Эрика знает, о чем ты думаешь, Фидель. Пантомима слова. Десять рассказов

Андрей Ярославович

Реальность – магическая, магия – реальна, а правда – это то, во что человек искренне верит. Надеюсь, читатель если не убедится в этом, то, по крайней мере, задумается о чем-то своем сокровенном, прочитав десять рассказов, написанных в Галиции и Нижней Силезии в 2012—2019 годах.

Цветные сны

«Глядя во тьму, видимую и слепому»

Уильям Шекспир

Городским тротуаром куда-то весело бежали две черных собачонки: мать — гордо впереди, с высоко поднятой мордочкой и закрученным в баранку хвостиком, за нею щенок — лохматый комочек — то катится, то подпрыгивает. Совсем рядом мчались автомобили, торопились люди, ветер играл желтыми листьями. И в суматохе буднего дня никто не обращал внимания на двух самых счастливых на земле существ, вокруг которых вращались и которым завидовали все небесные светила. Сегодня ночью им приснился сон, один на двоих.

Это был цветной сон.

* * *

Съемочная группа ВВС тайно проникла в страну. Двое журналистов — на автомобиле пересекли западную границу, еще двое, оператор и переводчик — прилетели самолетом в столицу, а оттуда поездом добрались в Большой город, где группа объединилась и под видом обыкновенных туристов поселилась в одной неприметной гостинице.

Чтобы не привлекать к себе внимания местных властей, представители британской телерадиокомпании не взяли с собой видеокамеру и другое оборудование, а приобрели все необходимое для съемки в Большом городе. Малейшая утечка информации поставила бы выполнение миссии ВВС под большой знак вопроса и лишила бы моего старого приятеля Хорхе немалого заработка.

— Они обещали, что хорошо заплатят. Уже дали немалый задаток.

— Молодец.

— Ты же знаешь, что я второй год сижу без работы. Я не мог отказаться. Никак. И какое там «отказаться»? Я благодарен богу. За эти деньги я смогу прожить целый год, если не больше, — таинственно шептал Хорхе, с которым мы встретились в одном крохотном кафе в центральной части Большого города.

— Почему именно к тебе обратились англичане? И как они нашли тебя? — спросил я Хорхе, который в спешке проглотил вступление к своей тайне.

— Это все моя дочь. Она убирает здесь рядом в каком-то туристическом агентстве. Забыл его название. Вот и случайно услышала разговор своего шефа с этими англичанами. А дочь моя знает английский. Иностранцы искали гида для путешествия по окрестным лесам. Откуда здесь в Большом городе могут быть такие проводники? Англичане ни с чем вышли на улицу, где их догнала моя дочь и сказала, что я могу им помочь.

— Твой кофе стынет. И говори громче. Ты шепчешь, а люди вокруг невольно начинают прислушиваться.

Хорхе откашлялся, впопыхах отпил глоток горького напитка и продолжил немного громче:

— А я могу им помочь и не верю, что это настолько опасное для жизни место. Бросил сахар, а кофе какой-то несладкий.

— Возьми мой. Я пью без сахара.

— Спасибо. Так вот. Я проработал в этих лесах почти тридцать лет. С закрытыми глазами сам пройду и любого проведу, куда угодно. Одним словом, я вчера встречался с господами журналистами. Прямо здесь, в этом кафе. Так вот, они хотят тайно посетить закрытый город.

* * *

В этом месте я должен сделать паузу в разговоре с Хорхе и объяснить читателю, о каком городе идет речь. Самому мне не довелось побывать в нем, хотя до него от Большого города каких-то сорок-пятьдесят километров. Знаю о нем лишь то, что говорят другие и хотят рассказать по телевизору. Итак, власть закрыла город более десяти лет назад после того, как в один день его покинули все обитатели. Город вырос пятьдесят лет назад во времена почившей ныне империи рядом с карьером серы и комбинатом, где ее выплавляли. В годы расцвета население юного города составляли около тридцати тысяч жителей, были пять школ, два колледжа, крытый бассейн, две церкви. Это был красивый современный город с высокими многоэтажными домами, широкими улицами, памятниками, парками, здесь рождались, жили, любили, умирали и снова рождались люди, как и везде. Город моментально обветшал, обмелел до нескольких тысяч человек и пришел в упадок, когда рядом закончились запасы серной руды, но люди продолжали жить там, где были закопаны их пуповины.

