Бенедикт

Анна Владимировна Авакиану, 2018

История девушки, которая не разочаруется в своем выборе, даже несмотря на его безответность. Местами грустная, местами забавная, местами трогательная, местами нелепая история, которая могла бы приключиться с каждым человеком…

Это страшно — быть однолюбом, это коверкает всю жизнь, портит ее, особенно если любовь всей жизни встречаешь в самом ее начале. И если она безответная. Подумать, многие ли могут в девятнадцать лет влюбиться навсегда? В такого же пацана, совсем зеленого? Не знаю, многие ли. Я вот умудрилась именно так влипнуть. И вроде ничего никогда не предвещало беды… Неудачливой я не была, мне чаще везло чем не везло.

И все же я не жалею об этом. Такого количества эмоций, пусть это и были большей частью страдания, мне бы никогда не довелось испытать. За те три года, что я познакомилась с Ином, влюбилась в него, пыталась его завоевать, а потом смотрела, как он отдает всего себя Танни, всего до самого дна, не оставляя ничего не то что окружающим — самому себе, он распылил всего себя на нее… А я испытала весь спектр чувств, и я бы столько за всю свою жизнь не испытала. И я не жалею, все было, как оно было, и хорошо, что оно было.

Наверное, я немного кривлю душой. Или даже много. Конечно, я хотела бы, чтобы Ин влюбился в меня, и мы бы поженились, я родила бы ему несколько детишек, а главное, сына, с такими же, как у Ина, голубыми глазами, которые, как океан, меняли бы цвет по настроению. От темно-синего до лазоревого, когда уже не ясно, все еще это голубой или уже зеленый… И чтобы он обвивал меня ручками и шептал мне «мама…». Я бы хотела ребенка от Ина даже если бы сам Ин не был со мной. Пусть бы у меня была его частичка… Всегда была бы со мной, как напоминание о том, что он когда-то был со мной…

Но нашим мечтам не всегда доведется исполниться, даже если мечты эти совсем простые. Как мои. Мне не нужно было вообще ничто, кроме единственного человека в этом мире, я могла бы обойтись без всего остального. Без денег, жилья, машины, путешествий, без всего того барахла, без которого некоторые не мыслят жизни… Без косметики за огромные деньги, которая, как мне казалось, делает меня красивее. Без туфель на тонкой шпильке, которые делали изгиб талии соблазнительней, а ноги просто умопомрачительно длинными. Без милых финтифлюшек, таких, как телесного оттенка скатерть, постельное белье с кружевом ручной работы, серебряные подносы и кофейники, без маленьких чашечек из тончайшего фарфора, таких хрупких, что они казались кукольными… И которые так приятно держать в руке, отпивая из них, ощущаешь себя истинной леди.

Без всего. Только чтобы Ин был моим.

Эта история, ставшая поворотным пунктом для всей моей жизни, началась с того, что я поступила в универ на лингвиста, мне всегда нравилось изучать язык, а параллельно я еще и собиралась пойти на курсы переводчиков и там овладеть французским и испанским, которые неплохо мне давались в школе. Чтобы в руках была та профессия, которая потребуется всегда. Мама моя, услышав мои рассуждения, скептически хмыкнула и посоветовала пойти на гробовщика, мол, там работа не переведется, даже если мир кардинально изменится. Она у меня была приколистка, да.

В принципе, я ладила с мамой и папой. Но я категорически не желала жить с ними, на то были свои причины, поэтому надо было что-то решать с жильем. Иногородним и прочим нуждающимся, естественно, предоставлялось общежитие, несколько зданий недалеко от здания университета, я туда наведалась, решив, что если решу тут жить, то пара лукавых взглядов для декана решат проблему того, что я живу в этом городе и в общаге не нуждаюсь…

Ну что я могу сказать, душ на этаж, страшная, длиннющая, как туннель, комната со вспученным от возраста кафелем и номинальными перегородками, туалет на этаж, странно, но в отличном состоянии, особенно в сравнении с душем (наверное, именно для него недавно были выделены средства на ремонт, и его показывали для отчета комиссии о потраченных средствах), жилая комнатка на двоих, перегороженная шкафом, с малюсеньким окошком, две сиротливые тумбочки… Вглядываясь в их размер и размер шкафа, я с нарастающей паникой припомнила количество своих нарядов. Боюсь, мне и целиком этого шкафа не хватит, а в тумбочку даже вся моя косметика не влезет. Добил меня коврик на полу, похожий на циновку, из-под которого, по-хозяйски неспешно, выполз таракан и так же неторопливо пополз под неплотно пригнанный плинтус. Провожая его изумленным взглядом, я лихорадочно обдумывала варианты решения проблем с жильем, сразу решив, что меня в одной комнате с тараканом не будет. Или он или я, а он тут явно навсегда.

Перед универом я два года подрабатывала, особенно не тратя зарплату, поэтому сумма на съем квартиры у меня была. Вообще, я даже уже нашла очаровательную квартирку, в тихом месте, окна во двор, а во дворе богатство зелени, но мне одной ее было не потянуть, поэтому я договорилась с подругой, что мы на пару будем ее снимать. Я уже договорилась и с хозяйкой квартиры о дате заезда, убедив ту, что тише и прекрасней жилицы, чем я, ей не встретить никогда, сколько бы она не старалась, но тут мне позвонила плачущая Сабрина, с которой я и собиралась въезжать.

— Ох, Бенедикт, я не сдала! — судя по всему, она заливала трубку слезами, в ней что-то хлюпало и булькало.

— Что? — я похолодела.

— Я завалила экзамены, не добрав баллов! — взорвалась она рыданиями.

— Ой, я тебе очень сочувствую. Что же теперь?

— Я поступила в другой универ, поучусь там год, а потом можно будет перевестись в этот.

— Отлично! — обрадовалась я, — значит, не все потеряно?

— Нет, — сквозь слезы сказала Сабрина, — но мне так хотелось именно здесь учиться!

— Ну не расстраивайся, ты же будешь скоро!

— Спасибо, Бенедикт.

Мы еще поболтали, я ее утешала, как могла, а когда я повесила трубку, во весь рост встал вопрос — а что же МНЕ теперь делать? Я так рассчитывала на Сабрину, к слову, она училась лучше меня, и я была абсолютно уверена, что она поступит. А одной мне цену квартиры было никак не осилить. Заселяться в общагу? Можно, конечно, но мне так хотелось жить именно тут! Общежитие — это всегда трудно. Я люблю уют, красоту, чистоту, кружевную скатерть, накрахмаленные салфетки и красивую посуду, а какую чистоту можно поддерживать в общежитие, в комнате, где все время кто-то шастает? И еще этот разгуливающий преспокойно таракан… Конечно, соседка могла попасться спокойной, зацикленной на учебе и не думающей о пьянках-парнях-дотянуть бы до сессии-пережить бы сессию-как же досдать все хвосты?! Но я не была уверена, что мне так повезет. Из моего опыта общения со студентками, первый курс все только дурью маются. А я была настроена нормально учиться… Что же мне, жить в библиотеке, приползать в комнату только на ночевку? Я встрепенулась, заметив, что рука потянулась ко рту. У меня была дурная привычка — грызть ногти, от которой я долго, мучительно долго избавлялась, покупая в аптеке всякие устрашающие бутыльки и смазывая жидкостью из них конец ногтя, чтобы было отвратительно горько. Не допущу ее возвращения! У истинной леди ногти должны быть накрашены нейтральным лаком и всегда ухоженными, а какая ухоженность в обкусанных скорлупках?

Мне нужно было отвлечься, чтобы подумать обо всем. Что-то там придумать, что-то там решить. Может, пора уже бежать в магаз закупаться анитараканьими спреями?

Я ухватила карандаш, решив, что если не смогу себя контролировать, то лучше уж грызть его.

Машинально тыкая в клавиши телефона, я позвонила Танни. С ней я училась в одной школе, когда еще мои родители жили в другом городе, и я, естественно, вместе с ними, а потом Танни уехала куда-то, не рассказывая о причинах, но связи мы не теряли, созваниваясь и встречаясь, хоть и не так уж часто. Так бывает — можно не общаться регулярно, но душевности в дружбе не терять. И вы всегда рады видеть и слышать друг друга, словно расстались только вчера, и не отдаляетесь со временем.

— Привет, Танни, — пробубнила я в трубку, надеясь, что это она мне поднимет настроение, уже упавшее до минус ста градусов. Птица замерзала бы на лету.

— Хай, Бенедикт, — мне показалось, что голос у нее какой-то напряженный.

— У тебя все путем? — надеюсь, она-то не завалилась на вступительных? Хотя… Если уж Сабрина засыпалась, теперь всего можно ожидать.

— Я на перепутье.

Как это точно. Я, блин, там же.

— Что за пути скрещиваются?

— Да меня приняли сразу в пять университетов.

— Ого! — уважительно отозвалась я. Танни и в школе была весьма умной и активной, так что неудивительно, что она поступила везде, где ей хотелось. Ключевое слово именно «активной» — она, если хотела, всегда добивалась своего.

— Да, точно, что «ого», — раздраженно отозвалась она, — И я не могу решить, в какой пойти.

— Мне бы твои проблемы… — кисло протянула я. Сейчас мне казалось, что больше, чем я, в этой жизни никто не страдает. Я самая страдающая и самая несчастная.

— А что там у тебя за беда? — нельзя сказать, что голос Танни наполнился сочувствием, сама она считала, что в жизни нет никаких проблем, кроме неизлечимого заболевания. Поэтому сочувствия к другим людям не проявляла. Была в этом и ее своеобразная прелесть, она никогда не унывала, и, глядя на нее казалось, что все будет отлично, нужно только немного потерпеть. Такая бронебойная оптимистка.

— Да вот… Сабрина не поступила, придется мне теперь отказаться от квартиры. А она такая красивая! — прорвалось из меня-таки, не просто нужно было куда-то выплеснуться, — Огромный балкон, там можно будет цветы в кадушках поставить, получится практически зимний сад, и кухня большая, там с гостями можно будет собираться! — я сама услышала, каким мечтательным заделался мой голос.

— Да, я знаю, какая ты домовитая, — весьма равнодушно заметила Танни.

— Но теперь уже все, — тяжкий вздох вырвался у меня непроизвольно.

— А может тебе попридержать квартиру, а там на курсе найдешь с кем вместе поселиться?

— Да, а если не найду? — начала я ныть, уже рисуя пессимистические картинки того, какие дуры будут со мной учиться, — Очень дорого, мне одной даже три месяца не заплатить, а хозяйка требует именно сразу за три. Плюс залог.

— Мда… Дилемма.

Мы немного помолчали. Я покусывала костяшку пальца.

— Так, что мы обо мне да обо мне? Давай о тебе. Ты где ты будешь учиться?

— Не знаю. А ты, кстати, где?

Я назвала универ.

— Я буду там на лингвиста, — уточнила я.

Повисло странное молчание.

— Эй, Танни, ты все еще там? — я слышала, как она дышит, почему молчит?

— Слушай, Бенедикт, я, кажется, нашла тебе соседку.

— Да? — обрадовалась я, — кого?

— Себя.

— Ты о чем?

— Меня приняли в этот универ, тоже на лингвиста, и я, пожалуй, туда и пойду.

— Серьезно? Танни, ну это же просто замечательно! — восторжествовала я. Везуха! Захотелось скакать по комнате и орать что-то радостное. — А если тебе не понравится квартира? — у меня всегда найдется повод для переживаний, даже если вроде все замечательно.

— Ой, да мне все равно, где жить, — равнодушно отозвалась Танни.

— А если дорого? — вообще, как я знала, у Танни никогда не было проблем с деньгами, ей какая-то родственница оставила очень большое наследство. Тетка вроде, но Танни особо не рассказывала. Особо? Вообще не рассказывала, просто как-то обмолвилась в разговоре совсем не на эту тему.

— Зато не в общаге, так что я заранее согласна.

— Когда приедешь? — вцепилась я в нее, как утка в майского жука.

— Да завтра и приезду, тут три часа на электричке.

— Окей, я тебя на вокзале встречу, в одиннадцать?

— Ага. Ох, как тебе хочется-то меня окучить побыстрей! — Танни засмеялась. Ее голос теплым ветром отозвался у меня в душе.

— Даже не надейся теперь передумать! — предупредила я. Пусть попробует, я уже начала и планы строить, как да что расставлю в квартире!

— Не передумаю, не бойся.

