Доктор Смерть

Андрей Шляхов, 2021

Говорят, что у каждого врача есть свое кладбище… Дело не столько в наличии кладбища, сколько в его размерах. Говорят, что человеку свойственно ошибаться… Дело не в ошибках, а в том, как часто они происходят. Он считал себя хроническим неудачником, но на самом деле ему постоянно везло. А вот его пациентам – нет. Знаете, в чем заключается главное отличие между врачом и маляром? Маляру легко исправлять свои ошибки. Закрасил – и всё! У главного героя этой книги есть три реальных прототипа, но их могло быть гораздо больше. Автор долго размышлял над названием «Без вины виноватые», но потом вспомнил, что у кого-то из классиков оно уже встречалось.

Глава третья. Мотоциклист

Ассистента Барканского студенты полюбили сразу же — молодой, веселый и занятия у него нескучные. При каждом удобном случае Кирилл Мартынович старался вывести своих учеников «в поле», то есть — к пациентам. Такой подход был полезен как для студентов, которые лучше усваивали материал, так и для самого преподавателя — если пациенты видят, что ты учишь других, твой престиж сильно возрастает. Заведующий оперблоком как-то раз пожаловался на то, что группы Барканского «вечно путаются под ногами», но тут же получил по ушам от зама по хирургии — терпите, люди не на экскурсии к вам приходят, а по делу!

Студенты однажды тоже нажаловались заведующему кафедрой — мол Барканский нас нарочно запутывает, чтобы выставить дураками. Сказал, что покажет пациента с опухолью печени, а привел к пациенту с хроническим панкреатитом. Что за цирк с конями? Кирилл объяснил, что никакой это не цирк с конями, а выработка умения мыслить самостоятельно, полагаясь только на собственные глаза, уши и пальцы. Ну и, конечно же, на собственный ум, если таковой имеется. Мало ли кто вам что скажет? Мало ли кто ошибется в диагнозе? Академики тоже ошибаются, непогрешимых нет. А отвечать за пациента вам. Так что учитесь-ка думать! Заведующий такой подход одобрил и прорекламировал на очередном собрании.

Больше всего Кирилл любил водить студентов не в операционные и не в палаты, а в приемное отделение, где жизнь била ключом (случалось, что и по голове). В «приемнике» его визиты приветствовались — студенты пациента расспросят, осмотрят, опишут, а дежурному врачу остается только подпись в истории болезни поставить. Разве плохо? А если случай какой-то мутный или стремный, то можно записать в истории совместный осмотр с ассистентом кафедры Барканским К. М., разделить, так сказать, ответственность.

— Врачи всегда спотыкаются на ровном месте, — учил отец. — Проблемы возникают там, где их не ждут. «Всегда начеку» — девиз не только чекистов, но и врачей.

Кирилл эти слова запомнил и был начеку. А как иначе? Ведь на нем лежала двойная ответственность. Налажаешь — опозоришь не только себя, но и славную врачебную династию. Как потом родителям в глаза смотреть?

При всей своей снисходительной демократичности к пропускам занятий Кирилл относился строго. Не из вредности, а потому что по-другому нельзя. Если сегодня закроешь глаза на отсутствие одного студента, то завтра не явятся пятеро, а послезавтра — и вся группа. Так что, простите-извините, но извольте предоставить справку и написать реферат по теме пропущенного занятия. Справки нет? Первое и последнее предупреждение. Прогуляете без уважительной причины еще раз — будете объясняться с деканом. Нужно с первого дня дать понять ученикам, что проще прийти на занятие, чем не прийти, и тогда с посещаемостью все будет в порядке.

— Логвинов вчера упал с мотоцикла, — доложил один из студентов, едва Кирилл вошел в свой кабинет, точнее — в учебную комнату, которая по совместительству служила ему кабинетом, поскольку ассистентам отдельных хором не полагалось. — Получил закрытый перелом лучевой и локтевой костей, правых, в травмпункте гипс наложили. Но он сегодня придет…

— Зачем? — удивился Кирилл. — С нерабочей правой рукой на занятиях делать нечего. Да и не стоит проявлять лишнюю активность, пока кости срастаться не начали. Мало ли что.

