Питерские сны. Часть первая. Абьюз

Анна Гаятри

Первая часть повести посвящена переживаниям ребёнка, испытавшего насилие в своей собственной семье. Мир фантазий и грёз зачастую спасает таких детей, защищая их хрупкий внутренний мир от вторжения жёсткого мира взрослых.Вторая часть ещё ожидает публикации и повествует о выросшей Мане. Ей предстоит выбор: простить или отомстить. Умереть самой? Убить насильника? Или просто всё забыть, уничтожив стирательной резинкой памяти?..Некоторые главы повести были опубликованы ранее в сборнике «Абьюз».

© Анна Гаятри, 2022

ISBN 978-5-0055-7761-0 (т. 1)

ISBN 978-5-0055-7762-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«И это снилось мне, и это снится мне,

И это мне еще когда-нибудь приснится,

И повторится все, и все довоплотится,

И вам приснится все, что видел я во сне».

Арсений Тарковский

^***

Время глухими ударами

Пульс измеряет судьбе.

Бьется как птица усталая

Жилка на темной земле.

Детство откликнулось проседью

В темных моих волосах,

Тихой заснеженной россыпью

На онемевших губах.

Бьется испуганной птицею,

Пульсом безмолвной земли,

Над бессловесными лицами

Маятник мертвой петли…

Когда я стану деревом

«Человек не может дотронуться до звезд,

если он не погружался в пучину отчаянья и

не нашел пути назад».

Мэрилин Мюррей

Меня зовут Мария. Мама называла меня Маней. Это имя причиняет мне боль, как и вся жизнь ДО. Это теперь я могу превращаться в кого угодно. Просто идя по улице. Я вижу, как голубь взлетает ввысь, и тут же чувствую легкую, но сильную волну воздуха, поддерживающую мои крылья. И воспринимаю мир боковым зрением, в совершенно иных цветах, которые сложно описать человеку. Мир становится объемным, искрящимся и стремительно вращающимся, словно гигантский волчок. И я ощущаю странный голод в желудке. Есть, нужно что-то есть. И мой глаз зорко всматривается в карусель веток, листьев, дорог, чтобы выхватить то мельчайшее, что можно клевать и глотать…

А потом я возвращаюсь в себя, чтобы вновь скользнуть в иное тело, в иное сознание. Иногда мне нравится быть собой и смотреть на мир своими глазами. До тех пор, пока я не проваливаюсь в детство, и меня не пронзает боль.

Тогда я снова становлюсь пятилетним беспомощным ребенком, плетясь за вечно спешащей мамой, держась мизинчиком за ее мизинец, в вечном страхе, что пальцы расцепятся, и она умчится, исчезнет, растает среди шумной полноводной реки людей. Такая редкость и такое счастье — быть этим неуклюжим слоненком, что хоботом ухватился за мамин хвостик. Но вот на пути — детский сад или больница, что-то из этих вечных перемен. И отцепиться приходится. И агрессивный мир обрушивается на меня. А мама уходит, убегает, всегда второпях, и радуясь, что исчезла помеха в ее бурной головокружительной жизни.

Иду по улице. В ярком плаще. Под светлым весенним дождем. И прикасаюсь взглядом к старой водосточной трубе, из которой ливневыми струями течет, а точнее — извергается струя воды, словно из пасти чудовища. И я становлюсь водой, мягкой, сияющей, в мелких солнечных брызгах. Я подставляю руки под желоб водосточной трубы, и вода обрушивается в мои ладони леденящим потоком. И вдруг я падаю в собственное тело, и водоворотом меня уносит в ту крошечную комнату, где я нахожусь вдвоем с высоким человеком, который держит в руках карандаш и блокнот и что-то рисует в нем. Не что-то, кого-то. Меня. То и дело он взглядывает на меня. А я сижу, съеживаясь от холода, ведь он снял с меня всю одежду. Так всегда бывает, когда мамы нет дома. Он раздевает меня, как куклу, и усаживает на диван. И я должна сидеть смирно.

А потом, отложив свой рисунок, он садится рядом со мной. И его длинные пальцы начинают щекотать меня, и я невольно смеюсь. А он начинает хихикать и прижимается ко мне красными мокрыми губами. А затем расстегивает штаны… И тут — я отделяюсь от собственного тела. Мне шесть лет. Мой взгляд скользит за окно, там растет единственное дерево в нашем дворе. И я становлюсь деревом, и ощущаю толстую морщинистую кору на своем маленьком теле. Я больше не чувствую отвратительных поцелуев, от которых меня тошнит. Я больше ничего не чувствую. Только холодный чистый воздух. Только покой и тишину.

Это был мой отец. Мой отец. Когда я уже выросла и смогла рассказать обо всем маме, она усмехнулась: «Ничего удивительного. Ты была красивой девочкой. Он был в тебя влюблен. И к тому же, он художник. Они все такие».

И я перестала хотеть быть красивой. Я перестала хотеть быть собой. И моя душа продолжила свои странствия, в которые она отправилась уже в детстве.

Я иду по улице. Красные и желтые вывески мечутся от бешеных порывов ветра. Мир полон оглушительных звуков — гудки машин, голоса людей, крики птиц. А я хочу тишины. Тишины и покоя. Ноги ведут меня сами. Они идут по знакомой дороге и приводят меня в маленький двор, где растет единственное дерево. Сильное, с могучими ветвями, устремленными в бездонное небо. Я подхожу к нему и прижимаюсь к мокрой морщинистой коре, сливаясь с ним всем своим существом. И моя душа вдруг принимает странное решение — стать деревом насовсем, навсегда. И больше не возвращаться. Я погружаюсь в безмолвие. Все стихло. Я чувствую толстую кору на своем беспомощном теле. Я начинаю изо всех сил тянуться к свету, солнцу, счастью.

Но я вдруг слышу далекий и приближающийся звон топора.