И опять Пожарский 6

Андрей Шопперт, 2021

Польша – вечный враг.

Глава 3

Событие двадцатое

Государь, вынося этот указ на обсуждение в Боярскую Думу, предполагал, что поддержит его только один человек. И этим человеком был его дядька Иван Никитич Романов. И этот-то не сам по себе будет за указ, а потому, что патриарх с Михаилом его целый час уговаривали. Вот уж задал Петруша задачку, ни в одном из учебников по математике ответа не сыскать.

Началось всё ещё на свадьбе у Фёдора Пожарского. Сидели, разговаривали об обустройстве новых земель в Прибалтике и Финляндии. Вот тут «Соломон» и выдал. Слово-то, ещё какое мерзкое — «ассимиляция». Будто от уксуса скривило.

— Великий Государь, ни у одного народа, ни сейчас, ни в древности, нет и не было ответа на вопрос, как малые народы в покорности держать. И в Римской империи и в Византии одно восстание за другим. Византия потому и развалилась, что не смогли их кесари решения этого вопроса найти. То же самое сейчас и в Османской империи, да тут ещё и религия примешивается. И у шаха Абаза не лучше, вон грузины опять восстание подняли и семидесятитысячную армию шахскую уничтожили. Да и мы ничем не лучше, чуть власть пошатнулась, и по всей стране восстания полыхнули и татары и башкиры и мордва, все отметились, — Пётр Дмитриевич отхлебнул из кубка квасу и хотел продолжить, но патриарх тогда хитро усмехнулся и спросил:

— А ты, Петруша, чай умнее Абаза, что ты посоветуешь?

— Слово есть латинское — «ассимиляция». Это когда человек другого вероисповедания и другого народа принимает веру того народа среди которого живёт, разговаривает и думает на его языке и вообще считает себя скажем русским, хоть он и татарин. Есть ведь у нас князья выходцы из татар и прочих народов. Вот этой ассимиляцией и нужно заниматься. Дело это очень не быстрое и не дешёвое, и кроме того, очень хлопотное. А только начинать нужно срочно, чтобы хоть через сотню лет, а жил в России только один народ — русские. Если же по-старому жить, то из смут и восстаний вовек не вылезти и закончится всё как с Римом и Византией — развалится страна на кусочки.

— Ну, слово выучим, — встрял Великий герцог Финляндский Владимир Тимофеевич Долгоруков, — А делать-то что надо, чтобы чухонцы русскими стали?

— Я бы начал с того, что вернул назад второй Юрьев день. Кто захочет стать русским, если большая часть этого народа холопы, рабы почти, а они там, на окраинах, все свободные. Что за дурак захочет сам рабом становиться. Ещё нужно тебе, Великий Государь, раз и навсегда прекратить вотчины раздавать.

— Стой, Петруша, — поднял руку и Михаил, — Ты ведь сам просил меня и не раз сделать дворянами твоих помощников и вотчины им раздать.

— А давайте сейчас съездим в одну из деревенек, да вот хоть к Рубенсу и поговорим с холопами его, — вскочил в запальчивости младший Пожарский.

— А что, до вечера и застолья далеко, давайте съездим, — неожиданно поддержал Петра патриарх.

Деревенькой Алексеевка была тогда, когда отписана была новому российскому дворянину Петру Павловичу Рубенсу. С тех пор много воды утекло. Рубенс уже давно барон, у него теперь целых две деревеньки в Жарской волости. Алексеевка же из девяти дворов незаметно выросла в тринадцать. На прошлый Юрьев пришло к барону Рубенсу двое крестьян из соседнего уезда, и попросились к «немцу» с чадами и домочадцами. Да ещё двое средних сыновей решили выделиться из отцова хозяйства. Подъезжая к деревеньке, Михаил увидел, что у одного из домов стоит целая толпа и что-то горячо обсуждает. Подъехали, вышли из возков, царь цыкнул на боярина, что приказывал стрельцам из охраны разогнать холопов. Подошли. Понятно, что народ бухнулся на колени и пополз под благословление патриарха Филарета.

Когда всё более-менее успокоилось, Великий герцог Долгоруков и спросил, из-за чего кричали християне. Староста деревни помялся чуток, но нашёл в себе смелости и ответил.

— Мы обществом, государи, решали куда десятину, что на развитие общины собирается, потратить. Один предлагает фонтану, как в Вершилово строить, другой школу, а то далековато в город детишек возить, Фома вон вообще на церкву замахнулся. Вот и галдели все.

