупай, змеюге! Может, я родственникам на могилы ничего не покупаю, а ему… Ну пойдемте, съедим по шашлычку за встречу? А то сегодня будет столько хлопот, толком не пообедаешь.

Подняв глаза, она увидела смущенные и растерянные лица супругов, удивленно подняла брови и вдруг рассмеялась:

— Да у нас змея сдохла, настоящая, питон! Два метра длиной! Сожрал что-то не то и коньки отбросил! А вы подумали, я о человеке говорю?!

— Питон? — заинтересовался Олег, проникшись еще большим интересом к новой знакомой. — У вас жил питон? И долго?

— У моей подруги, не у меня, — Наталья продолжала улыбаться, наслаждаясь произведенным впечатлением. — Я бы ни за что не завела такое… Она-то его любила, он у нее жил лет восемь, но я его видеть не могла! Честно говоря, такое облегчение, просто слов нет! — Она прижала руку к груди и завела глаза к небу. — Ведь я спать из-за него не могла — мне все казалось, что он сломает свою клетку и доберется до меня! Как он меня ненавидел — это просто фантастика! Как-то раз, когда я его кормила, он…

Продолжение захватывающей истории о том, как питон вместо своей привычной пищи — оглушенной белой мышки попытался схватить палец Натальи, не оставило сомнений в том, что почивший был ее заклятым врагом, а также в том, что она почему-то была вынуждена жить с ним под одной крышей. Все разъяснилось в кафе, уже после того, как официантка удалилась на кухню сделать заказ, а Наталья расслабленно откинулась на спинку стула и закурила.

— Сейчас моя Ксения, конечно, вся в слезах и никого другого заводить не хочет, но если вздумает купить второго… Уволюсь, ни на что не посмотрю!

— Извини, так где ты работаешь? — переспросила Ника, разогнав повисший над столиком дым. — Я не очень поняла…

— Я… — вдруг замялась Наталья, — как бы это выразиться точнее…

Она вертела в пальцах сигарету, взгляд голубых глаз, только что казавшийся жестким, стал неуверенным и забегал. Олег с Никой украдкой переглянулись, послав друг другу по немому вопросу. «Что с ней творится?» — спрашивала взглядом Ника. «Чем занимается твоя Деменкова?» — отвечал вопросом муж.

— Я компаньонка у одной богатой дамы, — хрипло, но твердо заявила наконец Наталья и, глубоко затянувшись, потушила сигарету. Тут же схватила и раскурила новую. — Только не называй меня, пожалуйста, приживалкой! — резко добавила она, хотя подруга и не думала ничего говорить. — Я зарабатываю свои деньги, а не выклянчиваю! Если бы ты видела, как я кормила этого урода, которого сегодня зароют в саду, ты бы не смотрела на меня так!

— Как? — возразила Ника. — Я просто внимательно слушаю.

— Нет, ты смотришь на меня как на приживалку старой барыни из «Муму»! — Наталья злобно покосилась на официантку, которая вернулась с салатами на подносе. — Будто я за ней объедки подбираю и обноски донашиваю! Между прочим, она во мне нуждается куда больше, чем я в ней!

— Да я же ничего не говорю! — взмолилась подруга, сбитая с толку этим потоком эмоций. — И потом, что тут необычного?

— Действительно, сейчас каких только профессий нет, — начал было Олег, но, встретив взгляд жены, вовремя остановился. В самом деле, было совершенно невозможно предсказать, что заденет ущемленное самолюбие Натальи. Та нервно курила и брезгливо ковыряла салат пластиковой вилкой.

— Салаты в кафе ненавижу! — рявкнула она наконец, отодвигая тарелку. — Зачем взяла, спрашивается, если все равно буду только шашлык? Ох, напилась бы, но нельзя, я за рулем… Прости, Ник, нервы на взводе, все из-за питона этого проклятого… Ксения ревет, и у меня глаза на мокром месте… Я так все перенимаю…

И она в самом деле быстро промокнула глаза бумажной салфеткой, стараясь не повредить макияж. Принесли большую тарелку с тремя шашлыками, и Наталья, всхлипнув, принялась уничтожать жаренное на углях мясо. Ее нервное состояние, по всей очевидности, никак не отразилось на аппетите. Ника с мужем удовольствия от еды как-то не получали. Все их внимание поглощала Наталья, которая, заметно повеселев, оживленно рассказывала о своем диковинном месте работы. Приступ горделивой подозрительности благополучно прошел, и теперь она взахлеб хвасталась.