На следующий день и надела джинсы, кеды, чтобы мне было удобно помогать Танни тащить ее сумки. И договорилась с приятелем, что он нам тоже поможет. В мире всегда полным-полно парней, которых хлебом не корми, дай из себя Геракла покорчить, стоит только притвориться беспомощной, изнеженной, слабой девицей в поисках защитника, толпа набежит, и я часто этим пользовалась. Как и сейчас. Майк должен был приехать сразу на вокзал, я назвала ему нужное время. Думаю, я ему нравилась, но поощрять эту симпатию я не планировала, он был не особо в моем вкусе.

Я стояла на перроне, поджидая электричку, которая задерживалась на десять минут. День был теплым и солнечным, хотя вчера лил дождь.

Я не видела Танни полгода, и уже успела подзабывать, какое она всегда на меня оказывала влияние. В Танни есть какая-то животная харизма, которой невозможно противиться, если она улыбается, волей-неволей улыбаешься в ответ. И она такая маленькая, что мне не верилось, что она меня на год старше, по каким-то неизвестным причинам, ее в школу отдали позже на год.

— Привет, — Танни сначала вышвырнула из электрички свою сумку, вышвырнула буквально, та с таким стуком шваркнулась о перрон, что проводник только крякнул, потом куда как бережнее вытащила стопки книг, несессер, и, наконец, выпрыгнула сама, я ее обняла.

Ну какая же она все-таки малютка, вылитая Дюймовочка, подумала я, сжимая ее хрупкий торс. Танни была в шортах ужасного цвета хаки, босоножках на плоском ходу, тоненькой трикотажной майке-лапше не менее мерзкого оттенка серого, и я подумала, что это странно — Танни не худая, у нее нигде не выпирают кости, даже ключицы не сильно торчат, но при этом она такая хрупкая, как будто ребенок.

— Здорово, тебе помочь?

— Думаю, нам понадобится такси, — Танни задумчиво оглядела свои книги.

— Я договорилась с приятелем, он нас подвезет. Вот он, кстати. Эй, Майк! — я помахала ему рукой, призывая подойти к нам.

К нам подошел мой друг, с которым я вместе работала в магазине, продающим телевизоры, камеры, видаки и прочую дребедень. Пока я поджидала Танни, он курил.

— Привет, я Майк, — он протянул Танни руку.

— Привет, я Танни, — ее микро ручка утонула в лапе Майка, он этому, кажется, тоже удивился, даже посмотрел на ее ладошку, разжав свою лапищу.

— Помогаю, как было велено, — Майк легко подхватил книги Танни, свою сумку она забросила себе за спину без видимых усилий. Майка я выбрала потому что он очень сильный, я видела, как он, почти не напрягаясь, перетаскивал огроменные коробки с теликами, хотя другие для этого пользовались тележкой, и еще у него есть машина. У меня никогда не было проблем с тем, чтобы найти себе тех, кто поможет мне куда-то ехать, что-то перевозить и так далее, с внешностью мне чертовски повезло.

— Место отличное, — принялась я расписывать, когда мы уселись в машину, — до универа близко, все продуктовые рядом…

— Угу, — рассеянно кивала Танни, с куда большим интересом смотря в окно, чем меня слушая. Ее глаза восхищенно блестели, когда она видела фонтаны и клумбы.

— Тебе не интересно? — насупилась я. Я-то кучу времени продумывала способ подачи информации, чтобы рыбка с крючка не совалась, а ей, похоже, и правда по барабану! Я думала, это только притворство… Ну такое девочковое кокетство.

— Сейчас я все увижу, — разумно заметила она, — но я заранее согласна.

— Повезло тебе с неприхотливостью соседки, — засмеялся Майк.

— Ага, не то, что тебе, — парировала я.

— Да уж… Я уже трех соседей в квартире сменил, — в его голосе была смесь сожаления и гордости.

— Такой неуживчивый? — наконец заинтересовалась Танни, уставясь в затылок Майка.

— Не я. Они.

— Конечно, все трое, гадкие-прегадкие, — Танни произнесла это противным шепотом, как делают злобные старухи, — а ты ни при чем, скромный и милый, — Танни забавно выпятила нижнюю губу и почти сюсюкала. Я прыснула.

— Ни при чем! — подтвердил он, уверенно кивая.

— Колись уже, чем ты их распугал?

— Храпом! — засмеялась я.

— Я не храплю! — возмутился Майк.

— Храпишь-храпишь!

— Даже стесняюсь спросить, Бене, откуда ты в курсе… — зловеще прошептала Танни.

Я ткнула ее локтем в бок.

— Просто мы однажды ломанулись на пляж, и там в палатках заночевали. Так соседняя со мной палатка, где спал Майк, тряслась и раскачивалась от его храпа! Я думала, землетрясение!

— Она придумывает, не верь! — тут же открестился наш водитель.

— Бегство соседей показательно… — прокурорски нахмурилась Танни.

— Ладно, скажу правду, — Майк вздохнул, и я захихикала, — просто мне нравится громко слушать музыку.

— А ты скажи, скажи какую! — подначила я, не в силах остановиться.

— Rammstein.

Танни уважительно покивала.

— То-то и оно! А представь себе, Танни, притаскивается такой Майк в два часа ночи с вечерней смены и врубает этот музон?

Танни задумалась, прикидывая.

— А что такого? — удивился Майк.

— Что в наушниках не слушаешь?

— Драйв не тот! Стены не дрожат и не вибрируют!

— Да, судя по всему, не всем в ночи драйв показан, — покачала Танни головой.

— Зануды!

— Ханжи! — хором произнесли Майк и Танни и засмеялись.

Если ее вкусы не изменились, то мне тоже доведется послушать Rammstein, Танни любила тяжелую музыку раньше и тащилась от рока. Ну и пусть, лишь бы я могла жить именно в этой квартире! Смирюсь я и с дребезжащими стенами, невелика проблема.

Мы зарулили в наш двор. Чем еще была хороша облюбованная мной квартира — окна выходили во двор, никакого шума машин и мотоциклов, грохота троллейбусов и прочего, что сопровождает большие дороги. Тишина и благодать. Чирикали какие-то птички, солнце заливало лавочки, выкрашенные в нежно-розовый цвет в голубую полосочку, клумбы были засажены разноцветными цветами, в общем, картинка выглядела идиллической.

Танни вышла из машины и принялась оглядываться по сторонам. Во дворе никого не было. Она присела у клумбы и понюхала цветок.

— Они не пахнут, — сказала я.

— Ты их уже понюхала что ли? — Танни посмотрела на меня снизу вверх.

Какие у нее глаза красивые… В солнечный день просто салатовые, аж светятся, подумала я. Майк принялся за выгрузку вещей. Свои я уже перевезла, как будто пытаясь побыстрее место застолбить, а у Танни, как оказалось, совсем вещей и немного. В принципе, можно было и без мужской помощи обойтись, а то еще подумает теперь о продолжение более тесного общения…

— Ты такой сильный, — уважительно сказала Танни, когда Майк в один заход утащил в квартиру ее книжки и сумку.

— А то! — он горделиво приподнял голову и аж засветился, ему явно был приятен ее комплимент. А потом он вдруг подхватил ее руками за талию и поднял, на сколько длины рук хватило.

— Ха-ха-ха! — смеялась Танни, болтая ногами. Забавное зрелище было со стороны — как будто взрослый ребенка держит. Он ее еще и подбросил и поймал, получилось так зрелищно, как будто они репетировали.

— Где можно научиться быть таким сильным? — спросила Танни, когда Майк ее опустил на землю.

— Идешь к нам работать, грузишь всякие коробки с техникой, носишь на склад, со склада — пара лет и будешь Шварценеггером.

Я не стала встревать и объяснить, что Майк в школе играл в регби, а потом еще и в качалку ходил кучу времени.

Танни сделала такое сосредоточенное лицо, что даже морщины на лбу появились. Я прыснула. Она что, всерьез надеется какие-то там силы набрать? Конечно, Танни спортивная девчонка, и, несмотря на ее субтильность, слабой она никогда не была, но она такая мелкая и такая тонкая… Не быть ей качком в любом случае. У нее просто костяк не тот вырос.

— Думаю, я пас, — наконец сказала она так, словно выбор и правда был.

— Ну еще бы, — усмехнулась я, — из тебя ведь только карликовый Шварценеггер получится. Карманный.

— Но не ручной, потому что я как собачки — чем мельче, чем злобней! — Танни оскалила зубы и забавно зарычала.

Мы засмеялись. Я предложила Майку попить сока, он согласился, поэтому еще пару часов мы заседали на кухне, болтая обо всем на свете. Танни легко ладила со всеми людьми, поладила с Майком, и ему явно не хотелось уходить, кормят (он сам сбегал в соседнее кафе за сандвичами, после чего они с Танни препирались, кому с ветчиной и маринованными огурчиками достанется, потому что с яйцом не хотел никто. Выиграла Танни, приведя убойный аргумент — если не любишь сэндвич с яйцом — зачем его приволок? Майк сник и уступил), поят, беседой развлекают, чего еще надо?

Потом Танни отправилась в универ, а я начала распаковывать и раскладывать вещи, это очень трудным делом оказалось — пока все развесила по цветам, потом все зимние вещи разложила на верхних полках, те, что сейчас носить — поближе… Еще пришлось долго разыскивать отпариватель, чтобы некоторые вещи тут же избавить от пожеванности и складок… Потом я увлеклась подсчитыванием количества юбок в моем гардеробе, никогда не задумывалась, а тут выдался случай все сосчитать. Потом еще определила, что мой любимый цвет, оказывается, нежно-розовый, его в гардеробе было больше всего. Я что, такая инфантильная? Наверное, просто дело в том, что я блондинка, а у кого из нас в детстве не было барби? У меня их было сразу три, и все блондинки, хотя мама и хотела купить мне шатенку, не помню, какое имя было у нее. Но мне нравилась только классическая, белокурая, Барби. Вот и привилась любовь к розовым вещичкам.

В общем, к тому моменту, как Танни вернулась, я устала. И не знала, что у меня столько юбок… Выкинуть часть что ли? Я окинула взглядом вешалки, на которые так красиво все развесила. «Нет!!!» завопило мое внутреннее «я», противясь такому кощунству. Ладно, подумаю, будет еще время выкинуть или не выкидывать.

Через несколько дней, закончив мало-мальски приводить квартиру в жилой вид, купив всякую еду с запасом (мама меня всегда учила, что круп должно быть вдоволь, как и сахара и соли, и я всегда покупала много риса и кус-куса), ложки-вилки, посуду, салфетки, полотенца… Всего и не перечесть, мы решили вознаградить себя за «адский труд», как обозвала это Танни, она еще долго упражнялась в подборе слов для нашей работы «рабы на галерах» было самым дипломатичным) и сходить в клуб. Выбирала я, как уже проживающая в этом городе. Я туда частенько наведывалась, поэтому многих уже знала, и народ меня тоже знал, я дружила с хозяйкой клуба.

— Танни, а давай я тебе одолжу свою юбку? — спросила я, глядя на ее ужасные шорты с отворотами, в которых она собиралась в клуб. Где она таких нереальных оттенков одежду находит? Что это за цвет? Гнилой персик? Пропавший мандарин? Залежалая хурма?

— Да вот еще, я в ней утону.

— Я тебе дам свою желтенькую мини, на твоих ногах, — как бы так потактичней выразиться, подумала я, пока Танни, задрав бровь выше некуда, ждала продолжения, — будет средней длины, — не могу же я сказать «ты коротышка»! Танни иногда очень остра на язык.

— Показывай, — так милостиво согласилась эта нахалка, как будто я ее служанка, и мы обе захихикали.

Я сняла с вешалки эту юбку. Не знаю, зачем я ее когда-то купила, она была из плотной синтетики, и в ней невозможно было сидеть, не засветившись нижним бельем, обязательно нужно было что-то класть на ноги, чтобы юбку прижать к коже и не светить трусами.

— Какой отличный цвет, — Танни помахала юбкой, как пропеллером, — ладно, примерю, — она быстро стащила шорты и нацепила юбку, — ну как я тебе?

— Отлично, — честно сказала я.

Так и было, на Танни она была примерно сантиметров на десять выше колена, и не так обтягивала ее худые бедра, как мои достаточно округлые, — забирай.

— Нет уж, — отмахнулась Танни, — но сегодня одену. Цвет отличный.

— Да, — согласилась я, это тепло-желтый как нельзя лучше смотрелся на загорелой за лето коже Танни. Обычно она бледная, как смерть. Кстати, почему смерть бледной обычно называют?

— Тебе что, стыдно тащить меня в клуб, когда я в шортах? — без улыбки спросила Танни, пристально на меня глядя.

— Я просто хочу, чтобы ты была красивой… — искренне ответила я. Я очень люблю все красивое, милое, женственное, и мне всегда хочется всех вокруг нарядить красиво, мило и женственно.

