Готика – Магнитосфера

Анна Ванская

«Готика-Магнитосфера» – сборник поэтических новелл о жизни Клинического городка и других обитателей Девичьего Поля в Москве в девяностых-двухтысячных годах. Книга о незримом, ускользающем, таинственном дыхании инобытия старинного города в обрамлении стремительно трансформирующегося мегаполиса.

Редактор Евгения Белянина

Дизайнер обложки Клавдия Шильденко

Корректор Анна Абрамова

© Анна Ванская, 2023

© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4493-3508-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I. Переезд

Знаменье

Вероника прошла в пассажирский салон морского парома, не отличавшийся по расположению кресел от салона самолета, и заняла место подальше от окна — так она обычно поступала в самолетах.

«Странно, что я тут делаю одна? И где же дети?..» — промелькнуло у нее в голове. Но, поскольку ответов на эти вопросы не было, она погрузилась в чтение: это всегда помогало бороться с аэрофобией.

Посмотрев в окно через несколько мгновений, Вероника обнаружила, что паром находится в открытом море, на котором, к несчастью, начался сильный шторм. Еще через мгновение корабль стал ужасающе раскачиваться, однако опытный рулевой ловко уворачивался от самых страшных волн, и судно продолжало свой путь без потерь.

«Может быть, еще обойдется…» — с надеждой подумала Вероника и снова взялась за чтение, так как спасаться было еще рано и требовалось сохранять спокойствие, чтобы не мешать экипажу.

Посмотрев в окно в последний раз, женщина увидела гигантский вихревой столб-воронку, вытягивающий воду из моря к небу вместе со всем ее содержимым, не оставляя никаких шансов даже самому ловкому и опытному рулевому на свете. Корабль с Верой, другими пассажирами и экипажем несся по направлению к бездне

«Это конец…» — Вероника отчетливо осознала, что через несколько мгновений ни ее самой, ни ее попутчиков уже не будет в живых. В этот раз ей почему-то уже было не так страшно, как бывало прежде.

Обременительный дар

Проснувшись среди ночи, Вероника быстро пришла в себя после очередного кошмарного сна, но было ясно, что заснуть теперь не удастся до утра.

«Господи! Ну почему все эти несчастья снятся именно мне? Я же все равно ничего с этим не могу поделать, — думала она, сидя в ночной рубашке на кухне и созерцая темные окна соседних домов, построенных в период нэпа. — Здесь нужны масштабные исследования, которые я в принципе не в состоянии организовать. Есть же на свете директора институтов, президенты научных фондов, пусть им бы эти сны и снились… При чем тут я?»

Утром Вероника сказала мужу:

— Вот увидишь, в ближайшее время опять какой-нибудь масштабный ужас случится. Мне снова сон приснился…

— Очень возможно… М-да… — отозвался Евгений, собираясь на дежурство.

* * *

Через пару дней произошло крушение российского авиалайнера над Синайским полуостровом. Все пассажиры и члены экипажа погибли.

* * *

— Получается, в этот раз, помимо механизма катастрофы, знамение содержало данные о ее географическом местоположении, — обсуждала с мужем новость Вероника. Она уже перестала удивляться регулярности, с которой сбывались ее кошмарные сны. — Смотри, планируя поездку на теплоходе по Нилу в зимние каникулы, я постоянно задавалась вопросом, будет ли такое плавание безопасным для нас.

— Угу… — кивнул Евгений, которого рассуждения жены не то чтобы не интересовали, но просто… Зачем тратить время на обсуждение бесполезных вещей?

— Так что… паром в моем сне — это про Египет, — продолжала Вера, зная, что, несмотря ни на что, муж воспринимает ее вещие сны всерьез и фантазиями их не считает. — Дальше… Наше речное путешествие я представляла себе аналогично папиной поездке в девяносто девятом году, то есть плаванье на большом теплоходе с рестораном и бассейном на палубе. Однако в моем сне теплоход выглядел как самолет. В общем, в этот раз, кроме даты, все остальные данные можно было бы из знамения извлечь, если знать как… Конечно, дата тоже очень важна… Но, может быть, она присутствовала в моем сне, просто я ее не смогла распознать?

— Угу, наверное… Хорошо было бы… — снова подтвердил свое участие в беседе Евгений.

