Четыре угла

Анна Белинская, 2023

Она считала, что отпустила прошлое, от которого пряталась четыре долгих года. Прошлое, которое не оставило ничего, кроме ран в душе и сердце, ставшее пустой оболочкой, но сумевшее затянуться грубыми рваными шрамами… Прошлое, забравшее настоящее…Четыре острых угла, образующие единую фигуру, из которой сложно найти безболезненный выход…История о любви: взаимной и неразделенной, история о дружбе и недодружбе, история взаимоотношений в семье и о том, как, порой, взрослые меняют судьбы своих детей…

Глава 11.

Видимо, в экране телефона было настолько что-то важное, что девушка не заметила, как рядом с ней припарковался Воронцов. Она стояла на обочине напротив подъезда, скрестив голые ноги в щиколотках.

Мимолетно пробежавшись во внешнему виду девушки, Алексей в который раз убедился, что материнством она не напряжена: джинсовая короткая юбка, заправленная в нее розовая шифоновая блузка, идеальное ухоженное лицо и длинные светлые волосы, гладко и ровно выпрямленные, как после салона. Высокий каблук аккуратных босоножек и макияж смутно ассоциировались с мамашкой трехлетки, собравшейся впопыхах к врачу. Очевидность подобного преображения настолько раздражала, что разговор, который давно стоял на повестке, сегодня непременно должен будет случиться. Откладывать его смысла нет, а в свете последних событий, так в особенности.

Нужно выдохнуть.

Конкретно сейчас затевать беседу с расстановками берегов Алексей не собирался, потому что сдерживаться в речах — совершенно не тот формат, который Воронцов планировал использовать в общении с матерью его сына, и абсолютно не то, что предназначалось слышать детским ушам.

Гоша…

Воронцов, не выходя из машины, подался корпусом вперед, впиваясь грудью в руль. Рядом с девушкой ребенка не было. Огляделся по сторонам.

Мысль о том, что она спекулирует сыном, чтобы притащить его сюда, Воронцов отмел сразу. Потому что она должна представлять, какими могут быть последствия. Хотя… что он мог знать? Откуда? Он практически ее не знал. И что творится в ее голове и насколько она дура, тоже спрогнозировать было сложно. Она либо при встречи соловьем перед ним заливалась, либо проклятиями осыпала.

Алексей заглушил двигатель и вышел из машины. Свежесть утра пробралась под футболку, принуждая поежиться.

— Где Гоша? — остановился рядом с девушкой, поглощенной экраном.

Блондинка дернулась, заторможенно оторвалась от телефона, вскидывая взгляд на Воронцова, а затем непонимающе уставилась вниз.

— Тут был… — неопределенно ответила и закрутила головой по сторонам. — Гоша?! — позвала.

Воронцов напрягся.

В смысле — тут был?

Тугим узлом скрутилось в груди.

— Идиотка, — ядовито выплюнул, когда через дорогу на детской площадке заметил одного единственного в такой ранний утренний час ребенка, карабкающегося по лестнице на горку, не подразумевающую трехлетний возраст.

Ребенок с усердием цеплялся за верхнюю лесенку ручонкой, подтягивался и переставлял ножки.

Алексей, чувствуя, как сердце срывается к пяткам, рванул вперед под истерический визг сзади:

— Гоша! Гоша нельзя! — завопила девушка, пугая мальчика.

Ребёнок дернулся и попытался обернуться, ступая ножкой мимо ступеньки. Вцепился хилыми ручонками в деревянную дощечку и повис, брыкаясь в воздухе ножками.

Детский резкий вскрик, а за ним и испуганный плач, как удар хлыста по загривку, подстегнули Воронцова устремиться на максималках и успеть поймать сына практически у прорезиненного настила.

«Сука! Тупая дура!» — протестовало все внутри. Прорывалось сквозь грудину.

Сидя на корточках, Алексей прижимал всхлипывающего ребенка и гладил по светлым кудряшкам, успокаивая. Мальчик плакал тихо и сдержанно. Всегда. Ни как обычные дети — неконтролируемо закатываясь истерикой во все горло, он плакал скупо и боязливо.

— Тихо, тшш, приятель, ну всё! — монотонно шипел на ушко Леша.

Пока мамаша перепрыгивала через швы асфальтной плитки, боясь угодить в них каблуками, Воронцов душил ее глазами.

— Почему он плачет? Он что, ударился? — склонилась над ними девушка, поправив миниатюрную сумочку на плече.

— Ты больная? — рявкнул Алексей. — Он испугался, идиотка. Твоего визга.

— Не смей меня оскорблять, Воронцов, — ткнула в парня пальцем укоризненно.

— Какого хрена ты оставила его без присмотра?

