У самого Черного моря

Андрей Щупов

«Бас, кулак и гитара» – завершающая часть трилогии «Гастроли „Гекубы“». Оказавшись «под крылом» местного хозяина побережья, юные музыканты не сразу понимают, в какую ловушку угодили. Идет передел территорий, и целью криминальных разборок становится Алиса, дочь всесильного босса. На нее, как на наживку, собираются ловить главного фигуранта, и в этой охоте музыкантам «Гекубы» также отводится своя роль. Вот только быть марионетками они не собираются, и ситуация становится взрывоопасной…

Глава 4 УРА! В НАС МАЖУТ!

— Однако!.. — первым опомнился Вараксин. — Что это за хрень творится?

Джон кинулся было к окну, но я успел сцапать его за рукав.

— Куда, дурила? Пулю словить хочешь? — и вопреки сказанному сам метнулся вперед. Предусмотрительно встал чуть сбоку, но толку от этого было чуть. Судя по чудовищному рикошету, по зданию лупили из акаэсов, а АКС — это вам не родной и честный АКМ. Пуля тонкая, длинная — так и норовит свернуть на сторону. Нарисовать мертвую петлю такой пульке — пара пустяков. Потому и хотели их в свое время запретить, записали в оружие варваров и садюг. Калибр 7,62, типа, гуманный, а 5,45 — вовсе аже наоборот. Как и авиабомбы — вещь могутная и благородная в пику подленьким и лицедейским минам. Причуды милитарной логики! Убивать можно и нужно, но лучше все-таки по-честному!

Впрочем, в данную минуту я бы, пожалуй, согласился с господами гуманистами. Пули искрили вдоль всего здания, и выглядывать наружу в самом деле представлялось опасным. Насколько я понял, дом штурмовали со стороны центральных ворот. Укрываясь за пальмами и цветниками, в темноте мелькали скрюченные фигурки. Трепетные язычки огня вспыхивали там и тут, выдавая присутствие стрелков. По ним, должно быть, и целила находящаяся в доме охрана.

Вновь громыхнуло где-то наверху — ничуть не слабее прежнего, однако на этот раз взрыв ничуть не ошеломил, — адаптировались, в натуре! В считанные секунды… Скорее всего наступающие били из подствольников, потому как для ракет было все-таки слабовато, а вот для гранаток — в самый раз. Но радоваться все равно было нечему, — то, что я созерцал, абсолютно не воодушевляло. Как обычно, жадные эцелопы что-то там не поделили, одна группировка пришла перетереть с другой, честный базар пацанов вылился в шумную разборку. С какой стороны ни смотри, мы здесь являлись фантиками приблудными и совершенно посторонними. Как говаривали в знаменитом фильме: «скрипач не нужен». В данную минуту это относилось сразу к троим «скрипачам». И потому с честной душой мы имели право сделать ноги, задать драпака, свалить на все четыре стороны, но… В том-то и крылась закавыка, что посторонним я себя уже не считал. Такой вот идиотский «кюл». От одной мысли, что Алиса стоит сейчас у окна — в одной сорочке, дрожащая и напуганная, мне стало не по себе. Глупая девочка, готовая разрыдаться от неосторожного слова, — какими глазами, черт подери, она взирает на все происходящее?..

— Вот что, козлики, — я обернулся к друзьям. — Судя по всему, это столичные кунаки Петра Романовича. Пришли по старой памяти перекашлять наболевшее. Нам с вами этот кашель ни к чему, так что поступаем мужественно и отважно: вот вам ключики, запирайтесь и ныряйте под койки. Кто бы не ломился, молчите в тряпочку и изображайте глубокий сон.

— А ты?

— Мне надо кой-куда сбегать.

— Подожди! Как это — сбегать? Ты можешь что-нибудь объяснить? Хотя бы коротко?

Ломаться было глупо, и уже возле дверей я обернулся.

— Чего там деется за окном, знаю не больше вашего. А проведать собираюсь дочь нашего монстра. Сами понимаете, учитель в ответе за своих учениц.

Джон поймал распахнутой пятерней связку ключей, я же выскочил в коридор. Здесь горели матовые плафоны, было дымно и жарко. Пахло чем-то химически отвратным, от чего жутко запершило в горле. Нечто среднее между жженной резиной и копченой рыбой. Промчавшись до угла, я сунулся было к лестнице, но там копошились какие-то люди. Кашляя, они поднимали по ступеням громоздкие ящики. На всякий случай я отпрянул назад, но один из них все же меня заметил.

— А ну стоять! — он вскинул руку с какой-то пукалкой — не то гладкоствольной «Сайгой, не то «Мосбергом», и пришлось изобразить ему двузубую вилку. Я не Ярмольник, но получилось у меня вполне убедительно. Разглядев мои поднятые клешни, боец снисходительно шевельнул ружьишком. Я уже понял, что это люди Петра Романовича и потому шагнул ближе.

— Свой я! Честное пионерское.

— Свой… Сейчас поглядим, какой ты свой… — оставив приятелей с ящиком, боец скакнул по ступеням, приблизившись, ткнул стволом в мою геройскую грудь. — А-а… Ты из этих придурков.

— Из психов.

— Чего?

— Мне бы пушку, в натуре. Хоть самый захудалый калибр.

— Губешки раскатал!

— Они же со всех сторон прут! Вас что, много?

— Не мельтеши, — меня отодвинули в сторону. Ящик был, по-видимому, достаточно тяжелый. Шоркая по полу обитым жестью днищем, его выволокли в коридор.

— Принесли? — кто-то уже бежал по коридору навстречу.

— Не все. Сейчас патроны затащат…

Гулко хлопнула крышка, на свет показался малютка автомат — не «Калашников», что-то более компактное, знакомое по западным фильмам. Впрочем, черт их разберет. Ни «Беретты», ни «Скорпиона», ни «Узи» я сроду в руках не держал. Кажется, начинался дележ, и я снова подступил ближе. Увы, меня снова оттеснили в сторонку — на этот раз чуть более корректно. Такие вот дела! Кругом рвалось и грохотало, а я был чужим на этом празднике жизни. Реветь от обиды я, разумеется, не собирался, однако меня все равно пожалели.

Конец ознакомительного фрагмента.