— На самом деле в снах про башни-близнецы и цунами в Индийском океане также были явные указания на механизм катастрофы. Но падающие на дома самолеты и гигантскую волну я видела над Тропарево, где мы жили тогда. А тут даже место можно угадать, если знать как…

— Ох, да… — уже совсем тяжело вздохнул Евгений, дожаривая яичницу с ветчиной. Ведь если женщина пустилась в глубокие рассуждения, то ужина не дождешься…

— Если эту проблему активно изучать, то я уверена, что лет через десять-пятнадцать будет возможно регистрировать и интерпретировать этот, условно говоря, «природный» поток важнейшей информации с помощью технических средств, — продолжала размышлять вслух Вероника. — Ведь лет двести назад люди в принципе не могли себе представить телевидение… Пятьдесят лет назад основная масса людей, включая писателей-фантастов, даже не подозревали о будущем развитии Интернета, а сейчас Интернет — это повседневная реальность… Думаю, что феномен «вещих снов» из этой же серии… Природный разум по-своему сообщает о грядущих катастрофах… И люди вполне могут научиться эти сообщения декодировать…

— Да, конечно… — терпеливо согласился Евгений и позвал детей ужинать.

Вероника не ждала другой реакции от мужа, тем более что он был загружен своей работой в последнее время. Но выговориться после такого стресса было необходимо.

«Ну ладно… — думала Вера. — Раз я вижу эти сны, значит, есть и другие люди, которые их тоже видят в том или ином формате. Будем надеяться, что они в конце концов приснятся какому-нибудь более подходящему человеку, чем я. Такому, кто сможет организовать исследования в этой области или хотя бы привлечь внимание общества к этому феномену… Жизнь покажет».

Счастье есть…

Солнечным сентябрьским утром 2013 года Вероника наслаждалась чувством умиротворения и покоя, стоя перед широким проездом у трехэтажного кирпичного здания в псевдорусском стиле. Ей было радостно оттого, что она больше не испытывает боль, которая возникала много лет при виде этого учреждения, построенного в память о погибшем ребенке. Тогда, в середине девяностых, Вере казалось, что, кроме одиночества и нищеты, ее впереди ничего не ждет…

Нищета миновала не только Веронику. Проезд и вековое здание, а также весь прилежащий район выглядели гораздо благополучнее и ухоженнее, чем двадцать лет назад, когда Вера училась в университете. Чистый и ровный асфальт с европейской разметкой мало напоминал испещренное выбоинами и ямами пространство, по которому ей пришлось в прямом смысле идти навстречу своей судьбе. Вместо обшарпанного троллейбусного парка на противоположной стороне улицы блистали панорамные окна современного офисного центра с уютными кантинами, кофейнями, тренажерным клубом и бассейном с морской водой.

«Немыслимый прогресс… Совершенно невообразимый тогда. И какое же счастье, что он состоялся, — улыбнулась самой себе Вероника. — И самое главное, невозможно было представить, что моя семья сможет вписаться в весь этот позитив. Ведь ничто не предвещало…»

Страх перед одиночеством также был напрасным. Несмотря на бесконечные упреки и насмешки самых близких людей: «не-от-мира-сего неспособны иметь семью», «ни один мужчина такую, как ты, терпеть не станет», «совсем-уже-с-ума-сошла со своими книжками…», — Вероника благополучно пребывала в статусе матроны уже много лет. Вопреки мрачным прогнозам, осложнившийся инфекцией аборт не помешал рождению прекрасных детей, воспитанием и образованием которых Вера с удовольствием занималась последние десять лет.

К слову, многие «эксперты», дававшие неблагоприятные прогнозы относительно будущего «ненормальной» Веры, сами сейчас имели значительно менее определенный социально-семейный статус. Это обстоятельство не было источником злорадства для Вероники — будучи вполне успешной и счастливой, она желала счастья и другим людям, включая своих недоброжелателей.

Если мысли о неожиданном материальном благополучии и несостоятельности злобных пророчеств сопровождались чувством тихой радости, то воспоминание о неудачах в начале профессиональной карьеры просто-напросто развеселило ее. Теперь, двадцать лет спустя, торжественное заявление пятидесятилетнего солидного мужчины «Вы не врач!» на вступительном собеседовании она не могла вспоминать без смеха.