— Знаешь, сперва я хотела отказаться, но Ксения так меня уговаривала! И она, и ее врач, и даже ее муж — а уж его время чего-то да стоит! Он очень значительный человек. — Наталья гордо выпрямилась и потрясла куском шашлыка, наколотым на вилку. — Очень! И сам, лично, два часа подряд убеждал меня согласиться, а убеждать он умеет! Короче, я сдалась, хотя вообще-то искала совсем другую работу. Кстати, где ты работаешь, Ник?

— В иностранном отделе женского журнала, — улыбнулась та. — Переводы статей, адаптация… Сама ничего не пишу. А вот Олег пишет…

— Для мужского журнала, — вставил тот. — В основном о спорте.

— Понятно, странно было бы, если б наоборот, — кивнула Наталья. — Ну, а я после нашего с тобой журфака задумалась, что делать… Да так, задумавшись, никуда и не пристроилась. Пробовала прижиться в одном крупном издательском доме, но знаешь, это оказалось не по мне. У меня было такое впечатление, что понадобится вся жизнь, чтобы кем-то там стать, а я так не играю! Канцелярщина не по мне, к репортажам никогда не тянуло, дорогие статьи новичку писать никто не даст, своих желающих полно… А связей у меня, сама знаешь, не было. Я вообще из Саратова, — обратилась она к Олегу, — так что тыл у меня был не такой, как у Ники. Ей что — не устроилась в Москве, так вернулась в Питер. Неизвестно, где еще лучше! А мне вот домой не хотелось. Короче, с деньгами у меня было неважно, каждый месяц сомневалась, смогу ли уплатить за квартиру. И вот я подумала — черта ли мне в этой журналистике? Высшее филологическое образование есть, не пропаду. Тут мне посоветовали обратиться в кадровое агентство для домашнего персонала. Двадцать девять, диплом, коммуникабельность, приятная внешность, наконец, — не без самодовольства подчеркнула Наталья, эффектно тряхнув платиновыми локонами. — Короче, то, что они ищут, правда, иногда им требуются как раз дурнушки… Я хотела присматривать за какой-нибудь богатой девочкой, заниматься с ней немножко в дневные часы, водить по музеям, театрам — образовывать, короче. Ну, мои данные взяли в базу, поместили там фотографию, резюме… Я заплатила за это чуть не последние деньги и стала ждать. Или нет, вру, — она вдруг рассмеялась. — Ничего хорошего я не ждала. Никаких там одиноких вдовцов с непонятыми, но нежными сердцами и обручальными кольцами в кармане… Знаешь, «Джен Эйр» — не самый мой любимый роман.

— Ты и не похожа на Джен Эйр, — заметила Ника, увлеченно слушавшая подругу. Она совсем забыла о еде, и шашлык доел Олег. Наталья хлебнула из банки безалкогольного пива и закурила:

— Если бы я была на нее похожа, эта работа мне бы не светила, — убежденно сказала она. — Представь, через неделю мне звонят из агентства, просят приехать на просмотр. Еду. Смотрю — сидит в кресле вальяжный такой мужчина в твидовом пиджаке с заплатками на локтях, курит трубку, сверкает золотыми очками. Интересный мужчина, на англичанина похож. Я сперва подумала — тот самый одинокий вдовец, даже сердце екнуло, но это оказался психоаналитик моей хозяйки. Начал вопросы задавать, прямо засыпал. Я уж не помню, что он спрашивал, что я отвечала, помню только, что ушла с задуренной головой. Думала — провал, а мне в тот же вечер звонят — вы прошли, условия такие-то и такие-то, остальное при встрече…