— Его из травмпункта к хирургу направили, потому что он животом о дорожное ограждение приложился, — пояснил другой студент, живший с Логвиновым в одной комнате общежития. — Но поскольку был уже второй час ночи, а живот практически не беспокоил, он решил отложить консультацию до утра.

— Такие вещи не откладывают, — строго заметил Кирилл. — Странно, что вы этого не понимаете, коллеги.

Логвинов появился к концу занятия.

— Вошел в поворот, а там — песок, — рассказал он. — Стройка рядом, видимо какая-то машина просыпала. Конь — в одну сторону, я — в другую. Хорошо, что животом о железку приложился, а не головой.

Согласно традиции, медиков для обучающих демонстраций стараются не использовать, но случай был хорошим — тупая травма живота полусуточной давности. Грех упускать, да и у Логвинова возражений не было.

— Каждый осматривает пациента, а затем пишет на листочке диагноз и тактику! — распорядился Кирилл. — Листочки сдаете мне. Коллективный разум лучше не включать, думайте самостоятельно.

Студенты не обрадовали — все, как один, порекомендовали наблюдение в поликлинике по месту жительства. Состояние стабильное, давление и пульс в норме, живот мягкий, участвует в акте дыхания, при пальпации отмечается небольшая болезненность в околопупочной области — что, мол, тут еще можно порекомендовать?

— Без ультразвука таких пациентов отпускать нельзя! — сказал Кирилл, несколько смягчив то, что хотелось сказать на самом деле. — Надо убедиться, что органы брюшной полости не повреждены и что в ней нет свободной жидкости. На мягкий живот особо уповать не стоит, поскольку с момента травмы прошло около пятнадцати часов. А боль — вообще очень ненадежный симптом, поскольку болевой порог у всех разный. Так что давайте подкрепим субъективное объективным, а потом решим, что нам делать.

Узист провозился с Логвиновым добрых полчаса, давая по ходу дела пояснения для набившихся в его кабинет студентов, но никакой патологии в брюшной полости не нашел. Заодно и забрюшинное пространство осмотрел, но и там все было в порядке.

— Вот теперь мы можем написать, что на момент осмотра данных за острую хирургическую патологию не выявлено, — Кирилл ободряюще подмигнул Логвинову, — и передать нашего пациента в добрые руки травматолога. Но, если что, Георгий, то я всегда к вашим услугам.

Дело было в пятницу, кстати говоря — тринадцатого числа. В понедельник к Кириллу пришла новая группа, поэтому печальную новость он узнал только во время послеобеденного чаепития. Новость оказалась шокирующей, и это еще мягко сказано — Логвинов умер в общежитии. В субботу боли в животе усилились, но Логвинов (пятикурсник, мать его за ногу!) предпочел решить проблему при помощи коктейлей из обезболивающих препаратов, которые кололи ему соседи по комнате, тоже, между прочим, пятикурсники. Почему кололи? Да потому что таблетки кетонала, которые Логвинов начал принимать еще до обращения в травмпункт, уже не помогали. В воскресенье утром самый умный, а, если точнее — не самый тупой из соседей, предложил вызвать «скорую», но Логвинов ответил, что ему уже лучше и попросил принести холодного пивка. Соседи отправились за пивом вдвоем и отсутствовали около часа, а когда они вернулись, Логвинов уже был мертв. Вскрытие установило, что он умер от прогрессирующей полиорганной недостаточности, возникшей вследствие тупой травмы живота с разрывом тонкой кишки, осложненным развитием перитонита.

Родители, потерявшие единственного сына, жаждали возмездия, а крайним оказался ассистент кафедры госпитальной хирургии Ярославской государственной медицинской академии Кирилл Мартынович Барканский, который написал в своем заключении, что данных за острую хирургическую патологию нет. Соседи Логвинова по комнате, два олуха царя небесного, сообщили следователю, что их покойный однокашник просил колоть ему обезболивающие уколы, поскольку безоговорочно доверял мнению своего преподавателя. А раз ничего острого хирургического нет, то почему бы не снять боль, которая мешает заснуть?

