Delete

Анна Данилова, 2008

Мать талантливого юноши Алика Бона раздирают противоречивые чувства. Ликование – так как порочная девица, безраздельно владевшая сердцем ее дорогого мальчика, вытравлена из его жизни навсегда. И смятение, потому что тот, кто это сделал, не матерый убийца, не грабитель, не насильник. Скорее всего, обычный человек, обуреваемый ревностью. А у сына, безумно любившего задушенную красотку, был повод бесноваться из-за многочисленных «спонсоров» девушки и осознанно отомстить. К несчастью, Лариса Бон не одинока в своих подозрениях: следователь Марк Садовников думает так же…

Глава 5

Банкетный зал ресторана «Астория» утопал в цветах. Столы, составленные буквой П, были накрыты белыми скатертями и заставлены белой с позолотой посудой. «Марк, вот сколько ни была на свадьбах, везде людей кормят салатом из свежей капусты. Часа два ничего не подают, словно ждут, пока всю капусту не съедят. Не хочу повторяться. Хочу, чтобы мои друзья, художники, поэты и писатели, повеселились как следует, наелись икры, наконец, мяса. Пусть будет богато накрытый стол, ломящийся от закусок, настоящие музыканты из Театра оперетты, кордебалет, а почему бы и нет? И еще — игры, фанты, музыкальные номера, импровизация, танцы… А на десерт — огромный киношный трехэтажный торт, белый, с розочками. Да, и друзей своих прокурорских позови, пусть отдохнут от своей сволочной работы, от своих трупов…»

На свадьбу, к удивлению Марка, пришло довольно много гостей. Они все приходили и приходили, и Рита, встречая своих друзей — художников и скульпторов, поэтов, писателей и музыкантов, — лично рассаживала их за столы, уделяя каждому внимание. Он не мог не заметить, как плохо некоторые из них выглядят: испитые лица, пустые глаза, немытые волосы, старая одежда… А ведь они — настоящие профессиональные художники, с дипломами художественного училища и богатым опытом, литераторы… Почему у одних карьера складывается удачно, как, скажем, у Риты, которая вообще нигде не училась рисованию, но чьи работы покупают за баснословные деньги и заказывают еще и еще, а у других — полное затишье? Как в творческом, так и в денежном смысле. Их работы не продаются, они пылятся в мастерской, сваленные на полках, а сами художники пьют. Многие лишились таким образом семьи и влачат жалкое существование. На их фоне сытые и раскрасневшиеся, упитанные лица коллег-следователей производят совершенно другое впечатление. Словно следователи как сыр в масле катаются. Хотя тоже, конечно, попивают и курят много. Очень много. Но все, как правило, женаты, да и на свадьбу пришли с нарядными женами. Все, в отличие от художников-музыкантов-писетелей, с цветами, подарками. И это различие так бросалось глаза, что Марк заметил, как погрустнела Рита.

Рита. Он никогда не видел женщины прекраснее! Вместо ожидаемого белого свадебного платья — изящное розовое, узкое, облегающее фигурку. Настоящая роза в локонах. Все мужчины не сводили с нее восхищенных глаз. Что бы она ни делала, что бы ни говорила, куда бы ни шла — взгляды следовали за ней. К Марку подходили друзья, знакомые, поздравляли, и все говорили о его жене, о том, насколько они потрясены ее красотой. Многие напрашивались в гости, в мастерскую, чтобы посмотреть работы Риты. Но Марк вежливо уходил от конкретного разговора, никому ничего не обещал, потому что не мог представить всю эту огромную компанию в их тихой квартире, в уютной мастерской. Быть может, когда-нибудь кто-то из них и придет, чтобы взглянуть на картины, но не купить их. Ни один из гостей, по мнению Марка, был не в состоянии заплатить даже за самую маленькую работу Риты. Разве что она сама что-то подарит.

Официантки разносили рыбу, оркестр — празднично одетые музыканты — выводил вальс Штрауса, многие из гостей танцевали, Марк сидел, держа Риту за талию и пытаясь поцеловать ее голое плечо, когда вдруг увидел стремительно идущего в их сторону человека. Он, в отличие от остальных Ритиных гостей, был одет с иголочки. Черный костюм, белоснежная сорочка, золотистый галстук. Остановившись перед Ритой, он поклонился, взял ее за руку и поцеловал.