Оно бы и дальше так было, и власть вспоминала бы о городе один раз в пять лет во время парламентских выборов пустыми обещаниями вечных сенаторов дать простым людям работу и счастье, если бы жители неожиданно не напомнили о себе властям необычным образом.

Люди ушли из города. Навсегда.

А когда по улицам покинутого города начали свободно прогуливаться волки, нападать на соседние поселения, выть по ночам, так что не мог уснуть Большой город, власть вынуждена была дать миру правдоподобное объяснение, почему в конце ХХ века в самом центре Европы люди оставили современное Мачу-Пикчу. Потом было множество всяких правительственных комиссий и программ, неудачных попыток вернуть в город старых и заселить его новыми жителями. Туда согнали даже бродяг со всей округи, отстреляли волков и другую дичь, которая не смогла спрятаться. Все бесполезно. Люди убегали из города, как вода в песок.

Чтобы скрыть свой позор, невозможность выяснить и объяснить всему миру появление города-призрака, правительство страны лишь в общих словах объявило, что в заброшенном городе произошла техногенная авария, для изучения причин и пагубных факторов которой и ради безопасности жителей последние были отселены в безопасные места.

Вместе со временами года менялись в государстве правительства, но каждое из них любезно отказывалось от помощи больших и малых государств и повторяет уже более десяти лет кряду одну и ту же потрепанную мантру:

— Еще немного. Все под контролем. Через месяц-два наши ученые завершат свою работу. Мы находимся за полшага до получения конкретных результатов. Наша наука достаточно мощная, чтобы собственными силами решить и закрыть все проблемы.

Проблемы были решены привычным закрыванием глаз на проблему. Кроме собственных очей правительство плотно закрыло и посторонние глаза.

Город был объявлен закрытым.

Все подходы и въезды в город преградили полицейские посты и наряды, шлагбаумы и таблички с одинаковой надписью: «Вход запрещен. Опасно для жизни». Только что, минных полей нет. Закрытая зона.

* * *

— Один из этих ребят побывал в закрытом городе, — вернул меня к разговору Хорхе. — После чего он прошел у себя в Великобритании тщательное медицинское обследование, которое не обнаружило абсолютно ничего, что угрожало бы его жизни или здоровью. Он заявил, пока тихо, что не верит нашему правительству, будто бы в городе произошла техногенная авария или другая подобная катастрофа. Причина скрывается в чем-то другом, и это другое вернуло англичанина вместе с коллегами в нашу страну.

— Как же ему удалось попасть в закрытый город? — спросил я.

Хорхе продолжил свой рассказ так увлеченно, будто все это произошло с ним самим, а не с парнем из Туманного Альбиона:

— Тот парень, Стив — вспомнил, как его зовут — год назад возвращался автобусом с футбольного матча из столицы в Большой город. Чемпионат. Англия победила. Наши, калеки, проиграли.

— Помню. Калеки, — я согласился, и Хорхе пошел дальше.

Одним словом много пива, разбавленного водкой, выпила компания английских болельщиков вместе со Стивом. Стив работал корреспондентом на матче. Он вышел из автобуса на автотрассе где-то недалеко от Большого города справить нужду. Отошел от дороги наш Стив на несколько шагов и, пьяный как ночь, потерялся в ночи. Говорит, не знал в тот момент, где находится, и что с ним происходит, он пел, и ему сильно было весело. Болельщикам в автобусе тоже было весело, и через мгновение они уже забыли, зачем остановились посреди дороги и с громкой победной песней уехали, оставив одного Стива посреди ночи и дороги. Так он, распевая гимн лондонского «Челси», промаршировал добрый десяток километров от центральной трассы по примыкающей дороге и под утро увидел закрытый город. Не знаю, как англичанин прошел через полицейский пост. Скорее всего, охранники спали в своей будке без задних ног после телевизионного просмотра футбольного матча, и обильного вливания спиртного.

Дальше, говорил Стив, в его памяти наступил полный провал. Очнулся он под вечер. Потерял себя и нашел себя в кровати на голом полосатом матрасе на втором этаже пустого отеля. На входе в здание была табличка с надписью на нашем языке и английском, что это — отель. Все двери — настежь, вокруг — ни души. Погром. Стив вышел из гостиницы и оказался на широкой площади, окруженной со всех сторон настоящим лесом, сквозь который просматривались крыши многоэтажных домов. Людей нигде не было. Повсюду буйствовала зелень, пробившая камни улиц. Несколько больших деревьев росли даже на крышах домов. Висячие сады Семи… Семи… Не могу повторить это слово….