— Да я и предположить не мог, что студент пятого курса — без пяти минут врач! — может жрать анальгетики при травме живота! — объяснял следователю Кирилл. — Это же азы медицины, основы основ, которые вдалбливаются в голову на третьем курсе! И то, что он будет глушить нарастающую боль анальгетиками, я тоже предположить не мог. Пятый курс — это же почти врачи!

— Но вы же не спросили его, принимал он обезболивающее или нет, — занудствовал следователь Ветошкин, лысый сухарь предпенсионного возраста. — Ведь не спросили же? А должны были спросить! Разве не так?

— Кого другого я бы спросил, но задать такой вопрос пятикурснику мне и в голову не пришло! Это все равно… все равно, что спросить у вас, разряжаете ли вы табельное оружие, перед тем как его чистить!

— Я табельного оружия сто лет в руках не держал, — сухо ответил следователь. — И вообще речь идет не о моих действиях, а о ваших. Так что давайте обойдемся без лирики. Ваши действия попадают под пункт «в» части второй двести тридцать восьмой статьи Уголовного кодекса. Вы умышленно оказали услугу, не отвечающую требованиям безопасности, которая повлекла за собой смерть человека.

— Умышленно?! — ахнул Кирилл. — Вы обвиняете меня в умышленном убийстве?

— Не в умышленном убийстве, а в умышленном оказании недоброкачественной услуги, следствием которой стала смерть вашего пациента, — уточнил следователь. — Давайте не будем передергивать.

— Но какой мог у меня мог быть умысел? — растерянно спросил Кирилл. — Зачем?

— Вы находились в здравом уме? — следователь прищурил глубоко посаженные глаза так, что они превратились в узенькие щелочки. — Вы же знали, как оказывается качественная услуга? Разумеется — знали! Вы же имеете диплом и сертификат. К тому же вы не простой врач, а кандидат наук, сотрудник кафедры! Вы других учите, как нужно работать. Но, тем не менее, вы оказали гражданину Логвинову некачественную услугу. Вы же понимали, что поступаете неправильно, но сделали именно так, как сделали. Умысел налицо, это вам любой юрист скажет. Речь идет не о намерении, как таковом, а о том, что вы сознавали некачественность оказанной услуги…

Вот и объясняйся с таким! Он уже все взвесил, все решил и теперь подводит свою жертву к шестилетней отсидке (именно такое максимальное наказание предусматривала вторая часть упомянутой следователем статьи).

Настроение после разговора со следователем было аховое — то ли в Волге утопиться, то ли яду выпить. Кирилл два часа бесцельно бродил по городу, благо октябрь в этом году выдался сухим и теплым, а дома, вместо утешения, получил выволочку от отца.

— Неужели ты не знаешь о том, что кишечная стенка кишка может разрываться в два момента?! — удивлялся отец. — Сначала — до слизистой, а затем — полностью! В момент осмотра слизистая оболочка пока еще была цела, потому и жидкости в брюшной полости не обнаружилось. Но ты должен был оставить его на сутки под наблюдением! Это же автотравма, в конце концов!

— Да знаю я о двухмоментном разрыве! — обиженно ответил Кирилл. — Если бы речь шла о каком-то лежачем пациенте, я бы подумал об этом. Но передо мной был молодой парень, который сам пришел на осмотр! Спустя пятнадцать часов после травмы, прошу заметить… По логике вещей, с учетом его активности, слизистой давно полагалось разорваться…

— Полагалось?! — передразнил отец. — Где это написано? Твое мышление должно было работать в другом направлении. У молодых ткани крепче и эластичнее, чем у пожилых, стало быть…

— Ты прости меня, папа, — тихо и зло сказал Кирилл, — но у меня такое впечатление, будто я снова со следователем разговариваю. Скажи еще, что я сделал это умышленно.

— От того, что я скажу, ничего не изменится, — вздохнул отец. — Важно, что думают следователи с прокурорами. А у них логика простая — если действовал осознанно, значит сделал умышленно.

— Хватит дискутировать! — вмешалась мать. — Давайте говорить по делу!

— А мы что — анекдоты травим? — нахмурился отец.