— Печаль, Бене, — состроила Танни печальную мордочку, — ведь у меня нет туфель к твоей юбке. А нога-то у тебя, как я погляжу, не совсем моего размера…

Это да, это была моя боль — ножищи тридцать девятого размера. Лыжи, как их иначе назвать? Мне-то хотелось кукольные иметь!

— Только не канареечные кеды! — жестко предупредила я.

— Ладно уж, — фыркнула она.

Танни одела вполне миленькие замшевые мокасины, которые даже мне понравились, и мы отправились в клуб.

— О, а тут красиво, — признала она, покрутив головой, когда мы вошли.

Это да, хозяйка клуба училась на факультете дизайна, поэтому любила ползать по блошиным рынкам в поисках необычных предметов, используя их как декор, таких, как странная гитара необычной формы, или старинный велосипед, который был прицеплен почти под потолком, такой, у которого огромное переднее колесо и карикатурно маленькое заднее, еще тут был старинный барабан, флаги несуществующих государств, красивенный забор с воротами посреди клуба, через них можно было пройти, и они надсадно скрипели, потому что всем этот звук нравился… В общем, место было уникальным.

На Танни тут же запал наш местный Казанова, Николас. Не могу сказать, что он ни одной юбки не пропустит, нет. Ему нравятся девушки, и так не обделенные внимание мужского пола. А Казанова потому что он, по-моему, еще ни разу ни с кем дольше пары месяцев не провстречался. Я когда-то с ним встречалась, был грешок, уж очень он собой хорош, и поэтому поглядывала на его личную жизнь, без особой пристальности, конечно, потому что сама его и бросила. Надоел. Красота еще не все. Его, впрочем, это особо и не расстроило. Он через три дня уже с новой девчонкой тусил.

Танни потрясающе поет, при всей ее миловидности и субтильности, голос у нее глубокий, грудной, с легкой хрипотой, очень чувственный, так что народ всегда как загипнотизированный внимает ее пению. Я бы на месте Танни все время пользовалась своим таким преимуществом, в любой компании достаточно запеть, чтобы на тебя тут же обратились все взоры, но она редко поет, и никогда сама, только если попросят. Эх, обладай я таким чарующим голосом, меня бы просить не понадобилось. Умаялись как раз просить бы, чтоб замолкла!

— Слушай, ты где это сокровище скрывала? — шепнула мне Ирен, пока Танни разливалась соловьем, — у девчонки голос — обалдеть, — я внутренне усмехнулась на это «девчонка», Танни старше Ирен. Хотя вряд ли кто-то это заметит, из-за широко распахнутых глаз и субтильности, Танни кажется ребенком.

— Да она не в этом городе жила, — объяснила я.

— Твоя подруга?

— Да.

— Обязую тебя приводить ее сюда на пения, когда я буду тут, — решительно велела Ирен.

— Я попробую, — ответила я, подумав, что заставить Танни куда-то пойти, если она не захочет, не получится, даже если ей дуло кольта к виску приставить. Характер такой.

Николасу, наверняка решившему, что все выйдет очень легко, потому что Танни сегодня была в отличном настроении, там не светило ничего, хотя, надо признать, он расстарался вовсю. Приперся на следующий день с утра самого, цветы прислал, но Танни на такие глупости не возьмешь. Наблюдала я за ними, Танни — это просто булыжника осколок. Она не любит цветы. Неадекват, что с нее возьмешь, а вот меня любая даже самая жалкая розочка в вазе приводит в умиление. Я ее не выкину, пока она не мумифицируется, да и сама себе цветы покупать я не брезгую. Для меня цветы — ощущение праздника, даже если мне их никто не дарил.

Глава 2.

Мы сидели в кафе, там подавали очень вкусные пирожные. Я туда частенько наведывалась, сама почти никогда не ем их, но, как наркоман, люблю смотреть, как их едят другие. Себе я их позволяю только если праздник какой, и решила, что буду себя вознаграждать за каждый отлично сданный экзамен. С моей не самой успешной успеваемость, думаю, растолстеть у меня шансов нет.

Танни долго изучала меню.

— Ты зачем его вверх ногами перевернула? — спросил я, чуть не подавившись молочным улуном. Пока Танни металась с выбором, я уже и заказать успела, и заказа дождаться.

— Да вот думаю, вдруг так выбор, наконец, состоится? — серьезно ответила она.

— И как? Какие именно пироженки в перевернутом состоянии вкуснее?

— Ладно, — Танни зажмурилась, тыкая пальцем в меню, и заказала то, на что палец попал.

— Оригинальный способ, — посмеиваясь, сказала я, — кого будешь винить, если принесут что-то не фонтан?

— Кривой палец, думаю, — Танни подняла палец к потолку, и принялась рассматривать его со всех сторон, — вроде ровный…

— Это не мешает ему подлянку выкинуть! — подначила я.

Танни как раз принесли чай и пирожное, оказавшееся штруделем с вишней, как в кафе приперся Николас. Он нам еще издалека помахал, но его появление не оказало никакого эффекта, Танни все так же телепала по тарелке вишню и полностью его проигнорировала. Он подсел за наш столик, заводя непринужденную беседу. Для кого другого прокатило бы, но для меня все его выкрутасы были шиты белыми нитками. Я уже его приемчики на своей персоне изучила, так что насквозь его видела. Одна Танни витала где-то в облаках, после «здрасьте» только мыча что-то невразумительное на вопросы, обращенные к ней. Это еще удача, кстати, иногда Танни, когда не в настроении, и вовсе может игнорировать заданные ей вопросы.

Штрудель ее не впечатлил, поэтому она одной рукой, криво держа вилочку, уже весь его перековыряла.

— Клад ищешь? — пошутила я.

— Вишню выковыриваю. Нефтяных шельфов тут не предвидится…

— Что, такой кривой палец? — хмыкнула я, и Танни вслед за мной.

Николас, естественно, ничего не понял, но спрашивать не стал. Это выглядело бы глупо, и он сам это понимал. Что бы я там не думала о его поведении, глупым назвать его у меня бы не получилось, потому что он глупым не был.

И тут он отмочил номер.

— У тебя такая красивая рука… — стараясь казаться загадочно-сексуальным, сказал он. Комплименты — беспроигрышный путь к сердцу девушки. Если, конечно, вы внешне гне орк из темного Мордора.

— Рука и рука, — ответила Танни, глядя вообще в другую сторону. Она всегда так на комплименты реагирует. Никак. Как будто ей не комплимент сказали, а «хорошая нынче погода, господа, не правда ли?» Мне часто говорят комплименты, и каждый раз, даже если парень паршивенький, на душе все равно теплеет.

— Никогда не встречал такой маленькой руки, — он положил ладонь на ручонку Танни. Только тогда она и включилась в происходящее перед ней. К глазам вернулась осмысленность, под которой промелькнуло раздражение.

Танни с таким интересом взирала на руку Николаса на своей руке, как будто никогда в жизни ничего более удивительного не видела.

— Это что? — спросил она.

— В каком смысле? — поднапрягся Николас. Он-то, наверное, думал, что его прикосновение сводит с ума, да со многими девушками так и было. Есть категория парней, от которых словно пахнет мужественностью и сексуальностью, наверное, это феромоны, и когда их кожа касается твоей, пробегают предательские мурашки. Но это не про Танни точно. Из ее обычно теплых глаз исчез свет и появился металлический отблеск. Злится, поняла я.

Я внутренне смеялась, наблюдая за этим, уж слишком хорошо мне знакомо вот такое выражение лица у Танни. Оно не предвещает ничего хорошего. Чтобы не засмеяться, я поднесла чашечку с уже остывшим чаем к губам.

— В прямом, — Танни свободной рукой в воздухе начертила прямую линию.

— Рука, — тупо ответил Николас.

— Позволь поинтересоваться, — весьма вежливо начала Танни, впрочем, тут же сбившись на хамство, — какого черта твоя рука делает на моей? Стол большой, — это она загнула, столик был кофейный, но места для ладоней Николаса там точно было предостаточно.

— Ты мне нравишься, я тебе тоже не противен, вот я и решил положить свою руку на твою, — терпеливо разъяснил он.

У Танни брови взлетели вверх.

— Со вторым утверждением я категорически не согласна.

— Противен? — у него рот буквой «о» стал. Да уж, небось, такое впервые в жизни слышит.

— Нет, не так. У тебя не имеется никаких доказательств или фактов, чтобы считать что-то там о моем отношении к твоей персоне. Поэтому убери руку и больше без моего согласия на части моего тела ее не водружай!

Николас медленно убрал руку. Я снова чуть не засмеялась, просто прямо видно было, как кипит у него мозг, пытаясь решить, что это такое — новый вид кокетства или его и правда отшивают?

— Побыстрее, — глядя исподлобья, сказала Танни. Я даже удивилась, настолько злобным стал ее взгляд, вылитый гремлин.

— Да, — он убрал руку под стол и там стиснул свое колено.

— Я пошла, — Танни вскочила.

— Я… — начал было Николас. Ну да, он без боя не сдается.

— Не смей ходить за мной! — она наставила палец в сторону Николаса, будто его расстреливая, и быстро бросила деньги на столик.

— Покедова, — махнула я ей, но эта фурия унеслась без «до свидания».

— Я ее боюсь, — сказал мне Николас, вытаскивая сигарету.

— Ты бросил, — заметила я.

— Да, — он покрутил ее в пальцах, потом понюхал и со вздохом отложил, — просто… Меня Танни нервирует.

— Так не общайся с ней, — я пожала плечами. Что может быть проще? Это от назойливого поклонника бывает сложно отделаться, а если этот назойливый ты сам… То весьма не трудно прекратить.

— Думаешь, я ей нравлюсь? — о боже, ну вот опять, почему он такой дурак? Разве только что не было и так все понятно?

— Уверена, что нет, — честно ответила я, но Николас недоверчиво покосился на меня. Ну естественно, он так отступать не привык. И, небось, воображает, что я это только из ревности говорю. И хорошо, я посмеюсь, наблюдая за этой битвой носорогов.

— Ну нет уж, я так просто сдаваться не умею, падет и этот бастион, — вполне ожидаемо ответил он.

— Ага, жди, — хмыкнула я.

— Она что, такая неприступная?

— Не знаю точно, — я что, в ее постели сплю, чтобы знать, что там Танни творила? — но одно про Танни мне известно — если ты ей не понравился сразу, то шансов ноль. Люди ей либо нравятся, либо нет.

— Любую можно завоевать, главное, правильно выбрать тактику, — уверенно сказал Николас. Фу, какой он все-таки напыщенный, как я могла с ним спать? Думаю, он всегда убеждался в правдивости этого постулата. Но не в этот раз.

— Мой тебе дружеский совет — лучше даже не начинай. Потратишь силы и время, толку не будет, — искренне произнесла я.

— А если будет?

— Твой выбор, но я знаю, что не будет.

Собственно, мои слова оказались пророческими, Николас еще долго не унимался, но безрезультатно. Впрочем, я за этой историей без особого интереса наблюдала, первые месяцы обучения — то еще удовольствие. Знаю только, что они впоследствии умудрились с Танни остаться друзьями, хотя я лично слышала, как она его послала. Матом, что означает, что он ее окончательно достал, обычно Танни хамит завуалированно. Ни от кого другого он бы этого не стерпел, но почему-то стерпел от Танни. Может, не все так просто было в его отношении к ней? Без понятия. Но то, что многие западали на голос Танни — это точно.

— Слушай, а почему ты не пойдешь учиться петь? — поинтересовалась я как-то у Танни. Мы стояли у окна, она что-то мурлыкала, и даже в этом мурлыкании было нечто, заставлявшее людей прислушиваться. Парни рядом у подоконника становились все ближе и ближе к нам. Уже поглядывали на нее определенно с целью заговорить, нужен был только один ответный взгляд. Но Танни не обращала внимания.

— Потому что я уже умею петь.

— Я имела в виду — делать это профессионально.

Танни задумчиво потрогала стекло.

— Бенедикт, ты что, думаешь, если у меня будет диплом певицы я стану петь лучше?

— Нет, — честно сказала я, Танни поет великолепно, главное, что есть в ее пении — голос, который хочется слушать и слушать, стоит ему остановиться, как хочется просить «продолжай, продолжай, пожалуйста!» — зато тебя научат петь оперу. «Фигаро тут! Фигаро там! Фигаро здееееееесь!» — заголосила я, и Танни захлебнулась смехом, вышло у меня довольно фальшиво, и, как любое фальшивое пение, громко. Парни рядом неуверенно засмеялись, и я им подмигнула.

— Нет уж, не надо мне такого.