— Он был под присмотром, — заорала девушка. Она чувствовала вину. Внутри себя. Но никогда никому в этом не признается. — Я отвлеклась всего на одно сообщение, а он…

— То есть ты пытаешься переложить ответственность на трехлетнего ребёнка? — перебил Воронцов. — Ты, блть, в своем уме? — не стесняясь в выражениях, цедил сквозь зубы мужчина.

— Не ори на меня. И перестань материться при ребенке. Ты его пугаешь, — посмотрела на сына, который молчал и больше не плакал, уткнувшись носом в отцовское плечо.

Обняв Алексея за шею, мальчик крохотными ручками водил по спине мужчины, словно успокаивать требовалась не его самого, а отца.

Воронцов бросил в девушку предупреждающий взгляд и промолчал. Но не потому, что ему нечего было ответить и он схавал претензию. Сказать ему было что и много. Только не при ребенке, в этом она была права.

— Гоша, иди к маме, — вытянула руки девушка, приглашая ребёнка в них.

Мальчик теснее прижался к отцу. Напряг слабые ручонки, карябая шею.

— Иди домой, — Алексей поднялся вместе с сыном на руках. Посадил мальчонку на сгиб локтя, придерживая за плечико. — Я сам с ним съезжу, — двинулся к машине. — Приеду, поговорим, — бросил через плечо.

Ее шаги торопливо семенили за ними следом.

— Что значит сам? Ты обнаглел? Воронцов, стой! Ты не знаешь, что говорить врачу, — верещала блондинка, еле поспевая.

Алексей открыл заднюю дверь внедорожника и одной рукой подхватил детское кресло. Мальчик внимательно следил за движениями отца, нахмурив светлые, как топленое молоко, брови. Воткнув кресло между коленями, Леша открыл переднюю дверь и опустил детское сиденье на пассажирское место.

— Что ты делаешь? — запищала где-то за спиной девушка. — Ты повезешь Гошу на переднем кресле? — голос приобрёл визгливые высокие ноты. — Ты спятил?

Мальчик обернулся на голос матери и порицательно посмотрел, словно критика действий его отца не имела правовой основы.

— Это же не безопасно! — привела основательный довод и всплеснула руками.

— Не опасней, чем находиться рядом с тобой, — не оборачиваясь, отчеканил Воронцов и усадил ребенка в кресло. Подмигнул мальчишке и взялся за ремни. — Че, приятель, покатаемся как взрослые мужики, ммм?

Мальчик молчал. На лице сведённые вместе бровки ни о чем не говорили, но болтающиеся в воздухе ножки, убедительно подсказали, что предстоящая перспектива мальчишку устраивает.

— Да что ты себе позволяешь? Я его мать! Ты считаешь, что я могу причинить вред своему ребенку? — ультразвуком запричитала девушка.

— Ты уже это сделала, — флегматично отрапортовал Алексей и закрыл пассажирскую дверь, отрезая малого от вопящей матери.

Обошел капот, намереваясь сесть в машину.

— Ты свинья, Воронцов! — блондинка дернула на себя заднюю дверь и запрыгнула в салон. — Я поеду с сыном к врачу, — воинственно сложила руки на груди, намекая, что ее позиция бесповоротна и основательна.

— Из машины вышла, — опустив руки на руль, Алексей смотрел в зеркало заднего вида, поймав в нем изумленный взгляд девушки. — Повторяю: я съезжу с ним сам.

— Да что же ты упертый баран такой! — заорала блондинка, вновь пугая ребенка: бровки съехали на нос, подбородок задрожал, а вокруг губ проявилась синюшность.

Воронцов сощурился. Подобное у Гоши он ни раз замечал. Че за хрень?

— Перестань орать, — сдержанно пресек девушку.

Алексей смотрел на сына. Маленькие ручки вцепились в ремни безопасности.

Точно в них он искал ту самую безопасность.

— Ты не знаешь, что говорить врачу, у тебя нет анализов, ты… — не слыша никого вокруг себя, перечисляла блондинка.

— Где его анализы? — обернулся.

— Они в электронном виде. У меня на почте.

— Сбрось мне.

— Я не буду этого делать. Я поеду с вами, — безапелляционно отвернулась к окну.

В голове Воронцова вертелись тысячи междометий и миллионы ругательств, которые умоляли рвануть из его рта. Если бы не ребёнок… если бы…

Ну не выволакивать же ее из машины?

Чтобы это видел его сын?

Как когда-то он, пацаном, смотрел, как отец заносил кулак на мать и ничего не мог сделать? Ни хера.

Его сын видеть такое уродство не будет. Никогда. При любых обстоятельствах. Какой бы стервой ни была его мать, ребенок не должен видеть насилия.

— Черт с тобой, — прошипел Воронцов и завел движок.