— Поздравляю, Ритуля, — сказал он, протягивая ей красный замшевый футляр. — И вас поздравляю, — он пожал руку Марку.

— Марк, это Леня Масленников, — побледнела Рита. — Мой хороший друг… Леня, это Марк, мой муж. Я так рада, что ты пришел… Ты один?

— А с кем я должен быть?

— С Валентином, например… Я его тоже сто лет не видела… Как ты узнал о моей свадьбе?

— В газете прочитал, — улыбнулся Леня. — Но если серьезно, мне Валя позвонил. А уж откуда ему это стало известно — понятия не имею… Думаю, ты не прогонишь своего старого друга?

Марку показалось, что по лицу Риты пролетела тень страха или тревоги. Она вдруг стала какая-то неспокойная. Масленников уже отошел от их стола и слился с толпой гостей, а Рита все еще стояла, продолжая смотреть ему вслед.

— Тебе неприятно его видеть?

— Да нет, дело не в этом… Просто он мне приснился. Вчера. Когда-то давно он ухаживал за мной… Он вдовец, у него взрослая дочь. У нас есть общий друг, Валентин…

Рита вдруг с ужасом поняла, что совершает нечто недопустимое — собирается рассказать своему новоиспеченному мужу о своем бывшей ухажере и даже о своем неврастеническом сне с изменившимся портретом дочери Масленникова, ее похищением и незаконным бракосочетанием. Разве об этом можно говорить на собственной свадьбе?

— Он — твой бывший любовник? — Тон у Марка был ледяной. Рита, не глядя на него, нашла его руку и крепко сжала.

— Нет, Марк. Леня никогда не был моим любовником. Но картины мои покупал. Он — не бедный человек. И вообще успешный. Я жалею, что сказала тебе о том, что он за мной ухаживал… Просто он овдовел и подыскивал себе жену… Но когда понял, что со мной он только тратит время, вообще исчез из поля моего зрения. Не звонил, не приходил… И вдруг вот сегодня появился.

— Ты извини меня… Просто, когда я вижу рядом с тобой мужчин, я умираю от ревности. Этот Масленников не похож на остальных твоих друзей, он из другого круга…

— Да, мои друзья пишут картины, а такие, как Леня, их покупают или заказывают. Говорю же, он богатый человек, у него аптечный бизнес.

— А что в коробке? Брильянты? — Марк с трудом подавлял в себе желание пойти и схватить за грудки этого аптекаря в шикарном костюме и золотом галстуке. Ему было неприятно даже то, что этот Масленников смотрел на Риту своим похотливым взглядом, скользил по ее голым плечам, нежной шее, украшенной жемчугом… Ревность душила его.

— Марк, возьми себя в руки, иначе мне придется уйти с собственной свадьбы… Ты меня знаешь, я могу… — жестко произнесла Рита, сама пугаясь своего голоса. Она открыла футляр и увидела перстень: брильянт с сапфиром. Дорогой подарок. — Недурно. Так как, Марк, ты берешь себя в руки?

В это время энергичный, элегантно одетый, маленький, похожий на итальянца мужчина с блестящими зачесанными назад волосами — тамада — принялся объяснять в микрофон правила новой игры… Все гости перестали есть и теперь вынуждены были оставить вилки и слушать. Некоторые, сидевшие с набитыми ртами, еще продолжали жевать…

Рита, почувствовав голод, съела грушу. Ей хотелось сказать Марку, как она счастлива, как она любит его, но вместо этого она с тревогой посматривала в его сторону, переживая за него и понимая причины внезапно вспыхнувшей в нем ревности. Она и сама-то была ревнивой и вряд ли оставалась бы спокойной, появись перед Марком какая-нибудь красотка с дорогим подарком…

Она повернулась к Марку и зашептала ему в самое ухо:

— Я не могу так… Я должна чувствовать себя рядом с тобой спокойно и говорить с тобой обо всем на свете, не боясь твоей ревности. Не заставляй меня страдать! Это наш самый счастливый день… Мне недавно приснился сон, и я бы хотела рассказать тебе его, понимаешь? Это же нормально…

— Прости меня, Рита, — Марк поцеловал ее и крепко обнял. — Я постараюсь, я возьму себя в руки… просто ты сегодня такая… Ты посмотри только, как на тебя все глазеют…

— Ты все воспринимаешь по-своему, по-мужски, хотя все взгляды, обращенные ко мне, свидетельствуют лишь о том, что все мы просто долго не виделись друг с другом, соскучились, что нам есть о чем друг другу сказать, да только свадьба — не самое подходящее для этого место. Здесь не принято много говорить или предаваться воспоминаниям, здесь люди просто веселятся, радуются самой свадьбе и тем приятным вещам, которых большинство из них лишены в повседневной жизни… Ты только послушай, как играют сегодня музыканты, как великолепно звучит этот хоть и небольшой, но слаженный, гармоничный оркестр. Между прочим, я лично проследила за тем, чтобы музыкантов хорошенько накормили, у них есть даже отдельный столик…

— Все правильно, Рита, постарайся не обращать на меня внимания… Просто я очень люблю тебя и страшно переживаю… Мы вот сейчас веселимся, женимся, радуемся жизни, а за стенами этого ресторана, по улицам, ходят люди, которых и людьми-то трудно назвать… И мой долг — обезопасить нормальных людей и в первую очередь тебя от этих извергов, для которых человеческая жизнь — ничто…

— Марк, прошу тебя, не заводись. Я понимаю, что это не просто слова, что за ними кроется какое-то новое дело, скорее всего, убийство, но хотя бы сейчас постарайся абстрагироваться. Отдыхай и наслаждайся жизнью…

И тут они оба умолкли. Странная картина заставила их просто онеметь. Один из приглашенных гостей, высокий и худой старик с длинными седыми сальными волосами, одетый в синий короткий летний плащ, явный алкоголик, не обращая внимания ни на кого, спокойно собирал с тарелок эклеры и засовывал их за пазуху.

— Это скрипач, его зовут Саша, ему еще и пятидесяти нет, а выглядит стариком, — вздохнула Рита. — Когда-то он был художником, неплохо играл на скрипке, но потом начал сильно пить, и теперь, когда его спрашивают, чем он занимается, он отвечает, что он — поэт. Быть может, он всегда в душе был поэтом, да только алкоголь убил все таланты…

— Он что же, не испытывает никакого чувства стыда перед остальными? Ведь он же знает, что его видят, понимает, он не так уж и пьян…

— Я тоже кое-что знаю. После того, как все разойдутся, он наберет полные пакеты еды и вместе с другими моими гостями, находящимися примерно в таком же положении, что и Саша, поедет к кому-нибудь домой продолжать праздновать. И знаешь, что самое ужасное?

— Что?

— Что им уже никто не может помочь. Даже если им дать денег, хорошую квартиру и предоставить все условия для работы, все равно ничего не получится, и никто из них не создаст ничего стоящего. Понимаешь, они уже давно творческие импотенты и свою слабость прикрывают бедностью, глушат алкоголем, и, что самое неприятное, при каждом случае они будут демонстрировать более успешным людям свое презрение и даже плевать им в спину… Вот, мол, ты продаешь свои картины за большие деньги, это коммерческие работы, это не произведения искусства, и все в таком роде… А я, гений, вынужден голодать и отказывать себе во всем во имя идеи…

— Рита, какую же мрачную картину ты мне нарисовала.

— Все. Эклеры кончились. Смотри, в дело пошли бутерброды с икрой и бужениной. Надо предупредить официанток, чтобы они спокойно отнеслись к тому, что происходит… Рано или поздно это закончится…

— А музыканты? Тоже неблагополучны?