— Семирамиды.

— Да, именно так. Висячие сады Семирамиды². Что это за Семирамида? Не знаю, но слушай дальше. Вещи Стива уехали автобусом в Большой город, а сам Стив с пустыми карманами и желудком оказался в безлюдных джунглях. Он несколько раз пытался проснуться, думая, что это сон, щипал себя за щеки, ударялся головой о стену этого отеля. Но то был совсем не сон. Это была новая неведомая реальность для заблудившегося англичанина.

Несмотря на необычный рассказ Хорхе, я вынужден был его поторопить:

— Все это очень интересно, Хорхе. Я искренен. Но говори, пожалуйста, какая помощь нужна от меня. А о приключениях англичанина я тебя обязательно и более детально сам расспрошу как-то в другой раз.

— Уже заканчиваю. Стив набрел на полицейский пост, там на него надели наручники и отвезли в Большой город. Установив личность журналиста, его сразу отпустили.

— Стоп, Хорхе. Что ты хочешь от меня?

— Все. Стоп. Поехали завтра с нами. Англичане тебе тоже хорошенько заплатят, они все богачи там на своем большом острове. Я сказал им, что буду с помощником. Самому мне с иностранцами в закрытом городе будет как-то страшновато. Не дай бог, что случится с ними, и кто знает, как встретит нас город. Они хотят еще переночевать в нем хотя бы одну ночь, — заискивающе сказал Хорхе с такими глазами, будто он только что занял их у моей собаки. С такими глазами моя собака всегда просит кушать.

Мне не всегда удавалось устоять и отказать таким глазам, и я улыбнулся:

— Куда и когда я должен прийти?

— Завтра утром в восемь часов встречаемся все вместе здесь в кафе. Ты оденься, как следует для похода в лес. О еде, питье не беспокойся, англичане все необходимое возьмут с собой, — радостно ответил Хорхе и едва не завилял хвостом. — Я знал, что ты не откажешь. Ты настоящий.

Мне захотелось погладить его за ушками.

* * *

Едва родившееся утро плескалось в молоке тумана.

— Четыре кофе с молоком и два — без молока, — предварительно узнав о предпочтениях гостей Большого города, на правах принимающей стороны я заказал всем кофе.

Познакомились коротко и много не говорили. Английским языком мы с Хорхе не владели, как и англичане нашим, поэтому все внимательно смотрели на переводчика. Уже знакомый нам Стив, еще журналист Томас, Генри — оператор, Кевин — переводчик. Говорил переводчик медленно, с акцентом, но четко и понятно. Все гости почти нашего с Хорхе возраста. Открытые приветливые лица, обычные ребята, их не выделишь в толпе, люди с улицы, случайно встретились в кафе.

Я кивком позвал официанта.

Удобно расселись в маленьком микроавтобусе, Томас — за рулем.

— Ты — штурман сегодня, Хорхе, — я похлопал земляка по спине. Кевин перевел, мы все вместе улыбнулись, и побежала дорога.

* * *

Ехали новой автострадой, построенной два года назад специально к футбольному чемпионату. Затем свернули на боковую дорогу, и попали в совершенно иные время и пространство, в другой мир.

Старая имперская дорога, израненная ямами, еще жила. Еще живы были деревеньки на нашем пути, сонные и неумытые туманом утренней дойки. Через открытое окошко в салон автомобиля влетел запах навоза, за ним — веселое петушиное кукареканье, ленивый лай собак и зевота редких крестьян на своих бедовых подворьях. Дыхание зелени было настолько мощным, что звенело в голове. Скажу за всех нас, что путешествие уже себя оправдало одними лишь импрессионистскими картинами утренней деревни, а нас, судя по рассказу Стива, впереди ждал абсолютный сюрреализм. Или авангард завтрашнего дня. Не знаю точно.

Въехали в темно-зеленое облако леса. Высокие деревья руками верхушек упирались в небо, рядом детишками подрастали молодые деревца. Сразу же потемнело в глазах. Крестьянские повозки исчертили узкую грунтовую дорогу длинными линиями судьбы, жизни и любви. Готические арки веток закрывали небо. Наши легкие не могли надышаться чистым первозданным воздухом. Англичане хлопали глазами перед пейзажами неведомой планеты.