— А что? Раздобреешь на тридцать кило и станешь такая Монсерратушка Кобальешка!

— Ха-ха-ха! — покатилась Танни, — научиться петь оперу, чтобы заделаться толстухой? Пожалуй, я пас!

— Ну смотри… А препод там весьма и весьма!

— Откуда знаешь?

— Мне его Дария показала.

Мне показалось, что у Танни как-то многозначительно блеснули глаза, но она ничего не сказала.

— Девушки, — таки решили парни подкатить, уже нацепляя на лица маску приятности и общительности.

— Нет, спасибо, — решительно отбрила Танни, цапнула сложенные папки и умелась прочь.

— Не судьба, — я пожала плечами и отправилась за ней следом, лопатками чувствуя их разочарование.

Глава 3.

Я всегда его любила. С самого первого дня, как я увидела Ина, небрежно, крайне расслабленно привалившегося к стене и прижавшего к груди кучу папок, его голова была откинута назад так, что затылок был прижат к стене…С того мгновения я любила его, и это чувство так никогда и не прошло. И оно не изменилось, хотя сама я с годами менялась, и, мне кажется, росла над собой… Я росла. Я менялась. Личность становилась где-то мягче, где-то сильнее, где-то менее гибкой. Но не менялась моя любовь к Ину. Как будто она была моим личным абсолютом.

Я увидела его, и меня словно кто-то ударил, дыхание перехватило, стало не хватать воздуха, как будто из него исчез кислород, я схватилась обеими руками за горло, потому что стало казаться, что меня кто-то душит. Я так и застыла посреди коридора. Хорошо, что я шла одна, все мои однокурсники уже были в аудитории, я опаздывала и поэтому была в одиночестве, а то в этот момент со стороны я, наверное, смотрелась достаточно глупо. Стоит такая девица посреди коридора и пытается выровнять дыхание, которое у нее пропало на пустом месте, ни с того ни с сего. Лицо, наверное, тоже выглядит по-дурацки. Возможно, увидь меня кто-то, решил бы, что у меня сердечный приступ. Так и было, если честно… У моего сердца случился обморок, потому что оно влюбилось. Раз и навсегда. Бесповоротно.

Я хлопала ресницами, впервые всерьез пожалев, что они накрашены, и я не могу от души потереть кулаком глаза, и пыталась дышать нормально, получалось плохо. Разве так бывает? Разве можно просто влюбиться в кого-то, кто совсем не знаком? Чужой, посторонний человек вдруг стал очень необходим, хотя еще и слова не произнес. Что это со мной творится?

Ин смотрел в потолок, о чем-то размышляя. На нем было темно-синее поло, застегнутое до самого верха, открывавшее загорелые мускулистые руки с выгоревшими на солнце волосками, запястья у него были очень широкими, как будто он занимался спортом с самого детства, ну или занимался физическим трудом, светлые потрепанные джинсы на широком ремне с железными черепами, весьма обтягивающие, и я поймала себя на том, что мой взгляд приковывает его промежность, я прямо неприлично пялюсь на ЭТО его место. И думаю черти о чем. Я отвела взгляд. Ноги у него были невероятной длины. Он был шикарен, как расслабленный леопард, который лежит, такой роскошный, расслабленный, но видно, какой он сильный и мощный, и как быстро он может настигнуть свою жертву. Стоит только захотеть.

Я человек решительный, несмотря на сладенькую внешность, не любящий рассусоливать и раздумывать, и сейчас я решила, что он будет моим, я не пожалею усилий, чтобы заполучить его. Надо быстро брать быка за рога, не тянуть, чтобы потом всю жизнь не жалеть, что я не пошла на приступ. Делать, а потом думать — дурной принцип, но сейчас стал действовать именно он.

— Привет, — приблизилась я к нему и очаровательно улыбнулась. Когда я улыбаюсь до ушей, на щеках появляются ямочки.

Ин опустил взгляд на меня, не меняя позы. Я рассчитывала сразу впечатлить его своей внешностью, на мне в тот день было тонкое трикотажное платье, нежно-розового цвета, подходившего к оттенку моей кожи, почти ничего не скрывавшее, очень короткое, с глубоким вырезом, но при всей своей открытости ни капли не вульгарное, я к нему надела классические туфли. Я люблю короткие юбки, потому что ноги — мой главный козырь, они всегда нравятся парням.

Но не вышло, Ин смотрел прямо мне в глаза, его взгляд не заскользил по моей фигуре, оценивая ее, как я рассчитывала.

— Привет, — ответил он. Взгляд был такой спокойно-безмятежный, никаких изменений, никакой заинтересованности, кто я, чего мне надо… Удивительно спокойствие.

Ладно, наскоком потрясти его не вышло, предпримем долгую осаду. Я любые силы пущу в ход. Лишь бы своего добиться.

— Не подскажешь, где триста девятнадцатая аудитория? — поинтересовалась я. Это беспроигрышный вариант для знакомства, все всегда пускаются в объяснения.

— По коридору направо, потом еще раз направо, — ожидаемо начал объяснять Ин. Он поднял руку, чтобы указать направление, и я, как завороженная, уставилась на выступавшую вену у его запястья.

— Меня зовут Бенедикт, — представилась я, беря себя в руки и дослушав совершенно не нужный мне рассказ о маршруте в аудиторию. Мне вообще было сложно его слушать, меня сбивали с мыслей эти голубые глаза, такие красивые и такие теплые. Добрые. Могут ли глаза быть такими добрыми?

— Я Ин, — представился он.

— Я учусь на лингвиста, — сказала я.

— А я на историка.

Больше всего мне хотелось спросить, есть ли у него девушка, но этого делать я, естественно, не стала. Про себя я решила, что отобью Ина у любой девушки, что бы мне ни пришлось для этого сделать. Первый раз со мной такое — оглушительное чувство с первого взгляда. Обычно это я принимаю любовь и ухаживания.

— Ты любишь историю? — что я несу? — Глупый вопрос, конечно, любишь, раз учишься на историческом, — заметила я, пытаясь исправить оплошность. Не хватало еще, чтобы он меня сразу же идиоткой посчитал.

— Логично, — мягко улыбнулся Ин. У него было очень мужественное лицо, но мягкая-мягкая улыбка. Жесткая линия челюсти и округлый подбородок. Прямой нос, румянец на щеках…

— Мне это тоже кажется интересным — ну там всякие события давно минувших дней, последствия этих событий, войны… — как назло, ничего мало-мальски умного в голову не приходило. Я не такая уж сообразительная, а в критической ситуации и вовсе тупею на глазах.

Мельком глянув на часы, я поняла, что на лекцию опоздала, правда я и не собиралась на нее с той секунды, как увидела Ина. Удачно было то, что и он, похоже, никуда не спешил.

— Может, спустимся в кафе, выпьем кофе, поболтаем, пообщаемся? — предложила я. Пусть это похоже на навязывание, пусть, я пойду напролом.

— Давай, — Ин оторвался от стены, и я окончательно утвердилась в том, что это мужчина моей мечты, увидев его рост. Я достаточно высокая для девушки, это моя беда, мой рост метр семьдесят пять. И если я на каблуках, то многие мужчины нормального роста, метр восемьдесят, оказываются на одном уровне со мной, а я люблю ходить на каблуках. Ин был по меньшей мере на голову выше меня.

Мы долго просидели в кафе, ни на одну лекцию в тот день я не попала, да мне было все равно. Это было неописуемое счастье — сидеть рядом с Ином, смотреть в его глаза, менявшие оттенок голубого со светлого на темный, слушать его глубокий голос. Мы болтали о всяких глупостях, как и все люди, только что познакомившиеся, о преподах, универе, о своей жизни, планах на будущее, музыке и книгах. Ин тоже не был приезжим, это был его родной город, поступил он сюда сразу же после школы. Но он не попросил мой телефон, поэтому я взяла телефон у него сама, и свой написала на листочке. Я обязательно добьюсь взаимности, и весьма кстати выяснилось, что Ин свободен, у него на данный момент не было постоянной девушки, я не преминула это выяснить.

— Так трудно найти постоянную любовь, когда учишься в университете… — начала я забрасывать удочку. Пусть заглотит наживку, тогда начну подсекать. Я похлопала ресницами, чтобы выглядеть понаивней.

— Не знаю, я как-то не задумывался об этом. — сказал Ин без особого интереса. На него моя игра ресницами не оказала никакого воздействия. Он вообще вел себя очень спокойно — как если бы я была парнем. Не задерживался взглядом на губах, не заглядывал в вырез платья, не пытался сесть ближе или дальше… Ничего. И меня это еще больше распаляло. Я его хотела. Если бы он хотел, он бы смог это заметить — я вдыхала так, что у меня груди поднималась и опадала весьма заметно.

— Это потому, что ты не наблюдателен. А мне, как человеку бывалому, — я усмехнулась, приглашая Ина улыбнуться моей шутке, — можешь поверить.

— Ладно, поверю тебе на слово, — согласился Ин.

— Люди так часто начинают встречаться, а много ли пар заканчивают универ все еще парой?

— Мало? — предположил Ин.

— Вот именно. Мало. А у тебя есть постоянная девушка?

— Странное определение, — уклонился он.

— Постоянная — это отношения с которой ты расцениваешь как серьезные, с которой подумываешь в будущем создать семью, — с научным видом сказала я. Еще и указательный палец к потолку воздела, как делает одна наша преподша. Ин прыснул.

— Тогда нет пока.

Ага, ура! Да даже если бы и была, я бы все равно его получила, думалось мне тогда. У меня длиннющие ноги, копна светлых волос, своих, не крашенных, большие голубые глаза, большая грудь, круглая попа, и красивое лицо, всем своим женским арсеналом я отлично умею пользоваться, кто сможет передо мной устоять?

Не знала я, что на моем пути встанет Танни, человек, кардинально отличающийся от всех, кого я когда-либо встречала. Чтобы победить в битве, нужно понять своего врага, понять мотивы его поступков, тогда можно просчитать его поведение и вычислить, как с ним бороться, я же Танни никогда не понимала, она было для меня как черное болото, никогда не знаешь, что же там подо всей этой трясиной, что таится там, что происходит. Она никогда ничего не рассказывала, ничем не делилась, была невероятно закрытой. И поэтому шансов победить в схватке с ней у меня не было. Я ведь не очень умная, я всегда отдавала себе в этом отчет. Естественно «милой дурочкой» или просто дурой меня не назовешь, но подлинной силы интеллекта у меня не имеется. Я всегда была уверена, что это и не требуется мужчинам, и всегда оказывалась права, когда они предпочитали красавиц умным дурнушкам. Я могла отбить парня у любой, что не раз и проделывала. Правда, Танни никак нельзя было назвать дурнушкой, хотя к красавицам она не относилась. Она была милой и симпатичной, не более того. Это если брать только внешность. Зато у нее были потрясающие глаза, глубокие, искристые, они менялись, перетекали, как жидкая ртуть, манили и зачаровывали, я не раз попадала под их гипнотическое влияние, когда спускала Танни гадости, которые она говорила в мой адрес. Лишь потом я удивлялась, ну чего я промолчала, почему не ответила? Но мы не ссорились, мы были подругами, и я искренне ее любила. До Ина.

Хм, «нет пока», мне понравилось это «пока». Потому что я метила в ту самую, кто сменит это «нет» на «есть».

Мы некоторое время поговорили про преподавателей, некоторые предметы у нас совпадали — мы, лингвисты, тоже изучали историю разных стран.

— Наверное, у нас совместные лекции бывают часто… — задумчиво сказала я, гадая, как же это я до сих пор умудрилась такого красавца не замечать?

У Ина на запястье был широкий кожаный браслет с клепками.

— Ты на первой парте сидишь и все записываешь? — подмигнул мне он.

— Я не отличница, если ты на это намекаешь, — подмигнула и я ему в ответ.

— Ладно, мне пора, — сказал Ин, вытаскивая из кармана джинс (ему для этого пришлось откинуться назад — как я уже заметила, джинсы были узкими, а руки у Ина, несмотря на длинные пальцы, достаточно большими, и в карман залезть было сложно) номерок.

— Чего у тебя там в гардеробе хранится-то в такую погоду? — удивилась я.

На улице теплынь, можно в одной футболке ходить. Неужто Ин мерзля и носит ветровку?

— Шлем, — сказал он.

— Шлем? — недоумевающе уставилась я на него.

— Ну да. Раньше я его с собой носил, но он чертовски много места занимает что на лавке что на парте. Проще сдавать его в гардероб — там есть ячейки для вещей.

— А шлем тебе зачем? Ты ездишь на мотороллере?