Михаил был не в первой деревне, ездил на богомолье по Руси. Эту не с одной даже и сравнивать нельзя — совестно. Дома как в Вершилово, огромные пятистенки, с двумя торчащими из черепичной кровли трубами печей. Не заваленная сугробами, а очищенная почти от снега укатанная улица. И не кривая, как обычно, а прямая с переброшенными через придорожную траншею красивыми резными мостками. И правда что фонтана только и не хватает. Император заплакал. Не зря ехали. Ведь и правда любой инородец захочет вот таким русским стать.

— Стройте фонтан, — срывающимся голосом просипел Михаил, — А на школу и церковь я денег дам.

Через час, вернувшись во дворец к Петруше, согреваясь китайским жасминовым чаем, продолжили разговор.

— Нужно в Прибалтике и Финляндии уменьшить процент местного населения. Объяви, Государь, что те из местных, что поедут на постоянное жительство на Волгу и на Урал, получат освобождение от налогов на десять лет, и доставлять их будут за счёт Переселенческого приказа, и материалы на строительство дома и всех пристроек тоже приказ на себя возьмёт, да ещё две коровы, две лошади и пять коз или овец. Ну, и плюсом семена из Вершилова. Должны поехать. Может и не много первой волной, но потом эта первая волна письма домой напишет, и потянутся ручейки, — как бы сам себя, уговаривая, проговорил Петруша.

— Так обезлюдит совсем Финляндия, — хмыкнул Долгоруков.

— Нужно то же самое послабление и все эти же льготы на Руси крестьянам предложить, кто туда поедет жить, — поморщившись, продолжил Пожарский.

— А что скривился? — углядел патриарх.

— Мало ведь на нашей землице народу русского после всех этих смут осталось, да и те в крепости в основном. Только одним переселением народов проблему ассимилирования инородцев не решить. Нужно у них школы строить и преподавать там, на русском языке. Хочешь быть грамотным — учи русский. Хочешь быть бургомистром или в городском совете сидеть — учи русский. Хочешь в войско записаться, должен подписать договор, в котором первый пункт будет — освоение русского языка. И главное, планомерно понемногу выселять местных в другие города на Руси, а туда завозить русское население. Вот, может за сотню лет и получится. Ну, а начинать надо с того, чтобы весной вновь Юрьев день появился, чтобы у плохого хозяина не задерживались крестьяне. Чай от Рубенса не побегут. И от Шваба не побегут, и от Силантия Коровина в Смоленской губернии.

И вот теперь подготовили они с отцом указ для утверждения в Думе о возвращении возможности уйти от нерадивого хозяина крестьянину не только осенью, но и весной, 23 апреля. Как вот только теперь заставить думцев принять его? У каждого ведь холопы есть, каждый о себе в первую очередь думать будет, а не о государстве. Что ж, одного они с отцом уговорили, не мытьём, так катаньем и остальных осилим, у каждого ведь слабое место есть. А ещё в указе есть оговорочка и про переселенческий приказ и про его судию Петра Дмитриевича Пожарского. Кто и задумается, стоит ли резко против быть.

Событие двадцать первое

Планов по захвату всей Украины Пётр точно не строил. Огромная территория с не всегда, поди, дружественным населением. Кто и как ею будет потом управлять? По этой самой причине целых два дня простояли у брода через Южный Буг. Пожарский разговаривал с казаками, что были родом из этих мест. Выходило, что до Львова ударов в спину и партизанского движения можно не опасаться. Народ ненавидит ляхов. Наоборот, ещё и сдерживать людей придётся, начнут сами панов резать.

Что ж, помолились и переправились. Ближайшим городом и крепостью, где обязательно есть гарнизон, получался Брацлав. Туда и направились. Природа от Нижнего и Урала резко отличалась. Лиственные леса, огромное количество возделанных полей, деревни и сёла почти впритык друг к дружке. И люди живут явно побогаче, мало у кого как на Руси дома больше на землянки похоже. Здесь деревянных домов тоже не много, зато саманные (из глины, навоза и соломы) вполне себе высокие. Крыши вот только крыты тростником, до черепицы ещё не доросли. Население говорит на русском, но уже и польские слова приплетает и незнакомые есть, начали разделяться языки.