— У меня к музыкантам особое отношение. На мой взгляд, они вечные труженики, им положено постоянно находиться в форме и хорошо выглядеть. К тому же большинство из тех профессиональных музыкантов, которых я знаю, семейные и очень дорожат своими семьями, женами, детьми… Женщины-музыканты, как правило, хорошо готовят, умеют вязать, много работают и все успевают… А мужчины хоть и получают мало, но стараются, работают сразу в нескольких местах, дают уроки, концертируют, аккомпанируют, дирижируют хорами, преподают где только можно…

— Никогда бы не подумал, что можно вот так, двумя словами, охарактеризовать творческих людей…

— Марк, не принимай близко к сердцу. Я высказала тебе сейчас свои собственные мысли, скорее, даже наблюдения, ведь я же раньше постоянно вращалась среди людей искусства, мы много времени проводили вместе, засиживались в мастерских, говорили, приглашали к себе поэтов и музыкантов, организовывали выставки, концерты… По деревням ездили, встречи устраивали, нас, художников, писатели с собой брали, но чаще всего это заканчивалось грандиозными попойками… Не по мне все это. И вообще, я не стайный, не стадный человек. Я — сама по себе. Так что у тебя там случилось? Убийство?

— Рита! У нас же свадьба! Потом поговорим…

— Хорошо. Ты же знаешь, какая я любопытная…

— Смотри, Локотков… Он танцует с женщиной, которая кого-то мне напоминает… Я давно наблюдаю за этой парой, и что-то в этой женщине кажется мне странным… Кто она?

— Ты отлично ее знаешь.

— Фиолетовое платье… У тебя случайно такого не было?

— Было. Это и есть мое платье. А женщина, с которой танцует Локотков, твоя хорошая знакомая — Арина Затонская, журналистка…

— Арина? Не может быть… А как же ее знаменитые потертые джинсы и черный свитер? Как ей удалось так преобразиться? Смотри, даже волосы уложены, как у нормальной женщины… Была же мужик мужиком…

— Прическу ей в парикмахерской сделали, а вот макияж, одежда, туфли и манера держаться — моя работа. Я ее два часа вчера ходить учила. Чтобы она руками не размахивала, ноги вперед не выбрасывала, спину держала прямой и немного бедрами покачивала… А что, по-моему, неплохо получилось…

— И давно ты ее знаешь?

— Давно. А в чем, собственно, дело? Уж не хочешь ли ты сказать, что и ты знаком с ней так же близко?

— Что значит близко?

— Марк. У тебя с ней что-то было?

— У меня?! С Ариной?!!

— Ладно. Я пошутила. Ты же приревновал меня к Лене… Ты пробовал это заливное мясо? Так аппетитно выглядит… Ужасно есть хочется! Марк, ты посмотри только, что с народом делается? Все танцуют, смеются! Да наш тамада просто душка, отлично работает… Так что там у тебя произошло?

— В посадках неподалеку от Кумысной поляны обнаружен труп неизвестной девушки. Ее удушили. Понимаешь, с тех пор, как я с тобой познакомился, я постоянно думаю о том, в каком опасном обществе мы живем…

— Марк, ну какой же ты чудак!

— Я переживаю за тебя… Никому не верь! Ни с кем никуда не ходи, если не уверена в человеке…

— Марк! Не будь ребенком!

— Труп еще не опознали. Девушке на вид лет двадцать. Очень красивая была при жизни. Блондинка, стройная… Кому понадобилось ее убивать? За что?

— Хороший вопрос. Заявления о пропаже девушек были?

— Нет. В городе пока все спокойно. Время смерти точно еще не установлено, но труп пролежал в лесу приблизительно три дня. Если девушка не местная, сложнее будет установить личность…

— Марк, какая же ответственная и тяжелая у тебя работа! Ты можешь обещать мне, теперь уже как своей жене, что дашь мне возможность немного поработать?.. Никто же ничего не узнает. Я буду потихоньку собирать информацию, как обычно…

— Рита, прекрати! Я ей тут о безопасности толкую, а она мне…

— У тебя что, телефон отключен? — догадалась она. — Что-то давно я не слышала звонков…

— Отключен. Если бы я этого не сделал, свадьба была бы сорвана.