Ин расхохотался так громко, что из-за соседнего стола на нас с интересом посмотрели две девушки. Смех у него был такой… С хрипотцой, многообещающий.

— Что? — улыбаясь, спросила я.

— Ничего, — Ин наконец прекратил ухохатываться, — пойдем, посмотришь на мой мотороллер?

— Пойдем! — радостно согласилась я.

Может, он мне еще что-нибудь предложит? Сколько бы я не пыталась себе говорить, что девушка не должна быть доступной, рядом с Ином я теряла голову. Позови он меня сейчас к себе домой, я бы согласилась без раздумий и сомнений. Я хочу его, хочу!

В гардеробе Ин получился на руки наикрутецкий шлем.

— Огогошеньки! — восхитилась я его расцветке. Он был алым и на нем были языки пламени.

— Нравится? — Ин был доволен.

— Еще как! — искренне призналась я. И шлем мне нравится, и Ин…

Еще Ину с шлемом выдали крутые перчатки без пальцев, и я стала догадываться, что мои мысли про мотороллер были неоправданными… Разве может такой парень, как Ин, ездить на транспорте, на котором нам пиццу домой привозят, когда Танни ее заказывает? Смешной такой маленький мотороллерчик, на нем бы такой мелочи, как Танни ездить, а Ин такой высокий…

И вот он привел меня к…

— Это же мотоцикл! — воскликнула я.

Ин фыркнул, весьма довольный собой.

— Он самый. А представляешь, как нелепо бы я смотрелся на мотороллере с моим ростом? — Ин присел на корточки так, чтобы ноги согнутые в коленях были возле ушей, — вот так бы сидел на этой игрушечке!

— Да, я как-то не подумала, что он тебе был бы не по габаритам, — улыбнулась я, — слушай, ну теперь понятно, почему у тебя шлем такой расцветки!

— Да, я заказывал индивидуальную покраску для байка, а потом и шлема, чтобы они друг другу соответствовали.

Я всегда до ужаса боялась мотоциклов и мотоциклистов. Мне казалось, что они опасные самоубийцы, совсем не ценящие жизнь ни свою, ни своих родных — ведь именно тем придется их хоронить и рыдать на похоронах. Но сейчас, ровно в одну секунду, я свое мнение изменила. Если Ин ездит на мотоцикле, значит, мотоцикл отличная вещь!

— Я не предлагаю тебя прокатить, — сказал Ин, — у меня всего один шлем сегодня, и ты не одета для… — он смущенно покосился на мое коротенькое платье, — вряд ли у тебя получится сесть на байк без того, чтобы нам вслед кричали восхищения все проходящие парни…

— Думаешь, будут восхищаться? — напросилась я на комплимент.

— Не сомневаюсь! — ожидаемо его я получила. Я красива, и знаю это, и неуверенности в себе у меня нет.

— А давай тогда я завтра оденусь как скажешь, и ты меня прокатишь?

— Давай, — легко согласился Ин, — лучше в джинсы, и чтобы были удобными.

— А они неудобными бывают? — попыталась я припомнить, а есть ли у меня в шкафу джинсы. Поучалось, что остались те, что я еще в выпускном классе школы носила. Влезу я в них сейчас, интересно?

— Бывают. Моя подруга однажды купила такие, что застегивать можно было только лежа, тщательно втянув живот, а сидеть почти невозможно — такие узкие.

Подруга? Я похолодела. Но потом быстро успокоилась — я же не думала, что у такого парня, как Ин, девушек не было никогда? А что сейчас нет он сам сказал.

— Завтра выходной, мы не учимся… — задумчиво сказала я.

— Говори, где живешь, я туда подкачу.

— Отлично! — я назвала адрес, — давай там на улице, — я произнесла название, — во сколько тебе удобно?

— Так, сейчас, — Ин вытащил из заднего кармана микро блокнот, выглядевший в его пальцах игрушечным, отобранным у куклы, — меня в двенадцать дело… Но ненадолго. Если тебе удобно, давай в три?

— Давай!

Он сам, сам предложил за мной приехать! Наверное, это начало чего-то? Я то ликовала, то переходила к сомнениям. Уж очень спокойно смотрел на меня Ин, он не изучал меня глазами. Я была адекватной, и точно могла признаться себе — он смотрел на меня бы точно так же, будь я мужского пола. Врать себе я не люблю.

Я быстро прибежала домой и лихорадочно выгребала все из шкафа. На полу уже валялась куча одежды, но нужное я так и не нашла.

В комнату вошла, поедая помидор Танни. У нее в руке было блюдечко, на котором лежал нарезанный колечками овощ.

— Хочешь? — спросила она, потягивая мне блюдечко.

— Давай, — я тяжело выдохнула, подцепила помидор и отправила его в рот.

— Интересно у тебя тут, Эвересты маек, Аконкагуы юбок, Пунчак-Джаи платьев…

— Это горы? — кроме Эвереста, остальные названия мне не были знакомы.

— Да. Во что ты играешь? «Снимите это немедленно»?

— Джинсы ищу, — призналась я.

— Погоди, то есть у тебя три тонны тряпья, — Танни обвела рукой с блюдцем мое барахло, — и при этом нет джинс?

— Получается нет, — разочарованно заметила я, — Были одни когда-то, в школе в последнем классе я их носила… Но, похоже, при переезде я их решила с собой не брать.

Танни залилась смехом, усаживаясь на пол рядом со мной.

— Вот ты даешь! Это просто квинтэссенция девочковости — гардероб тряпок, но без джинсов!

— Ну вот так вышло… А мне позарез нужны именно джинсы.

— Хочешь мои?

Представив, как я буду смотреться в ее штанах, я тем не менее сдержала улыбку.

— Давай, — согласилась я, уже зная, что будет.

Так и вышло. Танни мне предложила три пары джинс — одни серые, с потертостями — у меня они закончились, не доходя до лодыжек. Вторые, красного цвета, были широкими, и на талии Танни держались только благодаря широкому ремню, но я так одеться не могла — с таким ремнем сидеть на мотоцикле я не смогу, он мне все пузо перетянет, кожа потом будет в багровых полосках, третьи были отвратительного оттенка коричневого и с дырками.

— Ха-ха-ха, — покатывалась Танни, глядя на меня, дырки, которые должны быть на коленях, мне приходились выше, и выглядела я так, словно меня псы драли, плоть кусками торчала из штанин, — не могу, потеха!

— Потеха, точно, — согласилась я, осматривая это безобразие, — слушай, пошли со мной в магаз?

— Пошли, тем более помидор закончился.

— Только в твоем блюдце! — подколола я, — там на кухне ларь помидоров!

— Ладно уж, пожертвую вечером в обществе помидоров ради подбора тебе джинс, тем более, и мне бы новые не помешали.

— Это точно, — огласилась я, глядя на те, что на Танни.

— Но-но-но! Без намеков! — помахала она пальцем у меня перед носом.

— Как скажешь!

Мы выбрали мне джинсы с большим количеством эластана, поэтому они отлично тянулись, при этом аппетитно обтягивая фигуру.

— Красиво, — признала Танни, глядя на меня сзади, — у тебя отличный попец, — она ткнула пальцем в мою филейную часть.

— Спасибо, — Танни почти никогда не делала комплиментов, поэтому было вдвойне приятно слышать от нее похвалу, потому что мне завтра нужно было произвести неизгладимое впечатление на Ина. А раз уж даже Танни хвалит мой прикид… Значит, успех мне обеспечен!

Всю ночь мне снились мутные сны про секс. Мутные — потому что, хотя в них и был Ин, проснувшись, я не могла толком ничего вспомнить, хотя, памятуя недавно рассказанное Танни про то, как она читала статью о психологии сновидений, что, если хочешь сохранить память о приснившемся, нужно запоминать и прокручивать сон сразу после пробуждения — через пару минут уже забудешь. Но у меня не вышло запомнить все равно.

Наверное, любая другая девушка на месте Танни, увидев, как я все утро мою голову, укладываю волосы, тщательней обычного крашусь (надо было так, чтобы я была сногсшибательна, но лицо при этом выглядело бы так, словно на нем никакой косметики нет, и если бы Ин оказался ко мне впритык, кожа не выглядела бы как стена под штукатуркой), примеряю и снимаю бижутерию и майки, кручусь в новом комплекте нижнего белья у зеркала, выискивая в себе малейшие недостатки (да-да, вчера во время похода за джинсами я и белье прикупила — красное, с мягким кружевом, мягкая чашка, абсолютно прозрачная, и к ней трусики), спросила бы меня, зачем я так прихорашиваюсь. Ева бы точно так сделала, а потом еще и поучаствовала бы в деле помощи мне стать неотразимой. Но не Танни. Она сидела на диване с огромным томом «Фразеологизмы» на коленях, пила кофе, подливая его из термоса в гигантскую чашку, и полностью игнорировала происходящее. Я к ней не приставала с вопросами вроде «А какая помада лучше к этим румянам?», зная, что Танни не любит такие вопросы, от нее нормального ответа на них не дождаться. И все же, поразительное не любопытство для женского пола!

В назначенное время я выскочила из подъезда (будь это другой парень, я бы опоздала минут на десять, чтобы ему еще приятней было меня видеть, но с Ином я так сделать не могла — я, честно признаться, не была уверена, что он меня будет ждать, да и вообще, мне хотелось произвести хорошее впечатление во всем), выглядящая так, что сосед, сидящий на заборчике, который ограждал клумбу в наше дворе, раскрыл рот и выронил из руки банку колы, хотя до этого на меня внимания не обращал никогда. Я и сама была собой довольна до крайности — волосы я уложила так, что половина их была зачесана слева направо, что придавало мне сексуально-игривый вид, в левое ухо вдела серьгу в виде разряда молнии (как раз к моим рокерским джинсам смотрелась круто), на мне было боди, чтобы при езде сзади из джинс ничего не торчало, боди называлось «Вторая кожа», и выглядело именно так, оно было того же цвета, что и бюстгальтер под ним, а поскольку бюстгальтер был мягким, соски задорно торчали. В последний момент, решив, что это перебор, я накинула на боди джинсовую жилетку без рукавов, и оказалось, что выгляжу я в ней еще лучше, чем без нее. На ногах у меня были кеды, и это единственное, что меня смущало, потому что насколько я бы сексуальнее смотрелась на каблуках! Но я собиралась ездить на мотоцикле, там каблуки были бы не к месту.

Я, стараясь не ускорять шаг, направилась к месту встречи. Ин уже был там, он очень забавно выглядел — облокотившийся попой на свой мощный мотоцикл и читающий…. Газету.

— Что это у тебя? — вместо «привет» удивленно кивнула я на газетенку.

— Я должен быть в курсе всех событий в мире! — пояснил Ин.

Сегодня на нем была черная майка-лапша, на шее бандана с черными розами и кинжалом, на ногах серые джинсы и высокие ботинки. Я думала, он скажет мне что-нибудь про внешность, я даже игриво улыбнулась, но Ин, совершенно нейтрально улыбнувшись мне в ответ, сложил свою газету и швырнул ее в урну.

— Вас, историков, обязывают их читать? — предположила я. Когда я последний раз видела кого-то, кроме дедусек возле подъезда, читающих газеты? Я и в кафе народ обычно с планшетами только вижу…

— Вовсе нет… Просто мне интересно, — пожал плечами Ин, — ну что, готова?

— Да! Но я честно предупреждаю — я буду в первый раз кататься на мотоцикле, поэтому предупреждай, что делать, за что держаться, чего делать нельзя…

— Держись за меня, — Ин, сев на мотоцикл, показал на свой торс, — я буду аккуратно ехать, потому что мотокуртка у меня только одна, да я ее еще и не взял. Так что волноваться не о чем — все будет окей!

— Я не буду, — мне хотелось сказать что-то вроде «с тобой я чувствую себя в безопасности» или «когда я рядом с тобой мне не о чем волноваться», но почему-то я не могла. Ин смотрел на меня совершенно спокойно, он не изучал мой прикид, он не пялился на мою грудь, как некоторые парни, проходившие мимо, он вел себя… Черт побери, да, да, он вел себя совершенно нейтрально! И это его поведение не давало мне повода кокетничать и заигрывать, как будто он держит меня на расстоянии вытянутой руки, но я не могу ее оттолкнуть и приблизится.

Ин протянул мне шлем, простого черного цвета.

— А твой красивее, — заметила я.

— Да, но он у меня только один. Второй универсальный, на любой случай. Хочешь, надевай мой, — Ин протянул мне свой полыхающий шлем.

— Да нет, мне все равно… — я нацепила шлем, но так и застыла с шнурками, — а что с этим делать?