Она выпустила клуб дыма и улыбнулась:

— Ну, а при встрече выяснилось, что «девочка»-то, за которой надо присматривать, моя ровесница. Я с ней тогда и познакомилась. Честно говоря, было очень не по себе — как же так, думала, зачем взрослому человеку присмотр? Она выглядела шикарно — классический костюмчик по фигуре, бриллианты, часы — по стоимости как средняя машина. Ухоженная, холеная — хоть сейчас в телевизор, светскую хронику вести! Я прямо оробела! Сдержанная, вежливая, никаких там «ты»… Сразу видно, образованная, из хорошей семьи, а не из анекдота про жен новых русских.

— Может, ей просто было одиноко? — Теперь заслушался и Олег.

— Да нет, не просто, — качнула головой рассказчица. — В общем, мне не полагается этого разглашать, но… Вы же никому не скажете, правда? Да и фамилии ее вы не знаете.

Супруги дружно поклялись, что никому ничего не скажут. Водоросли для аквариумов и тисс к тому моменту были прочно забыты.

— У Ксении большие проблемы с головой, — громким шепотом сообщила Наталья и значительно подняла указательный палец: — Очень серьезные! Ей бы в больнице лежать, но муж ее, несмотря ни на что, обожает и боится отпускать. Она лечится дома, ну и понятно, что лишние гости там не приветствуются. Подруги, какие прежде были, думают, что ее вообще нет в стране, представляете? С тех пор как это с ней случилось, она для всех в Испании, живет в собственном особняке у моря. Муж уже пять лет вот так ее прячет… Ну и понятно, что ей в этом большом загородном доме ужасно одиноко, хочется с кем-то общаться, дружить… Когда она стала жаловаться на одиночество, ее психотерапевт решил, что нужно найти женщину ее лет для совместного проживания и общения. Ну, и я им подошла по всем статьям.

— А они тебе? — поинтересовалась подруга.

— Знаешь, иногда я сама забываю, что мне платят деньги за то, чтобы я дружила с Ксенией, — призналась женщина, и ее резкий голос прозвучал тепло. — Я к ней очень привязалась.

— Но что с ней случилось? — сочувственно спросила Ника. История показалась ей необычной, но это было неудивительно — за годы учебы в институте и дружбы с Наташей Деменковой она привыкла к тому, что обычные вещи с той, как правило, не случаются. Наташа, как магнит, притягивала к себе необычных людей и странные обстоятельства — Олегу не напрасно показалось, что она похожа на циркачку. Ее жизнь имела так же мало общего с обычной, среднестатистической жизнью, как укрощение львов — с бухгалтерским учетом. Супруги ожидали услышать душераздирающую историю, но Наталья неожиданно просто ответила:

— Я не знаю.

— Как?! — поразилась Ника. — Ты живешь с ней не один год…

— Почти пять лет, — уточнила та. — Да, живу и не знаю. А кого спросишь? Генрих Петрович, ее психотерапевт, не отвечает, мужа теребить — это верх цинизма, он и так за жену переживает… Молча. Не такой он человек, чтобы перед кем-то плакаться! А ее саму трогать… — Наталья вздохнула и поманила официантку. — Счет, пожалуйста! Ее я спрашивать боюсь. На бегу всего не расскажешь, но она не зря сидит взаперти, бедняжка… И знаете, иногда мне кажется — она забыла, что случилось. Это просто исчезло у нее из памяти, осталось только в подсознании. Такое бывает при очень сильном потрясении. Это называется «вытеснение». Я с Генрихом Петровичем общаюсь, вот и поднахваталась, — пояснила женщина.

— А дети у них были? — спросила Ника, вдруг забеспокоившись за двухлетнего Алешку, оставшегося дома под надзором бабушки. — Может, это с ней из-за того, что умер ребенок?

— Дети и сейчас есть, двое дочерей, — удивила ее Наталья. — Близняшки, уже большие, десять лет. Живут в Англии, учатся в частном пансионе. Она к ним совершенно равнодушна. Михаил Юрьевич, ее муж, недавно туда ездил, привез кассету — целый час снимал девочек. Она хоть бы одним глазом посмотрела! — И Наталья возмущенно тряхнула платиновыми локонами.