«Это вы, Федыр Федырыч, не врач, — мысленно обратилась Вера к своему в те времена всесильному обидчику. — Врачами становятся в скоропомощных больницах, а очень хорошими терапевтами — в муниципальных поликлиниках, годами помогая тысячам пациентов. Играми в бисер с наклеиванием обидных ярлыков на несчастных неизлечимых больных вместо оказания им помощи врачи не занимаются…»

В отличие от своего бывшего шефа и большинства его подчиненных, Вероника прошла весь этот путь. Поэтому теперь она чувствовала себя абсолютно уверенно на профессиональном поприще и знала цену «истине в последней инстанции», которую вещали с кафедры Федырыч и его коллеги, красуясь перед несмышлеными студентами и, главное, перед студентками.

«И ведь люди шли на жуткие подлости и интриги, чтобы остаться в этом серпентарии. Портили себе карму, и карма отыгрывала, увы, и очень быстро… — Вероника вспомнила грязные технологии конкурентной борьбы, с которыми ей пришлось столкнуться при поступлении в аспирантуру. — Какое счастье, что мне хватило ума и силы воли не поддаться всеобщему бессмысленному ажиотажу и не увязнуть в этом бисерном болоте на многие годы».

Теперь, рассматривая залитую солнцем улицу своей болезненно-мучительной юности, сорокалетняя женщина наслаждалась чувством гордости за пройденный за два десятилетия путь, была довольна его результатами и собой, и, главное, наслаждалась наступившим наконец умиротворением и спокойствием. Безусловно, впереди было много новых проблем, которые неминуемо придется решать. Однако база для их решения создана, так что будущее выглядело ясным и определенным.

«Все же счастье есть, — думала Вероника в этот теплый солнечный сентябрьский день. — А юность — не такое уж и счастливое время, как принято считать…»

До окончания уроков в школе у сына оставалось еще около сорока минут, и Вероника отправилась в одну из брендовых кофеен блистающего на солнце офисного центра. Вера редко позволяла себе прогуляться и отдохнуть без мужа и детей, даже ее встречи с подругами всегда проходили в рамках совместных с детьми посещений музеев и развивающих мероприятий. Но ведь младший сын уже пошел в школу, появилось хоть какое-то время. Вздохнув легко и свободно, Вероника отправилась праздновать очередную маленькую победу света над тьмой, радости и благоденствия над тревогой и отчаянием.

«Счастье есть…»

Переезд в исторический центр

Идея переехать в квартиру, расположенную в непосредственной близости от мест, где Вероника провела восемь лет своей студенческой юности, представлялась ей забавной. Юность есть юность. И, хотя ассоциации с периодом студенчества были довольно тягостными, Вере казалось интересным окунуться в обстановку того времени, вспомнить самые яркие моменты, ощутить отблески тех сильных эмоций. Она отчетливо понимала, что виртуальное путешествие во времени — это уникальный и мало кому выпадающий в жизни опыт, который ни в коем случае нельзя упускать. «Впереди — чудо…» — вот что чувствовала Вероника по поводу предстоящего переезда.

На самом деле, если бы была возможность выбирать, она все же пренебрегла бы уникальным опытом и чудом и поселилась бы с семьей в районе Воробьевых гор, где-нибудь рядом с ландшафтным парком Дворца пионеров. Лучшие воспоминания школьной юности были связаны с просторными стеклянными галереями и модернистскими корпусами Дворца, и именно эта часть Москвы ассоциировалась у нее с понятием «малая родина». Однако обстоятельства были таковы, что выбор мог появиться только через несколько лет, и этот период нужно было провести либо переехав в квартиру рядом с медицинским университетом, либо оставаясь там, где она жила с самого детства. Родной дом Вероники располагался в одном из академических районов города, значительно более современном по сравнению с кварталом вокруг университета. По сути, переезд был неизбежен, поскольку некогда просторный, комфортный и зеленый микрорайон погрузился в три глобальные транспортные магистрали, рядом с которыми Вероника уже физически не могла существовать.

Несмотря на очевидную необходимость переезда, свекровь и мама Веры были противоположного мнения:

— Вера, подумай, разве можно перевозить детей в такую тесноту? — чуть ли не со слезами в голосе вопрошала свекровь, жившая в одиночестве в трехкомнатной квартире. При этом старая квартира Вероники была ненамного просторнее новой.