— Давайте говорить по делу! — повторила мать, повысив голос, что случалось с ней очень редко. — Кирилл, конечно, сплоховал, это не обсуждается. Надо было спросить про обезболивающие препараты и госпитализировать его для динамического наблюдения…

— Да не лег бы он! — простонал Кирилл, которому и мама теперь напоминала следователя.

— Это его дело! — отрезала мать. — Твое дело — предложить. Но ты не предложил. А почему?

Кирилл молча пожал плечами.

— Потому что на фоне приема кетонала, а, возможно, и чего-то еще, о чем мы не знаем, картина была искажена, — последовала небольшая пауза, во время которой мать посмотрела на отца, а он согласно кивнул. — Но что такое умеренная болезненность при пальпации в околопупочной области? Разве это настораживающий симптом? — родители снова переглянулись. — Отнюдь! Оценив состояние пациента, ты назначил ему то, что посчитал нужным…

— Вот только нужно было сказать, чтобы он сразу же обратился к врачу, в случае ухудшения состояния! — вставил отец.

— Я это на автомате всем говорю, — ответил Кирилл. — Если что, то я всегда к вашим услугам! И ему сказал.

— При свидетелях? — вскинулась мать.

— При всей группе.

— А он вместо этого колол анальгетики! — отец энергично потер ладонью затылок — не иначе как давление подскочило. — Которых ему Кирилл не рекомендовал! Я правильно понимаю, сын?

— Ну я же не идиот, чтобы такое рекомендовать! — укоризненно сказал Кирилл. — Это его личная инициатива.

— Тебя нельзя обвинять в его смерти! — уверенно заявила мать. — Ты допустил ошибку, но пациент умер не из-за нее, а из-за своей дури! Мало ли, что ассистент Барканский снял острую патологию? Надо смотреть на свое состояние, тем более что ты учишься на пятом курсе меда! Нет, что бы они там себе не напридумывали, хороший адвокат от этого обвинения камня на камне не оставит! Если уж кого и судить, так это тех идиотов, которые его кололи. Будь моя воля, я бы их отчислила без права восстановления!

Адвоката нашли хорошего, да и знакомства у родителей имелись повсюду, так что уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Кирилл прекрасно понимал, что случись с ним нечто подобное в Москве или где-то еще за пределами родного города, легким испугом отделаться бы не удалось — получил бы судимость и хорошо если бы срок оказался условным. С другой стороны, случившееся где-то далеко не пятнало репутацию всей славной династии Антиповых-Барканских, а так злые языки уже начали судачить о том, что природа наконец-то решила отдохнуть на сыне, внуке и правнуке гениальных врачей. Очевидного диагноза не поставил, за деревьями леса не увидел и все такое прочее… Собака лает — ветер носит, а все равно неприятно.

Для того, чтобы заткнуть рты сплетникам, Кирилл, по совету мамы, написал статью в вузовскую многотиражку. Начал с того, что не перестает корить себя — надо было все же госпитализировать Логвинова, а затем перешел к тому, что здоровье человека прежде всего в его собственных руках. Врачи не могут помочь тем, кто ведет себя неразумно. Даже если ты медик и считаешь, что разбираешься в своих болячках досконально, то самолечением все же заниматься не следует. Так что давайте будем внимательнее к себе, а, заодно и друг к другу. Внимательнее — в правильном смысле этого слова. Иногда, ради блага ближнего, нужно проигнорировать его просьбы и настоять на своем… Получилось очень хорошо, а местами, даже и трогательно. Прочитав беловик, отец хмыкнул и сказал:

— Умеешь ты, сын!

— Стиль хороший? — спросил Кирилл.

— Стиль — это само собой, — ответил отец. — В нашем роду у всех языки хорошо подвешены. Но я имел в виду другое. Выкручиваешься ты хорошо, с достоинством.

Слово «выкручиваешься» немного покоробило Кирилла. Но отец вообще был резковат в выражениях, а иногда и просто груб. Это ему от дедушки передалось, который привык на фронте к тому, что без упоминания чьей-то матери и известного адреса распоряжения не воспринимаются, и в мирной жизни вел себя точно так же. Да и вообще хирургия не располагает к политесам, суровая это профессия.