Хорхе был здесь своим. Это был его дом, настоящий, а себя он чувствовал «старым волком».

— Бывших лесников не бывает, — постоянно говорил Хорхе и в тот день он безошибочно находил дорогу, которая часто терялась и беспомощно упиралась в стену леса.

Отклонив всего лишь одну-две ветки, Хорхе легко находил незаметные калитки в стене зелени и приглашал нас дальше и дальше в места, очень давно нетронутые людьми. Нас не удивило бы появление здесь даже гигантских ящериц или иных доисторических созданий. Несколько раз мы вместе выходили из автомобиля и оттягивали в сторону с нашего пути природные шлагбаумы, сложенные из пораженных молнией или старостью деревьев. Птицы то ссорились с нами, то пели для нас свои райские песни.

Более двух часов мы покоряли райский лес, пока не выехали на небольшую открытую местность. Внизу расползся в стороны старый песчаный карьер, чуть дальше за ним — снова лес, а в нем притаился наш город. Город потопал в зелени, из которой торчали более десятка плоских крыш многоэтажных домов и два круглых церковных купола. В предобеденном солнце блестели кресты древней цивилизации. Древней, ибо ничто не говорило о том, что этой древней цивилизации исполнилось всего лишь несколько десятков лет.

Через полчаса мы въехали в город сквозь неохраняемую полицией зеленую арку.

— Триумфальна арка, — сказал кто-то из англичан.

Когда-то широкая, асфальтированная дорога сморщилась до половины, с двух сторон ее больно сжимали травы и кусты. Завороженный встречей с незнакомым городом, я не заметил, как Генри включил кинокамеру, а Стив начал свой репортаж. Теперь уже мы с Хорхе, молча, мигали глазами. Снималось кино. Мы заранее договорились, что англичане не покажут в кадре наши имена и лица. На всякий случай, неизвестно на чей любимый мозоль наступит фильм ВВС после его показа на экране.

Город стыдливо прятался в зелени. Его счастливое детство, минуя молодость и зрелость, благодаря какой-то роковой тайне, мгновенно превратилось в дремучую старость. Пустое пространство. Куда-то исчезло солнце, хотя в небе не было туч. Ни одной живой души. Легкий ветер. Через два квартала черных печальных окон дорога привела нас на центральную площадь города, наполовину поглощенную травами. Я невольно обвел взглядом весь периметр площади.

«В таком месте обязательно должны лежать мертвецы. Могильные травы», — неприятная мысль прилипла к моему сознанию. Мы как будто прибыли на место массовой казни. Внезапное карканье вороны чуть не вырвало наши сердца.

— Hotel, — сказал Стив, и мы все разом посмотрели в сторону, показанную пальцем недавно побывавшего в городе человека.

Остановились возле гостиницы, осторожно вышли из автомобиля. Тихо дышали.

Те же черные впадины окон, пустые глазницы. Покосившиеся двери. Могучее дерево пробило толстыми ветками один глаз-окно на третьем этаже и вором пролезло внутрь гостиницы. Зданию не было больно, оно было мертво. Было больно и жутко смотреть на эту разрытую могилу под открытым небом. На крышах домов, обложивших площадь, действительно росли довольно высокие березки и тополя.

«Висячие сады Семирамиды, — вспомнились мне слова Стива. — Кто та любимая, ради которой неизвестный царь повесил дикие сады в этом городе?»

— Нам следует заниматься своей работой, и она отвлечет нас от первых жутковатых ощущений, — сказал Томас, и мы поспешили разгружать автомобиль.

Стив провел нас в «свою» комнату на втором этаже, мы решили все вместе обустроиться в одном помещении. Электричества не было. Мобильная телефонная связь не работал. Разлили и выпили бутылку виски. Перекусили привезенными с собой бутербродами.

Июльская ночь наступит еще не скоро, поэтому решили посетить промышленную зону, близко прикрепленную к городу. Имея фотографию, сделанную со спутника и руководство Хорхе, Томас легко доехал до поломанных ворот горно-химического комбината. Кто из вас видел фильмы о последней официальной мировой войне, разрушенные бомбами Сталинград или Дрезден, тот может легко представить себе то, что открылось перед нами. Наяву.