— А ты хоть знаешь, что твой новый дом построен в двадцать девятом году и, соответственно, ему больше восьмидесяти лет? А то, что у него деревянные перекрытия, ты знаешь? — отчитывала Веронику ее мама Елена Николаевна, проработавшая много лет в строительной сфере и считавшая себя непререкаемым авторитетом в квартирных вопросах.

Безусловно, категоричное неодобрение двух авторитетных женщин посеяло в ответственной душе Вероники страх и сомнения. И вот, когда она уже начала всерьез колебаться относительно правильности своего решения, ей неожиданно позвонила Тея, дочь отцовского друга и коллеги по работе.

— Привет, Ника! — Тея обратилась к Веронике по имени, которым ее называл отец, когда хотел выразить свое одобрение. Прежде чем изложить свою просьбу, касавшуюся подготовки к общемедицинскому экзамену в Англии, Тея поинтересовалась актуальными новостями Вероники.

Вера поделилась с приятельницей планами и сомнениями по поводу переезда в ту самую часть Москвы, где они с Теей познакомились и затем регулярно пересекались сначала на детских утренниках в родительском НИИ, а затем в годы учебы в университете. Резюме выросшей на Чистых прудах Теи было безапелляционным:

— Не слушай никого, Ника. Пожить в историческом центре — это прекрасная возможность, и твои дети скажут тебе спасибо за нее. У старого города есть душа, и не только это…

После разговора с Теей сомнения развеялись. Впереди были исторический центр и… чудо…

Музыка юности

Поскольку переезжать пришлось в очень сжатые сроки, Вероника успела избавиться только от крупнокалиберного ненужного скарба, а мелкие вещи были скопом погружены в большие коробки и сложены в коридоре новой квартиры в три столпа высотой почти до потолка. Среди этих коробок Вероника с удивлением обнаружила целый чемодан аудиокассет, полностью утративших свою актуальность.

«Ну, раз уж он сюда добрался, не буду его целиком выбрасывать, — решила Вера. — Буду избавляться от каждой кассеты по отдельности. Когда-то я эту музыку любила, возможно, и теперь будет забавно ее услышать…»

В действительности, с тех пор как появился первый ребенок, Вероника перестала слушать музыку. Даже радио в ее машине было настроено только на прием информационных станций. Если не было интересных передач, Вера могла ненадолго остановиться на музыкальной волне, однако эмоционального отклика при этом не испытывала. Даже любимые прежде мелодии превратились в утомительный бесполезный шум. Ее мозг работал как бы в рациональном аналитическом режиме, и эмоциональные музыкальные вибрации мешали ей.

Вера составила свой рабочий график таким образом, чтобы два утра в будни посвящать обустройству новой квартиры. Эти утренние часы были чудесны. Сентябрь выдался ясным, и всю профессорскую квартиру в изумрудно-шоколадных тонах освещал теплый солнечный свет, лившийся в большие квадратные окна с малахитовыми гардинами и широкими белыми подоконниками. Дети были в школе, улица пустовала, и ничто не мешало Веронике погружаться в мир юности.

После легкого завтрака с кофе Вера ставила очередную кассету в магнитофон и приступала к извлечению из коробок давно забытых вещей, многие из которых она считала уже утраченными. Впервые за много лет музыкальный фон доставлял ей удовольствие, и перед глазами сорокалетней Веры проносились эпизоды ее встреч с юными подругами, путешествия на каникулах, маленькая комнатка ее возлюбленного, образы его основательных, серьезных родителей. Воспоминания возникали перед глазами, словно кадры из фильма, интересного и забавного, но эмоционально нейтрального.

Вот кассета Ace of Base — романтика первой любви… «The Sign», «All that she wants» и «Don’t turn around» беспрерывно звучали на вечеринке у друзей Саши, запомнившейся Вере в связи с тем, что это был первый и последний ее выход с возлюбленным в круг его знакомых. Привязчивый ритм дискотечных шлягеров очень точно отражал заполненную табачным дымом и испарениями спирта «Рояль» атмосферу молодежных посиделок того времени. Правда, Сашина вечеринка оказалась более продвинутой среди подобных, поскольку гвоздем ее программы стал непонятно откуда возникший косячок, пронесшийся через толпу гостей по единственному кругу. Саша со знанием дела приложился к добыче, однако «будущей матери не положено» — и новинка уплыла от Вероники в толщу табачного дыма.

