Танцующая на волнах

Анна Данилова

Как же Евгении хотелось, чтобы все то, что случилось, оказалось дурным сном. Но это не сон. Дуэль произошла на самом деле. И это она, Женя, убила свою лучшую подругу Лену, превратив жизнь ее мужа в настоящий ад. Как Шехов мог пойти на поводу у Жени и поехать из Москвы в Питер с трупом собственной жены в багажнике? К счастью, его не остановили по дороге… Владимир Шехов, молодой банкир, уверенный в себе мужчина, имеющий все, включая преданную любовницу Женю, неожиданно стал вдовцом. Осознал ли он сам, что Лены больше нет? Владимир слишком испугался и не сразу почувствовал опасность, нависшую над ним. Он и предположить не мог, что Женя постарается переложить ответственность за совершенное убийство на своего ни в чем не повинного любовника. Ведь подруги не из-за него стрелялись…

Глава 3

Все было испорчено одной фразой. Проводить время в роскошном номере гостиницы с умирающим — занятие не из приятных. Все равно что спать с мертвецом. Но и обидеть больного человека было совестно. Маше показалось, что даже цветы в вазе запахли лекарствами.

Она находилась здесь уже несколько часов. После сытного и вкусного обеда ее мозги стали соображать лучше, а чувства отступили на второй план. Она стала подумывать о том, как бы смыться отсюда. Но только так, чтобы не оскорбить Владимира, чтобы он не догадался, что она брезгует ложиться с ним в постель.

— Твоя жена знает, что ты болен?

— Да, она все знает.

— И все равно уехала?

— У нее давно уже своя жизнь… — Он отмахнулся, как если бы напоминание о жене доставило ему физическую боль. Даже лицо его, такое красивое и заметно побледневшее, как показалось Маше, приняло страдальческое выражение. — Кстати, о жене…

— Только не говори мне, что она может заявиться сюда в любую минуту. — Маша даже сделала несколько порывистых движений, демонстрирующих готовность быстро собраться и уйти.

— Да нет, успокойся, она сюда не приедет. Дело не в этом. Просто в Питере у меня много знакомых, они… Даже не знаю, как тебе сказать… Словом, они должны знать, что я останавливался здесь вместе с женой.

— Но разве им не все равно, с кем ты тут живешь? Или твоя жена имеет непосредственное отношение к твоему бизнесу?

— Я знал, знал, что этот разговор должен когда-нибудь произойти, но не знал, как тебе все объяснить.

— Говори прямо, как если бы я была не твоей любовницей, а деловым партнером. Я не люблю тебя, ты не любишь меня, мы встретились на Невском, пришли в номер, переспали, получили определенную долю наслаждения, разве что ты не заплатил мне, как проститутке…

— Не злись.

Но она уже успела смахнуть несколько слезинок. Она знала, чувствовала с самого начала, что здесь что-то не так. Страсть страстью, но на ее месте могла бы оказаться любая другая женщина. Ему нужно продемонстрировать перед кем-то, кого она не знает и, возможно, никогда не узнает, что он живет в гостинице со своей женой. Наверно, так надо для бизнеса, а может, и для чего-то другого, о чем она тоже пока не догадывается.

— Я должна сыграть роль твоей жены?

— Ты на редкость догадлива. Меня скоро не будет, бизнес перейдет к вдове.

— Ты так спокойно говоришь о своей смерти.

— А что еще остается делать? Я уже три месяца привыкаю к мысли, что меня не будет, а все вокруг останется…

— Ты захотел просто пожить в этом дорогом номере… или же собираешься умереть здесь?

— Да.

Маше стало не по себе. Она уже и сама не знала, злиться на него или пожалеть и стать для него последним человеком, которого он увидит перед своей смертью. А ведь как романтично все начиналось…

— Хорошо, я помогу тебе.

«Поживу в роскоши, — подумалось ей, — больше ничего не остается. Все равно никто и никогда не поверит, что я жила в „Астории“».

— Лучше, если ты никому ничего не расскажешь. Ты можешь мне это пообещать?

— Ладно, заметано. Но только спать с тобой я не смогу, извини.

В сущности, она сказала то, что думала. Но на душе стало как-то сразу гадко, скверно и тяжело.

— Ты сейчас уйдешь?

— Да, у меня здесь дела. Надо кое с кем встретиться…

— Так ведь скоро ночь…

— Сейчас белые ночи. Человек, к которому я поеду, приехал сюда только ради меня. Он будет консультировать Лену в делах после того, как я умру.

— Давай так. Пожалуйста, не произноси слова, связанные со смертью. Иначе я брошу тебя. У меня отпуск, я не хотела бы, чтобы мне постоянно напоминали о том, что все мы когда-нибудь умрем. И ты старайся жить так, как если бы ничего страшного с тобой не случилось.

Он кисло улыбнулся.

— Ты уйдешь, а я? Что делать мне? Я же здесь со скуки помру…

— Заметь, ты первая сказала о смерти…

— Вырвалось нечаянно. Я тоже отправлюсь куда-нибудь погулять, идет?

— Конечно. Сейчас ты переоденешься в одно из платьев моей жены, и мы вместе спустимся вниз. Пусть все видят, что мы с тобой вместе. Согласись, задача не из самых трудных. Ты получишь на карманные расходы пачку долларов и отправишься просаживать их в каком-нибудь баре. Согласна?

— На пачку долларов — да, на бар — нет. Когда мне подойти к гостинице?

— К часу ночи, не раньше. Погуляешь где-нибудь?

— Не вопрос. Только непонятно, зачем мне надевать вещи твоей жены.

— Это стильно, это модно, это дорого, наконец.