— Экология в пределах нормы, — сказал Кевин, повозившись некоторое время с какими-то приборами. — Никаких отклонений. Почти идеальные показатели.

Оператор Генри провел небольшую съемку, Стив и Томас говорили что-то в камеру, показывая вокруг руками. Мы с Хорхе стояли недалеко и с любопытством рассматривали места, рядом с которыми прожили всю свою жизнь, и рядом с которыми совсем недавно бушевал карнавал футбольного чемпионата. В отличие от меня Хорхе не раз бывал в этом городе, когда в нем кипела жизнь. Но такой пустоты не мог себе представить даже он. Жизнь выкипела вся из этого забытого богом чайника.

— Вон оно, как бывает, — не переставал жаловаться Хорхе. — Кара божья, и все. Но за что?

«Хорошо спрятанный правительством скелет в потайном государственном шкафу», — подумал я.

Вокруг был лес. Боясь заблудиться среди деревьев, солнце садилось незаметно и быстро. Время ужина. Нужно было готовиться к ночи. Возможно, она откроет нам тайну города. Мы вернулись в отель.

Город засыпал при выключенном свете. Комнату отеля как-то неловко освещал свет электрического фонаря. Мы поужинали. Как не пытался каждый из нас казаться спокойным и безразличным к окружающему городу, все были страшно напряжены. Наши тени ожили на стенах комнаты с приходом полной темноты за окном. Ни одной живой души вокруг, кроме равнодушного ежа, перешедшего нам дорогу на въезде в город. Птицы слабо тешили слух, да и они очень скоро улеглись спать.

Что-то невыразимое давило на мозг. Ни одного звука не выдавила из себя ночь. За людьми, понятно, из города ушел обоз кошек, собак, мышей и крыс. В окружающем нас мире было пусто. Казалось, его покинула даже тишина. Это был полный вакуум жизни, в котором зависло биение наших сердец, и хрустел табак в дымящих сигаретах.

Мы ждали волчьего воя. Но то была не их ночь.

После полуночи решили проехать по ночному городу. О страхе не думали, хотя он с сумасшедшей скоростью мчался по нашим жилам, едва не разрывая их клочья. Никакой разгадки опустения мира. Ни одной зацепки, ни одной ниточки. За два с лишним часа мы объехали почти весь город. Ночь не пускала нас дальше света фар. Луна спряталась. Ничего необычного, кроме самого необычного — пустого города.

Конец ночи доспали в спальных мешках в комнате отеля.

* * *

Встали намного живее, чем ложились. Страх пропал, кровь успокоилась. Решили возвращаться.

— На нет, и суда нет, — бодрился Хорхе. Кевин перевел, и англичане, привыкшие уважать правосудие, согласились.

Позавтракали бутербродами. О виски читатель, видимо, сам догадался. Отсняли на площади еще один сюжет, уделив особое внимание показаниям измерительных приборов, и начали потихоньку готовиться к отъезду.

— Не обижайтесь, ребята, — обратился к нам с Хорхе Стив длинной тирадой. — Но вы сами теперь видите, что ваша страна обманывает остальной мир. Никакой техногенной аварии в этом городе не было, по крайней мере, никаких видимых следов этого мы не обнаружили. Научные исследования никто не проводит. Никто ничего здесь не делает. Наше правительство должно спросить ваше правительство, что на самом деле скрывается за паническим бегством нескольких тысяч людей из города. Что это за «красные кхмеры» появились в современной Европе? И если ваша страна этого не знает или не способна выяснить, в ситуацию должно вмешаться международное сообщество. Определив причины опустения этого города, можно будет предотвратить подобные явления в других странах. Мы не имеем права молчать, а вашему правительству пора вынуть очень дурно пахнущий скелет из шкафа.

Я молчал. Стив, будто подслушал мои недавние мысли о скелете. Хорхе выдавил из себя привычный ропот, объединив в нем разные философские концепции, а также и бога, и черта:

— Это кара божья, и все. Его дела. Не думаю, что это заразное опустение города. А может и заразное, черт его знает.

Кевин удивленно и внимательно выслушал спич Хорхе, но не решился перевести для всеобщего сведения.

— А что это за творение божье! — я невольно вскрикнул.

Вся группа моментально прилипла глазами к человеку. Да. Это был человек. Он медленно пробирался к нам сквозь густые кусты. Расстояние уменьшалось. А разрастающаяся улыбка на лице незнакомца немного нас всех успокоила.