Ин наклонился ко мне, фиксируя застежку шлема. Его лицо было вплотную к моему шлему, и мне казалось, что сейчас у меня стекло изнутри запотеет. Но Ин не провел вплотную ко мне ни одной лишней секунды, только то время, что было нужно для застегивания, он смотрел только на крепежи, он ни разу не взглянул на мои губы.

Наверное, Ин считал меня трусихой, потому что ехали мы не очень быстро. То есть я частенько видела, на какой скорости носятся по дорогам мотоциклисты, а мы ехали вполне прилично, как дедусь с бабусей.

— Ну как? — притормозив, спросил Ин.

— Шикарно! — ответила я.

Но шикарно было вовсе не ехать на мотоцикле. Держась за живот Ина, я чувствовала, как при поворотах на нем мускулы перекатываются, у меня сбивалось дыхание от желания. Я, наверное, там уже вся мокрая была, потому что я его постоянно хотела. И что-то мне не давало посильней прижаться к спине Ина грудью, чтобы он ощутил, что на мне почти нет одежды, кроме капроновой тряпочки и хлопка боди, чтобы он ощутил, как напряжены соски… Что со мной? Я хочу этого, и в то же время сама робею.

Мы здорово покатались, через некоторое время Ин притормозил у парка, хотя мне казалось, я всю вечность могу просидеть на мотоцикле, держась за его тело.

— Хочешь пить? — спросил он, кивая на ларек с напитками.

— Да.

— Тогда слезай, я припаркую байк и попьем в парке чего-нибудь, погода замечательная.

Я сняла шлем (я запомнила, что и как делал Ин, поэтому у меня самой получилось. Я предпочла бы его пальцы, но опять не решилась попросить), и направилась к лавочке, пока Ин отгонял байк.

— Что будешь? — спросил он.

— Холодный чай, если есть, — с сомнением протянула я.

Я почти никогда не пью газировку.

— Окей.

Ин принёс фанту себе и зеленый чай в бутылке мне. Дрянь первостатейная, но что ждать от напитка из пластика?

И вот мы сидели и болтали. И иногда молчали. Мимо ходили люди, иногда пары (теперь я их особенно замечала, хотя раньше не фиксировала именно пары — какая разница, кто идет мимо?), Ин сидел, вытянув свои длиннющие ноги, сползя на лавке, и на свой плоский мускулистый живот поставив свою банку с фантой… А я понимала, что ничего не вышло. Что не нравлюсь я ему, как девушка. Не то, чтобы я была супер психологом и так много понимала в людях… Просто если парень, говоря с тобой, смотрит вперед, а не на тебя, не пытается сесть поближе, никак не реагирует, когда ты откидываешь волосы и пальцами проводишь по шее вниз, к линии декольте… Все понятно. Мимо проходящие парни постоянно пялились на меня, некоторые замедляли шаг и оглядывались, будь я одна, уже бы прискакали знакомится… Так что мужское внимание не так сложно определить. И этого мужского внимания от Ина я не дождалась. Настроение все портилось и портилось, и я даже первой предложила поехать домой.

— Отлично потусили, — на прощание сказал Ин, улыбаясь мне.

Я дернулась, вдруг захотев поцеловать его в щеку, но Ин уже отвернулся, поправляя задравшуюся штанину.

— Пока, — растерянно сказал я.

— Пока, Бенедикт! — Ин, улыбнувшись, махнул мне рукой и так стартанул, что у меня в ушах зазвенело.

Никаких «дай телефон», «можно к тебе на чашечку кофе», «давай завра еще погуляем», «надо повторить»… Черт, все понятно.

Я зашла в тихую квартиру. Танни дома не было, я уселась на кухне, подогнув под себя ноги, налила себе ромашкового чая, чтобы успокоиться, и предалась меланхолии. В окно ярко и весело светило солнце, постепенно клонясь к закату, а мне было грустно.

Вот так я и познакомилась с любовью всей моей жизни. С тем, кому я не нравилась. С тем самым, редким экземпляром парня, для которого внешность была не главной в девчонке, хотя я всегда думала, что так не бывает. Ну или я совершенно не соответствовала его представлениям о женской красоте…

Почти ночью прискакала счастливая Танни и долго веселила меня рассказами о том, как сегодня она с Николасом ходила в зоопарк, и сколько всего интересного они там увидели. И я, несмотря на отвратительное настроение, хохотала. Чего у Танни не отнять, так это умения заражать всех окружающих своим позитивом.

Я не была парнем, поэтому толком понять причину популярности Танни у противоположного пола мне было не уловить. Танни очень милая, она как котенок, маленькая, симпатичная, у нее, несмотря на субтильность и низкий рост, пропорциональная фигура, нормальной длины ноги и есть грудь. Только как это разглядеть под теми невообразимым шмотками, которые она на себя напяливала?

— Танни, почему у тебя все вещи настолько велики? — спросила я.

— Да? — она оглядела себя в зеркале. Брюки еще куда ни шло, но кофта! У Танни, наверное, тридцать восьмой, если не тридцать шестой, а в кофте весь сорок четвертый.

— Да.

— Знаешь, я ведь не люблю одежду.

— Как папуасы? Хочешь в набедренной повязке и бусах ходить? — я потрясла бедрами.

— Было бы неплохо! — засмеялась Танни, и тут же изобразила ритуальную пляску с копьем вокруг костра, весьма убедительно им потрясая.

— Ну так, ответишь? — отсмеявшись, призвала ее к ответу я.

— Сама знаешь — я в школе была толстой.

Это правда, Танни до десятого класса весила килограмм семьдесят. При ее росте, сильно не дотягивающем до метра шестидесяти, это было очень много, учитывая, что у нее очень тонкие кости, малюсенькие ручки и ножки, тонкие запястья и лодыжки. А потом она внезапно, за одно лето, похудела и стала такой как сейчас. Наверное, возраст пришел, организм перестроился, и теперь Танни будет всегда стройной. Во всяком случае, я видела, что жрет она как захочет и когда захочет, а значит ее субтильность не результат силы воли и отказа от всего вредного, жиро наращиваемого. Правда, она могла и весь день есть только помидоры, или вовсе ничего не есть, попивая кофе… Всякое бывало.

— Но теперь-то ты гном!

— А шмотье новое лень покупать, — она вяло пожала плечами.

— Танни… — я укоризненно покачала головой. Я могла бы ей долго рассказывать, как должна выглядеть девушка, что ей нужно быть красивой и ухоженной, и одежда играет для этого немаловажную роль… Но это было бы все равно что лить воду в песок.

— Я обычно прихожу в магаз, беру, на что глаз упал, и не меряю, ненавижу примерочные с этим блеклым светом, в котором себе сгнившим трупаком кажешься, и не верится, что эти круги под глазами — твои собственные. Мне там стоять противно, и смотреть на себя в этих примерочных противно, так что этот момент я просто пропускаю и топаю сразу на кассу. Так что вот… — Танни невозмутимо пожала плечами.

— А тебе не приходило в голову запомнить, что теперь твой размер в линейке самый маленький? XS?

— Это еще что? — недоумевающе нахмурилась она.

— Extra small.

— Ха-ха-ха, — Танни упала на диван и принялась заливаться хохотом, задрав ноги к потолку, — экстремально микроскопическая! Экстремальный клоп! Гном экстремалус! Ха-ха-ха!

Я не выдержала и тоже засмеялась.

— Отстань, Бене, плевать мне на одежду.

— Тебе не кажется, что в платьях «бэби-долл» ты была бы неотразима?

— Не буду делать вид, что знаю это. И не буду делать вид, — предостерегла она меня, видя, что я собираюсь об этом рассказать, — что мне интересно, — Танни предостерегающе помахала ладошкой.

Я вздохнула и сдалась. Наверное, дело в том, что иногда Танни у меня вызывала чувства, схожие с материнскими, мне хотелось ее опекать и проявлять о ней заботу. До той поры, пока в нее Ин не влюбился, с того мгновения я Танни перестала любить. Когда же она свалила из города, оставив вместо Ина жалкие развалины, я ее и вовсе возненавидела. Потому что она обидела того, кто был мне дороже меня самой, и я никак не смогла это предотвратить.

Учеба мне не давалась легко. Наверное, не очень-то я и умная… А может, просто страдаю отсутствием сосредоточенности. Философию, например, я ходила пересдавать в числе двоечников нашего курса. И это было особенно позорно, потому что в основном у меня были четверки.

— Что такое, Бене? — хмыкнула Дария, застав меня за огроменным томом Зенона.

— Мрак. Я все время путаюсь, кто, что и когда сказал, какой школы придерживался… Что ж они так много говорили-то! — возопила я в потолок, потрясая кулаком, — Трепались и трепались, с утра до ночи! Судя по этой томине, они даже когда ели трепались! Даже, когда в туалет ходили, и там тоже трепались! Мыслили, гады, всюду и везде! Ооо, и какая-то гадость же все это записала для потомков, чтоб ей!!! Делать нечего было что ли? — я произнесла пару ругательств.

— Хорошо, что я легко запоминаю услышанное, — не утешила Дария. Терпеть не могу таких людей — ты им рассказываешь, как тебе плохо, а они и тут найдет повод о себе любимых поговорить. Как будто ты им тут не распинаешься, как тебе погано, и они прям переломятся, если чуть-чуть тебя пожалеют. Я криво посмотрела на Дарию, и она примирительно протянула мне половинку мандарина, который чистила. Я его взяла.

— Наверное, философия вообще не мое, — обхватив свою тупую голову руками, сурово сказала я. Вот бы можно было на черепушку нажать в определенных местах, и она бы снова заварила, как положено, запоминая эти уродские даты! — я помассировала скальп пальцами, не заботясь о том, что нарушится прическа. Это лишний раз показывало в каком я раздрае.

— О, Ин ползет, — посмотрела влево Дария, — Эй, Ин! — крикнула она, подманивающее помахивая рукой.

— А ты что, его знаешь? — удивилась я. Я подружилась с Дарией на второй день учебы, правда, она была на философском, но многие предметы у нас совпадали. Она мне одолжила ручку, потом я подошла ее вернуть, мы друг другу понравились, продолжили общаться… Но с Ином ее еще ни разу не видела.

— И ты? — точно так же удивилась она.

— Да, познакомились в коридоре, — старательно скрывая свой страстный интерес к этому парню, делано равнодушно сказала я.

— Ну а я с ним в школе училась.

Засим обмен подробностями пришлось прекратить, потому что на лавку обрушился приманиваемый Ин, но я себе дала слово выспросить у Дарии смачные подробности при первой же возможности.

— Привет, красны девицы, — Ин, пахнущий чем-то приятным, как будто свежестью, заставил мое тело трепетать от его присутствия. Я всегда легко заводилась, это правда, но еще не было такого, чтобы одно только присутствие мужского тела заставляло меня цепенеть. Феромоны какие-то от него идет что ли? Я заметила, что волоски на руке приподнялись.

— И тебе здорово, добрый молодец, — отозвалась Дария, и они как-то значимо улыбнулись друг другу. Наверное, у них есть какая-то своя шутка по этому поводу… Как у многих людей, долго общающихся.

— Мучаешься? — спросил Ин, выхватывая у меня этот тяжеленный талмуд.

— Не то слово.

— А я вот люблю философию, — он быстро пролистал книгу.

— Знаешь, сегодня мне кажется, что ее любить могут только садисты, которым над студентами нравится измываться, — трагически заскулила я.

— Как наш попугай? — хихикнула Дария.

— Он у вас преподает? — оживился Ин, — «Я никогда не повторяю по два раза! Так, говорю еще раз, чтобы даже до галерки дошло — не повторяю!» — передразнил нашего препода Ин, и засмеялся.

Я залюбовалась, как солнце запуталось в его каштановых волосах, делая их золотистыми. Какой же он красивый… И зубы прекрасные, не то что у нашего препода — половина гнилых. Так, ясно, я сегодня вообще ни о чем не способна думать, кроме философа. Он отравил мой мозг. Он как очки на моей переносице, на стекле которых наклеена его мерзкая физиономия.

— Ин, поднатаскай Бенедикт, — предложила Дария.

— Требуется помощь? Я прибыл! — Ин положил руку на сердце, а у меня внутри все согрелось, Ура, сейчас я его приглашу домой, а там…

— Да, помоги мне, плиз! — я сложила руки в молитвенном жесте.

— Окей, когда пересдача?

— Ты уверен, что я завалилась? — оскорбилась я.

— Если мне память не изменяет, сейчас уже к философу прутся только те, кто не сдал.

— Ладно, сдаюсь, сдаюсь, — вздохнула я, — Завалилась.