«Жуткая бытовуха, и больше ничего, — думала Вероника, отправляя кассету Ace of Base в мусорное ведро. — Отвратительное было время… Хотя, конечно, по сравнению с героином спирт «Рояль» и микроскопические косячки — это еще более-менее…

Однако было несколько кассет, с которыми оказалось жалко расставаться и которые она в итоге отложила в архив. Самые любимые — Doors и James Brown — ей подарил чудесный мальчик из Калифорнии, внешне похожий на Курта Кобейна, но тем не менее позитивный и приветливый. С Мэтом Вероника познакомилась на одной из встреч Клуба интернациональной дружбы, который она посещала в старших классах школы. Потом Вероника и Мэтью переписывались полтора года, и, конечно, Вера надеялась его увидеть еще. Но, увы…

Еще три кассеты, а именно Боб Марли, Dire Straits и Madness, были подарены Веронике другим красивым мальчиком по имени Томас, в семье которого девушка гостила месяц по программе обмена на первом курсе института. У Томаса была девушка Эфа, и он очень боялся обидеть ее, поэтому подчеркнуто держал дистанцию с Вероникой. Тактика Томаса себя оправдала, и Эфа не только не переживала по поводу присутствия Веры в доме бойфренда, но и регулярно приглашала гостью на студенческие посиделки и вечеринки в кругу своих друзей.

Это был другой мир… Красивые статные юноши и девушки встречались чаще в кафе, реже в своих квартирках-студиях, играли в маджонг или книффель, обсуждали веселые события и интересные мероприятия, выпивая при этом по одной-две кружки качественного немецкого пива и выкуривая максимум по две сигареты за вечер. По этим вечеринкам Вероника скучала больше всего, вернувшись из Германии домой. На прощание Томас записал своей гостье музыку, звучавшую в его кругу.

Классика

С детских лет Вероника предпочитала музыку Бетховена и Баха любой другой. Вершиной музыкальной красоты для нее были сонаты №8, 14, 17 и 23, и она никогда не могла определиться, третья часть какой из них самая лучшая, так как каждая была абсолютно прекрасной и безупречной. В то же время токката и фуга ре минор и прелюдия фа минор вызывали у Вероники сильнейшее чувство прикосновения к мистике божественного, по выражению автора биографической монографии о композиторе. Одно из самых интенсивных музыкальных переживаний девушка испытала, зайдя однажды утром в совершенно пустой собор в Таллине, чтобы спрятаться от ливня. Там она услышала токкату ре минор. Органист готовился к концерту, и Вероника имела счастливую возможность насладиться этим экзистенциальным музыкальным чудом несколько раз. Такой же по силе духовно-эстетический катарсис она пережила, слушая мелодию Глюка из оперы «Орфей и Эвридика» в рижском Домском соборе, когда ей было 15 лет.

Музыкальное образование Веры ограничивалось двумя годами студии и двумя последующими годами частных занятий с преподавателем по фортепьяно. Будучи школьницей, она самостоятельно разучивала любимые сонаты Бетховена, этюды Шопена и прелюдии Баха и Рахманинова. Практически каждое свое занятие она заканчивала исполнением «К Элизе», «Полонеза Огинского», вальсов Шопена или пьес из «Времен года» Чайковского, технически менее сложных, но очень мелодичных и поэтому позволявших ей расслабиться, насладиться любимой музыкой в полной мере.

На первом курсе медицинского института музицирование на пианино Petrof было главной отдушиной для Вероники. Если бы не музыка, было бы труднее свыкнуться с душераздирающими пейзажами анатомички, с тяжестью учебных нагрузок и с жесткостью требований преподавателей, а также… с интенсивностью мата в медицинской студенческой среде и вечеринках со спиртом «Рояль». Она могла часами сидеть за инструментом, разбирая пассажи из 17-й сонаты или фантазии-экспромта Шопена. И только необходимость подготовки к занятиям или стук в стену вернувшегося с работы соседа заставляли ее выйти из состояния отрешенности и вернуться в нелюбимую медицинскую реальность.