— Здравствуйте, господа, — тихим загробным голосом поздоровался чудом появившийся перед нами немолодой мужчина.

— Здравствуйте, — звонко крикнул Кевин и сразу же накинулся на незнакомца с вопросами, стараясь все быстрее узнать, чтобы единственный уцелевший житель города, не дай бог, не исчез также внезапно, как и появился, чтобы не растворился в воздухе как призрак. — Как вас зовут, мистер? Вы здесь живете? А куда подевались все люди?

— Как меня зовут? — начал, было, незнакомец, сделал паузу и посмотрел в стороны, ища место, где бы присесть.

«Кто это может быть? Робинзон Крузо. Что-то вертится в голове. Неужели это он?» — неприятная догадка прошила мой мозг длинной иглой, но в тот момент я не смог прочно ухватиться за нее.

Стив бросился к автомобилю, принес какое-то покрывало, набросил его поверх грязной скамейки и предложил незнакомцу присесть. Тот присел с краю. Поблагодарил. Мы обступили уцелевшего жителя, готовясь услышать что-то интересное и необычное.

Костюм — скомканный, воротник белой рубашки — грязнее лавки, тяжелые ботинки. Без шапки. Небритый. С растрепанными жидкими, полностью седыми волосами. Мужчина в возрасте, лет шестьдесят, худощавый, выше среднего роста. Бледное лицо, как шумерская таблица, вспахано глубокими клиньями морщин.

Незнакомый человек дал нам время себя осмотреть, после чего коротко ответил на вопросы Кевина:

— Зовут меня: Николай. Я здесь живу. А все жители ушли из города, кто куда. Кто — вернулся в села, откуда пришел, кто — отправился в Большой Город или подался за кордон.

— Но, почему люди покинули город? — Кевин с нетерпением дослушал ответ и задал основной вопрос нашего путешествия.

— Потому что в этом городе люди не могут спать, — ответ Николая потряс нас своей простотой и необычностью, тем более после нашего ничем не потревоженного сна.

— Как не могут спать? Мы же проспали ночь в этом городе как младенцы после купания. Как это, уважаемый Николай? — это уже Хорхе не удержался от участия в разговоре. Генри к тому времени давно как включил видеокамеру, а Кевин — перевод.

— Вы все правильно сказали. Спать в этом городе могут только младенцы, пока они младенцы и не знают, что здесь произошло. Вы этого тоже не знали, вот и проспали спокойно ночь в своих снах, — не меняя беззаботной интонации, ответил Николай и вытащил из кармана пиджака кусок какой-то веревки, за ней мятую сигаретную коробку и коробок спичек. Мы отказались от предложенных сигарет. Николай медленно прикурил одну сигарету, дешевую, без фильтра.

Кевин едва дождался момента, чтобы перевести следующие, несколько провокационные слова Стива:

— И вы, мистер, тоже не знаете, что здесь произошло в городе, раз уж живете в нем.

— Я? Нет. Я — знаю.

— Интересно послушать, если это не государственная тайна, конечно.

— Слушайте, ради бога. И нет здесь государственной тайны, потому что здесь нет государства, оно ушло вместе с людьми.

«Неплохое начало», — подумал я.

А незнакомец продолжил:

— Когда-то, не помню, сколько лет назад, недалеко отсюда, — Николай повернулся в сторону и показал рукой в направлении многоэтажных домов, — автомобиль раздавил двух небольших собак. Мать со щенком. Их окровавленные тела с вывернутыми наружу внутренностями целую неделю лежали посреди дороги. Целую неделю они в муках умирали, скулилы, стонали и плакали, плакали и стонали, как люди. Настоящие. Окровавленных слез было столько, что они текли улицей так, что ее невозможно было перейти. Люди равнодушно обходили, объезжали это место целую неделю, пока собаки не стихли. Их потом отодвинули лопатой на обочину. Хорошо спалось людям ту неделю, они закрывали окна, включали громче свои телевизоры и магнитолы. Со всего неба над городом слетелись все ангелы и скорбно махали крыльями, а город спал и веселился, веселился и спал рядом с медленной мучительной смертью самого верного друга человека.

— Невероятно! — вскрикнул Хорхе, задрав голову в небо.