— Давай тогда так, — Ин посмотрел на часы, — каждый день в «Магнолии», — это такое кафе со вкусными круассанами, я любила туда ходить. Хоть сама я выпечку не ем почти никогда, там чересчур много углеводов, запах свежего хлеба обожаю, — в четыре каждый день до пересдачи.

— Можем у меня, — предложила я, игнорируя поползшие вверх брови Дарии. Я быстро прикинула, как бы сплавить на это время Танни, и подумала, что так прямо ей и скажу — буду с кавалером. Танни отличная девчонка, она найдет себе занятие на это время.

— Какая разница?

— Посиделки дома не нанесут бюджету существенного удара! — пошутила я.

— Нет, это плохая идея, — серьезно сказал Ин, — дома всегда есть соблазн отвлечься на что-то, а в кафе больше сосредоточенности.

Наверное, он прав, но если учесть, что я собиралась отвлекаться именно на Ина, для меня место не принципиально.

Под чутким руководством Ина я смогла нормально подготовиться. Он так увлекательно рассказывал про этих плесневелых философов, что я легко запоминала. А может, это потому, что я готова была запоминать не то что каждое слово — каждый звук Ина.

— Бенедикт, ты внимательно слушаешь? — спросил он в один из дней нашей подготовки. Ин трескал круассан, и мне хотелось откусить кусочек от его рогалика. Но я берегла фигуру, поэтому передо мной на блюдечке лежали нарезанные овощи.

Я вздрогнула и зарделась. Черт, я последние две минуты только наблюдала за тем, как его губы двигаются, и думала о том… Ну, в общем, о сексе с обладателем этих губ.

— Нет, — решила покаяться. Вдруг сейчас разговор выплывает к нужной мне теме?

— А о чем ты думаешь? — ожидаемо спросил Ин.

— О любви, — честно сказала я. И облизнула губы, наклоняясь к столу, чтобы грудь выглядела еще аппетитнее.

— Бенедикт! — Ин неожиданно весело рассмеялся и потрепал меня по макушке рукой. Это был такой покровительственный, дружеский жест, что у меня внутри все потеплело. И накал эротизма тут же исчез.

Во многом моя любовь к Ину замешивалась на вожделении. Да, я его хотела. Ин обладал ленивой грацией хищной кошки, что всегда выглядит крайне сексуальным, и взгляд у него был с лукавицей, эдакий хитрый прищур.

— Девочкам не нужно изучать философию, — ласково улыбаясь, сказал Ин, — им нужно изучать историю костюма, или моды, или еще что-то из того, что им интересно.

— Танни с тобой бы не согласилась, — пробормотала я, млея от света, обливающего меня теплом, льющегося из его голубых глаз.

— Танни? Это кто?

— Ой, я же тебе не рассказывала… Я живу в съемной квартире с подругой.

— Такой же красивой, как ты? — хитро спросил Ин.

Я задохнулась от радости. Он меня считает красивой! О да, значит, он ко мне не равнодушен! Захотелось петь и плясать от восторга. Но Ин уже отвернулся, перелистывая огроменный том с замшелыми мыслями замшелых философов.

— Да, — решила я Танни польстить.

— Тогда почему она не согласилась бы с моей мыслью?

— Потому что, — я подбоченилась, как делала Танни, склонила голову к левому плечу и менторски завела, помахивая пальцами, держа при этом ладонь неподвижно, — «мужчины только льстят себя иллюзиями, что они умнее женщин. На самом деле они просто много веков подавляли женский интеллект, заставляя женщин заниматься только домом и хозяйством, пока сами развлекались, как хотели. А теперь это дает им повод каждый раз в споре тыкать: «Назови хоть одну женщину-ученого, кроме Кюри? Математика? Нобелевского лауреата?», занудные самцы!»

— Ого, — уважительно протянул Ин, и сделал руками круговое движение у переносицы, символизирующее очки.

— Да нет, она не заучка. Просто умная.

— Вот и бери пример, — призвал меня к порядку Ин, — сосредоточься.

— Хорошо, — вздохнула я, без малейшего желания возвращаясь к философии, пропади она пропадом.

И философию в итоге я сдала на «отлично». Потому что на экзамене мне не составило труда вспомнить ответы на все вопросы, потому что их мне рассказывал Ин. Я запоминала все, что он говорил… Мне нравилось наблюдать за движением его губ, когда он произносит слова.

Я не забыла свое намерение подсобрать побольше сведений о Ине и о его жизни.

— Так что, Дария, откуда ты знаешь Ина? — насела я на нее при следующей встрече. Я вытрясу из нее все, что можно вытрясти! Она после разговора со мной на пять меньше кило весить будет, столько инфы я натрясу! Я азартно потерла руки.

— Наши родители дружат. Мы с Ином дружим. Все логично?

Сначала я кивнула. Так часто бывает… И у меня долго была подруга, с которой я дружила потому, что родители наши дружили, и мы часто с ней оказывались в одной комнате.

Я внимательно всмотрелась в Дарию. Она чего-то не договаривает… Я это чувствую.

— Ладно, — сдалась она, — мы одно время встречались. Он был у меня первым.

У меня даже язык зачесался выспросить у нее все подробности, но я попридержала себя, инстинктивно угадав, что Дария все расскажет, если я не буду наседать. Если же донимать буду ее вопросами — замкнется.

— Мы встречались в школе… Ин был самым красивым парнем в нашем классе, девчонки по нему с ума сходили…

Да и сейчас ничего не изменилось.

— Знаешь, как в каждой школе бывает — есть самый красивый мальчик в школе, и самая красивая девочка. Ин и был тем самым мальчиком. И он знал о своей привлекательности. Это было видно по тому, как он себя держал. Но Ин не был ни бабником ни воображалой. Я влюбилась в него однажды, внезапно, хотя мы с ним еще в один детский сад ходили. Знаешь, как это бывает — вот дружишь с кем-то, он весь такой привычный и вроде как часть мебели, как кресло, в которое падаешь, если устал, и никакого внимание на его обивку не обращаешь. А потом Ин вдруг повзрослел, вытянулся, став высоченным парнем, оброс мускулами, и губы у него стали такими чувственными, и волосы стали красивыми, и лицо мужественным… И вот… Я сама ему призналась, и он провстречался со мной некоторое время, но мне казалось, что он меня не особо любит. И это заставляло меня еще сильнее сходить с ума по нему. Его отстраненность меня заводила. Я подумала, что секс нас сблизит, привяжет меня к нему, да и вообще, Ин такой сексуальный… Я сама его соблазнила. Он в этом плане ни шажка мне навстречу не сделал… Странно, — Дария хмурилась, — как будто у него в том возрасте не сносило башню от бушующих гормонов… Ну да ладно. Он был очень ласков со мной, мне не было больно, это был прекрасный секс, хоть и первый. У меня не было лучшего секса, чем с Ином. Но… Его чувства ко мне не стали сильнее, и он даже не предлагал мне секс еще и еще… Это я его домогалась постоянно. И… — она замялась, и я подумала, что ее все еще это волнует, — и в итоге он меня бросил. И сделал это так, что мне не было больно. Кончено, я страдала, но Ин был таким деликатным… Мне не в чем его упрекнуть, поэтому мы остались друзьями. Хотя наши родители и по сей день надеются, что мы опять сойдемся, и наши семьи породнятся, — хмыкнула Дария.

— Ты его любишь и сейчас?

— Нет. Это не имеет смысла, Ин не любил меня тогда, не полюбит сейчас. Но он ужасно красив и сексуален, и, поскольку у меня пока нет парня, я бы с удовольствием с ним замутила опять. Ты влюбилась в него?

— Да, — ляпнула я, не заметив такой скорой смены темы, и прикусила язык.

— Не волнуйся, я никому не скажу, Бене, — улыбнулась мне Дария, и я ей поверила, — удачи тебе.

— Спасибо, — машинально произнесла я, — думаешь, есть шанс?

— Не знаю, — честно сказала она, — я, хотя и знаю Ина много лет, но понимаю его плохо, так что с уверенностью ничего не могу сказать. Впрочем, он одинок, так почему и нет?

— Почему и нет, — повторила я, преисполняясь уверенностью, что добьюсь своего. Дария же добилась, хотя она… Ну, в общем, не такая уж красивая, и не очень интересная.

И тут же одернула себя за такие мерзкие, типично женские мыслишки. Не смей, Бене, так думать о девушках. Если бы Танни услышала мои такие мысли, она бы меня унизила ниже некуда, Танни ненавидела, когда кто-то оценивал людей по их внешности. Считала это мерзким мещанством, и осуждала весьма злобно.

Почему я сейчас думаю о Танни? Я помотала головой, и переключилась на обсуждение распродаж.

— Эй, Бене, не хочешь со мной в кулинарный клуб? — спустя какое-то время спросила Дария.

— Что это?

— Там собираются девчонки… Хотя нет, у нас и пани есть, просто их очень мало. В общем все выискивают интересные рецепты, приносят их на собрания клуба и все вместе учатся готовить вкусняши. Можно попробовать чужие, и все высказывают свое мнение. Иногда к нам приходят настоящие шеф-повары и дают мастер-классы, универ им оплачивает это.

— Я и не знала, что у нас есть для этого помещение… — протянула я. Да уж, я весьма мало исследовала территорию университета.

— Ага, есть, и есть еще музыкальный клуб, спортивный…

— Про спортивный я в курсе, — Танни записалась туда играть в волейбол. Кажется… Я невнимательно слушала. Я ненавижу спорт.

— Откуда?

— Танни туда устроилась.

— В смысле — записалась? — поправила меня Дария. Когда я о чем-то задумываюсь, иногда начинаю путать слова. Мне вроде понятно, что я хотела сказать, а наружу выплывают странные словечки. Странные сочетания.

— Ну да, — кивнула я, возвращаясь в действительность.

Дария посмотрела в окно. Там парни перекидывались мячиком — такая шуршащая ерундовина, которую ногами друг другу отбивают.

— Танни отлично играет в волейбол, я как-то с ней в одной команде была, подача у нее — отпад. Как-то она хитро мяч закручивает, что даже если подачу принимаешь, мяч все равно почти невозможно отбить обратно на площадку противника. Он словно волчок — крутится на коже, обжигая ее, и летит куда попало, как бы ты не пыталась ему направление задать.

— Дария, ты играешь в волейбол? — удивилась я. Она о спорте впервые заговаривает. Хотя… Если посмотреть, какая подтянутая у нее фигура — не удивительно.

— О сколько нам открытий чудных… — пропела она, и засмеялась, — Бене, ты напрочь отстала от жизни. Ладно сама ты не играешь, но неужели тебе не интересно посмотреть?

— Не очень — то, — нехотя призналась я.

Если кто-то любит спорт, а ты нет, и в разговоре об этом проговоришься, то тут же начинаются нападки. А защищаться от кого-то я не люблю.

— А жаль… Иногда парни играют в зале в баскетбол или волейбол, там много спортивных красавцев… — Дария причмокнула губами, наверное, смакуя видения тренированных животов, который становятся видны при высоких прыжках.

У нее были такие горящие глаза, что я чуть не засмеялась.

— А Ин играет в волейбол? — тут же спросила я.

— Бывает иногда… Он, правда, больше баскетбол предпочитает, с его-то ростом… Проказница, — Дария схватила меня пальцами за нос, — и я тебе скажу, когда, если ты согласишься ходить со мной в кулинарный клуб!

— Брысь от макияжа, сразу соглашусь!

Мы засмеялись. Так я и записалась в кулинарный клуб, и принялась там черпать всякие полезные рецепты, надеясь, что как-нибудь мне представится повод показать Ину, какая я шикарная кулинарка. У меня легко получалось все, что показывали, и безе поднималось как надо, и тесто достигало нужной густоты с первой же попытки, и блины были пышными… Мясо было нежным, и соус на нем застывал именно в той консистенции, которая была самой вкусной. Я гордилась собой, считая, что из меня получится отличная жена, и вся моя семья будет слетаться на соблазнительные ароматы из кухни, и все мы будем смаковать мои шедевры, сидя за большим столом с красивой белоснежной скатертью, и все-все проблемы обсуждать друг с другом… А в роли отца моих детей и моего мужа я видела Ина. Хотя, надо признаться, образ Ина, выглядящего скорее как хулиган bad boy, у меня мало вязался с отцом семейства… С другой стороны, по молодости у всех в голове экстрим и приключения, а с годами все успокаиваются… Ну, кроме солистов Роллинг Стоунс.

Я тут же остановилась. С чего я уже распланировала, каким Ин должен быть в будущем? Почему я решила, что он должен «успокоиться», что я вообще такое творю в своей голове? Пытаюсь причесать его под один гребень со всеми другими? Под гребень нормальности, среднестатистичности? Усредненности? А что дальше? Из меня получится занудная жена, которая нудит, что все не так, как у людей, нужно съездить к маме, давно не были, старшенький из куртки вырос, купи стиральную машинку, поехали за город сажать кабачки?