Наконец отец нашел для Вероники преподавательницу по фортепьяно из института Гнесиных, и девушка целый семестр ездила в дом музыкантов на Садовом кольце. О занятиях с Лидией Степановной, научившей Веронику правильно слушать и слышать классическую музыку и понимать ее предназначение, напомнила кассета Supertramp.

Учительница сдавала одну из комнат студентке Консерватории Маргрит — очень красивой белокурой девушке из Голландии, обладавшей удивительной деликатностью, открытостью и доброжелательностью. Несколько раз Маргрит приглашала Веронику на студенческие концерты в Рахманиновском зале. На некоторых выступали ее приятели, пианисты Рагнар и Ильяс. Первый был утонченным и статным красавцем из Исландии, таким же деликатным и белокурым, как Маргрит, но, в отличие от нее, очень сдержанным и дистантным. Второй — эмоциональный и живой иорданец, родившийся и выросший в Германии, обладатель больших синих глаз, всегда восторженных и радостных.

После одного из майских концертов друзья отправились проводить Рагнара до его дома в Хлебном переулке, поскольку на следующий день он навсегда уезжал домой. Молодой человек всю дорогу рассказывал о ждущих его родных, о девушке, с которой обручен, о планируемых на родине концертах. Наконец, после прогулки по уютной Никитской улице компания приблизилась к посольству Исландии, в котором Рагнар остановился у своего родственника. Посольство располагалось в ампирном особняке с красивым эркером в стиле модерн, принадлежавшем когда-то известному композитору Верстовскому.

«Какое же это счастье — иметь возможность жить в таком особняке, планируя фортепьянные концерты…» — думала Вероника, глядя вслед Рагнару, шедшему через дворик посольства. Она вдруг поняла, кого он ей напоминал все это время. Иконописные черты лица молодого музыканта, аскетичная утонченная фигура, мягкие движения, неизменная умиротворенность и деликатность придавали ему сходство с Иисусом, таким, каким его Вероника видела во сне в семилетнем возрасте.

Вскоре уехала и Маргрит. Однако благодаря Ильясу Вероника еще год посещала концерты в Консерватории в его компании и даже побывала на паре вечеринок в студенческом общежитии. Помимо пианистов, на посиделках в комнате Ильяса собирались контрабасисты, скрипачи и другие студенты-музыканты. Они обсуждали перспективы — на каких конкурсах нужно или не нужно выступать, у каких преподавателей лучше брать частные уроки, в какую страну можно поехать на летние подработки. Ильяс обычно предлагал своим гостям советское шампанское, но те предпочитали чай или кофе с закуской в виде печенья и конфет.

Через год уехал и Ильяс, подарив Веронике на память кассету Supertramp, которая звучала на его вечеринках. Именно эта музыка, особенно «Logical Song», «School» и «Take the Long Way Home», и, конечно же, «Breakfast in America» напомнили Веронике о ее воодушевляющих переживаниях в начале девяностых.

Забытая нежность

Примерно половина кассет в чемодане принадлежала мужу Вероники, и, хотя большинство названий групп из его коллекции были ей известны, эту музыку она никогда не слушала и довольно плохо представляла, как она может звучать. Веру приятно удивило, что многие из композиций были ей хорошо знакомы и что в комнате своего возлюбленного в девяностые годы она, оказывается, слушала Deep Purple, Sex Pistols, AC/DC и Led Zeppelin. Репертуар музыкальных предпочтений мужа и Саши совпадал также и в русскоязычном сегменте, несмотря на то что молодые люди учились в разных вузах и, очевидно, бывали в разных компаниях. Позабавило Веру открытие, что многочисленные цитаты Саши а-ля «лучшая рыба — это колбаса» и «таких не берут в космонавты» происходили из творчества группы «Манго-Манго», а не из стихов Хармса, как она всегда считала. Эту часть содержимого музыкального чемодана Вера отправляла в мусорное ведро без каких-либо сожалений.

В то же время свою кассету с песнями группы «Мумий Тролль» Вероника решила сохранить, хотя она и напоминала о переживаниях после разрыва с Сашей, особенно одна песня, «Девочка». Эта кассета звучала в течение всей поездки с подругами в Латвию летом после выпускных экзаменов в институте. Вероника только что рассталась с любимым, и композиция очень соответствовала ее тоскливому состоянию. Однако через двадцать лет музыка «Мумий Тролль», которую Вероника очень ценила за оригинальность и своеобразную мелодичность, ассоциировалась у нее только с залитой солнцем дорогой из Риги в Юрмалу, с рестораном на террасе старинного замка в Сигулде, окруженного благоухающей зеленью, и с ее веселыми подружками Ирой и Дианой. Воспоминания о страданиях стерлись из памяти. Зато осталось все лучшее, что было в этом солнечном путешествии к морю.