Сама крепость, расположенная на высоком скалистом берегу Южного Бука, была даже на вид древней. Сложенная из огромных камней стена, что предстала перед вершиловским полком, была вся заросшая мхом, кое-где в щели между камней и маленькие деревца залезли. А вот ворота подгуляли. Тоже были древними. Нет, понятно, что сделаны из дуба и железом окованы, но ведь сути это не меняло — дерево. Одного выстрела стодвадцатимиллиметровой пушки должно хватить, чтобы этот раритет в щепки разнести. Город был не маленьким, подол или пригород или посад раскинулся чуть не на километр вокруг стены замшелой.

Люди дома побросали и видно заперлись в крепости. А ведь со слов местных товарищей, не так и давно сбежавших на Сечь и считавших себя казаками, здесь жили русские люди, ненавидящие ляхов угнетателей. Пётр, когда стали подъезжать к городу, предупредил их полковника, что если хоть одна курица у людей пропадёт, то он разворачивает полк и уходит. Никакого мародёрства и разграбления. Там не враги живут — свои. Ну, напугали людей, они и сбежали за стены от греха подальше. Традиции к тому же такие. За своих не переживал, там дисциплина и понимание — куда и зачем идём. Тем не менее, Пожарский командиров собрал и речугу двинул про угнетённый братский народ и по возложенную на их плечи священную обязанность этот народ от ярма оккупантов польских освободить.

Только видно было, что не больно-то страдают люди от ярма этого. Гораздо богаче и сытнее живут, чем крестьяне в русских деревеньках. Генерал Афанасьев на одном из каналов, переключая телевизор в поисках чего интересного, как-то зимой в год переброски его сознания на 400 лет назад, наткнулся на передачу про освобождение братского болгарского народа от турецкого ига. Там, то же самое было. Люди жили в разы лучше, чем в России и потребовалась провокация с убийством большого количества мирных турецких крестьян, переселившихся в Болгарию, чтобы турки начали репрессии и у «братского народа» появился повод для восстания. Однако из дальнейшей истории видно, что братушки не сильно русских-то любят, в обеих мировых войнах Болгария была на стороне немцев и уже после развала соцлагеря активно боролась с южным потоком и в НАТО вступила одной из первых. Неувязочка с братством. Да оно и понятно, рыба ищет, где глубже. Что Россия могла предложить Болгарии — нищету. А что Советский Союз — очереди в магазины и пустые прилавки. Танки ещё. Зачем пахарю танки? Ему хорошую японскую сельхозтехнику надо, телевизоры цветные немецкие, мебель итальянскую. А вот сейчас, что Россия может предложить этим русским? Хреновые законы, взяточников дьяков и подьячих, нищету ту же, почти полное отсутствие образования. Это когда уже изобретены арифмометр и логарифмическая линейка. Полное отсутствие торговли, ну, за исключением Вершилова. А потом будут думцы затылки, вспотевшие под тремя шапками, чесать, что им не нравилось, чего восстание подняли. Где-то ведь уже, скорее всего, освободился от турецкого плена Богдан Хмельницкий. Не посчитает ли он москалей ещё более худшими угнетателями, чем ляхи? Нужно его разыскать. Споры о роли личности в истории пусть профессора ведут, Пётр точно это видел на своём примере. Так уже историю переиначил, что послезнание не поможет скоро. По другому пути всё пойдёт.

Воеводе, ну или может коменданту, Брацлава предложили сдаться и без оружия, но со всеми воинами идти себе спокойно в Краков. И там порадовать Жигамонта, что князь Пожарский идёт этот самый Краков грабить, как они с крулем и договаривались. Не захотел. Подкатили пушку и бабахнули. Недолёт. Поправили прицел. Взорвали к чертям собачьим надвратную башенку. Ладно, хоть с третьего раза попали. А что, опыта не много у канониров, и опять же война ведь, а не учения, волнуются ребята. Разнесли ворота и стали ждать парламентёра. А никто не выходит. И что делать? По стене шарахнуть? Жалко. Такой памятник архитектуры нужно сохранить. Потом можно будет туристов водить.

Через пару часов вышел всё же человек из ворот. Оказалось, что коменданта артиллеристы убили, он из надвратной башенки смотрел, как глупые москали хотят этой маленькой пушечкой стрелять по крепости. Ну, не дураки ли?! Что ж, в аду у него будет время подумать над своими словами. Утром следующего дня гарнизон без огнестрельного и холодного оружия в полном составе двинулся в строну Каменца. Значит нам туда дорога. Надо только выждать пару дней, пусть они там воеводу или кто там у них за главного, напугают. Может, и стрелять не придётся.