— И так было всегда, или только после ее… сдвига? — осторожно поинтересовался Олег.

— Я знаю только то, что было после, — отрезала женщина, которой явно надоели расспросы. — Я сама появилась после. Ну ладно, меня уже там потеряли, пора ехать. Нет-нет, я угощаю! — запротестовала она, отнимая у Олега счет. — Ника, диктуй мобильный, а я тебе оставлю свой. Созвонимся, только не сегодня, ладно? Представляю, что будет с Ксенией на этих дурацких похоронах! Ведь она этого питона любила, грех сказать, больше, чем собственных детей! Только и было слышно: «Сёмочка сегодня бледный, Сёмочка вялый, у Сёмочки понос, Сёмочку пора купать…» Правда, и он ее любил! — отдала дань справедливости Наталья. — Все, целую, бегу! Теперь не теряйся!

И спустя секунду желтый джинсовый костюм уже мелькал на автостоянке. Супруги, слегка оглушенные, переглянулись.

— Она совсем не изменилась, — проговорила наконец Ника. — Только вот волосы… Раньше Наташка была рыжая.

— Занятная у нее история, — Олег все еще высматривал на стоянке ярко-желтую фигурку, — ты думаешь — это правда?

— Самое удивительное в Наташе то, что она никогда не врет, — ошарашила его жена. — Можешь назвать ее вульгарной, хвастливой, грубоватой, какой угодно — но она не врунья, и сердце у нее золотое. Иначе, как думаешь, почему я с ней пять лет жила в одной комнате душа в душу?

— Странно, что я не встречал ее, когда приходил к тебе в общагу, — заметил Олег.

— Это было на пятом курсе, а она тогда в основном жила у своего парня, — пояснила Ника. — Не успела спросить, как с ним все кончилось… Дело-то шло к свадьбе.

— И так ясно, что кончилось не свадьбой, — Олег взглянул на часы. — Ну помчались, если хочешь что-нибудь купить! Если твой тисс купили, обвинять будешь Деменкову!

Однако тисс благополучно дождался запоздавших супругов, и они успели купить на рынке все необходимое для переустройства аквариумов. На этот раз Ника была снисходительна к поискам мужа, которые обычно вызывали у нее усмешку или раздражение. Она думала о подруге, о ее странной работе и больше всего — о загадочной Ксении, живущей взаперти в богатом особняке, как принцесса в средневековом замке. Что случилось с этой женщиной пять лет назад? Чем объяснить ее странное равнодушие к собственным детям? Насколько она больна, тяжело ли с ней общаться? Наталья уверяла, что привязалась к своей подопечной, и, конечно, не врала, но все же — зачем пришлось нанимать чужого человека для того, чтобы больной было с кем поговорить? Неужели нельзя было допустить к ней подруг?

Как выяснилось, Олег думал о том же. Сделав последние покупки — десяток крупных улиток и плотик для тритонов, он неожиданно сказал:

— Я ей не завидую.

— Ты о той женщине? — догадалась жена, помогая ему уложить покупки в рюкзак.

— О твоей Наташе. Видно, конечно, что она особа добродушная и многое ей нипочем, а все-таки жить с сумасшедшей… Ты бы смогла?

— Наверное, нет, — задумчиво ответила Ника. — Здесь нужен ее характер. Она все воспринимает, как должное, и плохое и хорошее, переживает бурно, эмоции выплескивает — будь здоров! И для нее все проходит без последствий. А я бы все копила в себе, и кто знает, может, сама бы рехнулась.