Разбирая одну из коробок под музыку Deep Purple, Вероника обнаружила старую записную книжку, из которой выпали маленькая фотография Саши, сделанная для паспорта, и несколько блокнотных листочков. Вера была уверена, что у нее не осталось никаких фотосвидетельств периода первой любви. Ведь соцсети в то время не существовали, и ситуации с фотографированием складывались очень редко. В итоге все снимки, сделанные ее возлюбленным, у него же и остались. У Веры не было уверенности, что она смогла бы узнать Сашу, встретив через двадцать лет. И не только потому, что он постарел — возрастные изменения у людей в XXI веке происходят достаточно поздно. Просто она уже не очень хорошо помнила, как он выглядел.

Веронике было приятно выяснить, что ее первая любовь не просто слыл первым красавцем курса, но таковым действительно являлся: высокий, широкоплечий, с породистыми правильными чертами лица. Подруги Веры сравнивали его с Хью Грантом, регулярно и целенаправленно упоминая об этом сходстве после ее разрыва с ним. Однако у самой Вероники подобных ассоциаций не возникало: до аристократизма Хью Гранта Саше было очень далеко. В то же время возлюбленный Веры был открытым, общительным и веселым юношей — душой любой компании. Кроме того, Вера всегда отдавала должное его уравновешенности, адекватному восприятию реальности и развитому чувству меры.

На первом блокнотном листочке Вероника прочитала:

«Привет, Никуля! Пишет тебе твой Саша. Сейчас мне немного взгрустнулось, и я решил тебе написать. Хоть так с тобой пообщаться».

Это были записки, которые он делал во время горнолыжной поездки и о существовании которых Вероника совершенно забыла.

«Надеюсь, что у тебя все в порядке. Скоро приеду, и нам будет, как всегда, хорошо вместе», — писал юноша, возвращаясь в номер после упражнений на спуске. Далее Саша подробно описывал далекой возлюбленной свои спортивные достижения, а также скучную компанию сопровождавших его в этом путешествии сокурсников. Каждый из своих ежедневных отчетов он сопровождал нежными обращениями к юной подруге, например такими:

«Сейчас 18:00, и я сижу и думаю о тебе, хочу тебя увидеть и обнять. Поцеловать…»

«Мой котенок, мой хороший ребенок, люблю тебя, целую тебя. Твой Сашка».

«Вот это да… — Вероника с удивлением читала послания Саши. — Оказывается, все было не так уж и плохо… Да господи, все было очень даже хорошо в контексте того времени… Достаточно вспомнить примеры многих подруг и знакомых, описывавших итоги вечеринок со спиртом „Рояль“… А тут вполне человеческие чувства. Интересно узнать, чем он сейчас занимается и какой он теперь».

Вероника ничего не слышала об экс-возлюбленном более пятнадцати лет и не могла найти информацию о нем в Интернете, так как он имел очень распространенную фамилию. После появления соцсети «Одноклассники» Вероника зарегистрировалась в ней, однако и там Саши не оказалось. Потом Вера забыла пароль, и у нее не доходили руки восстановить аккаунт. Она предполагала, что после защиты диссертации Саша уехал в Сан-Франциско к родственникам, поскольку часто упоминал о такой возможности, когда они встречались.

«Наверное, в Сан-Франциско он стал совершенно другим человеком и ему не до „Одноклассников“», — думала Вероника каждый раз, когда ей приходила в голову мысль, а не восстановить ли свой аккаунт, вдруг Саша там появился. Однако времени для этого у нее так и не оказалось, а в других соцсетях она не могла найти даже ближайших институтских друзей Саши, имевших аккаунты в «Одноклассниках».

«Очень интересно было бы его увидеть, — думала Вера, отправляя фотографию и блокнотные записки в архив. — Но… издалека… в соцсетях то есть… Просто узнать, каким он стал, чего добился…»