Событие двадцать второе

Бывший дьяк Посольского приказа Михаил Тюхин ещё в Вершилово оговорил с этим странным князем совсем другой маршрут, чем был у посольства, с которым он ездил в Персию к кызылбашам в прошлый раз. Тогда они добрались морем до Низовой пристани, что чуть южнее Дербента, а потом больше трёх месяцев путешествовали по Персии. Были в Шемахе, потом через Мурганскую степь в Сальяны, что на левом берегу Куры при впадении её в море, потом вдоль моря в Леонкорань, затем в Ардебиль, оттуда в Казвин, где они и встретили шаха. На этот раз путешествовать по степям и пустыням, а также карабкаться по горным кручам посольству не придётся. Морем они доберутся до Решта, а оттуда через тот же Казвин в Исфахан. Князь советовал всё же зайти и в Дербент и Баку и Леонкорань, пообщаться с тамошними властьимущими, подарить им подарки, обязательно спросить провожатого до следующего города и пообещать за него щедро заплатить. Одним словом «заводить друзей», как выразился этот ни на одного из русских князей не похожий молодой наследник Великого герцога Лифляндского.

Зачем «друзья»? Князь хотел торговать. Не княжеское совсем дело. А княжеское ли дело посольства отправлять? Ну, пусть грамотки к шаху Абазу имел при себе Михаил и от Великого герцога Дмитрия Михайловича Пожарского и от императора Российского Михаила Фёдоровича Романова и от патриарха Филарета, только видел бывший дьяк, что всё это посольство задумал и подготовил этот молодой совсем великан. Он же и Тюхина из Тобольского острога забрал. Понятно, что и тут грамотки разные были, но уже стал понемногу ориентироваться Михаил в новом раскладе сил в русском царстве за время его ссылки превратившегося в Российскую империю.

Отправленные за Тюхиным казаки, доставили его в Казань, где уже поджидала новая большая лодья с необычными парусами, посланная из Вершилова младшим Пожарским. Многое изменилось за пять лет. Нижний Новгород и не узнать. Про Вершилово же можно просто сказки писать. Если бы сам всё не видел, то и не поверил, расскажи кто. Не могли всего этого построить за семь лет. Только джины из персидских сказок на такое способны.

Поплыл к кызылбашам Тюхин с тяжёлым сердцем. Прошлую-то поездку удачной точно не назовёшь. Вся спина в шрамах от «благодарности» бояр да царя. Да и левая рука плохо слушается, вывернули на дыбе в подвалах разбойного приказа. Волховский наместник князь Михаил Петрович Барятинский, что руководил посольством, на своё счастие умер в Мерсии, дожидаясь разрешения разгневанного шаха на возвращение домой. Явно и ему бы несдобровать в Москве. Возглавивший после смерти князя посольство дворянин Иван Иванович Чичерин свалил по приезду в Первопрестольную всю вину на Тюхина за неудачу посольства и отделался только опалой и приказом вотчину не покидать. Ну, да помер уже, Бог ему судья.

Единственным утешением было то, что в случае удачного завершения посольства князь Пожарский Пётр Дмитриевич обещал поселить Тюхина в Вершилово и дворянство у императора исхлопотать. А что — этот может. Вон захотел, так целый отряд казаков за ним в Тобольск без устали мчался. В более-менее успешном завершении этого «посольства» можно было не сомневаться. Подарки шаху Михаилу показали. Вещи всё красоты невиданной. Особенно впечатлили бывшего дьяка даже не вазы огромные с полуголыми ушастыми девками и не чаши и кубки из цветного стекла, и даже не хищные небольшие мушкеты с невиданным батарейным замком, нет, потрясала красота сабель, кинжалов, ножей, что изготовили мастера, перебравшиеся в Вершилово из немецкого города Золинген. Такое оружие в бой не возьмёшь, да и на стену в тереме не повесишь, если кто увидит, то войной на тебя пойдёт, чтобы сим сокровищем овладеть. И дело даже не в гардах и рукоятях украшенных множеством самоцветов, хотя и они чудо, дело в необычности самих клинков, словно из какой-то сказки про чудесные земли принесены они.

Конец ознакомительного фрагмента.