Дома их ожидал рев заскучавшего без родителей Алеши, которого удалось подкупить лишь разрешением подержать тритонов, переезжавших в больший аквариум. Отец и сын возились в ванной, мокрые с головы до ног и безмерно увлеченные пересадкой земноводных, свекровь осталась на ужин, приготовленный ею самой, а Ника, устроившись перед телевизором с гладильной доской и утюгом, спрашивала себя, не согласилась бы она хотя бы на один вечер поменяться с Наташей Деменковой? Та, правда, находится под одной крышей с душевнобольной женщиной, но все-таки все это происходит не в однокомнатной квартире, которую в ближайшие годы вряд ли удастся поменять на большую… «Во всяком случае, я таких перспектив не вижу, — вздохнула про себя Ника, проглаживая пересохшее белье. — Алешка подрастет, и что будем делать? В комнате два компьютера, два рабочих места и три спальных. Голова кругом!» От невеселых мыслей ее отвлек громкий рев в ванной — сын обнаружил, что один из тритонов умер. Алеша всхлипывал, захлебывался, отказался есть, и его с трудом уложили в постель. Ужин ели остывшим и без аппетита. Попутно свекровь воспитывала сына:

— Я тебе говорила, что эти животные вредны для ребенка? Я предупреждала? Ладно, пусть они не разносят инфекций, но от них сырость! А сегодня?! Ты слышал, как он ревел над каким-то дохлым червяком?

— Это был испанский игольчатый тритон, мама, — сдержанно ответил Олег. — А что ревел, это, по-моему, хорошо. Это доказывает, что у него доброе сердце.

— Все равно, ему рано знать о смерти! — Галина Сергеевна была неумолима. — Никогда не слышала, чтобы Леша так плакал!

— А мне кажется, лучше, что он о ней узнал, — решилась вмешаться Ника, которая в минуты таких споров ощущала себя случайной гостьей, а никак не матерью обсуждаемого драгоценного чада. — Я вообще не хочу от него что-то скрывать. Это уродует детей, делает их слюнявыми и неприспособленными к жизни.

— Ну конечно, ты же у нас эксперт! — сощурилась Галина Сергеевна. — Читала я твои переводные статейки — как удержать мужа, как завести любовника… Вот только статьи про то, как воспитывать ребенка, мне не попадалось. Может, пропустила?

Ника оставила укол без ответа и опустила глаза в тарелку. Она совершенно не умела противостоять свекрови, да и не думала, что открытая вражда была бы нормальна. Та навеки усвоила в общении с нею авторитарный тон, с трудом примирившись с тем, что в жизни почти сорокалетнего сына появилась другая женщина. Ну а то, что эта женщина не принесла с собой никакого приданого, полностью развязывало ей руки и язык. Она смотрела на сноху чуть ли не как на мошенницу, обокравшую честную семью, а Ника сознавала свое бессилие, и бесилась… Молча. Олег попросту не понял бы ее и решил, что жена все придумала. Галина Сергеевна никогда не упрекала сноху прямо, но всячески давала понять, что ее мнение ценится прямо пропорционально приданому — то есть никак.

— И потом, тебе бы и не удалось что-то скрывать от Алешки! — победоносно продолжала та. — Вы же все спите в одной комнате! Через пару годков он станет достаточно сообразительным, у него появятся кое-какие вопросы. Придется отвечать, а?

— Придется расширять квартиру, — наигранно-бодро отвечал Олег, стараясь не встречаться взглядом с женой.

— На какие шиши? — презрительно бросила мать. — Может, заставишь меня продать дачу? Это мое единственное спасение, в городе я задыхаюсь!

— Ну что ты, мама! Мы накопим. Или поставим перегородку…

Галина Сергеевна заводила этот разговор не в первый раз, сын тоже отделывался стереотипными ответами… Ника молча встала и отнесла грязную посуду в мойку. «Сейчас она уйдет, и все снова станет хорошо! — утешала себя молодая женщина. — Обычное воскресенье. Я ведь уже привыкла, тогда почему сегодня меня все раздражает?» Она снова увидела лицо подруги — оживленное, загорелое, услышала ее громкий уверенный голос и спросила себя — разве не так выглядит человек, которым никто не помыкает? «А ведь она-то чуть не приживалка, будем честны, а я… Вроде бы как член семьи. А толку?» Свекровь сменила воинственный тон на миролюбивый, как всегда, когда говорила исключительно с сыном. Краем уха Ника слышала, как они планируют предстоящую поездку на дачу и, в частности, обсуждают место, где будет высажен тисс. Она неторопливо мыла посуду, прикидывая, что свекровь уйдет самое позднее через двадцать минут — задерживаться дотемна она побоится… И вдруг поняла, что совершенно не желает ехать на эту дачу, сажать тисс, что-то планировать и обсуждать — пусть даже наедине с мужем. Она почувствовала себя чужой, лишней, нелюбимой, и на глаза предательски навернулись слезы. Такие минуты у нее бывали часто в первое время после замужества, когда она только начинала привыкать к чужой семье, сразу после родов, когда на нее накатила необъяснимая, беспричинная депрессия… И вот — опять.

