Поляна нелепых желаний

Анна Георгиева (2024)

Приключенческий роман с элементами хоррора. Повествование открывает история завуча школы, судьба которой вмиг разрушена одним "черным писакой". Бедная женщина воскрешает с помощью деда-оккультиста дорогого её сердцу мышонка, который позже создаёт свою армию нечисти. Параллельно развивается другая линия, в которой три незадачливых грибника пережидают в избушке дождь и рассказывают страшные истории, к ним присоединяется "четвертая жертва". Жуткие герои этих историй — менквы, Сорни-Эква, псеглавец, кровавая русалка, медведь и козёл — оборотни воплощаются в реальности из-за неграмотно проведенного обряда. Возглавляет нечисть возвращенец кровавый мышак Алёшка. Совершивший эту ошибку — уже покойный дед одного из друзей, он же хозяин избы, вынужден собрать пять историй, светлые погубленные души их героев тоже воплощаются на подмогу ребятам. А они оказываются между мирами. Читателя ожидает полная приключений вечная борьба нечисти и света. Кто же одержит победу в схватке за людские души?

Татьяна Дмитриевна Ларина

«Итак, она звалась Татьяна!» Танечка, ещё учась в школе, стала Дмитриевной, потому что всегда бралась за ответственную работу: учебный штаб, староста, председатель совета дружины, старшая пионервожатая. Ещё в школьные годы она с удовольствием отметила, что у неё имя отчество милого идеала, созданного Пушкиным. Потому выбор будущего был очевиден — филологический факультет педагогического института; затем школа, где возможен карьерный рост до завуча; приличный муж, отличный сын. «Мой муж — прелестный муж! Мой сын — прелестный сын!» Потом обязательно защита кандидатской, например, «Метамодерн как этическая концепция ХХI века». «Мета — маятник колебаний между крайними противоположностями. Метамодерн творится здесь и сейчас, в том числе нашими руками».

Жизненный график был строен! Но вот уже полгода, как что-то сломалось в продуманном порядке вещей. Сына, студента престижного столичного ВУЗа, поймали с дозой. Конечно, он говорил, что подбросили недоброжелатели, но доказать обратное было недёшево. Срок дали небольшой, но все сбережения ушли на адвоката, поэтому, когда слёг с инфарктом муж, денег уже не было. Операцию ему сделали, но нужны были сиделки, медсёстры, уход. А у Татьяны Дмитриевны времени нет, потому что — школа. Вот и умер он после операции от какой–то внутрибольничной инфекции. «Муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне». Словно про меня написано», — мелькнуло в голове Татьяны Дмитриевны, когда спрашивала с одиннадцатиклассников Ахматовский «Реквием».

Работа над диссертацией сошла на нет, рукопись пылилась на столе. Единственным утешением стали кошки, которых она подкармливала по всей округе. А дома бедную женщину ждал теперь только огромный рыжий кот Мирон. Он напоминал Татьяне Дмитриевне о счастливом прошлом, когда муж и сын-подросток притащили большую плетёную корзину, из тёмных недр которой светились изумрудные глаза. Рыжий комочек почему-то назвали Мироном, наверно, в честь работника, который ремонтировал дом. Рос котяра не по дням, а по часам…

Татьяна Дмитриевна вздохнула, вновь погружаясь в воспоминания. Даже школьные тетради и отчёты лежали в беспорядке. Она стала сентиментальна. Вспоминала, как выжила недавно из школы молодого педагога Алексея, к которому испытывала двойственное чувство. С одной стороны был он жалок и неприятен, с другой — было в нём что-то Карамазовское. Что ж, в итоге так и выходит, «чтобы жить, как Человек, нужно перенести муки и страдания Смерти духа, чтобы на руинах гордыни и неприятия мира возвести новое здание согласия и гармонии». Татьяна Дмитриевна размышляла: «И отчество у Алёшеньки знаковое — Фёдорович, потому и произносить его не хотелось, дорасти ещё до Фёдоровича-то надо было. Когда он ушёл из школы, почему-то стало легче. Но поговаривали, что недолго он репетиторствовал; спился вскоре и, вроде, помер — погиб как–то нелепо». «Значит страдал», — удовлетворённо завершила свою мысль Татьяна Дмитриевна…

Она тоже страдала! Включила музыку. Под звуки Лондонского оркестра методично наглаживала рыжую шелковистую спинку Мирона. Вот пошла партия скрипок, кот выгнулся, заурчал утробно. Тревожная музыка Моцарта разрастаясь, заполняла собой всё пространство. «Р-р-р, — тарахтел Мирон. — Р-реквием по мечте-е». Котяра огненной молнией выстрелил к дивану — клацнул — притащил хозяйке добычу!

Мышонок был чуть придушенный, даже не серый, а какой-то пегий, немного рыжеватый, очень жалкий. Мирон не переломал его хилый хребетик, а лишь слегка прикусил, контузил. «Вот до чего опустилась, — подумала Татьяна Дмитриевна, — мышей развела». Но вспомнились добрые сын и муж, которые жалели любую животинку, и она забрала мышонка у Мирона, запретив охотнику добивать жертву. Посадила его в коробочку. Котяра только хмыкнул на такие чудачества хозяйки. Мышонок проявлял чудеса сообразительности: бегал по лабиринту, интересовался творчеством Татьяны Дмитриевны, разбросанным на столе. Женщина хотела назвать его Элджерноном, но, посмотрев в его глазки-бусинки с диковинным прищуром, назвала мышака… Алёшенькой.

Души не чаяла бывшая завуч Татьяна Дмитриевна в новом друге. Она уже уволилась из школы, благо подошёл пенсионный возраст. Вместе с Алёшенькой брали они бутылочку беленькой и до ночи могли говорить обо всём, читать стихи… «Месяц умер, синеет в окошке рассвет! Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала?..» Алёшенька, конечно, кивал умненькой головёнкой. Очень его заинтересовала рукопись о метамодерне и все былые записки Татьяны Дмитриевны. «Бот ты мой! Что за умное животное!» — восклицала подвыпившая женщина.

Но за этой идиллией ревниво наблюдала пара изумрудных глаз из мрачных недр тёмного чулана. Мирон давно точил коготь на хвостатого зарвавшегося рыжеватого «бога Алёшеньку». Раз, когда после общения с беленькой, Танька беспокойно похрапывала, Алексей чересчур внимательно изучал её записи, разбросанные по столу…

«Да, это же мои рассказы, — думал Алёшенька. — Вот о Наталье Ивановне чёрный юмор, как хлопнулась она во весь рост в коридоре школы, зацепившись каблуком за бугорок. А вот и драматическая повесть о судьбе завуча Татьяны Дмитриевны, где рефреном звучит лейтмотив Ахматовского «Реквиема»: «Муж в могиле, сын в тюрьме…»

В это время раздался тревожный всхрап хозяйки, Мирон сверкнул в воздухе огненной молнией, роняя по пути табуретки, вазочку и листочки рукописи… «Помолитесь обо мне!» — успел подумать мышак Алёшенька…

Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк — кинетический антистресс — маятник Ньютона на деревянной подставке издаёт через равномерные промежутки времени успокаивающие звуки. Небольшие металлические шарики, раскачиваясь, стукаются друг об друга и своим щёлканьем забавляют огромного рыжего кота, сидящего на рукописи диссертации, перемешавшейся с записками неоконченных произведений…