— Да… праздник затянулся… не слишком ли много водки на столах? Бедные мои художники, смотри, как они набрались…

К ним подошла Ната. В красивом синем, с блестками платье. Миша крепко держал ее за руку.

— Как дела, молодожены? — Ната поцеловала по очереди сначала Риту, потом зятя. — Ужасно за вас рада. Все только и говорят, что вы — идеальная пара. Я вот только не пойму, почему никто не кричит… — Она набрала побольше воздуха и крикнула: — Горько!!!

Все повернулись в их сторону, и Марк, смутившись, обнял Риту и поцеловал ее коротким, нежным поцелуем куда-то пониже губ, в подбородок.

— Мазила! — крикнул захмелевший Локотков, прижимая к себе Арину. Прическа у журналистки растрепалась, щеки раскраснелись, она показалась Рите даже хорошенькой. — Горько!

Гости уже начинали расходиться, когда Рите на глаза снова попался Масленников. Он сидел за столом в полном одиночестве и разглядывал танцующие пары. Марка поблизости не было, и Рита рискнула к нему подойти.

— Спасибо тебе, Леня, за шикарный подарок. Очень красивое кольцо. Как поживаешь? У тебя не очень-то веселый вид… Как Катя?

— Да все нормально. Знаешь, я так рад за тебя… У тебя очень красивый муж. К тому же, как я понял, он — следователь прокуратуры. Это серьезно. Вот бы никогда не подумал, что ты когда-нибудь выйдешь замуж. Ты же у нас девушка с характером, тебе никто не нужен…

— Леня, ты никак не можешь простить мне тот отказ?

— Это ты должна меня простить… Я и сам не знаю, что на меня тогда нашло. Мне тогда было очень плохо, я просто болел одиночеством… Да и Кате нужна была мать. Я сразу почему-то подумал о тебе. Представил, как мы с тобой вместе живем, как вы с Катей подружились… Я, самонадеянный дурак, был просто уверен, что ты мне не откажешь…

— Но у нас же с тобой никогда и ничего не было! Откуда эта дикая идея?

— Не знаю. Это у тебя со мной ничего не было, а у меня с тобой мысленно, конечно, было все. Собственно говоря, мои чувства к тебе не изменились, я по-прежнему восхищаюсь тобой. И даже ревную…

— Смешной. Ты до сих пор один?

— Один. Те, кто мне нравится, уже замужем, а кому нравлюсь я — все не то… Девушки хотят выйти замуж за богатого дядю. А мне хочется любви, понимаешь?

— Как там портрет Кати? Он мне недавно приснился…

— Отлично. Как открываю глаза — он передо мной…

— Знаешь, эта одна из тех моих работ, с которой я рассталась с трудом. Я понимаю, это портрет твоей дочери, и он должен находиться у тебя, но я бы могла написать другой ее портрет, а этот выкупить…

Она только подумала об этом и уж никак не собиралась произнести эту мысль вслух, однако произнесла. И ужаснулась нелепости сказанного.

— Рита!

— Все-все, извини, Леня, считай, что ты ничего не слышал…

Не могла же она ему объяснить, что ею движет острое желание во что бы то ни стало взглянуть на этот портрет еще раз, чтобы убедиться, что с ним все в порядке и на холсте — его дочка в лиловом, а не в черном платье. Уж слишком ярким был сон… Странно, что в реальность не перетекла та ненависть, которую она успела испытать по отношению к Масленникову, когда он во сне обманным путем женился на ней. Сон. Сны. Что это такое? И с какой стати Леня приснился ей? И этот портрет…

— Марк… Смотри, летит сюда… Мне кажется, твой муж сейчас разорвет меня на куски… Смотри, его глаза прямо-таки сверкают, как молнии… — Леня даже привстал со своего места, словно вполне допускал мысль, что Марк набросится на него с кулаками.

Однако Марк просто взял Риту за руку и потянул за собой. Без слов. Что тоже со стороны могло показаться удивительным. Понятное дело, она позволила себя увлечь подальше от стола, в тихое и укромное место, за кадку с пальмой, где Марк, вместо того, чтобы устроить очередную сцену ревности, сказал ей растерянно:

Конец ознакомительного фрагмента.