— Что такое? — Муж подошел сзади, обнял ее за плечи, и Ника вздрогнула — она не слышала шагов. — Так расстроилась? Ну ты же знаешь маму.

— Знаю, — она резко высвободилась и завернула кран. — И знаю, что пожилых людей нужно уважать. И знаю, что человек она, в общем, хороший и отличный врач. Наизусть все знаю!

— Ты злишься, а я при чем? — вздохнул мужчина. — Я между вами, как меж двух огней. Хочется угодить обеим, а в результате обижаетесь опять же обе… Думаешь, она угомонится, если нам удастся поменять квартиру на большую? Найдет другую причину поворчать! Она всю жизнь читает мне нотации, а тут еще ты появилась… Лакомый кусочек! Не обращай внимания, сто раз говорил!

— Послушай. — Она с трудом сдерживала слезы, которые снова были на подходе. — На работе у нас сплетни и интриги — я терплю, сдерживаюсь, маневрирую. Дома то же самое — я терплю, молчу, когда хочется кого-нибудь заткнуть… По-твоему, человек должен терпеть круглые сутки, всю жизнь? По-твоему, он может так жить?!

— Нет! — искренне ответил муж, любуясь ее гневом. — Я, например, не могу! Воскресенье — единственный день, когда мы не работаем, не убираем квартиру и не закупаем продукты на всю неделю — и именно в воскресенье мы ссоримся!

— Потому что пришла твоя мама! Могла бы тоже уважать наше воскресенье!

— Хорошо, — обреченно согласился Олег. — Я скажу, что день посещений меняется, пусть приходит в субботу после уборки. Ты права — хотя бы один день должен быть целиком нашим.

Ника хотела добавить, что ее еще больше устроил бы визит свекрови в пятницу вечером — все равно после рабочей недели она не сможет услышать и воспринять половины ее намеков и упреков, — но тут в ее сумке бодро запел мобильный телефон.

— Это с работы, — нахмурилась она, пересчитывая в памяти свои недочеты и огрехи за прошлую неделю. — Из Питера звонят по утрам.

— Так не отвечай, — предложил Олег, ненавязчиво продолжая увлекать жену в комнату. — Отключи телефон, а то Алешка проснется. У меня есть предложение…

— Знаю я твое предложение, — отмахнулась Ника. — А ты знаешь меня — если я не выясню, в чем дело и кто звонил, ничего у нас с тобой хорошего не получится. Иди в комнату, я пока отвечу.

Однако номер, высветившийся на дисплее, не принадлежал никому из коллег, обычно звонивших ей на мобильный. Ника приняла вызов и осторожно сказала: «Слушаю!»

— Это просто счастье, что я тебя нашла! — раздался в трубке знакомый голос, громкий и неестественно возбужденный. — С кем бы я теперь поговорила, а?! Просто повеситься можно с тоски!

— Наташа, ты напилась? — Ника прикрыла за собой дверь кухни. — На поминках питона, что ли?

— Сперва на поминках, потом просто так, — призналась та. — По зову сердца. Честно говоря, я частенько так делаю по вечерам. Здесь такая тяжелая атмосфера… Кажется, что дом вымер, причем давным-давно, как какая-нибудь египетская пирамида. А я, живая, сижу в нем, непонятно зачем, совсем одна.