— Может быть и невероятно, — согласился незнакомец и, не торопясь, покуривая, продолжил. — Умолкли под конец недели бедолаги. Но буквально на следующую ночь замученные собаки вдруг вновь заскулили, застонали и заплакали от нестерпимой боли уже во снах всех жителей города. Муки несчастных собак вернулись в сны бездушных людей. Стоны, скуление и плач будили горожан, как только сон касался их век и подушек. Всем снился один и тот же сон, один на всех: люди во сне стояли и смотрели, как умирали собаки. Это не явь, где можно закрыть глаза, уши и сердце. Во сне не спасали закрытые окна, телевизоры и магнитолы, музыка и алкоголь.

Перестал спать весь город.

Обессилив от бессонницы, люди буквально падали на ходу — дома, на улицах, на работе. Невыносимое скуление замученных собак не давало им спать, отнимало сон. Сорок человек скончались. Приезжала комиссия Министерства здравоохранения и захоронения, но уже на следующий день надменные столичные чиновники, поджав хвосты, в ужасе бежали из города. Спали только маленькие дети, но и они теряли сон, как только кто-то им рассказывал о бессоннице взрослых.

Целый год мучился город, а затем все его жители, молча, не сговариваясь, в один день снялись и ушли со всеми пожитками, которые можно было унести и увезти с собой, кто куда.

— А как быть с бродягами, которых войска согнали со всего западного региона? В чем они виноваты? Почему не прижились? — пришел черед моего вопроса.

— Они — невиновны, это — правда. Но есть, как есть, не я это придумал. В этом городе живет лишь один сон. Сон о том, как мучились и умирали собаки. Другие сны обходят эти места стороной.

Мы все закурили. Даже — Хорхе, который бросил курить год назад, о чем не забывал хвастаться при каждой встрече со мной. Ниоткуда-то взялась бутылка виски и пошла по рукам. Отпил глоток и Николай. Затем наш гость (вернее, хозяин, мы — гости):

— Спасибо за угощения, — поблагодарил житель закрытого города, поднялся со скамейки, тихонько попрощался и ушел.

— А почему к тебе не приходит этот страшный сон, Николай? — крикнул ему вслед Хорхе.

— Я никогда не сплю.

— Не спишь? — удивление исказило улыбку Хорхе.

— И вы не спите. Теперь вы знаете о том, что произошло, в этом городе. Здесь к вам будет приходить этот чужой сон, — не оборачиваясь, ответил Николай.

— Но бродяги же ничего не знали о муках собак, почему они не могли спокойно спать? — не унимался Хорхе.

— Я рассказал одному из них. И узнали все, — сказал Николай и растворился в зелени. — Как вы. Сегодня.

— Послушай, Николай? — не унимался Хорхе.

— Боль здесь живет большая, нестерпимая, — то были последние слова незнакомца.

* * *

Камера Генри работала. Теперь уже я попросил виски, и все согласились с тем, что следует повторить ритуал.

— Трудно поверить, но и грех не проверить на себе только что услышанное, — Кевин перевел для нас с Хорхе реплику Томаса. — Если мы уже здесь и проделали такой путь сюда.

— Лучше не искушать судьбу, — попытался роптать Хорхе.

— Debes ergo potes.… Двойная оплата, мистер Хорхе, вам и вашему помощнику, — пресек бунт на корабле Стив при помощи устойчивого латинского выражения, означавшего: ты обязан, значит — можешь.

— Ну, разве… ну… вы так просите… останемся. Конечно, если это нужно для науки… только ради науки, — сказал, наконец, Хорхе, заикаясь и прикрывая наукой свои невинные корыстные мотивы. — Ну. Конечно. Ну. Наука — это святое. Я вот забыл спросить Николая, где он здесь достает сигареты? Магазины-то не работают.

Я бы остался в не слишком святом городе и без всякой платы.

— У него бездонная пачка, — не знаю, было ли сказанное мной шуткой.

— Как бездонная?

— Не знаю, Хорхе.

Кевин не смог перевести наш короткий диалог с Хорхе.

Остаток дня мы кое-как провели в гостинице. Никуда не выходили, не было смысла, эксперимент состоял лишь во сне. Сытно поужинали. Молча, допили виски, молча, улеглись в спальные мешки. Заснули быстро. Ночь больно придавила город к земле.