Меня передернуло. От отвращения к самой себе еще минуту назад размышлявшей, как наитупейшая овца в мире, у меня даже угол рта вниз поплыл, а во рту образовалась горечь. С чего я взяла, что такая заурядная девушка, как я, будет интересна Ину? Такой примитив, который видит только скатерть, еду на столе, детей и обеды? У которой в голове нет красивых закатов, путешествий, выставок, чего-то возвышенного? Никакой дикости. Никакой свободы. Только поиск уз и пут, которыми я хочу опутать не только себя, но и того, кто мне такого права не давал. Зачем я, такая, Ину? Типичная среднестатистическая баба. Тьфу, до чего же гадко…

Я тут же из сумки выудила зеркальце, отражение в котором меня успокоило. Может, я и не самая нетривиальная личность в этом мире, но я точно красива.

Я глубоко вдохнула и успокоилась. Вид своей красивой мордашки с ровно-персиковым цветом кожи меня всегда уверял в том, что в моих силах сделать все, что угодно. Обаять, кого захочу, охмурить, кого пожелаю. Я и правда была овцой.

Глава 4.

Первый зачет с участием Танни — это был шок. Фурор. Конечно, я поучилась с ней в школе, но тогда ее толстенькая мордашка с щеками, заползавшими почти на уши, не вызывала у учителей никакого экстаза. Слишком много неприятностей было от этого вроде милого существа с пухлыми щечками. Танни не была отличницей, хотя умной была не по годам, а потому что если ей было не интересно слушать — она не слушала. Учителя ярились и ставили ей двойки — не за знания, а за поведение, но табель отметок они все равно снижали. Танни не нравилась учительница по географии, и она нарочно ее раздражала, постукивая ручкой по тетради — долбящий непрерывный звук доводил училку просто до припадков бешенства. И еще больше ее раздражало, что Танни делала это с невинным видом, хотя по ее глазам было точно видно, что она нарочно бесит учительницу. Если та отбирала ручку — Танни потом жаловалась, что ничего не записала, потому что у нее экспроприировали ручку. Или начинала постукивать уже ногой по железной ножке парты. Ногу-то не отнимешь… Она могла выйти к доске на биологии и вместо ответа начать валять дурака — закатывать глаза и изображать священный ужас при виде скелета. Она категорически отказалась препарировать лягушку. Да еще и сгоняла в родительский комитет, где подняла на восстание родителей, требуя как-то разобраться с издевательством над животными. Она утверждала, что это чудовищно — убивать кучу лягушек для исследования спинного нерва, который и так уже исследован. Родители легко повелись на провокации Танни. Препарирование запретили, но по биологии с той поры у Танни был трояк. Если учитель хочет, он всегда ученику выставит отметку ниже, чем другому с такими же знаниями, но не такому конфликтному. Танни обладала врожденной грамотностью, и однажды поправила учительницу языка. Та попыталась отмахнуться, но наша язва вытащила словарь и доказала, что права. После чего училка вытащила Танни к доске и двадцать минут пыталась заставить ту сделать хоть одну ошибку в диктуемом. Не вышло, после чего училка Танни тихо ненавидела.

И таких историй у Танни в школе было полно. Учителя предпочитали с ней вообще не связываться, не делать ей замечаний, но любви ей это не добавляло, как и высоты оценок. Я вот училась гораздо лучше Танни, хотя она меня втрое умней. И этот ее ум почему-то не подсказывал ей промолчать ради своего блага. Она лепила все, что ей хотелось всем, кому хотелось, в глаза. Она не умела сдерживаться, и школе ее характер не был приятным. Причем распространялось это только на учителей, со сверстниками она ладила куда лучше. Ее всегда любили люди, и девчонки, и парни, и она частенько общалась и с теми, кто старше, и с теми, кто младше, и даже легко находила общий язык с разными группировками по интересам — что с ботанами, что с отвязным хулиганьем.

Но в универе Танни была куда спокойней. Может, потому что мы изучали те предметы, которые нам были интересны — мы же сами пошли учиться на лингвистов. Силой, как на физику, например, нас никто не загонял. А может, еще какие причины были, в общем, она вела себя спокойно и немного отстранённо на лекциях, молча записывая и не переча преподам. Правда, аккуратностью в посещениях она не отличалась, но прогулами грешили все — у нас не было обязательной посещаемости.

К первому зачету я готовилась тщательно. Я не прогуляла ни одной лекции, так что весь боекомплект записей у меня был в наличии. Я начала их перечитывать еще за две недели, решив, что если буду иногда почитывать, в голове информация отложится гораздо лучше, чем за два дня устраивать мозговой штурм, пытаясь впихнуть невпихуемое в голову, и так переполненную информацией после первого семестра.

Танни же особо никак не готовилась, чем заставляла меня немного волноваться. И (да, признаюсь, хоть это и некрасиво) злорадствовать. Я была уверена, что, несмотря на весь ее громадный интеллект, я получу оценку выше, чем Танни. Потому что она не готовилась. Я этого не видела точно. А трудно было бы не заметить, если учесть, что мы живем вместе.

Но все вышло с точностью до наоборот. То есть отметки-то мы получили одинаковые, но я вся измучилась при ответе, потому что преподша сверлила меня своими злобными глазенками, я ей явно не нравилась, как ни пыталась казаться милой, и она задавала и задавала мне вопросы. Нет, она не пыталась меня завалить, это я знала точно, ей хватало достаточно схематичных ответов, но она прогнала меня по билету по-полной. Боже, да у меня холодный пот на спине проступил и даже челюсть стала постукивать к концу ответа. А Танни!!!

О, я сначала ушам своим не поверила. Она там сидела перед преподшей, о которой ходили слухи, что она злобная мегера, и отвечать у нее это все равно что проплыть между Сциллой и Харибдой, но с Танни она так мило щебетала… Еще и конфетами ее накормила! Не спросила НИЧЕГО! Ни одного вопроса! То есть она просто поверила Танни на слово, что та готова! Я думала, у меня отпавшая челюсть к парте приклеится. Как это так? Я была просто в шоке.

— У нее всегда так было? — спросила меня Дария после того, как мы отстрелялись. Нас еще и однокурсники потретировали, требуя кровавых подробностей нашего зачета и этой хохмы с Танни.

— Нет. Никогда такого не было.

— То есть в школе ей за красивые глаза «отлично» не выставляли? — уточнила Дария.

— Наоборот, у нее оценки были низкими.

— Странно… Ну может, она на дочь нашей ведьмы просто похожа…

— Ага, или наша мегерища лесбиянка и Танни соответствует ее представлениям о красоте партнёрш.

Мы хором прыснули. Обсуждаемая нами Танни преспокойно сидела в кафе, на нее сегодняшний случай, о котором весь курс гудел, как растревоженный улей, не произвел впечатления.

И вот мне надоело ходить вокруг да около, Ин как будто был слеп и глух, поэтому я решилась на решительный бой. Я уже всяко-разно пыталась Ину намекнуть на свою симпатию, мне казалось, что он бы мог и сам догадаться, что я вовсе не дружбы с ним алкаю, но то ли он не слишком сообразителен, то ли не слишком явно я намекаю… Да мне и неудобно было, я же девочка, не могу же я подойти к нему и в лоб выстрелить фразой «Я тебя хочу, я тебя люблю, а давай теперь вместе будем?» У меня и опыта такого не было. Я в жизни никому навстречу в отношениях первого шага не сделала. Обычно наоборот, не знала как отвязаться от уже надоевших или просто не нужных парней. И мне достаточно было на ком-то просто подольше взглядом задержаться, чтобы парень уже побежал ко мне как миленький. Признаться, я даже немного начала сомневаться в своих чарах…

С Дарией я отправилась в танцкласс. Дария была девчонкой чрезвычайно активной, и много куда ходила, а тут у нее было занятие танго, а партнер слег. Я застала ее в жуткой тоске, и спросила что не так. Она объяснила, я сказала, что в школе и недолго после нее занималась танго, Дария тут же хваткой бультерьера вцепилась в мою персону и попросила меня заменить ее партнера один раз. Они там что-то отрабатывать собирались, Дарии крайне не хотелось прогуливать, а парни, как всегда это и бывает, на танцы шли неохотно, и партнеров всегда не хватало. В общем, я согласилась. И правда, что мне стоит?

И вот, придя в танцкласс и переодевшись в лосины, короткую плиссированную юбку и майку в облипон, я прошлась по залу.

— Да уж, мне тебя запретят приводить, — посмеивалась Дария, закончившая натягивать гетры.

— Почему? — я отвлеклась от своих мыслей и посмотрела по сторонам.

И поняла, о чем она. Все парни, стоявшие с кем-то в паре, весьма плотоядными взглядами смотрели на меня. А когда я, решив схулиганить, одному улыбнулась, поводя грудью по кругу (вроде как разогреваюсь) он даже покачнулся от восторга.

— Потому что ты определенно нравишься всем членоносцам, — хмыкнула Дария, и я чуть на пол не рухнула.

— Члено… Носцам? — повторила я, кусая костяшки пальцев, чтобы не захохотать в голос.

— Да как их еще назвать? Разве что слюну не пустили. Ты очень и очень сексуальна Бенедикт.

— Тихо, тихо, мне девочки не нравятся, — пошутила я.

— Мне тоже, — спокойно ответила Дария, — но ты все равно просто воплощение любых эротических мечт.

— Ну не знаю, что и сказать… Спасибо.

— Не за что.

Я посмотрела на себя в огромное, во всю стену, зеркало. И подумала, что с такой фигурой я и должна у всех представителей мужского пола взывать желание. Все, что нужно девушке для соблазнения, у меня есть в приличных объемах. И я подумала, что вот этим мне и надо воспользоваться. Всех парней возбуждает мое тело. Ин тоже парень, значит, и на него можно надавить.

Но я быстро поняла, что это не тот вариант. В общем, ничего не получалось. Попытки надавить на вожделение не имели успеха — даже если я подсаживалась поближе, чтобы Ин имел возможность обозреть мое декольте с соблазнительно приподнятой специальным бюстгальтером грудью, он туда не заглядывал. Если я клала руку на его, он не отодвигался, но и не делал ничего. Любые разговоры об отношениях и симпатиях вызывали у него приступы зевоты, и он явно не старался поддержать эти беседы. Не обрывал их, наверное, из симпатии ко мне, но ему настолько явно было скучно, что я не решалась продолжать, хотя заранее продумывала русло, по которому потечет беседа, и что я буду во время нее делать, как двигаться, даже порепетировала, как правильнее дышать, чтобы грудь соблазнительно вздымалась. Грудь послушно вздымалась, на меня пялились из-за соседних столиков, один раз даже восхищённо свистнул какой-то парень. Но Ин, черт побери, был холоден.

Что ж, попробую самым простым способом.

Поскольку была уже зима, утром, глядя в окно, я заметила, что выпавший снежок еще не успел растаять, хотя в наше климате погода зимой вращается около плюс пяти, и снег обычно надолго не задерживается. Но грязь после себя успевает оставить… И небо часто бывает низким и угрюмым.

Танни уехала из города куда-то с приятелями, на горнолыжный курорт кататься, что было как нельзя кстати к моим планам. Мне нужна была пустая квартира, и не на несколько часов, а, желательно, на несколько дней. Я собиралась заняться сексом с Ином, и закрепить результат — оставив его ночевать, поразив его приятностью долгого нахождения в оной постели, совместным душем… Можно поеданием всякостей из холодильника, как делали это Микки Рурк и Ким Бейсингер в «9 ½недель».

— Может, махнешь с нами? — спросила Танни, задумчиво осматривая какую-то банку достаточно внушительных размеров.

— Что это? — неужто наша недотрога купила кремчик для тела? Не верю. Не считая батареи духов у Танни никакой косметики никогда не водилось. Какой-то там крем у нее был, наверное, дореволюционный, в нем уже и плесень, небось, проросла.

— Мазь для лыж.

— Ааа… — правильно я не верила, — Нет, спасибо, ты же знаешь, как я холод ненавижу.

— Бене, там ноль обещают и солнечно! — засмеялась Танни, — о каком холоде речь?

— И все равно я пас!

— Приобретешь загар… — начала она соблазнять. Это звучало заманчиво, но никак не сочеталось с куда более заманчивыми планами, которые я лелеяла на завтрашний день, — Так и сознайся, что не умеешь на лыжах кататься!

Конец ознакомительного фрагмента.