Разжалобив саму себя, Наталья шумно всхлипнула. Судя по звукам, раздававшимся в трубке, она была вдребезги пьяна. Ника невольно улыбнулась, хотя в сущности не было ничего забавного в том, что ее подруга напилась от тоски и одиночества в пустынном загородном особняке.

— Поговори со мной, — попросила Наталья. — Скажи что-нибудь, чтобы мне не было страшно! Все равно что…

— Тебе страшно? — Ника присела к столу и понизила голос. — Почему? Ты правда совсем одна в доме?

— Нет, Ксения тут, и кое-кто из прислуги тоже… Михаила Юрьевича нет, Генриха тоже, они вместе уехали в Москву, бросили нас.

— Твоя Ксения тоже напилась?

— Что ты. — Наталья даже как будто слегка протрезвела. — Ей совсем нельзя! Она просто лежит у себя в комнате, смотрит в потолок. Молчит.

В трубке снова послышался всхлип. Нике стало не по себе, на ее лице застыла забытая улыбка. На миг ей самой стало страшно, как будто это она сидела в пустынном чужом доме, рядом с сумасшедшей женщиной, только что похоронившей своего любимого питона. Она содрогнулась, и в тот же миг услышала за стеной детский плач — это проснувшийся сын вспомнил о случившемся несчастье и снова оплакивал умершего тритона.

— У нас тоже умерла зверюшка, — сказала Ника. — Безобидное такое земноводное с оранжевым брюхом. Правда, мы ее не поминали. Наташ, а если тебе попробовать заснуть?

— Я себя знаю, ничего не выйдет! — категорично заявила та. — Ник, а приезжай к нам?!

— Ты с ума сошла!

— Почему? В самом деле, приезжай! — оживилась Наталья. — Тут несколько комнат для гостей, отлично устроишься! Я пришлю за тобой машину, пробок сейчас нет, через час максимум она будет у тебя под окнами! Ну, решайся! Не зарастай мхом!

— Я бы, может, и приехала, — улыбнулась Ника этой горячности, — но мне как-то не улыбается бросить ребенка на одного Олега. У нас по утрам такие битвы перед яслями, он его в одиночку не оденет и не накормит, а ему самому на работу пилить через весь город… Нет, не могу.

— Ребенок? У тебя ребенок? — воскликнула Наталья. — Что же ты не сказала?

— Как-то не пришлось к слову. Сын, Алешка, третий год пошел. Чувствительный бандит, иначе не скажешь.

— Мальчик? — растрогалась подруга. В трубке послышался вздох. — А у меня вот никого нет, и наверное, уже не будет…

— Не говори глупостей, тебе же всего тридцать с небольшим! — возмутилась Ника. — Муж, кстати, вовсе необязателен, и если дело только за этим… Надо просто захотеть и решиться.

— Нет, — грустно ответила Наталья. — Этого маловато. Дело даже не в том, что мне негде будет жить, я уже купила квартиру в Подмосковье, кое-что накопила… Мне очень хорошо платят. Просто… Наверное, это я обросла мхом. Как я смогу бросить Ксению?

— Ну ты же не можешь посвятить ей всю жизнь!

— Как знать, — туманно ответила Наталья. — Здесь, в этом доме, время идет совсем незаметно. Пять лет прошли как пять дней. Все дни похожи… Знаешь, я ведь поняла, как давно живу такой жизнью, только сегодня, когда увидела тебя. Раз — и эти пять лет догнали меня и послали в нокаут! Помнишь, в «Снежной королеве» Герда попала к старушке, в саду которой цветы говорили, и потеряла там чувство времени? Так и я…

Теперь она говорила совершенно трезвым голосом. Он звучал спокойнее, и Ника тоже начала успокаиваться. Начало пьяного разговора ей совсем не понравилось.

— И потом, почему ты должна обязательно уходить, если забеременеешь и родишь? — поинтересовалась она и выслушала установившееся в трубке молчание. — Твоя хозяйка относится к тебе как к родной, сама говоришь, так что, может, оставит тебя с ребенком…

Наталья горько и коротко рассмеялась, оборвав ее на полуслове:

— Что ты! У меня в контракте прямо сказано — в случае замужества или беременности я автоматически буду уволена. Это особое условие, и я под ним подписалась.

