Иван-Царевич за тридевять земель

Анна Алёшина, 2020

Много есть сказок про Ивана-Царевича. Но всякая сказка – ложь (хоть и с намёком). В этой книге – вся правда об Иване! О том, как много пришлось натерпеться близким и соседям (и близким и не очень) от Ивана-Царевича … от этого любознательного, неугомонного, неутомимого, непредсказуемого и скорого на всякие проделки маленького мальчишки! Хотя, справедливости ради, следует признать, близкие и соседи (и близкие и не очень) подобрались очень даже под стать ему самому. Эта книга о том, как путешествовал …

Небо, самолёт, девушка

Путешественникам пришлось ещё немного подождать, пока начнётся посадка. Папа и Мама пили в баре кофе с молоком, а Александр Папович и Иван-Царевич уминали чипсы из коробочки. Братья сошлись во мнении, что чипсы, которые продаются в аэропорту — особенные, особенно вкусные!

Наконец, пассажиров стали впускать в самолёт. Все заняли места согласно купленным билетам, и Иван-Царевич с мамой оказались у маленького окошка. Выглянув наружу, Царевич увидел, как много людей суетятся вокруг самолёта и среди них два дяденьки, грузившие коляску Ивана-Царевича в багажное отделение.

–Бах! Бах! Бух! — один за другим чемоданы, сумки, и прочий багаж с большой тележки перемещались в брюхо самолёта. Иван-Царевич даже немного заволновался, сможет ли стальная птица с таким грузом в животе оторваться от земли. Но переживал он зря — загудели двигатели, заколотилось сердечко, самолёт медленно поехал, затем стал разгоняться и, вдруг, в одну секунду перестала чувствоваться вибрация шасси (это так по-научному называются колёса у самолёта) — самолёт взлетел.

— Раз — два — три — четыре — пять, — и машины (самые настоящие) стали размером с игрушечные.

— Шесть — семь — восемь — девять — десять, — и дома вначале съёжились до размера пуговиц с Папиной рубашки, а потом и вовсе пропали.

Самолёт забрался выше облаков, и они лежали внизу плотным слоем белой воздушной сахарной ваты — зрелище волнительное и аппетитное. Подумав о сахарной вате, Иван-Царевич вспомнил, что с самого завтрака у него маковой росинки (пара печений, большой леденец на палочке, кремовая булочка и почти пол-пачки чипсов — не в счёт!) во рту не было. Самое время подкрепиться!

У Мамы во время любых выездов “в люди” в сумке всегда была припасена баночка, с изображённым на ней воронёнком и надписью “Карумс”. Название было очень созвучно изображению, но на самом деле означало “Лакомство” — взбитый в нежнейшую пену ванильный крем! И тут (о, ужас!) обнаружилось, что в Маминой сумочке нет чайной ложки!

В сумочке был уголь от тошноты, открывалка, чистые носовые платки, туалетная бумага, “швейцарский” ножик, пластырь, йод, ватные палочки для ушей, шариковая ручка, бумажные пакеты, пара памперсов, бутылочка газировки, мятные леденцы, карта города, расчёска и вышеупомянутая баночка с лакомством. Но ложки там не было!

Папа хотел было попросить очень обходительных девушек в форменных нежно-голубых (“Как незабудки!” — подумал Александр Папович) блузках принести им чайную ложечку, но девушки в тот момент были очень обходительны с другими пассажирами, поэтому всё время обходили Папу стороной.

И тогда появилась ОНА! Девушка с улыбающимися глазами! Девушка подошла к семейству и сказала с лёгким акцентом:

— Знаете, я тоже, обычно, работаю в этих авиалиниях. Правда, сейчас я — в отпуске и лечу на отдых, но мне не трудно будет принести вам ложку.

Когда Иван-Царевич закончил трапезничать, она забрала грязную чайную ложку и стаканчик из под лакомства, а вернулась с книжкой-раскраской и коробочкой карандашей для Александра Паповича и с обезьянкой-варежкой для Ивана-Царевича. На руке у девушки обезьянка вдруг ожила, приветственно закивала Царевичу и уважительно пожала ему ладошку обеими своими лапками.

— Всем малышам, которые путешествуют на самолётах этой авиакомпании, у нас припасены такие игрушки. Правда, иногда коллеги забывают их выдавать. Вот я сама вам и принесла, — извинилась девушка. — Надеюсь, Иван-Царевич и обезьянка подружатся!