— И где ее одежда?

— В шкафу, в спальне.

Маша открыла шкаф. Два брючных костюма — светлый и темный, джинсы, куртка, черное короткое платье, туфли, ботинки, сандалии…

— Ночью будет прохладно, надень джинсы, куртку, здесь на полке увидишь несколько блузок и кофт. Сообрази, что подойдет больше. С джинсами Лена носила зеленую водолазку.

Через некоторое время Маша смотрелась в зеркало и находила себя весьма привлекательной. Владимир отсчитал ей тысячу долларов:

— Ну что, до встречи?

— Ладно, пошли…

Они спустились вниз. Она видела, как ее новоиспеченный любовник о чем-то беседует со служащим в ливрее. Рисуется, подумала она, чтобы их запомнили вместе.

Затем к Владимиру подошел какой-то человек, поздоровался так, как если бы они были знакомы.

— Да, подгоните машину ко входу…

Да у него, оказывается, здесь машина? Или же он взял ее напрокат?

Они вышли вместе разве что не под ручку. У парадного стоял черный новенький «Мерседес».

— Садись, — кивнул ей Владимир. — Сейчас отъедем, и я высажу тебя за углом…

Она села в машину на заднее сиденье. Рядом лежала мужская кожаная куртка. Рука ее скользнула в карман и достала чистый носовой платок и маленькую записную книжку. Быстро полистав ее, она поняла, что и книжка, и куртка принадлежат Шехову Владимиру Владимировичу. Нашла она и страничку на букву Ш, где увидела строчку «Шехова Елена Андреевна» с номером мобильного телефона. Понимая, что через пару минут ее вытряхнут из машины, она решила прихватить с собой записную книжку. На время.

— Все, приехали. Выходи. Смотри, как светло… Я очень надеюсь, что ты не бросишь меня и не сбежишь с теми деньгами, которые я тебе дал?

— Обижаешь.

— Значит, встречаемся на этом же месте ровно в час, договорились?

— Договорились.

Она обошла машину и, сунув голову в окно, поцеловала Шехова в щеку.

— А что со мной будет, если я все же не вернусь? Ты будешь искать мне замену?

Он ничего не сказал.

— Ладно, я пошутила…

Он уехал, а Маша осталась стоять на Невском проспекте. Она не знала, куда идти и что делать. Можно было, конечно, на все плюнуть и вернуться в свою гостиницу, тем более что ее бы там никогда и ни за что не нашли. Но, с другой стороны, пока она была в ванной комнате, Владимир мог залезть в ее сумочку и в паспорте прочесть, кто она и откуда. Но зачем ему это, если он все равно скоро умрет? И что за игру он затеял перед смертью? Решил последние несколько дней или месяцев посвятить устройству своих дел, чтобы весь его бизнес перешел в руки жены? Разве это не противоестественно, если учесть, что она вместо того, чтобы находиться рядом с больным мужем, укатила в Африку? Чужая душа — потемки. Чужая жизнь — еще большие потемки, почти ночь. А вот в Питере в июне ночь белая, ясная, прозрачная. И вообще — жизнь продолжается. У нее в сумочке тысяча баксов.

Постояв немного возле кинотеатра «Баррикада» и решив, что не готова сейчас зайти в него, она перешла Мойку по Зеленому мосту и оказалась на знакомом уже месте — возле розового Строгановского дворца с его шоколадным сторожем. Перейдя на другую сторону, запетляла по улочкам в поисках какого-нибудь тихого места. Она не знала, куда идет, но теперь точно знала зачем — убивать время. Но убивать время в одиночку было скучно. Оставалось найти еще одного Владимира со своими заморочками, женами, банками, смертями… Ну уж нет, у богатых свои причуды. И тут она заметила у киоска, торгующего сигаретами, парня в джинсах и с маленьким рюкзачком на плече. Русые длинные кудри, веселые мальчишеские глаза, светлые усы и розовые припухшие губы.

— Слушай, ты не разменяешь сотню баксов? — спросила Маша, когда парень отошел от киоска.

— Ты что, откуда у бедного студента такие деньги?

— Ты случайно не музыкант?

— Откуда ты знаешь? — Он расплылся в улыбке. — У меня что, на лбу написано?

— Ну… кудри вразлет, в ухе — серебряная серьга, денег нет, одухотворенное лицо… Музыкант, одним словом.

— Вообще-то я на саксофоне играю, подрабатываю на Невском днем… Но сейчас уже поздно, да и устал я.

— Где же твой саксофон?

— У приятеля оставил, чтобы завтра не тащить его через весь город… А ты, наверное, приехала на Эрмитаж поглазеть?

— Ну да…

— Не стоит, правду тебе говорю. Если хочешь, я тебе в двух словах расскажу, что там.

— Ну да?

— У тебя лексикончик хромает, ты, кроме «ну да», что-нибудь еще говорить умеешь?

— Ну да.

Они расхохотались.

— Ты питерский?

— Питерский, коренной.

— Тогда подскажи, где я могу убить… — она посмотрела на часы, — почти четыре часа.

— Это смотря как ты собираешься их убивать.

— Чтобы было весело, шумно и безопасно.

— Я знаю одно такое место. Клуб. Ты пиво любишь?

— Ну да.

— Ты смешная. Пойдем? Там и доллары разменяем. Тебя как звать-то?

— Маша, а тебя?

— Фаусто Папетти. Шутка. Меня зовут Миша.

— А это далеко?

Но он вместо ответа взял ее за руку и повел. Совсем как утром ее повел Владимир. Она выдернула руку.

— Ты чего? Боишься меня, что ли?

— Ну да.