— А разве оно соответствует трудовому законодательству?

— Генрих Петрович говорит, что это условие необходимо, иначе я причиню вред пациентке… То есть Ксении. Он сказал, что это может ухудшить ее положение. Я же ей не враг!

— Ну да, ты ее заложница! — уже в сердцах заметила Ника. — Я тебя не узнаю, ты не была такой ведомой!

— Люди меняются, — не стала спорить подруга. — Я скажу тебе больше — я боюсь даже думать о том, что уволюсь, потому что с Ксенией точно будет сильный припадок. Ты права, я будто в плену… Какой-то замкнутый круг! Сегодня, после встречи с тобой, я все думала об этом, потому так и напилась. Страшно стало, пришли какие-то похоронные мысли… Ты точно не приедешь? Тебе бы понравилось, гарантирую! Тут такая природа, рядом лес, озеро… С Ксенией общаться необязательно, она и сама к чужому не выйдет.

— А в твоем контракте не запрещается приводить гостей? — удивилась Ника. — Гуманно и… Неосторожно с их стороны! Откуда они знают, что это не повредит больной?

— Есть оговорка: гости должны быть женского пола и без детей, — уточнила Наталья. — Тогда ничего ей не повредит. Ксения не выносит вида семейных пар, и особенно с детьми. Да что там — она и собственных детей не выносит, я же говорила. Короче, проблемы у нее тяжелые, не сомневайся, но тебя бы они не коснулись.

— А знаешь, я как-нибудь приеду. — Ника сделала знак мужу, нетерпеливо приоткрывшему дверь. — Вот распутаюсь немножко с делами на работе, посажу кое-что на даче… Этак недельки через две, идет?

— Обманешь, не приедешь! — обиженно сказала подруга, и на этом их разговор закончился, к большой радости Олега. Узнав, кто звонил, он высказал мнение, что теперь жена может забыть о спокойных вечерах — скучающая в загородной золотой клетке подруга будет регулярно требовать любви и сочувствия. Та пожала плечами — ей и самой пришла в голову такая мысль.

— Надеюсь, на самом деле ты не собираешься туда на экскурсию? — поинтересовался Олег, увлекая жену в комнату, где уже горел зеленый ночник. Супруги передвигались почти ощупью, опасаясь что-нибудь задеть и разбудить ребенка.

— Конечно нет, — шепотом ответила Ника, развязывая пояс халата. — Я пообещала просто так, чтобы ее успокоить.

Она говорила не вполне искренне, но именно этого ответа ждал ее муж, а ради сохранения мира в семье Ника не считала вредным иногда приврать. Олег обнял жену и, щекотнув ей шею горячим дыханием, шепнул, что очень любит и, хотя весь день был рядом, ужасно соскучился. Она ответила неопределенным коротким смешком и, прижимаясь к нему, мельком подумала, что, несмотря на все свои неприятности, крупные и мелкие, она куда счастливее подруги, связанной странным контрактом и еще более странными собственными страхами. Еще раз она вспомнила о Наталье через полчаса, проваливаясь в глубокий блаженный сон. Та на миг приснилась ей в образе Герды, играющей с говорящими цветами в зачарованном саду, над которым не властно само время. В ярком коротком сне не было ничего страшного, но Ника тут же проснулась, как всегда просыпалась от кошмаров. «Эта часть сказки всегда меня пугала, — подумала она, переворачиваясь на другой бок и слушая дыхание спящего мужа. — Даже не знаю почему. Цветы рассказывают о мертвых… Старуха останавливает время в своем саду… Мне казалось, что именно там Герда была в наибольшей опасности, хотя в сказке только там ей ничто вроде бы не угрожало. Но это было слишком похоже на саму смерть!»

От мрачных мыслей ее отвлекло тихое, сонное всхлипывание сына — тот и во сне не переставал оплакивать тритона с оранжевым брюхом. Через минуту он затих, и вскоре в маленькой квартирке все спали.