Девушка говорила вполне серьёзно, а глаза у неё улыбались и сияли, как капельки росы на солнце. Немного засмущавшись, она спросила:

— Извините, а можно мне немного подержать Ивана-Царевича на руках! Я так люблю маленьких Царевичей!

Сердечко Ивана-Царевича наполнилось радостью, а щёки залил густой румянец. Он повернулся посмотреть, какое решение примет Мама. Мама немного колебалась, как-никак отдавать родного Царевича в чужие руки! Даже учитывая то, что у девушки улыбающиеся глаза, и то, что они все на самолёте, и деться с него девушка с Царевичем никуда не сможет, Мама слегка волновалась. В итоге, она всё же решилась и подала девушке Ивана-Царевича, а тот с радостью протянул к той руки.

И они пошли.… Пошли в “нос” корабля!

Дверь открыл приятного вида дяденька. Оказавшись внутри помещения, Иван-Царевич понял, что он — в кабине пилотов! Тот дяденька, который открывал дверь, по-взрослому пожал Ивану-Царевичу руку.

Поздоровавшись с Царевичем, он вновь сел в откидное кресло — к стенке, сплошь утыканной разными приборами.

Иван-Царевич глянул в окно — здесь оно было очень большое, совсем не такое как в салоне, где он сидел с мамой! Обзор из окна, был похожим на тот, который бывает, когда выглядываешь из-за подголовника Папиного сидения в лобовое стекло автомобиля. Но перед автомобилем всегда была дорога, а здесь кругом было лишь голубое небо.

Интересно, а как пилоты знают, куда нужно лететь? — подумал Иван-Царевич.

Пилотов в кабине оказалось двое. Один сидел на откидном кресле, а второй — в одном из двух кресел управления и держал штурвал.

— Небо чистое! — вдруг выдохнул он, — включаю автопилот.

А затем, повернувшись к Ивану-Царевичу, пошутил:

— Не хочешь порулить?

Иван-Царевич даже ушам своим не поверил!

Девушка села в свободное кресло, и посадила Царевича к себе на колени. Иван-Царевич схватился за штурвал и почувствовал, как тот сам по себе плавно двигался то чуть вправо, то чуть влево.

Сердце билось так, что тому, казалось, не хватает места в грудной клетке и оно вот-вот выскочит из груди! Он однозначно был самым маленьким и юным на свете Иваном-Царевичем, который когда бы то ни было сам управлял самолётом! (Мама позже, правда, намекала, что самолётом управлял-таки НЕ Иван-Царевич… Впрочем, кому какое дело до праздных домыслов?!)

Девушка с улыбающимися глазами принесла Ивана-Царевича к Маме. Он устроился у Мамы на коленках, уткнулся носом в её плечо и, утомлённый всеми последними переживаниями, заснул в мгновение ока. Когда Царевич проснулся не было ни девушки с росинками в глазах, ни самолёта, а сам Иван-Царевич с братом и Мамой с Папой были в Лондоне, где с ними приключилось много всего интересного.

Но судьба — это судьба! От неё никуда не денешься! Когда семья Ивана-Царевича снова ждала посадки в самолёт, но уже на обратный рейс, к ним опять подошла ОНА!

— Надо же! И обратно мы полетим с вами вместе!

Иван-Царевич сиял, как блин на масленицу, от переполнявшего его счастья.

Девушка с улыбающимися глазами, как и во время первого полёта, взяла Ивана-Царевича с собой. Она показала Царевичу, как подготавливают еду и напитки для пассажиров, напоила вкусным яблочным соком и подарила ещё одну варежку (на этот раз — жирафа!).

А затем Иван-Царевич вновь заснул у Мамы на руках, укрытый мягким пледом, который принесла их знакомая добрая девушка. Он заснул, совсем не боясь того, что, когда проснётся, девушки с улыбающимися глазами, как и в первый раз, не окажется рядом. Он знал, что даже если сейчас она исчезнет, он её сможет найти. Даже если вырастет, обязательно найдёт!

Такую непоколебимую, “железную” уверенность в него вселяли аж целых два обстоятельства! Первое обстоятельство — это ведь была судьба! А второе обстоятельство — он знал имя этой девушки! Её звали СТЮАРДЕССА.