Я не стал ждать, пока жалобное скуление и стоны двух небольших черных собачек, раздавленных автомобилем на дороге, целиком заполнят пространство моего сна. Я стоял рядом на тротуаре в первой шеренге многотысячной толпы и видел все, как и рассказывал Николай. С первыми же услышанными звуками боли я невероятными усилиями воли разорвал стальные нити сна, которыми ночь зашила мои веки. И проснулся. Рядом со стеклянными, испуганными глазами уже стояли Хорхе, Стив и Генри. Закричал и проснулся Томас. Если бы не Стив, который догадался открыть окно, его бы выбило биением наших сердец, настолько сильно они стучались в наших грудях. С потными лицами мы тяжело дышали, как будто только что отмучили марафонскую дистанцию.

* * *

Первые лучи солнца оранжевыми нитками хаотично прошивали зелень окружающих деревьев.

Мы спешно покидали город.

На выезде я невольно оглянулся.

Посреди дороги стоял и улыбался Николай. Рядом с ним играли две небольшие черные собачки, мать — с высоко поднятой мордочкой и закрученным в баранку хвостиком, и лохматый комочек — дитя. Они прыгали и бегали вокруг Николая, качались по дороге и нежно прикусывали друг друга. И не было во всем мире более счастливых существ, чем они, вокруг них вращались, им завидовали все небесные светила. Сегодня ночью им приснился сон, один на двоих. Это был цветной сон.

«Боль здесь живет большая, нестерпимая», — вспомнил я слова Николая и добавил. — «И счастье».

Боковым зрением я заметил, что вместе со мной назад на дорогу смотрит Стив. В зеркале его глаз отражались Николай и две собачки.

В какой-то момент собаки побежали за нашим автомобилем, и мы со Стивом помахали им рукой. Через минуту лес с двух сторон задвинул занавес и спрятал город, его сон и его тайну.

* * *

— Пойдемте с нами в кафе, выпьем по чашке кофе, — пригласили нас с Хорхе англичане по приезде в Большой город. — И рассчитаться с вами нужно.

— Четыре кофе с молоком и два — без молока. Бутылку виски и коробку шоколадных конфет, — сделал заказ Кевин. — Самых дорогих.

— Кто этот загадочный Николай, который никогда не спит? — в какой-то момент вечера спросил Томас.

— Я знал одного парня, отец которого повесился когда-то давно в этом городе, — ответил я после, не знаю какой по счету, рюмки.

— Хороший малый, — сказал Генри. Все согласились.

— Навуходоносор III, — добавил я.

— Четыре кофе с молоком и два — без молока — но этого нам уже не подавайте. Хватит. Кофе, говорят врачи, вредно. Принесите нам две бутылки виски и две коробки шоколадных конфет, — громко раскошелился Хорхе. — Самых дорогих, разумеется.

— А я вам скажу, друзья, что боль — это отдельная субстанция, родившись, боль никуда не исчезает, — задумался Стив.

— Как не исчезают все наши слова, — присоединился я.

— У меня тост! — крикнул Кевин. — У всех налито?

— Давай, — поднялся со стула Хорхе.

— За боль, как субстанцию!

— Ура!!!

— Четыре кофе с молоком и два — без молока — но этого нам не подавайте. Хватит. Кофе, говорят врачи, вредно. Принесите нам две бутылки виски и две коробки шоколадных конфет, — Хорхе был в ударе. — Самых дорогих, разумеется.

Кто-то не мог идти сам, кого-то мы несли. Точно не помню, может меня.

Сколько на самом деле было выпито в тот вечер и ночь, на утро не знал никто. Разумеется, в гостиничной комнате мы спали все вместе, одетые на полу, крепче младенцев после купания среди россыпи пустых бутылок.

* * *

Скоро на своих телеэкранах вы увидите сенсационный фильм ВВС под названием «Цветные сны». Объясняя необычный выбор названия для фильма, Стив сказал, что после нашего фантастического путешествия во времени и пространстве ему бы очень хотелось, чтобы все собаки во всем мире видели только цветные сны³.

* * *

Примечания

2

Висячие сады Семирамиды — одно из семи чудес света. Согласно легенде вавилонский царь Навуходоносор создал висячие сады для своей возлюбленной Амитис.

3

Большинство людей считают, что собаки видят окружающий мир в чёрно-белых тонах и определяют очертания предметов по различному уровню яркости, а восприятие света если и есть, то очень слабое.